Приливами потерянной луны

Бочкарёв Михаил Александрович

В странном городе, не идентифицируемом на карте мира, льёт дождь. Инспектор Гарри Фулмен идёт в квартиру ограбленного профессора Барсукова. Абсурдное ограбление сумасшедшего физика забросит инспектора в небывалый мир, где нет понятия денег и подлости, где миром правят огромные плюшевые драконы, где живёт та единственная, которую Фулмен ждал всю жизнь и где нет… луны!

Всё это таинственно и неотвратимо связанно с самим инспектором. Солипсический нонконформизм этого романа произрастает в жанр «сказки для взрослых», заставляя читателя задуматься над собой, над миром окружающем, над дождём, что льёт за стеклом окна…

 

Инспектор полиции Гарри Фулмен сидел в кабинете босса и слушал, как жужжал вентилятор на подоконнике. За окном моросил мелкий грязный дождь, похожий на помехи в не отлаженном телевизоре.

Настроение у инспектора было унылым и подавленным, в точности как небо за стеклом. Вот уже целый час Эльма Полански, босс Гарри, рассказывала истории из своей полицейской биографии, которые она явно сама сочиняла на ходу. Зачем Эльма пригласила его и почему так долго не отпускала, забивая ему голову несусветным бредом, Гарри не понимал.

Гарри натянуто улыбался, стараясь показать этим, что ему очень интересно и занимательно слушать неправдоподобные байки. Но улыбка его была настолько ненатуральной, что больше подошла бы маньяку, входящему в лифт, где стоит девятилетняя девочка в коротеньком платьице за ручку со своим громилой папой. На самом деле его просто тошнило. Гарри решил, что сидит ещё ровно минуту, после чего просто встаёт и уходит, потому что если этот жуткий вечер продлится чуть дольше, он, несмотря на то, что сам является блюстителем закона, будет готов совершить убийство, и убийство особо тяжкое.

Тут на столе Эльмы эпилептически затрясся телефон, и она, как-то странно взглянув на Гарри, подняла трубку. Казалось, звонка этого она долго и нетерпеливо ждала.

* * *

Карп Фазанович Барсуков открыл дверь своей квартиры и вошёл в прихожую. Включив свет, он ужаснулся, дрожь поверженной армией сошедших от страха с ума солдат пробежала по его спине. Карп Фазанович увидел, что квартира его пуста, как улицы провинциального города в три часа ночи. Он был обворован.

Из квартиры исчезло всё! Вся мебель, одежда и обувь, постельное бельё и тумбочки, где оно хранилось, галстуки и костюмы, которых было ровно два. Пропали столовые приборы и обеденный стол, из кухни исчез холодильник со всеми продуктами, из ванной исчезли полотенца и мыло. Грабители не побрезговали даже мочалкой, серо-зелёного цвета, которой Карп иногда, довольно, впрочем, редко, омывал своё навсегда погубленное неспортивным образом жизни тело. С книжных полок исчезли книги и подшивки журналов, где на обложках молодой Карп, многообещающий, гениальный физик, блистал отнюдь не великолепной внешностью, но глянцем. Да что там журналы — и самих-то полок в квартире не было! Но главное исчезло то, что Карп считал работой всей своей жизни. Он в отчаянии рухнул на пол, всполошив пыль, которая закружилась роем мелких мошек над рыдающим телом потерпевшего.

Осталась в квартире только засаленная, грязно-зелёная, местами ржавая раскладушка, на которой Карп Фазанович двадцать семь лет назад обрёл статус мужчины, занимаясь любовью со своей школьной подругой Эльмой Полански.

Карп протёр красные, заплаканные глаза, вспомнил отчего-то Эльму, отчётливо и ясно, будто она стояла сейчас перед ним, и вдруг понял, что ему предпринять и кто спасёт его. Осознание этого пришло, как озарение, оно влетело в голову Карпа Фазановича, словно свежий ветер в удушливую, много лет не проветриваемую комнату.

 

1

Ночь опустила на город свои мохнатые чёрные лапы, и тяжело карабкалась старуха луна в небесную высь, где маленькие, сморщенные звёзды толпились, как фосфорические муравьи. Гарри Фулмен шагал по улице, устилая оставшийся позади путь едким дымом своей отсыревшей сигареты. Было холодно, и Гарри хотел повернуть и броситься домой, выпить стакан скотча, принять ванну и лечь спать, но сделать этого он не мог. Такова работа инспектора полиции — он всегда должен думать, прежде всего, о других.

Сегодня, когда Гарри сидел в кабинете Эльмы, поступило сообщение о краже, дело поручили Гарри. Казалось бы, ничего удивительного в этом происшествии нет, каждый день что-нибудь у кого-нибудь крадут, кого-то убивают, а кого-то даже насилуют, но всё-таки дело было необычным.

Во-первых, сообщили об этом непосредственно Эльме Полански — начальнику полиции, что само по себе было странно, а во-вторых, обворованный утверждал, что ограбили его пришельцы из параллельного мира и что они украли у него ценнейшее открытие века, (что это было за открытие, потерпевший сообщить отказался). Когда Гарри выслушивал от Эльмы столь незначительные факты, он был уверен, что это просто розыгрыш, но ошибся. Эльма оставалась удивительно серьёзна. Конечно, можно было предположить, что потерпевший вовсе никакой не потерпевший, а очередной шизофреник, бежавший из лечебницы, но это явно не так: ограбленным был знаменитый учёный, исследователь непознанного, физик, парапсихолог, лауреат Нобелевской премии Карп Фазанович Барсуков, но информацию эту ещё нужно было проверить.

— Вы Барсуков Карп Фазанович? — спросил Гарри Фулмен, когда ему открыл дверь обрюзгший, небритый, в запылённых очках, мерзкого вида тип.

Мерзкий тип подозрительно посмотрел на Гарри, дёрнул правым глазом и ответил:

— Вы кто такой?

— Гарри Фулмен, инспектор полиции.

— А документ при вас? — ещё подозрительнее осведомился уже не просто мерзкий, как показалось вначале Гарри, а омерзительнейший тип.

— Вот, пожалуйста, — инспектор показал жетон.

Тип, прищурившись, впился своими маленькими глазками в металлическую бляху, долго смотрел, подозрительно жуя губы, и, наконец, произнёс:

— Проходите. — Он отстранился, чтобы пропустить гостя и тут же нервным голоском предупредил: — Обувь снимите в прихожей, мне грязь в квартире ни к чему.

Гарри снисходительно посмотрел на Барсукова, взял валявшуюся на полу тряпку, которой оказался выходной шарф Карпа Фазановича, и небрежно вытер ей свои туфли. Карп Фазанович, видя это, раскрыл рот, но сказать ничего не успел, так как Гарри задал ему вопрос.

— Итак, что у Вас похищено?

— Э-э… всё!

— Всё?

— Кроме кровати.

Гарри заглянул в комнату и увидел посередине жилища древнюю ржавую раскладушку и полосатый матрас на ней. Больше в комнате, действительно, ничего не было. Помещение освещала тусклая лампочка, болтавшаяся без плафона, а на подоконнике стояла целая батарея бутылок из-под разных горячительных напитков.

— Вы алкоголик? — спросил, не поворачиваясь, Гарри.

— Нет, я парапсихолог, — ответил ошеломлённый наглостью гостя Барсуков.

— Работаете где-нибудь?

— Вот уже пятнадцать лет я заведую лабораторией крупнейшего научно-исследовательского института нашего города, — с достоинством отозвался Барсуков. — И, вообще, какое Вам дело до моей работы?

— Вы утверждаете, что Вас ограбили пришельцы из других миров. Так?

— Так.

— Я прихожу к Вам домой и созерцаю нищенскую квартиру и похабного вида человека в ней. Опочивальня ваша похожа на логово бродяги, кругом бутылки. Однако Вы утверждаете, что Вы учёный. Так?

— Так.

— Скоро уже час ночи, я хочу есть и спать, а вместо этого выслушиваю какой-то бред от человека, больного белой горячкой, потому что он пьёт, не просыхая, неделями. Так?!

— Так, — ошарашено ответил Барсуков. — То есть, нет, не так! Это всё чистейшая правда. Клянусь! Я действительно учёный. — Он начал рыться в карманах и извлёк свой именной пропуск в институт. — Вот, смотрите!

Фулмен взял протянутую ему карточку и внимательно её изучил. Оказалось, что, к сожалению, мерзкий тип не врёт и что на самом деле он учёный, лауреат Нобелевской премии и заведует лабораторией по изучению паранормальных явлений среды, о чём и было написано в его документе.

«Да, — подумал Гарри, — лауреат, а живёт как спившийся дворник. Интересно». Гарри достал свой блокнот, посмотрел в него и поднял усталые печальные глаза на Барсукова.

— Вы, господин Барсуков, сообщили, что у Вас похищено величайшее открытие века. Не так ли?

— Именно так?

— Что это за открытие?

— Это… это… нет, я не могу этого сказать!

— Почему?

— Э-э… это секретные военные разработки, — нашёлся Барсуков.

— Неужели? — Гарри улыбнулся. — Что же тогда Вы звоните в полицию, а не в департамент Госбезопасности? Что Вы скрываете, Барсуков?!

Карп Фазанович стал бледен, и глаза его принялись резво метаться из стороны в сторону, как две ошалевшие по весне кошки.

— Но, понимаете ли… — начал оправдываться он.

— Нет, я ничего не понимаю! — перебил его Гарри.

— Да послушайте же, Вы! — нервно крикнул Барсуков, брызнув слюной, как флакончик дезодоранта. — Это не может стать, пока, достоянием гласности, и потом, — эксперименты ещё не закончены и…

— Что вы скрываете? — вновь перебил его оправдания Гарри, пронзив профессора взглядом, как букашку. — Или вы мне сейчас всё сами расскажете, или я позвоню, куда следует, и вам придётся всё рассказать другим, более отчаянным людям. Всё ясно?! — припугнул инспектор в момент вспотевшего от такого поворота профессора.

— Да, — безысходно вздохнул Карп Фазанович.

— Ну, вот и хорошо. Рассказывайте.

И Карп Фазанович рассказал инспектору о том, что он изобрёл межпространственный проникатель, позволяющий переносить любую материю из одного измерения в другое, что изобретение это уникально по своей сути, что цены ему нет, что это величайшее открытие в истории человечества.

Конечно, Гарри по молодости лет почитывал фантастику и, в принципе, представлял себе, что такое параллельный мир, бластер, межгалактический лайнер и прочие бесчисленные атрибуты данного жанра литературы, но сейчас, слушая невероятные «факты», которые столь убедительно и самозабвенно извлекал из себя обворованный лауреат, Гарри погружался в состояние, подобное детскому трансу. Так молодые мамаши рассказывают своим чадам невероятные истории, с такой правдоподобностью, что усомниться в их реальности нельзя никак. Из рассказа Барсукова выяснилось, что мир не только может иметь «параллельную реальность», а просто не может без неё существовать в принципе. Мало того, реальностей этих невообразимо много и все они взаимосвязаны, как связанно между собой всё, что существует на нашей земле, во вселенной, галактике, макро— и микрокосмосе. Но связь эта имеет свои законы, и нарушать их нельзя, иначе неминуема катастрофа.

— Вот представьте себе, — взволнованно объяснял Барсуков, звеня бусинками пота, как модница дорогим колье, — ваш мозг, а точнее, один его центр, руководит моторикой ваших рук, а другой центр мозга отвечает за память, и пока каждый занимается своим делом, всё у вас в полном порядке. Вы берёте в руки яблоко, ощущаете его вес, чувствуете гладкость кожуры, твёрдость, и память автоматически заносит эти данные в свой специальный каталог, и потом, в следующий раз, когда у вас в руке окажется другое яблоко, вы будете иметь возможность сравнить те данные, полученные при первом контакте с предметом; с новейшими, полученными от нового. Так складывается для человека картина всего мира и всех предметов и явлений в нём. А теперь предположим, что связь этих центров мозга нарушена или неправильно функционирует, что получится тогда?

— Что? — заинтересованно спросил инспектор.

— А получится тогда вот что. Вы держите яблоко, и в это время стучит где-то рядом, ну, скажем, отбойный молоток, и ещё, скажем, как раз на вас капает дождь, а память фиксирует эти два несовместимых элемента в одно, и это одно и будет вашим представлением о яблоке. То есть яблоко для вас будет: первое — цикличный грохот, и второе — мокрый дождь. Понятно?

— В общем, понятно, только это, знаете… — начал Гарри.

— Конечно, конечно, пример отвратительный, — перебил его Карп Фазанович, невротически махнув рукой, будто отгонял приставучую муху, — но поймите, я вам объясняю, как ребёнку, на пальцах, но вот вам конкретный пример: наш мир, в котором мы с вами в данный момент находимся, существует во времени и пространстве, и все мы — разумные существа, животные, насекомые и прочие организмы, населяющие его, неминуемо движемся с потоком времени «вперёд», мы знаем, что было в прошлом, мы можем это зафиксировать, но будущее для нас недоступно. Так?

Гарри согласился.

— А ближайший к нам параллельный мир существует, в отличие от нашего, «во времени», «послевремени» и «надвременем», термины, конечно, условные, но я постараюсь объяснить. Для тех, кто живёт в этом мире, нет понятия пространства как такового, пространство для них — это само время, поэтому там не существует прошлого и будущего, нет истории и памяти, нет предположений и догадок, и населяют этот мир всего три существа. Человеку, конечно, трудно представить себе такой мир, но можно попробовать представить себе его так: если взять три разных кадра киноплёнки и склеить их поочерёдно один с другим в бесконечную ленту, а потом запустить кинопроектор, где плёнка движется снизу вверх. Так?

Фулмен кивнул.

— Теперь взять ту же плёнку и кинопроектор, но движение будет обратным сверху вниз, — Барсуков внимательно посмотрел на Гарри, будто хотел увидеть сквозь глаза, что тот ел на обед, — а третий кинопроектор будет крутить ту же плёнку, но с отставанием в две доли секунды. Теперь все три изображения надо последовательно наложить друг на друга и синхронизировать, и мы получим примитивный макет нашего параллельного мира…

— Я что-то не пойму, — возмутился Гарри, — что же мы увидим на экране?

— Да в том-то и дело, что ничего особенного мы не увидим, теоретически изображение будет статичным, равномерно пульсирующим, но в действительности мы будем знать, что видим новые и новые кадры и что движение есть, но, так как мы знаем наперёд, что кадра всего три и новой информации не предвидится, нам это станет смотреть утомительно. Правильно?

— Ну конечно…

— Вот в этом-то всё и дело. Человек живёт не во времени, а со временем, он, как пассажир самолёта, купил билет, сел и полетел. Он может ходить внутри салона, смотреть из окна, спать, мечтать, рожать детей, но с каждой секундой он будет приближаться к конечному пункту рейса, и когда самолёт прибудет к месту назначения, всё закончится, хотя, конечно, это спорный вопрос. А в параллельном мире три его обитателя и есть сами себе самолёт, пассажир и маршрут. Понятно?

— Нет, — честно ответил инспектор.

— Ну, да ладно, дело не в этом. Самое ужасное — это то, что может случиться, если два наших столь непохожих мира сомкнутся в одну цепь. А мой прибор может это сделать…

— Так зачем же вы его создали? — Гарри непонимающе посмотрел на учёного.

— А как же вековая мечта человечества заглянуть в будущее? А жажда открытия? Я учёный, а не сельский техник, — гордо заявил Барсуков, тускло блеснув стёклами очков, — и потом, откуда мне было знать… — Тут он замолчал и задумчиво уставился на груду пустых бутылок на подоконнике. Гарри тоже посмотрел на бутылки и спросил:

— Скажите, Карп Фазанович, а почему вы так позорно живёте?

— Позорно? — брезгливо повторил Карп.

— Ну, честно говоря, когда я к вам вошёл, подумал, что это какой-то притон алкоголиков, разве что не воняет у вас. — Гарри немного кривил душой, запашок был, правда, не сильный, и, вероятнее всего, исходил он от носок Барсукова. — Вы ведь Нобелевский лауреат? Это же куча денег.

— Да что деньги, — Карп вздохнул, — деньги я потратил на исследования, а живу я так, — он окинул свою комнату безразличным взглядом, как импотент нудистский пляж, — живу так, потому что мне всё равно…

Оба надолго замолчали.

— И всё-таки, я не могу понять одного, — начал Гарри, — если для того, чтобы попасть в параллельный мир, нужен ваш проникатель, а он находился у вас, то как тогда его могли похитить пришельцы из этого самого параллельного мира? И почему вы так уверенны в том, что это именно они? И вообще, чем вам может помочь полиция?

— Похитили, несомненно, они, — Барсуков деловито скрестил на груди руки и значительно посмотрел на инспектора глазами проницательными, как он полагал, — больше некому. Да и, кроме них, никто о проникателе ничего не знал, и потом, это не материальный объект, человек его похитить не смог бы…

— То есть как не материальный? — удивился инспектор.

— А так. Это, проще выражаясь, сгусток энергии — тринадцать радиоволн различной частоты, замкнутые в определённой последовательности на долю секунды.

Гарри непонимающе посмотрел на профессора.

— Но где-то же вы это хранили?

— Вот здесь. — Барсуков постучал себя указательным пальцем по голове.

Гарри улыбнулся.

— Я, конечно, мало понимаю в науке, профессор, но кое-что, знаете ли, и мне понятно. Как можно украсть из квартиры то, что хранится у человека в голове?

— Очень просто, — ответил Барсуков, сверкнув глазами, — создавая проникатель, я, в первую очередь, замкнул время. На это ушли годы, — он оглядел свою квартиру, — каждая вещь, находившаяся в этой комнате, располагалась строго в определённом месте и взаимодействовала непосредственно с волновой структурой времени. Вы, может быть, слышали о том, что всякий предмет хранит в себе всю информацию, когда-либо полученную им?

— Возможно, что-то слышал, — задумался Гарри.

— Путём кропотливых расчётов и долгих экспериментов мне удалось замкнуть в этой комнате время в кольцо на секунды. Как я это сделал, вы всё равно не поймёте. Ну, а потом уже я связал определённые радиоволны в некую структуру. Созданное таким образом поле и являлось пространственным проникателем, и находился он здесь, — Барсуков рукой указал в сторону подоконника, уставленного пустой тарой, — но в то же самое время и здесь, — он постучал пальцем по лбу, как недоверчивый покупатель по кожуре арбуза, — я — это ключ к проникателю, так как время замкнуто было на мне самом.

Блюститель закона два раза моргнул и уставился сначала на подоконник, а потом на Барсукова.

— И? — спросил ничего непонимающий Гарри.

— И? И что, и? — передразнил Барсуков инспектора, глядя на него так, будто он объяснял ему, что курица — это птица, а не рептилия. — И его украли!

— Так чего же вы хотите от полиции? Что бы вам вернули ваши вещи?

— Да причём здесь вещи? — опешил Барсуков. — Нужно предотвратить катастрофу! Вы что, так ничего и не поняли? Мир уже начал меняться. С того самого момента как вы ко мне пришли, могло произойти такое…

— И всё-таки я никак не могу понять, чем вам может помочь полиция? Относительно кого или чего я, по-вашему, заведу уголовное дело?

— Нет, нет! — тут же раненым птенцом встрепенулся профессор. — Никакого дела быть не должно, для этого нужны только вы и никто кроме…

Гарри удивлённо посмотрел на Барсукова.

— Почему именно я?

— Вы подходите, — полушёпотом произнёс профессор и зловеще улыбнулся.

 

2

Придя домой, Гарри решил выпить немного, успокоиться и лечь спать. Услышанная полчаса назад история профессора вызывала у него двоякие чувства. С одной стороны, Гарри, как опытный полицейский, понимал, что имеет дело с не вполне нормальным потерпевшим и, скорее всего, потерпевшим он является не со стороны пришельцев из других реальностей, а урон нанесён ему от куда более банального врага — алкоголя, чему прямым доказательством была сама квартира Барсукова. И в то же самое время Фулмен признавал факт: Барсуков — профессор, лауреат, учёный и, стало быть, человек непростой. Бог его знает, до чего действительно дошла современная наука, расскажи, например, кому-нибудь лет так сто назад о телевизоре, тебя сочли бы сумасшедшим…

Налив полстакана «Red Label», Гарри достал из холодильника лёд и, добавив в стакан три аккуратных кубика, встал у окна. Закурив сигарету, он крепко затянулся и, выпустив густую струйку дыма, отхлебнул скотч. В этот момент в комнате зазвонил телефон, Гарри посмотрел на часы, было почти три, и Гарри, в который раз пожалев, что забыл отключить аппарат на ночь, направился в комнату.

— Гарри Фулмен, — произнёс инспектор, подняв трубку.

— Гарри, здравствуй! Ты уже был у Барсукова? — это была босс Гарри Эльма.

— Да, только вернулся.

«Странно», — отметил он про себя, чего это она вдруг?

— Та-ак… хорошо, — задумчиво произнесла Эльма. — Завтра утром зайди ко мне и постарайся ни с кем не говорить о том, что он тебе рассказал.

Гарри промолчал.

— И вот ещё что, — добавила она торопливо, — завтра, перед тем как зайти ко мне, купи какой-нибудь радиоприёмник, желательно небольшой, карманного типа. Да, и захвати чек, департамент оплатит расходы.

— М-м… — промычал Гарри, — ну, хорошо…

— Тогда до завтра, — понизив голос, произнесла Эльма, — и никому ни слова, — добавила она.

Услышав гудки, Гарри положил трубку, глотнул из стакана, сжатого в руке, и тихо произнёс:

— Очень странно.

Утром Гарри зашёл в магазин и купил, как его и просили, небольшой радиоприёмник. После чего отправился выпить кофе в бар напротив свого участка. Сев за дальний столик возле окна, он вместо кофе заказал себе зачем-то пиво и принялся, не спеша отхлёбывая золотистый напиток, рассматривать свою покупку. Радиоприёмник был размером чуть меньше сигаретной пачки, чёрного цвета, с серебристым колёсиком посередине. Колёсико приводило в движение ползунок, который показывал, на какой волне сейчас находится слушатель. К приёмнику прилагались меленькие наушники «капли», но был у него с обратной стороны и динамик, маленькая кнопка сбоку переключала приёмник в режим наушников или динамика, и Гарри, вставив две маленькие батарейки, переключился на внешний звук. Он принялся, шурша радиоэфиром, искать какую-нибудь новостную станцию, в надежде услышать прогноз погоды.

…распорядился глава районной… а ты люби меня, люби… глубинных вулканических пород, нижние пласты… а а-а а а ала-ла-ла, ну, где же ты, любимая… I fe-e-el good, I knew that I wouldn't of… по словам террористов, все попытки властей… заявил президент Иордании…

Метеосводку он так и не поймал. Выключив приёмник, он положил его в карман куртки. В мире ничего не менялось. Слушать радио Фулмен не любил — слишком гнусными были передачи и слишком жуткими оказывались новости. Иногда он слушал музыку, но редко и далеко не всю.

«Так что же я имею, — подумал Гарри, — украден некий „проникатель“ в параллельные миры… но, в сущности, это не прибор, а набор вещей сумасбродного профессора… и вещи ему, как таковые, не нужны… а что же ему нужно… он говорил что-то про прерванную цепь, но я-то тут при чём? При чём тут полиция? И почему это именно я подхожу? К чему подхожу?»

Он посмотрел в окно. За стеклом накрапывал мелкий косой дождь, редкие прохожие быстрым шагом куда-то торопились по своим делам, глядя под ноги и обходя глубокие лужи. Они были похожи на серые тени, оторвавшиеся вдруг от асфальта и принявшиеся бороздить улицы самостоятельно. Атмосфера этого дня угнетала и исчерпывала. Гарри закурил сигарету и посмотрел на часы, было без четверти десять.

«Докурю сигарету и пойду, — решил Гарри, — или… может, ещё одну пива?»

Он быстрыми глотками допил содержимое своей кружки и резко поставил её на стол. Звук привлёк внимание официантки, она посмотрела на Гарри, приподняв левую бровь, он же в ответ кивнул. Она тоже едва заметно кивнула и через минуту, подплыв медузой, поставила перед ним кружку свежего солодового напитка.

— У вас замечательное пиво, — улыбнулся Гарри.

— Только для лучших клиентов, — проблеяла официантка и оценивающе посмотрела на инспектора, — может, молодой человек хочет чего-нибудь покрепче? — двусмысленно спросила она, и зрачки её при этом заметно расширились. Гарри даже слегка смутился.

— Э-э, в другой раз обязательно, — ещё раз улыбнулся он, — сейчас я на работе.

— Да? И как… интересная у вас работа?

— Иногда очень.

Официантка пристально посмотрела Гарри в глаза, лукаво улыбнулась и, покачивая формами, направилась к дальнему столику у стены, где сидели два немолодых уже посетителя, явно перебравшие накануне и потому нетерпеливо жаждущие спасительного пива. Гарри не без удовольствия проводил работницу бара взглядом и снова посмотрел в окно. Почему-то теперь настроение его улучшилось, и даже хмурая заоконная действительность показалась ему теперь романтичной и обнадёживающей. Он не спеша допил пиво и, положив на столик чуть больше требуемой суммы, вышел из кафе, направившись в участок.

Когда Гарри вошёл в кабинет Эльмы, он почувствовал себя сразу даже не двояко, а, скорее, трояко. Во-первых, он понял, что вторая кружка пива была явно лишней, ведь он опять забыл позавтракать, а алкоголь таких фокусов не любит, во-вторых, он понял, что опять вошёл без стука и от этого ему сделалось жутко неловко, ну, и в-третьих, он вдруг осознал, что его босс, оказывается, женщина, и женщина, вероятно, привлекательная в своём роде. Нет, разумеется не для самого Фулмена, но… Все эти три чувства нахлынули на него одновременно и моментально, а потому тут же смешались во что-то подобное хмельной сентиментальной неловкости.

В тот миг, когда инспектор открыл дверь кабинета, он увидел, что его босс Эльма стоит возле окна и самозабвенно целуется со вчерашним потерпевшим профессором Барсуковым. Но видел он это какую-то долю секунды, так как сам же и спугнул столь странную парочку своим появлением. Любовники тут же отпрянули друг от друга, как застигнутые внезапно включённым светом тараканы на тёмной кухне. Эльма тут же покраснела и потупила взгляд, а профессор заметался глазами и покрылся испариной.

— Я… извините… я… — Гарри попытался закрыть дверь.

