Письма с угрозами приходили регулярно. Они уже перестали пугать и даже удивлять. Если придавать им хоть какое-то значение, можно сразу бросать судебную практику и заниматься чем-то другим. Чаще конечно, угрозы происходили от конкретных людей, но иногда и анонимно, что собственно, совсем не придавало им другой, более таинственной окраски.
В какой-то момент судья просто перестала обращать на них внимание. Может с годами или от других каких чувств, но в душе совсем ничего даже не шевелилось при виде очередной анонимки. Так или иначе, издержки профессии ни куда не денешь.
Но вот последнее анонимное письмо, каким-то странным образом, всё время всплывало в памяти. Слова – «я всё о тебе знаю» – вроде не угроза, но такие тревожные. Они вспоминались время от времени, и как-то по-особому шевелили воображение.
Кто знает? Что знает?
***
Всегда что-то мешало. Сначала работа, в которую Воронцова кинулась очертя голову сразу после практики. Так кинулась, что не заметила как пролетели шесть лет в терзаниях и сомнениях. В страхе и неуверенности. Немного погодя она уже не церемонилась со служащими и коллегами, смело вступала в споры и дискуссии. Может быть, эта её напористость, непоколебимость и дала те плюсы, которые и теперь имеет судья Воронцова – хорошее место, уважение сослуживцев и самое главное, уважение и высокую оценку начальства.
Потом, вероятно, сложившееся при таких обстоятельствах поведение уже окончательно и безоговорочно выстроили образ железной леди. Она не чувствовала себя так, но понимала то, что видят люди основополагающее. Даже если она захочет их переубедить, вряд ли это получится. А раз так, тогда и не нужно ничего доказывать и она ещё глубже зарывалась в законы, в пункты и подпункты.
При всём при этом она почти никогда не чувствовала себя одинокой. Работа занимала такое количество места в её уме, что ничего другого Воронцова не знала и знать не хотела. Разве только то, что необходимо, для нормального, приличествующего должности существования. Но и тут, совсем малая часть от того, что есть у большинства женщин.
Она никогда не пользовалась косметикой и все, что было ей нужно – всего лишь чистота. Одежда сдержанная, простая. Почти без формы. Воронцова была равнодушна к красивым вещам.
Всё это, и работа, и характер, и стиль, так или иначе, отталкивало возможных претендентов на отношения. Если в двадцать пять ещё вспыхивал на щеках румянец при касании руки или при взгляде на неё кого-то из парней в университете, то немного погодя нерешительность и скепсис в отношении мужчин, а потом и вовсе придирчивость и равнодушие, перечеркивали на корню любую, даже саму незначительную попытку познакомиться. Отношения были ей не нужны.
Впечатление, которое она производила на мужчин, противоположное тому, какое должно. Это даже не было странно тем, кто её знал. Хотя и они порой задавались вопросом – как может эта маленькая женщина, быть такой глыбой льда?
Никогда у неё не было никаких отношений. Пара случайных заходов в студенческие годы она вообще не брала в расчёт, это то, на что не стоит обращать хоть какое-то внимание в её биографии.
О детях она тоже никогда не думала всерьёз. Какие могут быть дети, если в голове одни буквы. Буквы закона. Во сне и наяву, всегда и везде она думала о делах и ни о чём больше. Всё что больше, это не для Воронцовой.
Юра – а что Юра? Он сам пришел, сам остался. Он – не мешает.
Две напряженных недели, некогда думать о чём-то кроме работы. Хотелось уже поскорее закончить с несколькими большими делами и наконец-то уйти в небольшой отпуск. Попробовать начать думать о чём-то другом кроме дел.
– В конце концов, имею я право отдохнуть, – жаловалась она вечером на кухне.
– Конечно, имеешь. Я прекрасно понимаю тебя, сам такой. Но сейчас мне никак нельзя отдыхать. Дело Завьяловых боюсь отпустить. Как закончится процесс, тогда может быть, отдохну.
– Ты всегда так говоришь, а потом случается что-то ещё и ты бежишь туда, – улыбнулась Татьяна.
– Да, так получается. Хоть бы раз одно закончилось, а другое ещё не началось, он перевернул стейк и потянулся к полке за тарелкой.
– Юра, – позвала Татьяна.
Он обернулся.
– Почему ты со мной?
На глаза её почти накатились слёзы. Это было так необычно.
– Эй, в чём дело малыш? Тебя что-то тревожит?
– Я просто не понимаю. Столько времени. Я всё работаю. Мы даже сексом почти не занимаемся, вечно усталые. А ты? Тебя это не беспокоит?
– Нет.
Он подошел и обнял её сзади и положил подбородок ей на плечо.
– Но ведь я…
– Ш-ш, тихо. Я знаю, что ты скажешь. Не надо, – он повернул её к себе, – если бы мне нужен был кто-то другой, меня бы здесь не было.
– Но я не понимаю, я даже ребёнка не могу тебе родить. Может я уже старая?
– Чтоб я этого больше не слышал.
– Ты не бросишь меня?
– Нет. Это глупый вопрос.
– Юра. А если бы ты узнал что-то плохое обо мне, что бы ты сделал?
Он посмотрел ей в глаза, свел брови, а потом улыбнулся и сказал:
– Мне всё равно.
1
То тёмным улицам он шел не разбирая дороги. Иногда останавливался, а потом снова кидался в темноту дворов. Смотрел на окна, в них искрился под мелкой изморосью желтый свет. Антон озирался и как будто искал помощи, словно хотел чтобы кто-то спросил – что случилось. Но вокруг не было никого, или почти никого. Одинокие прохожие понуро опустив плечи, брели по тротуарам прикрываясь зонтами от мелкой измороси. Им точно не было дела до его беды.
В чём состояла эта беда, только он знал. Его мать, вовсе не мать ему, а женщина, которая заплатила пять тысяч долларов. Как можно узнать такое и жить дальше? Жить с осознанием ненужности собственной матери, молоденькой девочке подростку.
Что можно чувствовать? Да, он ощущал себя куском мяса, по которому рубанули острым топором и отсекли одним ударом. Кто это сделал? Кого обвинить и начать ненавидеть, ту – что продала, или ту – что купила? Кто виноват?
Злость кипела и выплёскивалась резкими движениями рук, торопливостью шагов. Он думал, что толкает выложенный плиткой тротуар, но получалось, что плитка толкает его. Он упирался головой в стену, но стена больно давила в голову. Антон крутил головой в поисках той спасительно точки, что должна остановить безумный взгляд, но натыкался на сплошные огни. В панике он размазывал капли дождя по лицу и волосам. В конце концов, он остановился, зажал виски руками и сдавил, попытался выдавить из головы то, что теперь там сидело. Но и тут ничего не получилось. Всё так и осталось без изменений.
