Скоростной лифт, представляющий из себя платформу с невысокими металлическими перилами, опускался минут десять. Некоторые сопровождающие задержанных преступников бойцы спецназначения и работники сверхсекретных служб, переживая столь долгое бездействие, даже начали скучать. Но разговор никто затеять не решался. Наверное от того, что вместе со всеми в бункер-полигон «Плаком» спускался сам, собственной персоной, секретный генерал безопасности Еремей Багдасарович Жирков. Он являл собой сосредоточенное суровое спокойствие и, как это не банально звучит, армейскую доблесть. Совершенно безразлично Жирков взирал на пленников, на своих подчиненных, на мелькающие металлические стены из-за скорости погружения начинавшие казаться футуристическим ртутным водопадом. У него даже, в отличии от большинства сопровождающих преступную троицу, не кружилась по этому поводу голова. Все время спуска он молчал и, казалось, ни о чем совершенно не думал. В присутствии генерала никто не решался не то что бы пошутить, но даже и кашлянуть побаивался.

Наконец платформа остановилась, чуть качнувшись, и Еремей Багдасарович, сухо крякнув в кулак, приказал:

— Выходим! Этого связать, — он указал на холодильник, — этих порознь и в цилиндры-ограничители!

Спецназовцы в один миг сковали истерзанный милицейскими дубинками холодильник кожаными ремнями, которые, надо полагать, совсем не случайно обнаружились в сумке одного сотрудника в черном костюме. Сотрудник этот, как и его непосредственный начальник — Еремей Багдасарович, имел каменное выражение лица и безразлично-суровый взгляд, и был, что называется, правой рукой генерала. Звали его Павел Первородько. Бойцы поставили охладительное чудо техники на подготовленную заранее тележку и держа наготове автоматы, покатили его по длинному глухому коридору. Сцена эта напоминала пленение злосчастными буржуинами Мальчиша-Кибальчиша. Холодильник так же как и отважный мальчишка героически молчал и из щели помятой его дверцы, словно кровь, капал на пол пролившийся внутри кетчуп. Ангела и Василия также быстро распаковали и втиснули в металлические саркофаги с окошками из бронированного стекла на уровне лица. Саркофаги и впрямь напоминали формой своей цилиндры, и скорее не цилиндры даже, а торпеды те, что входят в арсенал атомных подводных лодок. Надо признаться задержанные вовсе не оказывали сопротивления и вели себя спокойно, вероятно смирившись со своей неминуемой участью. Казалось, воля их сломлена окончательно. Генерал Жирков внутренне радовался этому факту. Он оглядел пленников и отдал приказ, согласно которому два саркофага, так же покатили по коридору вслед за холодильником.

Задержанных доставили в отсек № 113. Отсек этот, представлял собой бронированную, ярко освещенную камеру одна стена которой была абсолютно прозрачной и совершенно непробиваемой. Он использовался на «Плакоме» в качестве сверхгерметичной лаборатории для проведения опытов, последствия которых могли бы оказаться крайне плачевны. Здесь, к примеру, испытывали вредоносные вирусы, новое молекулярное оружие и прочие кошмарные изобретения, итог которых прогнозам не поддавался. Это было самое надежное во всем бункере-полигоне помещение, способное даже выдержать взрыв водородной бомбы малой мощности и полностью его нейтрализовать.

Преступников, предварительно освободив от пут и саркофагов, по одному забросили в отсек № 113 и тут же заперли. Сквозь прозрачное стекло за троицей немедленно принялись наблюдать. Комиссия, должная произвести допрос злодеев совершивших невероятные в своей наглости и масштабности преступления, состояла из самого генерала Жиркова, его помощника Первородько, доктора психологических наук Зоркича Ивана Кузьмича, эксперта в вопросах взрывного дела Мурлонского, химика Прикидыша Петра Ильича, уфолога Никромантова, Саблеуховой Катерины Святославовны — главы института мозга и еще нескольких ученых и специалистов в различных областях наук и обороны.

