В седьмом классе, когда всем исполнилось по четырнадцать лет, многочисленные комсорги школы дружно бросились агитировать одноклассников, которые неплохо учились, и готовить их для вступления в ВЛКСМ. Меня – в том числе.

В рядах оппозиции к советскому строю я, конечно, не состоял, но и в комсомол особо не тянуло. Вопросом «зачем» старался не заморачиваться, а разумно смирившись с неизбежным, всё откладывал «на потом»: «Успеется». Этого настроя вполне хватило для защиты от нападок агитаторов, которые вскоре махнули на меня рукой. Восемь классов я закончил беспартийным.

Первые месяцы в музыкальном училище тоже прошли спокойно, никто из комсомольских активистов меня не домогался. Тишь да благодать! Занимайся себе инструментом, постигай науки разные интересные, полезные к тому же.

Наивняк!

И до этого храма искусства, которое вне времени, вне политики, вне партий, дотянулся своими щупальцами спрут ВЛКСМ.

Я со своим тромбоном стоял под лестницей на первом этаже, традиционном месте для занятий духовиков, если нет свободных классов. Ноты – на батарею, и под сурдинку разучиваю очередную пьеску. Краем глаза вижу – кто-то подошёл и стоит, слушает.

«Нравится, – воодушевился я. – Понимает!..».

Хотя что там было слушать? Первый курс, человек взял в руки тромбон несколько месяцев назад. Репертуар – простенькие вещички, с нотами-картошками. Четвертные на том этапе воспринимались как предел виртуозности. Однако – вот, кому-то интересно, нравится ведь человеку!

Воодушевлённый вниманием, я так здорово выдал коду, что самому понравилось.

Оторвав мундштук от губ, я благодарно посмотрел на свою аудиторию. Передо мной стоял Монахов – молодой преподаватель фортепианного отделения. Настолько молодой, что все учащиеся за глаза звали его по-свойски – Дима.

– Здрасьте! – дежурно улыбаясь, поприветствовал я педагога.

– Комсомолец? – в лоб, без обиняков начал Дмитрий Викторович.

– Обязательно!.. – поддержал я шутку. В самом деле, при чём здесь – комсомолец ты или нет?!

– Где учётная карточка? – жёстко продолжил Монахов.

– Какая карточка? – первый, он же последний мой «кикс».

Откуда мне было знать про всю эту мудрёную канцелярию? А главное, я не знал тогда, что Монахов – комсорг училища. Кто бы мог подумать? Педагог, пианист, Рахманинова играет, и на тебе!..

В общем, вычислил Дима «ближний резерв» для пополнения рядов своей организации и, надо признать, особого труда ему это не стоило.

На следующий день меня, Попова и Вовку Костромина Монахов чуть ли не строем привёл в горком комсомола. Мы заполнили обязательные в этом случае анкеты и вышли на лестничную площадку в ожидании своей очереди. Закурили, помолчали.

Из коридора к нам выскочила бойкая девушка, наверное, инструктор, сунула Вовке в руки тоненькую книжицу и быстро-быстро стала щебетать про часто задаваемые вопросы. Тут же девица сыпала нам и правильные ответы. Её никто не слушал, но зато мы с Вовкой внимательно рассматривали инструктора. Я – сверху вниз, Костромин – наоборот, начал изучение симпатичного работника горкома с ног. Попову же было всё по барабану, он безучастно смотрел в окно и врядли о чём-то вообще думал. А если всё же какие-то мысли и роились в его голове, то их было немного: какого хрена я здесь делаю и как отсюда смыться?!

Девушка перехватила наши с Вовкой откровенные взгляды, покраснела, коротко бросила: «Дураки!», и скрылась туда, откуда и появилась – в коридор.

Мы переглянулись, пожали плечами и рассмеялись. Костромин взглянул на брошюрку, что оставила нам инструктор.

– «Ус-тав», – по слогам прочёл Вовка и забросил брошюрку на красный деревянный короб с большими буквами «ПК». – Что она там про ордена какие-то плела?..

– Тебе не всё равно? – не отрываясь от окна, спросил Попов. – Там тебя ведь не про ордена будут спрашивать.

– А про что? – откровенно растерялся Вовка.

– А про то, что как это ты, Владимир Сергеевич Костромин, доучился до третьего курса, а до сих пор не вступил в комсомол? Как такое вообще возможно?!

– Слышал, что девушка про тебя сказала? – заулыбался Владимир Сергеевич.

– Это она вам сказала, – оторвался от окна Олег. – Вылупились, как два филина, чувиху никогда не видели! Правильно сказала – дураки и есть!

– Умник нашёлся, – мы с Вовкой изобразили обиду.

Закурили ещё по одной. Костромин – сигарета в зубах, руки за спину – чуть раскачиваясь в стороны, стал вышагивать по площадке. Туда-сюда, туда-сюда…

– Ты не волнуйся, – успокоил Попов товарища. – Тебя по уставу гонять не будут.

– Да пошёл ты! – беззлобно парировал Вовка.

– Спросят тебя: «А скажи-ка нам, Владимир Сергеевич! Где это ты такой шикарный свитер отхватил? В каком спецмаге?».

– Не свитер, а джемпер, придурок! – усмехнулся Костромин.

Джемпер, действительно, был на Вовке красивый. Зелёный с чёрной ниткой, длинный, с блестящими пуговицами и с аккуратными карманчиками, в одном из которых лежала пачка «Стюардессы», а в другом – коробок со спичками. В советских магазинах такой джемпер не продавался.

Попов, не жалующийся на фантазию, довольно живо нарисовал картину.

– Скажешь – в Сингапуре купил. Вон как тебя качает, один-в-один – моряк. В загранку ходили, зашли в Сингапур, вот там, в магазине, и приглядел свитерок.