— Нет, нет, — остановила его Эльма, — проходите, Гарри. Вот, знакомьтесь, Гарри Фулмен, это… — Она повернулась к Барсукову, но посмотреть на него не смогла. — Ах да… вы же… вы же вчера…

Барсуков оживлённо закивал и принялся тереть вспотевший лоб носовым платком. Эльма же принялась бессмысленно перебирать какие-то бумаги на столе.

— Я купил приёмник, — нашёлся Гарри, сам крайне смущённый этой неловкой сценой.

— Да? Очень хорошо! — Эльма оторвалась от своего пустого занятия. — Вот как раз Карп Фазанович… он хотел…

Барсуков спрятал платок в карман, сухо откашлялся и направился к Гарри.

— Разрешите?

Гарри протянул профессору свой приёмник, а сам подумал: «Шустрый, однако, старикашка, как это он так быстро её охмурил».

— Да, это как раз подойдёт, — произнёс профессор и, посмотрев на Эльму, утвердительно кивнул головой.

— Отлично, — ответил Гарри, хотя абсолютно не понимал, что к чему и за чем должно подойти.

— Тогда я сейчас в лабораторию, — Барсуков спрятал приёмник в карман, — и минут через тридцать снова у вас.

— Да, да, Карп Фазанович, конечно, — видно было, что Эльма уже успокоилась, — я тогда сейчас всё Гарри объясню…

Барсуков кивнул, и, слегка засмотревшись на Эльму, пошёл, но тут же врезался в стоящего на пути Фулмена. Профессор вздрогнул, извинился и, обойдя препятствие, поспешно вышел из кабинета.

Гарри, секунду помедлив, подошёл к столу и сел напротив Эльмы.

— Я — весь внимание…

Эльма, присела в своё кресло, взяла карандаш и начала ритмично покручивать его между пальцев. Раньше он никогда не замечал у своего босса такой привычки.

— Гарри, для начала я должна сказать, что мы… мы с Карпом… с Карпом Фазановичем… мы давно знакомы, очень давно. — Тут она испытующе посмотрела ему в глаза зрачками, в которых читалась просьба не разглашать увиденную сцену страсти и возможная протекция на самом высоком уровне. Гарри понял этот взгляд и едва заметно утвердительно кивнул.

— Да, но это, конечно, не имеет отношения, — продолжила Эльма, — отношения к делу… Понимаешь, Гарри, дело это странное и сложное… и… и потом Карп сам тебя выбрал, — с некоторым удивлением в голосе сказала Эльма, — в общем… тебе поручается…

Эльма говорила очень странно, делая ненужные паузы и повторяя слова, как будто бы она сама не знала, что говорить. Этого Гарри в ней тоже не замечал. Но было ясно, что что-то сказать она всё-таки хочет и это что-то даётся ей с трудом.

— Эльма, — перебил её Фулмен, — я и сам вижу, что дело очень необычное. Я просто хотел спросить напрямую. Тем более что вы, оказывается, знакомы…

— Да, Гарри, что? Что спросить? — Эльма тревожно посмотрела ему в глаза.

«Нет, точно, — подумал он, — такой странной я её не видел никогда».

— Мне показалось, что этот профессор немного не в себе, — карандаш в руках Эльмы снова пришёл в движение, и Гарри непроизвольно начал следить за этими манипуляциями, карандаш вращался, как сошедший с ума спидометр при приближении НЛО, — может, у него на почве усталости… или ещё чего…

«Интересно, а она давно у него была, — вдруг подумал Гарри, — и видела ли она все эти бутылки? Или, может, они вместе столько выпили?» — Он невольно представил себе эту картину и внутренне поморщился.

…просто нервный срыв, — продолжил он, — всё-таки учёный, столько работы, мозгу ведь тоже разгрузка нужна?

Эльма слабо улыбнулась.

— Да, я понимаю… но тут… тут, Гарри, всё не так просто… Ты, конечно же… тебе сложно вот так взять и понять… но… я, видишь ли… я сама была в том месте, о котором он тебе говорил. Это не выдумки, Гарри. Всё — правда!

— Вы? Вы там были? — удивился инспектор. — Когда?

— Какое-то время назад, — уклончиво ответила Эльма и, встав с кресла, подошла к окну. — Гарри, тебе нужно будет отправиться туда и всё выяснить. Карп всё тебе расскажет и объяснит. Мы будем держать с тобой связь.

Она снова вернулась к столу.

— Да и ещё, дело это неофициальное, ты же понимаешь?

Гарри кивнул, хоть и абсолютно не понимал, почему это он, инспектор криминальной полиции, сыщик, должен заниматься неофициальными делами, да ещё и такими бредовыми.

— Поэтому я всё оформлю, как твою, так скажем, служебную командировку. Ну, а зарплата… — Эльма присела в кресло и придвинулась ближе к Гарри, — зарплату получишь такую… что я сама тебе позавидую…

Гарри вдруг задумался, какой, интересно, такой зарплатой его заманивают в это попахивающее клиникой расследование. И какова же тогда сумма, что Эльма сможет ему позавидовать? Он невольно представил, как раздаст все долги и уедет куда-нибудь далеко к морю, плюнув на работу, на серый дождливый город, на окружающую его тоскливую, безрадостную действительность.

Тут вдруг на её столе зазвонил телефон, и Эльма, как будто зная об этом звонке заранее, неожиданно быстро схватила трубку и тут же начала разговор.

— Да! Да, здравствуйте! — затараторила она в трубку. — Сколько? Отдуваться опять нам? Ну, знаете, что я вам скажу… это не в моей юрисдикции… да… да… и Пинкербрейкер в курсе… Что? Да мы просто перебросим это дело в главное управление…

Гарри понял, что разговор у Эльмы, скорее всего, затянется. Он встал и пошёл к выходу. Эльма сделала вид, что не замечает этого, и ещё более оживлённо продолжила свой нервный телефонный дискусс.

— …а мне плевать! Вы были обязаны в трёхдневный срок…

Гарри вышел в холл и закрыл за собой дверь. Тут же он столкнулся со своим коллегой Иванческу. Сысой Иванческу, сорокапятилетний комиссар полиции, лысоватый, грузный, карьерист-параноик с болезненной отдышкой и слабым сердцем, имеющий жену и двух дочерей, а также молодую любовницу — продавщицу из магазина мужской одежды, о чём в управлении знали все, страдальчески улыбнулся и пожал руку Гарри.

— Как поживает гроза преступного мира? — банально сострил он.

На этот вопрос Гарри не ответил, только посмотрел на Иванческу так, будто видел его первый раз в жизни.

— Да ты, брат, пьян? — изумился комиссар.

— Нет, я не пьян.

— Что, вызывала? — Иванческу со злорадствующим видом кивнул на дверь кабинета Эльмы.

— Вызывала…

— Сам же знаешь, она этого не любит! — назидательно промямлил Сысой.

— Чего этого? — Гарри еле сдержался от желания плюнуть в сальное лицо комиссара.

— Чего, чего… Утреннего отрыва от реальности. — Иванческу посмотрел на Фулмена взглядом строгой матери, поймавшей своего несовершеннолетнего сына с сигаретой в зубах.

«Как он это точно сказал — утренний отрыв от реальности», — удивлённо подумал Гарри.

— Ну, ладно, пойду, — комиссар похлопал инспектора по плечу, от чего по телу Гарри прошла брезгливая волна, — дали двух оболтусов на стажировку. Вот они меня… дерут. Как морскую звезду.

Гарри давно заметил за Иванческу привычку говорить метафорами, только метафоры его зачастую были ужасно корявыми и нелепыми. Но в этот раз он превзошёл сам себя.

«Утренний отрыв от реальности, — думал инспектор, — прямо про меня. Прямо в точку попал».

Фулмен устало посмотрел на сутулую спину удаляющегося Иванческу и направился в свой кабинет.

Стол, как всегда, был завален бумагами, тут же стояла чашка недопитого позавчера кофе и пепельница, заваленная скрюченными, как болезненные корнишоны, окурками. Гарри вытряхнул пепельницу в корзину и, усевшись в своё кресло, закрыл глаза. Его тут же потянуло в дрёму. За окном моросил мелкий, еле слышимый дождь, который приятно убаюкивал сознание и погружал Гарри всё глубже и глубже в негу сна.

Странные зыбкие образы из далёкого детства, размыто цветные и солнечные, еле уловимо вплывали в его сознание. Вот Гарри — маленький ребёнок в коротеньких штанишках, идёт с мамой за ручку по ярко залитой солнцем улице. Мама что-то говорит ему, но он не может разобрать её слов, хотя понимает, что мама говорит с ним довольно строго, и в то же время он чувствует ни с чем несравнимое тепло и нежность, которая исходит от самого близкого и родного ему человека, и это ощущение невероятной заботы и любви окружает Гарри, и мир вокруг наполнен чистотой и светом.

На улице множество людей, одетых в лёгкие светлые одежды, Гарри не видит ни одного хмурого лица, и сама улица, и площадь, к которой они приближаются, будто бы источают неуловимую музыку счастья. Посередине площади стоит большая гранитная чаша, из центра которой бьют, переливаясь на солнце, струи фонтана. Гарри, влекомый мамой, подходит к краю чаши, она такая высокая, что на секунду Гарри перестаёт видеть искрящиеся лучи воды, но тут мама нежно поднимает его и ставит на гранитный бордюр, Гарри уже ощущает мелкие брызги воды на щеках и слышит, как струя монотонно шумит…

Внезапный телефонный звонок оборвал сон Гарри в тот самый момент, когда он хотел повернуться к маме лицом. Вздрогнув, он открыл глаза и услышал всё тот же шум, что и во сне, только более чётко. За окном мелкий моросящий дождь сменился настоящим ливнем, небо приобрело серый, давящий на сознание цвет, от чего в кабинете стало заметно темнее.

Телефон ещё раз громко прозвенел, и Гарри резко поднял трубку.

— Гарри! Зайдите ко мне, — голос Эльмы окончательно вернул Фулмена в сознание.

— Иду.

 

3

В кабинете находились Эльма и профессор Барсуков. Они стояли двумя покинутыми кораблями в заброшенной гавани, молча и обречённо. На этот раз горячие любовники находились на безопасном друг от друга расстоянии, и когда инспектор вошёл, он сразу понял, что они, по крайней мере, минут пять даже не разговаривали друг с другом.

— Гарри, — начал бодро профессор, — вот ваш приёмник.

Он протянул купленный им в начале дня радиоаппарат.

— Я его немного модернизировал, что, как я надеюсь, позволит нам держать с вами связь, когда вы окажитесь там…

Инспектор, взяв приёмник, посмотрел на своего босса, и Эльма утвердительно кивнула.

— Я буду выходить с вами на связь на частоте 101.2 FM, — продолжал профессор, — и вы также сможете общаться со мной, я встроил в приёмник микрофон, вот тут.

Профессор указал пальцем на миниатюрную дырочку возле внешнего динамика.

— Возможно, связь иногда будет установить сложно, но я смею надеяться, что такие случаи будут редкостью. — Барсуков улыбнулся склизкой улыбкой улитки, ползущей по аквариумному стеклу.

— Ясно, — ответил Гарри, — и это все достижения современной науки?

Он иронично повертел в руках дешёвый радиоприёмник.

— Напрасно вы так, молодой человек, — Барсуков резко покраснел, и стёкла его очков тут же слегка запотели, — это уникальная разработка и серийно, как вы, надеюсь, понимаете, такие, — профессор сделал уверенный акцент на этом слове, — приёмники не выпускают!

Гарри пожал плечами и спрятал радио в карман куртки. На какое-то время в кабинете воцарилось молчание, и Фулмен снова неосознанно начал прислушиваться к шуму ливня за окном.

— Карп Фазанович, — нарушила молчание Эльма, — когда мы отправим Гарри?

Профессор встрепенулся, достал из кармана платок и, нервно сняв очки, принялся тщательно протирать стёкла, которые были похожи на лоснящийся во влажном помещении кинескоп телевизора — его тёрли тряпочкой, а он всё равно упорно запотевал.

— Да, да, конечно, — начал он слишком уж нервно, как показалось Гарри, — я совсем забыл.

Профессор подошёл к окну и поднял с пола пожухлый кожаный портфель, похожий на сморщившуюся мумию крокодила. Портфель, который явно лет десять назад потерял свою изначальную форму, щёлкнул заклёпкой, и профессор с видом ветеринара-стоматолога влез в его вялую пасть.

— Инспектор, присядьте, пожалуйста, на стул, — проговорил Барсуков, роясь в портфеле.

Фулмен подошёл к стоящему напротив стола Эльмы стулу и, сев на него, посмотрел на своего босса взглядом усталой собаки. Эльма в ответ едва заметно улыбнулась и показала мимикой лица: «Ничего, Гарри, крепись! Всё будет хорошо!»

Профессор, отыскав, видимо, то, что искал, подошёл к Гарри и протянул ему огрызок карандаша.

— Это что? — удивился Гарри.

— Это — Транспортный канал, — без тени юмора ответил профессор.

Инспектор снова посмотрел на Эльму, изумлённо подняв брови. Попытка найти поддержку своей догадки в том, что Барсуков совсем плох, и что его надо срочно вязать, и, пока ещё не поздно, доставлять в психиатрическую, увенчалась фиаско. Эльма ответила ему абсолютно серьёзным сосредоточенным взглядом.

— Возьмите, пожалуйста, его в правую руку, — продолжил профессор, — и держите перед собой, а левую пока положите на колено.

Фулмен взял у профессора карандаш.

— Вы, кажется, что-то перепутали, профессор, — ухмыльнулся Гарри, — может, конечно, у вас и есть то, что можно назвать «Транспортным каналом», но это… — он брезгливо посмотрел на огрызок карандаша, — то, что вы мне дали, называется по-другому.

Гарри победоносно взглянул на Барсукова.

Профессор вдруг приобрёл вид человека, у которого ни с того ни с сего в самолёте потребовали предъявить проездной, но через мгновение он пришёл в себя.

— Да, да, конечно, это — карандаш. Несомненно, карандаш, но одновременно это и «Транспортный канал», и от этого никуда не деться, — снисходительно разъяснил Барсуков, растянув на лице улыбку преподавателя специнтерната для детей-даунов, которым всё приходится повторять и разъяснять неоднократно.

Гарри вздохнул, поняв, что с этими людьми связываться бесполезно, и нехотя выполнил указания профессора.

«Вот будет-то, если кто-нибудь сейчас войдёт», — подумал он. Но в кабинет никто не вошёл.

— Гарри, сейчас я буду зачитывать вам некий текст, — продолжил профессор, — во время которого вы должны будете держать правую руку поверх моей головы, для удобства я сяду рядом…

Гарри снова призывно, как раненный тюлень, взглянул на Эльму, но она оставалась каменно серьёзной и непреклонной.

— Понимаю вашу реакцию, — продолжил Профессор, — но так нужно.

Барсуков сел на пол слева от инспектора и сам водрузил его руку себе на лысину. Лысина была тёплой и влажной, и первым желанием Гарри было шлёпнуть по этой лысине ладонью, как по тамтаму, а потом плюнуть на весь этот спектакль и пойти в бар напиться виски. Ему даже представилось, как от шлепка голова Барсукова издаёт протяжный глухой звук и вибрирует. Желание стало почти непреодолимым. Но он этого не сделал, а продолжил слушать указания профессора.

— Постарайтесь ни о чём не думать, — говорил профессор, и голова его еле заметно подрагивала под ладонью, — закройте глаза и слушайте. Можете не вникать в суть, но главное — вы должны внимательно слушать то, что я буду говорить.

«Ладно, но потом ты меня будешь слушать, и ты от меня всё услышишь, но тебе ещё и в суть придётся вникать», — раздражённо подумал инспектор и закрыл глаза.

Профессор замолчал. Какое-то время он ничего не говорил, и у Гарри снова возникло ощущение, что его просто крупно разыграли, что сейчас его снимает скрытая камера, а в кабинет неслышно набились все сотрудники департамента и, еле сдерживаясь от хохота, наблюдают, как он сидит на стуле, с рукой, покоящейся на лысине спившегося театрального клоуна, а в другой руке сжимает огрызок карандаша, готовясь к невероятной переброске в другую реальность. От этих мыслей у Фулмена стало одновременно смешно и скверно на душе, и, наверное, поэтому он не открыл глаза, а попытался ни о чём не думать, просто слушая шум ливня.

Дождь всегда успокаивал Гарри. В его монотонном звуке он находил что-то зачаровывающее и убаюкивающее. Он любил дождливые дни, когда ничего не надо было делать, никуда не надо было бежать, а можно было просто остаться дома и читать увлекательную книгу, или лежать на диване, мечтая о чём-нибудь, слушая эту природную музыку.

Тем временем профессор начал неторопливо тихо говорить, и Гарри даже не понял, то ли профессор начал свой странный рассказ не сначала, то ли он просто заслушался дождём и пропустил вступительные слова.

— … угасая порывами северных вихрей, плыли дельфины, сгрудившись под натиском песчаных вьюг. А там, на перламутровом горизонте в ветвях древней сакуры, чьим ароматом наполнен был лес, и рептилий неисчислимые легионы тянулись к закату, Она поднимала белый стяг, ослепительная в лучах трёх солнц и тени шли к востоку огибая горы и мхи среди ручьёв дальней песней звенели туманные шлюзы развязывая вены рек всё дальше как шёлк как прибрежную пыль вздымая краями растёкшихся полей и дальних селений, уходящая дальше и за горизонты, за небо за вершины звёзд в чёрную непроглядную пустоту, а за ней открывались бутоны диковинных пёстрых планет-шаров попеременно и сразу взрывались и гасли, и взгляд терялся на радуге переливов цветов. Тогда будто шёпотом длилось эхо и губы сочились вином и блестела луна освещённая гранями пирамид посредине зеркального пляжа где сосны качаясь с ветвей осыпали медуз и животных невиданных форм и пристань плыла влекомая ветром…

Сознание Гарри погружалось в какую-то странную липкую дрёму, монотонный дождь и голос профессора завораживали его и тянули за собой. Гарри видел спонтанные образы, выстраивающиеся из навязчивых слов, и ещё к этому примешивался тихий, но всё нарастающий медленно гул.

— …и вьюгой и брызги сияли алмазами в каждой частице своей, отражая весь пройденный путь, а за морем фрегаты росли и маячили белыми точками в неге тепла и зелёным туманом стекали к дорогам больших городов, где мерцали в огнях фонарей и сирены пожарных машин уносили горячую ленту асфальта и двери-витрины звеня от касаний несущихся мимо авто на бензиновых плёнках расплёсканных луж поднимали из памяти стройные лиры звенящие утренней песней, а на гладких балконах в стекле отражались гигантские горы с верхушками вросшими в небо подобно торнадо рождённому в облачной пене…

Гул в ушах всё усиливался. Но его он, как ни странно, не боялся, а скорее ждал. И уже слова профессора потеряли чёткость и смысл, расплываясь цветными пятнами, перед глазами вертелась вереница образов, и в этот момент наросший гул поглотил всё естество Гарри, оглушил его и лишил сознания.

 

4

Первое, что он увидел, когда открыл глаза, — это небо. Прозрачно-синее небо с редкими девственно белыми облаками и жёлтым мячиком солнца, которое, как ни странно, не слепило глаза, а только лишь дополняло своим присутствием странный нереально красивый небесный пейзаж. Гарри заворожено смотрел на это чудо и чувствовал, как его лицо обдувает свежий, наполненный нежными, давно забытыми запахами ветер. Он вдруг понял, что с самого детства ни разу не разглядывал небо, не лежал вот так пластом на земле, пожирая глазами эту удивительную синеву.

Инспектор повернул голову и увидел, что лежит на гладкой светло-серой поверхности. Он провёл по ней пальцами и почувствовал, как рука свободно скользит, он не ощутил даже пылинки на странном дорожном покрытии. Приподнявшись, он посмотрел на свою ладонь, которая действительно оказалась чистой, и осмотрелся.

Он сидел посередине широкой дороги, начало и конец которой упирались в горизонт, в саму синь заворожившего его неба, и, насколько хватало глаз, никаких строений вокруг не было. По обеим же сторонам дорожного полотна, справа и слева, простиралось удивительно ровное безграничное поле, поросшее мелкой жёлтой травой, и поначалу могло показаться, что это и не трава даже, а песок. Поле упиралось в небо, и не было ничего, даже самого захудалого домишки или деревца. Пейзаж напоминал пустыню, только вот ветер был уж слишком свежим и насыщенным.

«Выходит, получилось», — подумал Гарри.

Поднявшись, Фулмен подошёл к обочине дороги. Присев, он сорвал несколько травинок и помял их пальцами. К удивлению, трава была не сухой, как сначала подумал он, а наоборот, свежей и душистой, причём запах этой странной травы напомнил Гарри аромат яблок. Гарри хотел было попробовать травинку на вкус, но тут же передумал.

«Мало ли что?», — засомневался он. Поднявшись и ещё раз оглядевшись, межреальностный путешественник пошёл по дороге в сторону солнца.

Он шёл не спеша, озираясь по сторонам и прислушиваясь к окружающему его новому миру. Но ничего вокруг не менялось, и постепенно у Фулмена сложилось впечатление, что он просто топчется на месте, подобно бегуну на тренажёре. Он пытался не думать об этом и настойчиво шёл вперёд. Тут Гарри вспомнил о радиоприёмнике. Быстро достав его, он включил внешний динамик и начал медленно покручивать колёсико переключения диапазона волн. Из динамика полился монотонный шум, иногда сменяющийся неприятным высоким писком.

Профессор просил держать с ним связь на частоте 101.2 FM, и когда Гарри докрутил до соответствующей отметки, шум помех стих, и он услышал прерывистое тихое хрюканье. Он включил громкость на максимум и поднёс приёмник к уху. Было похоже, что кто-то что-то говорит, но кто и что — понять было невозможно. Впрочем, кто это может говорить, Фулмен, конечно, подозревал… но что?

«Ладно, — подумал он, — раз ты, профессор, у нас… лауреат… что-нибудь придумаешь». — Гарри продолжил прокручивать колёсико дальше, нежно, будто гладил маленького шершавого зверька против шёрстки, и, к огромному своему изумлению, на частоте 103.7 поймал отчётливый сигнал.

— Это музыка, что ли, у них здесь такая? — спросил инспектор вслух, услышав странную какофонию звуков и ритмов, отчётливо доносившихся из приёмника. Было похоже, будто человек двадцать без слуха и какого-либо намёка на интеллект неведомым образом добрались до склада музыкальных инструментов и разом кинулись на них играть, но самое интересное было в том, что Гарри вдруг понял: эта странная музыка, вопреки законам логики, ему нравится.

А понял он это потому, что сам хотел было прокрутить колёсико настройки дальше, но всё никак не мог оторваться от прослушивания, музыка между тем развивалась, выдавая всё новые и всё более невероятные пассажи, откуда-то появлялись совсем уже незнакомые Гарри звуки, которые он никак не мог сопоставить в своём воображении с каким-либо инструментом, хотя ему отчётливо было понятно, что инструмент это «живой», а вовсе не синтезированный с помощью высоких технологий, до которых дошла современная музыкальная и компьютерная индустрия.

Когда-то в молодости Фулмен сам играл в рок-группе на гитаре и мечтал стать знаменитым на весь мир. С группой, которую они с друзьями, не долго думая, назвали «Легионеры», Гарри сыграл несколько концертов и однажды ему даже повезло затащить не слишком привлекательную, веснушчатую, словно попавшую в зону взрыва завода апельсинового концентрата, поклонницу в постель. Девушка оказалась вялой и пьяной, и удовольствия он тогда не получил. Может быть, поэтому, повзрослев, он забросил идею покорения музыкального олимпа и пошёл учиться на полицейского.

— Так, значит не всё потерянно, — Гарри начал разговаривать сам с собой, — если кто-то это играет, значит, где-то этот кто-то живёт? Да и эту дорогу тоже построили, если не люди, то уж разумные существа точно…

Но тут вдруг музыка резко оборвалась, и радио замолчало. Он поднёс приёмник ближе к уху и услышал тихий шум в эфире, звук был похож на шуршание целлофанового пакета, затем и этот звук смолк, и его сменило странное бормотание на невнятном языке.

«Так, должно быть, глухонемые разговаривают», — подумал Гарри.

Он убавил громкость, а потом и вовсе выключил приёмник, экономя заряд батареек, и задумчиво оглядевшись, продолжил свой путь. Он долго шёл в тишине, а на горизонте всё так же было пусто и однообразно. Инспектор заметил, что ему совсем не жарко, хотя он был довольно тепло одет, так как в его «родной реальности» наступала осень, а тут всё указывало на спокойное тёплое лето. Ветерок был не холодный — не тёплый, не сильный — не слабый, а воздух свежий и бодрящий.

Гарри шёл и смотрел себе под ноги, любуясь странным асфальтом — абсолютно ровным и чистым.

— А вообще, асфальт ли это? — вдруг озадачился он и, достав из кармана складной ножик, присел, пытаясь отковырнуть часть удивительного материала. Покрытие было очень прочным, но ему всё-таки удалось вырезать небольшой кусочек размером с полногтя.

Гарри повертел загадочную добычу в руках, на ощупь материал напоминал спрессованный каучук, используемый в автомобилестроении, точнее в отделке автомобилей и общественного транспорта. Но всё-таки кусок неизвестного материала отличался бросающимся в глаза несвойственным земной промышленности качеством.

Тут вдруг Фулмен крайним зрением заметил, что на небе справа что-то изменилось, он тут же посмотрел туда и увидел чёткую чёрную точку. Точка приближалась. Через какое-то мгновение Гарри понял, что это птица. Но ещё через мгновение он понял, что птица не может приближаться так стремительно.

— Чёрт! Что это такое?! — запаниковал страж законопорядка, когда понял, что с неба прямо на него несётся невероятных размеров чёрное существо с размахом крыльев «Боинга».

Гарри стало по-настоящему страшно, когда он понял, что в каких-нибудь трёхстах метрах в высоте он видит огромного чёрного дракона. Выглядел дракон очень странно, что-то в нём было не так, не такой был дракон, каким Фулмен мог бы себе его представить.

Дракон замедлил свой полёт и, сделав несколько плавных кругов над трясущимся инспектором, сел на дорогу прямо перед его носом.

Гарри откровенно дрожал, сжимая в кармане куртки свой «магнум», который он, слава богу, не забыл в участке, что частенько с ним приключалось. Он во все глаза смотрел на дракона. И не верил своим глазам. Перед ним сидело огромное существо размером с двадцатиэтажный дом и смотрело на него пытливыми, полными разума глазами. Самое странное и страшное было то, что дракон был плюшевый… Гарри видел перед собой огромную плюшевую… живую игрушку. Дракон был бархатно-чёрным с короткими лапами и огромным пузом, и мордой он совсем не походил на динозавра, скорее, на мультяшную крысу с преувеличенно вытянутым и потому загнутым у окончания носом.