— Ну что ж, господа, — с чувством обратился Жирков к собравшимся, — вот те самые выродки, что посягнули на нашу родину! Не знаю кто они, откуда взялись и чьи интересы представляют, кто их финансирует и какие ученые умы способствуют воплощению их фокусов в жизнь! Я имею в виду левитацию, мгновенную трансформацию останкинской телебашни, кражу самолета и прочие гипнотические эксперименты над гражданами, но знаю одно… — тут он сделал трагическую паузу и обвел взглядом всех замерших в ожидании ученых, — Все совершенные ими действия преступны! Они подорвали важнейшие стратегические основы государственности, разрушили управленческие механизмы, посягнули на наши идеологические принципы! Мы все с вами понимаем, как и чем держит народ в узде, власть! Это в первую очередь телевидение и алкоголь! Как и в любые времена, толпа хочет хлеба и зрелищ! Хлеба и зрелищ господа! И более ничего!

Ученые и специалисты согласно загудели и одобрительно закивали, переглядываясь друг с другом. Каменно непреклонным остался только Первородько. Незаметно для остальных он бегал по аудитории глазками, словно выискивая в толпе собравшихся научных светил, несогласного предателя государственных основ.

— Они же, — продолжал Еремей Багдасарович, тыча с бронированное стекло пальцем, — в одночасье все это разрушили! О чем теперь будет думать страна? Народ о чем будет думать? Чего станет желать? — вопросительно уставился он почему-то на Никромантова, словно это по его вине случились несчастья в государстве, — Телевизор не работает, а следовательно отвлечься от раздумий никакой возможности нет! Что человек делал раньше в таком случае? Правильно — пил! А теперь? Чем ему себя занять? Нечем. Водка же отравлена вся!

Тут среди ученых пролетел печальный вздох, будто речь шла о почившем, горячо всеми любимом, товарище.

— Еще чего доброго, — гневно возмущался генерал, — книжки начнут читать! И при чем все сразу! А вы знаете, что пишут в книжках. Что карябают там эти, так называемые писатели? Эти контрреволюционеры пера! Какие мысли у них? Представляете, что будет? Представляете, если каждый начнет думать, а от чего это я так живу? И живу-то плохо… А к чему это я стремлюсь? И кто виноват в этом? Задумается он… И чего захочет такой человек? Такое общество?..

Жирков пожирал жестким взглядом аудиторию, и гробовое молчание разлилось по ней.

— Мы знаем историю. Знаем, что вызревает в головах масс от отсутствия возможности самореализации. Революции и войны вызревают. Вот что нас ждет! А виной всему эти выродки, — он ожесточенно кивнул на фантастическую троицу, — Вот к чему они нас ведут.

Тут генерал задумался минутно и обвел мрачным взглядом решительно всех.

— Как знать, может и среди вас есть те, кто мог способствовать этим фокусникам в осуществлении столь коварной диверсии?

После этих слов, итак сконфуженный вниманием оратора Никромантов как-то моментально покраснел и потупил взгляд, словно ненарочно воздух попортил. Некоторые скосились на него подозрительно, а Первородько что-то пометил у себя в блокноте, переглянувшись с генералом.

— Так вот, — генерал принялся расхаживать перед интеллектуальным собранием, заложив руки за спину, — наша задача как можно скорее вывести их на чистую воду, обнаружить идейного вдохновителя диверсии и ударить молниеносно! Со всей мощью, на которую только мы способны! А мы, уверяю вас, — Жирков почему то снова, хищно посмотрел на совсем уже бледного уфолога Никромантова, — можем многое!

Павел Первородько ехидно ухмыльнулся от этих слов и еле заметно кивнув, скосился на уфолога, снова что-то записав в блокнот.

— Думаю, что время нам теперь терять не стоит. Итак многое потеряно. Предлагаю прямо сейчас, немедленно и приступить к допросу! — генерал сосредоточено осмотрел ученую комиссию и никто не ответил ему возражением.

Все присутствующие расселись пред стеклом на стулья, обитые кожзаменителем, достали кто блокноты для записей, кто диктофоны, кто электронные записные книжки, а уфолог Никромантов Савелий Каримович, извлек из своего саквояжа странный измерительный прибор, похожий на амперметр, только если бы тот сделан был в эпоху палеозоя. На приподнятую вопросительно бровь генерала Жиркова, уфолог запинаясь объяснил, что собирается с его помощью зафиксировать «кармический синусоидальный фолиант» преступников и в особенности его интересует холодильник, так как подозревает его Савелий Каримович в связях с внеземными цивилизациями. И снова горе-уфолога наградили собравшиеся презрительными и даже оскорбительно-насмешливыми взглядами, словно тот был болен слабоумием, а генерал украдкой поинтересовался у своего помощника Первородько, кто этого идиота вообще пригласил?

