Что-то зазвенело на кухне. Татьяна открыла глаза. Солнце уже наполнило комнату тёплыми лучами. Ну конечно, ведь сегодня воскресенье. На кухне снова грюкнуло, Воронцова накинула халат и пошла на запах яичницы и бекона.
– Нет, это невыносимо!
– Что милая? – Юра в трусах и фартуке с варежкой-ухваткой.
– Ты – мечта любой женщины, а околачиваешься возле меня. За какие заслуги, я получила – мужчину мечту?
– А я что говорю? Причём давно повторяю, чтобы не забыла как тебе со мной повезло.
– А там у тебя что? – она указала на большую сковороду, что стояла на печке.
– Минуточку, – он взял две тарелки, выложил на них содержимое и подал одну тарелку Татьяне.
Невозможно было отказаться от этой великолепной яичницы, а с корочкой бекон будто требовал, чтобы поскорее его положили в рот и прожевали. Невозможно было отказаться от этой церемонии завтрака, что по выходным устраивал Юра. Он любил делать завтрак и так любил угождать.
***
Три года назад, он появился и стал часто мелькать в коридорах суда. Тогда много репортёров набежало. В связи с резонансным делом Дашкевича. Каждое заседание, куча народу. И всем кто работал в суде приходилось мириться с неудобствами. Благо, такие дела попадались не часто.
Обычно Воронцова просила секретаря сделать кофе, но в тот день отправила Лизу за документами в архив, а кофе так хотелось, что пришлось идти к кофейному автомату, что одиноко стоял в конце вестибюля первого этажа. Немного постояла разбираясь что к чему, а потом нажав несколько кнопок судья получила наконец эспрессо и разочарованно глянула на дно стаканчика где плескались капли тёмной, слегка затуманенной пеной жидкости. Воронцова почувствовала себя обманутой, а когда сделала глоток и вовсе скорчила гримасу. Кофе оказался отвратительный.
У входа внимание привлёк стенд с объявлениями для работников суда. Пока пыталась без очков рассмотреть буквы, небольшая толпа вынырнула из-за угла и ринулась прямо в направлении судьи. Она быстро отошла, чтобы ни с кем не столкнуться, но движение оказалось неловким и мужчина, что проходил ближе всего, как раз попал под струю кофе, которая выплеснулась из чашки.
– Ах, простите, простите, – кинулась к нему Воронцова, – Боже мой, как так получилось, даже не знаю. Как неловко.
– Да не волнуйтесь, – он быстро достал носовой платок и начал тереть огромное как для небольшого количества кофе пятно, – ничего страшного. Не волнуйтесь.
Суетливо судья тоже пыталась тереть ему куртку, но он быстро развернулся и резко сказал:
– Хватит! Всё! Мне пора идти!
Он ринулся догонять людей, а она осталась стоять с пустым стаканчиком в руке.
Эта история почти забылась и за важными делами она уже не вспоминала свою непростительную неловкость, но однажды вечером, когда Воронцова вышла из суда и направилась к машине, услышала как кто-то окликнул. Она не сразу узнала его лицо и даже не сразу вспомнила ту встречу в вестибюле.
– Здравствуйте! – махнул он ещё издалека.
– Добрый вечер, – незнакомцы настораживали её, тем более вечером.
– Кофе – помните?
– Какой кофе? – не поняла она.
– Вы плеснули кофе мне на куртку, – он подошел.
С полминуты она его рассматривала. Волосы с проседью, хорошее лицо, пара обаятельных морщин. Лицо честного человека. Она узнавала такие лица сразу. Даже проверяла себя на слушаньях, тестировала, каким окажется тот или иной разводящийся муж. Ошибалась редко. Хотя, разное бывало. А у этого человека, во всей его внешности было что-то такое, чему сразу хочется верить.
Одет обычно. Куртка, джинсы, кроссовки.
– А, это вы. Вы тогда, так быстро ушли…
– Боялся пропустить слушанье. У нас ведь как, если кто-то расскажет раньше тебя – плохо дело.
– Вы журналист?
– Как бы – да, – смутился он.
– Почему – как бы?
– Не любят нас в суде.
– Значит заслужили, раз не любят.
– Тут можно поспорить.
– Не сегодня я устала, хочу домой поскорее.
– Трудный день?
– Вроде того.
Пару мгновений он напряженно всматривался ей в лицо, а потом резко отвёл взгляд в сторону. Когда посмотрел снова во взгляде его уже не было напряжения. И он спросил:
– А могу я пригласить вас..?
– Не сегодня, простите.
– А когда?
– В другой раз, – и она ушла в дальний конец стоянки, где была её машина.
Когда выезжала, его уже не было.
Другой раз – наступил довольно скоро. Как-то вечером, Юра – так звали нового знакомого, поджидал Воронцову у стоянки. Лицо его в этот раз показалось уже каким-то даже симпатичным. Отчего это произошло судья не поняла, только помнит как почувствовала облегчение, именно в тот момент когда увидела его там. Он улыбнулся, и сдержанно она улыбнулась в ответ.
– Могу я пригласить вас в ресторан?
– Было бы неплохо, потому что я очень голодная.
С того дня они больше не расставались. Как так получилось, что на следующее утро после ресторана она проснулась, а рядом – он, до сих пор Татьяна не может толком понять.
Но зато помнит точно, что когда он встал и пошел на кухню чтобы, как он сказал, приготовить завтрак, она заметила:
– Хорошо, если кто-то готовит тебе завтрак.
– Если хочешь, я буду готовить тебе – и завтрак, и обед, и ужин.
– Хочу, – ответила она.
1. Много лет назад
Затерялось счастье где-то, не найдёт дорогу.
С родителями неплохо, но давно мечталось Валентине своим домом жить, своей семьёй. Хотелось мужа любящего, детишек – мальчика и девочку. Но заплутало где-то счастье по дороге к ней, никак не доберётся.
– А что Валюха ваша, замуж не вышла? – интересуются соседи.
