Старенькая домработница, обожавшая Амоса и окружавшая его всевозможными заботами, вот уже несколько дней готовила своему любимчику самый питательный и калорийный завтрак на основе молока и яиц. Она утверждала, что весна подвергает молодые организмы тяжелым испытаниям и что хорошая учеба невозможна без омлета или яичницы. Амос стремительно поглощал все приготовленное и вместе с братом, чей желудок плохо переносил столь тяжелую пищу, бежал к остановке автобуса, который, к счастью, всегда немного запаздывал. Спустя какой-нибудь час он уже сидел на своем месте за первой партой, куда учителя посадили его, чтобы пробудить в нем интерес к некоторым предметам, которые не особо его увлекали. Амос решительно предпочитал склонение существительных и прилагательных и спряжение и парадигмы глаголов в латыни, а также историю урокам геометрии или алгебры. Несмотря на то что его учеба в классическом лицее позорным образом провалилась, он все-таки явно проявлял большую склонность к гуманитарным наукам, нежели к точным. Перевод с латинского басен Федра, сочинения, «Энеида» или «Одиссея» интересовали его гораздо сильнее, чем доказательство теорем Пифагора или Евклида.

Кроме того, месяцы, проведенные в гимназии, оказались весьма полезными для того, чтобы в дальнейшем блистать в магистратуре на уроках литературы. Но по алгебре и геометрии он плелся в хвосте у своих новых одноклассников, да так, что, получив в конце года табель с прекрасными оценками по многим предметам, он испытал невыносимый стыд, увидев, что провалил экзамен по математике. Таким образом, ему предстояло провести лето под знаменем примеров и задач, как тремя годами раньше. Это огорчило его и разочаровало, но он решил не делать из этого трагедию, чего не скажешь о его семье.

Синьор Делла Роббья снова вызвался помочь Амосу, как обычно перемежая уроки игрой в шахматы, а тетушка Тилла, старая тетя отца, которая раньше преподавала в старших классах, а несколько лет назад вышла на пенсию, предложила помощь по другим предметам. Так и поступили. Амос много занимался и волновался не меньше, чем в прошлый раз, но тем не менее выдержал пересдачу с легкостью и больше никогда не отставал в математике, в дальнейшем хорошо сдав выпускные экзамены. Все это стало возможным еще и благодаря усилиям двоюродной сестры отца, которая со следующего года приняла его в лоно своей семьи и заботилась о нем, словно о родном сыне; ее супруг, учитель физики и математики, проникнувшись к Амосу симпатией, делал все, чтобы подтянуть его по точным наукам; а свояченица, уже знакомая читателю тетушка Ванда, которая, будучи одинокой, жила в этом же доме и тоже была учительницей – только по литературе, – терпеливо занималась с ним латынью.

В начале октября, когда начался второй учебный год магистратуры, Амос чувствовал себя абсолютно вписавшимся в коллектив, спокойным, уверенным в себе и веселым. Он почти забыл о печальном прошлом в колледже. День за днем он – возможно, бессознательно – пытался наверстать потерянное время и жить так, как подобает юноше его лет, что раньше ему не очень-то удавалось.

Одноклассники Амоса, все до единого, любили его. А поскольку он вдобавок ко всему еще и был мальчиком из хорошей семьи, против его общества ничуть не возражали и родители однокашников, поэтому он часто получал приглашения то на обед, то на полдник, то на празднование дня рождения…

Невзирая на некоторые подростковые проблемы, по сути характерные для всех, это был период абсолютной беззаботности, в котором любовь к Барбаре была его крестом, а дружба с Адриано – его отрадой. Вместе оба этих аспекта стали основополагающими в развитии Амоса. В них заключались два разных смысла его жизни, два разных повода к размышлениям, приводившие к двум противоположным результатам: Барбара, возможно, ценила его, признавая его хорошие качества; она продемонстрировала это, когда первая из класса проголосовала за то, чтобы сделать его старостой; значит, она уважала его – но не любила. Амос же предпочел бы ее уважению любовь. А вот Адриано был рядом ровно в той мере, насколько это необходимо для друга. Он сопереживал всему, что происходило с Амосом, всем его самым интимным мыслям, волнениям и тревогам. Ему можно было доверить все, будучи уверенным, что он поймет и поддержит; так что, в плане человеческих отношений, Адриано был достижением, каким можно было гордиться на протяжении всей жизни. Не говоря уже о том, что такой крепкой дружбе удалось бросить семена доверия к ближнему в душу Амоса. Эти семена, непрестанно прорастая и плодонося, дарили ему ощущение счастья и внутреннего покоя.