— Состав комиссии составлен президентским советом и лично одобрен главой государства, — развел руками помощник, соратнически изображая на лице неприязнь к уфологу.

Наконец, когда все расселись по местам, допрос начался. Хотя больше это действо походило вовсе не на допрос. Скорее на закрытую пресс-конференцию.

— Кто вы такие? — вкрадчиво спросил взрывник Мурлонский, удостоившийся чести быть первым.

— А вы не видите? — изумился молодой человек по имени Василий. Он сидел за стеклом на простом табурете. На его печальном лице слева у скулы явно проступал свежий кровоподтек. Из разбитой брови выступала засохшая уже, а от того почти черная, струйка крови.

— Вы здесь не на телепередаче! — властно прикрикнул генерал, — Вам задают вопрос, вы обязаны отвечать!

— Я ничего, никому не обязан, — спокойно парировал Василий, — более того, я считаю что ни один человек не обязан делать что-то по приказу другого, против своей воли!

— Но все же кто вы? — сдержано и даже с некоторой дружественной интонацией встрял в разговор Петр Ильич Прикидыш — знаменитый на весь мир химик, автор ряда статей и научных публикаций одна из которых затрагивала тему зарождения жизни во вселенной. От чего-то Петр Ильич был уверен, что задержанные посвящены в некую тайну, сокрытую от всех остальных людей и это влекло его неудержимо. Жажда познания являлась ключевой чертой его характера.

— Я обыкновенный человек. Зовут меня Василий. Это мой ангел хранитель, а это холодильник марки SAMSUNG.

— Позвольте, но если вы такой же человек, как и любой из нас, — Прикидыш указал на коллег, — то почему же с нами нет наших ангелов и, я извиняюсь, холодильников?

— Извинения не принимаются! — обиженно прогудел помятый железный герой, вызвав бурю удивленных возгласов и перешептываний.

— Кто ваши координаторы? — не удержался секретный генерал. Сдержанность его испарилась куда-то и теперь он кипел, как чайник забытый на плите.

— Их нет.

— Чья это разработка? — кивнул он на холодопроизводящий бытовой прибор.

— Понятия не имею, — ответил Василий, глядя на генерала в упор сквозь идеально ровное стекло.

— Это что же получается, холодильник ваш живой что ли? Разумный? У него может быть и душа есть?

— Душа есть у всех. Даже у вас. Весь вопрос в том какая она прекрасная или ужасная? Ваша, по всей видимости, совсем плоха. Вы хотите знать, кто нас координирует? Так вот — никто, да я и не уверен может ли кто-то в этом обществе координировать такое — ответил загадочный задержанный.

То есть, надо понимать, что вы сами, по своей прихоти совершили все эти преступления?

— Преступления?

— А как еще можно назвать похищение воздушного судна, подрыв башни, генетическое изменение состава спирта и прочие ваши фокусы? — злобно проскрипел генерал.

— Мы не похищали самолет. Мы спасли людей от авиакатастрофы! Да и башню никто не подрывал, мы лишь показали всем ее действительную, реальную суть наглядно, — усмехнулся дерзко Василий, — а что касается водки, то с этим давно пора было покончить…

— Боже! — всплеснула руками Саблеухова Катерина Святославовна, единственная женщина среди собравшихся, — Браво! Браво, молодой человек! — и захлопала театрально.

Ученая коллегия презрительно осмотрела женщину. В их глазах читалась свойственное каждому мужчине снисходительное бешенство, непременно проявляющееся, когда разговор о вреде спиртного, происходит в присутствии дам. Саблеухова же, не изменяя своей позиции ответила всем с вызовом.

— Водка — зло! — жарко произнесла она и кивнула холодильнику одобрительно. Тот в ответ мигнул ей лампочкой морозильного отделения.

— Меня не интересуют ваши оправдания! — вскричал, дико, Жирков, — Мне важно знать, как вы все это сделали? Кто вам помог?! — он испытующе впился в нахала жесткими глазками, — Признайся, гад, это американцы?