Отец с матерью уже и не останавливаются ни с кем словцо перекинуть, тема ведь всегда одна – вышла их дочь замуж или так и сидит в двадцать семь лет нецелованная. Им то что пускай себе сидит, замуж не напасть, лишь бы замужем не пропасть. Только им как никому известна тоска дочери. Ведь не слепые, видят как мается она бедная. А они то, чем помогут?
Ходит мать по подругам – обсуждают, думают, как Валентине познакомиться, хоть с кем. Пусть даже с разведенным или вдовцом. Жениха где найдёшь? Все кругом переженились те, что по возрасту подходящие, а остальные – не молодой так старый.
И хотели бы дочь замуж спровадить, сами то уже на шестом десятке, Валя у них поздняя, да не за кого. Женихов в округе, хоть «Ау!» кричи.
– Ты Валюха, по подругам бы поспрашивала, у кого брат или друг. У мужей их что же друзей неженатых нет? – говорил отец, кинув цепкий взгляд над газетой. Брови его густые, с проседью.
– Да они и так уже меня сторонятся, лишний раз и не приглашают, – пожала плечом Валентина.
Бельё под утюгом выпускало струйки пара. Валя ловко расстилала, гладила и складывала, а заодно посматривала на телевизор. Одним ухом туда, другим сюда.
– А это, потому что боятся, вдруг ты – незамужняя у них мужей начнёшь отбивать, – мама отвлеклась от вязания и тронула отца спицей, чтобы подал голубой клубок.
– Ой, да кого она отбить может? Глянь на неё, хоть бы причёску какую сделала в паликмахерской. А то смотреть тошно, волосёнки жиденькие, глазки близоруконькие, и худюща словно щепка, разве на такую кто позарится, – усмехнулся отец и потёр волосатой рукой живот, который так сильно выступал под майкой, что почти лежал на коленях. Грудь и плечи отца тоже были в довольно густой растительности.
– Ох, ты, смотрите какой красавец отыскался, – вскрикнула в возмущении мама. – Ещё скажи, что в меня она такая близорукая. Всё ж от твоей мамаши, царство небесное, Валюха наша унаследовала, да от тебя.
– Да? А кто кричал, как Валька на тебя похожа когда ей пять было? А? Я что ли? Ты же и кричала, а теперь как подурнела дочь, так на меня всё и валишь. Может в газету написать? Вон тут рубрика есть знакомства. И ничего. Правда тут женщин в два раза больше чем мужчин, но и то.
Мама считала петли, а как досчитала, тут же возмутилась:
– Да ты что обалдел что ли, чтобы я свою дочь в знакомства выставила, она ещё не сорокалетняя чтобы ей по газете знакомиться.
– Эдак мы не скоро внуков дождёмся. Она ведь глянь, ходит с кислой миной, кто на такое чудо позарится. Тьфу, смотреть тошно.
– А раз тошно, то и не смотри. Глядите отыскался, какой интеллигентный, тошно ему.
Валя прислушивалась к их разговору и снисходительно улыбалась. Так было чуть не каждый день. На протяжении нескольких лет почти каждый вечер родители обсуждали как найти жениха и как выдать дочь замуж.
Она понимала их беспокойство. Ведь в уютной квартирке, недоставало только лишь одного, маленького существа – ребёнка, о котором все тут же начнут заботиться. Только этого им и недоставало.
2
Соседка, старенькая баба Маша часто с матерью Валентины о своём непутёвом внуке заговаривала. Мол, связался с компанией, да с толку его та компания сбила.
Историю эту уже давно весь дом знал. Колька с пацанами напали на улице ночью на мужика, избили его, ограбили. А когда милиция выяснять стала, тут же всех пацанов сразу и накрыли. В квартиру Кольки следователи нагрянули, а у него в прихожей прямо на вешалке куртка того мужика весит. В общем, всех повязали. Те кто с деньгами – отмазались и повесили всю историю на Кольку и ещё пару пацанов. Их троих и осудили за групповой грабёж и избиение. Так что трое получили по полной программе – по девять лет, а четверо их друзей отделались деньгами и лёгким испугом.
Пока внук в тюрьме был бабушка Маша ездила, хоть и не часто, его навещать. Парень то он неплохой, податливый вот только оказался. А на характер спокойный, добрый. Всё бабке хотелось девушку хорошую подыскать, чтобы хоть писал кто-то ему в тюрьму, чтоб не очерствела у него душа, пока за решеткой столько времени жить приходится. Внук ведь единственный родной человек у неё, как тут жить. Нет покоя пока Колюшка в тюрьме. Тяжело одной, да что поделаешь?
Вот и подступалась постоянно к Любе, матери Валиной, мол, нужно бы молодых познакомить. Только Люба на такие бабы Машины разговоры, отмахивалась и очень строго.
– Вы Мари Ванна, не сбивайте с панталыку. Я свою дочь не хотела бы, не в обиду вам сказано, с тюремщиком связывать.
– Так он и кошки не обидит, это по ошибке оклеветали. Что ж ему теперь, за них сидеть за всех эти иродов, да и ещё и осуждение?
– Гнал его кто-то того мужика грабить, не гнал? Так что вы от меня хотите, чтобы я дочери такого жениха посоветовала? Нет уж баб Маша. Вас я люблю и уважаю, а Кольку вашего, уж простите, не сильно мне хочется приваживать. Выйдет из тюрьмы, найдёт себе женщину не волнуйтесь, а то вон их сколько и с ребёночком можно. Не заскучаете.
Но у бабы Маши своя песня. Сильно она к Валентине тянулась, та ведь как, и придёт, и поможет, полы протрёт и в магазин сбегает. Всё что ни попроси всё сделает. Такая девка бабе Маше нравилась. А ещё за то, что скромная она, губы не мажет, щёки не румянит, да в одежде тело напоказ не выставляет. Нравилась ей Валентина, ой как нравилась. Вот и мечтала порой баба Маша для Колюшки своего Валентину в невесты сосватать.
