После Армани и Талона «Пазик» с нашей культбригадой заехал в Балаганное.

Здесь, как и в некоторых других посёлках Магаданской области, студенты копали картошку. Вернее, своими прицепными комбайнами выкорчёвывали её трактора «Беларусь», а представители интеллигентной молодёжи в белых «хэбэшных» перчатках собирали клубни в вёдра, потом ссыпали их в мешки, которые, крепко завязав, укладывали в кузова грузовиков. Машины с раздувшимися бортами одна за другой тяжело катили с поля на сортировку.

Студенты не только собирали, ссыпали, грузили, но и весь сентябрь пели, пили, влюблялись, гуляли парами до утра. Одно нисколько не мешало другому, а только лишь дополняло, делало жизнь насыщеннее и веселее. Несколько раз в неделю по вечерам устраивались танцы, где парни под ритмичный аккомпанемент «Чингисхана» и «Бони М», случалось, дрались с местными. Потом мирились, и под портвешок или самогон вместе обсуждали девчонок. Доставалось всем без разбору – и своим, и деревенским. Сальные комментарии сопровождались наигранным брутальным ржанием десятка-двух молодых здоровых балбесов. Но звучали первые аккорды медляка, и компания рассыпалась по залу. Обнимая в танце объекты недавних острот, все без исключения, даже местные работяги-трактористы, из нарочито вульгарных мужланов превращались в галантных и предупредительных кавалеров.

Обычно танцы проходили под магнитофон, но случалось, что и под аккомпанемент местного ВИА. Но уж лучше было с магнитофоном! На кассетах инструменты настроены, голоса не фальшивят, репертуар удобопонятный…

Городской отдел культуры направлял в районы сельхозработ свои бригады, несущие искусство в массы. К одной из таких бригад прикрепили и наш бэнд – дарить людям радость, танцы для них играть. Хмельницкий, Крицин, Попов и я восприняли весть об участии в культпробеге с энтузиазмом. А что? Сменить обстановку, развеяться, отдохнуть от города. Почти всюду, где предстояло работать, у нас были друзья, девчонки знакомые, а главное – там было много симпатичных девушек, с которыми нам только предстояло познакомиться.

В пятницу мы отыграли в Армани, в субботу – на Талоне.

В Балаганное мы прибыли в воскресенье, ближе к обеду. Одновременно с нами, только с другой стороны – из Магадана, туда въехала фура с пивом. Благая весть покатила по селу с резвой скоростью велосипеда, радуя всех – и местных жителей, и редких гостей старинного казачьего села.

Аппаратуру и инструменты мы настроили быстро. Времени до работы было ещё предостаточно, на улице ярко светило солнышко. Не то чтобы оно палило, но светило не по-осеннему вызывающе. Опять же, фура с пивом приехала… Как ни крути, всё сводилось к одному.

Минут через двадцать наша четвёрка сидела на лавочке возле сельского Дома культуры. Сидели мы не просто так, не праздно, а с удовольствием дули дорогое горькое «Исетское». Неподалёку от лавочки, в тенёчке, в деревянном ящике дожидались своей очереди рядки стройных бутылок с оранжевыми ярлычками на длинных горлышках. Пустая тара возвращалась обратно в ящик, рядом сразу пустели ещё четыре ячейки.

После второй мы уже не сидели, а полулежали на скамейке, вяло курили и лениво обозначали беседу. Говорили обо всём и ни о чём. Об инструментах, струнах, микрофонах и аппаратах, о разнице во вкусе и деньгах между «Исетским» и «Жигулёвским», о девчонках, о недавно прошедшем чемпионате мира в Испании…

– Хорошо! – вдруг бодро выдал Крицин, прервав вялотекущий разговор. Алексей покрутил головой, глядя на нас, и явно ожидая поддержки. – А?

Действительно – музыка, футбол, девчонки – всё это так здорово!..