Но он был живым. Он дышал и неуклюже шевелился, как бы поудобнее устраиваясь на тёплом покрытии дороги. И непрерывно следил за Фулменом своими огромными, ещё более чёрными, чем его окрас, глазами. Гарри заметил, что крылья существа, которые при полёте казались невероятно огромными, сейчас уменьшились и еле выглядывали из-за спины смешным чёрным бантиком.

Вдруг нос дракона пришёл в движение. Чудовище, вероятно, готовилось чихнуть. Оно потянуло свою короткую правую лапу вверх, одновременно наклоняя голову вниз так, чтобы дотянуться до своего подрагивающего носа.

Выглядело это, прямо скажем, забавно, так, что Гарри даже на секунду перестал бояться, и это движение невероятного зверя напомнило ему нечто виденное им в детстве. Дракон зажмурился и с упоением быстро-быстро почесал нос. От этого у инспектора непроизвольно на лице всплыла глупая умильная улыбка, и он окончательно перестал дрожать.

Тут вдруг дракон резко открыл глаза и посмотрел на сыщика.

— Зачем дорогу портишь? — бархатистым баритоном спросил дракон.

— Я…я… в качестве аналитического материала, — начал ошарашенно оправдываться Гарри.

— Ага, — закивал дракон, — проба грунта, да? Странные вы создания — люди. Разве дорогу построили для того, что бы её портить?

Гарри нервно, не выпуская из руки «магнум», попытался указательным пальцем нащупать в кармане злополучный кусочек, наверное, для того, что бы вставить его обратно в дорожное полотно. Но то ли карман был слишком глубоким, то ли пальцы несколько коротковатыми, кусочка асфальта нигде не было.

— Что бы, интересно, ты сказал, — продолжил дракон, еле заметно помахивая крыльями, — если бы я у тебя в качестве аналитического материала откусил бы полноги?

Гарри представил себя без половины ноги, посмотрел на огромную пасть плюшевого монстра, и ему стало совсем нехорошо, как будто бы он съел что-то склизкое и шевелящееся. Он подумал, что рано ему успокаиваться, и крепко сжал рукоятку пистолета в кармане, понимая, впрочем, что причинить вреда своей игрушкой он явно не сумеет. Стрелять в такого гиганта из пистолета было бы так же глупо, как идти охотиться на стаю крокодилов с пластмассовой саблей.

Тут дракон резко наклонил голову вниз и уставился на Гарри огромным немигающим бездонно-чёрным глазом. Фулмен в панике попытался отступить, но, не удержавшись на ногах, спотыкнулся и упал.

Глаз дракона прищурился и уплыл обратно на высоту.

— Я, конечно, этого делать не собираюсь, — задумчиво произнёс дракон, — но советую дорогу больше не уничтожать.

«Не буду», — перепугано подумал Гарри.

— Тебя как зовут? — поинтересовался диковинный плюшевый зверь.

— Гарри Фулмен, инспектор полиции, — представился он.

— Полиции?

Гарри догадался, что, скорее всего, драконы из другой реальности не могут знать, что такое полиция.

— Я ловлю преступников, — пояснил он.

— Ловишь преступников? — задумчиво проговорил дракон и с интересом посмотрел на инспектора. — А зачем?

Гарри задумался.

— Ну, потому что они нарушают закон.

— А как же можно нарушить закон!? — чуть не рассмеялся дракон.

— Это происходит довольно часто… — начал Гарри.

— А ты можешь нарушить закон? — заинтересованно перебил инспектора гигантский монстр.

— Я? — Сыщик поднялся с дороги и хотел было отряхнуться, но понял, что отряхиваться ему незачем, дорога была всё так же девственно чиста. — Теоретически, конечно, могу.

— А какой закон ты можешь нарушить? — уже более серьёзно спросил дракон.

— Странный вопрос, — задумался инспектор, — любой, наверное. Вот что у вас нельзя?

— У нас? Где это у нас?

— Ну, у вас тут, — Гарри окинул взглядом окружающие их жёлтые безграничные поля, — в другой реальности?

Дракон также вслед за Фулменом осмотрелся.

— Что значит в другой реальности?

Гарри понял, что так и не сказал дракону, откуда он прибыл.

— Дело в том, что я сам, — улыбнулся инспектор, — прилетел… или, точнее, переместился из другого параллельного мира.

— А ты уверен, что ты из «другого параллельного мира»?

Дракон слегка нахмурился, что означало, как показалось сыщику, его заинтересованность и внимание. Гарри воодушевился и с энтузиазмом выпалил:

— Уверен! Меня с помощью транспортного канала — карандаша и лысины профессора Барсукова, переместили к вам сюда. — Сказав это, Гарри сам удивился насколько глупыми были его слова. — Или, если точнее… я здесь оказался по секретному поручению моего босса, которая, как оказалось, ещё и любовница профессора…

Гарри не закончил, так как понял, что несёт полную ахинею, и несёт он её, вероятнее всего, потому, что всё происходящее с ним похоже на полночный бред.

— Ага, — закивал дракон, — понятно.

— Я совсем не то хотел сказать, — оправдываясь, Гарри начал тереть виски, — я с планеты Земля, а у профессора похитили научное открытие, и я должен его отыскать.

Тут Гарри понял, что с ним точно что-то не то. Мало того, что он несёт чёрт знает какую околесицу, так ещё рассказывает первому встречному всё, о чём должен был бы помалкивать. Фулмен абсолютно перестал соображать, что ему ответить дракону, и замолчал.

— Ладно, — начал дракон, — как я понял, ты нездешний. Поэтому, наверное, ты и попортил дорогу, никто, из живущих здесь, этого делать бы не стал. Но если ты кого-то ищешь, зачем ты идёшь в ту сторону? — Дракон кивнул в ту сторону, куда совсем недавно направлялся Гарри.

Тот неопределённо промолчал.

— Идти надо в другую сторону, только там можно повстречаться с жителями нашей… как ты сказал?

— Параллельной реальности, — подсказал Гарри.

— Вот-вот, — кивнул дракон.

— А если я пойду дальше — куда шёл?

Дракон удивлённо уставился на инспектора.

— Ты никуда не придёшь. Ты шёл неправильной дорогой, а неправильная дорога никуда тебя не приведёт.

— Странно, — задумался Фулмен, — значит, если идти в ту сторону, то я никуда не приду, а если в обратную, то встречу тех, кто здесь живёт?

— Именно так.

— Но ведь где-то дорога заканчивается, — расфилософствовался охотник за проникателем, — и следовательно что-то или кто-то там, — он указал рукой вперёд, — должен быть?

— Даже не знаю, что тебе ответить? — улыбнулся дракон и слегка махнул еле видневшимися из-за спины крылышками. — Только ты сам можешь это проверить, но поверь мне — я говорю правду!

Тут Гарри вдруг вспомнил, о чём ему говорил профессор.

— Послушайте… э-э… — он не знал, как обратиться к диковинному существу.

— Меня зовут Заркан, — представился дракон, сделав ударение на первой гласной своего имени, — я дракон-стиратель.

— Очень приятно. — Гарри хотел было протянуть руку, но вовремя опомнился: своей лапой дракон мог бы легко пожать самого Гарри, а не его микроскопическую пятерню. — Так вот, я хотел уточнить у вас вот что: профессор Барсуков, тот, что переместил меня к вам, уверял, что ваша реальность населена всего тремя существами. Это правда?

Дракон задумался и еле заметно улыбнулся.

— А он сам бывал у нас?

— Да, ведь это он изобрёл способ перемещения между реальностями.

— Возможно, что для профессора она и вправду населена всего тремя существами, — неопределённо ответил Заркан, — всё зависит от того, что за существо сам профессор, полагаю, что есть люди, которым было бы достаточно реальности, населённой вообще только одним существом — им самим!

— А разве такое бывает? — удивился инспектор.

Дракон не ответил, так как у него, по-видимому, снова зачесался нос, и он поспешно вытянул лапу вверх, а голову — вниз. Почесавшись, дракон распрямился и шумно встал на задние лапы, увеличив свой и без того невероятный рост на добрых семь метров.

— Ну ладно, — сказал он, — я полетел. Мы ещё встретимся! — С этими словами дракон взмахнул крыльями, которые так и оставались непропорционально маленькими в соотношении с телом, однако, не смотря на это, его лапы спокойно оторвались от земли, и дракон медленно начал подниматься ввысь. Он чем-то походил на шмеля, давно злоупотребляющего перееданием.

Дракон всё быстрее и быстрее удалялся от Гарри, и тут инспектор увидел, что крылья Заркана приобретают прежний боингоподобный размер. Через несколько мгновений дракон превратился в чёрную еле заметную точку и постепенно исчез на фоне голубого неба.

 

5

Фулмен вновь остался один на гладкой, утыкающейся с обоих концов в горизонт дороге. Он вдруг почувствовал, проанализировав про себя разговор с драконом, что тот знает гораздо больше, чем говорит. И ещё Гарри показалось, что дракон над ним слегка издевался, прикидываясь глупее, чем есть на самом деле. Но инспектор тут же отбросил эти мысли, списав всё на свою мнительность. Он развернулся и зашагал в обратном направлении, куда и посоветовал идти Заркан.

«Странные вещи тут творятся, — думал Гарри, шагая неспешно вперёд, — может, я вовсе никуда не перемещался, а просто сплю?».

Но всё-таки он понимал, что не спит. Сны снами, а реальность всегда можно отличить от сновидения. Бывало, что иногда Гарри видел загадочно-сюрреалистические сны, и в них порой происходили совсем неожиданные вещи, но это… Это был не сон!

«Почему же профессор говорил мне о каких-то там трёх существах, живущих „вовремени“… или „подвременем“? Ерунду какую-то наплёл, — инспектор попытался вспомнить свой первый разговор с Барсуковым, — что-то он там про киноплёнку мне рассказывал? Склеенные кадры… движутся равномерно… Лауреат хренов!!!».

И тут вдруг впереди сыщик увидел, что горизонт уже совсем не пуст, вернее, он был всё-таки пуст, но пуст не совсем, не так, как раньше. С каждым шагом Гарри всё отчётливее видел странную картину. Из ничего на фоне неба начинал прорисовываться силуэт города. Это было похоже на то, как на листе фотобумаги, опущенном в проявитель, начинает вырисовываться фотография. Сначала на фоне неба появилась прозрачная рябь, потом еле заметные контуры зданий, потом эти контуры становились всё отчётливее, и когда Гарри прошёл ещё метров пятьдесят, он увидел перед собой совершенно реальный город.

«Но ведь я прошёл в эту сторону всего-то ничего?! — растерянно подумал он. — Откуда здесь город? Это мираж, что ли?».

Инспектор остановился и зажмурился. Постояв так, открыл глаза. Город никуда не делся, а стал даже ещё реальнее и резче. Гарри прикинул, что, по логике вещей, он давно прошёл много большее расстояние, чем теперь ему предстояло одолеть, чтобы войти в город.

«Ну, впрочем, — подумал он, — если тут драконы плюшевые разговаривают, так ещё и не такое может быть. Только нелогично всё это как-то».

До города, по примерным подсчётам Гарри, идти было минут десять. Издалека он напоминал обыкновенный заскорузлый городишко, каких на земле — тысячи. Невысокие кирпичные и панельные дома, дворики и редкие проблески зелени. Но что-то очень странное было в нём. И Гарри пока не мог себе объяснить — что. Он просто это чувствовал.

Когда Гарри подошёл совсем близко, так, что уже чётко стали видны окна ближайших домов, лавочки, газоны и дворы, он понял, что его так насторожило. Город был пуст. Уверенности, конечно, у него не было. Может быть, просто у горожан сейчас был час сиесты, все они разбрелись по квартирам и спокойно себе сладко дремлют? Город совсем не выглядел заброшенным, а скорее даже наоборот. Улицы бросались в глаза непривычной чистотой. Пустующие города так не выглядят. Ни окурков, ни пустых бутылок, ни порванных автомобильных шин. Да и самих автомобилей инспектор не увидел.

Войдя в черту города, Гарри не спеша пошёл по улице, осматриваясь вокруг. Город походил на только что покинутый съёмочной группой кинопроизводителей искусно выполненный муляж. Он остановился возле открытой двери в подъезд одного из домов. Внимательно осмотрев окна квартир первого этажа, инспектор решился зайти и позвонить в квартиру. Поднявшись по лестнице, он увидел, что на дверях нет номеров квартир, осмотрев все другие двери, он так же убедился, что никаких опознавательных знаков — табличек или ещё чего-нибудь такого, что могло бы хоть как-то намекнуть на то, кто проживает за дверьми, не было.

Также Гарри не увидел ни одного звонка. Прислушавшись к странной тишине подъезда, инспектор негромко постучал в одну из дверей. Никто не отозвался. Он постучал сильнее, но и на этот раз ответом ему была мёртвая тишина. Гарри попытался толкнуть дверь, но она оказалась закрытой.

Выйдя на улицу, Фулмен отправился дальше по улице исследовать обстановку. Похоже, автомобилями в этом странном населённом пункте не пользовались вовсе. Все дороги были одноколейными и предназначались явно только для пешеходов. Он двигался из улицы в улицу, и везде его встречала однообразная тишина. Но чувства тревоги инспектор странным образом не ощущал, сама атмосфера была спокойно-меланхоличной. И всё-таки логика подсказывала, что люди должны жить в этом городе.

«Глухо, как после чумы», — подумал он.

Изредка взгляду попадались зелёные кустарники. Подойдя к одному из них, инспектор внимательно присмотрелся. Листья растения имели не совсем обычную форму. Они были скорее квадратными, нежели овальными, как у большинства растений, виденных Гарри в жизни, хотя, в отличие от травы вдоль дороги, на которой инспектор повстречал дракона, лепестки были нормального зелёного цвета.

«Странно, — подумал вдруг инспектор, — а ведь насекомых тоже нет». Действительно, за всё время, что Гарри пребывал в этом странном мире, ни одна, даже самая микроскопическая мошка, не говоря уже о жужжащих навозных истребителях с зеленоватым отливом, не пролетела мимо Фулмена. Единственным живым существом, повстречавшимся на всём пути инспектора, был огромный дракон Заркан.

«А может, профессор как раз прав? — Гарри отпустил ветку кустарника и отправился дальше по улице. — Всего три существа. Одного я уже видел. Остались ещё двое. Хотя нет… а для кого же тогда построены эти дома?»

Он дошёл до конца очередного пустынного дома. Дорога сворачивала налево. Повернув, Фулмен увидел, что метрах в двухстах впереди вырисовывается просторная площадь. Немного ускорив шаг, он двинулся вперёд.

По мере приближения становилось ясно, что место это инспектору знакомо. И мало того, что знакомо, в последний раз он видел его совсем недавно.

Площадь была вымощена каменными, ровно обтёсанными плитами. Всюду стояло множество клумб, усеянных разными цветами, и скамеек для отдыха, а посередине высилась гранитная чаша фонтана. Из середины чаши били, изгибаясь на высоте, струи сияющей в лучах солнца воды.

Гарри сразу вспомнил свой сон, увиденный перед тем, как его вызвала Эльма. Это был тот же самый фонтан из его сна. Он не мог понять, как такое может быть. Конечно, ему были известны случаи дежа вю, когда люди, появляясь в совершенно новом месте, вдруг отчётливо вспоминали, что уже были тут или видели это место раньше. Но ладно бы это происходило на Земле, а здесь, чёрт-те где… и вдруг, фонтан — точно такой же, как и фонтан из его детства. Гарри прекрасно его помнил и совершенно точно знал, что лет десять назад этот фонтан переделали, установив в самом его центре нелепую алюминиевую статую клоуна, у которого из каждого неподходящего места брызжет вода.

Этот же фонтан был именно таким, каким Гарри запомнил его, будучи ребёнком. Или, по крайней мере, очень похожим на тот.

Инспектор подошёл к чаше фонтана, которая, что шло вразрез с его детскими представлениями, теперь еле доходила ему до пояса. Вода в фонтане на вид была идеально свежей и чистой, Гарри даже захотелось её попробовать. Но во избежание отравления он этого делать не стал. Гарри осмотрел площадь. Сама площадь мало напоминала ту, на которой находился «его» фонтан, во-первых, она была больше, во-вторых, площадь его детства окружали различные торговые центры и магазины, пивные палатки и даже широкоэкранный кинотеатр. Тут ничего такого не было, лишь метрах в семидесяти впереди Фулмен увидел одинокую постройку. Направившись к ней и подойдя совсем близко, он понял, что это бар. Яркая вывеска над входом красочно возвещала о чём-то стройным рядом неизвестных символов. Буквы напоминали иероглифы, и прочитать их Гарри, естественно, не сумел. Зато рисунки на зеркальных витринах сказали инспектору о многом. Тут были изображены различные спиртосодержащие бутылки и графины, бокалы, наполовину наполненные красным вином, абрикосы, виноградные грозди, груши, нарезанная колбаса и прочая гастрономия.

Гарри взялся за массивную деревянную ручку двери и потянул на себя.

В помещении царил полумрак, и поначалу глаза никак не могли привыкнуть к смене яркой солнечной площади на тёмное нутро бара. Сначала Гарри подумал, что тут так же пусто, как и во всём этом загадочном городе. В баре было прохладно и тихо. Инспектор прошёл к стойке и вдруг испуганно замер. За стойкой бара стоял самый настоящий бармен. Сыщику показалось, что ещё секунду назад его здесь не было.

«Или был?», — спросил он сам себя.

Бармен молча протирал коньячный фужер белым, как январский снег, полотенцем и, казалось, не заметил, что у него в заведении новый посетитель. Гарри сделал ещё шаг, и бармен, подняв глаза, приветливо посмотрел на инспектора.

— Пива? — спросил бармен у пересохшего горлом от неожиданности Фулмена.

Секунду инспектор соображал, что бы ответить на столь каверзный и обескураживающий вопрос. Он попытался выдавить из себя звуковое согласие, однако вместо этого испустил звук, который, вероятно, мог бы издать сверчок, узнав об измене любимой, а потому поспешно кивнул и откашлялся.

Бармен почти мгновенно налил золотистый напиток в длинный, зелёного стекла бокал и с манящим стуком поставил его на барную стойку перед Гарри.

Фулмен, всё ещё не веривший своим глазам, что в этом пустом городе он, наконец, встретил живого человека, аккуратно взялся за прохладное стекло бокала и, глядя в упор на бармена, глотнул пива. Пиво было необычайно свежим и вкусным и оставило на верхней губе инспектора белые пенные усы, которые он поспешно стёр тыльной стороной ладони.

Молодой, лет двадцати пяти, коротко стриженный и уже заметно начавший лысеть бармен был одет в белую рубашку с широкими рукавами и тёмную жилетку. Его идеально аккуратный вид дополнял стильный галстук-бабочка. Гарри глотнул ещё пенной живительной влаги и подозрительно спросил:

— Скажите, а где же все остальные люди?

Бармен удивлённо посмотрел на любопытного посетителя и, немного скосив взгляд вправо, еле заметно улыбнулся.

Гарри резко обернулся. Возле окна за дальним столиком одиноко сидела молодая светловолосая девушка, которая улыбалась, глядя в сторону инспектора, но через мгновение Фулмен понял, что улыбалась она вовсе не ему.

— Сегодня выходной и все ушли на пляж, — услышал он голос молодого бармена.

Гарри снова развернулся к бармену, секунду осмысливая ответ.

— Все??? — изумлённо спросил он.

— А что делать в душном жарком городе, если рядом есть море? — на этот раз голос принадлежал блондинке у окна. Он прозвенел, как хрустальный колокольчик, и инспектора будто щипнуло током внутри. Её голос словно сыграл на струнах души Гарри удивительной красоты аккорд.

Фулмен обернулся и постоял секунду в оцепенении. Мгновенье спустя, словно освободившись от неведомого заклятья, он решительно направился к девушке и сел за её столик — напротив.

Сказать, что девушка за столиком была красива, пожалуй, мало. Она была просто обворожительна. Длинные светлые волосы локонами падали на тонкие плечи и струились дальше, приподнимаясь на двух холмах идеальной формы, рельефно обтянутых белой полупрозрачной блузкой, сквозь которую отчётливо темнели упругие, похожие на мордочки любопытных мышат соски. Глаза девушки сочетали в себе детскую непосредственность с хищностью молодой львицы и были тёмно-синими. Слегка вздёрнутый носик и крупные сочные губы делали её мечтой любого престижного глянцевого журнала. Каждый из редакторов такого издания отдал бы любые деньги за право разместить её фото на первой странице своего журнала. Косметики на её лице почти не было, лишь лёгкий оттенок помады на губах.

Гарри давно заметил за собой, что в обычной жизни очень часто теряется перед красивыми девушками. Пожалуй, только при исполнении он мог, не колеблясь, задать красотке интересующие его вопросы, но вопросы эти, как правило, ничего общего не имели с флиртом и носили сугубо официальный оттенок. Гарри откровенно страдал от этого и даже пытался бороться со своим недостатком. Иногда успешно. Но чаще всё же нет.

Сейчас Гарри снова растерялся.

— Вы хотели меня о чём-то спросить? — поинтересовалась блондинка и улыбнулась так, что у Фулмена защемило под сердцем.

— Вы-ы… — затянул Гарри, — Вы давно здесь? — вдруг выпалил он.

Блондинка слегка наклонила голову и принялась накручивать золотистый локон на тонкий ухоженный пальчик, внимательно вглядываясь в инспектора. Гарри почувствовал, что по ногам у него пошла внутренняя дрожь.

— А вы? — слегка понизив голос, отчего он стал только ещё соблазнительнее, ответила вопросом девушка.

Полицейский почувствовал, что начинает краснеть.

— Я инспектор полиции и хотел бы задать вам несколько вопросов! — Фулмен попытался быть как можно более серьёзным. Он даже перестал осознавать, что его должностной статус ничего не значит в этом, новом для него мире. Однако охотник за проникателем ещё настойчивее и серьёзнее посмотрел на блондинку, будто точно знал, что она как минимум совершила ограбление банка. Только почему-то на девушку это подействовало прямо противоположно, и она звонко рассмеялась.

Гарри, не удержав силой воли процессы своего организма, беспомощно покраснел.

— Интересная у вас методика знакомства с девушками, — еле сдерживаясь от нового приступа смеха, продолжила издевательства блондинка.

— Я…

— Вы? — перебила она.

— Я бы хотел…

— Хотел??? — девушка наигранно приподняла брови.

— Мне нужно…

— Вам? Нужно? — она снова залилась звонким, искристым, как бенгальский огонь, смехом, и Фулмен почувствовал себя так, будто он внезапно оказался в чём мать родила; бледный, с пивным брюшком, синюшными ногами и уменьшившейся до размеров горохового стручка мужской своей достопримечательностью на сцене перед многотысячной аудиторией, состоящей сплошь из самых красивых женщин мира.

Гарри принялся отхлёбывать остатки пива отчасти для того, чтобы скрыться от безжалостного взгляда красавицы за стеклом бокала.

— Ладно, ладно, — смешливая блондинка успокоилась, — меня зовут Лирена, — она протянула Гарри свои нежные пальчики.

Инспектор поспешно поставил бокал на стол и неловко пожал руку девушки.

— Гарри Фулмен.

— Так чего же вы так настойчиво хотели? — лукаво поинтересовалась Лирена.

— Мне показался очень странным ваш город, — взгляд красотки прожигал Гарри насквозь, а потому он попытался не смотреть ей в глаза, — может, вы мне кое-что объясните?

— Хорошо, я попробую.

Фулмен задумался. Первой его мыслью было спросить напрямую: «Кто обокрал Барсукова?», но он вовремя сдержался, в который раз отметив про себя, что в его рассудке происходят необъяснимые изменения.

— Фонтан на площади… Давно он построен? — неожиданно для себя самого спросил Гарри.

Девушка внимательно посмотрела на него и, опустив глаза, еле заметно улыбнулась краешком губ.

— Думаю, что давно, — ответила она.

— Но ведь… — Гарри снова остановил сам себя.

— Он вам кажется знакомым? — Лирена попала в самую точку.

— Да, — честно ответил сыщик.

— Это бывает.

— И как часто?

— Смотря с кем, — уклончиво ответила блондинка.

— Хорошо, тогда объясните мне, как могли все жители города одновременно уйти на пляж? — Гарри допил пиво.

— Это надо у каждого жителя лично спрашивать, почему он пошёл на пляж. Я вот, к примеру, не пошла, значит, уже не все жители, и Велад не пошёл, — она посмотрела на бармена.

Гарри тоже посмотрел в сторону бармена. Тот стоял, облокотившись на стойку, всем своим видом показывая, что он внимательно слушает их разговор.

— Можно ещё пива? — попросил Фулмен, придав своему лицу выражение человека, владеющего положением, но по глазам бармена понял, что это не произвело на него должного эффекта, а может быть, даже насмешило его.

Бармен перевёл взгляд на девушку, как будто бы спрашивая у неё «налить или нет?», и, вероятно, получив положительный ответ, достал чистый бокал и принялся наполнять его из серебристого краника хмельным напитком.

— У вас такие массовые походы на пляж не в новинку, как я понимаю? — инспектор, чувствуя в душе осадок от проигранной визуальной битвы с барменом, снова повернулся к Лирене. — Или, может, нет никакого пляжа?

Лирена быстро посмотрела в сторону бармена и, снова пристально уставившись на Гарри, ответила:

— Пляж есть.

Но Гарри вдруг подумал, что ему просто-напросто «полощут мозги». Все эти переглядки и недомолвки казались ему слишком подозрительными.

— А где он находится?

— Пляж?

— Да, пляж. — В этот момент подошёл бармен, держа в руках блестящий поднос, и поставил перед инспектором бокал с пивом, перед его собеседницей он поставил прозрачный бокал на высокой ножке со светло-синим напитком. — Как далеко он от города?

Она задумалась.

— Вы хотите пойти искупаться? — хитро сощурив глазки, проговорила девушка.

— Нет. Но всё-таки?

— Минут двадцать пешком.

— Странно, я совсем не ощутил запаха моря. — Фулмен откинулся на спинку стула и посмотрел на девушку так, будто он только что неоспоримо доказал, что Земля вертится вокруг Солнца.

— Какой вы подозрительный, Гарри, — улыбнулась блондинка, и инспектор почувствовал, что ещё немного, и он в неё бесповоротно влюбится. «Или уже влюбился?», — подумал он.