А тут, ни с того ни с сего, случилась амнистия по поводу какого-то праздника. Коля письмо написал, что уже скоро домой его отпустят. Так обрадовалась баба Маша, так разволновалась, что даже скорую пришлось вызывать.
Пришел Коля с тюрьмы, а бабку его уже соседи схоронили. Не выдержало сердце – радости.
3
«Может так статься, внучок мой родимый, что не доживу до встречи нашей. Хоть и известно когда ты на волю выйдешь, да вот, сколько мне по земле этой ходить осталось, ни кто не знает. Старая я уже и ничего с этим не поделаешь. Ты Колюшка, слушай бабку свою пока есть возможность. Я может чего неправильно и делала, и воспитывала тебя видать неверно, а всё же знаю – хороший ты. Нет в тебе той злости, какую показать мне хотели. Нет и не будет никогда. Это уж вернее верного. Добрый ты слишком. Боюсь я Колюшка за тебя. Страшно боюсь. Ты ведь, как тот молодой ветер, только вылетел, сразу о стену ударился. Но стена эта – должна стать тебе наукой. Вечной Колюшка наукой.
А ещё прошу тебя, вот просто даже требую, дорогой мой Колюшка, как приедешь, домой вернёшься, не ходи по дружкам, не шатайся. Не нужны они тебе друзья такие. Работай честно. По сторонам головой, что у кого – не крути. Живи на то, что руками своими мозолистыми заработаешь и рад будь тому, что Бог даёт.
А ещё дорогой мой Колюшка, присмотрись к Валентине. Я ежели чего и знаю в этой жизни, что имею, сам ты уже понимаешь, только тебе моя кровинка отдать готова. И только тебе говорю, эта девушка как для тебя создана. Знай родной мой, только Валентина полюбит тебя всем сердцем, это уж я вижу, хоть и глаза мои почти слепы. Вижу я, тут твоё счастье. Не прогадай и не ищи другого».
Часто Николай бабушкины письма перечитывал. В них, вся его жизнь и заключалась. Весь его мир.
***
Глупо, очень глупо. Только и успел, что с пацанами нахулиганить. И вроде заняться было чем, и интересы были, а тут возьми, да свались на голову эти две бутылки водки. Потом – словно страшный сон, закрутило и понесло. Старался даже и не помнить где и когда находился в какой момент. Какая-то чудовищная, страшная ошибка. Ведь того мужика и не ударил ни разу, страшно было. А потом, как будто так и надо, слова Серёги – «Колян, подержи куртку».
И всё – девять лет.
Девять лет!
Как не тронулся умом за всё это время, он не знает. Возможно, потому что сразу подчинился и не стал сопротивляться. Год. Второй. Третий. Казалось, они никогда не закончатся. Никогда.
Там он чувствовал, что ничего не знает о жизни, ничего. Будто ребёнок, что только родился и ни в чём ещё разобраться не успел. Его жизнь как бы и не его. Мечты, вроде и не мечты. Стремления, да какие там стремления. Остаться бы живым и хотя бы здоровым. Старался не представлять что будет, даже завтра.
Но бабушкины письма, они как голуби прилетали и грели. Ночью он прижимал к щеке письмо и чувствовал запах бабушкиных оладьей. И плакал, прижимая к лицу эту бумажку. Ему так хотелось кричать, но он молчал, потому что кричать нельзя, плакать нельзя, нельзя завыть словно побитая собака. Можно только молчать.
И всё-таки была у него маленькая, несмелая мечта. Часто по ночам, когда он прижимал письмо бабушки, думал не только о ней, но и о Валентине. Он смутно её помнил. Так, подросток, какая-то дурнушка в очках. И даже не мог представить какая она теперь, но в каждом письме бабушка писала о ней. Новый образ её сложился и был размытым, но он заполнил всё сердце. Иногда Николай понимал, что ему всё равно какой она окажется на самом деле. Одно он знал точно, что сделает все, чтобы она его полюбила. Эта уверенность была единственной уверенностью, которую он никогда от себя не отпускал.
Всё своё мужское желание, которое так и не успел узнать, не изведал и не почувствовал, Николай сосредоточил и направил на образ Валентины. Хоть и образ этот размытый не совсем ясно представлялся.
4
– В этой сумке черт ногу сломит, – Валя копалась в необъятной котомке в поисках ключа.
Щёлкнул замок и открылась дверь квартиры напротив.
– Здравствуйте, – молодой мужчина лет тридцати неловко улыбнулся.
Валя кинула быстрый взгляд, кивнула и отвернулась в сторону, давая понять, что к разговорам с чужаками не расположена.
А он словно не торопился, закрыл дверь на ключ и обратился снова:
– Вам помочь?
– Нет спасибо, – она уже начинала волноваться, не потеряла ли ключи.
– Вы – Валентина? – вдруг спросил незнакомец.
Девушка взглянула на него, теперь уже подозрительно.
– Почему вы спрашиваете?
– Я – Николай, внук бабушки Маши, – приветливо сказал он, так, как будто это должно было задобрить Валентину.
И это, конечно сработало.
– Ах, Николай, – приветливо сказала она, – понятно.
Теперь, она уже внимательно глянула на того, о ком столько говорили родители на протяжении нескольких лет. Рост чуть выше её, одет в футболку и джинсы. Лицо его не было красивым или даже симпатичным, скорее, это было некрасивое лицо, но в то время когда он говорил что-то происходило и оно менялось. Это не было лицо мученика, но глядя на него можно было предположить, что человек много думал и много страдал. Не оставляло ощущение, что при видимой молодости, он как будто состарился раньше времени. Говорил он просто, в словах и выражении лица ничего напускного. Во взгляде, что-то грустное и такое понятное. Вале даже показалось, что она знает Николая давно.
– Подержите, пожалуйста, – чтобы ему не показалось, что она разглядывает, Валентина быстро достала и протянула ему батон и пачку макарон, которые занимали половину сумки, – а то, я не могу найти ключи.