И тогда, его обуял страх. Тёмный, панический, он окружил со всех сторон, словно накинул сотни верёвок и начал сдавливать грудь, голову, ноги. Он выжимал настойчиво и хладнокровно. Без надежды сбежать или высвободится из этих пут.
Несколько прохожих обернулись на стоящего посреди тротуара парня. Кто-то прошептал – «чокнутый наверно».
Антон посмотрел на женщину, потом на мужчину, потом ещё на кого-то и ему захотелось спросить у них, знают ли они каково ему сейчас.
Ещё немного. Дыхание уже не такое прерывистое. То состояние, которое он испытал, как только вышел из больницы, немного затихло.
В горячей голове, сотни обрывков мыслей. Как связать их воедино. Дать жизнь новой правде, новому пониманию действительности. Теперь – кому он сын, а кому нет? Он понимал, что не может с этим справится, и должен выплеснуть, но куда? Кому он мог доверить эту тайну, которая разрывает мозги? Распирает изнутри и просит выхода наружу. Кто выслушает и поймёт, кто скажет как поступить? Кто впитает твою печаль как губка и утешит твоё страданье?
Телефон оказался в руке и вот уже вызов побежал по воздуху в неизвестность, а из неё в одну из квартир.
– Алло?
– Я хочу тебя увидеть. Сейчас.
2
Такси остановилось у дома. Ольга вышла и неуверенно потопталась на месте. Изморось закончилась, легкий ветер трепал волосы девушки, и она придерживала непослушные пряди. Взгляд её пробежал по окнам дома и застыл на несколько мгновений. Она словно решалась на что-то, но пока не могла решиться.
– Оля! – Антон показался из темноты.
Она вздрогнула, узнала и улыбнулась.
– Иди сюда, – позвал он.
Ольга пошла в темноту аллеи, точно с первых минут покорилась его воле.
– Куда мы идём?
– Просто гуляем.
У лавки остановились. Ольга посмотрела, во взгляде её вопрос, но Антон молчал. Она видно чувствовала, что сейчас ему лучше не мешать. Если позвал, сам скажет.
Антон смотрел в ночное небо, что он хотел там увидеть? Потом опустил взгляд на Ольгу и долго рассматривал в темноте её призрачные очертания. Ей стало неловко. Но словно завороженная она стояла и не двигалась, лишь иногда смотрела в сторону, чтобы хоть как-то разорвать этот таинственный круг.
– Зачем ты позвал меня?
– Потому что теперь, у меня нет никого, кроме тебя.
– Что случилось?
– Ничего, кроме того что сегодня я узнал, что моя мама – не моя мама.
– Как это?
– Она купила меня у настоящей матери. Купила. Заплатила деньги. Доллары. Пять тысяч.
– Разве можно купить ребёнка?
– Как видишь, можно. Меня же купили, даже расписка есть, – он порылся во внутреннем кармане куртки и достал смятый листок. – Теперь это единственное доказательство, что меня купили. Но если кто-то узнает об этом, их обоих могут посадить в тюрьму. Получается, они совершили преступление.
– Но ты же не скажешь никому? Я не скажу.
– Зачем мне это? Какой в этом смысл. Хотя, они заслуживают наказания.
– Чем же твоя мама заслуживает наказание, тем, что не дала чтобы тебя отправили в детдом?
Антон пристально посмотрел на Олю. То, что она сказала впервые пришло ему в голову. Совсем он не предполагал, что та девочка, что продала ребёнка, возможно тем самым уберегла его от ещё более печальной участи. А та женщина, что заплатила за него деньги так же – его спасла. Простые слова Ольги снова всё перекрутили. Снова закинули сомнение и он уже не мог сообразить где правда, а где ложь. Как правильно, а как нет.
– Пойдём домой, – протянул он руку, и она положила свою маленькую ладошку в его ладонь.
Дома в прихожей, когда он помог ей снять пальто, она помедлила и Антон снова заметил неуверенность в её взгляде.
– Ты боишься?
– Немного, – произнесла она.
– Почему?
– Не знаю.
«Какая она маленькая и худенькая» – думал он, глядя на неё, и захотелось стать для неё защитой. Хотелось оберегать её и не давать в обиду. Как можно чтобы она была где-то там без него, одна справлялась с жизненными проблемами и невзгодами.
Внезапное желание обнять, прижать к себе и не отпускать долго, долго, овладело им и он притянул к себе Ольгу. Почувствовал вздох когда она прижалась, её ладонь на своей спине. Всё это казалось нереальным. Не таким, как он знал. Она – совершенно другая. Прикосновение к ней заставляет дышать по-иному и чувствовать. По-другому начало биться сердце, иначе пульсировать кровь. Тихое её дыхание порождает желание крепко сжимать её в объятьях. А дрожащий голос заставляет подкашиваться колени, заставляет тело натянуться как струна и в совершенно новом ощущении времени, вынуждает растягивать его ход, чтобы насладиться бесконечно этим таинством первых объятий.
И от этого – всё ушло, всё забылось и стало не таким уж важным. И серый цвет окрасивший было сознание вновь менялся, на более яркий голубой. Что-то произошло в тот момент, когда Антон обнял Ольгу. Два события в один день плохое и хорошее. Всё перемешалось, но хорошее перекрыло всё. Хорошее, оказалось более важным ведь в руках его, впервые в жизни трепетало счастье.
3
Со сладостным пробуждением исчезли все невзгоды. Антон смотрел на спящую Ольгу и думал о будущем. О том, что теперь он не один, их двое. Ведь она словно его продолжение, с ним единое целое. И это целое – не разорвать. Он любовался её лицом, её шеей с маленькой ложбинкой, плечами и рукой даже во сне стыдливо прикрывающей грудь. Он потянулся, чтобы поцеловать её ладонь и Ольга проснулась. Она удивлённо окинула взглядом комнату и улыбнулась:
– Доброе утро.
– Доброе утро. Хочешь, я сделаю тебе кофе?
– Хочу, – усмехнулась она.
– Минуточку, – он стал перебираться через неё и остановился прямо над ней.
Ольга тронула пальцами его щёку и вопросительно подняла брови:
– Ты, кажется, хотел сделать мне кофе?
– Я думаю, – почти серьёзно сказал Антон.
– О чём же?
– Сделать кофе сейчас или немного позже.
– И что ты надумал?
– Сделаю чуть позже, – сказал он и прижался к ней, – я не могу сейчас уйти.
И закрутилось. Нежность поцелуя и сила объятий. Они как будто два создания, только теперь узнавшие что такое притяжение. Он обескураженный новыми чувствами, сильный привносящий в них всю свою силу и страсть, и она несмелая, но податливая, порой слабая, а иногда, словно тетива натянутая опытной рукой. Капля за каплей, вздох ещё вздох и они уже не знают как выбраться из этого заволакивающего пространства. Как выпутаться из этой сети? Совсем скоро они понимают из неё уже не выпутаться, ведь она наброшена навсегда.
