Придворный живописец облачил Бердарета Ретвальда в роскошный темно-синий камзол и накинул ему на плечи черную с серебром мантию. Чахоточно-бледный волшебник, держащий в руках тяжеленный фолиант с украшенной изумрудами обложкой, смотрел куда-то поверх головы возможного наблюдателя, скорчив самую высокомерную мину из всех возможных. С портрета так и разило патрицианской надменностью – на пять миль во все стороны. Встреть Гледерик Брейсвер подобного типчика на торной дороге – непременно шмыгнул бы в кусты. А то беды не оберешься – вдруг подобное чванство заразно.

Однако этот безродный проходимец, больше всего напоминающий безумного книжника, заставил иберленскую знать плясать под свою дудку, и заставил на совесть. И сделал он это отнюдь не волшебством и даже не посулами пополам с угрозами, а неплохим пониманием людской натуры и острым умом. Конечно, не обошлось и без толковых советников, того же Радлера Айтверна, на первых порах не дававшего Ретвальду свернуть себе шею среди тимлейнских интриг. Но советники советниками, а правитель из него вышел вполне достойный. И когда единственный сын Бердарета, Артебальд Ретвальд, взошел на престол, никто и не вспомнил, что основатель новой династии был голодранцем и почти что нечистью.

Гледерик сожалел, что чужеземный волшебник умер задолго до его рождения. С ним, захапавшим чужое королевство, Гледерик расправился бы с наслаждением, но придется расправляться не с ним, а с его далеким потомком, имеющим лишь самое косвенное отношение к той давней истории. Положа руку на сердце, Гайвен Ретвальд не вызывал у Брейсвера неприязни – напротив, даже в чем-то пришелся ему по душе.

Гайвен, в первую очередь, мало походил на своего отца. Брайан, по единственному короткому разговору, показался Гледерику дураком – напыщенным, самовлюбленным, полным напускного высокомерия. Наследник же его определенно дураком не был, как не был, вопреки молве, и растяпой. Гайвен производил, быть может, менее воинственное впечатление, нежели прочие иберленские вельможи, зато оказался способен проявить определенную твердость и пойти на риск. А ведь он мог бы и одержать в поединке верх, пожалуй. Вполне мог, окажись Гледерик беспечней. Для шестнадцатилетнего молокососа Ретвальд отчаянно хорошо фехтовал – видимо, данные ему лучшими инструкторами королевства уроки не прошли даром. И с какой это радости Эрдер брехал, будто его высочество дофин – ничего толком не умеющий сопляк?

А еще у Гайвена Ретвальда был Артур Айтверн, и это делало задачу еще сложней. Брейсвер вспомнил повелителя Западных Берегов, с его полным внутренних бесов взглядом. Этот мальчишка тоже не слишком напоминал своего родителя. Лорд Раймонд показал себя человеком жестоким, непреклонным, упрямым, но все-таки, кажется, мыслящим ясно и четко. Он принял смерть, сражаясь за сюзерена, которому верно служил прежде много лет, и принял эту смерть достойно. Артур Айтверн вроде бы во всем продолжал дело своего отца – и все же таилась в его поведении какая-то неправильность. Этот юноша был одержим гордыней и принципами, и хотя он верил, что сражается за правое дело, – порой в его речах и голосе отчетливо прорывался привкус безумия. Складывалось впечатление, что молодого Айтверна радует надвигающаяся война, и он готов сражаться лишь потому, что к этому призывает горящий в его сердце драконий огонь. Так, во всяком случае, показалось Брейсверу, раздосадованному исходом переговоров. То, что у сэра Раймонда выглядело принципиальностью, в исполнении сэра Артура отдавало фанатизмом.

Гледерик много слышал об Айтвернах раньше. Самый знатный из великих домов Иберлена. Воины, не знающие ни упрека, ни страха. Герои. Айтверны стали для него чем-то вроде легенды, а теперь он столкнулся с этой живой легендой воочию и не знал, что сказать. Сын лорда Раймонда отличался самоуверенностью и дерзостью, и это немного пугало. И одновременно – вызывало почему-то приязнь. Артур, в отличие от многих прочих влиятельных лордов, ни в чем не кривил душой и не скрывал своих помыслов. Он был опасным безумцем, но безумцем, по крайней мере, честным. Гледерику это нравилось. В любом случае он понимал, что должен найти способ склонить Айтверна на свою сторону. Настолько могущественный вельможа, прямо или косвенно распоряжающийся почти четвертью королевства, обязан принести присягу верности престолу, иначе Иберлен окажется расколот на части и сгорит в пламени раздора.

Жаль, что погиб Александр. Действительно жаль. С Александром все было бы совсем по-другому. «Проклятье, граф Гальс, я хотел спасти вас от позора и смерти, а оказалось – не спас, а убил. Нехорошо получилось».

Гледерик Брейсвер саданул кулаком по дубовому столу и отвернулся, глядя в окно на крепостной двор, освещенный заходящим солнцем. Там царило удивительное спокойствие, все воины либо пьянствовали в специально открытых им залах цитадели, либо кутили в городе. Пиво, девки, кости, карты и драка. Что еще требуется уважающему себя солдату для счастья?

Гледерик и сам несколько лет прослужил наемником, в некоторых отдаленных землях. Он знал – когда ходишь под смертью, невольно начинаешь дорожить каждым весело прожитым днем. Так что пусть сегодня солдаты повеселятся, они заслужили. Завтра отоспятся, а послезавтра выступят в поход. Армия выйдет из Тимлейна и встретит войска Айтверна на рубежах королевских владений. Эрдер предлагал выступить прямо сегодня, сразу, как Гледерик приехал с переговоров, но Брейсвер пропустил его слова мимо ушей. Айтверн раньше времени к их воротам не явится, сроки не поджимают, можно и позволить солдатам развлечься.