Он взял протянутые продукты и сказал:
– Может, позвоните и вам откроют?
– Мама с папой на даче, – сказала она и почему-то испугалась этих своих слов.
Она хотела что-то ещё сказать, но он опередил:
– Моя бабушка часто писала о вас.
Валентина подняла взгляд, и ей показалось, что он смотрит как-то особенно, с нежностью.
– Ах, да. Она говорила мне. Но вы, я надеюсь, не слишком обращали внимание на её слова. Знаете, ведь пожилые люди что-то вобьют себе в голову и потом попробуй, разубеди их в обратном.
– Наоборот, я думаю, она была права.
Наконец, в руку попало что-то похожее на ключ и Валя быстро принялась отпирать замок.
– Спасибо, – сказала она, взяв продукты и скрылась за дверью.
Так иногда, они сталкивались на лестничной клетке, говорили о чём-то, шутили. Каждый из них чувствовал что-то ещё. Ощущение, которого не выразить словами, нельзя пощупать и возможно, пока нельзя описать. Что-то было между ними общего, но что никто не знал и не пытался разобраться, пока однажды Николай не взял Валентину за руку и не потянул в квартиру напротив. А Валя, нерешительно, немного испуганно, пошла туда, куда он потянул.
5
Когда на пороге квартиры появился Николай, мать с отцом только обречённо переглянулись. Давно заметили они, как изменилась дочь. А когда отец увидел в глазок Валентину, что озираясь выходит из квартиры Николая, то и вовсе стало ясно, беседы и споры уже ни к чему. Пошушукались на кухне, но дочери о своих подозрениях не сказали. Решили, если сладится, пусть себе живут, ну а если нет, то нечего и нос совать.
Это дело – такое. Соседи есть соседи, если в своём огороде напортишь, то потом всю жизнь глаза отворачивай. Значит, лишний шум ни к чему. Пусть дочка определится, да Николай бабу почувствует, а то ведь совсем молодым в тюрьму пошел. Вот пусть между собой дела порешают, а там уже видно будет.
Ну, а когда сам Николай свататься пришел, вздохнули – «Ну, слава Богу».
На поверку оказалось, Николай – парень что надо. По характеру добрый, в хозяйстве рукастый. Пока сидел, специальность получил, выучился на сварщика. Как вышел, устроился на работу, зарплата неплохая. В общем, родители Вали остались довольны. А так как у него кроме них теперь никого родных не было, то приняли его в семью, что называется, со всеми потрохами. Приняли родители и полюбили как сына.
Валя с Колей у него в квартире поселились и началась у них своя, молодая жизнь. Чуть времени прошло, расписались.
***
Может быть, так всегда бывает или только с ними это случилось, но оба по любви видно так истосковались, что когда встретились, друг в друга вцепились крепко и не столько объятиями сколько душой. Так вцепились, что сразу стало понятно – уже и не разнять.
Это была такая любовь, которой нет досконального описания, она словно воздух и больше ничего. Дышишь, значит любишь – одно и то же. Так и они.
Несколько лет как один день пролетели. Живут, душа в душу. Всё есть и дом, и работа, и родители под боком. Но чем дальше, тем больше понимали, детей Бог не даёт, а за какие прегрешения кто его знает. Валентина и по врачам ходила и Николая тянула, но – все только руками разводили.
У Валентины подруга Алевтина, акушерка. В том же доме, только через три подъезда. Частенько Валя к ней захаживала. Так та столько разных историй порасскажет, что возвращается Валентина домой с тяжелым сердцем.
– Не ходи ты к Алевтине, ни майся. Ходишь, только душу надрываешь. Что тебе там мёдом помазали? – возмущался Николай. – Она ведь и захочет, не поможет. А только нарассказывает всякого. У неё язык как помело, а ты ушами хлопаешь. Она язык чешет, а ты потом валерьянку пьешь.
Но все эти разговоры не влияли на Валю, и хотела бы к подруге не ходить, да не может. У Алевтины пацанёнок Мишка, так Валя иной раз, ради него идет. Посидеть с ним пообщаться, поиграть да гостинец принести. Иногда Алевтина мальчишку на подругу оставляла, если какие дела неотложные. Алевтина ведь женщина незамужняя иной раз и встретиться с кем-то или ночная смена, благо живут недалеко. В общем, дружба тесная.
Однажды телефон звонит, Коля трубку взял:
– Алло. Иди подружка твоя, что-то волнуется очень, – зашел на кухню, где Валя ужин на стол собирала, – опять ей на вечер что-то рассказать тебе захотелось, видно про нового жениха.
– Что ты, – улыбнулась Валентина, ласково тронула мужа за плечо и пошла к телефону.
– Смотри, – добавил он, – а то и тебя в свои дела затянет, а мне потом разбирайся.
– Смешной ты, как же она меня затянет если ты у меня есть, – сказала она, прикрыв трубку рукой, а потом показала чтобы молчал. – Алло, Аля привет.
– Валюша, Валя, слушай меня, ты срочно мне нужна. Срочно.
– Но мы ужинать собрались, что-то случилось?
Несколько секунд тишина в трубке, а потом голос Алевтины:
– Ну, хорошо ужинайте, а потом ко мне приходи, у меня срочное дело к тебе. Очень срочное и очень важное. Это тебя касается.
– Если такое важное, может не ужинать? – забеспокоилась Валя.
– Нет, нет, поужинай, потом зайдешь.
– Хорошо, зайду.
За ужином и Валентина уже разволновалась. Что такого хочет ей подруга рассказать, что за такая важность?
Коля только усмехнулся:
– Опять ей нужно срочно рассказать про новую любовь. Может замуж выйдет наконец, да остепенится уже.
– Не наговаривай. Просто ещё не встретился подходящий человек. Как встретится, позовёт замуж, то и не будет она никого искать. А сейчас пока вот так. Что поделаешь?
– Не нравится мне ваша дружба, собьет она тебя с пути.