Лирена, словно прочитав его мысли, соблазнительно проделала пальчиком путь от подбородка до мочки левого уха и скосила глаза в окно.

— Запах — такая тонкая субстанция, что не каждый способен её уловить, — ответила она, — и потом, море у нас чистое. Чем ему пахнуть?

Гарри попытался вспомнить, чем пахнет море. Лет десять назад он отдыхал в одном курортном городке, где берег был так безбожно завален отходами пищевой промышленности, что напоминал скорее свалку мусора, нежели место для принятия солнечных ванн, а вместо запаха моря ему почему-то вспомнился запах огромного аквариума с водой цвета просроченной зелёнки и полудохлой рыбой из супермаркета неподалёку от его дома.

— Ну, хорошо, — Гарри решил сменить тему, — а дракон… он… настоящий?

— Заркан?

— Да.

— Вы его видели? — Девушка удивлённо посмотрела на инспектора.

— Я с ним разговаривал полчаса назад.

— Где? — включился в разговор поспешно подошедший к столику бармен.

«Интересно, что это они так всполошились», — подумал Гарри.

— На дороге, что ведёт в ваш город.

Бармен с Лиреной переглянулись. И инспектору показалась их реакция такой, будто они услышали от него новость о вторжении марсиан. Но получалось, что о существовании дракона они знали, и это, пусть немного, но успокоило Гарри, ведь могло оказаться, что дракон — это всего лишь его галлюцинация.

— А о чём вы разговаривали? — заинтересованно спросил бармен, присаживаясь за столик.

— Ни о чём конкретном, — сухо ответил Гарри.

— Но всё-таки? — продолжал настаивать бармен. — Заркан просто так ни с кем не разговаривает.

— Он показал мне дорогу в ваш город.

— Он?

Лирена и бармен как по команде посмотрели друг на друга и улыбнулись.

— А как ты его встретил? — спросила Лирена, и глаза её при этом заблестели детским любопытством.

— Э-э… Я немного испортил дорогу, а он взял и прилетел.

— Испортил дорогу? Но зачем? — удивилась девушка.

— Мне стало интересно, из чего она сделана, — ответил Гарри и полез в карман за кусочком, который он так бесцеремонно отковырнул. Нащупав упругий клочок дорожного покрытия, Фулмен извлёк его из кармана и показал своим собеседникам.

— И из чего же она сделана? — спросил бармен и потянулся пальцами к ладони Гарри, но тот быстро убрал руку обратно в карман.

— Экспертиза покажет, — заключил инспектор и подозрительным взглядом окинул молодого любопытного работника бара.

— Странно, что он тебя не стёр, — удивилась Лирена.

— Лучше б стёр! — обиженно добавил бармен и с вызовом посмотрел инспектору в глаза.

Гарри достал из другого кармана пачку сигарет, вытянул одну и, сунув в рот, прикурил. «Странно, — подумал он, — сколько тут нахожусь, а будто только сейчас вспомнил, что курю». И в самом деле, с момента появления на дороге он и думать забыл о сигаретах да сейчас достал их не из-за нехватки никотина, а просто по старой привычке.

— Что значит стёр? — он приподнял левую бровь и уставился на бармена.

— Заркан — Дракон-стиратель, — объяснила Лирена.

— И что это значит? — Гарри по-прежнему смотрел в упор на бармена.

— Это значит, что он может вычеркнуть любого из книги событий! — ответил бармен так, как будто провозглашал, что дважды два равно четырём.

— И что это значит?

Бармен и Лирена снова переглянулись с видом двух членов приёмной комиссии в университете, перед которыми сидит студент, мечтающий поступить на философский факультет, а сам при этом не знает грамматики и в слове «философский» делает семь ошибок.

— Смотрите, — девушка вдруг переключила взгляд на оконное стекло, — люди уже возвращаются с пляжа.

Фулмен быстро посмотрел в окно и увидел, как по площади неспешно идут горожане, кто один, кто в компании. Он встал и решил выйти на улицу, но прежде надо было расплатиться.

— Сколько я должен? — спросил он, копаясь в кармане в поисках портмоне.

Гарри вдруг осенило, что в этом мире понятия могут не иметь о денежных знаках его страны, наверняка в этом мире существуют свои денежные знаки. «Хотя, — подумал Фулмен, — все, кого я встречал, разговаривали со мной на моём родном языке. Почему бы им не пользоваться нашими деньгами?»

— Простите? — удивился бармен.

— Сколько я должен за пиво? — уточнил инспектор.

— За пиво? — бармен непонимающе посмотрел сначала на Гарри, потом на пивной бокал, потом на так же удивлённо моргающую глазами девушку.

— Я бы хотел расплатиться, — инспектор извлёк из кожаного портмоне купюру и положил на стол.

Бармен с интересом посмотрел на цветную бумажку с изображением архитектурной конструкции и множеством звёздочек, нарисованных по кругу.

— А… я понял, — закивал бармен, — вы дарите мне картину в благодарность за пиво?

Брови сыщика поползли вверх.

— У вас что, бесплатный бар?

— Я не знаю, — бармен взглянул на девушку, пожав плечами.

Она тоже, явно не догадываясь, о чём идёт речь, состроила виноватый взгляд и посмотрела на Гарри слегка обиженно.

— У вас что, нет денег?

— Денег? — бармен опять пожал плечами. — Нет, наверное.

— Та-а-ак… понятно, — пробубнил инспектор себе под нос, — тогда спасибо за пиво, — поблагодарил он и направился на улицу.

 

6

Яркий свет по-прежнему заливал площадь, хотя и было заметно, что солнце уже потихоньку начинает садиться. Гарри увидел множество людей, которые шли по площади в направлении домов. Некоторые сидели на скамейках, оживлённо беседуя друг с другом. С появлением людей Фулмен окончательно потерял ощущение, будто он находится среди покинутых декораций фантасмагорического блокбастера. Люди были самыми обыкновенными: мужчины и женщины, молодые парочки, дети и старики. Кто-то тащил в руках пляжные сумки, кто-то шёл, прихлёбывая пиво, прямо перед Гарри прошли две молодые девушки в лёгких летних платьях и, игриво посмотрев в его сторону, захихикали, что-то нашёптывая друг другу.

Он направился к фонтану. Присев на гранитную чашу, инспектор начал ненавязчиво всматриваться в лица прохожих, и чем дольше он смотрел на них, тем сильнее ему казалось, что многих он уже где-то когда-то видел. В какой-то момент ему даже показалось, что прямо на него идёт его сосед — молодой парень с третьего этажа, имя которого он не помнил, но, когда худощавый парень подошёл ближе, Гарри с некоторым облегчением понял, что обознался.

«Но почему же тогда профессор говорил мне всего о трёх существах?!! Или, может, он что-то напутал и послал меня в другую реальность? — думал Фулмен. — Надо срочно с ним связаться и рассказать обо всём».

Инспектор присмотрел отдалённую, пустующую скамейку и направился к ней. Присев вдалеке от снующих по площади людей, он достал приёмник и прокрутил колёсико до отметки 101.2 FM. Приёмник безмолвствовал, поскрипывая пустым эфиром. Гарри выключил его, экономя энергию, и решил включать как минимум каждые полчаса, чтобы не пропустить момента, когда профессор соизволит выйти с ним на связь.

«Так, — подумал он, — кого же мне искать среди этой толпы? Кто из них может быть заинтересован в проникновении в другие реальности?». Гарри было понятно, что похитителями не могли быть простые люди, но вот простые ли они? И люди ли вообще?

У инспектора складывалось чёткое впечатление, что профессор заслал его вовсе не в ту реальность, о которой говорил. Этот мир был очень похож на его родной, конечно, за исключением дракона и бесплатного пива. Выкурив сигарету, Гарри снова достал приёмник и включил.

Сквозь шипение и скрип помех из приёмника донёсся хрюкающий голос профессора:

— … Гарри… Гарри… приём?…. Гарри…

— Алле! — громко крикнул сыщик в дырочку приёмника, где предусмотрительный профессор вмонтировал микрофон. — Алле! Это я, Фулмен!

— Гарри?.. — из-за помех имя Гарри преобразилось в неприятное «Харри».

— Профессор, вы ничего не напутали? — тревожно заговорил инспектор, прижимая к губам шипящий, как забытый на плите омлет, приёмник. — Мне кажется, я совсем не в той реальности!

— Этого не может быть! — прохрюкал профессор сквозь помехи межреальностного эфира. — Ты мог попасть только в ту… в которой ты и находишься…

— Но вы говорили…

— Забудь, что я тебе говорил, — оборвал Барсуков. — Они… — шум всё больше и больше отдалял голос профессора, — … сделают всё, чтобы запутать тебя…

— Кто они? — крикнул Гарри так, что в его сторону обернулись два молодых парня, стоящие метрах в пятидесяти от него. — Кто они? — повторил Гарри тише.

— Те, кто похитил проникатель!!! — прохрипел Барсуков что есть мочи.

— Но вы говорили, что тут всего три существа! — раздражённо прошипел Гарри в дырочку микрофона. — А тут полно людей!

— Гарри, ты видишь мир таким… каким привык его видеть! Не верь своим глазам… Я провёл некоторые вычисления… — голос профессора то приближался, то снова удалялся, но всё-таки Фулмен отчётливо слышал каждое слово, — когда ты окажешься рядом с проникателем, приёмник выдаст звуковой сигнал…. Ты слышишь Гарри? Сигнал!!!

— Да, слышу! Какой сигнал?

— Он запищит!!! Держись на этой чистоте, и рядом с проникателем приёмник запищит!!!

— Как он выглядит, твой проникатель? Где мне его искать? — Гарри еле сдерживался от желания разбить о землю хрюкающий голосом Барсукова приёмник.

— Я же объяснял, он никак не выглядит, — Барсуков явно тоже злился, — но дело не в этом, если они его похитили и используют, значит им нужен для этого я!!! Но меня там нет — значит, в той реальности есть мой двойник.

— Двойник?

— Да!

— А как же ваши слова про трёх существ, про время, про волны какие-то? — недоумевал инспектор.

— Гарри, ты видишь то, что привык видеть… и это ничего не меняет… тебе так даже легче будет…

— Что вы мне голову морочите?!! Это бред какой-то.

Профессор надолго замолчал, и Фулмен даже подумал, что он отключился.

— Я думаю, всё, что вы видите там, Гарри, — начал сосредоточенно Барсуков, — материализовано из ваших собственных воспоминаний или даже из будущих воспоминаний. Поймите, человек не в состоянии общаться на равных с существами, о которых я вам говорил. Их просто невозможно увидеть, их как бы нет. Вот почему я выбрал вас, Гарри. Вы обладаете неким даром, вы сами об этом не знаете, но это так, и с вами они ничего не смогут сделать, ну, или не смогут сделать, пока вы им этого не позволите.

— Что вы там несёте? Вы что, не могли меня раньше посвятить в эти подробности? — Он побагровел от злости и бессилия выплеснуть злость эту на профессора.

— Если бы я рассказал вам всё сразу, эксперимент мог бы не получиться…

— Эксперимент?

— …вы бы всё испортили, начали бы специально думать лишнее…

— Эксперимент?!!

— … и контакта вообще могло бы не произойти…

— Значит, эксперимент!!! Ну, сука!!! — инспектор еле сдержался, чтобы не швырнуть передатчик. Кипя от злости, он щелчком выключил радиосигнал и, достав дрожащими руками сигарету, закурил её, и уничтожил в три затяжки.

— Ублюдок! — громко выругался Гарри, живописно вообразив, как он при первой же встрече расколет ненавистный лысый череп профессора на две равноненавистные половинки.

— Я у него, значит, как крыса подопытная. Ставит на мне свои эксперименты, а потом Нобелевскую премию прогуливает по девочкам!!!

Тут Гарри заметил, что к нему со стороны фонтана приближается блондинка из бара. Он попытался успокоиться, и как ни странно её плавная, покачивающаяся лодочкой в волнах походка быстро привела его в чувство. Фулмен отметил, что фигура у Лирены была убийственно соблазнительной. Обычно, когда такие девушки прогуливаются по городу, мужчины начинают напоминать пингвинов, наблюдающих игру в пинг-понг. Вот и сейчас он ревниво заметил, как Лирена легко уводила за собой похотливые взгляды всей мужской составляющей площади.

— Здравствуйте, Гарри, — весело произнесла она и впилась в инспектора тёмно-голубыми глазами, которые при дневном свете стали только ярче и пронзительнее.

Фулмен ощутил, что озлобленность на профессора куда-то мгновенно улетучилась и её место заняла юношеская робость перед сногсшибательной старшеклассницей.

— Я бы хотел… — начал Гарри.

— Что, опять? — Лирена звонко рассмеялась.

— …извиниться за свою грубость, — смущённо продолжил он, неприлично долго задержав взгляд на тёмных пятнышках, просвечивающихся сквозь блузку.

— Ах, это… Ладно, я вас прощаю.

— Скажите, Лирена, а у вас в городе есть гостиницы?

— Вам негде остановиться?

— Совершенно никого не знаю, кроме вас и… дракона.

— Ну… — задумчиво протянула блондинка, — Заркан вряд ли вас приютит, тем более что живёт он слишком далеко, а вот у меня вы вполне можете переночевать. — Она выжидающе посмотрела в глаза опешившего от такого поворота инспектора.

— У вас?

— Вы меня боитесь?

— Н…н… нет, — испуганно ответил Гарри.

— Тогда пойдём.

Лирена неожиданно взяла своей прохладно-нежной лапкой руку потерявшего дар речи инспектора и повлекла за собой, как воспитательница детского сада нашкодившего сорванца. Гарри послушно пошёл за блондинкой, ощущая завистливые мужские взгляды, направленные с разных концов площади. Блондинка повела Гарри по алее в сторону домов, которые ещё каких-нибудь два-три часа назад были безжизненно пустыми. Теперь же в городе во всю кипела обычная летняя суета. Повсюду бегали испачкавшиеся в песочницах детишки под чутким наблюдением своих молодых мам, возле подъездов отдыхали женщины и старушки в лёгких летних платьях и обсуждали дневные происшествия. Мужчины небольшими компаниями сидели на лавочках под тенью развесистых, слегка покачивающих зелёной листвой на тёплом летнем ветерке деревьев. Кто-то выпивал, кто-то играл в карты.

Такие дворики Гарри сотни раз видел в жизни, ни на какую иную реальность это похоже не было, разве что слишком всё было чисто, по обочинам не валялись перепачканные алкоголики, и по-прежнему не было мух.

«А ведь летом из-за мух покоя нет», — думал Гарри, следуя за девушкой.

Лирена уже отпустила руку Гарри. Они шли, не разговаривая друг с другом, но как-то так, как обычно прогуливаются люди, знакомые чёрт-те сколько лет. Возле дома из красного кирпича, в котором Фулмен насчитал семь этажей, они свернули и вошли в прохладный подъезд.

— Я живу на седьмом, — сказала Лирена, когда Гарри открыл было рот, чтобы задать ей вопрос, на который он только что получил заблаговременный ответ.

Он молча кивнул, и они начали подниматься по идеально чистым ступенькам. Возле лифта они остановились, и Фулмен, посмотрев на Лирену, вдруг подумал, что именно о такой девушке он и мечтал всю жизнь. Мечтал как-то неосознанно, он никогда не представлял себе, как должна выглядеть та, что способна растопить лёд его сердца, но сейчас, глядя на Лирену, девушку, с которой он познакомился час назад, которая, если верить словам профессора, может быть, и вовсе не существует, а если и существует, то в этой неизведанной реальности, он понимал, что нашёл свой идеал. Гарри ощущал к ней какую-то внутреннею тягу, ему хотелось обнять её за хрупкие плечи, целовать её слегка подрагивающие нежные губы. Он вдруг понял, что смотрит на неё, слишком открыто выдавая свои мысли. И поэтому поспешно отвёл глаза в сторону, как будто вдруг увидел что-то, внезапно появившееся на стене.

Лифт открылся сам собой, хотя инспектор видел, что Лирена не нажимала никаких кнопок, тем более что и кнопки вызова он тоже нигде не заметил. Они вошли в кабину. В кабине также не было кнопок, однако, когда двери закрылись, лифт, слегка качнувшись, поплыл вверх.

— Ты одна живёшь? — спросил Гарри хриплым, как у маньяка из дешёвой киноленты, голосом.

— Одна, — ответила Лирена, не глядя на него.

— А ты не боишься незнакомых людей приглашать, вот так вот с улицы, в гости?

— Ну, ведь ты же не сделаешь мне ничего плохого? — с некоторым удивлением в голосе спросила она.

— Я нет, но кто-нибудь другой?

Лирена повернулась к инспектору.

— Ты думаешь, я каждого встречного вожу к себе? — спросила она с сарказмом.

— Нет, не думаю. Не знаю, честно говоря, но надеюсь, что не водишь.

— Зачем тогда задаёшь глупые вопросы?

Он ничего не ответил, так как в этот момент открылся лифт, и Лирена, выйдя из кабины, сразу направилась к двери. Гарри пошёл следом. Девушка остановилась у одной из квартир и спокойно, не используя никаких ключей, открыла дверь.

— Проходи, — сказала она.

Они вошли в прихожую. Первым делом Фулмен заметался взглядом в поисках уборной, так как почувствовал, что пиво совершило положенные ему метаморфозы в организме и теперь, превратившись в абсолютно непотребный продукт, требует скорейшего выхода.

— Туалет там, — указала Лирена, — направо по коридору.

Он смущённо кивнул и отправился по указанному маршруту. Туалет был самым обыкновенным, и инспектор, не найдя в нём ничего параллельнореальностного, сделав своё дело, что вышло у него слишком продолжительно, вернулся к входной двери.

Лирена позвала его из комнаты. Гарри хотел было снять ботинки, но, посмотрев на свои подошвы, не заметил и намёка на грязь, поэтому снимать их не стал и прошёл в комнату в обуви.

Комната была просторной и казалась совсем необжитой, но в то же время была уютной и аккуратно прибранной. Она скорее походила на номер гостиницы. Возле стены справа стояла огромных размеров кровать, низкой посадки, застеленная пушистым, разрисованным всевозможными прямоугольными фигурами пледом. Около кровати, изгибаясь как спиннинг с тяжеловесным сомом на крючке, высился блестящий серебром торшер с зелёным шароподобным абажуром. Лирена уже успела включить его, и приятный зеленоватый свет, смешиваясь с закатным алым, лившимся из окна, создавал в комнате таинственно-романтическую атмосферу.

Сама Лирена сидела в плетёном кресле-качалке рядом с кроватью. Таких кресел в комнате было два, второе стояло у окна. У другой стены находился низкий журнальный столик и комод из чёрного дерева, на котором стояла фотография в рамке, подсвечник и небольшая шкатулка с изображением пирамиды. Гарри прошёл ко второму креслу и аккуратно сел, слегка качнувшись.

— Расскажи, откуда ты приехал? — спросила Лирена и, оттолкнувшись одной ногой от пола, закачалась в кресле.

Фулмен посмотрел на девушку.

— Это очень далеко отсюда, — ответил он, — хотя нет… это не то слово…

— А какое слово будет «то»?

— Я бы сказал, что я просто не отсюда.

— Хорошо, — весело сказала Лирена, — тогда я буду называть тебя «Гарри оттуда». Нравится?

— Не очень, — ответил Гарри, пытаясь издалека рассмотреть фотографию на комоде. На фото была запечатлена Лирена в обнимку с каким-то мужчиной, карточка была слишком маленькой, и деталей не было видно. Он даже не был уверен, что девушка на фото его новая знакомая.

— А у вас что, совсем не знают, что такое деньги? — неожиданно спросил инспектор.

— Деньги?

— Помнишь, я дал их бармену?

— А… это ты про цветную картинку? А зачем они нужны?

— Ну как… — опешил Гарри, — чтобы покупать, что тебе хочется. Чем у тебя больше денег, тем больше возможностей.

Лирена непонимающе уставилась ему в глаза.

— Если бы, к примеру, у меня, — продолжал Гарри, — было много денег, я бы мог бросить работу, жить в своё удовольствие, ездить по миру…

— А разве для этого нужно иметь много цветных бумажек? — Лирена перестала раскачиваться в кресле.

— Конечно, — убеждённо ответил инспектор.

— И у вас там… откуда ты прибыл, так думают все?

— Все.

— Мне вас жалко. — Девушка задумчиво уставилась в окно.

Какое-то время они молчали. Гарри тоже посмотрел в окно на солнце, которое, став огненно-красным, садилось за горизонт, оставляя длинный колышущийся отблеск на… Только теперь Фулмен с высоты седьмого этажа увидел, что вдалеке за резко обрывающимися домами лежало, слегка подрагивая, тёмное, срастающееся с небом море.

— Но как же так, — снова начал он, — как же вы существуете без денег? Вот тот бармен…

— Велад, — подсказала девушка.

— Да, Велад, зачем он работает в баре? Что-то же он должен иметь за свою работу?

— Он работает там, потому что любит своё дело, любит, когда в баре собираются люди, любит разговаривать с ними, угощать их напитками и разными блюдами, которые сам готовит. А готовит он классно!

— Ну, допустим, — не унимался инспектор, — а кто делает пиво? Кто построил ему бар? Это что, тоже за просто так?

— Почему за просто так? Всё это делают люди, которым интересно этим заниматься, которые умеют и любят это делать. Кто строил бар, я не знаю, я ещё маленькая была, когда его построили, а вот пиво варит Грегори Вабарский, у него своя пивоварня на берегу, его все любят и уважают. — Лирена поджала ноги, поудобнее устроившись в кресле.

— Понятно, вы живёте по принципу натурального обмена, — заключил инспектор, — ну, а, допустим, кто-то захочет, чтобы у него была не одна квартира, а три? Тогда что?

— А зачем одному человеку три квартиры? — Лирена удивлённо приподняла брови.

— Ну, я не знаю, чтобы было не как у всех. Или, допустим, кто-то ничего не хочет делать, ни в баре работать, ни строить, ни пиво варить?

— Так не бывает, чтобы человек ничего не хотел делать, — она пожала плечами, — я таких не знаю.

— А я, вот, знаю…

— Нет таких людей, — уверенно сказала Лирена, — может быть, те, о ком ты говоришь, просто ещё не нашли своего дела?

— Может быть, — подумав, ответил Гарри.

— А кто там, на фото? — кивнул, не удержавшись от любопытства, Фулмен в сторону фотографии.

— Там я с папой, — ответила Лирена и тоже посмотрела на фотографию в рамке.

— Можно мне посмотреть?

— Смотри. — Она снова отвернулась к окну.

Гарри встал и подошёл к фотографии. На снимке Лирена выглядела моложе, ей можно было дать лет семнадцать, она счастливо улыбалась, обнимая человека, в котором сыщик без труда узнал… профессора Барсукова. Он опять почувствовал себя героем передачи «Скрытая камера», слишком уж всё гладко сплеталось. «Вот сейчас, — подумал Гарри, — откроется дверь и в комнату с хохотом протиснется съёмочная группа и сослуживцы из управления».

Но в комнату никто не протиснулся. Гарри повернулся к смотрящей на закат девушке.

— Это твой отец?

— Да… знаю, что мы не очень похожи… все говорят, что я вылитая мама…

Полицейский недослушал.

— А где он сейчас?

— Он работает.

Гарри ещё раз всмотрелся в фото. Отец Лирены был похож на Барсукова, как два ключа от одной замочной скважины похожи друг на друга, разве что фотографический двойник был более подтянутым и свежим. «Наверное, не пьёт столько», — подумал Фулмен, вспомнив артиллерию бутылок в квартире профессора.

— Ты можешь меня с ним познакомить?

Девушка недоверчиво посмотрела инспектору в глаза.

— Никак собрался просить у папы мои руку и сердце?

Фулмен смутился и отвёл глаза от прожигающего его насквозь взгляда красавицы. «Ищи моего двойника! — вспомнил он слова профессора. — Ну, так вот же он, двойник. Только очень уж подозрительно, что он оказался отцом девушки, случайно… (случайно ли???)… встреченной им в баре».

— Скажи мне, — Гарри решил спросить Лирену напрямую, — как так получилось, что именно с тобой мы встретились в баре?

— Ты о чём? — удивилась она.

Девушка сидела в профиль на фоне темнеющего окна, где на ставшем тёмно-синем, как её глаза, небе проявлялись первые точки звёзд. В открытую форточку в комнату тихо вбирался, будто в лёгкие огромного каменного зверя, свежий вечерний воздух, и Фулмен только сейчас почувствовал, что воздух и правда наполнен запахами моря, только моря кристально чистого. Шум города за окном затихал, во многих окнах соседних домов уже погасили свет, а улицы наполнялись тусклым светом фонарей.

— Всё это очень странно, — тихо произнёс он, — получается, что твой отец — человек, которого я ищу.

— Папа? — Лирена встала с кресла, которое, покинутое хозяйкой, тут же бесшумно закачалось.

— Да. Меня послал сюда человек, как брат-близнец похожий на твоего отца. Он думает, что его двойник… — Гарри поставил фотографию обратно, — то есть твой отец, сможет привести меня к тому, что я ищу.

Лирена несколько секунд обдумывала слова инспектора.

— Ты говоришь какими-то загадками, — она начала медленно водить пальцем по оконному стеклу, — кто этот человек, похожий на папу?

— Не просто похожий, он его двойник.

— Я не понимаю? Брат? У папы есть брат-близнец?

— Нет, он его двойник из параллельной реальности.

— Что это значит? — Девушка взволнованно повернулась к инспектору.

— Я сам толком ничего не понимаю, — ответил Гарри, облокотившись спиной о стену. — У профессора — того, что двойник твоего отца, — пояснил он, — пропала некая вещь… не вещь даже, а… изобретение…

Лирена сосредоточенно смотрела на инспектора и внимательно слушала.

— … и он уверен, что похитили его существа из вашей реальности, — продолжал Фулмен, — он переместил меня к вам, чтобы я нашёл… этот… это… изобретение, а сегодня он сообщил мне, что искать пропавший, э-э-э… прибор… нужно через его двойника. Я прихожу к тебе и вижу, что двойник — это твой отец.

Гарри со всей серьёзностью посмотрел на Лирену. Девушка стояла, облокотившись на подоконник, широко распахнув глаза, то ли от удивления, то ли от изумления, какую чушь он несёт.

— Ты сам-то в это веришь? — спросила Лирена.

— К сожалению, других вариантов у меня нет.

— Ладно, — задумчиво сказала она, — завтра мы пойдём к отцу, и всё выяснится само собой.

Инспектор кивнул.

— Хочешь чего-нибудь выпить?

— Да.