К вечеру усталость всё же сморила. Напомнил о себе голод. Пришлось пойти в кухню. Так как кроме яиц сыра и в холодильнике ничего не было, выбор не стоял, пожарили яичницу. Но и это показалось счастьем.
– Это ты так питаешься? – со смехом спросила Оля.
– Да я дома не ем почти, в основном в столовках. Когда жил с мамой она всегда что-нибудь вкусненькое готовила. Всё, что я хочу. Иногда стоит мне что-то сказать, она уже несётся готовить. А ведь я, хитро пользовался этим.
– Вот какой ты хитрый?
– О, не то слово. Ты ещё узнаешь. Я очень люблю Наполеон. Иногда захочется, маме скажу, так она потом смотрю, до ночи печёт коржи. Как у мамы, такого Наполеона я нигде не ел. У неё самый лучший, – он вдруг остановился. – Я вот так сейчас начинаю вспоминать прошлое и кажется, что оно как-то перевернулось.
– Как это? – Оля в его футболке, сидела на подоконнике с чашкой кофе в руках.
– Понимаешь, так получается, что раньше я знал – всё что знал, а теперь – всё что я знаю, это уже не то что я знал, а другое. Понимаешь?
– Нет.
– Теперь – всё по-другому.
– А твоя мама, как теперь с ней?
– Думаешь, я не буду любить ее, так как прежде?
– Я не знаю.
– Я пока не могу ответить на этот вопрос, он слишком сложный. Я зол на неё.
– За что?
Антон встал, подошел к раковине и быстро помыл тарелки. Он как будто не хотел отвечать на этот вопрос, потому что не знал на него ответа. Ещё нужно подумать, за что – он зол. Ещё, нужно понять.
Антон резко повернулся и жестко сказал:
– Я должен найти ту – другую, которая продала меня. Хочу посмотреть ей в глаза.
4
Завозилась с пельменями. Знала, что не скоро налепит, но, то одно, то другое отвлекало. Мишка с Катюхой малого оставили, а тот вечно что-то нашкодит, вот и носится Алевтина с внуком, то по квартире, то по двору. У малого будто моторчик в заднем месте ни минуты не посидит. Только вот после обеда еле-еле спать его уложила, решила пельмешек налепить маленького Витальку побаловать. Любит их шкодник, а она ему угодить всегда старается. Любит его, так что аж до слёз. Как начнёт целовать, остановиться не в силах, никак не нацелуется.
Звонок в дверь, совсем некстати, руки в муке. Побежала открывать, чтоб не трезвонили, дитя не разбудили. Распахнула дверь.
– Антоша? Что-то случилось? Заходи, а то у меня там пельмени, нужно долепить пока малой спит.
– Да я ненадолго, только узнать кое-что.
– Что там мама, выздоравливает? Все никак не вырвусь к ней в больницу. С этим пострелом Виталькой, ни куда не успеваю. Вот же непоседа и ты представляешь…
– Тёть Аля, кто – моя настоящая мать?
Много лет она боялась, что придёт кто-то и задаст этот вопрос. Старалась быть готовой, но когда Антон, вот так сходу задал его, поняла, все её заготовки могут не выдержать.
– Ты про что? – попыталась улыбнуться Алевтина.
– Вы знаете, про что я говорю. Тётя Аля, лучше скажите сразу, я ведь серьёзно спрашиваю, без шуток. Все равно узнаю, кто такая Козлова.
Алевтина вздрогнула, она не думала, что он уже знает так много и пыталась всё ещё отшутиться:
– Во дворе невесть что болтают, а ты и уши развесил. Не слушай никого. Одна у тебя мать – Валентина. Другой – нет и не было никогда.
Антон смотрел прямо ей в глаза, а она пыталась отклониться от его пронзительного взгляда, что-то искала в ящиках, доставала кастрюли тарелки, протирала чашки. Движения её порывистые и нервные ей самой казались неправильными, но как ещё можно попытаться уйти от ответа:
– Пойду, гляну, Виталька не проснулся.
Вернулась быстро, нужно было решать вопрос, и она не собиралась сдаваться.
– То что ты там себе напридумывал, всё неправда. Так и знай.
Антон облокотился о стол и даже не заметил, что испачкал рукав в муке.
Он произнёс:
– Мама мне всё рассказала. Так что теперь я хочу только одного найти ту женщину, что родила меня тут, в вашей квартире.
Всё. Не стоило ничего выдумывать и изощряться. А может быть и правильно и пора уже скинуть этот груз? Сколько можно таскаться с ним в сердце, оберегать от чужих посягательств. Ведь эта тайна, не только её тайна. И это преступление, не только её преступление. И пусть её осудят, потому что сил нет молчать. Нет сил, притворятся честной, когда совершено такое нечестное дело.
Но с другой стороны, что она сделала не так, чем прогневила небеса? Ведь её намерения и побуждения, только для того чтобы кому-то стало лучше.
И за это – тоже есть наказание?
Алевтина села напротив Антона, взяла его руки, заглянула в глаза и сказала:
– Не осуждай никого из нас, все, что мы сделали – это чтобы тебе было лучше. Чтобы ты – жил в любви.
Он ушел, унося в кармане клочок бумаги вырванный из блокнота, а на нём – адрес.
5
От станции на автобусе медленно ехали километров двадцать. Старенький автобус казалось, сломается и заглохнет, не доедет до места. Но нет, он как раз по расписанию в девять тридцать утра остановился на площади у поселкового совета. Тут же и клуб и пара магазинчиков и кафешка, видимо вся инфраструктура села находилась в одном этом месте.
От автобуса Антон сразу пошел к кафешке, что собственно ничем не отличалась от таких же мелких кафе, какие стоят повсюду в городе.
Вошел, сел за столик. Хотелось и пить, и есть, так что решил отдохнуть, набраться сил перед тем, как выполнять дело за которым приехал. Тут он не планировал надолго задерживаться, только выяснит интересующий вопрос. А это как он полагал, не займет много времени, максимум до обеда, и тут же собирался отправиться обратно.
Рюкзак бросил на соседний стул и осмотрелся. Пока разглядывал меню подошел мужчина, явно не в самом лучшем своём состоянии. От него разило, грязная одежда в таком беспорядке, словно он только вылез из-под телеги, волосы слипшиеся на лбу и грязная вязаная шапка непонятно каким образом держащаяся на макушке.
– Привет парень, – сказал незнакомец, улыбнулся треснувшими губами и тут же сел напротив.
Вернее не сел, он упал на стул и развалился в неестественной позе. Но как сразу стало понятно, для него она вполне естественна, так как незнакомец весело глянул на Антона и произнёс:
– Угостишь дядю стаканчиком водки?
На удивлённый и немного возмущённый взгляд Антона, мужчина подобрался на стуле и понял видимо свою бесцеремонность.