– У меня ещё пока своя голова на плечах имеется. Ладно побегу, а то уж больно срочно она просила зайти. Не случилось ли чего серьёзного.
6
Аля заговорщицки выглянула из кухни, прислушалась и потом плотно прикрыла дверь. Хоть сынишке всего пять лет, но дело видимо было такой важности, что ему слушать детали ни к чему.
– Сейчас я тебе такое скажу, ты не представляешь, – лицо подруги в лучших традициях кино про шпионов.
– Всё так серьёзно? – Валентина в волнении сжала руки у груди.
– Очень серьёзно, – Алевтина достала из верхнего шкафа конверт, видно прятала его повыше, открыла, вытащила письмо и протянула подруге. – Вот. Читай.
Валентина медленно взяла бумагу, развернула и стала читать. Писала какая-то родственница Козлова из деревни. Сначала она напоминала о себе и рассказывала, кем приходится Алевтине, вспоминала ещё каких-то родственников. А уже потом о проблеме, которая заставила её обратиться за помощью. Она писала о том, что её тринадцатилетняя дочь погуляла с каким-то деревенским парнем, имени которого не называет и теперь беременна. Это означает большой позор для семьи. Родственница слёзно просила, почти умаляла, принять их у себя и помочь в решении этой проблемы, помочь с родами и с отказом от ребёнка.
Валентина подняла недоумевающий взгляд на подругу.
– Это наш шанс, – твёрдо произнесла Аля.
– В каком смысле?
– Ты – возьмёшь ребёнка.
– Ты сдурела? Как это может быть?
Алевтина подошла к двери, приоткрыла, выглянула и вернулась к подруге. Она присела рядом и тихо заговорила:
– Ты сделаешь вид, что беременна.
– Что?!
– Тихо ты! Выслушай сначала, а потом будешь думать, – строго, но тихо прикрикнула Алевтина.
Валя примолкла, но уже чувствовала внутреннее сопротивление всему, что скажет подруга.
– Ты, прикинешься, что беременна, – повторила Алевтина. – Они приедут и будут у меня весь срок. Потом, когда придёт время, она родит и ты возьмешь ребёнка. Всё.
– Не выдумывай. Это не так просто как может тебе показаться. Ты так легко рассуждаешь, так легко. Но совсем не вспоминаешь, что это моя жизнь и жизнь той девочки. И ещё ребёнка. Да не говори больше ничего, не надо. Даже слушать не буду. Это всё полный бред. Не нужно.
– Вот ты глупая. Тебе шанс даётся один на миллион, даже на миллиард. А ты отмахиваешься. Нет, если не нужно, то я и не буду ничего делать. Пусть приезжают. Она родит, да откажется от ребёнка. Проще простого. Его усыновят. И всё нормально. Но я хочу тебе помочь. Тебе – понимаешь.
– И как я буду жить потом, зная, что в обмане добыла ребёнка? Ты об этом подумала? Как я буду смотреть ему или ей в глаза. Легче уже пойти и усыновить законно. Да что там. Нет, нет.
– Ну, смотри сама, как знаешь. Моё дело предложить, а ты уже сама решай.
7
Всё что Алевтине представлялось таким понятным, непреодолимой стеной встало перед Валей. Поначалу она не позволяла себе даже думать о том, что предложила подруга. Но острые побеги сомнений уже спали заползать в истосковавшееся сердце. Уже тревожили по ночам непроизвольно возникающие мысли. Уже выстраивался тайный план и теребил сознание, заставляя представить всё так, как могло бы быть. День за днём, она старалась отталкивать те слова, что были произнесены на кухне. Почти уговаривала себя не думать и не вспоминать, но все эти потуги разрушились в один момент, когда Валентина увидела девчонку, что приехала из деревни, чтобы избавиться от ребёнка.
В тот момент в душе словно прорвало плотину. Валентина почувствовала в одно мгновение, всего лишь в одно, что безумно хочет ребёнка. Откуда-нибудь, из всякого доступного источника. Она возьмёт любого, кого дадут. Мальчика, девочку – всё равно. Только бы дали. Только бы кто-то вложил в её руки ребёночка, улыбнулся и сказал – он твой. Сила, с которой набросились на неё эти мысли оказалась невероятной. Словно страшная, жгучая жажда от которой сходишь с ума, но ничем не можешь себе помочь. Бессильная борьба с тем чего нет, иссушает изнутри, заставляя придумывать способы исцелиться.
Когда Валентина увидела эту худенькую, смешливую девочку, она в тот же момент полюбила её и почувствовала притяжение, порыв. Ей захотелось помочь, подойти, обнять. Захотелось сказать – не делай глупости, не нужно делать ошибку, за которую будешь корить себя всю оставшуюся жизнь. Но так же, поняла – той это не нужно. Она не хочет, ничего не хочет. Проблем, забот. Потраченного времени. Ей это не нужно. Только досада и злость, на то, что обстоятельства заставляют быть здесь, а не там где подружки и друзья, с которыми так хорошо гулять вечерами.
Нет, это была не мать, которая каждый день ожидает волшебства. Прислушивается и мечтает о том времени, как будет хорошо, когда родится её кроха. Нет, она не женщина, которой нужно почувствовать счастье – стать матерью. Это была просто девчонка. Обыкновенное, глупое, несмышлёное дитя, которое не желает никаких забот.
Мать девочки и вовсе не понравилась Валентине. Она не могла понять как человек, который должен поддерживать и вдохновлять, так отрешён и жесток. Женщина эта постоянно жаловалась как всё некстати и сколько проблем добавило. Иногда слушая её, Валентина представляла, что сказала бы её собственная мать если случилось бы то же самое в их семье. И почему-то понимала, что всё было бы совсем иначе.
Дома, Валя молчалива как никогда. Она смотрела на своего Колюшку, когда он приходил с работы усталый, с тёмным лицом, на его натруженные руки и думала о том, какая у него тяжелая жизнь. А она, его жена, даже не может подарить ему ребёнка. Она чувствовала, что должна что-то сделать для него. Что-то очень хорошее. Ведь он живёт и работает только для неё, а она, что ему даёт? Только свою любовь и внимание. Да, это не мало, но ведь должна дать больше. Намного больше. Она хочет, но не может.