Лирена вышла из комнаты и скрылась в дальнем конеце коридора. Гарри хотел было, по старой служебной привычке, воспользоваться отсутствием хозяйки и бегло осмотреть ящики комода, но ему вдруг стало неловко и даже стыдно от своей мысли, и он просто прошёл к окну, сел на подоконник и, уткнувшись лбом в прохладное стекло, закрыл глаза. Через несколько минут вернулась Лирена, в руках у неё была бутылка вина и два тонких высоких бокала. Она подошла к подоконнику и поставила всё это перед Гарри. Инспектор не спеша разлил тёмно-багровое вино, поставил бутылку на пол и подал девушке наполненный бокал.

— За знакомство, — провозгласил он.

Лирена улыбнулась и медленно отпила из своего бокала. Фулмену вкус вина напомнил вишнёво-виноградную настойку, что-то подобное он пил на свадьбе одного своего школьного приятеля, но этот напиток был, несомненно, качественнее и вкуснее. Тогда, на свадьбе приятеля, Гарри с тоски, охватившей его на почве одиночества, напился вдрызг, как бродяга, и ушёл от всех гостей ночью в парк, где лежал до утра в траве, попивая заранее прихваченное виски, и лил горячие мужские слёзы. И это вовсе не значило, что он был слабаком, его душу терзало что-то, чему противостоять не в силах ни одно живое существо. У Гарри не было жены и не было любимой, хотя женщинам он нравился всегда. Красивый, с голубыми глазами и привлекательными чертами лица, высокий и физически развитый мужчина, слегка за тридцать, в том самом возрасте, когда все его настоящие качества уже проявились и он крепко стоял на ногах. А впереди ещё двадцать — тридцать самых насыщенных и интересных лет жизни. Но сердце его не прошло должной закалки, подобной тому, когда металл, раскаляясь добела, окунается в воду и становится крепкой сталью. Он верил, что каждому мужчине необходимо так же накалить своё сердце страстью к женщине и закалить его в слезах неразделённой любви, а этого с ним так и не произошло. Фулмен внутренне вздохнул и выпил свой бокал до дна.

— Хорошее вино.

— Да, — Лирена снова улыбнулась и отпила ещё глоток, — одно из моих любимых.

— Как называется?

— Долина дракона, — ответила она и в доказательство подняла с пола бутылку, показывая её Гарри.

На этикетке он увидел иероглифы, похожие на те, что были на вывеске бара.

— Я не могу это прочитать, — повертев бутылку в руках, ответил Гарри.

— Как так? — изумилась девушка.

— Я не знаю этого языка.

Лирена посмотрела на сыщика, еле сдерживаясь от смеха.

— Говорить — говоришь, а читать не умеешь?

«А действительно, — подумал он, — как такое может быть?»

— Я говорю на своём родном я зыке, только пишем мы совершенно по — другому.

— Да? — удивилась она.

— Вот, смотри. — Гарри достал из кармана жетон, удостоверяющий его личность, и показал Лирене. По периметру жетона шла надпись, разъясняющая, к какому участку привязан инспектор, и его должностной статус.

— Вот, прочитай. — Фулмен показал девушке на буквы.

— Нет, не могу прочитать, — опешила Лирена, — какие-то закорючки.

— А что это? — Она с детским любопытством завертела в руках атрибут власти, как если бы это был не полицейский жетон, а использованная пробка от бутылки газировки.

— Это мой документ.

— Твой документ?

— Я так подозреваю, что у вас и документов ни у кого нет.

Она пожала плечами.

— Нет, — Лирена вернула инспектору жетон. — Это что, тоже, как ваши… как это…

— Деньги?

— Да. Как деньги?

— Это немного другое. Все люди должны иметь документ, чтобы можно было установить их личность.

— Но ведь ты же сказал, что тебя зовут Гарри? — опешила девушка и глотнула ещё вина.

— Ну, мало ли, что я могу сказать, я могу назвать себя кем угодно. А документ как раз и подтверждает, что я — Гарри Фулмен, а не Папа Римский, например.

— Какие у вас странные обычаи, — Лирена наполнила его бокал, — я не понимаю, зачем кому-то выдавать себя за другого?

— Ну, например, чтобы скрыться от закона, если, конечно, этот кто-то его нарушил…

Тут Лирена резко посмотрела на своего собеседника, глаза её сузились и заблестели, и она, не выдержав, громко рассмеялась. Гарри неожиданно покраснел и, замолчав, выпил второй бокал до дна.

— Нарушил закон? — еле успокоившись, переспросила Лирена.

— А что тут смешного. Это происходит сплошь и рядом. — Фулмен чувствовал, что вино начинает его забирать, тем более что он с самого своего появления в этой реальности ничего не ел. — У вас что, и законы не нарушают?

— Конечно, нет! — ответила Лирена так, будто он спросил её, ест ли она живых тараканов на завтрак.

— Да не может этого быть! — Гарри стукнул бокалом о подоконник.

Лирена пристально посмотрела на инспектора, потом на бокал, который он только что чуть не разбил и, поднявшись с подоконника, поспешно вышла в коридор.

«Обиделась», — сокрушённо подумал охотник за проникателем.

Через несколько минут она вернулась в комнату с подносом, заставленным тарелочками с различными яствами и, подкатив журнальный столик к подоконнику, поставила на него поднос.

— Ешь! — строго сказала она.

— Спасибо, — тихо проурчал Гарри проголодавшимся желудком.

Еда, принесённая девушкой, оказалась необыкновенно вкусной, на тарелочках дружной шеренгой располагались ровные кружочки колбасы разных сортов, квадратики сыра, фрукты и оранжевые, неизвестного происхождения шарики, вкусом напоминающие оливки, инспектор, чтобы не показаться невоспитанным обжорой, старался есть медленно и даже с некоторым оттенком незаинтересованности, будто он и не особо-то хочет. Но получалось это у него, откровенно говоря, бездарно и неправдоподобно. Когда Фулмен немного насытился, Лирена, великодушно налила в его бокал новую порцию вина.

— Очень вкусно, спасибо! — поблагодарил он и отпил глоток терпкого напитка.

— Ты, наверное, целый день ничего не ел, — догадалась Лирена.

— Это ещё не самое страшное, что могло бы со мной случиться, — улыбнулся Гарри.

За окном уже стемнело, с неба, как глазки любопытных фантастических зверьков, вылупились яркие мигающие звёзды, и Гарри с Лиреной зачарованно молча смотрели на эту гипнотически притягательную картину, сидя на подоконнике и допивая остатки вина.

— Пора спать… — произнесла девушка.

 

7

Лирена постелила инспектору на широком диване, освещаемом зелёным торшером, и ушла в соседнюю комнату, куда он даже не успел заглянуть. Гарри, печальным взглядом проводив Лирену, разделся и лёг в кровать, почуяв тонкий аромат её духов, исходящий от белья, и, закрыв глаза, быстро уснул.

Ночью он встал и увидел, что входная дверь приоткрыта, а сквозь проем пробивается яркий свет. Гарри быстро оделся и вышел в коридор, который совершенно изменился.

Не было ни лифта, ни лестницы, а сам коридор уходил вперёд на многие метры, казалось, что он смотрит в длинную, не имеющую конца трубу теплопровода. В детстве Гарри с приятелями часто лазил по старым коллекторам в поисках неизвестных приключений, и те подземные тоннели выглядели точно так же, как этот странный коридор.

Фулмен пошёл по длинному коридору, с двух сторон которого, через каждые пять метров, располагались двери. Некоторые были намертво закрыты, будто их заварили изнутри электросваркой, но некоторые Гарри легко мог открыть, едва надавливая рукой. Он заглядывал в эти двери и наблюдал странные вещи. За одной из дверей инспектор увидел зеленеющую летнюю поляну с густым лесом вдалеке, трава начиналась прямо от порога, и, пока инспектор удивлённо смотрел на открывшуюся так неожиданно красоту, из-за двери в коридор успела влететь пёстрая бабочка. Бабочка полетела вперёд по коридору и задела невесомым крылышком дверь с противоположной стороны, неожиданно дверь от этого неощутимого прикосновения открылась, и красочное насекомое влетело внутрь. Гарри подошёл к открытой двери и заглянул в комнату. Комната была огромной и шарообразной, как если бы он заглянул в исполинских размеров шарик для пинг-понга. Дно комнаты-шара было заполнено прозрачной водой, а в центре, как пенка размешанного только что кофе, плавал остров, который странно пульсировал. Присмотревшись, Фулмен понял, что пульсация эта не что иное, как скопление тысяч, а может, и миллионов таких же бабочек, как та, что минуту назад влетела в эту дверь.

«Так вот как они сюда попадают» — понял Гарри, и его охватило чувство неописуемого блаженства и гордости, будто он только что сделал величайшее научное открытие.

Он осторожно закрыл дверь и двинулся дальше по коридору. За следующей дверью, открытой инспектором, находилась железнодорожная станция, причём сам он смотрел на неё, как бы находясь в центре дверей, из которых, ни на секунду не прекращаясь, лился поток людей с чемоданами и тележками на колёсиках. Но самое удивительное, что станция эта, судя по форме паровоза, одежде людей и дизайну строений, принадлежала эпохе конца девятнадцатого века, а вот сумки и тележки были самыми что ни на есть современными, то тут, то там мелькали всем известные марки и лейблы «Adidas», «Nike», «D&G». Гарри вышел на привокзальную площадь и осмотрелся. Люди, причём все, определённо торопились на поезд, и с каждой секундой на платформе их становилось всё меньше и меньше, пассажиры толкались и ругали друг друга, протискиваясь в узкие двери поезда, некоторые лезли в окна, предварительно покидав вещи в вагоны. Через несколько минут на площади не осталось никого, кроме Гарри.

Поезд пронзительно засвистел, выпустив густую струю пара из трубы головного вагона, и, дёрнувшись, тронулся. Сначала он просто медленно поехал прямо, постепенно набирая скорость, и Фулмен уже хотел было отвернуться от столь банальной, много раз виденной картины, как вдруг поезд неожиданно, подобно кобре, встал на дыбы и с размаху нырнул в рыхлую почву, очень быстро весь состав скрылся под землёй, оставив после себя огромную лунку, которая, постепенно осыпаясь, стала едва заметной. После исчезновения поезда почва под ногами Гарри начала мелко трястись, и он сначала не придал этому никакого значения, но землетрясение всё усиливалось, Гарри хотел было побежать, но, не удержавшись на дрожащей, как ванильный пудинг, земле, упал и увидел, что станция и все находящиеся поблизости постройки разрушаются. Тряска всё усиливалась, и Фулмен, обливаясь холодным потом от предчувствия неминуемой смерти, проснулся.

Лирена сидела на краю кровати и несильно трясла инспектора за плечо.

— Гарри! Гарри, вставай! — полушёпотом говорила она.

Он открыл глаза. Несколько секунд инспектор приходил в себя. Лирена смотрела на него своими тёмно-синими глазами, как заботливая мать смотрит на своё чадо, внезапно заболевшее ангиной.

— Ты как себя чувствуешь?

— Нормально, — ответил он, осматриваясь по сторонам в надежде убедиться, что он не лежит в руинах разрушенной землетрясением железнодорожной станции.

— Пойдём завтракать, — сказала Лирена.

Завтракать они отправились в бар, где познакомились вчера. По дороге они встретили всего двух горожан, одну даму преклонных лет и молодого, явно подгулявшего накануне парня лет двадцати двух. Он сидел на скамейке возле фонтана, прихлёбывая пиво, и, когда инспектор с Лиреной прошли мимо, приветливо помахал им рукой, и печально улыбнулся, как бы оправдываясь, что со всеми, мол, такое бывает.

В баре они сели за тот же столик у окна, за которым беседовали вчера, и Велад, не спрашивая, кто что будет есть, принёс две порции яичницы с поджаренной фасолью в соусе, похожем на томатный, и пузатый кофейник с двумя чашками. Гарри с аппетитом съел завтрак, выпил кофе и закурил. Лирена ела медленнее, и инспектор, чтобы не скучать, заказал кружку так понравившегося ему пива.

— Сейчас пойдём к морю, — сказала Лирена, наливая себе дымящийся кофе.

— Но ведь ты обещала, что мы пойдём к твоему отцу? — насторожился инспектор.

— Правильно, но нам в любом случае нужно идти к морю, — Лирена взяла маленькую кофейную чашку двумя руками и, сложив губы бантиком, подула на горячий напиток, — мой отец работает на подводной станции.

— А чем он вообще занимается? — спросил Гарри, вспомнив вдруг, что так и не выяснил ничего об её отце, даже не узнал его имени.

— Он учёный, он занимается корреляцией приливов.

— Чем? — удивился сыщик.

— Ты не заметил вчера… — Лирена запнулась, — ах, ну да… ты же «из другого мира»…

— Другой реальности, — поправил он.

— Ну так вот… раньше у нас была луна, но потом её не стало, — Лирена печально задумалась, — луна — это космический спутник, она влияла на приливы…

— И отливы, — продолжил Гарри, перебив девушку, — я знаю, что такое луна.

— Да? — удивилась Лирена. — А вот я никогда не видела луны.

Гарри вспомнил, что вчера он и впрямь не видел на небе луны. «Удивительно!», — подумал он.

— А что же с ней стало?

— Бывший дракон-стиратель, Гертрах, вычеркнул её из книги событий.

— Зачем? — удивился Гарри. — И что это за книга такая?

— Ты совсем ничего не знаешь, — вздохнула Лирена.

— А ты меня просвети.

— Книга событий — это летопись всего, что существует в мире, её хранителями всегда были драконы-стиратели, только они могут корректировать события и вычеркнуть всё, что посчитают нужным.

— Вычеркнуть? — уточнил инспектор. — А вписать?

— Вписать дракон не может, — Лирена, как будто опасаясь чего-то, осмотрелась по сторонам, — так, по крайней мере, говорят.

— А кто может? — заинтересовался инспектор.

— Этого я не знаю, — ответила девушка, опустив глаза, и ему показалось, что Лирена что-то не договаривает.

— Но зачем тогда тот, другой, дракон стёр луну?

— Гертрах?

— Да. Зачем?

— Этого я тем более не знаю.

— А где он сейчас?

— Наверное, он, как и другие драконы до него, улетел к северным морям и живёт в горных пещерах. Он уже никогда не вернётся, потому что теперь дракон-стиратель Заркан.

Фулмен, представил себе, какой должна быть горная пещера, чтобы там мог поместиться здешних габаритов дракон.

— Похоже на сказочную легенду, — заключил он.

— Твои рассказы о деньгах и документах тоже похожи на сказку, — ответила Лирена, глядя недоверчиво на инспектора.

Гарри решил сменить тему.

— Выходит, что твой отец — учёный? Как и Барсуков, — он достал сигарету и прикурил, — но ты мне так и не сказала, как его зовут.

— Ты, по-моему, не спрашивал.

— Ну так как?

— Лайхам Дуайл.

— Какие у вас загадочные имена? — Гарри затянулся и медленно выпустил дым, глядя в окно на площадь, которую понемногу начали наполнять проснувшиеся жители. Пока Фулмен с Лиреной беседовали, в бар зашло несколько посетителей, среди которых был и встреченный ими с утра паренёк с бутылкой пива, он уселся на высокий табурет за барной стойкой и, заказав себе уже что-то покрепче, чем пиво, весело рассказывал бармену о своих ночных приключениях. Всё это инспектор слушал краем уха, не вникая в суть.

— Ну, ничего загадочного в них нет, — ответила Лирена, — моё, например, означает «Потерянная луна». Папа назвал меня так в честь сам теперь понимаешь какого события.

Гарри понимающе кивнул. Он затушил дотлевшую до фильтра сигарету и допил остатки пива из зеленоватого бокала.

— Идём? — спросил он.

Лирена поднялась. Они подошли к бармену Веладу и, поблагодарив его, вышли из бара на площадь. К морю вела широкая, вымощенная камнями дорога, уходящая от площади в противоположную городу сторону. Инспектор с девушкой не спеша двинулись по ней.

— Лирена, — поинтересовался Гарри, — а помнишь, Велад сказал, что Заркан мог бы вычеркнуть меня из книги событий?

— Он так сказал? — улыбнулась Лирена.

— Но ведь если я из другой реальности, то меня не должно быть в этой книге?

— Почему? — девушка искренне удивилась.

— Ну, это же в вашей реальности есть такая книга, у нас таких вещей нет.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно, — ответил он.

— А если у тебя в вашей реальности отберут все деньги и документы? — вдруг спросила Лирена, хитро посмотрев на инспектора, у которого стала заметна двухдневная щетина.

— Это, пожалуй, будет похуже, — усмехнулся Гарри.

— Но ты зря полагаешь, что твоего имени нет в книге событий, — продолжила Лирена, — если ты здесь, значит, ты так или иначе участвуешь в событиях нашей реальности, а следовательно и в книге событий описано всё, что с тобой происходит.

Гарри надолго задумался, и несколько минут они шли молча.

— Знаешь, этот фонтан на площади… — Фулмен шёл, чуть отставая от Лирены, — точно такой же фонтан был в моём детстве. Там, в моей реальности. Я даже уверен, что это не просто похожий фонтан, а именно тот самый.

Лирена молчала.

— Как такое может быть? — продолжал инспектор. — Ведь у вас тут всё по-другому… похоже, конечно, но не так, как у нас, а фонтан тот же?

— Гарри, а может быть, ты просто хочешь, чтобы фонтан был тот же? — ответила вопросом Лирена.

— Я? А зачем мне это? И даже если бы я хотел, что, это даёт мне возможность силой мысли воздвигать у вас тут фонтаны?

— А тебе никогда не казалось, что весь мир — это только твой сон? Вымысел?

— Ты тоже мой вымысел? — усмехнулся Гарри и тут же подумал: «А что, если и правда она мой вымысел? Ведь именно о ней я мечтал?» — ему стало жутко от этой мысли.

— Или ты мой… — ответила Лирена.

— Не знаю, — он посмотрел на Лирену, будто хотел ещё раз убедиться, что она здесь, идёт с ним рядом, он даже захотел дотронуться до неё, но не решился, — иногда мне кажется абсурдным вес мир, его нелепые правила и законы, люди, которые в нём живут. Иногда мне кажется, что я не живу, а играю роль в каком-то бездарном спектакле, сценарий к которому написал двоечник-недоучка и поставил который режиссёр, месяц не выходивший из запоя.

— А что, если ты сам и есть сценарист и режиссёр этого спектакля! — со странной уверенностью произнесла Лирена.

— К чему ты клонишь? — непонимающе удивился Гарри.

— Смотри, ты появляешься неизвестно откуда, рассказываешь удивительные вещи о перемещениях из параллельной реальности, говоришь про какие-то деньги, удивляешься, что рядом с городом есть море… Всё это звучит очень убедительно, и я даже верю тебе, но… Только представь, что всё это ты вообразил себе, что никакой ты не пришелец, что никаких «денег» и «документов» нет… Тебе просто стало скучно жить обычной жизнью, и ты сам себе придумал эту сказку. Назвал себя Инспектором Гарри Фулменом, разыскивающим открытие никогда не существовавшего профессора…

Гарри от изумления остановился. Лирена тоже остановилась и продолжила:

— …смотри, как гладко всё выходит: ты знакомишься со мной, приходишь ко мне и вдруг узнаешь в моём отце двойника своего профессора… не правда ли, странно? — Лирена пристально посмотрела на Гарри.

— Но…

— Нет, подожди, — перебила она. — Ты подумай, как может быть, что ты, прилетев из другого мира, говоришь на нашем языке? Как ты дышишь тем же воздухом, что и я? Ешь ту же пищу? Как такое может быть? Я не говорю, что ты сознательно меня обманываешь, но, может, это просто болезнь? Ложная память?

— Да о чём ты? — Гарри даже растерялся от такого поворота. — Вот, смотри, — он достал приёмник, — так я связываюсь с Барсуковым!

— Ты хочешь удивить меня радиоприёмником?

Фулмен замер. На секунду он в самом деле испугался.

«А вдруг она права? Вдруг я полный псих?», — подумал он с ужасом.

— Да нет же, ты же видела деньги и жетон?

— Бумажку и железку ты имеешь в виду? Да такую ерунду я сама легко сделаю.

Гарри включил приёмник. Ползунок стоял на отметке 101.2 FM.

— Слушай! — привёл свой неоспоримый аргумент Гарри.

Но вместо голоса профессора из приёмника послышался монотонный шум радиопомех.

— И что? — Лирена посмотрела на Фулмена с сожалением. — Видишь? Ты же сам только что сказал, что мир тебе кажется абсурдным, вот ты и придумал себе невероятную легенду о параллельной реальности.

— Да нет же, нет, — он не знал, что сказать, — я же помню всю свою жизнь…

— Ты знаешь, что такое ложная память? Люди и не такое помнят, я знала одного, который помнил, что он в прошлой жизни был драконом-стирателем.

— Да я вашего дракона только вчера первый раз в жизни увидел.

— Ага, — кивнула Лирена, — и так, между делом, поговорил с ним?

— Он сам со мной говорил.

— Ладно, — согласилась Лирена, — может, и говорил, но зачем ты испортил дорогу? И после этого ты утверждаешь, что ты нормальный?

— Я не утверждаю, что я нормальный! — крикнул, не выдержав, Гарри. — Я утверждаю, что я — Гарри Фулмен, инспектор полиции!!! И что я перемещён к вам из другой реальности!

— Ну, хорошо, а ты помнишь, как это произошло? — Лирена чуть смягчилась.

— Конечно, помню! — инспектор еле сдерживал себя. — Я сидел на стуле, одной рукой держал транспортный канал…

— Это что такое? Как он выглядит? — уточнила девушка.

— Это… — Гарри побагровел, — это карандаш был… но и транспортный канал одновременно…

— Так-так, очень интересно, — издевательски подбодрила она инспектора.

— … а другую мою руку профессор положил себе на лысину… — продолжал разбушевавшийся Гарри, — …потом он читал мне что-то, и я отключился, а очнулся уже здесь, на дороге, а потом дракона встретил.

— Действительно, — наигранно рассудительным тоном подытожила Лирена, — как всё логично! Одна рука на лысине, во второй карандаш, и — хоп… ты уже в другой реальности.

Она звонко рассмеялась своим неподражаемым смехом, от которого у Гарри мгновенно падала самооценка и из глубины подсознания всплывали все его детские комплексы.

— Ты говоришь, что ты — «Инспектор полиции», — успокоившись, спросила Лирена, — а что это такое? Что это значит у вас там, в «Параллельной реальности»?

— Это моя должность, — гордо заявил Гарри, — это значит, что я ловлю преступников, тех, кто нарушает закон.

— А… ты опять о законах, — закивала Лирена, — объясни мне тогда, как можно нарушить закон?

— Да очень просто… — он нервно сунул руки в карманы, — можно украсть, убить, изнасиловать…

— Я не знаю таких слов, — удивилась девушка.

— Не знаешь? Убить, значит, лишить человека жизни против его воли…

Лирена страшными глазами посмотрела на инспектора.

— Но ведь никто никогда такого не сделает? Это же противоестественно… это… это как заниматься любовью с носорогом…

— А что ты думаешь, и таких ублюдков, скотоложцев, полно…

— Гарри! — остановила его Лирена. — Гарри, ты болен!

Она осторожно подошла к нему и нежно погладила по голове.

— Ты говоришь то, что нормальному человеку и в голову не придёт.

Он замолчал и всмотрелся в глаза девушки, которые были совсем близко, её взгляд напугал его до рези в желудке, она смотрела на него такими глазами, будто он инвалид, покалеченный чудовищной войной, на которой ему оторвало руки и ноги, и вместо лица его осталась жуткое месиво с воспалёнными, кричащими болью глазами.

«Боже, что со мной, что происходит, — панически подумал он, — что, если она права?»

Гарри закрыл глаза и почувствовал себя таким беспомощным и одиноким, что ему захотелось плакать. Лирена, будто почувствовав его катастрофическое состояние, нашла своими губами его сухие, обветренные губы, и они слились в долгом, неистовом поцелуе, как если бы он был последним перед неминуемой гибелью.

 

8

Весь оставшийся до моря путь они проделали молча, крепко держась за руки. Гарри по мере приближения к морю успокоился, и его сознание наполнилось умиротворённостью, во многом благодаря тому, что в руке его лежала ладонь девушки, с которой он уже никогда не хотел расставаться.

Дорога обрывалась песчаным пляжем, простиравшимся в обоих направлениях на многие километры. Море лениво покачивалось, облизывая набегающими волнами гладкий мокрый песок на подступах к воде. Сама вода была удивительно прозрачной, и морской запах, бьющий в нос, был изумительно свежим и слегка солёным.

Они подошли к воде, и Лирена, игриво высвободившись из руки Фулмена, присела на корточки, набрала горсть воды и, наполненная детским безмятежным счастьем, подкинула её вверх. Брызги воды засияли на солнце, как россыпь драгоценных бриллиантов, и Гарри, видя это, поймал себя на мысли, что сейчас он счастлив. Он отошёл немного назад и сел на горячий песок. Лирена, прыткой кошкой подбежав к нему, начала непринуждённо скидывать с себя одежду. К удивлению Фулмена, под одеждой девушка оказалась абсолютно голой. Красота девушки была поразительной, и это отозвалось в инспекторе неудержимым желанием сейчас же овладеть ей. Что-то животное проснулось в его мужском начале, и только невероятным усилием воли инспектор удержал себя от звериного броска на ангельское создание.

— Ты идёшь? — Девушка схватила Гарри за руку и потянула к воде.

— Нет, — опьянённый красотой девушки инспектор замотал головой, — иди одна, а я буду на тебя смотреть. — Гарри молил бога, чтобы она скорее отошла на безопасное расстояние, или он уже за себя не ручался. Всё должно было бы произойти по-другому, это он точно знал. Не здесь и не сейчас.

Лирена, слегка сдвинув недовольные брови, отпустила его и побежала к воде.

Ловко, будто проворная рыбка, она нырнула в набегающую волну и скрылась под водой. Через некоторое время её головка вынырнула неожиданно далеко, и Гарри сильно удивился, как это ей удалось проплыть такое большое расстояние за такое короткое время. Почему-то он наивно полагал, что Лирена будет игриво плескаться перед ним в волнах возле берега, как обычно бывает в нелепых и неправдоподобных фильмах про любовь, а он, обдуваемый свежим ветром, мужественный и небритый, будет смотреть на свою возлюбленную нежным, но непоколебимым взглядом. Но, вопреки всем ожиданиям, девушка заплыла так далеко, что Гарри едва различал её мокрую маленькую головку среди белых пенных барашков.