– Ну, хоть полстакашки закажи, братуха, – взмолился он, – во, как тошно. Я ведь вижу человек ты добрый, не дашь моим страданиям затянуться. Ну?
Из-за стойки точно выплыла пышная, судя по причёске и важной походке, хозяйка заведения, она же и официантка и бармен, и подошла к столику:
– Петька! Снова к приезжим пристаёшь? Я тебе сколько раз говорила, с такой мордой не лезь в заведение, – она схватила мужичка за плечо фуфайки и потянула со стула, но Антон остановил её:
– Прошу вас, не беспокойтесь. Ничего, пусть сидит. Я его знаю.
Женщина удивлённо посмотрела на Антона, пожала плечами и Петьку отпустила.
– У, упырь, сиди уже. А вам чего принести? – более вежливо обратилась к Антону.
– А что есть покушать?
– Пельмени есть, котлетка с пюрешкой, салатик. Борщ, правда, вчера готовили.
– Давайте пюре с котлетой и салатом, и сок.
– А-а, э-э, – потянулся и поднял руку, чтобы и про него не забыли Петька.
– И водки бутылку, добавил Антон.
Женщина зыркнула на мужика и ухмыльнулась:
– Ну, ты смотри, выпросил гад.
Тот радостно развёл руками, мол, человек сам решил, я то тут причём.
– А вы, простите за навязчивость, по каким делам у нас? – доверительно поинтересовался, довольный развитием событий мужичок Петька.
– Ищу человека, который у вас в деревне должен жить. А вы давно тут, людей знаете? Кто, где живет?
– Ить, что за вопросы парень? Я тебе даже норы всех мышей показать могу, у кого где во дворе, а не то что людей.
– Значит, мне повезло, – весело сказал Антон.
– Ещё как повезло тебе парень, ещё как повезло, – повторил мужичок, когда завидел приближающуюся с подносом хозяйку.
Такой удачи Антон и не предполагал. Думал, приедет, будет по селу ходить у людей спрашивать. А теперь понял, что заимел себе самого настоящего провожатого, который не только всё расскажет, но и до места доведёт ближайшим путём.
– Может вам покушать заказать? – предложил он на радостях.
– Ежели такой оборот и не мешало бы. А что – и закушу, имею право. А тебе парень скажу, ты в моём лице получаешь человека всё знающего и всё умеющего. Я ведь, между прочим, много чего и делать умею. А ну, потеки у кого кран, или проводка цвырки, а? Куда думаешь бегут? А? Не знаешь. Ко мне бегут. Петька – помоги! А Петька и рад помочь. Я ведь знаешь, человек добрый. Я и в долг могу, и за чекушку. И даром могу, только это не всегда. С дармового труда, дармовая еда. И за еду и за спасибо, одинаково.
Котлета оказалась не очень и пюре подкачало, салат тоже видимо вчерашний. Удовольствия от такого завтрака Антон совсем не получил, зато собеседник его так хлюпал, видно сегодня ещё ни на что не заработал.
– А жена что же, не ругает за такую расплату? Дети небось есть хотят, а вы за бутылку.
– Ой, я тебя умоляю. Думаешь, буду я её слушать, да ни в жисть.
Дверь кафе распахнулась, вошла крупнотелая, вполне ещё молодая женщина в просторной фуфайке. Несколько короткая для таких габаритов юбка, открывала полные ноги затянутые цветастыми лосинами, дальше резиновые сапоги. Женщина осмотрела помещение и злобным взглядом коснулась мужичка, что сидел за столом Антона.
– А ну домой, быстро! – трубным голосом, от которого Петька весь сжался, закричала женщина.
Пока она преодолевала путь от двери до столика, шустрый малый быстро закрутил бутылку и ловким движением спрятал её где-то в недрах многослойной одежды.
– Ириша! А я как раз, домой собирался. Ах, ты свет моих очей. Любимая моя – Ирочка. А вот – Ириша моя, познакомьтесь.
– Здрасти! – нависла над Антоном Ириша, потом схватила Петьку за грудки и сильным движением поставила его на ноги.
– А ну, домой, скотина! – проорала она ему в лицо, от чего мужичок чуть не лишился чувств, и потащила к выходу. – Я же тебя просила не пускать его сюда! – крикнула она женщине за стойкой.
Та, только рукой махнула:
– Разбирайтесь сами! Надоели уже! Только народ распугиваете! Нормальный человек уже и зайти не может.
Парочка удалилась и остался Антон без провожатого.
6
– Спасибо, очень вкусно, – ради дела покривил душой Антон, – Вы не могли бы мне помочь? Я ищу улицу Школьную, как мне туда попасть?
– А, наздоровичко, – улыбнулась хозяйка, – так это, сразу параллельно площади. Вот сейчас как выйдешь из кафе, так в улочку завернёшь, то будет Ушакова, а за ней отсчитаешь первую, а потом вторю, вот та и будет Школьная. А тебе кто там нужен?
– Козлова Нина.
– Ну да, как раз туда и иди. А ты, что ей родственником приходишься, или как?
– Дальним.
Куда женщина указала туда сразу и пошел. Посёлок неприхотливый, улицы ровные, в одну и в другую сторону, всё видно, не потеряешься. Подошел к нужному дому, за забором пожилая женщина во дворе суетится, между кур да уток, ходит, разговаривает:
– Ути, ути, ути! – голос зычный, чистый, – А ну пшол, пшол, – отодвинула ногой индюка, – ишь, и он туда же!
– Здравствуйте! – Антон из-за забора рукой махнул.
Женщина остановилась, подозрительно посмотрела.
– Чего тебе?!
– Я к вам, по делу.
– По какому такому делу ещё, не знаю никаких дел, – злобно огрызнулась хозяйка, но стала подходить ближе.
– Я из города племянник Алевтины, – крикнул Антон.
Женщина прибавила темп, подошла.
– Чего орёшь, вон уже соседи повылазили, заходи, коль пришел, – она почти втолкнула его в калитку и посмотрела по сторонам улицы. – Заходи, давай. Орёт тут, на всю Ивановскую.
Вошли в дом, в гостиной всё салфетками застелено, стол, тумбы, даже на окнах и то салфетки. Они правда уже давно не белоснежные, но функцию свою ещё выполняют.
– Ну, чего тебе, говори, пока я ещё добрая?
Старая вся в дырах душегрейка, выгоревший платок и резиновые калоши. На вид женщине можно было дать лет около шестидесяти, подозрительный взгляд маленьких глаз, тёмное в морщинах лицо делало её схожей на крупного деда в юбке.
– Вы Нина Козлова, спросил Антон?
Взгляд женщины метнул искру и остановился на лице Антона.
– Ну я, а что?
– Это вы писали, – он достал из кармана и протянул ей расписку.