Мысли эти раздирали сердце на кусочки. Что делать, как поступить? Прислушаться к словам Алевтины и возможно получить самое большое счастье в жизни. Пусть в обмане, пусть тайно, но взять или даже украсть то, чего у неё нет, и возможно никогда не будет.
Да, может быть, это можно сделать и законно, но отчего они этого и не делали? Люди, слухи, прошлое Николая, страх и неуверенность поселили в сердце сомнения. А тут, вот он – ребёнок. Скоро появится у этой красивой девочки и нужно только и всего – взять его. Просто протянуть руку и взять.
Или не слушать подругу и только для того чтобы не совершить ничего плохого, чтобы остаться чистой и честной, позволить этим людям отдать ребёнка, отказаться от него.
Что выбрать, правильную дорогу или извилистую? Использовать шанс, который даётся один раз в жизни или отпустить его и думать всю оставшуюся жизнь, что поступила неверно? Что выбрать, Валентина не знала.
8
Много дней Валентина жила в сомнениях и неуверенности. Много ночей беспокойно ворочалась и вздыхала. Только одно она поняла точно, что ничего не сделает без одобрения мужа. Как уйти, а потом вернуться с ребёнком на руках, она не представляла. Поэтому и решила поговорить с Николаем, чтобы он, верным словом рассеял все сомнения и страхи. Расставил все точки и помог принять правильное решение.
Однажды вечером за ужином, Валя рассказала всё мужу.
Несколько минут он ел молча. Медленно двигались его скулы, сосредоточенный взгляд останавливался то на одном предмете, то на другом. Казалось, мысли как в котле варятся сейчас в его голове, чтобы преобразиться и стать такими как ему нужно.
– А может правда? – прервал молчание Николай.
– Что? – опешила от такого неожиданного ответа Валентина.
– Правда, взять себе ребёнка. А кто знает, только пара человек, да и те скорее хотят смотаться от него, чтобы не видеть и не слышать.
– Но ведь они могут и одуматься, вернуться, что тогда?
Николай задумался снова.
– Они просто ничего не смогут доказать. Если всё как ты говоришь. Ты прикинешься беременной, а потом придёшь и скажешь, что родила дома. Вот и всё. А когда всё будет оформлено – уже всё, ничего не докажешь. Да я и не думаю, что они вернутся. Не зря же они ехали так далеко, чтобы ребёнка оставить. Значит само его рождение там никому не нужно. Понимаешь.
– Но мы идём на преступление, – возмутилась Валентина тому, что муж так легко согласился на всё это мероприятие.
– А в чём наше преступление? Что мы хотим ребёнка, а у нас его нет? А теперь будет. Да, пусть не той дорогой мы идём по которой нужно идти, но и она правильная. И в данном случае единственная. Как ты хочешь, а я возьму вот хоть сейчас любого ребёнка. Принесите или приведите, я возьму его и буду воспитывать и растить. Нет Валя, как ты хочешь, а нам нужно согласиться.
Так просто и ясно он рассуждал, что Валентина и сама почувствовала, ведь действительно нет ничего страшного в том, что они хотят сделать. Это показалось ей даже правильным. Она вздохнула с облегчением, от того, что не одна она теперь думает об этом, но и муж поддерживает её мысли целиком и полностью. На душе стало легче. Словно слетел тяжеленный камень, открыл дыхание свежее, правильное. И Валентина согласилась.
В конце концов, решили – будь что будет. Помогут обстоятельства – заберут ребёнка, нет – значит не судьба. Но как завидит Валентина в окно родственниц подруги так к окну и прильнёт.
Родителям намекнули по тихому, если Бог даст, то совсем скоро с первым внуком будут нянчиться. Только предупредила Валентина, чтобы по соседям не слишком распылялись, это ведь дело такое, позавидует кто-то и мало ли что может случаться. Пусть люди уже по факту узнают, если всё хорошо сложится. В этом отношении родители, конечно, превзошли все ожидания, мать суеверная очень и сама не спешила с соседками шушукаться.
Пришлось Валентине для видимости к животу маленькую подушку подвязывать, да просторные платья носить. Да и вообще на улицу старалась в последние дни не показываться. Стыдно ей с подушкой под платьем ходить, но – мера вынужденная. Ничего не поделаешь. Иначе, как потом с ребёнком на руках оказаться.
***
А тут, как-то сама Алевтина в гости пожаловала, принесла печенье к чаю, сели на кухне.
– Муж то, где? – осмотрелась.
– На работе, сегодня во вторую.
– Вот и хорошо, что на работе, а то поговорить нужно по-серьёзному. А шептаться сама понимаешь, не хочется.
– А что случилось? – заволновалась Валя.
Вздохнула Алевтина и задумчиво так в окно глянула. Что-то тревожило её, а что только сама должна сказать.
– Денег они хотят, и не малых, – повернулась от окна и глянула в глаза подруге.
– Как? А где же я деньги возьму? – так и села Валентина. – Ты сама знаешь, как мы живём. За пазуху спрятать нечего. Все, что есть, то есть. На жизнь не жалуемся, но и жировать не на что.
– Да знаю я. Что я могу? Как узнала Нинка, что есть кому ребёнка отдать, так несколько дней что-то себе думала, а потом говорит – «Путь дают пять тысяч долларов». Я ей и говорю, что люди, мол, небогатые. Таких денег в руках не держали. А она – «Мне всё равно. Хотят ребёнка – пусть платят, а не хотят, так оставим в роддоме. И всё тут».
Ушла Алевтина, оставила подругу в большой задумчивости. Когда Николай с работы вернулся, рассказала, поплакала. Где ж такие деньжищи достать. С неба ведь не свалятся.
