Лето в том году было необычайно жарким. Амос и его друзья играли в мяч на площади перед домом и буквально обливались потом. Они по очереди освежались под краном на углу дома Барди и дружно защищались от выпадов бабушки и няни Орианы, которые вечно беспокоились о здоровье ребят и о сохранности своих цветов, то и дело страдавших от удара мяча, если, конечно, тот не попадал прямиком в зеркальную дверь или в ворота, выходящие на дорогу. По окончании матча мальчишки усаживались в тени оплетенной вьюнком старой беседки, с крыши которой свисали ароматные плети, и каждый комментировал по-своему победу или поражение.

Но однажды Амос вдруг принялся рассказывать историю, которая немедленно захватила всех без исключения. За несколько месяцев до этого он познакомился в колледже с очаровательной девочкой, приехавшей навестить своего брата Гуидо; звали ее Элеонора. Всем она показалась очень симпатичной. «Я отходил от нее, чтобы она могла поговорить то с одним, то с другим, – рассказывал Амос, – но она все время возвращалась ко мне. Потом я начал напевать, а она тихонько слушала. Наконец она представилась, и мы весь день проговорили, рассказывая друг другу о наших семьях, о наших увлечениях. Она была очень застенчивая, но я старался подбодрить ее!..»

Амос был так увлечен собственным рассказом, что даже не заметил, как стал прибавлять к нему вымышленные подробности, подсказанные ему детской фантазией впервые влюбленного мальчишки. Первая влюбленность. Элеонора, сестра Гуидо, действительно приезжала навестить брата и действительно понравилась всем без исключения, и в особенности Амосу, но – то ли потому, что он был слишком робок, то ли потому, что внимание девочки было направлено на ребят постарше, – так или иначе, Элеонора заметила его лишь единожды, когда Амосу, стоявшему в окружении друзей, вздумалось вдруг запеть какой-то мотивчик. Все остальное было плодом его воображения. Он долго фантазировал и мечтал о том, как берет ее за руку, уводит ото всех и похищает ее сердце. Но поскольку этого не произошло, сейчас ему хотелось поверить в это самому и убедить братишку и друзей, которые слушали его с любопытством и жадным вниманием. Никто не перебивал, никто не задавал вопросов, ведь для всех это была совершенно новая, таинственная тема. У каждого сформировался свой образ: девичье лицо с нежными чертами, голубыми глазами и милой, доброй улыбкой. По мере того как продолжался рассказ Амоса, обраставший все новыми и новыми подробностями, этот образ становился все четче, пока не превратился в идеальный. Теперь всем этим мальчишкам хотелось познакомиться с Элеонорой; им казалось, что они уже любят ее и готовы быть с ней любезными, смелыми, искренними, обучаться искусству ухаживания, которое, в сущности, заключается в том, чтобы демонстрировать свои лучшие черты и тщательно скрывать худшие.

А в доме тем временем шли приготовления к торжественному ужину, посвященному концу жатвы. К восьми вечера должны были приехать все мужчины, бок о бок с синьором Барди срезавшие колосья, вязавшие их в снопы, укладывавшие в скирды и отправлявшие сноп за снопом в пасть огромной молотилки. Из второй пасти, находящейся на небольшой высоте от земли, высыпалось крупное зерно, которое прямиком отправлялось в зернохранилище или на мельницу. Амос несколько раз тоже принимал участие в работах, предварительно натянув майку и короткие штанишки – одежду, словно специально предназначенную для того, чтобы как можно быстрее отбить охоту делать что-либо, ведь на него мгновенно нападали чудовищные приступы чесотки, вызванной потом, пылью и насекомыми. Этим вечером за ужином будут подводить итоги прошедшего трудового года на полях; все станут громко разговаривать, шутить, смеяться, а Амосу явно придется что-то спеть: такова цена, которую надо заплатить, чтобы его не отправили в постель слишком рано. Ужинать будут на улице, в беседке, как раз как ему нравится; может быть, удастся даже выпросить немножко разбавленного вина.

Во время пауз между рассказами, пока он концентрировался на все новых и новых воспоминаниях и дарил жизнь очередным фантазиям, до Амоса доносились из дома голоса женщин, которые суетились, обсуждали, кто где будет сидеть и какую еду надо подавать.

О, эти сладкие воспоминания детства, пусть трудного, но все равно прекрасного, полного того, что более всего важно для любого ребенка: любви…

Этим вечером юному певцу вновь пришлось оказаться в центре всеобщего внимания: каждый хотел о чем-то расспросить его и что-то ему рассказать, о чем-то вместе вспомнить, чтобы доставить ему удовольствие. Ведь деревенские – народ простой и душевный; будучи привязанными к собственной земле и собственным корням, они инстинктивно испытывали нежность к этому парнишке, вынужденному большую часть года жить вдали от родных. К концу ужина случился момент общего смятения, когда кому-то вдруг вспомнился синьор Альчиде, дедушка Амоса, умерший в ноябре прошлого года. Так что это был первый урожай, собранный без него, а ведь он называл себя поэтом земли. Бабушка Леда окончательно расстроилась, да и у синьора Барди глаза повлажнели, но лишь на мгновение: синьора Эди деликатно перевела разговор на другую тему, и все дружно решили, что на этот вечер грустных воспоминаний достаточно и пора захлопнуть книгу прошлого.