Оказалось, что плавает Лирена отменно. Она часто ныряла под блестящую в солнечных лучах воду, подолгу не выныривая, так что у Фулмена от волнения начинали сжиматься мышцы живота. Он старался от этого волнения отвлечься, но получалось это у него с трудом. В итоге Гарри просто лёг на спину и уставился в небо, наблюдая за беспорядочной игрой птиц в вышине, на воду он намеренно не смотрел.

— Ты чего разлёгся? — Лирена, вся в каплях на загорелом обнажённом теле, подошла к лежащему на песке инспектору. — Скоро появится папа.

— Скоро?

Гарри старался не смотреть на девушку, потому что чувствовал, что смотрит он на неё влюблено-похотливо. Он встал и, отряхнувшись от мелких песчинок, осмотрелся вокруг, как будто искал что-то. На самом деле он только и думал о том, что сейчас с ним рядом стоит само совершенство, женщина, ради которой он готов на всё, и стоит она совершенно голая и манящая, как сама жажда жизни.

Лирена тем временем совершенно не пугаясь того, что она ещё не высохла, начала одеваться, что с одной стороны несколько расстроило сыщика, а с другой остудило его начавшее перегреваться, как лампочка, не справляющаяся с чрезмерным напряжением, самообладание.

— Вон он плывёт, — посмотрев на колышущееся море, сказала Лирена.

— Где? — Гарри, приставив ладонь козырьком, устремил взгляд в пенную даль.

— Во-он там… — сказала девушка, протянув тонкий пальчик, и Гарри увидел очень далеко, почти на горизонте, движущиеся к берегу два чёрных плавника. Казалось, что это две громадные акулы плывут рядом на абсолютно равной скорости.

— Это подводная лодка? — спросил инспектор, вглядываясь в даль.

— Это подводная станция моего отца. Сейчас сам увидишь, — улыбнулась Лирена.

Они молча встали на берегу и смотрели на приближающуюся станцию. Как понял Фулмен, размеры её были колоссальными, пожалуй, два или даже три авианосца. Двумя плавниками оказались высокие, метров под тридцать продольные башни, а сама станция по форме напоминала овсяное печенье, аккуратно откушенное прожорливым великаном с двух сторон. К самому берегу такая махина, естественно, подойти не смогла бы. Станция остановилась перед девушкой и ошеломлённым инспектором в двухстах метрах, поглотив собой весь горизонт, и выпустила из себя телескопическую клешню, которая очень быстро достигла берега.

Клешня заканчивалась посадочной кабинкой, очень похожей на те, что используются на водных аттракционах. Гарри и Лирена подошли и сели в эту кабину. Гарри сразу же прикинул, что в неё, судя по количеству пластиковых скамеек, могло бы спокойно поместиться ещё человек десять.

— А у вас тут не соскучишься, — нервно прокомментировал он увиденное.

— У нас тут… — проговорила Лирена так, будто повторяла фразу на чужом, непонятном языке, и отвела взгляд.

Гарри почему-то почувствовал себя неловко, но ничего не сказал. Он достал приёмник и, включив его, убедился, что эфир по-прежнему наполнен только помехами. И у него возникло странное ощущение, что и вправду никакого профессора нет. Но Фулмен тут же взял себя в руки и, не поддаваясь панике, выключил шумящий аппарат. В этот момент кабинка слегка дёрнулась и, оторвавшись от песка, начала подниматься вверх. Гарри поймал себя на мысли, что он, будто маленький мальчишка, с замиранием сердца отправляющийся в свою первую поездку на «Американских горках», ждёт, что с ним произойдёт что-то невероятное. Он посмотрел на стремительно удаляющийся песок, на блестящее, набегающее волнами море и откинулся на удобном сидении, жмурясь на солнце с каким-то давно забытым блаженством.

Расстояние от берега до башни они преодолели за каких-нибудь три минуты. Кабина причалила к одной из башен станции, встав ровно там, где находился короткий помост и обозначалась чёрная, с жёлтой вертикальной полосой дверь входа. Гарри первым аккуратно вышел из кабины и подал руку девушке.

— Представляю, если бы сейчас начался шторм, — произнёс Гарри, критически осматривая слишком уж маленький мостик, на котором они с Лиреной еле помещались вдвоём.

— Шторм? — Лирена удивлённо посмотрела на него. — Даже если и начнётся… станции от этого ничего не будет.

— Да? — недоверчиво удивился Гарри.

Лирена приложила ладонь к входной двери, и та открылась, беззвучно отъехав вниз.

— Ну, ты сам подумай. Мой отец полностью контролирует приливы и отливы, и, уж конечно, станция способна погасить любой шторм.

Они прошли в слабо освещённый коридор. Лирена шла впереди, показывая Гарри дорогу.

— А кто построил эту станцию? — Он шёл по коридору, который чем-то неуловимо напоминал ему странный коридор из недавнего сна, только уменьшенный вдвое.

— Не знаю. — Лирена равнодушно пожала плечами, будто речь шла не о титаническом корабле, а о бумажном коробке спичек.

Коридор разветвлялся в две противоположные стороны. Лирена, не задумываясь, свернула направо, и он послушно пошёл следом. Ещё Гарри понял, что идти ему стало легче, у него возникло ощущение, что они идут не по горизонтальной поверхности, а как бы с горки. Коридор опять кончился, и они свернули вправо, но ощущение спуска не прекращалось.

— Мы что, идём вниз? — спросил Гарри.

— Да. А куда же ещё?

— А тут что, нет лестниц для этого.

— Лестниц? — Лирена посмотрела на Гарри. — Нет, конечно.

— А как же тогда мы поднимемся обратно? Ладно, с горки идти, но вот вверх? — Фулмен представил себе высоту башни, и ему показалось просто нереальным пройти её снизу вверх по такому коридору.

Лирена повернулась к Гарри и посмотрела на него глазами, полными сострадания к человеку, обделённому интеллектом.

— Не переживай. Вверх идти не придётся. Папа просто перетранслирует башни, и мы так же спустимся вниз.

— Не понял?

Лирена ничего не ответила. Они продолжали идти по коридору, с обеих сторон которого иногда попадались плотно закрытые двери, и непременно поворачивали направо. Наконец они вошли в новый поворот, который заканчивался красной металлической дверью. Подойдя к двери, девушка, не прилагая видимых усилий, открыла её и, отстранившись, пропустила инспектора вперёд.

Гарри вошёл в огромных размеров зал, который своей масштабностью напоминал, скорее, стадион, нежели пространство подводного корабля. С потолка, высившегося над головой, лился мягкий, слегка мерцающий, зеленоватый свет, но, присмотревшись, он понял, что потолок просто прозрачный. Станция медленно плыла под водой, и толща морской воды, преломляя лучи солнца, создавала это зеленоватое свечение.

Картина эта была красивой и в то же время навевала тревожные мысли. Гарри невольно подумал о том, что будет, если этот потолок вдруг даст течь или вообще рухнет, мгновенно затопив всю станцию.

Послышалось слабое жужжание, и Гарри увидел, как вдалеке от противоположной стены начал отделятся, приближаясь к ним с Лиреной, маленький белый автомобиль. Когда транспорт приблизился так близко, что можно было различить детали, Фулмен понял, что его предположение относительно автомобиля верны только на половину. Странная машина действительно напоминала автомобиль, наподобие тех, что используются игроками в гольф, только вот ехала она не при помощи колёс. Их попросту не было. Когда этот автомобиль ехал, или, скорее, скользил по гладкой поверхности пола, подобно улитке, создавалось впечатление, что кабина плавно перерастает в слегка подрагивающий студень, который и движется по поверхности за счёт своих сокращений. Только, в отличие от улитки, автомобиль двигался значительно быстрее.

Улиткомобиль подъехал к ним и остановился, прекратив жужжать. В кабине сидел, добродушно улыбаясь, двойник Карпа Фазановича Барсукова. Отец Лирены был так сильно похож на профессора, что Гарри даже не среагировал на дружески протянутую руку коррелятора приливов, когда тот вышел из кабины и подошёл к нему. На нём был жёлтый комбинезон со множеством карманов, светлые туфли на мягкой бесшумной подошве и очки.

— Лайхам Дуайл, — произнёс отец девушки.

Инспектор услышал хорошо знакомую интонацию голоса Барсукова. Он смотрел на отца Лирены, словно ожидая, что сейчас тот сбросит с себя маску притворства и чистосердечно признается, что он и есть профессор Барсуков.

— Гарри Фулмен. — Он пожал давно протянутую ему руку.

— Лирена мне говорила, что вы человек со странностями, — он вопросительно посмотрел на дочь, — говорит, вы знакомы с кем-то, похожим на меня. Что, сильно похож?

— Не то слово…

— Интересно было бы познакомиться.

Лайхам Дуайл улыбнулся, и Фулмен отметил про себя, что отец Лирены, в отличие от Барсукова, выглядит намного бодрее и жизнерадостнее. Лайхам и правда выглядел более подтянутым и моложавым, и когда Гарри присмотрелся, он отметил, что в нём нет той затрапезности, которая сквозила в каждом движении Барсукова.

— Что ж, прошу. — Коррелятор жестом пригласил Гарри в улиткомобиль.

Гарри забрался на заднее сидение, рядом с ним села его спутница. Лайхам Дуайл сел впереди, положил руки на подлокотники кресла, и машина тут же тихонько зажужжала и, тронувшись с места, покатилась, а точнее, поползла к противоположной стене. Гарри ощущал себя посетителем музея-океанария, помещение действительно не уступало размерами огромному стадиону, а возможно, и превосходило его. Купол прозрачного потолка казался небом, в котором кишела подводная жизнь. Запрокинув голову, он смотрел за тем, как высоко над ними, извиваясь в причудливых танцах, проплывают гигантские кальмары, акулы и рыбы, похожие на доисторических рептилий, которых Гарри видел в одной познавательной энциклопедии в детстве. Сотни мелких рыбёшек стаями, переливаясь в лучах прошедшего сквозь многометровый слой воды солнца, вили тревожные хороводы и тут же распадались на сотни маленьких осколков-рыбёшек, испугавшись внезапно метнувшегося к ним большого подводного хищника.

— Нравится? — спросил Дуайл, заметив запрокинутую голову сыщика.

— Красота! — ответил инспектор, подумав про себя, что за два неполных дня пребывания в этой реальности увидел и ощутил столько, сколько, пожалуй, не ощущал за всю свою жизнь.

— Вы правы, подводный мир — одна из самых красивых сфер в мире.

— Я как-то был в дельфинарии… — начал Гарри, — но это, конечно, не сравнимо…

— Дельфинарий? — заинтересовался двойник — коррелятор.

— Это похоже на зоопарк… — неуклюже пояснил Гарри.

— Зоопарк? — удивился Лайхам Дуайл.

— Как бы это объяснить. Там собранны различные виды животных со всего мира, чтобы люди могли их увидеть.

— Различные виды? Но ведь некоторые животные плохо друг с другом соседствуют?

— Нет, там они, конечно, в клетках сидят, — успокоил Гарри коррелятора.

— В клетках? Это как? — спросила Лирена, повернувшись к Гарри.

— Клетка — это… это такая комната из железной решётки… — удивился Фулмен незнанию собеседниками элементарных понятий.

Двойник Барсукова тревожно обернулся к нему.

— Я не пойму. Это что же, животные сидят в комнатах из железных решёток, а люди на них смотрят?

— Именно так!

Лайхам Дуайл посмотрел на дочь с таким видом, будто она по незнанию притащила в дом вместо обещанного пушистого котёнка гремучую змею.

— Впервые слышу подобную глупость, — произнёс он и, отвернувшись, замолчал.

Гарри тоже вдруг подумал, что зоопарк абсолютно антигуманное предприятие, и ему стало стыдно, как будто он сам и придумал сажать зверей по клеткам на всеобщий обзор.

Он посмотрел на Лирену, но та тоже обиженно отвернулась от него и молчала, скрестив руки на груди.

Улиткомобиль подъехал к стене и отец девушки, протянув руку, прикоснулся к её поверхности. Часть стены тут же медленно поехала вниз, открывая ярко освещённое пространство комнаты, похожей на рубку космического корабля. Они въехали в комнату и остановились. Первым из улиткомобиля вылез Лайхам, за ним Лирена, и инспектор, сообразив, что поездка окончена, последовал их примеру.

Стены комнаты были округлыми, синеватого цвета. Одна из стен являлась одновременно иллюминатором-монитором. На прозрачной поверхности, сквозь которую так же отчётливо, как через потолок только что пересечённого гигантского помещения, был виден подводный мир, но его обзор преграждали всевозможные графики и расчётные схемы, светящиеся цветными линиями на прозрачной глади стены.

Посередине комнаты стояло несколько кресел, выполненных с особым дизайнерским талантом. Кресел было ровно пять, и они стояли вокруг невысокого столика, который, как показалось Гарри, служил одновременно и панелью управления.

Отец Лирены сел в одно из кресел.

— Присаживайтесь, — обратился он к Гарри.

Инспектор подошёл и сел напротив него, ощутив приятную мягкость кресла. Лирена села в кресло между мужчинами и, откинувшись на спинку, отстранённо уставилась на столик в центре, поверхность которого светилась непонятными символами. Гарри догадался, что на столике, вероятнее всего, изображена карта подводного мира, а символы — это географические названия местности. Впрочем, Гарри никогда особенно не увлекался картографией и разобрать что-либо даже не пытался, тем более что находился он в рубке подводной станции из другой реальности.

— Итак, Гарри, — обратился Лайхам к инспектору, — я бы хотел выслушать вашу историю.

Странно, подумал Фулмен, а когда вообще Лирена успела связаться со своим отцом да ещё что-то ему рассказать. Гарри задумался, с чего бы ему начать.

— Скажу прямо, — начал он, — всё, что я тут вижу, для меня ново и крайне необычно. Мир, из которого я к вам прибыл, устроен хоть и похоже, но всё-таки совершенно иначе.

— Мир, из которого вы прибыли? — уточнил Лайхам, сделав акцент на «из».

— Можно сказать, откуда я прибыл, неважно. Это так называемая «другая реальность», я, к сожалению, не учёный, и не смогу вам доходчиво объяснить… но поверьте, я не сумасшедший. — Гарри бросил взгляд на Лирену, которая тоже в этот момент быстро подняла на него глаза и так же быстро снова опустила. — Суть в том, что тот человек, который послал меня к вам, утверждает, что у него похищено некое открытие существами из вашей реальности…

— Похищено? — переспросил коррелятор приливов и подозрительно посмотрел на Гарри.

— Украдено, — пояснил сыщик.

Лайхам непонимающе посмотрел на инспектора.

— Взято кем-то без ведома владельца.

— Так. Предположим. А что это за открытие?

— Я пока не хотел бы об этом говорить. — Фулмену снова начало казаться, что перед ним сидит сам Барсуков.

— Хорошо, — согласился Лайхам, — но чем я могу вам помочь? Лирена сказала, что я вам напомнил кого-то и поэтому вы захотели со мной встретиться?

— Не просто напомнили, — он улыбнулся, — дело в том, что вы являетесь двойником профессора Барсукова, который и послал меня сюда.

— Двойником?

— Я не знаю, как это объяснить. Но Барсуков меня конкретно направил на поиски своего двойника… то есть, получается, Вас…

Гарри запнулся и неопределённо замолчал.

— Как я понял, ваша другая реальность — это что-то, похожее на зеркальное отражение нашей реальности? — спросил Лайхам.

— Вполне может быть, что это так, — согласился он.

— Тогда разумно предположить, что и ваш двойник тоже существует?

Гарри удивлённо посмотрел на собеседника. О такой вероятности он почему-то не подумал.

— Мой двойник? Э-э… возможно.

— Тогда, может быть, вам стоит поискать своего двойника?

— Зачем? — удивился Гарри, внутренне испугавшись подобной встречи.

— Просто если ваш двойник существует, это будет определённым доказательством вашей истории.

— Вы мне не верите? — Он снова мельком посмотрел на Лирену, которая всё это время молча слушала разговор.

— Конечно, история про животных в клетках впечатляет, но… — Двойник профессора снял очки и, достав из кармана платок, принялся их протирать, от чего по спине Гарри побежали мурашки. Лайхам делал это абсолютно так же, как Барсуков.

— Хорошо, — Фулмен решил перейти в позицию нападающего, — а почему собственно я должен верить вам? Вполне вероятно, что вам как раз всё очень хорошо известно о пропавшем… э-э… приборе… и вы тут передо мной просто ломаете комедию. Пытаетесь выдать меня за ненормального, а сами всё прекрасно понимаете.

— А всё-таки что это за загадочный прибор? Или открытие? Для исследования моря?

— Нет, совершенно для другого.

— А зачем он мне? — Лайхам испытующе посмотрел на инспектора.

— Это надо спросить у вас… ну, или у Барсукова…

— А что же сам Барсуков не переместился за своим прибором?

Гарри задумался.

— Может быть, это невозможно? — ответил Гарри, вопросительно посмотрев на отца Лирены.

— Но вы же здесь?

— Да, но… — Гарри понял, что разговор заходит в какое-то тупиковое русло. — Хорошо, давайте так, — Гарри подался вперёд, выпрямив спину, — представьте себе, что я говорю правду, что я прибыл из другой реальности. Просто поверьте для начала в это.

— Хорошо, я вам верю, — кивнул двойник.

— Так вот, со мной связался профессор и сообщил, что нужно искать его двойника, что двойник — это ключ. Я нахожу вас, но вы знать не знаете ни о какой параллельной реальности и ничего ни у кого не похищали… тем более что и понятие это вам не знакомо?

Лайхам утвердительно кивнул.

— Но факт есть факт! Прибор, или открытие, да чёрт с ним, — не выдержал Гарри, — будем называть вещи своими именами. Проникатель! Итак, проникатель — похищен. Двойник существует. Значит, связь между вами быть должна?

— Допустим, — согласился коррелятор. — Только для того, чтобы я вам мог хоть чем-то помочь, я должен понять, что такое этот проникатель, как он выглядит и зачем он вообще нужен.

— Я не знаю, как он выглядит, — опешил Гарри, — а нужен он для того, чтобы перемещаться в другую реальность.

Гарри замолчал и уставился на отца Лирены. Какое-то время все молчали.

— Сколько всего существует проникателей? — задумчиво спросил Лайхам.

— Барсуков утверждал, что он один. Что это уникальная разработка.

— Гарри, — начала вдруг Лирена, — ты хоть сам понимаешь, что говоришь? Ты ищешь то, без помощи чего нельзя переместиться в «нашу, другую, реальность».

— Да, молодой человек, — подтвердил отец девушки, — никакой логики.

— Но… — начал Гарри, — вероятно, есть и другой способ, тот, которым меня сюда и отправили…

— И что это за способ? — поинтересовался двойник.

Гарри посмотрел на Лирену, которая ответила ему взглядом человека, только что выигравшего в лотерее и ждущего, когда номер его счастливого билета произнесут вслух.

Было понятно, что, если рассказать сейчас её отцу, как Барсуков перенёс его в их реальность, его в лучшем случае засмеют. Но, с другой стороны, Гарри отчётливо понимал, что он не сумасшедший. Хотя всё же стопроцентной уверенности у него не было. Да, это неправдоподобно, что с помощью карандаша и лысины можно вот так запросто оказаться в другой реальности, да и Фулмен сам, услышав такое, посмеялся бы от души, но ведь это было! Было!

«Или не было?», — подумал он.

— Способ этот странный, конечно, но работает, — уклончиво ответил Гарри.

Он осторожно посмотрел на Лайхама.

— Мне у вас тоже многое кажется странным, — Гарри осмотрелся и наткнулся взглядом на улиткомобиль, припаркованный в углу, — вот, хотя бы эта машина, но я же не утверждаю, что она не работает, только потому, что мне непонятно, как она устроена.

Он полез в карман, достал приёмник и обречённо включил его.

— …ри, Гарри! — донеслось из внешнего динамика. — Вызывает Барсуков! Гарри, ответьте!

Блеснув глазами, инспектор победоносно посмотрел на Лирену и её отца.

— Слышите? Вы это слышите?

Глаза сыщика заблестели, и внутренне сомнение относительно здоровья своего сознания тут же уступило место чувству, какое может быть только у человека, получившего адресованное только ему, но увиденное всеми послание от самого бога.

— Профессор! — закричал инспектор в отверстие для микрофона. — Это я!

Лирена недоуменно переглянулась с отцом.

— Гарри! Куда ты пропал? — помехи были сильными, но всё-таки голос Барсукова был различим. — Ты нашёл проникатель?

— Вы это слышите? — снова обратился Гарри, радостно протягивая приёмник своим собеседникам.

— Что? Что мы должны услышать? — удивился Лайхам.

— Как что? — охотник за украденным проникателем побагровел. — Голос Барсукова!

— Лично я слышу что-то, похожее на крик гуанакропуса, — ответила, пожав плечами, Лирена, с жалостью посмотрев на инспектора.

Гарри непонимающе впился взглядом в её тёмно-синие глаза.

— Кого?

— Гуанокропуса, — пояснила Лирена, — есть такой зверёк.

— Да, что-то похожее есть, — согласился Лайхам.

— Да вы что, издеваетесь? — Гарри от отчаяния вскочил с кресла. — Какой, к чёрту, Гуанакропус?!

— Гарри, успокойтесь, — примирительно сказал отец Лирены, — присядьте.

— Что там за свист? — донёсся из приёмника голос профессора.

— Где? — ответил Фулмен.

— Только что был! — Барсуков явно нервничал. — Ты где там, Гарри?

— Я беседую с вашим двойником, — закричал он в приёмник.

Лирена и Лайхам наблюдали эту сцену с явным интересом.

— Они говорят, что не слышат вашего голоса, — нервно усмехнулся инспектор в приёмник, посматривая на Лирену и её отца.

— Кто они? Их что, много? Кто? Мои двойники?

— Да нет! Ваш двойник и его дочь!

— Дочь?

— Да, — крикнул раздражённо Гарри.

— Смотри, — вдруг обратилась Лирена к отцу, — а он и вправду как будто понимает и отвечает ему.

— Да, да, вижу, — ответил Лайхам, внимательно придвинувшись ближе к приёмнику.

— Что там за свист?! — снова закричал из приёмника Барсуков. — Выключи это скорее.

— Какой ещё свист, — непонимающе ответил Гарри.

— Эй, — игриво произнесла Лирена, придвинувшись к приёмнику, — гуанакро-опус, привет!

— Вот, опять!!! Опять это!!! — истошно закричал Барсуков. — Выключи этот звук… это непереносимо!

Фулмен вдруг как будто прозрел.

— Ну-ка помолчите! — крикнул он Лирене и Лайхаму.

Они посмотрели на инспектора и молча отодвинулись от плюющегося шумом приёмника.

— Профессор, сейчас ничего мне не говорите, отвечайте только тогда, когда я вас буду об этом просить, — громко и раздельно произнёс Гарри, — вы слышите?

— Зачем это? — возмутился Барсуков сквозь шум помех.

— Так надо! — рявкнул злобно сыщик.

— Хорошо.

— Так, — Гарри вытер лоб, ставший горячим и мокрым, — Вы сейчас по моей команде, — обратился он к Лайхаму, — скажите одно слово. Хорошо?

Лайхам утвердительно кивнул.

— Профессор, — обратился он, нагнувшись к приёмнику, — сейчас вы услышите кое-что, а потом скажите мне, что вы слышали.

— Хорошо, — прошуршал голос Барсукова из динамика.

Гарри посмотрел на Лайхама и сделал пригласительный жест.

— Привет! — сказал коррелятор приливов, нагнувшись к приёмнику.

— Гарри!!! — заорал приёмник. — Выключи это! Я больше не могу это слушать!!!

— Успокойтесь! — радостно закричал инспектор в ответ. — Больше не услышите. Теперь по моей команде произносите моё имя столько раз, сколько я попрошу. Вам понятно?

— Понятно, — ответил Барсуков.

— Три раза, — скомандовал Гарри.

Из динамика донеслось троекратное имя инспектора.

— Теперь пять раз. — Фулмен победоносно вперился глазами в удивлённое лицо Лирены.

Профессор послушно выполнил приказ инспектора.

— Думаю, достаточно, — произнёс Гарри, — до следующего сеанса связи, — проговорил он, подняв приёмник со стола. Инспектор щёлкнул колёсиком, и связь оборвалась. Ему показалось, что Барсуков ещё что-то крикнул перед тем, как он его выключил, но сейчас это было уже несущественно. Гарри понял, что доказал всем присутствующим, в том числе и себе, что он не сумасшедший.

В комнате воцарилось молчание.

— Конечно, существует вероятность того, что зверёк случайно кричал положенное количество раз, — задумчиво произнёс Лайхам Дуайл, — но вероятность эта ничтожно мала. Но что же из этого следует?

— Как что? — удивился Гарри. — Это доказывает, что я не сошёл с ума, о чём мне уже сутки твердят.

Фулмен со значением посмотрел на Лирену, и девушка, краснея, опустила глаза.

— Хорошо, предположим, это и правда был ваш Барсуков. Но почему тогда вы с ним общаетесь и понимаете, что он говорит, а мы слышим крики гуанокропуса? — Лайхам ещё раз посмотрел на приёмник, наморщив лоб.

— Я не знаю! — Гарри снова присел в кресло. — Но, правда, у меня есть некоторые догадки.

— Какие же? — заинтересовался отец Лирены.

— Вот, например, вчера, когда мы пили вино, Лирена удивилась, как это я так говорю на вашем языке, а читать не умею, она показывала мне надпись на бутылке. Для меня это полная абракадабра.

— Я думала, ты шутишь… — Лирена пожала плечами.

— Зачем мне шутить? Но ведь, смотрите, — он указал на приёмник, — Барсуков-то тоже не слышит вас!

— Да? — удивился Лайхам. — А что же он тогда слышит?

— Я не знаю, он говорил про какой-то невыносимый писк. Да это и неважно…

— Я понял! — прозрел коррелятор. — Попав в нашу реальность, ваше сознание каким-то образом перестроилось, и вы стали понимать наш язык!

— Да… именно это я и хотел сказать… — Гарри даже стало немного обидно, что Лайхам первым озвучил уже очевидную всем мысль.

— Погоди, — вдруг взволновалась Лирена, — ты ведь говорил, что разговаривал с драконом?

— Да.

— С Зарканом? — удивился Лайхам.

— Да, с ним, он был первым, кого я встретил.

— Всё сходится… — заключил Лайхам и странно посмотрел на дочь.

— Что сходится? Что? — нетерпеливо потребовал инспектор.