На тумбе она взяла очки, надела и сильно щурясь, стала читать. Потом отбросила бумагу, Антон подхватил её и быстро спрятал в карман.
– Это я, – сказал он, – тот за кого вы получили деньги.
Женщина стала медленно оседать, а он успел подставить ей стул.
– Ой, ой, – начала причитать она, – капли, там капли на тумбочке, принеси.
Когда она выпила, снова бросила злой взгляд на Антона. Но в этом взгляде затаённое любопытство.
– Я не хочу много об этом разговаривать, – поспешил предупредить он, – только хочу посмотреть на мою мать.
Несколько мгновений тишина, а потом женщина закрыла лицо руками и тихо заплакала. Сначала она просто подвывала и вдруг резко перешла на крик.
– Ой, ой, не губи! Я во всем виновата! Я только я одна! Ни кто не виновен, ни Танька, ни Алевтина. Я всё задумала, всё сделала, всё придумала. Я ведь ночами не сплю всё во сне вижу тот день. Ох, и если бы всё вернуть, если всё вернуть, да пусть бы дочка родила, да и пусть. Думаешь, не наказал меня Бог. Ох, как наказал и по сей день всё наказывает. Глянь, как живу. Одна, совсем одна. Так и помру тут никому не нужная. Вот как наказал меня бог. И Мишенька, мой сыночек помер. Тоже мне горе было. Ой, ой какое горе. Как же так, как же?
– А она где?
Женщина замолчала на мгновение, а потом продолжила:
– Так я её тогда к бабке отвезла на перевоспитание. С тех пор и не виделись. Мария – бабка её написала, что ушла от неё Танька, как поступила в этот, как его бишь называют ниверситет. Так и пропала. И сюда за все годы ни ногой. К матери родной не наведалась. Думаешь, я не понимаю, отчего так. Хорошо понимаю. Оттого что только моя одна вина. Только моя.
– И что же вы, знали, что у вас внук есть и никогда не искали?
Она вздохнула:
– Писала я Алевтине когда-то ещё давно, лет десять назад, да она ответила, что уехала та женщина которой тебя отдали. И не оставила ни адреса ни телефона. А как же, кто захочет чтобы у него дитя отобрали через несколько лет? Оно и понятно. И я бы так поступила. Уехала и концы в воду. А ну если кинутся? Кому такое надо?
– Как же мне найти её, знаете? Может хоть фотография у вас есть?
– Есть! Есть фотография! – она кинулась к шкафу, достала коробку, порылась в ней среди других фото. – Вот она – моя Танюша, – голос её неожиданно поменялся, стал добрым.
Что-то было в ней переменчивое, быстрое, то злиться, то страдает, то добрая, то злая, непонятно какой она будет в следующий момент. Антон взял фото, посмотрел. Среди листвы кустарника стояли три девочки лет тринадцати-четырнадцати, простые, улыбающиеся в цветастых платьях.
– Тут она, как раз когда всё случилось. Шустрая была, вот и влезла в историю, больно к парням интерес имела. Вот до чего довело. Страшно я тогда злилась на неё. Страшно. И лупила, и вообще. Сначала думала отвар дать, чтобы она скинула, да побоялась. Одна девка у нас в деревне отвару напилась, так и пормела, горемыка в судорогах. Страшно мне стало. От того и Алевтине написала. Поначалу хотели просто в роддоме оставить дитя, а потом Алевтина сказала, что есть женщина бездетная. Мается. Вот и решили, чтобы не в детдом, так живому человеку. А с деньгами, это меня жадность взяла, не знаю, откуда и мысль такая закралась. Мой грех, каюсь мой.
Антон слушал и смотрел на неё и ничего совершенно не чувствовал. Он не ощущал родного, кровного единства. Ничего того что должен бы был ощутить. Ничего.
– Значит, вы не знаете где она?
– Не знаю. Она ведь и про тебя не знает, – как-то просто сказала женщина.
– Как не знает?
– Так и не знает. Ты как родился, раз только мявкнул и то она под лекарствами видать не услыхала. А потом Алевтина сказала, а я подтвердила, что умер ты при родах. А Танька думаешь, спрашивала. Она была рада радехонька, что от ноши такой нежеланной избавилась. У неё же одни гульки были на уме.
Женщина замолчала, отерла накатившуюся слезу:
– Ты думаешь, это её хоть чему-то научило. Она как оклемалась снова побежала на гулянки. И поняла я тогда, либо привязать её нужно, либо к бабке Марии. У той не загуляешь. Я и выбрала к бабке. А так неизвестно, она бы мне каждый год по ребёнку подбрасывала. У меня у самой забот полон рот, а я бы с её детьми возилась.
Странными казались Антону все эти рассуждения. Он может быть чего-то не понимал в этой деревенской правде, но то, что она была ему чужда, понимал остро. А на том и засиживаться не стал:
– Что ж, спасибо, что всё рассказали. А кто отец, известно?
– Танька не призналась, но я так думаю – Петька отец. Если мне всё верно кажется. Он у нас сейчас в поселке – первый алкаш. У самого трое, а он всё бухает. Ирка его каждый день колотит, а толку.
Когда подошли к калитке, женщина окликнула, осмотрела его с ног до головы, вздохнула и сказала:
– Ты, если сможешь, прости меня дуру старую. Всё от меня, от моей дурной головы. Таньку если встретишь, не ругай её и не кляни, не знала она ничего, девчонкой ещё была, это я её попутала. Тоже передай ей, чтоб простила. Мне с моими грехами теперь самой разбираться. Ну, иди. Иди.
И он пошел.
7
В дверь позвонили, Оля бросилась открывать, она переживала, что разминется с Антоном, если куда-нибудь выйдет. Звонок повторился и она быстро щёлкнула замком. Улыбка улетучилась с губ, когда на пороге Ольга увидела совсем не Антона, а напомаженную блондинку. Джинсы резинки, короткая меховая курточка и на высоких каблуках ботильоны, явно не из магазина класса эконом, а аромат которым пахнуло, когда она оттолкнув Ольгу вошла в квартиру, на мгновение заставил забыть о такой непозволительной грубости.
– Вы к кому? – спросила Оля ощущая какую-то даже неловкость.
Ей показалось, что это хозяйка квартиры, а она сама тут просто никто.
– К своему парню! – девушка прошла по комнатам и вернулась в прихожую.
Демонстративно осмотрела Ольгу с ног до головы, и сильно открывая рот во время жевание жвачки, спросила:
– А ты кто? Домработница?
Ольга смутилась, она пока ещё не думала кем приходится Антону, но до этого визита казалось, что она является ему кем-то очень близким. Ближе чем все остальные. И уж тем более, она ни как не могла предположить, что у Антона есть девушка вот такой наружности. Тут сразу чувствовались деньги. Ольга ощутила себя ещё более неловко и ответила:
– Я – его двоюродная сестра.
