В один не из самых прекрасных дней своей жизни каждый юноша проходит в военкомате медкомиссию, после которой молодой человек получает настоящий военный документ – приписное свидетельство. А это значит, что скоро, парень, в армию! Погуляй, конечно, ещё немного, но потом не обессудь – вперёд, труба зовёт!

Наша комиссия началась прозаично. Да и какая тут, собственно, может быть поэзия?!

Выдали будущим защитникам отечества по небольшой баночке и кивнули на дверь – удобства во дворе. От барака призывного пункта до старенького многодырочного сортира, традиционно окрашенного белой извёсткой, протянулась очередь из старшеклассников разных школ, пэтэушников и учащихся техникумов со стеклотарой в руках. Представители музыкального училища, подумав, решили пока остаться в помещении – февраль на дворе. Какой смысл толпиться в очереди, не за дефицитом же! Так зачем торопиться?..

Немного погодя дворик опустел, и к типовому деревянному строению двинула творческая интеллигенция. Быстренько сделав всё, как надо, мы решили это дело перекурить. Я поставил банку на поперечную рейку, скрепляющую стенки уборной. Достал спички, дал прикурить Попову, задымил беломориной сам.

В туалет залетел опоздавший на комиссию школьник. Непунктуальный парень явно получил нагоняй от строгих военных, очень уж он торопился догнать своих товарищей. В считанные секунды молодой человек наполнил банку, одной рукой ловко управился с пуговицами на штанах, и так же стремительно, как влетел, так и вылетел из сортира. Дверь сильно хлопнула, белый домик вздрогнул, рейка заиграла, а стоявшая на ней банка с моими анализами хлопнулась в небольшой сугроб на стыке подиума и стенки.

Проявив неплохую реакцию, я почти сразу подхватил стекляшку. Она была цела, но вот материала для работы медиков там оставалось совсем немного, почти ничего.

– Вот козёл! – шустрый старшеклассник испортил и без того неважное настроение. – И что теперь делать?!

Ища поддержки, я посмотрел на приятеля, а потом перевёл взгляд на его руку, которая прижимала банку чуть ли ни к сердцу.

– У самого мало! – Попов решительно не хотел делиться.

Мне и раньше было известно, что Олег паренёк прижимистый, но ведь не до такой же степени!

– Качумай! – Я был зол на всех: на военкомат с его долбаной припиской, на школьника этого шустрого, на сквалыжного Попова. – Отлей немного.

– Сам качумай! – Олег отлепил от себя стекляшку. – Смотри, сколько здесь!

В самом деле, анализами он был небогат.

– Что так мало-то? – во мне шевельнулось нечто похожее на сочувствие.

– А на фига больше? – логично парировал Попов.

Я заметался по домику:

– А что тогда делать?!

– Давай туда снега немного бросим, – проявил смекалку Олег.

Со злополучной продольной рейки я смахнул в банку пушистого снежку, погрел дно ладонями, даже подышал на стекло, чтобы быстрее растаяло. Влаги в ёмкости стало чуть больше, но вот цвет её теперь никак не походил на то, что нужно. Олег, понял это, и, скрепя сердце, всё же немного поделился тем, что имел. О, теперь нормально! Самое то!

Мы, порядком замёрзнув, гуськом посеменили к бараку, аккуратно лавируя меж сугробов. Бежали, а впереди, на вытянутых руках, так бережно несли банки, словно те были из самого дорогого в мире хрусталя.

В окошке, куда все сдавали хорошо заполненную тару, мы поставили свои стекляшки перед лысоватым мужичком в белом халате. Он посмотрел на банки, потом на нас.

– Поделился с другом? – подмигнул мне мужичок.

– Ага, – поддержал я шутника. – Жалко, что ли?

– Молодец! – рассмеялся халат. – А что так мало у обоих, как украли?

– Да вот ещё, было б что красть. Уж этого добра у нас…

Отчего-то грустный майор называл фамилии, молодые люди подходили к столу, расписывались в журнале и получали приписные свидетельства. В финале невесёлой церемонии перед офицером оставались лежать две тонкие беленькие книжицы.

– Кто не получил свидетельства, встать!

Поднялось двое – я и тот самый опоздавший на комиссию юноша, из-за которого мы с Поповым мёрзли в сортире.

Офицер узнал у паренька фамилию и вынес приговор:

– Нет фотографии на свидетельство. Остаёшься мыть пол.

Я даже позлорадствовать не успел, потому как настала моя очередь. Услышав фамилию, майор загрустил ещё больше и, глядя в стол, сказал негромко:

– Статья девяносто два «В». В военное время непригоден к строевой службе. В среду одиннадцатого марта прибыть в городской военкомат для получения военного билета.

Нет, дело здесь не в результатах моих анализов. Это – другая история.

Исподтишка, чтобы не увидел майор, тычками в спину и бока меня уже поздравляли наши, когда сзади кто-то из школьников с сочувствием выдохнул:

– Да-а… Вот ведь не повезло пацану!