— Понимаете, с драконами никто не разговаривает, потому что они говорят на древнем, забытом людьми языке. Он очень сложен, и его не так уж просто выучить. Практически невозможно…

Гарри удивлённо слушал. Никаких сложностей общения с Зарканом он не припоминал, дракон говорил на том же самом языке, что и Лайхам, что и все люди, встреченные им в этой реальности.

— …но, вероятно, ваше сознание обошло лингвистический барьер! — Двойник профессора, радостно развёл руками. — Но почему и как это произошло — загадка!

Все замолчали. Лирена, широко раскрыв свои обворожительные тёмно-синие глаза, смотрела на инспектора, её отец, уйдя в глубокую задумчивость, поедал взглядом инопространственный приёмник на столе, а Фулмен, уставившись бессмысленным взором в стену, проворачивал в голове множество бессвязных мыслей и ощущений. Сознание его, как котёнок, играющий с разными клубками ниток, запутался в своих догадках, подозрениях и фактах относительно новой реальности, в которую он попал, он, как и тот глупый котёнок, не знал, за какую же ниточку нужно тянуть, чтобы выпутаться из этой вязкой ловушки…

Гарри вдруг осознал, что находится он сейчас в мире, которого, возможно, и не существует вовсе. И всё это только лишь игра его воображения. Почему профессор говорил ему, что он видит то, что хочет видеть, а не то, что есть на самом деле? Он плывёт под толщей воды, сидя в каюте с абсолютно неизвестными ему людьми в огромной исследовательской станции, и пытается найти украденный проникатель, который и выглядит-то неизвестно как. Как можно найти то, что не имеет физической формы? Это то же самое, что ловить сачком для бабочек рентгеновские лучи. Да и вообще, люди ли сидят сейчас напротив него? У Гарри в голове возникали сотни вопросов, на которые он не находил ответа.

Гарри посмотрел на Лайхама.

— Скажите, а откуда взялась эта станция? — спросил он.

— Станция? — удивился отец девушки.

— Да, — тревожно кивнул инспектор, — вот эта станция! Кто её построил?

Лайхам задумался.

— Думаю, никто, — ответил он, глядя ему прямо в глаза.

— Как так никто? Она что, появилась сама по себе?

— Не совсем, — туманно ответил Лайхам и, улыбнувшись краешками губ, посмотрел на дочь.

Гарри чувствовал какой-то подвох в странных ответах и поведении коррелятора. Он явно темнил. Кто-то же должен был создать всю эту громадину. При этом инспектор понимал, что для сооружения подобного корабля нужны титанические средства, но, имея двухдневный опыт пребывания в этой реальности, он понимал, что о деньгах речи идти не может, такого понятия здесь попросту нет. Всё это никак не вязалось логически. И это больше всего пугало инспектора. Да, именно! Эта реальность была нелогичной!

— И всё-таки, — Гарри настойчиво обратил внимание на себя, — станция существует, следовательно, это чьих-то рук дело?

— Я, если честно, не очень вас понимаю, — ответил Лайхам, — что вы конкретно хотите узнать?

— Я хочу понять, как может существовать мир без денег?

— Без чего, простите? — коррелятор растеряно посмотрел на Фулмена.

Было видно, что растерянность его не наиграна, но Гарри это не смутило. Ему было ясно, что что-то здесь нечисто.

— Я не буду сейчас объяснять, что такое деньги! — ухмыльнулся инспектор. — Хотя уверен, что у вас есть нечто, эквивалентное этому понятию. Должно быть, в конце концов. Но дело даже не в этом. Я хочу понять… Кто построил эту станцию??? КТО?

— Видите ли, Гарри, — инореальностный Барсуков-Лайхам снял очки и помассировал пальцами уставшие глаза, а затем, вынув из кармана своего комбинезона чистый носовой платок, принялся протирать стёкла, — словосочетание «построили станцию» навряд ли применимо. Когда в ней возникла необходимость, она была создана.

— Да, — улыбнулся инспектор, — всё верно, «была создана», но кем? Кто её создатель?

— Проект принадлежит мне, — с некоторой гордостью ответил Лайхам.

Гарри недоверчиво посмотрел на коррелятора.

— Допустим. Но кто же всё-таки её создал?

Лайхам снова посмотрел на инспектора глазами, полными непонимания.

— Как кто? Что вы имеете в виду?

Сыщик понял, что над ним издеваются.

— Вот ваш жёлтый комбинезон кто создал? — спросил Фулмен с издёвкой.

— Не знаю, — пожал плечами Лайхам.

— Ну, допустим, — согласился Гарри, — а откуда он у вас?

— Комбинезон — это спецодежда, он прилагался к станции, тут таких комбинезонов полно, а кто его создал — я не знаю.

— Ну, хорошо, — Гарри упрямо решил довести этот разговор до логического конца, — Вы говорите, проект-то ваш. Так?

— Совершенно верно. — Он гордо посмотрел на дочь, которая всё это время молчала. Было видно, что ей тоже стало интересно.

— Отлично! — Фулмен поднялся с места и начал прохаживаться по каюте. — Значит, вы спроектировали эту станцию, потому что у вас возникла необходимость её создания? Но проект проектом, а ведь сделать её кто-то должен был? И что вы для этого предприняли, для того, чтобы станция воплотилась в жизнь не как идея, а как материальный объект?

— Я изложил проект станции на общем совете, — недоуменно ответил Лайхам интонацией человека, измученного заданным сто раз одним и тем же вопросом.

— И? Что же предпринял совет?

— Предоставил мне станцию. А что ещё он должен был предпринять?

— Что, просто, вот, взял и предоставил станцию?

— Да.

— И как скоро это случилось?

— Э… э, — замялся Лайхам, — дайте-ка вспомнить.

Он задумался. Зачем-то огляделся по сторонам, пожевал губами и ответил.

— На следующий день.

Гарри остановился.

— Что?

— Да, да, я точно помню, на следующий день. Я пришёл к берегу и впервые поднялся на борт. Лирене тогда было три года. — Он по-отечески тепло посмотрел на дочку. — Был солнечный осенний день, и как раз прошло три месяца, как с ночного неба исчезла луна.

Инспектору часто приходилось слышать неправду. За время работы в полиции он выслушал бесчисленное множество невероятных сказок и небывалых легенд. Он уже давно научился интуитивно отсеивать самую правдоподобную ложь от самой невероятной правды. Но сейчас в глазах отца Лирены он видел искреннюю и оттого ещё более парадоксальную правду. Он понял, что объяснения Лайхама ещё больше запутали его и ни на дюйм не приблизили к пониманию этого мира.

Гарри молча сел на своё место, достал сигарету и, прикурив, глубоко затянулся ароматным дымом. Он ещё раз обвёл взглядом помещение, в котором они находились, и устало посмотрел на неподдающегося допросу коррелятора.

— Как можно построить такой огромный корабль за один день? — спросил он уже даже не Лайхама, а скорее себя.

— Создать, — поправила его Лирена.

Гарри посмотрел на неё странным туманным взглядом и, ничего не ответив, затянулся.

 

9

— Вот тут у меня аквариум с редкими представителями подводной фауны! — Лайхам постучал пальцем по толстому стеклу огромного аквариума. Из зарослей водорослей на стук тут же выплыла здоровенная рыбина. Она подплыла к стеклу и неподвижно замерла, уставившись на Гарри всеми своими четырьмя глазами. Рыбина была длиной в метр и чем-то напоминала сома, только цветом она была ярко-жёлтая и на спине у неё имелся акулоподобный плавник. Фулмен подошёл поближе к стеклу, и от неожиданности у него чуть не встали дыбом волосы.

Из-под боковых плавников у рыбы торчали миниатюрные руки с маленькими ловкими пальчиками. В одной руке рыба держала два стеклянных шарика, которые она ловко перекатывала по кругу.

— Она что, разумная? — спросил он пересохшим от удивления горлом.

— Не очень, — засмеялся коррелятор, — хотя я встречал некоторых людей, которым она явно даст фору в интеллекте, — это рыба-ловчий, примечательна своим неукротимым любопытством. Она может находиться на суше до нескольких часов и прекрасно дышит кислородом, а в дождливую погоду может преспокойно уйти от берега на несколько километров. Единственное, что ей нужно для комфортного поддержания жизнедеятельности, — это влажная кожа. Эти рыбы часто по ночам забираются на корабли и пробираются в камбуз, чтобы поживиться продуктами. Известны случаи, когда нерасторопным и рассеянным морякам, атакованным такими рыбами, приходилось возвращаться на берег за новыми запасами провизии.

Рыба-ловчий тем временем изменила позу, она подплыла вплотную к стеклу аквариума, вертикально вытянувшись в полный рост, и прислонила свою свободную ручонку ладонью к стеклу. Гарри увидел, что пальцев у неё на руке столько же, сколько и глаз, она слегка барабанила ими по стеклу, что смотрелось очень забавно.

— Пойдёмте дальше, — позвал Лайхам, — вы же сами просили показать вам станцию.

Фулмен оторвался от созерцания диковинной рыбы и пошёл за удаляющимися коррелятором и Лиреной. Помещение было больше похоже на длинный широкий коридор, с одной стороны которого тянулся бесконечный аквариум, разделённый на сектора, противоположная же стена была монолитной и гладкой. Выкрашена она была в светло-зелёный, приятный глазу цвет. Возле стены стояли диваны и журнальные столики, стеллажи с книгами и цветы в керамических горшках на высоких подставках. На одном столике Гарри увидел пачку сигарет. Он подошёл и с интересом взял её в руки. Его «Честерфилд» уже заканчивался, в пачке оставалось всего две штуки, и сыщик смутно побаивался, что в этой реальности сигарет вообще не существует, так как он не видел ещё ни одного курильщика.

— Это сигареты? — крикнул он остановившемуся у следующего сектора аквариума Лайхаму.

— Да, — крикнул тот в ответ, — пожалуйста, курите!

На пачке жёлтого цвета был изображён красный квадрат, в самом центре которого золотом блестел неизвестный иероглиф. Пачка была уже початой, не хватало трёх-четырёх сигарет. Гарри вытащил одну штуку и машинально сунул пачку в карман. Прикурив, он направился к ожидавшей его парочке.

— А что, — удивлённо и радостно заключил инспектор, подходя к следующему сектору аквариума, — хорошие у вас тут сигареты!

Табак был свежим и сухим, а дым каким-то особенно сочным. Подсознательно Гарри почему-то ожидал, что сигареты окажутся гадостью, но теперь был рад, что ошибся. Он подошёл к аквариуму. За стеклом в прозрачной воде неторопливо плавали круглые синие шарики, похожие на мыльные пузыри, только в отличие от мыльных пузырей синие шарики были непрозрачными. Гарри, присмотревшись, заметил, что они слега пульсировали и двигались все по одной траектории.

— Что это? — заинтересовался инспектор.

— Нетропсоник, — отозвался Лайхам. — Только мы сейчас видим не его самого.

Фулмен внимательно осмотрел весь аквариум. Дно было усеяно мелкой галькой, из которой в некоторых местах тянулись кверху редкие водоросли, возле самой поверхности воды плавала небольшая стайка совсем маленьких рыбёшек, а в центре висели синие шары размером немного меньше футбольного мяча. Больше он ничего не увидел.

— А что же мы видим? — инспектор посмотрел на Лирену, которая так же увлечённо созерцала синие покачивающиеся сферы. — Лично я вижу семь синих шаров.

Лайхам молчал.

— А-а… понял, — закивал он, — это, наверное, икра вашего этого… как его…?

— Нетропсоника, — подсказала Лирена.

— Нет, это не икра. — Коррелятор достал из кармана комбинезона маленький фонарик и посветил на один шар неожиданно ярким нерассеянным светом. Сначала Гарри с ужасом подумал, что этот луч сейчас прожжёт в стекле дыру. Однако дыры в стекле не образовалось, а случилось другое: синий шар, как только в него упёрся луч, задрожал и метнулся к соседнему шару, но вместо того, чтобы столкнуться, оба шара мгновенно поглотили друг друга, как капельки ртути, создав собой одну большую сферу. Как только это произошло, остальные шары, будто по команде, начали срастаться с друг другом, и всего за несколько секунд в центре аквариума образовался один большой синий сгусток, который ни с того ни с сего принялся менять форму и цвет.

Гарри смотрел на эти метаморфозы, выкатив глаза на лоб от удивления. Сначала сгусток приобрёл форму кегли, потом синий цвет резко начал таять, превращаясь в белый, а с боков образовавшейся «кегли» начали вылезать прозрачные перепончатые конечности, напоминающие крылья пчелы. Создавалось впечатление, что ему удалось увидеть процесс превращения гусеницы в бабочку, только происходило это вне кокона и в считанные секунды.

Уже через минуту, после того как Лайхам осветил синий шар своим фонариком, на троицу из воды поглядывало, моргая огромными, полными разума глазами новое существо. Существо, которое Лайхам назвал нетропсоником, было размером с трёхмесячного телёнка и внушало неподдельный страх. Больше всего нетропсоник напоминал выжившую после ядерной катастрофы пчелу-мутанта, приспособившеюся жить под водой. Только, в отличие от пчелы, морда у существа была всё-таки рыбьей, и других конечностей, кроме крыльев-плавников, у него не было. Но зато на белёсом теле проявились синие поперечные полосы, которые и вызывали непроизвольные ассоциации с медоносным насекомым. По этим полосам циклично пробегали отсветы зеленоватых пятен, похожие на отражения фар проезжающих мимо автомобилей.

Нетропсоник лениво плавал в просторном аквариуме, покачивая конусообразным плоским хвостом, из основания которого торчало длинное чёрное жало.

— На пчелу похожа, — резюмировал Гарри, отойдя на всякий случай подальше от стекла.

— Вы правы, Гарри, некоторые так её и называют — рыба-пчела, только, в отличие от пчёл, эта рыбка мёда не приносит.

— Верю, — охотно согласился инспектор.

— Никогда таких не видела, — заворожено произнесла Лирена, постукивая по стеклу тонким пальчиком, чтобы привлечь внимание диковинной рыбы.

— Ну и хорошо, — нервно хохотнул отец, глядя на своё чадо, — она довольно опасна. Её жало содержит специфический фермент, и при попадании в кровь человека он вызывает временное изменение сознания, сопровождающееся фантастическими видениями.

— Галлюциногенная рыбка, — весело заключил инспектор.

— Что, простите? — не расслышал Лайхам.

— Да нет, ничего. Думаю, в нашей реальности некоторые нашли бы ей хорошее применение.

— Между прочим, драконы используют фермент нетропсоника в своих целях. — Лайхам поправил очки. — Не знаю точно, с какой целью, но подозреваю, что им это нужно для проведения ритуала очищения.

Гарри и Лирена вопросительно посмотрели на него.

— Что за ритуал? — профессионально прищурился инспектор.

— Это… эм… — замялся Лайхам, — ритуал, без которого драконы, как я полагаю, не способны взаимодействовать с «книгой событий». Ведь на самом деле никому не известно, что такое в действительности «книга событий», есть предположение, что это всего лишь метафорическое описание некоего инструмента сознания, с помощью которого драконы влияют на наш мир. А фермент нетропсоника — это ключ, который позволяет сознанию дракона войти в некий транс и открыть «книгу событий».

— Но тогда почему человек не может сделать того же, употребив этот фермент? — услышав про драконов и книгу событий, Гарри всерьёз заинтересовался.

— Да, пап, почему? — поддержала инспектора Лирена.

— Понимаете, драконы обладают неким знанием, не доступным человеку. Впрочем, я не могу утверждать с абсолютной уверенностью, но мне неизвестно ни одного факта в истории, говорящего о том, что человек смог бы открыть «книгу событий» и уж тем более повлиять на неё. Все те, кто пробовал минклис, либо ничего не помнили потом, либо рассказывали бессвязные истории, в которых нет ни логики, ни смысла. Правда, ещё малые дозы минклиса используют в качестве ингредиента для некоторых коктейлей. Но большинство этого не одобряет.

— Минклис? — уточнил Гарри.

— Так называется фермент нетропсоника.

Инспектор достал свою записную книжку и аккуратно записал название рыбы и фермента. Тут он вспомнил необычное превращение рыбы из синих шаров.

— А что это за странный процесс? — спросил он.

— Какой? — не понял Лайхам.

— Метаморфозы с шарами, — пояснил он, кивнув на нетропсоника, который неподвижно застыл возле аквариумного стекла и, казалось, тоже внимательно слушал беседу.

— Невероятно, правда? — по мальчишески загорелся коррелятор, сверкнув глазами. — Эта удивительная рыба основное время пребывает в этом «распавшемся» состоянии, и, что самое удивительное, я выяснил, что шары, хотя правильнее называть их колласами, нетропсоника могут соединяться в любых последовательностях с любыми такими же шарами, но должно их быть непременно семь!

— То есть? — не понял Гарри.

— То есть, если мы возьмём двух особей и дождёмся, когда они распадутся на коллассы, а потом разделим их таким образом, что в одном аквариуме у нас будет семь шаров-колласов, три из которых принадлежат особи А, а другие четыре особи Б, и простимулируем их соединение, на свет появится особь С, абсолютно новый, не существовавший ранее нетропсоник.

Гарри хлопнул ресницами. Действительно, это казалось очень странным.

— Да, — согласился он, — очень необычно.

— Смотрите! — закричала Лирена. — Что это с ним?

Фулмен и Дуайл резко устремили взгляды на аквариум, где Нетропсоник как-то странно свернулся не по-рыбьи калачиком и как будто бы потерял резкость. У Гарри возникло ощущение, что он смотрит на рыбу сквозь стёкла чужих очков.

Нетропсоник окончательно помутнел и вдруг как будто бы исчез на секунду, но не появился снова. В аквариуме опять, еле заметно подрагивая, висели семь синих шаров. Они появились неожиданно на расстоянии друг от друга, и теперь казалось, что никакой пчелоподобной рыбы тут только что не было. Гарри отвернулся от аквариума в поисках пепельницы. Его сигарета давно дотлела до самого фильтра и погасла.

— Да-а, — проговорил Гарри, — такого я ещё никогда не видел.

Он подошёл к противоположной стене, где стоял низкий журнальный столик, и, не обнаружив ничего, напоминающего пепельницу, положил окурок в пустующий цветочный горшок, который стоял рядом со столиком на стеклянном стеллаже.

Возле следующего аквариума троица пробыла не долго. Тут взгляду инспектора предстали странноватого вида ракообразные, похожие на земных крабов. Отличались они тем, что вместо клешнёй у них росли округлые конечности, похожие на миниатюрные гофрированные трубочки, которыми они ловко зарывали себя в грунт или отталкивались он него, взмывая неожиданно высоко вверх. Особого интереса у Гарри они не вызвали, и коррелятор повёл инспектора и дочь дальше.

К тому моменту, когда они дошли до последнего аквариума, у Гарри в голове была информация чуть ли не о всех самых диковинных существах, населяющих водную среду иной реальности.

Рыба-капитан — арбузоподобное существо, умеющее издавать звуки, похожие на игру саксофониста-недоучки, лакмупос — кит-отшельник, страдающий бессонницей из-за потери луны, морские суслики — рыбки с северного континента, покрытые белой блестящей шерстью, и много-много других подводных тварей. Всех их Гарри видел своими глазами, о всех выслушал короткий рассказ Барсукова-Лайхама, и все они его чем-то удивили.

В последнем аквариуме сидела с наглым видом огромная, размером с колесо легкового автомобиля жаба-синоптик.

— Жаба-синоптик? — чуть не засмеялся Гарри. Вид у жабы был весьма забавный. Она сидела в аквариуме, вода в котором едва превышала десять сантиметров от уровня дна. Сидела жаба на круглом камне. Но не так, как обычно сидят земноводные на камнях в мире, к которому Гарри привык. Жаба сидела совершенно по-человечески, широко расставив лапы в стороны, пятой точкой на камне. Верхние конечности жаба скрестила на груди и недовольно смотрела на троих людей за стеклом из-под полуприоткрытых век. Зоб её слегка подрагивал, и Фулмену показалось, что вот именно так и должна выглядеть настоящая жаба из сказки, ожидающая своего лучника-мазилу-принца.

— Да! — ответил Дуайл. — Жаба — синоптик, гордость моей коллекции! Очень редкий экземпляр.

— Какая смешная, — обрадовалась Лирена и, вытянув руку, приветливо пошевелила указательным и средним пальцами.

Жаба презрительно посмотрела на этот жест и направила взгляд в упор на Фулмена.

— Она что, предсказывает погоду? — спросил Гарри, слегка приподняв подбородок, ему вдруг показалось, что перед взглядом жабы он выглядит нашкодившим шалопаем.

— Да! — гордо ответил Лайхам, как будто бы это была его личная заслуга. — И при этом очень точно.

— Как это? — спросила Лирена.

— В зависимости от того, какая сейчас температура, она меняет окрас глаз, — ответил Лайхам.

В данный момент глаза у жабы были ярко-оранжевого цвета, зрачки расширены, и, казалось, жаба смотрит на инспектора, проникая в самые тёмные, сокрытые от всех уголки его души.

— Забавный зверь, — наигранно прыснул Гарри, на самом деле взгляд жабы его скорее пугал.

Жаба уничтожающе посмотрела на инспектора и, открыв свою пасть, в которую спокойно бы уместилась голова двенадцатилетнего ребёнка, издала звук, какой, наверное, может издать только человек, страдающий катастрофически запущенной стадией расстройства желудка.

Лирена от неожиданности отшатнулась назад и с испугом посмотрела на Фулмена, у которого моментально с лица пропала улыбка.

— Не бойтесь, — засмеялся Лайхам, — она безобидна.

Жаба-синоптик лениво встала с камня и, присев на все свои четыре конечности, неторопливо поползла в глубь аквариума.

— Ну вот, — проговорил коррелятор, потирая ладони, — по-моему, всех посмотрели. Пойдёмте.

И тут инспектора осенило.

— Постойте, Лайхам, — Гарри подозрительно прищурился, — а что же насчёт зоопарка? Это же и есть такой же точно зоопарк, как в моём мире. — Гарри указал пальцем на стекло, за которым жаба-синоптик уже успела уползти далеко в заросли тёмно-зелёной травы.

— Это? — обиженно удивился Лайхам. — Это совсем другое!

Он открыл дверь и быстро пошёл по узкому тёмному коридору. Лирена осуждающе посмотрела на Гарри и двинулась вслед за отцом. Фулмен непонимающе моргнул.

«Ну конечно. Другое. Как же!», — подумал он и пошёл за ними.

 

10

В следующем помещении, куда коррелятор привёл инспектора и свою дочь, Гарри ощутил себя так, как обычно ощущает себя человек, оказавшийся в совершенно новом месте, но смутно понимающий, что место это ему знакомо и он бывал здесь когда-то. Дежа вю зыбким холодком пробежалось по спине, как тысячи микроскопических муравьёв. Помещение в сравнении с аквариумным коридором было небольшим, скорее даже маленьким. Но было оно другим. Совершенно другим.

Высокий куполообразный потолок был увенчан круглой многоступенчатой люстрой. Гарри так и видел вместо миниатюрных ламп, которые обрамляли её дуги, старинные свечи. Она чем-то напоминала торт, какие бывают на свадьбах мультимиллионеров, такая же огромная и помпезная. Сама люстра держалась на потолке с помощью массивных, искусно сплетённых цепей, потускневших от времени. Казалось, этому монументальному осветительному прибору несколько сотен, а может, и тысяч лет. Люстра слегка покачивалась, и тени, падающие от света сотен лампочек, покачивались ей в такт.

Но ещё больше, чем уж совсем неожиданная на этом судне люстра, Гарри поразил потолок. Высокий, как в крупном торговом центре, он был мастерски расписан живописными картинами. Это чем-то походило на собор, вот только тематика картин была совершенно другой. Над тёмными горами, растущими из синих пенных волн, кружились плюшевые драконы. Молнии пронизывали алые с зеленоватым отливом небеса. Гарри увидел города, причудливые и величественные здания, маяки и гигантские небоскрёбы, сходящиеся по окружности к центру, где ярко горела огромная, сияющая, будто настоящая луна.

Гарри, с трудом оторвав взгляд от потолка, осмотрелся кругом. Комната размером своим немногим больше кафе, в которое Гарри частенько захаживал перед работой, была отделана тёмным деревом, похожим на дуб, из-за чего в воздухе витал специфический приятный запах, какой-то старинный и благородный, как дорогой кубинский табак. Справа в стене тускло мерцал камин, возле которого спиной к смотрящим сидело чучело дракона. Из-за мерцания огня инспектору даже на мгновение показалось, что он живой, но Гарри, зная габариты здешних небесных обитателей, тут же прогнал от себя эту мысль. На других стенах висели странные, никогда прежде не виданные Гарри приборы и механизмы. Были там и картины с изображениями каких-то людей, пейзажи, наполненные ландшафтами инореальностного мира, были гербарии и схематические карты. Всё это Гарри увидел мельком, не имея возможности пристально рассмотреть, потому что Лайхам, дав инспектору лишь несколько секунд на осмотр удивительной комнаты, обратил его внимание на себя.

— Давайте присядем. — Он прошёл к высокому деревянному столу в центре комнаты, который находился точно под огромной старинной люстрой, и, привычным движением отодвинув чёрное пластиковое кресло с подлокотниками, которое удивительным образом контрастировало со стариной комнаты, жестом пригласил гостей садиться.

Гарри прошёл по скрипучему деревянному полу и присел на предложенное ему место. Лирена села в соседнее, а Лайхам остался стоять.

— Это храм луны, — произнёс коррелятор, и голос его при этом приобрёл значимость и приятный тёплый тембр.

Гарри открыл было рот и хотел что-то сказать, но мысль вдруг ушла, и он поспешно кивнул, а затем резко посмотрел в сторону камина, который теперь находился чуть позади него. Ему вновь почудилось какое-то движение.

— Гарри?

— Да? — инспектор резко вернул взгляд назад.

— Гарри, — повторил Лайхам, — вы знаете, что раньше у нас была луна?

Инспектор посмотрел на Лирену, которая сидела, положив обе руки на стол, и смотрела куда-то в пространство.

— Да, пап, я рассказывала ему, что случилось, — сказала она.

— А у вас, в вашей реальности, есть луна? — заинтересованно спросил коррелятор, приподняв бровь дугой.

Гарри пожал плечами.

— Конечно, есть.

Лайхам сосредоточенно впился в инспектора взглядом, долгим и внимательным. Гарри стало от этого взгляда как-то не по себе.

— Что? — спросил он.

— Какая она?

Гарри запрокинул голову и ещё раз посмотрел на красочную фреску с изображением инореальностного ночного светила.