Девушка ещё быстрее стала жевать жвачку и усмехнулась нагловатой, хотя в её манере она показалась совсем даже уместной, улыбкой:
– Сестра? Рассказывай, будет он тут сестёр всяких держать. Я тебе так скажу подруга, если проблем не хочешь, отваливай от него. Он – мой. Поняла?
– Я так думаю, он сам решит, чей он, – осмелела вдруг Ольга, – он не вещь.
– Смотрите, как мы разговаривать умеем. Короче, я тебя предупредила. Потом чтоб не плакала, – девушка усмехнулась ещё раз прямо Оле в лицо и направилась к выходу. – Он – мой. Запомни.
И она скрылась за дверью.
Несколько минут Ольга так и стояла в прихожей, она старалась осмыслить то, что сейчас случилось. Пошла в кухню, посмотрела на морковь, лук и картошку, что почистила для супа, сняла фартук и кинула его на стол. Она как будто решала что делать. Хотела остаться, но не могла, потому что после такого визита, всё стало очень непонятным. Хотела уйти, но не решалась, ведь он не мог так поступить. Не мог иметь двух девушек одновременно. Она доверяла ему, его словам, его глазам, рукам, голосу. Чувствовала, в них правду, нежность и даже любовь. Да, она была уверена, что это любовь.
А теперь, нужно уходить? Как же так?
Ещё немного она посидела, посмотрела на часы. Неизвестно когда он вернётся, было страшно оставаться одной. За окном повисли сумерки, еще немного и стемнеет. Ольга встала пошла в прихожую, обулась и взяла пальто.
8
С поезда сразу поехал в больницу. Мама поправлялась, понемногу. Ещё должна пить кучу лекарств и врач сказал, что всю оставшуюся жизнь она будет принимать лекарства и каждые полгода ложиться в больницу, но кризис миновал и скоро можно забрать её домой. Главное чтобы не перетруждалась и не волновалась. Конечно, Антон не собирался волновать её ничем. Только радовать.
Оли на смене не оказалось – выходной. Когда уезжал, оставил ей ключи, чтобы если она захочет, ждала его дома, и теперь представлял как придёт, а там – она. Ждёт, волнуется, может быть что-то готовит. Вбежал в подъезд в предвкушении встречи, почти ощутил как она ждёт его прихода, вот он уже у двери, собирается нажать кнопку звонка. Ключи ведь ей оставил… но – в двери записка. Взял бумажку, развернул – «Ключ под ковриком. Приходила твоя девушка».
Достал из-под коврика ключ, вошел в квартиру, как будто не доверяя тому, что написано, прошел по комнатам. В кухне на столе овощи, картошка ещё не потемнела, значит Оля вот только ушла. Бросил сумку и кинулся её догонять.
Антон бежал на остановку так как не бегал ещё никогда. Может и бегал, но мысли которые носились в этот момент в его голове, точно были впервые. Он думал о том, что ели не догонит её вот прямо сейчас, то может лишиться её навсегда.
– Оля! – он увидел её фигурку уже почти у остановки. – Оля! Подожди!
Она обернулась и остановилась.
Он подлетел словно ветер:
– Что произошло, почему ты ушла?
Она опустила взгляд:
– Я не хочу вмешиваться в твою жизнь.
– Почему? Я хочу, чтобы ты вмешивалась.
– Эта девушка, что приходила, сказала…
– Да мне плевать, что она сказала. Главное то, что знаю я сам. И ты. А я знаю, что ни кто мне не нужен, кроме тебя.
– Но она угрожала, сказала, что я должна бросить тебя.
Он притянул Олю к себе сжал её в объятьях, и она не сопротивлялась.
– Она не посмеет. Я с этим разберусь. Не волнуйся, пойдём домой, – он потянул её обратно. И они пошли прижимаясь друг к другу, преодолевая потоки встречного ветра.
В кухне, когда Оля резала оставленные овощи Антон подошел и прижался к ней.
– Эта девушка, кто она? – спросила Оля.
– Я ушел от нее, когда понял, что не могу больше жить так, как жил раньше. Я жил с ней ради денег.
Антон сел на стул и посмотрел снизу вверх на Олю.
– Нельзя полюбить человека, даже ради денег. Можно жить, терпеть, соглашаться, выполнять его приказания и просьбы ради того, чтобы тебя одели и накормили. Но не любить. Я это понял. Я так и не смог заставить себя её полюбить. Какой я глупый. Как я мог так думать.
– Все ошибаются, – она ласково глянула. – А что там, в деревне? Ты видел Её?
– Я видел Её мать. И, кажется, своего отца.
– Что теперь будешь делать?
Антон пожал плечами:
– Буду искать дальше. Её мать сказала, что Она не знает о моём существовании. Ей сказали, что я умер.
– Это страшно. Очень страшно. Не знать, что у тебя есть тот, кого ты родила. Я бы не хотела оказаться на её месте когда ты Её найдёшь.
9
Можно было не звонить и не стучать. Двери в квартиру Лены нараспашку. Вечеринка в самом разгаре. Молодёжь в ярких нарядах снуёт туда-сюда. У каждого из них есть общая цель – классно повеселиться. Насладиться музыкой, выпивкой и едой, касаниями, поцелуями и возможно ещё чем-то.
В квартире шумно и накурено, по всем комнатам гости. В главной зале музыка бьёт с такой силой, что кажется невозможно слышать что-то ещё. Но нет, люди общаются. Они сидят, полулежат, ходят и разговаривают. Обычная картина. Так было и тогда когда Антон тут жил. Беспокойное время. Бесконечная череда вечеринок. И вот, он посмотрел на всё это со стороны. Нет, он не осуждал, только усмехнулся тому, что сам когда-то считал классным. И почувствовал отторжение от этой пьянящей, затягивающей в свои лживые сети атмосферы. Как вовремя он ушел, сбежал, спрятался от этого всего. А может и нужно пройти этот путь, чтобы в коне концов понять всю его глупость и абсурдность? Он вспомнил, как наслаждался этими вечеринками, какой важный вид принимал. И теперь почти увидел, как глупо выглядел.
У окна, на диване заметил Лену. Платье едва прикрывало то, что должно прикрывать, и она совсем не обращала внимания на это обстоятельство. Она как будто выше задирала ногу, чтобы открыть ещё больше своего тела, для обозрения толпе этих полупьяных гуляк. Какой-то парень нависал над Леной, уткнулся в её шею, а она изгибалась и со смехом отстранялась от его навязчивых объятий.
– Лена! – позвал Антон, она не услышала и он крикнул ещё раз. – Лена!
Она повернулась, махнула рукой, потом встала и пошатываясь пошла навстречу Антону. Когда подошла, сразу повисла на нём и потянулась губами к его щеке.
– Прекрати, – отодвинул он её.
– А что тебе не нравится? – пьяно усмехнулась она. – Раньше ты так не говорил. Ты хотел – ещё, ещё.