Снова решили действовать по обстоятельствам, как получится. А между делом по знакомым да друзьям стали деньги понемногу спрашивать, кто сколько занять сможет. Время бежит, срок уже приближается. Осталось всего ничего, месяц с небольшим. Кое-что из квартиры по продавали. Какие были у Валентины вещи получше, да пара золотых серёжек тоже продали. Собирали везде, где могли, но как ни крутились еле-еле одна тысяча с половиной набралась. Николай у мужиков на работе у всех почти спросил. Решил идти к начальству, просить помощи. Так и сказал Валентине:
– Пойду к директору, попробую выпросить у него зарплату вперёд за пару месяцев. Хотя, я честно сказать сомневаюсь, что даст. Он – жлоб ещё тот, за копейку удавится.
– Попытаться стоит. Скажи, жена беременна. Нужно коляску и кроватку срочно купить.
Вздохнул Николай, за ухом почесал да пошел отдыхать.
– Коля! – позвала Валентина.
Он вернулся, посмотрел на неё усталым взглядом.
– Коля, как думаешь, получится у нас? – в глазах её страдальческое выражение.
Видно, ночами не спит всё думает, где деньги взять.
– Не знаю, – как-то не слишком обнадёживающе сказал Николай. Подошел к жене обнял. – Как бы ни получилось, главное чтобы ты спокойной была. Если не получится, не будем отчаиваться.
9
В то утро проснулась пораньше, чтобы успеть разогреть мужу завтрак. Николай запаздывал с ночной смены и Валя часто выглядывала в затуманенное окно. Он должен поговорить с директором, на разговор этот были большие надежды.
На часах десять, но муж всё ещё не пришел. Не спокойно на душе. Поминутно Валентина вставала и всматривалась в густую рябь тумана, пытаясь разглядеть фигуру мужа в дальних углах двора. Но ни в одиннадцать, ни в двенадцать он не появился.
Что-то случилось. Валентина судорожно одевалась. Она решила идти на стройку где работает Николай. Может на сверхурочную оставили в запарке, а он не смог позвонить. Она чувствовала, всё должно разрешиться, но тревожное, ноющее ощущение уже начало заволакивать разум.
На стройку не шла, почти бежала. Издалека заметила группу рабочих. Собрание – подсказал голос внутри. И сердце стало успокаиваться. Подошла, люди оборачивались, расступались. Смотрели, кто испуганно, кто с жалостью. Взгляд бегал по их лицам, но нигде не было Николая.
– Подскажите, Комаров Николай, где его можно найти? – обратилась она к перепачканному строительной пылью человеку.
Он отвел взгляд и указал куда-то в сторону на вагончик. Валентина направилась туда и услыхала вслед:
– Бедная женщина.
В вагончике несколько человек, один в рабочем костюме, остальные в обычной одежде. Переглянулись, было ясно, они знают что-то, но молчат.
– Я жена Комарова Николая, – слёзы уже начали застилать ей глаза.
Вперёд вышел пожилой мужчина, взял Валентину за руку и потянул к стульям, что стояли под стеной:
– Присядьте, – сказал он.
Другие как по команде вышли, хотя ни кто ничего не говорил.
Валя беспомощно смотрела на все эти перемещения и чувствовала, как с каждым движением капелька жизни уходит из её тела.
– Где он? – выдавила она.
– Его уже увезли.
– В больницу?
– В морг.
Всё внутри медленно сжалось. Словно сантиметр за сантиметром каменело тело. Мысли пропали. Валентина вздохнула и стала оседать на стуле.
Мужчина подскочил, ринулся к выходу, что-то крикнул в открытую дверь.
Очнулась на кушетке от резкого запаха. Женщина совала ей под нос платок. Валя встала и оттолкнула руку.
Рядом снова тот пожилой.
– Крепитесь. Это был – несчастный случай, – сказал он.
А она промолчала. Хоть совершенно ничего не понимала. Она не могла произнести ни одного слова, ни звука.
Только потом Валя узнала, что произошло.
Ночная смена вышла работать в сильный туман. Наружных работ договорились не выполнять, но Николай зачем-то полез на леса, ему срочно нужно было приварить арматуру. Когда лез, не удержался или оступился. Упал с высоты трёх этажей, да ничего если бы на доски или на щебёнку, но попал на торчащую арматуру. Там и решилась судьба Николая.
10
Тихие похороны с парой соседей и несколькими рабочими со стройки Николая.
Несколько дней на успокоительном и потащились одинокие дни и ночи. Судорожно рыдала в подушку. В неистовстве каталась по кровати, рвала бельё и одежду. Потом долго лежала в забытьи, поджав под себя ноги, ощущая смертельный холод. Словно предчувствуя и свою скорую погибель. Всё не то, жизнь не та, люди не те, всё вокруг не то. Как жить, как дышать, если Коли нет? Нет, и не будет уже никогда. Не войдёт и не обнимет.
А что уже, ничего не изменишь.
Что можно сделать с ощущением, когда один единственный человек на земле, который любил тебя по другому, иначе, не так как родители и не так как кто-то другой когда-то полюбит, вдруг исчез из жизни и не появляется больше. Что можно с этим сделать? Ничего.
И если бы знать, что он просто ушел, уехал, но не вернётся никогда. Но нет, он не уехал и он – никогда не вернётся.
Словно тень, бесплотное существо ходила Валентина по квартире, останавливалась, открывала шкаф, смотрела на его вещи, трогала их, прижимала к лицу. И понимала, теперь так и будет. Останутся только вещи.
Мать и отец домой звали переселиться – отказалась. Не могла уйти отсюда, где была так счастлива. Не в состоянии за порог ступить. Эти комнаты и его вещи, только тут всё родное.
Потянулось время тоски. День, ночь. День, ночь.
В дверь позвонили, Валентина пошла открывать. На пороге мужчина, тот, пожилой со стройки. Он и на похоронах всё не отходил, всё спрашивал чего-то. Чем помочь?
– Здравствуйте, – взгляд виноватый, – можно?