Гледерик примчался в Тимлейн еще до полудня, оставив за спиной два дня почти беспрестанной скачки, и валился с ног от усталости, однако минутку для отдыха выкроил лишь сейчас, под вечер. Слишком многое пришлось сделать перед этим. Стольких выслушать, о стольком распорядиться. Из ратуши докладывали, что резать и душить в стольном городе за последнюю неделю стали чуть меньше. Городская стража не зря лезла из кожи вон, охотясь за преступным сбродом. Правда, пришлось увеличить ее же, стражи, жалованье аж на треть, дабы стражи порядка в наступившей суматохе сами не сделались разбойниками. Хорошо, что от Брайана досталась набитая золотом казна, и плохо, что даже у нее когда-нибудь покажется дно. Купцы заламывали руки, упрашивая поскорее разгромить не признавших Кардана дворян, – а то смута может дурно отразиться на делах. Гледерик прикинул, не запретить ли торговлю с западными герцогствами, но решил, что никакие запреты никого не остановят, а вот доверия к престолу от них убавится.

Отец Гледерика работал управляющим у одного средней руки купца и всю жизнь занимался похожими делами. С меньшим размахом, конечно, но суть от того не менялась. Получается, быть королем – это всего-навсего быть купеческим управляющим, и ничего больше. Хорошо, что в отрочестве, прежде чем сбежать из дома, Гледерик часто сиживал с отцом, помогая ему по работе, – успел нахвататься в ту пору кое-каких премудростей. Интересно, а этот сукин кот, Брайан Ретвальд, утруждал себя государственной рутиной или просто подписывал составленные другими указы? Уже и не выяснишь, как ни бейся. Первым министром Иберлена числился тан Лайонс. Будучи вассалом дома Эрдеров, Лайонс, однако, остался сторонником Айтвернов, потому и попал после переворота в темницу. Впрочем, особой ценности в этом пленнике все равно не было. Являясь формальным главой Коронного Совета, он во всем полагался на решения Раймонда Айтверна.

Брейсвер стянул сапоги и положил ноги прямо на письменный стол, на стопку докладов, которые перед тем читал. Кресло было на редкость уютным и мягким, и Гледерику отчаянно захотелось вздремнуть. В конце концов, спать в кресле – куда лучше, нежели прямо на земле или в седле. Хуже, правда, чем в постели, но до постели еще требовалось добраться, а потомок Карданов совершенно не хотел сейчас никуда идти. Да и к тому же, если уснет в кровати, он проснется не раньше, чем через сутки, а подобной роскоши Гледерик себе позволить не мог. Ему бы парочку часов отдохнуть, не больше. А потом следует отыскать Дериварна, чтобы дать тому поручение. По-хорошему, обсудить с Томасом насущные дела требовалось уже сейчас, но Брейсвер не находил для этого ни малейших сил. Дела, между тем, поджимали.

Вся беда вышла с капитаном Грантэмом, командиром гальсовской дружины. Тот все последовавшие после отъезда Александра в Стеренхорд дни очень беспокоился о судьбе своего лорда. Ну еще бы – тот умчался в дипломатическую поездку и как в воду канул. Среди дружинников пополз шепоток, что их господин погиб. Гледерик, как мог, убеждал капитана Грантэма не дергаться. Успокаивал, что граф Гальс просто задержался в дороге. Но сегодня, узнав о смерти Александра, Грантэм объявил, что должен принести присягу младшему брату графа, как новому повелителю Юга. Шестнадцатилетнему юноше, ныне пребывающему в Элвингарде, фамильном замке Гальсов, и едва ли даже краем уха слышавшему о перевороте и смене династии.

Капитан заявил, что уводит дружину из города, и добавил, что если Виктор Гальс поддержит дом Карданов, то Грантэм охотно вернет солдат обратно, но не раньше того. Делать было нечего, и Гледерик позволил южанам покинуть Тимлейн. Не удерживать же их силой – тогда бы пролилась лишняя кровь.

Просто теперь придется склонить на свою сторону юного Виктора, вот и все. Брейсвер решил отправить в Элвингард Томаса Дериварна: тот, будучи двоюродным братом Гальса, должен уговорить кузена примкнуть к яблоневым знаменам. А если новый сеньор Элвингарда вдруг заупрямится и решит последовать за Гайвеном Ретвальдом… что маловероятно, учитывая, кто убил его брата… но если все-таки Гальс предпочтет Стеренхорд Тимлейну – в свите графа Дериварна найдется специально подготовленный человек с инструкциями от Гледерика, который аккуратно отправит юного Виктора в могилу, после чего титул, владения и войско перейдут все к тому же Дериварну, как ближайшему родственнику мужского пола. Разумеется, сам Томас ни в коем случае не узнает о такой подстраховке. Все провернется гладко – тем или иным образом. Но для начала нужно найти Дериварна и сообщить тому о предстоящей поездке. Этим и займемся – завтра, после обеда. Сегодня спешить смысла никакого нет. Все равно граф Дериварн сейчас, наверно, валяется где-нибудь мертвецки пьяный под лавкой. Он вроде бы не дурак выпить.

В дверь кабинета постучали.

– Смелей входите! – крикнул Гледерик. – Я не запираюсь.

