Первого октября следующего года Амос сидел за партой рядом с Давиде. Он наконец стал первоклассником.

Перед тем как покинуть родной дом по окончании летних каникул, Амос получил очередное повышение в звании от дядюшки Компарини и теперь с гордостью рассказывал об этом своим одноклассникам.

Его учительница, синьорина Джамприни, была дамой лет сорока. Она так и не вышла замуж, полностью посвятив себя работе и заботам о престарелой матери. Несмотря на то что она сама была незрячей, ее горячо рекомендовали семье Барди как человека в высшей мере способного и ревностно относящегося к преподаванию; она легко держала весь класс в кулаке, и было маловероятно, что кто-то натворит что-либо у нее под носом. С восьми утра, когда дети входили в аудиторию, и до самого последнего звонка она ходила между партами, проверяя, достаточно ли внимательно слушают ее объяснения, и следила, чтобы никто не уснул, положив голову на парту.

В этом году Амос с товарищами начали изучать шрифт Брайля. Им вручили деревянный ящичек прямоугольной формы, в ячейки которого вставлялись маленькие параллелепипеды, тоже из дерева, которые изображали, в зависимости от своего расположения, различные буквы. Впоследствии детям предстояло научиться узнавать те же самые буквы, изображенные в виде маленьких точечек при помощи перфорации на бумаге.

Учительница была неутомима и заражала своих учеников энергией и неповторимым энтузиазмом. Частенько она организовывала самые настоящие соревнования, которые вовлекали всех и каждого и повышали общую успеваемость в классе. В то же время она никогда не забывала об отстающих, уделяя им повышенное внимание и порой даже давая небольшую фору в соревнованиях – ведь иначе им бы никогда не выиграть.

Синьорина Джамприни была очень религиозна. Ее вера была нерушима, уникальна и кому-то могла, конечно, казаться немного ханжеской. Каждое утро перед началом занятий она предлагала детям вместе прочитать молитву, и перед обедом тоже. Уже в первом классе она рассказывала им о Святом Писании, разъясняла его суть, и делала это с такой страстью, что дети слушали ее с открытым ртом, периодически задавая заинтересованные вопросы.

Амос и много лет спустя полагал, что знание Ветхого Завета является фундаментальным для формирования личности молодого человека, и дело не только в его религиозном значении, а прежде всего в том, что он помогает лучше понимать жизнь, ближних, постигать историю народов и их обычаи. Человек, хорошо знающий Библию, ничему не удивляется, и в нем поселяются невиданная сила и уверенность.

Той зимой было очень холодно, часто шел снег. Амос выходил во двор вместе с одноклассниками, и они весело играли в снежки. Может быть, именно поэтому он часто простужался, и тогда его клали в маленький школьный лазарет, где за ним, как и за всеми прочими больными, круглосуточно заботливо ухаживала синьора Эва. Амос обожал болеть, ведь он попадал в теплое гнездышко, где мог вдволь поиграть и поболтать с соседями, вдали от строгих правил колледжа и школьных обязанностей. Рано утром медсестра вставала и включала большой радиоприемник, который передавал нежную, расслабляющую музыку. Дети тут же просыпались, но, разумеется, оставались в постелях в ожидании лекарств. И еда там была лучше, чем в столовой. Поэтому маленьким больным совсем не хотелось выздоравливать и возвращаться к учебе.

Весной жилось веселее: мягкий климат позволял подолгу находиться на свежем воздухе, и в маленьком дворике организовывали настоящие матчи в так называемую деревяшку, игру, захватившую всех без исключения мальчишек, которые чувствовали себя героями-футболистами, о которых знали по воскресным трансляциям по транзисторным радиоприемникам. С «деревяшкой» обращались в точности как с футбольным мячом – даже если речь шла просто о пустом пакете из-под молока или куске доски. Периодически у старшеклассников появлялась особая «деревяшка», умело изготовленная собственными руками на манер футбольного мяча: это был настоящий шик – баночка из-под гуталина, куда вставлялся кусок круглой деревяшки. Этому нехитрому развлечению дети посвящали все перемены.

Время от времени синьорина Джамприни организовывала выезды за город, чтобы ее ученики могли соприкоснуться с живой природой, и объясняла им то, что невозможно показать или дать потрогать своими руками в классе. В таких случаях они обычно отправлялись в гости к Орацио, близкому другу учительницы, святому человеку, которому взрывом и последовавшим за ним пожаром изуродовало лицо. Он потерял обе руки, но, невзирая на это, был для всех образцом если не счастья, то спокойствия; это был простой, чистый человек, тоже глубоко религиозный, который в нерушимой вере черпал свою силу и мужество. В обществе детей с его губ не сходила улыбка; он показывал им гимнастическое упражнение – стоял на голове, ногами кверху. Было в нем что-то привлекательное и обескураживающее одновременно: везучий и невезучий, он относился к жизни и маленьким повседневным проблемам с легкой иронией, а к ближним – с теплым состраданием. Словом, Орацио был из тех, кого непросто забыть.

Во второй половине дня, перед возвращением в колледж, семья Орацио приглашала весь класс к себе в гости, где все располагались в маленькой кухоньке и угощались домашней выпечкой и напитками. Затем наступал момент прощания и обещаний скорого возвращения.

Следующее утро всегда посвящалось обмену мнениями о вчерашнем дне: в классе обсуждались цветы, животные и орудия труда, причем обсуждение велось таким образом, чтобы дети не просто запомнили это, но и впитали в себя, пропустив через фильтр собственного интеллекта.

В начале весны учительница объявила, что пришла пора учиться писать по-настоящему: однажды утром вместо привычного деревянного ящичка дети обнаружили на своих партах металлический предмет прямоугольной формы, ручку из того же материала и пробойник с деревянной рукояткой. Синьорина Джамприни научила их закреплять лист бумаги на специальной доске и размещать ручку наверху, а также обратила их внимание на двойной ряд клеточек, объяснив, что в каждой из них можно отметить до шести точечек. Потом попросила всех попробовать поставить точечку сначала в первой клетке справа, а затем сверху. «Это и есть буква „А“», – сказала она.

Таким образом, дети начали писать справа налево, чтобы потом, сняв лист бумаги с доски и перевернув его на другую сторону, прочитать слева направо.

Когда настало время цифр, ученикам вручили небольшой пластмассовый ящичек и жестяную коробку с маленькими кубиками: на гранях кубиков располагались выпуклые цифры, каждую из которых – по системе Брайля – предваряла одна из десяти первых букв алфавита: от А, обозначающей единицу, до И, обозначающей ноль. Кроме того, одна из сторон кубика была гладкой – это обозначало запятую, используемую в десятичных дробях.

Четыре арифметических действия представляли собой серьезную проблему для Амоса. В особенности трудным было сложение: он никак не мог постичь, что означает понятие «в уме». Для него было проще про себя сложить два числа, чем считать так, как объясняла учительница. Но матери Амоса удалось устранить это мысленное препятствие, которое заблокировало мальчику вход в мир счета: как-то он лежал, выздоравливая после высокой температуры, и делился с мамой своими переживаниями по поводу возвращения в школу, где ему опять придется столкнуться с проблемой счета, который уже освоили все, кроме него. В этот момент синьоре Эди, почувствовавшей – благодаря невидимой таинственной нити, связующей мать и дитя, – страх, волнение и стыд своего сына, удалось сотворить настоящее чудо: после терпеливых объяснений и массы приведенных примеров Амос наконец понял. С тех пор арифметика стала одним из его самых любимых предметов.