После “обнародования тайны” Николай Александрович с женой жил в доме Безбородко, там 3 августа 1784 г. родился первенец — Леонид. В то время Николай Александрович уже занялся обустройством родового поместья Черенчицы под Торжком. Близ деревни, у края заболоченной низины, стоял деревянный отцовский дом, рядом — пруд и старый сад, а вокруг — овраги да холмы. Все эти “неудобия” явились основой для свободной, живописной планировки парка. Львов провел дренаж, осушил болото, вел строительство хозяйственного комплекса, пора было возводить господский дом. Наблюдать за строительством в Черенчицы приехала Мария Алексеевна с маленьким сыном Леонидом. Эта удивительная женщина органично соединяла в себе романтичность и мечтательность с независимым, решительным характером и была весьма хозяйственна. Известны два письма Львова к жене этого периода (от 4 и 18 апреля 1785 года), из Петербурга в Торжок, “Ее высокоблагородию милостивой государыне моей Марии Алексеевне Львовой”. Письма эти — словно прерванный пространством разговор двух близких людей о семейных заботах и делах, волнующих обоих. Они свидетельствуют о деятельном участии Марии Алексеевны в управлении строительными работами: “Что делает столяр, и не надобно ли им клею?” — спрашивает Николай Александрович в письме от 4 апреля, и здесь же: “Кузнеца пришли мне, мой друг, на почте, когда изволишь”. На полях письма приписка: “Не терплюсь узнать твои мысли и понравилось ли тебе расположение?”.

В следующем письме, от 18 апреля (накануне Пасхи) Николай Александрович пишет жене: “Праздник мой завтрашний потому только мне будет праздником, что полюбился тебе план нашего дома (это делает меня счастливым)”. Благодарит жену за “дранички”, сообщает, что клей пришлет со следующей почтой и “сто раз благодарствую, что мальчика заставила помогать штукатуру”. Несмотря на сверхзанятость, разлука с женой ему кажется очень долгой. “Прости, м[ой] д[руг], весьма без тебя жить скучно, пусто и совсем нехорошо”.

Как только появляется возможность, он спешит в деревню, к Марии Алексеевне, где “ждет меня мой милый друг”, как писал он в стихотворении “Отпускная двум чижикам”. Однажды, уезжая в Черенчицы, Львов выпускает из клетки чижиков. В прозаическом вступлении к стихотворению написал: “Вот, мой друг, А.П. (Анна Петровна Полторацкая), отпускная, которую я дал двум своим чижикам, отпуская их на волю, перед моим отъездом из Петербурга, в деревню к М.А., дожидающей меня с весною”. И у него, как у предчувствующих свободу птиц, “сердце трепетным биеньем измеряет каждый миг и с сердечным восхищеньем ждет с тобой нас обоих”.

Мария Алексеевна оказалась идеальной женой: красива, горда, умна, при этом заботливая мать, рачительная хозяйка, она умело вела семейный бюджет, преумножая наследство для детей (в конце 1790-х гг. за Львовыми числилось более 2000 крестьян — состояние значительно выше среднего).

Некоторые считали его любимцем фортуны, счастливцем. На это Львов отвечал: “Счастья тот лишь цену знает, кто трудом его купил”.

Львовым пришлось пережить немало тяжелых дней. “Черным годом” назвал Николай Александрович 1793—1794 гг. После рождения пятого ребенка, дочери Прасковьи (28.10.1793), у Марии Алексеевны началась тяжелая форма горячки, которая осложнилась потерей памяти и длительным нервно-психическим расстройством. В ноябре начались проблемы со здоровьем у Николая Александровича. В письме С.Р. Воронцову Львов писал: “...переломил руку, шесть месяцев глазами страдал, а теперь еще худо могу ими работать, а наконец, всего хуже, я чуть было не потерял Марию Алексеевну... я 10 лет в один год состарился”.

Но были ль бы и здесь так дни мои спокойны,

Когда бы не был я на Счастии женат?

— напишет он после десяти лет семейной жизни. Жену Львов боготворил, она беззаветно любила мужа. В эпоху, когда часто, особенно среди дворян, браки совершались по расчету, их союз оказался на редкость гармоничным, превратился в легенду. Для Львова брак - непременно - взаимность, он представить не может жизни без любви, без Марии Алексеевны:

Родился,

Влюбился,

Женился

И жил, пока любил...