Дверь отворилась, и на пороге возникли Томас Дериварн и Роальд Холдейн.

– Вечер добрый, милорды, – промолвил Брейсвер, убирая ноги со стола и принимая чуть насмешливый вид. Он был удивлен. Только подумал о Дериварне – и вот тот уже здесь. Да еще какой-то трезвый на вид и серьезный. – Чем обязан чести принимать вас нынче? Я думал, вы с продажными девками развлекаетесь или пьете, а вы ко мне пожаловали.

Вельможи изобразили легкое недоумение. Они все никак не могли привыкнуть к подчас немного простецким манерам своего нового господина.

– Мы решили составить вам компанию, – сообщил Холдейн, склонив голову. Граф был облачен в темно-синий камзол с пышными рукавами и бледностью напоминал покойного Гальса. Вышитый на груди фамильный белый олень угрожающе склонил рога, будто готовый ринуться в бой. – Нехорошо это, когда подданные веселятся, а король сидит в одиночестве.

Томас Дериварн решительно кивнул, соглашаясь со словами приятеля. Сегодня он был непривычно молчалив. Гледерику внезапно сделалось слегка тревожно.

– Значит, вы здесь, чтобы не оставлять своего короля, – сказал он. – Ну что тут можно сказать, спасибо. На Страшном суде ваша верность вам явно зачтется. – Роальд ничуть не изменился в лице, но на Роальда Брейсвер практически не смотрел. Он смотрел на Дериварна, а тот чуть заметно сжал губы. – Кстати, надо бы вас чем-нибудь угостить, раз заглянули. – Брейсвер выскользнул из кресла и направился к бару, специально пройдя так близко от Холдейна, что едва не задел того плечом. Роальд не шелохнулся и не выказал никаких признаков волнения. Хватит уже трястись, приказал себе Брейсвер. Нет тут никакого подвоха, просто ребята пришли почесать языками с любимым королем.

Гледерик отворил дверцу шкафа и почтительно замер, созерцая занимавшую аж шесть полок коллекцию вин. Винный погреб прямо на дому, и не надо никуда спускаться… Правда, сам Брейсвер больше предпочитал пиво, а в благородном красном напитке разбирался слабо.

Недолго думая Гледерик схватил бутыль, на этикетке которой была намалевана обнаженная девица с рыжими волосами до пояса. Тоже мне, сказочная фея… Брейсвер хихикнул и достал с верхней полки три бокала и штопор.

– О! Милорд, да у вас отличный вкус, – заметил Томас Дериварн, когда Гледерик вернулся к столу со своей добычей.

– Нет у меня никакого вкуса. Просто взял, что под руку попалось.

– Подумать только, – не слыша его, продолжал Дериварн, – вы поглядите, «Слезы солнца», сорокалетней выдержки… Из Астарии везли. Оно очень дорогое. Его купить – это надо сначала целое поместье продать.

Брейсвер чуть не уронил бутылку на пол.

– Что, серьезно? Находятся идиоты, готовые продать целое поместье за какое-то паршивое вино?

– Граф Дериварн выразился метафорически, – пояснил Роальд Холдейн, поправляя воротник, – душно ему, что ли? – На самом деле, разумеется, никто не станет продавать целое поместье ради бутылки вина, да и стоит оно все же чуть дешевле.

– Вы меня успокоили. – Гледерик задумчиво поглядел на до краев наполненный им бокал. – Если не ошибаюсь, теперь нужно произнести какой-нибудь умный тост. К черту тосты, давайте просто напьемся, – сказал он и опрокинул бокал до дна.

Расхваленное Дериварном вино не произвело на Гледерика никакого особенного впечатления. Впрочем, он вполне допускал, что просто ничего в этом не понимает.

Томас Дериварн рухнул на скамью напротив своего государя, а Роальд с многозначительным видом принялся кружить по комнате. Семья Холдейнов владела землями на востоке королевства и была связана ленной присягой с Коллинсами, герцогами Дейревера. Ничем особенным Холдейны в старину не выделялись, больших армий не собирали, у подножия трона не стояли и бунтовать тоже не шибко стремились. Совсем незаметные при Карданах, они набрали чуть-чуть больше значимости в последнее столетие, но даже и сейчас не входили в десятку наиболее влиятельных домов. Они и в Коронном Совете сидели только благодаря протекции Коллинсов, обеспечивая поддержку своим сеньорам. Обычные аристократы средней руки – уважаемые, но ничем не выдающиеся.

Томас Дериварн с решительным видом отставил прочь бокал и склонился вперед, опершись локтями о край массивного стола, разделявшего его и Гледерика.

– Мы, если честно, к вам почему пришли, сэр… Тут дело какое. Новости, что вы привезли… Паршивые новости, чего тут таить. Я не про то, что Айтверн уперся, и так ясно было, драки не миновать. Как ни бейся, но к вам он не придет. Но вот кузен мой бедовый, Александр Гальс… У меня сердце кровью облилось, как услышал. Достойный был парень, что ни говори. Человек, каких поискать еще надо, и соображение имел. Жаль очень, что так вышло.

– Верно говорите, сэр Томас. Мы понесли большую потерю, лишившись Александра. Сам сожалею, что отправил его в эту дурацкую поездку. – Гледерик вновь отпил вина, скривившись от его вкуса. Никакого сравнения с эринландским лагером. – Чем я вообще думал, сам теперь не понимаю, – сказал он, морщась.

Холдейн, до того бесцельно бродивший по кабинету, остановился.