– Не то слово!.. – Попов хлебнул «Исетского», глянул на солнышко, зажмурился, и в три слога почти пропел непечатное словечко, вполне созвучный синоним популярному «Зашибись!» И так это было произнесено вкусно и к месту, что Хмельницкий, Крицин и я только заулыбались, согласно закивали, безоговорочно поддерживая и дружно одобряя:

– Да-а…

Но всё когда-нибудь заканчивается. А если это ещё и что-то очень хорошее, то оно обязательно заканчивается намного быстрее, чем всё остальное. Солнце почти упало за сопку, отбрасывающую тень на всё Балаганное. Стало прохладно, закончилось пиво, у клуба собиралась молодёжь.

Лениво, конечно, но надо и поработать.

Мы гуськом двинули по хорошо изученному за время отдыха маршруту. До заветной цели оставалось несколько метров, когда к нам подлетела ведущая вечера Света и выдернула из дружного рядка Хмельницкого. Что-то ей там нужно прорепетировать, а без аккомпанемента – никак! Саша попытался объяснить Свете:

– Да мне вот нужно… – Хмельницкий показал на нас, твёрдо держащих свой курс к уборной. – Я сейчас это… И сразу приду!

– Потом-потом! – Света потащила клавишника на сцену.

Мы с Поповым и Крициным, вполне довольные жизнью, стояли на крыльце, курили. Кокетничали с девчонками, шутили, смеялись. Из танцевального зала доносились звуки нашей двухрядной «Вермоны». Света вовсю разогревала народ конкурсами, Саша обеспечивал музыкальную поддержку мероприятия. Неожиданно ведущая фурией вылетела на крыльцо:

– Мальчики, работаем!

Хлопает в ладоши – раз-два-три!

– Работаем!

И снова – в ладоши.

Школа!

Хмельницкий нам сразу не понравился. Волосы взлохмачены, глаза блестят, нездоровый румянец на щеках, а на губах – улыбка. Нехорошая такая улыбочка, болезненная.

Взяли мы с Олегом гитары, Лёха за барабаны присел, палочками дал счёт. Грянули! Народ, заждавшийся музыки, сразу пустился в пляс.

Спели одну песню, вторую. Третью Попов предложил спеть Хмельницкому. Александр только головой покрутил – нет! Мы даже не стали спрашивать – а почему это вдруг?! Очень уж категорично Саша крутил своей взлохмаченной башкой с шальными глазами и совершенно идиотской улыбкой.

Ещё через пару-тройку песен Света объявляет перерыв для проведения оставшихся по сценарию конкурсов и опять просит Хмельницкого подыграть ей.

– Нет! – почти кричит Александр. Показывает на Попова:

– Он тоже может! – и бегом со сцены в ближайшую дверь. Мы с Крициным в недоумении – за ним.

Хмельницкий на полусогнутых ногах метался по комнате-аппендициту – без окон, с одной дверью – и судорожно искал что-то. Обеими руками он крепко обхватил район молнии на джинсах.

Теперь причина Сашиной лихорадки стала понятна.

– А что ж ты в сортир не пошёл? – я в недоумении развёл руки.

– Не донесу… – выдавал дикий степ Саша. – Уже…

Мы с Алексеем переглянулись – надо что-то делать, вон ведь как человека согнуло!

– У-у-у! – гудел наш товарищ и густо сыпал матами. Досталось всем – и Балаганному, и пиву, и нам почему-то, но больше всего – ведущей Свете.

Крицин увидел на заваленном всяким хламом столе пустую бутылку.

– Саня, давай сюда! – Лёха быстро поднёс бутылку туда, куда надо.

Хмельницкий чуть не плача, потянул молнию на джинсах вниз:

– Да как я – туда?! Она же маленькая!

– Кто? – не понял Алексей.

– Бутылка! – высоко крикнул Хмельницкий и добавил короткое, но ёмкое слово на ту же букву, что и бутылка. – Горлышко у неё вон какое!.. Это же не из-под кефира.