Тот, кто верит в дружбу и доверчиво относится к людям, как правило, ведет себя настолько открыто и позитивно, что невольно пробуждает в окружающих симпатию и уважение, поколебать которые непросто. Такие отношения сразу же встают на правильные рельсы – они лояльны и сердечны. Доверие – драгоценное качество, прямиком ведущее к счастью: так счастлив слепой, который доверяет окружающему его пространству, глухой, что живет в гармонии, сопровождающей его; так и человек, доверяющий себе и людям, испытывает настоящее счастье и благодарен за каждый прожитый день.

Амос уже тогда понимал это, пусть еще несколько неотчетливо. В будущем это стало для него основополагающей концепцией; отталкиваясь от личного жизненного опыта, он сделал ее своим кредо, о котором ни разу не пожалел и которое никогда не предавал. Кроме того, по мере того как Амос рос и становился зрелым человеком, он постепенно все больше убеждался в том, что люди отличаются друг от друга хорошими качествами, зато в недостатках они все одинаковые. Осознание этого делало его терпимым и понимающим; это был непростой путь, долгий и тернистый, – путь, заставлявший его бороться с импульсивностью и эмоциональностью собственной натуры, но при этом богатый на приятные сюрпризы.

Думая обо всем этом, Амос вспоминал свою добрую учительницу и ее уроки, во время которых она разъясняла Евангелие; все эти рассказы, которые он слушал – порой рассеянно, порой с плохо скрываемой скукой, – осели где-то в глубинах его памяти и теперь то и дело всплывали, расцветая все новыми подробностями и приобретая все более глубокие значения. Цитаты вроде «В чужом глазу соринку рассмотрел, а в своем бревна не чувствуешь?» заставляли голос учительницы звучать в его голове так отчетливо, словно это было только вчера. Всякий раз, когда Амосу приходилось наблюдать пустые споры и бессмысленные обиды, которые его товарищи или знакомые наносили друг другу лишь для того, чтобы восторжествовало их личное мнение, или когда в полном одиночестве он анализировал те дискуссии, в которых сам принимал участие, он всегда посмеивался над собой, своими преувеличениями, чрезмерным рвением или яростью.

Но он чувствовал, что ему еще предстоит пройти длинный путь, ибо справиться с собственным характером было непросто, и одних воспоминаний о рассказах учительницы тут было явно недостаточно. Недостаточно было и повседневного опыта. Вероятно, в тот момент Амос искал нечто, во что можно верить, определенный образец для подражания, который можно взять на вооружение.

Именно в этот период его жизни случилось кое-что действительно важное, что серьезно повлияло на его духовное развитие. Студентка, ежедневно помогавшая ему делать уроки и читать, защитила диплом и приняла решение выйти замуж за парня из другой деревни и уехать жить к нему. Таким образом, перед Амосом встала нешуточная проблема: найти другую помощницу, тем более что приближались экзамены на аттестат зрелости. Следовательно, нельзя было терять времени. Но не так-то просто было отыскать умную и способную девушку, у которой к тому же хватило бы доброй воли, чтобы за короткий срок как следует узнать Амоса, понять его проблемы и потребности, не говоря уже о познавательных механизмах его ума. В семье все тоже забеспокоились и стали думать, искать, спрашивать…

Во время длинной и бессонной, как это часто бывало с ней, ночи матери Амоса пришла в голову одна умная идея, хотя и довольно сложная для осуществления: синьор Этторе, директор Сельскохозяйственного народного банка Лайатико, буквально только что оставил пост и вышел на пенсию – слишком рано для своего возраста и своей уникальной работоспособности.

Этторе был редким человеком, наделенным прекрасными качествами, острым умом и удивительно здоровым и крепким телом. Ему было пятьдесят пять лет, но выглядел он на десять лет моложе; как же такой бодрый и энергичный мужчина, жизнелюбивый, с разносторонними интересами, мог почить на лаврах и бесцельно шататься по деревне? Хотя от него всего можно было ожидать. Он был счастлив просто с книгой в руках, любил ходить в лес по грибы, чесать языком или любоваться природой. Со своей неутолимой жаждой знаний и желанием дотронуться до всего собственными руками, он объехал практически весь мир; и его супруга повсюду следовала за ним с тем же рвением. Теперь у него будет гораздо больше времени и возможностей для поездок по дальним странам.