– Значит, сожалеете? – тихо спросил он. Граф поднял голову, внимательно глядя на нового иберленского короля.

– Разумеется, – отвечал Роальду Гледерик, без труда выдержав его взгляд. Звоночек смутного подозрения, перед тем ненадолго замолкавший, вновь задребезжал в его голове. С чем все же пожаловали сюда эти господа? Брейсвер понимал, что если ожидать удара от любого прохожего, недолго сделаться сумасшедшим, а еще он понимал, что, не будь он сумасшедшим, давно бы уже лежал в сырой земле. – Как я могу радоваться, когда умер такой достойный человек. Ну а сами вы как настроены? – спросил он. – Я по поводу кончины графа Гальса сожалею, лорд Дериварн – сожалеет, а вы разделяете наши чувства? Или просто решили посидеть за компанию?

Роальд Холдейн дернулся, словно от пощечины.

– Можете не сомневаться, – сказал он очень прохладно. – Александр Гальс был мне другом.

Это уж вряд ли, сказал себе Гледерик. У прежнего владетеля Элвингарда друзей не было, Брейсвер мог бы поклясться в этом на чем угодно. Во всяком случае, не было друзей в столице. Единственным человеком, к которому повелитель Юга испытывал хоть какие-то добрые чувства, был его юный оруженосец. Интересно, а куда, кстати, делся этот парнишка? Едва ли Айтверн убил и его.

– Тогда, – вкрадчиво сказал Гледерик Брейсвер, – будьте любезны тоже помянуть Александра. А то что вы стоите, как неродной.

Холдейн вновь дернулся, но промолчал. Он поднес к губам бокал, который прежде держал на уровне груди, и медленно выпил.

– Отлично, – похвалил его Гледерик, – губы только утереть не забудьте, а то они красные… словно вы с кем-то неудачно подрались. Но, Роальд, согласитесь – отличный же обычай эти поминки. Они превращают пьянство из греха в добродетель. Мне, впрочем, до таких вещей дела нет. Я просто пью, без всяких поводов, и ничем это не оправдываю.

– Вы вообще никогда не оправдываетесь, – сказал Роальд.

– Верно заметили. Дрянное дело эти оправдания. Лучше и не начинать им заниматься, а то потом не остановишься. Или скажете, я не прав?

Холдейн не ответил. Вместо него голос подал Дериварн, державшийся на редкость для себя спокойно и рассудительно. Впрочем, спокойным был лишь его тон, но отнюдь не произнесенные слова:

– Ладно уж, ваше величество, не будем мы больше кривить душой. Мы же не просто так к вам пришли, а о деле одном поговорить. Вы наверно догадались уже, что об Александре Гальсе.

– Хорошо, если пришли по делу, говорите. – Брейсвер сделал заинтересованное лицо. – Смелей, я охотно вас выслушаю.

Томас Дериварн, видать, растерялся. Похоже, он плохо представлял себе, с чего начать, и предпочел бы еще с полчаса ходить вокруг да около. Гледерик получил лишнее подтверждение тому, что граф Дериварн, невзирая на свой громогласный голос и напористые манеры, на деле является человеком, совершенно не уверенным в себе. Граф помялся, неопределенно постучал пальцами по столу, откинулся назад, нахмурился. Брейсвер наблюдал за ним со смесью насмешки и досады. Насмешки – потому что смешно наблюдать, как взрослый мужчина, владетельный сеньор и опытный воин, мнется, не решаясь заговорить прямо. Досады – потому что выстроенный уже план, отводивший Дериварну главную роль в игре, что развернется на юге, рассыпался на глазах. Надежная вроде бы ладья вознамерилась соскочить с шахматной доски. Бедная ладья.

Холдейн тем временем прекратил нарезать круги и как бы невзначай опустился в дальнее кресло, расположенное совсем рядом с единственной ведущей из кабинета дверью. «Похоже, – подумал Гледерик, – они действительно пришли сегодня по мою душу».

Наконец Дериварн перестал тянуть и пошел в атаку:

– Вы, ваше величество… – «Ага, значит, я все еще величество, чудненько». – …Красно говорили про то, как сожалеете об Алексе. Только, вы уж простите, мы люди простые, лукавства не любим, оно больше по части всяких придворных хлыщей, а наше дело несложное – мечи да копья, щиты и кони. В Тимлейне я редко бывал, зато на границах полжизни сражался, с бритерскими находниками и лумейскими лягушатниками. И как скорбят о друзьях, в бою живот сложивших, видел нередко, да чего там, сам сотню братьев по оружию в земле схоронил. Так что, скажем прямо, вас я вижу насквозь. Не жаль вам лорда Гальса, совсем уж не жаль, клянусь морской солью. Оно не то чтобы преступление, вы с ним хлеб особенно не заламывали, да и в тыл вражеский не ходили. Да только… Кто один раз солжет, тот и второй раз вполне может, верно? Мы тут с Роальдом между делом задумались: а с чего вообще вы послали в Стеренхорд именно Алекса, да еще одного. Дело опасное, гиблое, прямо скажем, кровью от него так и разит. А вы сами – человек властный, и соперники вам не по нутру. Давайте правде в глаза посмотрим – Александр вам поперек горла стоял. Кузен мой покойный удивительным человеком был, таковые на свете нечасто встречаются. Мало что ума палата, так еще и помнил, что такое честь и что такое совесть. Вы же с ним именно тут и расходитесь. Умны вы, милорд, отрицать смешно, и рука у вас твердая, и понимаете ясно, с какой стороны хлеб маслом намазан… да только ни чести, ни совести у вас не ночевало даже. В отличие от Александра. Он вам неудобен был, и чем дальше, тем больше. Вот вы его на гиблое дело и спровадили. Не так разве? – Дериварн выжидающе замолчал.