– Пойдем, поговорим, – он крепко взял её за локоть и потащил к выходу.
Она упиралась и старалась уцепиться за его куртку, но вот они уже на лестничной площадке.
– Ты вернулся? – снова повисла Лена. – А вот теперь, я ещё подумаю, простить тебя или нет. Я же говорила, ты пожалеешь, что ушел от меня.
– Я не собираюсь это слушать. Зачем ты приходила ко мне домой? Зачем запугивала Олю?
– Как, ты ещё не понял? Потому что ты – мой! Мой! – ворот его куртки перекосился, а она дергала за него и казалось, хотела оторвать. – Мой! Пойми! Я тебя никуда не отпускала!
– Да отцепись ты наконец! Я тебя не люблю! Не люблю! – он схватил её руки, оттянул от своей куртки и оттолкнул. – Ещё раз придёшь туда или будешь мешать нам жить, я за себя не ручаюсь. Тогда посмотришь, что будет. Я приду и придушу тебя и подожгу весь этот ваш притон, чтобы не выползло ни одного таракана из твоей вонючей квартиры.
Лена смотрела на него и до её хмельного сознания, кажется, только сейчас стало доходить острая правда его слов. Губы её дрогнули и она опустила наконец тянущиеся в сторону Антона руки.
– Ты меня совсем не любишь?
– Нет. Найди другого парня, ты свободна!
Спиной к стене она сползла на пол. Жалкий вид её на мгновение остановил ярость, что уже начинала закипать в груди, Антон опустился на корточки и взял её за руку. Лена подняла взгляд и в глазах её показалась печаль. Ещё никогда он не видел в ней ничего подобного. Будто изнутри, из вороха капризов и испорченности, выглянула та девочка, которая должна была быть, если не было бы всего этого изобилия. Он увидел в её взгляде, то, что никогда не видел раньше, непомерную, одинокую грусть. Лишь несколько мгновений, потом она громко икнула и сказала, пытаясь встать:
– Какой ты всё-таки гад Комаров. Бросил меня, оставил совсем одну.
Антон встал, чтобы уйти. Спустился на несколько ступенек, обернулся и сказал:
– Я был с тобой только ради денег. Найди другого парня. Я тебя – не люблю.
10
– Зря я тебе тогда Ленку уступил, – сейчас бы жил припеваючи, как сыр в масле катался. А ты только всё дело испортил. Разве можно было такой экземпляр из рук выпускать? – с горечью высказывал Сашка.
Они шли по улице, медленно отмеряя темп. Не торопясь и не прячась от жгучих взглядов девушек и женщин. Ещё бы, двое парней в самом расцвете молодости, в уже почти мужественной, а не юношеской красоте. Стройные, стильные, они заставляли оборачиваться всех, кто шел им на встречу. Два закадычных приятеля. Раньше всегда вместе, как иначе, охота дело не для одиночки. Сколько девчонок они поймали в свои сети, сколько пива выпили вместе. Сейчас и не сочтёшь. А теперь каждый сам за себя. У каждого своя дорога.
– Да ты знаешь, в какой-то момент я понял, что не хочу больше обманывать ни себя, ни её, – задумчиво произнёс Антон.
– В смысле?
– Да вот так и понял. Какой тут смысл?
– Я чё-то тебя Антоха совсем понимать престал. Ты чё-то какой-то не такой. Ну же дружище, вспомни, как мы собирались найти по богатой тёлке. Забыл что ли? Так я тебе – лучшую уступил.
– Да ничего ты не уступал, сам говорил, что Светка в тебя вцепилась и беременна к тому же.
На углу дома они остановились, как будто не знали куда идти дальше. Когда свернули, знакомая вывеска заставила перейти дорогу, и они зашли в небольшой с парой столиков бар, в котором раньше частенько засиживались зимой. А когда по бокалу пива поставила перед ними официантка, и вовсе расслабились.
– Да, давненько мы тут не были, – осмотрелся Сашка. – Так вот представь, эта стерва обманула меня. Я как дурак уже и жениться был готов, родаки её уже меня как за своего принимали, а она – оп, и спалилась как-то. Я к ней, а она – не могу у меня эти дни. Ляпнула и сама испугалась. Я как услыхал такое, не поверишь, радовался как младенец. Не знаю, конечно, нехорошо получилось, но как узнал о том, туда-сюда и расстался с ней. Мне такие знаешь спектакли, не по теме.
Усмехнулся Антон и другу посочувствовал:
– Как же ты так сумел соскочить?
– Сам не пойму. Вот зуб даю, как узнал что брешет, всё что мог, задействовал. А тогда, я тебе клянусь, ну как на эшафот шел. Будто обязан был жениться. Ну да, я конечно не сильно то и переживал, если что не пропал бы и там, но ты же меня знаешь. Не люблю я когда вот так, почти не добровольно. Вот если бы я сам ей предложил, это другое дело, а так.
– Да брат, ну ты и попал, – Антон отхлебнул из бокала и замолчал. Задумался.
Сашка ведь не просто позвонил, было ясно. Он что-то хочет выведать или сказать. Но что именно, пока непонятно.
Долго ждать не пришлось, уже на половине пива Сашка раскололся с потрохами:
– Я вот чего хотел у тебя спросить, – Сашка замялся и ещё отхлебнул, – ты от Лены навсегда ушел или как?
И тут цель встречи стала прозрачной как стекло.
– Навсегда, – ответил Антон.
Не глядя в глаза, Сашка неуверенно подбирая слова спросил:
– Ты это, не слишком будешь сердиться, если я с ней замучу?
Хоть они и были друзьями, но слишком хорошо знал Антон, интересы своего друга. Он понимал, у того на уме лишь денежный интерес, но отговаривать тоже было бы неправильным. И Антон сказал то, что по его мнению, должно было натолкнуть мысли друга, на что-то большее чем корыстный интерес:
– Если бы я знал, что ты будешь любить её, то сказал бы что не против. Но ведь ты хочешь просто замутить с богатенькой тёлкой.
– Не, ну ты не так понял. Конечно, я буду любить её, думаешь как иначе. Она мне нравится, ещё с тех пор как ты с ней мутил. Я даже немного тебе завидовал. А теперь, когда она свободна, конечно я постараюсь чтобы у нас с ней было всё как надо. Я же не совсем ещё гад, чтоб только ради денег. Она нравится мне.
– Ну, тогда ты вообще не должен меня спрашивать. Если нравится, иди к ней и будьте счастливы.
Сашка обрадовался так, будто ребёнок игрушке:
– Ты правда не возражаешь?
– Конечно нет. Я даже желаю тебе того же, что испытываю сам. Того настоящего чувства, которое делает нас совершенно другими.
– Ты про что? Что-то я не помню, чтобы ты так когда-то говорил.