Когда Амос отправился спать, абсолютно счастливый и довольный прошедшим вечером, он даже не ожидал, что кое-кто приготовил ему грандиозный сюрприз, который ждал его наутро. Дедушка Альчиде покинул их чуть больше семи месяцев назад: он скончался на рассвете 4 ноября 1966 года, как раз в тот момент, когда разлившаяся река Арно затопила Флоренцию и другие населенные пункты. Но за несколько дней до кончины, попросив, чтобы внук приехал из колледжа домой, дабы увидеться с ним в последний раз, дед изъявил желание подарить Амосу коня, который мог бы катать ребенка по деревне. Синьор Сандро, присутствовавший при этом трогательном прощании, поклялся себе, что исполнит мечту умирающего отца; и за несколько дней до приезда мальчика из колледжа он отправился в Миемо, маленький город на холме, в лесах неподалеку от Лайатико. Там, в имении Бальдаччи, которое охраняли конные стражники, он выбрал красивую и спокойную кобылку авелинской породы и приобрел седло и стремена небольшого размера. Затем лошадку доставили в поместье Барди, где она немедленно получила свою порцию пищи и ласки. Синьор Барди, который теперь не находил себе места, умолял всех окружающих держать язык за зубами, чтобы не испортить сыну сюрприз.

После ужина с крестьянами синьор Сандро решил провести все утро со своим маленьким школьником и повел его знакомиться с лошадкой, которую уже успел назвать Стеллой. Амос еще крепко спал рядом с братиком, когда вдруг услышал голос папы, зовущий его с радостным возбуждением. Удивленный таким непривычным пробуждением, мальчик быстро оделся, поспешно позавтракал и вместе с отцом отправился в сторону Поджончино. Он был там за несколько дней до этого, но провел все время в ангаре с крестьянами, суетившимися вокруг молотилки. Когда они пришли, его поразил царивший в деревне покой, столь далекий от хаоса, в который все было погружено всего несколько дней тому назад. В Поджончино у них не было никого, кроме деда по линии матери, синьора Ило: они встретили его позади хозяйского дома, где предки семьи Барди поселились еще два века назад, после того как покинули ферму князей Корсини и сумели купить благодаря некоторым сбережениям эту недвижимость. Амос бросился к старику на шею и поцеловал его. Он был счастлив видеть деда, ведь он питал к нему особую симпатию и глубокую привязанность, которую тот поддерживал в мальчике рассказами о войне, охоте, лошадях, собаках и автомобилях – словом, обо всем, что занимало воображение внука. Спустя годы именно он впервые заговорил с ним о политике и женщинах.

Шагая между отцом и дедом, Амос направился к углу дома, где стояла маленькая конюшня, которую долго использовали в качестве кладовки для хранения инструментов. За несколько дней до этого синьор Сандро освободил ее, чтобы вернуть конюшне ее истинное предназначение, и поселил туда купленную лошадку. Когда они подошли к двери, дедушка зашел внутрь и, к невероятному изумлению Амоса, вывел оттуда за поводья кобылу.

«Это Стелла, – сказал он очарованному мальчику. – Она добрая, можешь ее погладить». Потом начал давать всяческие советы, как делают все знатоки лошадей: «Никогда не подходи к ней сзади, она может испугаться и лягнуть тебя. К лошадкам всегда подходят с левой стороны – вот так, видишь?»

Стелла тем временем опустила голову и принялась пощипывать травку, тут и там проросшую среди камней. Затем дедушка понизил голос и тоном истинного знатока заявил, что эта кобылка – самая что ни на есть подходящая для ребенка. Авелинская порода получена путем скрещивания восточных жеребцов и пони, выращенных в Авелине; от этого получились метисы, хоть и небольшого размера, но при этом чрезвычайно выносливые в работе, легко адаптирующиеся к разным климатическим условиям и – что самое главное – с великолепным характером. Именно синьор Ило посоветовал зятю купить лошадь этой породы и теперь был невероятно горд своим выбором.

Вскоре приехал Беппе, работник, который жил в Поджончино, и вместе с ним все забегали вокруг Стеллы, которую сперва выкупали, а затем запрягли в тележку. Седло и сбруя были в полном порядке; дедушка скрупулезно изучил их, похвалил синьора Сандро за покупку и принялся прилаживать их к лошади, которая спокойно позволяла проделывать с собой всевозможные манипуляции, периодически отвлекаясь лишь на то, чтобы пощипать травку. Когда спустя полчаса кобылка была готова, дедушка Ило забрался в тележку, посадил рядом с собой внука и, наконец, щелкнул хлыстом. Стелла тут же пошла рысью. Тележка пересекла подъездную тропу к имению Поджончино, свернула налево и устремилась по сельской дороге, ведущей туда, где Эра граничит со Стерцей. Стелла появилась на свет как раз в тех краях, поэтому ей, должно быть, уже пришлось проделать этот же самый путь несколькими днями раньше, когда она переходила от старого хозяина к новому.

Работники и крестьяне, с любопытством наблюдавшие с полей за новым приобретением, не могли не заметить два счастливых лица: это радостное мгновение напрочь стерло с черт старика воспоминания о пережитых бедах, боли и треволнениях, а на лице ребенка начертало выражение пылкой надежды и веры в прекрасное будущее.