Странный это был человек! Когда административный совет банка сообщил ему, что намеревается назначить его директором, он спокойно согласился, но при этом не захотел повышения зарплаты в связи со своими новыми обязанностями. Несколькими простыми фразами, не лишенными юмора, который всегда спасал его в подобных ситуациях, он потребовал сохранить за ним должность простого служащего, на что получил согласие. Такие вещи, как правило, проходят без особых проблем, так что все устроили довольно быстро, на благо банка и к величайшему удовлетворению его президента, который весело прокомментировал: «Что ж, пусть будет первым среди равных». Этторе, со своей неподражаемой улыбкой, которую можно было понимать весьма по-разному, немедленно перевел разговор на другую тему, а президент банка, немного удивленный этим экстравагантным решением, не стал настаивать, чтобы не упустить столь прекрасную возможность.

Вне всякого сомнения, Этторе был неординарным человеком во всех смыслах этого слова; но его не в чем было обвинить – напротив, все вокруг уважали его и ценили за его достоинства, за щедрость, за готовность дать совет в нужную минуту, помочь нуждающемуся в любой момент.

Об этом и призадумалась синьора Эди, лежа в постели. Она с тревогой задавалась вопросом: согласится ли этот сдержанный, застенчивый с виду человек помогать в учебе ее сыну? И чем больше она думала, тем больше убеждалась в том, что именно он – подходящая для них кандидатура; но вот только как обратиться к нему с подобной просьбой?! Слишком торжественная форма изложения только отпугнет его, так что лучше всего сказать напрямую, без всяких сантиментов.

Синьора Эди коротко помолилась Господу Всемогущему, включила свет и взглянула на часы: было шесть утра. Неожиданно ее охватила жажда действия. Она вскочила, оделась и спустилась в кухню. Наводя порядок в собственных мыслях, она вдруг вспомнила, что в поместье ее ждет один клиент, который хотел бы купить трактор. Она быстро позавтракала, села в машину и двинулась в сторону Лайатико.

Доехав до площади, она снова посмотрела на часы: была уже половина восьмого. Она свернула направо и поехала по виа Гарибальди. Бар уже открылся, и она видела входящих и выходящих оттуда школяров с купленными завтраками в руках. Тут она заметила Этторе, который шел ей навстречу с огрызком карандаша в одной руке и смятым листком бумаги в другой.

Синьора Барди смотрела на него и думала, стоит ли останавливать его сейчас. Она колебалась, потом решила проехать мимо, но внезапно снова передумала и, развернувшись, поехала обратно к площади. Она увидела, как синьор Этторе покупает в киоске газеты; тогда она припарковала машину, вылезла из нее и подошла к Этторе как раз в тот момент, когда он разворачивал газету, собираясь начать читать; еще две торчали у него под мышкой.

Синьора Эди поздоровалась с ним, он рассеянно ответил, но когда понял, что она хочет поговорить с ним, закрыл газету и стал слушать.

«Вы мне очень нужны, – сказала женщина. Этторе заулыбался, и она продолжила: – У моего сына в этом году экзамены на аттестат зрелости, а девушка, которая ему помогала, уходит от нас, потому что собирается замуж…»

Тут синьор Этторе залился краской, отступил на шаг и смущенно произнес: «То есть вы хотели бы…» Женщина решительно перебила его. «Да, – произнесла она, – я абсолютно уверена в том, что вы – единственный человек, который может вытащить нас из сложившейся ситуации. Разумеется, – добавила она, – это небесплатно, и вы сами скажете, сколько это стоит». Последняя фраза, прозвучавшая несколько неуклюже и не слишком деликатно, вывела синьора Этторе из оцепенения, и он, еще больше смутившись, ответил: «Еще раз заговорите со мной об этом, я буду вынужден сложить с себя полномочия».

Означало ли это, что он согласен?!

Повисла недолгая пауза; затем Этторе, успокоившись и овладев собой, рассмеялся и сказал: «Ладно, давайте попробуем, но не стройте лишних иллюзий – вдруг я не справлюсь?» Он быстро просмотрел газеты и добавил: «Сегодня в пять часов вечера я к вам зайду. Это время вас устроит?» Затем попрощался, развернулся и не спеша направился в сторону церкви, на ходу читая газету.

Синьора Барди впервые в жизни абсолютно позабыла о делах. Она села в машину и заторопилась домой, чтобы поскорее рассказать мужу о своей, как она считала, победе, которая может стать настоящей удачей для их сына. Материнский инстинкт подсказывал ей именно это.