Гледерику стало сразу и смешно и грустно. Бывает же так – совершишь благородное дело, выведешь человека из-под удара, избавив от возможных обвинений в измене, – а тебя теперь обвиняют, что ты его не спас, а намеренно подставил.

– Пойдите подышите свежим воздухом, граф, – резко сказал он. – Винные пары на вас дурно повлияли.

– Ой ли? – прищурился Томас. – Неужто беретесь утверждать, что мы не правы?

– Вы идиот, граф Дериварн. В вашей голове пусто и ветер свистит. – Брейсверу очень захотелось вмазать этому тупому солдафону по роже, как в какой-нибудь из бесчисленных трактирных драк его юности, но король сдержался. Нет смысла бить рукой, если можешь ударить словом. – И, как полный и беспросветный идиот, – продолжил он, улыбаясь той самой улыбкой, которая, Гледерик прекрасно знал это, способна была кого угодно довести до дрожи, – вы записали в идиоты также и меня. Глупцы везде видят себе подобных. Одна лишь загвоздка – я не подобен вам. Если человек мешает мне, я устраняю его, но не раньше, чем он перестанет приносить мне пользу. Лорд Александр Гальс мог выиграть для меня эту войну, а еще из него мог выйти славный первый министр. И кем мне надо быть, чтобы выбрасывать, словно никчемный мусор, настолько полезную фигуру? Я, может, и тварь бездушная, но все равно умнее вас.

В ответ на эту тираду Томас прикусил нижнюю губу, совершенно как ребенок, отчитанный недовольным наставником. Да он же и есть ребенок, сообразил Гледерик. Здоровенное дитя шести футов росту и тридцати двух лет от роду, прекрасно обученное ездить верхом, горланить пьяные песни, орудовать топором и двуручным мечом, – но ни черта не понимающее за пределами этого. Брейсверу полагалось проникнуться к Дериварну презрением, но вместо этого он испытал совершенно другое, малознакомое ему чувство. Он не мог сказать точно, как оно называется.

– Ну предположим… – медленно произнес Томас Дериварн, наморщив лоб. – Пусть так, смерти Алекса вы не желали, поверим, раз уж не проверить никак. Но дело ведь не в одной смерти Алекса, верней сказать, не только в ней. Мы ведь и подумали на вас потому в первую очередь, что вы тот, кто вы есть. Когда Эрдер рассказал мне о наследнике Карданов, и когда я вам присягнул, я же не знал, кому присягаю. Вернее, так: я знал имя и фамилию, но не знал человека. Раньше я думал, одной фамилии достаточно, чтобы не ошибиться, оказалось – нет… Лорд Джейкоб сказал мне: вот, смотри, пришел некто от старой крови, он спасет Иберлен. Мол, некто этот благороден, умен, силен духом, честен… ну и все такое. Он достоин нами править. Я и поверил, чего тут не поверить, раз уж вы и впрямь не казались размазней. Уж лучше вы, подумал я, и Роальд вот тоже так подумал, да и все остальные. Уж лучше вы, чем Брайан, который своих сапог дома не найдет без помощи лакеев. Или чем его сынишка, на которого плюнешь – с ног свалится. Да вот прогадали мы все. Брайан, хоть и дурак, подколодной тварью не был. Я одного не забуду, милорд. – Томас заговорил тихо-тихо, и чувствовалось, до чего же силен его гнев. – Не забуду я того дурачка, стрелка, что сэра Раймонда порешил. Ваш же стрелок был, ваш человечек, так? Ваш… и мой… наш, в общем. И приказ выполнял, пусть и не вами отданный, а терхоловский… но Терхол, даром что бес продажный, тоже в одном котле с нами варился. Ну вот… Стрелок свое дело сделал, а вы его убили. Вам в благородство захотелось сыграть, показать, какой вы великодушный к врагам, настолько, что друзей не жалеете… Ну и что можно сказать по такому-то поводу. Ублюдок вы, сэр. Не по законам человеческим, душой своей ублюдок. Чтобы вам сдохнуть поскорей, честное слово. Все-то вы играете в свои балаганы, а другим подыхать. Подумали мы тут с братцем Роальдом… не поздно переиграть еще. Раз лопухнулись, ну да теперь исправим все. Пока вы еще делов не наделали. Уж лучше Гайвен Ретвальд, честное слово.

Брейсвер опустил взгляд, изучая стоявший перед ним бокал. Осторожно взял его в руки, по-прежнему не глядя на Дериварна. Как смешно и глупо все получается… Он вздумал играть на благородстве этих недоумков, на нем и поскользнулся. Гледерик чувствовал сожаление, хотя и знал, что сожаление – самое глупое из чувств, придуманных людьми.

За окном стоял теплый весенний вечер, да и камин горел от души, но Гледерику Брейсверу, называвшему себя Гледериком Карданом, вдруг сделалось зябко.

Он поднял голову, встретившись с Дериварном взглядом.