– Кефир здесь не пьют, – совершенно не к месту ляпнул я. Действительно, вот к чему это?

– Саня, я знаю как надо! – Решительность Алексея гипнотически подействовала на страдающего. Он полностью доверился Крицину.

Начали!

Я стоял у двери, чтобы никто не помешал процессу.

Парни склонили головы, аккуратно приспосабливая там всё как надо. На фоне доносящейся из зала «Барыни» и всеобщего веселья, здесь было подчёркнуто серьёзно и ответственно:

– Вот так…

– Ага!

– Чтобы прямо туда… И придерживать надо сверху.

– Ага, держу.

– Только не сразу, по чуть-чуть… Давай!

Через пару секунд Хмельницкий снова загудел:

– У-у-у!..

Это «у» принципиально отличалось от предыдущего. Сейчас это «у» звучало как наивысший восторг, запредельное наслаждение. Человеку на глазах становилось лучше. Ещё через несколько мгновений Саша, улыбаясь, подтвердил наши предположения:

– С-с-у-ука-а!..

Лёха внимательно контролировал процесс, склонившись над живописным ансамблем из двух предметов, словно хирург на операции.

Всё!

Хмельницкий стоял посреди комнатки с бутылкой в руке и блаженно улыбался. Сейчас он олицетворял собой абсолютное счастье. Мне вспомнился праздник Нового года в далёком детстве, когда у ёлки ты получал в подарок от Деда Мороза именно то, о чём давно мечтал.

Резко распахнулась дверь и в комнату, хлопая в ладоши, влетела Света:

– Работаем, мальчики, ра-бо-та-ем!

Рука с бутылкой, спрятанная за спиной, не ускользнула от всевидящего матёрого массовика-затейника.

– Ага, вот оно что, – догадалась Света. – Дело хорошее, сейчас уже можно по маленькой. И я с вами за компанию.

– Да нет… – опять закрутил башкой Хмельницкий. К его лицу опять приклеилась глуповатая улыбка.

Света, пошарив рукой под ворохом афиш, извлекла оттуда пару грязных стаканов.

– У нас и фужеры есть под это дело!

– Это не то, – слабо аргументировал Александр.

– А я всё пью! – отрезала Света. – У нас тут в деревне чего только не наливают!

И засмеялась, весело так, заразительно. Мы с Крициным тоже захихикали.

– Такое не наливают, – Саша был непреклонен.

Света посмотрела на него строго:

– Тебе жалко, что ли?!

– Нет, не жалко. Только это…

Ведущая вечера поставила стаканы на неухоженный столик.

– Наливай! – Подмигнула Хмельницкому и добавила:

– Давай-ка с тобой на брудершафт выпьем!

Мы с Лёхой, лопаясь от смеха, выскочили из комнаты и только здесь дали волю своим эмоциям. Нас согнуло пополам, и потом ещё долго не разгибало. Те звуки, которые мы издавали, вряд ли можно было назвать смехом. Стон, рёв, ржание, похрюкивание и повизгивание – весь этот синтез мы выдавали почти одновременно. Лица покраснели, из глаз лились слёзы. Мы их как могли утирали, они катились вновь. Попов и отдыхающие молча смотрели на нас. Интересно, о чём они думали?

Вскоре из каморки появились Саша со Светой. Он, весь красный, нервно посмеивался, поглаживая усы, а она по-доброму улыбнулась нам и подмигнула:

– Ничего, бывает!

Хлопнула в ладоши – раз-два-три:

– Работаем, мальчики!

С Хмельницким мы играли потом ещё года два. Отмечали вместе праздники, дни рождения. Иногда после работы или репетиции мы могли задержаться под задушевную беседу за бутылочкой-другой. И Саша, конечно, сиживал с нами.

Бывало, могли и пивком побаловаться под вкусную рыбку. Вот только в этих посиделках я Хмельницкого что-то не припомню.