Она встретила мужа на крыльце дома, когда он уже собирался уходить. Пригласив его следовать за собой, она села и попросила присесть и его. С энтузиазмом, достойным совсем юного создания, она рассказала о бессонной ночи, мыслях, которые пришли ей в голову, и, наконец, о своей встрече с синьором Этторе. Синьор Сандро слушал с любопытством и в конце признался жене, что просто поражен. Он хорошо знал Этторе – в последние годы, будучи членом административного совета банка, а затем и вице-президентом, он имел возможность часто встречаться с ним по работе. Синьор Сандро признался, что посмеялся бы над этой идеей жены, если бы она спросила его мнения.

– А ты уверена, что поняла правильно? Мне кажется крайне странным, что он согласился, ведь он такой закрытый человек, что иногда даже может показаться мизантропом тем, кто хорошенько с ним не знаком!

– Ты – как всегда! – ответила она, немного обиженная скепсисом супруга. – Вечно во всем сомневаешься! Подожди – и увидишь!

– Долго он не выдержит! С характером нашего сыночка он махнет нам рукой через полчаса!

Такими были слова ее мужа, но на самом деле лицо его светилось радостью – он был доволен этой прекрасной новостью, полученной рано утром.

Наконец они решили выйти из дома вместе и весь день спорили по поводу Этторе и гадали, какой будет реакция Амоса, когда тот вернется из школы. Амос и синьор Этторе давно знали друг друга, но общались минимально, поэтому предположить, во что выльются их отношения, было весьма непросто.

«Или хорошо-прехорошо, или плохо-преплохо», – говорил синьор Сандро, смеясь, когда встречался взглядом с женой или сталкивался с ней в каком-нибудь из отделов их магазина. «Хорошо-прехорошо!» – отвечала она с неизменным оптимизмом, свойственным ее открытому и импульсивному характеру.

В этот день во время обеда семейство Барди собралось за столом в полном составе. Старшие дождались возвращения ребят, и, как только все расселись, синьора Эди объявила Амосу, что синьор Этторе, директор банка, согласился на ее просьбу подготовить сына к экзаменам.

Амос воспринял известие спокойно, даже, можно сказать, равнодушно, чего от него никто не ожидал. «Что ж, так лучше», – подумала мать.

В конце обеда синьор Сандро встал из-за стола и позвал сына за собой в гостиную. «Ты доволен? – спросил он. Затем продолжил разговор своеобразной презентацией Этторе: – Ты его не очень хорошо знаешь. Это человек немного странноватый, но при этом исключительный; чтоб ты знал, он управлял банком в наших краях, закончив всего лишь пять классов начальной школы; участвуя в совещаниях с директорами самых крупных банков, он почти всегда молчал, но если уж говорил, то слушали его с огромным уважением, и никто не осмеливался противоречить, потому что все знали, что он никогда не скажет чего-либо, в чем до конца не уверен. Кроме того, насколько я помню, он читает и пишет как минимум на шести иностранных языках – по крайней мере, отлично знает французский, английский и даже русский, представляешь?! А ведь русский язык, должно быть, такой трудный. Потом, он неплохо говорит по-испански, по-немецки… Он постоянно что-то читает, его невозможно уличить в некомпетентности ни в одном вопросе, ни в одной из областей: это просто невероятно, но факт. Короче, это человек, который не всегда говорит то, что знает, но зато всегда знает, что говорит… В младших классах он учился у бабушки Леды, и она всегда отзывалась о нем как о вундеркинде, наделенном редким интеллектом, что удивительно, учитывая, из какой он семьи: у него скромнейшее происхождение – отец был штукатуром, а мать домработницей. Его детство прошло в страшной нищете, но судьба мужчины напрямую зависит от его ума и способностей, а все это у Этторе имеется в достатке, вне всякого сомнения. Только вот: Этторе не очень общительный, ему нравится одиночество, и его надо воспринимать таким, какой он есть, – в общем, постарайся хорошо вести себя с ним. Кто знает, возможно, на этот раз твоей матери пришла в голову неплохая идея!»

Сандро посмеялся собственной доброй шутке в адрес супруги и добавил: «И будь осторожен в выражениях: если ляпнешь что-то не то – упадешь лицом в грязь, ведь он знает все! Помни об этом».

Амос молча, не перебивая, выслушал это описание, которое пробудило в нем невольный интерес и в некотором смысле успокоило. «Ясно», – ответил он. Потом встал, и они вместе с отцом вышли из комнаты. Спустя мгновение он уже звонил приятелю и болтал с ним о разных глупостях, напрочь позабыв о синьоре Этторе, экзаменах и занятиях. Это было еще одной особенностью его характера: он умел «архивировать» свое беспокойство до тех пор, пока не приходило время встретиться со сложностями лицом к лицу.