– Входите, – она равнодушно кивнула и пошла на кухню.
Он вошел. Валентина обернулась:
– Чаю выпьете?
– Да я на минутку, не стану вас долго задерживать. Я вот по какому поводу, мы тут заявление составили. Понимаете, Николай по собственной инициативе на леса вылез. Не должен был, а вылез. Кто ж за ним уследит. Я конечно с себя вины не сваливаю, но и вы поймите, нам сейчас объект сворачивать никак нельзя.
Говорил он спокойно, не заискивал и не уговаривал, просто излагал. Она понимала, что этот человек не виноват, конечно не виноват. У неё не было к нему или кому-то ещё со стройки ни ненависти, ни злости. Она понимала, что Николай, на свой страх и риск сам полез туда, не посмотрел куда становится и не попал на ту доску, на которой бы устойчиво встал. Она понимала это, но так хотелось, хоть кого спросить – зачем он это сделал. Зачем он полез туда?
Мужчина достал что-то из-за пазухи и положил на стол.
– Я понимаю, это не вернёт вам мужа, прошу вас принять эти деньги, как компенсацию.
Мятый конверт из рыжей бумаги, лежал на клетчатой скатерти и Валентина смотрела на него несколько долгих мгновений, потом перевела непонимающий взгляд на мужчину.
– Что это? – спросила.
– Деньги. Я понимаю…
– Вы предлагаете мне деньги, за что?
– Я прошу вас подписать заявление, о том, что ваш муж…
– За его смерть?
– Мне очень жаль, поверьте. Я бы всё сделал, что избежать этой ужасной трагедии, но…
Внезапно Валентина посмотрела прямо в глаза гостю:
– Сколько там?
– Пять тысяч долларов.
Она схватила конверт, заглянула в него и под удивлённым взглядом пришедшего сунула себе за пазуху.
– Давайте ваше заявление, – резко сказала она.
11
Телефон зазвонил среди ночи.
– Быстро сюда! – услыхала из трубки голос Алевтины. – Началось!
Валя накинула халат, схватила покрывало и давно приготовленную сумку и как могла тише, вышла из квартиры. В пролётах темно. Сбежала по лестнице, пересекла двор. У двери Алевтины остановилась отдышаться. Толкнула дверь, как договаривались – открыто. Вошла, закрыла на замок.
Музыка заполняла пространство, резкие ноты, словно старались скрыть звуки иные. Тихие стоны Валя услышала почти сразу. Сдавленные голоса Алевтины и другой женщины:
– Давай, тужься. Тужься.
Девочка издавала звуки, но это были ни крики, ни плачь и ни рыдание, что-то сдавленное, похожее на стон немого человека. Валентина в ужасе слушала всё это разнообразие. Если бы она была там с ними и помогала, возможно, всё это не казалось бы таким ужасным мучением. Но она была слушателем, которому каждый новый звук пробирался в самое сердце и там замирал.
Внезапно показалась Алевтина в белой медицинской маске и клеёнчатом фартуке забрызганном кровью. Валя в ужасе смотрела на подругу, на её руки в кровавых перчатках. Она стянула их и кинула в ведро, потом сняла маску и улыбнулась:
– Деньги принесла, – был её первый вопрос.
– Принесла, – Валентина судорожно порылась в сумке и достала мятый конверт.
Алевтина схватила конверт, заглянула и снова улыбнулась.
– Хорошо.
Потом она оставила подругу ещё на какое-то время. Валя сидела в кухне и не знала, что сейчас произойдёт. Страх и волнение сковывали мысли. Она ждала и чувствовала, ещё немного и всё закончится. Только не знала чем. Как всё обернётся? Что будет дальше? Звуки, стоны, покрикивания Алевтины, снова стоны. Резкий крик, писк младенца и вдруг – тишина. Тишина в голове. А потом, снова музыка.
Какая-то возня. Стукнула дверь, вышла Алевтина в руках свёрток.
– Держи. Теперь уходи быстро. Я потом приду. Чуть позже. С этой сейчас закончу.
Валя прижала в себе свёрток. Сердце казалось, вот сейчас выскочит из груди. Подруга открыла дверь, посмотрела в пролёты лестниц:
– Никого. Иди быстро.
Этот путь через двор, такой короткий и невероятно длинный. Всего несколько десятков шагов, но в конце этого пути из простого, обычного человека превращаешься в преступника, в вора. Ещё не поздно, ещё можно вернуться и всё изменить. Ещё можно отмотать время назад и не стать тем, кем станешь в конце этого короткого пути. Валентина прижимала свёрток и почти не дышала. Она шла, уверенно преодолевая шаг за шагом и ощущала это страшное превращение. Она чувствовала как меняются мысли, наполняется любовью сердце, и чистый воздух заполняет лёгкие. Шаг, ещё шаг и вот она уже у двери. Открыла и нырнула в темный проём словно в омут из которого, пусть теперь попробуют, вытянут. Теперь – она не дастся.
Спиной прижалась к двери. Почувствовала лёгкие движения в покрывале, ринулась в спальню, положила свёрток на кровать и развернула покрывало. Широко раскрытыми глазами она смотрела взглядом почти безумным.
Мальчик. Он закряхтел посасывая маленькую соску.
Оторопело она произнесла:
– Мой – мальчик! – Проговорила так, как будто кроме неё и младенца в комнате находился кто-то еще, и она должна была однажды и навсегда сказать этому кому-то, своё окончательное решение.
Алевтина доделала свою работу до конца.
Чуть не на следующий день родственники уехали и под покровом ночи Валя с ребёнком вернулись в её квартиру. Побыли там несколько дней, чтобы родители Валентины думали, что она в роддоме, а потом спокойно вернулись. Обстоятельства складывались одно к одному и уже скоро все во дворе знали, что Валентина родила мальчика, назвала Антоном.
***
Счастливые бабушка и дедушка так никогда и не узнали об обстоятельствах появления этого ребёнка. Мать умерла через три года после этих событий, отец пережил её на полтора года.