– Вы допустили всего одну ошибку, мой благородный рыцарь, – мягко сказал мальчишка из грязного портового города на берегу далекого восточного моря, мальчишка, выросший и вернувший себе трон, о котором отец рассказывал ему когда-то сказки, вечерами, очень похожими на этот вечер. – Всего одну ошибку. Вам следовало убить меня сразу. Отравить вино или ударить в спину кинжалом, или подстрелить из арбалета. Сделать свою работу быстро, без колебаний и сомнений. Никогда не следует сообщать жертве, что собираешься нанести удар. Никогда не нужно предупреждать собственного врага, если не уверен, что окажешься быстрее. Никогда нельзя давать противнику преимущество. Нельзя, а вы этого не учли. Томас, вы не умеете убивать королей.

Гледерик покачал головой. И швырнул бокал Дериварну в лицо.

Томас успел пригнуться и закрыть лицо локтем. Во все стороны полетели осколки стекла и винные брызги, а Гледерик взлетел прямо на стол и ударил Дериварна ногой в плечо. Томас откинулся назад и рухнул со скамьи, а Брейсвер, не теряя времени, перепрыгнул на соседний стол, стоящий у стены. Холдейн соскочил со своего кресла, обнажая меч, и левой рукой закрыл дверь на засов. Гледерик схватил удачно подвернувшийся тяжелый медный кувшин и бросил в Роальда. Граф отбил его мечом, да с такой силой, что злосчастный кувшин вылетел в окно. Брейсвер огляделся в поисках оружия. В противоположном углу кабинета в оружейной стойке хранились шпага и топор, но сперва до них нужно было добраться. Врагов никак не минуешь, а у самого Гледерика при себе имелся лишь кинжал.

– Стража! – заорал Брейсвер. Ближайший пост охраны у дверей приемной, солдаты должны его услышать, да вот как они войдут, если Холдейн запер дверь?

Дериварн меж тем поднялся на ноги и, выхватив клинок, ринулся к Гледерику. Тот сорвал со стены тяжелый гобелен, изображавший какое-то празднество, и набросил его на Томаса, как одеяло на расшалившегося кота. Тут же взлетевший меч рассек потемневшую от времени ткань на лоскуты, но Брейсвер уже успел проскочить мимо Дериварна и на прощание пнул его в спину, опрокинув на ковер. Метнулся мимо окна к вожделенной оружейной стойке, но Холдейн бросился Гледерику наперерез. Наследник Карданов схватился за кинжал и отбил нанесенный Роальдом удар, быстрый и хлесткий, как ветер в горах. Брейсвер тут же сделал врагу подсечку. Нескольких мгновений, пока заговорщики поднимались на ноги, хватило, чтобы наконец добраться до шпаги.

В дверь заколотили. Наконец-то явились стражники! Одна загвоздка: войти они смогут не раньше, чем притащат таран, а притащат его нескоро. Значит, справимся сами. Так даже лучше.

Холдейн и Дериварн коротко переглянулись. Брейсвер прекрасно понимал, о чем думают незадачливые убийцы. Дела их плохи, но если они убьют короля прежде, чем в кабинет ворвутся солдаты, то могут еще сами остаться в живых. Воины, лишившиеся государя, едва ли поднимут руку на знатных господ.

– Ну, господа хорошие, – произнес Гледерик, проверяя баланс клинка, – кто из вас не боится щекотки?

Оба вельможи бросились на него. Брейсвер уже ждал этого и проворно отскочил в сторону, уходя с их пути. «До чего же вы предсказуемы, милые мои щенята, как легко заставить вас плясать под мою флейту – даже когда вам кажется, что вы вот-вот разорвете мне горло». Очень быстро, почти танцуя, Гледерик оказался позади врагов и всадил кинжал графу Холдейну в спину, по самую рукоятку. Роальд рухнул на ковер, убитый в один миг. Дериварн мигом развернулся, приняв защитную стойку.

– Можешь не трястись, – любезно сказал ему Гледерик, – кинжалы у меня кончились. Теперь играем по-честному.

– Честному? Да что вы знаете о чести?

– Ровно столько, сколько и ты. То есть немного.

Дериварн размахнулся мечом – славный такой удар, впору дрова рубить или быка. Быка… Да, имеется такая забава у тарагонцев, когда идиот в красных тряпках пляшет вокруг злющего, как черт, быка, или еще можно вепря, и из кожи вон лезет, чтобы отправить зверюгу на тот свет. Если идиоту не везет, отходит к праотцам вместо быка, ну а коли подфартило – получает от благодарной публики золотые монеты. Гледерик и сам подвизался таким идиотом, целый сезон. А потому, как следует наученный корридой, он и не подумал отбивать атаку лорда Томаса – просто увернулся. Мериться с эдаким троллем силой – все равно что самому подставлять шею под топор. Если хочешь победить, полагайся на ловкость. Гледерик сделал финт, наметив укол в предплечье, тут же отдернулся, не доводя атаку до конца, перевел клинок вниз и легонько ранил Томаса в правое бедро. Граф пошатнулся, но тотчас совладал с собой и вновь двинул на Брейсвера. Гледерик классическим переводом отвел нацеленный ему в грудь выпад и оказался, сделав полтора шага, слева от противника. Атаковал его в бок. Дериварн развернулся и парировал.

Дверь в очередной раз содрогнулась под градом ударов, но, вопреки ожиданиям, не слетела с петель. Ничего, скоро слетит. Гледерик понял, что не намерен уступать честь лишить жизни Томаса Дериварна никому из своих солдат, а потому должен успеть покончить с ним сам.

Кончик шпаги Гледерика заплясал по всем направлениям, выписывая в воздухе сложный узор. Дериварн перешел в глубокую оборону, кое-как блокируя готовые ужалить его уколы, следующие без остановок и промедлений. Гледерик сковал противника клинком и, не давая ему ни единого спокойного вздоха, планомерно теснил к окну. Выпад, еще один, финт, укол. Граф бился молча. Даже не бранился, против своего обыкновения.