– Джемпер! – опять поправил Костромин.

– Какая разница? – поморщился рассказчик. – В общем, купил ты его, и сразу надел. Идёшь себе по Сингапуру, простой русский моряк в обалденном свитере, а навстречу тебе – такая же обалденная бикса!

– Но без свитера! – я довольно чётко увидел азиатскую красавицу.

Олегу мысль понравилась:

– Откуда у неё такой?

Далее события развивались по всем канонам классической мелодрамы, и на ходу меняя жанр, заканчивались драматическим финалом. Бикса увидела сначала свитер, потом Вовку в нём. Всё, вот оно, случилось! Любовь с первого взгляда! Но воссоединение двух любящих сердец из разных политических систем никак невозможно. Вовка принимает решение остаться в мире капитала. Да забыл наш влюблённый, что он – гражданин страны Советов, а её компетентные органы никогда не дремлют, они всегда начеку! Используя нечестные приёмы, любящему моряку подсыпали снотворное в ром и доставили на корабль. Прямо в чём был, то есть как раз вот в этом самом свитере. Капитан сразу дал сигнал к отправлению. Бравые матросы быстро подняли якоря и взяли курс на Родину.

С тех пор Вовка каждый вечер выходит на берег бухты Нагаева и часами с грустью смотрит вдаль. Смотрит, вздыхая, туда, где далеко за морем светится огнями славный город Сингапур.

– Короче, узнают, что ты хотел остаться за границей – не примут тебя в комсомол! Там такие не нужны! – радостно вывел суть истории довольный собой Попов.

– Ага, рассказывай-рассказывай, – покрутил головой герой невесёлой повести. – Сказочник!

Тут появился Монахов и жестом дал знать – за мной!

Мы зашли в кабинет, где за длинным столом расположились пять-шесть человек совсем некомсомольского возраста. Люди эти были не только немолодые, но и явно уставшие. Их серые лица вполне гармонировали с окнами, за которыми близился к концу короткий зимний день.

– Вот, – Монахов показал на нашу троицу рукой и пофамильно представил. – Музыкальное училище, – закончил презентацию Дима и присел на стул.

– Ага, музыканты! – неизвестно чему обрадовался крупный дядя, энергично потёр пухлые руки и сфокусировал внимание на первом вошедшем:

– Как зовут?

– Олег, – собрался Попов.

– Фамилия?

– Попов.

Единственная в компании дама нервно хохотнула, мужчины широко заулыбались.

– Это – хорошо, Олег.

– Что – хорошо? – не понял кандидат в члены.

– Хорошо, что Попов, – широко щерился дядя за столом.

– А если бы Иванов, хуже было бы? – поинтересовался Олег.

У членов комиссии одновременно исчезли улыбки с лиц, в кабинете опять стало серо.

– Как учишься, Олег? – поинтересовалась дама.

– Так себе…

– То есть? – у дамы прыгнула вверх левая бровь.

– На тройки, – нагло врал кандидат.

Правая бровь дамы взлетела на уровень левой.

– Попов!.. – прошипел Монахов со своего стула.

– Вот и замечательно! – воскликнул крупный дядя, видно, самый главный здесь. – Есть к чему стремиться, есть куда расти.

Крупный настроил фокус на Вовчике.

– Владимир Костромин, третий курс, оркестровое отделение, – подсуетился со своего стула Монахов.

Дядино широкое лицо вновь расплылось в широкой улыбке и по-свойски спросило:

– Где такой красивый свитер купил, Володя?

Нас с Поповым заколотило в истерике. Мы старались укротить смех, но сделать это было крайне тяжело, практически невозможно. Глядя на нас, заулыбалась и приёмная комиссия. Взрослые дяди и тётя смотрели на нас по-доброму, как на своих детей.

Вовка несколько секунд находился в нокдауне от вопроса. Он растерянно посмотрел на Попова, потом покраснел, опустил голову, и, глядя в пол, тихо ответил:

– Мама связала.

Указывать невежде, что это вовсе и не свитер, Вова почему-то не стал.

– По-моему, всё ясно, товарищи, – главный встал из-за стола и, стараясь придать спичу торжественность, поздравил нас со вступлением в ряды Всесоюзного Ленинского коммунистического…

Прошла пара недель.

Я стоял под лестницей и тихонько, чтобы не мешать занятиям по сольфеджио, гармонии и прочим предметам, разбирал очередную пьеску. Ноты – на батарее, в руках – дудка, правая нога – вместо метронома.

Кто-то спустился по лестнице, прошёл мимо и уже было вышел в коридор, но тут же вернулся.

– Ты почему до сих пор не сфотографировался?! – этот голос теперь невозможно не узнать! Недоиграв ноту, я оторвал губы от мундштука и наивно спросил комсорга:

– Зачем?

– На комсомольский билет.

– Где? – я попробовал валять дурака, но не прошло.

– А ну-ка, собирайся, – Монахов был настроен решительно.

Привёл меня Дима в Дом быта, где запечатлели мою кислую чёрно-белую физиономию, а на следующий день энергичный комсорг доставил новоиспечённого комсомольца в горком, где мне совсем не торжественно вручили красную книжицу с Ильичём на обложке.

Не знаю, выловил ли потом Монахов Вовку Костромина, мы с ним на эту тему не говорили. А вот Попова точно не поймал. Издалёка видел Олег Диму, краем уха слышал его, интуитивно чувствовал его приближение и моментально растворялся в воздухе, словно его здесь и не было вовсе.

Прошло полгода, выбрали другого комсорга училища, Попов уже ни от кого не прятался. Некому больше было тащить его в комсомол.

Так и остался Олег беспартийным.