Василий молчал.

— Исламские террористы? Чечены? Кто?

— Я вам повторяю — Никто за нами не стоит.

— Извините, молодой человек, — встрял в разговор старичок в маленьких кругленьких очках повисших на кончике его длинного носа, — но тогда как вы объясните это с научной точки зрения?

Задавший вопрос старичок был никто другой как доктор психологических наук Зоркич Иван Кузьмич. Он поджал тонкие губы, придав лицу крайнюю озабоченность, напустил в глаза тумана интеллектуальной загадочности, так что казалось, даже стеклышки его очков подернулись дымчатой пеленой, и замер, ожидая ответ.

— А никак, — ответил Василий пожав плечами.

— То есть совсем никак? — изумился Зоркич.

— Никак совсем. Просто все происходит так, как я хочу.

— Как вы хотите?

— Да. Именно так.

— Позвольте, выходит — вы захотели что-бы башня трансформировалась и это немедленно произошло?

Василий кивнул.

Генерал Жирков в этот момент быстро переглянулся со своим помощником.

— И с самолетом то же самое?

— То же самое, — согласился Василий.

— Невероятно! Но ведь тогда получается вы просто-таки маг! Всемогущий человек! Волшебник!

Загадочный задержанный лишь слабо улыбнулся на это и ничего не ответил.

— Молодой человек, — вдруг с совсем иной интонацией начал генерал, — а нет ли у вас желания сослужить родине службу? — глаза Жиркова загорелись. Весь его вид излучал торжественность, словно перед ним неожиданно открылась тайна благородного, высокого происхождения арестанта.

— Вы о чем? Хотите с помощью меня завоевать мир?

— Зачем же завоевывать, — смутился Жирков, нервно дернув веком, — завоевывать ничего не нужно, но престиж страны поднять было бы ой как кстати… С такими возможностями как у вас, горы можно свернуть…

— Вам бы все только горы сворачивать, — тихо пробубнил уфолог Никромантов забывшись, надеясь впрочем, что никто его не услышит. Однако напротив услышали его все. И мало того что услышали. Фраза вылетевшая из его рта, была тут же записана помощником генерала в блокнот. Никромантов, видя это, совсем сник, став похожим на моллюска выброшенного волнами из родной водной стихии на безжалостный берег. Он погрузил голову в воротник пиджака и молча уставился на табло своего загадочного прибора.

— Я не собираюсь вам помогать, — ответил молодой человек за стеклом.

— Почему же? Вы не любите свою родину? — заискивающе-подозрительно осведомился Жирков.

— Люблю.

— А что же, тогда, вас останавливает?

— Во-первых, как я уже говорил, мне претит действовать по чьей либо указке. Во-вторых раздражает ваше желание легко и просто решить проблему созданную поколениями воров и идиотов занимающих самые высокие посты, имеющих власть и в добавок к ней наглость. Проблему, возникшую по вине разгильдяев, пользующихся авторитетным положением в обществе, обладающих связями, имеющими политический и финансовый вес, а так же доступ к государственным ресурсам. Я не собираюсь исправлять ошибки этих зарвавшихся параноиков и откровенных преступников, которые сочли себя правыми распоряжаться страной и этим приведшие ее к краху! — в сердцах Василий раскраснелся и голос его стал совсем трагичен, а тем временем, неподдающийся объяснению металлический его подельник, сопереживая хозяину, начал нервно прохаживаться внутри отсека, постукивая по полу шнуром электросети.

— Однако эти люди зачастую приветствуются обществом! — продолжал Василий, — Оно их любит. Возносит на пьедестал. Некоторым даже покланяется, давая волю распоряжаться собой как угодно! Люди готовы исполнить любое желание своего кумира; пойти на войну и умереть за нелепую идею, строить немыслимые утопические социальные модели, жить питаясь крохами со стола господина. И самое дикое, что повсеместно это считается нормой! — Василий сделал паузу, презрительно осмотрев ученых. Некоторые из них стыдливо опустили глаза, а некоторые, еле заметно, согласно кивали. Но были и такие что сидели с видом наглым и беспечным.