Выбрасывать Дериварна во двор так и не пришлось – Томасу оставалось до окна еще целых два шага, когда он допустил оплошность. Немного промедлил с защитой, и Гледерику как раз хватило этого промедления, чтобы пронзить сэру Томасу сердце. Дериварн умер почти мгновенно, напоследок коротко вскрикнув.

Хорошая смерть, отрешенно подумал Брейсвер, стоя над телом поверженного противника и вытирая окровавленную шпагу удачно обнаружившимися в кармане перчатками. Гледерик и сам хотел бы когда-нибудь умереть в бою. Лучше уж так, чем разваливаясь на куски от старости.

В дверь вновь ударили. Вот же недоумки, право слово… Не колотить следует, а за инструментом бежать. Гледерик устало выругался и пошел поднимать засов.

– Вы опоздали, – сообщил он с порога всполошенным гвардейцам, обнажившим мечи и, судя по лихому виду, готовым уложить самое малое сотню недругов за раз. – Так, самую малость. – Гледерик посторонился, давая солдатам возможность заглянуть в кабинет. – Можете прибрать тут, а то мы немного насорили.

Командир поста, молоденький лейтенант со шрамом через все лицо, ошеломленно пялился на лежавших на полу мертвецов, словно увидал самого Повелителя Бурь во плоти. Остальные солдаты держались несколько лучше, однако и по ним можно было заключить, что они потрясены до глубины души.

– Ваше величество… – Лейтенант убрал руку с эфеса, видно запоздало сообразив, что драться прямо сейчас ему ни с кем не придется. – Но это же… это же…

– Томас Дериварн и Роальд Холдейн. Два дохлых графа, – представил ему покойников Брейсвер. – Оба этих достойных аристократа посчитали необходимым лишить меня жизни. Мне это не понравилось, и я стал защищаться. В результате пришлось их убить – тут уж либо они, либо я. Вопросы еще будут какие-то?

– Милорд… – выдавил из себя лейтенант, и Брейсверу ужасно захотелось оставить на без того уже испорченном ковре еще один труп.

– Что вы мне все «милорд» да «ваше величество» талдычите. Другие слова небось забыли все? Да, два владетельных лорда решили убить своего короля. Вас подобные происшествия все еще удивляют? Очень странно в свете всего, что в этом замке в последний месяц творилось. У вас шрам на лице. Получили на войне?

– На рубежах Бритера, сэр.

– Хорошо. Значит, в гвардию вы, надеюсь, попали заслуженно, а не за красивый герб. Просто еще немного не привыкли, верно? Привыкайте. Теперь одни иберленцы убивают других, и не нужно этому удивляться. Так будет еще какое-то время – пока я не убью всех, кто мне препятствует. Запомните это.

Лейтенант вытянулся по струнке и весь как-то затвердел:

– Да, сэр. Понял, сэр.

– Кстати, как там ваше имя? – Гледерик вспомнил свой разговор с Артуром Айтверном. Тот уверял – мол, хороший король должен знать своих подданных по именам. Новый герцог Запада был наглым самоуверенным щенком с кочаном капусты вместо головы, но сказал тогда правильную вещь.

– Меня зовут Уолтер Маттерс, сэр.

– Вот и познакомились. Милейший лейтенант Маттерс, развесьте уши пошире, и вы, господа прочие солдаты, тоже, вас это в не меньшей степени касается. Забудьте, что вы вообще созерцали эти трупы. Представьте, вам померещилось. Вы не видели Томаса Дериварна и Роальда Холдейна входящими в мой кабинет, вы не слышали об их смерти. Если кому из вас хватит ума проболтаться о случившемся в этой комнате, мигом повешу. Всех скопом, без разбору. – Если делать все быстро и не допускать ошибок, удастся избежать катастрофы. Главное, чтобы эти олухи и в самом деле не подвели. – И еще одна вещь. Найдите мне герцога Эрдера, да поживей.

В ответ Уолтер Маттерс гаркнул так зычно, что в шкафах затряслись стекла:

– Будет сделано, сэр! – Кажется, он искренне верил в своего короля.

Джейкоб Эрдер, вырванный прямиком из-за пиршественного стола, был просто удручающе трезв и до отвращения спокоен. Врут, что северяне пьянеют от капли спиртного, – владыка Шоненгема мог, наверно, выдуть три бочки эля и даже не утратить твердости походки.

Герцог не выразил ни капли удивления при виде живописно украсивших королевские покои мертвецов и предоставил Гледерику возможность самому объяснить, что же тут, черт побери, случилось. За все время короткого рассказа Эрдер старательно изображал немого. Он выслушал рассказ Брейсвера, опустив голову и поглаживая пальцем свой украшенный изумрудом перстень, ни разу даже не подумав перебить. И правильно сделал: Брейсвер терпеть не мог, когда его перебивали.

– Что требуется от меня? – спросил Джейкоб, когда Гледерик закончил посвящать его в курс дела.

– Подними своих людей. Пусть найдут офицеров из дружин Томаса и Роальда и приведут всех ко мне. Полюбуюсь на голубчиков.

– Ваше величество, вы полагаете, Холдейн и Дериварн посвятили своих капитанов в заговор?

Гледерик уже думал об этом.