– Понимаешь, – усмехнулся Антон, – чтобы так заговорить, нужно видно встретить того человека, который тебя на это вдохновит.
– А ты встретил?
– Да. Встретил.
11
Выходные закончились, Антон с головой окунулся в работу. Нужно было пополнить прохудившейся бюджет, чтобы снова не чувствовать себя нищим. Смены тянулись медленно, как будто и без того длинные, растянулись вдвойне. Старался сосредоточиться на заказах, но мысли часто отвлекались на план выполнения цели. Думал о шагах которые предпримет дальше, о том как приедет к этой женщине Марии, она тоже является родственницей. Думал, о чем спросит. Но порой ему казалось, что когда он придёт по адресу, выйдет кто-то из соседей и скажет, что она тут больше не живёт или давно умерла.
Как бы то ни было он должен ехать туда, потому что это его единственная и последняя зацепка.
И вот, спустя несколько дней Антон в небольшом соседнем городке у пятиэтажки на улице Прудной. В подъезде сыро, дверь сразу направо как раз та, что нужно. Кованая цифра, номер один. Постучал в откос.
– Открыто! – голос из квартиры.
Толкнул дверь и поморщился. Затхлый запах ударил в ноздри. Да, не во всех квартирах запах приятный. Тут, пахло старостью. Вошел.
– Здравствуйте! – озираясь по сторонам крикнул Антон.
– Не кричи, я не глухая, – старая женщина с ходунками показалась из проёма слева и впилась серыми глазками в его лицо. – Чего тебе?
– Простите что потревожил. Я ищу Татьяну Козлову.
– Ты опоздал, она ушла, – послышалось что-то похожее на смех, – двадцать лет назад.
– А вы не знаете где её можно найти?
– Какой шустрый. Что мне с того, что я тебе скажу. Заплатишь чем?
– Вы хотите деньги?
– На что мне твои деньги? Думаешь они вернут мне здоровье и молодость? Тогда ты глуп как баран. Ты должен сделать для меня что-то полезное, то, чего сама я не могу сделать.
– Вам нужна помощь?
– Наконец-то сообразил. Конечно мне нужна помощь, а с таким острым умом как у тебя будем полдня в прихожей стоять. Иди на кухню и поставь чайник. Пока я туда дойду, он как раз закипит. Надеюсь, тебе понятно, что я хочу выпить чаю. Вот остолоп и где таких остолопов берут.
В маленькой кухне всё на своих местах, чашки на полке, тарелки в шкафчике. Небольшой холодильник с металлической надписью Днепр. Антон включил газовую плиту, поставил старый, с изогнутым носиком чайник.
– А где заварка? – крикнул он.
– Разуй глаза, и не кричи чего раскричался. Я пока ещё хорошо слышу.
Женщина вошла и медленно опустилась на табурет, что стоял сразу у входа. При свете дня наполнявшем кухню она показалась не такой злой как полумраке прихожей. Чайник закипел и Антон налил две чашки чая, который оказался ароматным и свежим.
– Вот шустрый, небось батя твой тоже таким был – шустрым, только не там где надо.
– Так что, знаете где мне её найти, – улыбнулся Антон.
Женщина посмотрела серьёзно:
– А ты уверен, что она захочет тебя видеть?
Она говорила так, будто знает о чём речь. И хоть он не хотел ни в чём сознаваться, всё-таки ответил:
– Я об этом ещё не думал.
– Так подумай, – она отхлебнула из чашки. – Я рада, что ты пришел ко мне. Теперь я хотя бы могу понять, в чём было дело. Зачем её мать приволокла ко мне. Да, Танька, наделала делов. Но, я тут тебе плохой помощник. Методы моего воспитания не те оказались. Как могу, так и воспитую. И если нужно брать палку, я беру палку. Тут уж меня не изменишь.
– Вы её били?
– Не била, а воспитывала, это разные вещи. Тебя что мать не била никогда?
– Нет.
– Ой. Так и не била?
– Никогда.
– Значит, у тебя был хороший характер.
– Я бы так не сказал.
– Значит твоя мать слишком добрая.
В глазах Антона, видимо вспыхнул какой-то огонёк и старуха уловила его, она покачала головой:
– Ну что ж, я ведь обещала, что за услугу ты получишь ответ. Иди в комнату, там комод, открой ящик нижний, принеси альбом.
Антон сделал, как она велела, принёс небольшой альбом из которого торчали пожелтевшие вырезки из газет, положил перед ней и скрюченными пальцами она его открыла. Несколько фотографий пролистала, остановилась на странице где была вклеена газетная вырезка. Бумага сильно пожелтела от клея и времени, но на фото чётко было видно лицо женщины с тёмными волосами. Когда Антон посмотрел на неё – словно остолбенел. Слабость налетела вихрем. Он шатнулся, но не упал, просто ощутил внутри себя что-то такое, чего никогда не испытывал. Словно маленький взрыв в груди, который волнами пронёсся по всему телу.
Глянул ещё раз на лицо женщины с фото. Он – знал это лицо.
12
Уже потом, когда он отошел от дома Марии на приличное расстояние, сел на лавку, мысли понеслись сплошной и понятной линией. Они выстроились вряд и уже не походили на кривую. Антон достал из внутреннего кармана фотографию тринадцатилетней девочки стоящей рядом с подружками и всмотрелся в счастливое по-детски лицо. Это была она – его мать.
Теперь, он уже не знал, что делать дальше. Вернее знал, но думал, будет делать или нет. Антон чувствовал, что должен передохнуть, словно перед дорогой, которая могла оказаться последней. Перед финишем кто знает, с каким концом. Хотел отдышаться и рассудить всё правильно, чтобы не наделать глупостей и постараться действовать холодно и расчётливо. Он старался, так казалось, но на самом деле, готов вот сейчас, в туже самую минуту броситься, побежать и закричать, и может даже сказать что-то плохое, обидное, но такое важное.
Чем ближе он был к разгадке, тем меньше нетерпения выказывал. И уже не был озабочен достижением результата, а как будто смаковал сам результат.
Домой приехал в подавленном настроении.
– Ну как, вышла из кухни Оля? Узнал?
– Узнал, – он сел на стул в прихожей.
– Завтра маму выписывают, – она старалась приободрить.
– Это хорошо.
– Ты чем-то расстроен? – она присела к нему на колено, а он притянул её и прижался лицом к её шее.
– Нет, нет. Всё в порядке. Просто теперь я знаю – кто она.
– Кто же?
– Она – судья.
На следующее утро в здании суда он опустил конверт в ящик для писем. Зачем он это сделал? Толком и сам себе не мог объяснить, хотел может быть, чтобы она что-то почувствовала. Или подготовилась. Или вспомнила. Кто его знает? Уже потом когда опустил конверт и вышел, понял как это глупо, но изменить ничего нельзя. Остаётся только подождать. Совсем немного.