— Собственно я и так попытался спасти это общество, — продолжил Василий печально опустив глаза в пол, — Но обществу это совсем не нужно. Тогда спрашивается зачем стране где девяносто девять процентов населения это — безмозглые овощи, где никто не уважает ни себя, ни кого-либо другого, нужен престиж? Что заслужила такая страна, то и имеет! И будет иметь еще долго! Мне теперь наплевать. Люди, представляющие из себя в большей степени послушное стадо, заслуживают ту жизнь, которой и живут.

— Но, — опешил генерал, — не все же такие. Вспомните Ломоносова, Пушкина, Достоевского, Гоголя наконец! Были люди всей душой ратующие за Россию! — с высокой нотой чувств, произнес Жирков.

— Да, все верно, — согласился Василий, — вы так и будете апеллировать этими именами до скончания веков. Но уверяю вас, никого не делает масштабней и высокодуховней, тот факт, что он рожден в стране давшей миру великих ученых и писателей. Думать так — ошибка! Это так же нелепо как принадлежность к поэзии какого-нибудь бомжа проживающего в подвале дома, где однажды бывал Маяковский.

Генерал задумался. По крайней мере, на его каменном лице проскользнула тень сомнения в своей убежденности.

— Тогда верните людям то, что вы у них отобрали! — пригрозил один из ученых, тряся сизым, изъеденным морщинами, носом.

— Ну уж нет, — Василий откинулся на стуле и скрестил руки, всем своим видом показывая что на угрозы он плевать хотел, — мало того что не верну, я доделаю свое дело до конца!

Василий окинул взглядом всю комиссию. В глазах его читалось презрение.

— Да он опаснее любого революционера, — шепнул на ухо начальнику Павел Первородько. Все, что говорил задержанный молодой человек, он тщательно записывал в свой блокнот.

— Ты прав, — тихо согласился генерал.

Оба обменялись недвузначными хищными взглядами.

— Значит ни на какой компромисс вы с нами не пойдете? — сухо спросил Жирков повернувшись к стеклу отсека. Там, бесстыжим образом распахнув крылья, над головой Василия, застыл в воздухе ангел. Он словно готовился к чему-то ужасному. Генералу, наверное впервые в жизни, стало страшно.

— Ни за что! — твердо ответил холодильник, прихлопнув дверью в доказательство решительного отказа. Ангел также согласно кивнул, не проронив ни слова.

— Мы предполагали такой исход дела, — сказал генерал, внутренне понимая, что разговор с преступниками окончен и продолжать его — смерти подобно, — а посему должен вас разочаровать. Ничего вам довести до конца не удастся! — Она дал знак Первородько и динамики громкой связи тут же отключились, заглушив явно непристойную фразу, выкрикнутую в ответ холодильником. После этого, не медля ни секунды, генерал вытащил из форменных брюк маленький, блеснувший алым огоньком, предмет. Направил его на стекло отсека № 113 и в то же мгновенье внутри его, яростно полыхнуло ослепительное зарево. Заранее подготовленная нейтронная взрывчатка, мощностью пять килотонн, за долю секунды уничтожила все, что находилось внутри самого надежного помещения бункера-полигона «Плаком». В момент взрыва, прибор принесенный уфологом Никромантовым, безумно затрясся словно флюгер попавший в центр торнадо, замигал неистово и пронзительно запищав вспыхнул, сгорев в одночасье. Все ученое собрание не ожидавшее такой скорой и трагичной развязки, ахнуло и закрывшись руками от нестерпимого яростного огня льющегося из-за стекла, посыпалось со стульев на пол. Лишь генерал Жирков и его помощник Первородько, бесстрашно стояли с каменными лицами, на которых отблесками отражалось ядовитое пламя, бушующее в отсеке.

— Жаль что от них ничего совершенно не останется для исследования, — обратился помощник к генералу.

— Ну что ж, зато мы, предотвратили множество других бед, которые они, несомненно, могли бы нам преподнести, — изрек генерал.

— Вы совершенно правы, — согласился Первородько глядя на профиль своего начальника. В отсветах огня он стал похож на императора Нерона спалившего Рим. Величественно генерал смотрел на бушующее пекло, безжалостно уничтожившее возможно самых загадочных преступников в мире. Павлу вдруг захотелось быть таким же непреклонным и волевым героическим человеком. И он в глубине души знал, что обязательно, когда-нибудь, таким станет…