– Да нет, знаешь, едва ли. Эти вот ослы, – махнул он на покойных, – решились на цареубийство, лишь когда узнали о смерти Гальса. То есть сегодня. Когда я уже разогнал всех вояк пьянствовать. Смешное дело, получается, эта моя идиотская затея с увольнительными оказалась как нельзя кстати. Иначе, находись солдаты у них под рукой, кровищи бы пролилось – не меньше, чем в прошлый раз. Нам чертовски повезло, Джейкоб, – сказал он и тут же скривился. «Что я несу, везенья, если разобраться, маловато». – Нет, я не думаю, чтобы пришлось резать еще и офицеров. Но взбунтоваться – не единственное, что они смогут делать.

К чести Эрдера, он сразу сообразил, о чем речь.

– У Роальда Холдейна остался малолетний сын и два брата, – раздумчиво проговорил герцог, – а жена Дериварна до сих пор так и не родила ему ребенка, и потому его владения переходят к его сюзерену, Виктору Гальсу.

– Ты ловишь все на лету, Джейкоб. У разнесчастных солдат из двух разнесчастных дружин появляются новые предводители, и ни один из тех предводителей не состоит у меня на службе. А значит, еще два больших отряда, вслед за гальсовским, помашут нам ручкой в самом преддверии битвы. Чуешь, как отменно идут дела? Одна беда, отменно они идут не у нас. Потому мне и нужны эти ребятишки, пока они ни о чем не пронюхали. Я уговорю их остаться на моей стороне. Дай мне дудочку, и я заставлю их под нее сплясать. Они вроде не такие упертые, как Грантэм, может и выгореть. Наобещаю всякого добра, груды золота, горы серебра… Должны клюнуть.

– Ваше величество, королевская казна велика, но и она когда-нибудь покажет дно.

Гледерик пожал плечами:

– А, брось ты это, ерунда. Сейчас главное победить, и если для этого нужно наобещать с три короба – без проблем, наобещаем. А после победы уже и придумаем, как выкручиваться. Скажем, реквизируем земли Айтвернов и Тарвелов. А что, тоже выход! Подчиняться они мне не хотят? Не хотят. Извести их надо? Надо. Наградить верных воинов за подвиги требуется? Требуется. Сложи все вместе и получишь ответ.

Эрдер выказал нечто, напоминающее сомнение:

– Ваше величество… Айтверны и Тарвелы служили вашему роду тысячу лет.

– Ну да. Служили. Тысячу лет. И что дальше? Если они больше служить не хотят? Джейкоб, тебе ли не знать, что я проявил к Айтвернам столько великодушия, что хватило бы на десяток упрямцев. И не моя вина, что они дружно, папаша и сынок, уперлись рогом. Сами виноваты, вот пусть и получают все причитающееся. Я не обязан ни с кем нянчиться. Все, кто не со мной, сами мастерят себе виселицу. Герцог, я доходчиво вам изложил, или повторить еще раз?

Джейкоб Эрдер рывком поднялся со скамьи и изобразил церемонный поклон. Черные с проседью волосы упали на лоб, и Гледерик подумал, что повелитель Севера вовсе не так уж и молод. Раймонд Айтверн, со своей золотистой шевелюрой, гладкой белой кожей и легкими порывистыми движениями даже в сорок с лишним лет казался почти юношей, старшим братом собственного сына, а его ровесник Эрдер пребывал в каком-то шаге от старости, хотя и оставался крепок телом. Север более суров к своим детям, нежели юг. У Джейкоба имелся взрослый сын, но Брейсвер ни разу его не видел. Наследник Эрдеров остался в Шоненгеме, держать те земли под своей рукой от имени отца. Не покинула Шоненгем и леди Клавдия, супруга герцога.

– Я понял, ваше величество, – чопорно сказал Эрдер. – Вы совершенно правы в своих решениях.

– Приятно слышать, старина. Еще одного мятежника я бы не пережил. – Гледерик подошел к герцогу и положил руку ему на плечо. – И умоляю, не подумай, что мне приятно все это делать. Мне и самому слегка противно, но куда деваться? – Брейсвер кривил душой, зная, что обман подобного рода будет Эрдеру наиболее приятен. Как легко водить за нос других, нужно всего лишь повторять им ту ложь, что они сами состряпали для себя. – Слабость – не для нас, мой друг.

Джейкоб кивнул:

– Да, ваше величество. Вы во всем правы. Мы не можем отдать Иберлен на поживу Айтвернам и Рейсвортам. Они растащат нашу страну по кусочку. Мне было нелегко принимать некоторые решения из тех, что я принимал, но все, что нами делается, делается ради высшей цели. Пусть нас проклянут иные из современников, зато помянут добрым словом потомки.

– Отменно сказано! А теперь, раз уж ты укрепился в своей решимости, иди исполняй приказ. Я надеюсь, что вести, с которыми ты вернешься, не будут дурными.

В самом деле, подумал Гледерик, для одного-единственного дня плохих новостей и впрямь оказалось слишком много. На мгновение он допустил возможность, что против него ополчилась сама судьба, – а потом с усмешкой эту мысль отмел.

Покинув своего короля, лорд Джейкоб Эрдер на мгновение остановился посреди коридора, тяжело дыша. Перед его мысленным взором застыли мертвые Дериварн и Холдейн, и этот образ никак не хотел его отпускать. Томас Дериварн, Роальд Холдейн, Элберт Коллинс, Александр Гальс, Гарт Терхол, Брайан Ретвальд. Имена мертвецов.

«Будь проклят тот день, когда я затеял все это, – подумал он. – Лучше было бы мне самому погибнуть, как Раймонд. В честном бою».