— Точно такая же. — Он ещё раз оценил про себя, как искусно нарисована картина на потолке.

Лайхам тоже поднял глаза вверх и долго смотрел на нарисованную луну. При этом стёкла его очков отражали желтовато-красный свет люстры, и Гарри снова поймал себя на ощущении того, что уже видел это, что уже присутствовал здесь, с этими людьми, в этой странной комнате на подводной станции. Но ощущение это тут же пропало, сменившись чувством пустоты и неопределённого одиночества. Казалось, можно сейчас на мгновенье зажмуриться и, открыв глаза, увидеть, что ничего этого нет. Что всё это только бред, осадок в сознании после долгой тяжёлой болезни.

«Может, всё-таки это сон?», — подумал он.

— Во сне я часто вижу её, — вдруг тихо произнёс Лайхам Дуайл.

Фулмен вздрогнул, вдруг по-детски испугавшись, что коррелятор прочитал его мысли.

— Без луны небо совсем не то, чем оно было прежде. Не те звёзды. Не то море. — Лайхам осторожно присел в кресло, вид его стал трагичен. — Мне кажется, что мы потеряли гораздо больше, чем просто спутник. Мы потеряли и частичку себя. Лирена, — он посмотрел на дочь, — совсем её не помнит.

Инспектор увидел, что глаза коррелятора за стёклами очков сделались влажными и печальными. Он рассеянно смотрел куда-то в одну точку, и слабая улыбка его стала бледной.

— Но зачем драконам понадобилось стирать её? — в который раз удивился Гарри.

Лайхам снял очки и, облокотившись локтем о дерево стола, закрыв глаза, принялся тереть пальцами переносицу.

— Я долго думал об этом, — ответил он после минутного молчания, — возможно, это связано с тем, что луна, сам её образ, само её присутствие имеют огромное влияние на человека, как в хорошем, так и в отрицательном смысле.

— Да, — кивнул Гарри, — есть очень много болезней, связанных с влиянием луны.

Лайхам подозрительно скосил на инспектора глаза, и тот на мгновение невольно почувствовал себя виноватым в том, что в этой реальности больше нет луны. Как будто это было его рук дело.

— Ну, там, лунатики, маньяки… — неуверенно продолжил Гарри, отгоняя от себя глупую навязчивую мысль.

— Я говорю о другом. Понимаете, — отец Лирены чуть ближе придвинулся к инспектору, пронзительно заглянув ему в глаза, — само сознание того, что в небе есть луна, наполняет человека подсознательным чувством гармонии природы. Ведь днём встаёт солнце — оно даёт свет и жизнь, а ночью луна — она лечит душу, но, если бы не было солнца, мир бы остыл, превратившись в заснеженную ледяную равнину, и жизнь прекратилась бы. А когда нет луны?

Он вопросительно посмотрел на Гарри, как преподаватель, на экзамене пытающийся вытянуть любимого ученика на «отлично».

— Если исходить из вашей логики, — неуверенно проговорил инспектор, — без луны замёрзнет душа.

— Вот именно!

Фулмен задумался. Он вспомнил всё то время, что находился в этой реальности. Конечно, ему встретилось много непонятного и странного, но бездушных, злобных людей он не замечал. И даже наоборот, ему открылось общество, не знающее, что такое насилие и деньги. Разве оно может быть бездушным?

Не уверен, что это на самом деле так, — сыщик покачал головой, — ведь вы же помните то время, когда луна ещё была?

— Конечно, помню!

— И что? Люди были другими?

— Люди? А разве станет заметно, изменились они или нет? — удивился Лайхам и выпятил чуть вперёд нижнюю губу. — И потом, прошло не так уж много времени, но всё равно новое поколение другое, и я это вижу уже сейчас. У них есть лишь одна сторона, сторона света — солнце, а ночная сторона для них не имеет значения. Вот спросите Лирену, любит ли она ночь?

Он перевёл взгляд на свою красавицу дочку и улыбнулся. Гарри тоже посмотрел в тёмно-синие глаза Лирены, на мгновенье утонув в них, но, тут же взяв себя в руки, вопросительно выгнул брови.

— О чём вы? — непонимающе отозвалась девушка, глядя то на отца, то на Фулмена.

— Да, правда. — Гарри вдруг стало интересно, любит ли она ночь. Молодые девушки должны любить ночь. Ночь — это романтика, поцелуи при луне (вот именно что при луне!!!), свидания… Он вдруг понял, что понятие «молодые девушки» в его сознании тесно связано с понятием «Луна». — Ты любишь ночь?

— Люблю ли я ночь? — удивилась она, рассеяно задумавшись.

— Да, — инспектор подался вперёд. — Романтика, звёзды, вино, море?

— Конечно, я всё это люблю, и ночь, наверное, тоже люблю, — она слегка покраснела, — но днём мне нравится больше.

— Вот! — торжествующе произнёс Лайхам, блеснув стёклами очков, в которых отразился огонь камина и чучело дракона. Гарри даже показалось, что дракон в отражении не сидит к ним спиной, а, развернувшись, внимательно слушает разговор.

— Ничего странного, — сказал Фулмен, внутренне борясь с желанием повернуться и удостовериться, что дракон и вправду живой, — кому-то нравится ночь, кому-то день, при чём здесь это?

— Неправда, Гарри! — Тут Лайхам посмотрел на него так, что у инспектора по спине побежали мурашки. — Ведь, когда ты был молодым, ты тоже сильнее всего любил ночь!

Он сказал это как утверждение и таким тоном, будто бы знал это давно и наверняка. Гарри снова на секунду почувствовал себя участником какой-то странной игры с неопределёнными правилами. И Лайхам с Лиреной показались ему в этот момент персонажами, выдуманными им самим. «Ты видишь то, что хочешь видеть» — снова вспомнил он слова профессора.

Гарри не знал что ответить. Он вдруг понял, что Лайхам прав, что раньше он действительно любил ночь. Ночь была для него каким-то особенным временем, она жила по своим законам, подчиняя этим законам и его. Когда он был молодым, он был свободнее и лучше, чище, что ли? Но со временем он утратил эти ощущения, его поглотила жизнь, обыденность, сделала из него маленькую деталь и вставила её в свой огромный отлаженный механизм. Он стал её частью, частью этой жизни-механизма, подчинился её законам и правилам и потерял при этом что-то очень ценное, какую-то часть настоящего себя. А ведь у него был выбор! Сейчас он это отчётливо понял. У него был выбор не стать таким, как все, но он струсил, он пошёл вместе с другими, а не остался в стороне один. И вовсе это было не связанно с тем, любил он ночь или нет. Тут было что-то другое. Более глубокое и необъяснимее, ночь была лишь частью, фрагментом мозаики, но когда этот фрагмент потерял свой цвет, когда выцвели его краски, то и другие фрагменты вслед за ним, будто заражённые страшным неотвратимым вирусом, начали меркнуть и исчезать.

— Но при чём тут луна? — спросил Гарри. — В моей реальности луна есть, а люди всё равно алчные и злые, хотя луну никто не стирал, да и не мог бы этого сделать.

— Ты уверен? — хитро прищурился Лайхам. — А ты сам не мог бы стереть её?

— Я? Как?

— Для себя лично?

Фулмен замолчал, в упор уставившись на коррелятора. Он понимал, что все эти его вопросы неспроста, что-то он знает, причём знает непосредственно про него самого. К чему-то он ведёт. Он явно хочет сказать, намекнуть ему на какую-то важную мысль. Натолкнуть его на определённый путь. Но зачем? И кто он такой на самом деле, этот Лайхам Дуайл-Барсуков — коррелятор приливов?

Инспектор встал с кресла и, осмотревшись, молча направился к стене, увешанной загадочными приборами. Дракон по-прежнему сидел спиной к столу и был неподвижен. Мысли Гарри были размыты, он пытался сосредоточенно, как и подобает инспектору полиции, осмотреть диковинные экспонаты, но это у него не получалось. Думал он совсем о других вещах. Пока он бессмысленно бродил вдоль стены, рассматривая изогнутые блестящие цилиндры с циферблатами, мини-конструкции, похожие на уменьшенные в сотни тысяч раз индустриальные города, загадочные, мигающие крохотными диодами индикаторы, Лайхам и Лирена затеяли тихий разговор о здоровье коррелятора, о том, что надо видеться чаще, о том, что лето выдалось на редкость жаркое, в общем, обо всём том, о чём обычно разговаривают близкие родственники, редко видящие друг друга. Гарри почти не слушал их, он бродил по комнате, сунув руки в карманы куртки, и крутил указательными пальцами кусочек дорожного покрытия.

— А как называлась эта рыба? — вдруг спросил он.

— Какая? — остановился Лайхам на полуслове, прервав разговор с дочерью.

— Та, с шариками?

— Рыба-ловчий.

 

11

Каюта, которую выделил Лайхам Дуайл инспектору, напоминала футуристический гостиничный номер. Невысокий потолок, излучающий ровное, не режущее глаз свечение, кровать, вполне способная уместить двух человек, что Гарри сразу отметил про себя, почему-то вспомнив притягательные формы Лирены. Два стола, два кресла, на полу мягкий ворсистый ковёр, похожий на шкуру гигантского белого медведя, встроенный шкаф, в глади которого Гарри отразился, как в искажённом помехами телеэкране. Комната была выполнена с особым дизайнерским стилем, ничего лишнего и в то же время уютно и просто. Гарри заглянул в уборную и, к огромной своей радости, обнаружил в ней кабинку душа. Для начала он побрился и долго рассматривал своё лицо печальными, как вечерний ветер, глазами. Это было лицо другого человека, то есть нет, конечно же, это был всё тот же Гарри Фулмен — инспектор полиции, посланный в другую реальность, дабы отыскать проникатель, но неуловимые оттенки изменений были. Но они совсем не пугали Гарри, он даже внутренне согласился, что так и должно быть. Он почувствовал, что сильно устал, будто работал трое суток без сна. Гарри нашёл на полке новую щётку и почистил зубы мятной пастой, выдавив её из тюбика с изображением белозубой красотки, которая призывно подмигивала с пластиковой поверхности.

Приняв душ, Фулмен вытерся мягким, пахнущим свежестью полотенцем, лёг на кровать и, закрыв глаза, попытался уснуть. Он старался ни о чём не думать. Но не получалось. Главным образом Гарри думал о том, что всё, что с ним сейчас происходит, совершенно необъяснимо. Драконы, пропавшая луна, подводная станция — весь это бред, которого не может быть. Однако, с другой стороны, он понимал — это в то же самое время реальность, хоть и неправдоподобная. Всё слишком реально! Но реально настолько, что может оказаться и галлюцинацией. Конечно, человеку сложно отличить галлюцинацию от настоящего, но всё-таки можно. И потом, галлюцинации не длятся так долго и беспрерывно.

Как-то в далёкой беззаботной молодости Гарри с приятелями пробовал наркотик, все просто называли его «кислота», эффектом своим он напоминал ЛСД, о котором впоследствии Фулмен читал. Во всяком случае, влияние «кислоты» на сознание был почти тем же. Тогда он переборщил с этой дрянью и долго не мог прийти в себя. Друзья уже начали опасаться, не поехала ли у него крыша окончательно. Гарри, находясь под кайфом, разговаривал с гномами, которые выползали из его собственных ушных раковин, ловил по углам говорящих насекомых, нырял в лужи, как в бездонные колодцы, на дне которых плавал с фиолетовыми моллюсками, как молодой дельфин, беседовал с воображаемыми людьми о смысле жизни и делал ещё много чего такого, о чём рассказывать было бы неприлично. Пробыл он в этом состоянии около двадцати часов, и всё-таки каким-то краешком сознания он понимал, что творилось с ним что-то не то, а временами его даже «выбрасывало» обратно в нормальность, и он приходил в себя, моля, чтобы кошмар закончился, но кошмар продолжался, эти выныривания были слишком кратковременными.

Фулмен, гуляя с компанией своих приятелей, снова погружался в мир утопических фантазий, и тут же всё изменялось кардинально, проезжающие мимо машины казались чудовищами, присланными на землю из ада, одного такого он даже хотел поразить силой мысли, выскочив под колёса ничего не понимающего водителя и размахивая руками, которые представлялись ему энергетическими каналами, так он хотел испепелить машину-чудовище. Благо, друзья вовремя втащили его обратно на тротуар. А когда они добрели до квартиры и зашли в лифт, он понял, что его проглотил кит-людоед, и начал отчаянно рваться на волю. Друзья, уже пришедшие в себя, недоумевали, что с их приятелем такое, а Гарри, глядя на окружающих его существ, никак не мог сообразить, почему они разговаривают на неизвестном языке, светятся в темноте и зачем у каждого из них по три пары конечностей. Потом, конечно, когда Гарри пришёл в себя, он и думать забыл о галлюциногенах, и правильно сделал. Многие из тех его приятелей, кто не сделал соответствующих выводов тогда, кончили свою жизнь либо под забором, либо в психушке.

Но сейчас. Сейчас было другое. Фулмен понимал — он не накачан ничем психотропным и вряд ли находится под гипнозом. Опасение вызывало другое. Ему казалось, что этот мир уж слишком хорош и слишком приятен для него. Слишком ему в нём комфортно. Создавалось впечатление, что он находится в мире, в котором и хотел бы находиться, как если бы сам снимался в кино в главной роли по сценарию, написанному им самим. И эти слова Барсукова о том, что он видит то, что хочет видеть, и Лирена, при взгляде на которую у Гарри щемило сердце и начинало что-то тоскливо ныть в районе желудка. Но если он видит то, что хочет видеть, то чего тогда он не видит? Что происходит на самом деле? Почему Барсуков не рассказал ему сразу, с чем он тут столкнётся? Что он там нёс про трёх существ в «надвремени» и «послевремени»?

У Гарри не было никакой зацепки относительно проникателя, и потом, ему самому стало странно, как Барсуков смог его переправить, если проникатель как таковой похищен? Ну, нашёл он двойника профессора (опять же подозрительно быстро), и что? Он явно что-то знает, но только что? Говорит загадками, полунамёками, но ничего конкретного. Почему Барсуков утверждал, что для этой миссии годится только он — Фулмен? Почему не кто-то другой? Гарри отчётливо понимал, что он не лучший сыщик в управлении, не самый ответственный работник, и иллюзий на этот счёт у него не было. Эльма могла послать кого угодно другого, хоть того же Иванческу, тем более что ему как раз не мешало бы проветриться, а то мечется, как лосось на нересте, между женой и любовницей.

Сейчас, лёжа в уютной каюте подводной станции, находясь бог знает как далеко от своего босса, от работы, от всей своей привычной жизни, Гарри чувствовал, что её, этой жизни, вообще не было. Как будто бы он когда-то давно прочитал книгу и теперь смутно припоминает, о чём она и кто её герои. Мир, о существовании которого он ещё два дня назад ничего не знал, нравился ему куда больше. Если тут и впрямь нет убийств, воровства, лжи, нет понятия денег, всего того, на чём фундаментально стоит его родная реальность, то получается, что нет тут ни войн, ни слез, не бессмысленной, так присущей людям зависти и злости. Получается, что здесь людям нечего делить и некого ни в чём винить. Ну, разве что луна. Зачем только и кому понадобилось её стирать? Хотя он упрямо не мог понять, как без всего, без денег, зависти, амбиций, существует мир, как в нём взаимодействуют люди? Вся история человечества строилась на крови, на завоеваниях, на порабощении других народов. Людьми, как стадом, руководили и будут руководить алчные лидеры, внушая им идеи, подчас утопические и не нужные никому, кроме них самих, но двигая таким образом и прогресс, и эволюцию.

Что двигает науку вперёд? Науку двигает военно-стратегический интерес, необходимость разработки всё новых, более изощрённый орудий убийства и обороны, пускай ценой человеческих жертв, но так движется вперёд научная мысль, что в конечном итоге приносит и много положительных открытий. Всю историю люди в погоне за лучшей жизнью захватывали новые земли, стараясь уничтожить коренных жителей, подмять их под себя, и на руинах разгромленных городов воздвигали новые, ещё более прекрасные города. Так устроен мир, вся человеческая история — это кровь и войны. Но его мир устроен так, а как устроен этот мир?

— Устроен мир? — проговорил Гарри вслух, вслушиваясь в эту фразу, будто пытаясь понять её фонетическую окраску. Ощутить её на вкус.

«Этот мир устроен иначе, — подумал он, — и он существует! Что-то здесь не так. Не может быть всё так просто и гладко. Или всё-таки может? Надо найти „подводные камни“ этого мира. Что-то должно быть, что-то отрицательное, обратная сторона медали. И начать надо с драконов. Да, именно с драконов! — Он лежал, закрыв глаза, но сейчас голова работала ясно, как никогда. — Всё дело в них. Драконы делают этот мир таким, дают людям то, за что люди в моей реальности убивают друг друга. Вон какие корабли строят за один день. И луна! Не просто так её стёрли драконы. Гарри вспомнил Заркана. Гигантский плюшевый зверь, живой и реальный, как и все остальные, кто населяет этот странный мир. Совершенно точно драконы знают много больше людей, и надо обязательно с ними встретиться. Но как? Может, Лайхам знает?» — С закрытыми глазами он листал картинки событий последних дней, людей, встреченных им, разговоры. Этот Барсуков номер два вообще, должно быть, много знает, гораздо больше, чем говорит.

Он хотел уже было сейчас же встать и идти к Лайхаму, но вдруг почувствовал, что лежать вот так с закрытыми глазами на мягкой чистой кровати намного более приятно. Да и куда он денется с корабля? Завтра, всё завтра!

Гарри глубоко вздохнул. В каюте витал какой-то еле слышный убаюкивающий аромат, что-то давно забытое. Так пахло небо его детства, невероятной чистотой и ощущением, что всё, что ждёт впереди, будет обязательно прекрасно. Станция тихо покачивалась, сквозь стены слышалось слабое гудение, но оно не мешало и даже, наоборот, завораживало сознание. Фулмен представил, как сейчас огромная подводная станция плывёт в открытом море, сверху плещут волны, и солнце уже клонится за горизонт, играя на воде миллионами разноцветных отблесков, а в глубине плавают невиданные грациозные рыбы, причудливые и странные, огромные кальмары и рыбы-змеи кружат возле иллюминаторов, и ещё сквозь волны струится тихая завораживающая музыка. Гарри уже слышал её. Далёкий, смешанный с ветром звук, похоже, будто бы сам ветер, попадая в изгибы тёмных, таинственных пещер, рождает его. И к нему примешиваются звуки струнных инструментов, рождённых самой природой, столько гармонии и красоты в этом сочетании, что душа, впитывая эту музыку, подобна новорождённому ребёнку, увидевшему впервые в жизни рассветное солнце и небо в белоснежных, отражающих его лучи облаках. Он ещё не может выразить своих чувств, но знает, что этот мир дан ему, что он теперь его часть, этот мир будто бы шепчет: «Иди ко мне» — и ещё что-то тёплое, нежное и такое родное согревает его и, поддерживая на руках, дарит этот мир…

 

12

Гарри открыл глаза и понял, что стоит возле окна, упираясь лбом в стекло. Этаж был никак не ниже двадцатого. Ярко слепило солнце, а город внизу был покрыт дымкой. Ничего нельзя было разглядеть отчётливо. Гарри видел, что внизу движутся, будто остатки сока в трубочке для коктейля, машины, блестят вывески и витрины и ещё там, за стеклом, звучит музыка. Гарри поискал глазами форточку или фрамугу и не нашёл, стекло было монолитным и, судя по всему, довольно крепким. А музыка влекла сознание и напоминала о чём-то. Инспектору захотелось во что бы то ни стало вспомнить её. Он прижался ухом к стеклу, но это ничего не изменило, звук был далёким и рассеянным.

Фулмен осмотрелся. Он стоял в холе здания, похоже, офисного, высокий белый потолок, белые двери без нумерации. Справа он увидел лестницу, уводящую вниз. Похоже, он находился на последнем этаже здания. Гарри пошёл к лестнице. Шаги его отдавались слабым эхом в пустом помещении. Наверное, он попал сюда в выходной день, ни одной живой души, ни звука. Спустившись на несколько этажей, он вышел в просторный вестибюль. Лестница закончилась, и Фулмен предположил, что другая лестница, ведущая к выходу, находится в противоположном конце здания. Он осмотрелся. Здесь тоже была монолитная рама, в которую ярко било солнце. Возле стен стояло несколько банкеток для посетителей. Гарри пошёл по коридору в противоположный конец здания. Он всё ещё слышал слабую музыку, лившуюся с улицы, теперь казалось, что она стала чуть громче, но всё равно была слишком зыбкой, чтобы Гарри мог угадать мелодию. Пройдя половину коридора, он остановился у одной из дверей. За дверью что-то было, какой-то шум. Осторожно открыв дверь, он вошёл внутрь. В комнате стояло множество столов, на некоторых из них была расставлена оргтехника, стояла всевозможная канцелярия, бумаги, счета, кружки для кофе. Гарри не сразу понял, откуда слышится звук. Офис был большой.

Наверное, работало тут более ста человек, но сейчас он был совершенно пуст. Гарри прошёл вглубь. За одним столом он заметил невыключенный компьютер, подключённые к нему динамики шумели помехами. Гарри подошёл ближе. Сначала он не увидел ничего примечательного, пустой экран монитора с обоями, где был изображён морской берег с пальмами и дальней грядой гор. На песке лежала полуобнажённая красивая девушка и улыбалась обворожительной улыбкой, и тут Гарри понял, что с фотографии на него смотрит Лирена. И ещё он увидел в нижнем правом углу, где обычно на обоях пишут ссылки на сайт или имена моделей, изображённых на фото, набранную курсивом надпись «Остров Драконов».

Выйдя из офиса, инспектор поспешил к лестнице, но когда он дошёл до неё, то сильно удивился. Лестница снова вела вверх. Сначала он подумал, что перепутал направление и пришёл туда, откуда спустился, он побежал в другой конец и убедился, что это не так. Тут лестница тоже уводила вверх. Гарри решил, что, возможно, он пропустил лифт, и тщательно исследовал весь этаж, но лифта нигде не было. Как попадали в офис сотрудники, оставалось загадкой.

Тогда он вернулся в офис к включённому компьютеру. К радости, Интернет работал. Гарри, кликнув на значок браузера, зашёл на поисковый сайт и ввёл запрос «выход из здания».

Несколько минут ничего не происходило, страница никак не обновлялась. Он уже хотел бросить эту затею, как вдруг экран моргнул и поисковик выдал ответ.

К огромному удивлению, поисковик выдал всего лишь одну строку, Гарри навёл на неё курсор и кликнул по ссылке. Страница загрузилась сразу. На зелёном фоне, изображавшем то ли нереальное небо, то ли подводный мир, он прочитал.

«Выход из здания.

Возможность логического осмысления

Или прямой парадокс двойного воздействия

Приводят к неизбежной причине кризиса

Что влечёт замкнутость и цикличное повторение

Выход из здания может существовать

Лишь только при условии существования самого здания

Но если здание невозможно

То вход как и выход могут являться самим зданием одновременно»

Гарри перечитал ещё раз. Никаких больше пояснений или ещё чего-нибудь более связного на открывшейся странице не было. Он поднялся с места. Ответ его не удовлетворил, во-первых, потому, что звучал он абсурдно, во-вторых, потому, что Гарри так и не понял, как ему выйти из здания, а ещё Гарри вдруг осознал, что в офисе что-то изменилось, но он не мог понять, что. Он почти дошёл до двери и вдруг понял, что его так насторожило. В помещении резко менялось освещение, Гарри заметил, как стало гораздо темнее, но не так, как бывает при закате солнца, свет стал зеленоватым, и на стене возле двери он увидел мерцание. Он поспешно вышел из офиса и направился к стеклу в холе. Уже из далека он понял, в чём дело. Всё пространство за стеклом было заполнено водой, солнце пробивалось сквозь толщу воды, размытой фотовспышкой, и вода, преломляя лучи, бликами играла на стенах.

Гарри подошёл к стеклу и посмотрел туда, где ещё совсем недавно в непроницаемой дымке жил своей жизнью город. Вода была на удивление прозрачной и чистой, и Гарри, присмотревшись, увидел, что там, внизу, всё так же движутся по своим делам стаи автомобилей, загораются и гаснут светофоры, открываются двери и маленькие человечки, как в замедленном кино, идут по тротуарам, а сверху над городом кружат косяки рыб. Самое удивительное было то, что его это ничуть не смутило, как будто он уже сотни раз видел подводные города. Но что-то было не так. Он долго не мог понять, что. Фулмен отошёл от стекла к стене и присел, облокотившись о её гладкую поверхность. Он закрыл глаза и, обхватив голову руками, попытался сосредоточенно думать, но у него, будто навязчивая маниакальная идея, в мозгу крутилась одна фраза — выход из здания. И тут Гарри понял, что стало не так. Он больше не слышал музыки, которая лилась с улицы, и осознание этого навалилось на него невыносимой тоской, он зажмурился, так сильно, что лицу стало больно, и резко открыл глаза.

Гарри лежал в своей каюте. С потолка всё так же лился нежный свет, и станция тихо двигалась под водой. Фулмен ощущал это уверенное спокойное движение, он представил, будто находится во чреве громадного кита, плавно плывущего под толщей воды к далёким неизведанным островам. Он сел на кровати, вспоминая свой сон, который с каждой секундой улетучивался из памяти, выветривался, как разлитый на столе ацетон, оставляя после себя только терпкий запах в комнате. Гарри ощущал какую-то внутреннюю пустоту, так бывает после длительного запоя, когда несколько дней безудержного веселья и подъёма сменяются опустошающими душу похмельем и разочарованием. Неторопливо одевшись, он сходил в уборную и умылся холодной водой из-под крана. Это почти полностью развеяло остатки сна. Он вышел из каюты и направился по коридору в комнату с камином.

Войдя, сыщик увидел, что камин по-прежнему горит, но чучела дракона возле него нет. Комната была пуста, ни Лайхама, ни Лирены здесь не было. Гарри прошёлся вокруг стола, посмотрел на люстру и потолок, в который раз удивившись несоответствию стиля комнаты и самой станции, и вышел в коридор.

«Где же их искать?», — подумал он.

У него возникло чувство, что он совершенно один в этом гигантском подводном сооружении. Он медленно пошёл по узкому коридору в сторону, куда вчера удалились Лайхам с дочерью. Каюта, которую выделили Гарри, находилась совсем рядом с каминной комнатой, и поэтому он без труда её нашёл. Теперь же он шёл в ту часть станции, где ещё ни разу не был. Инспектор дошёл до поворота, и его взгляду открылась длинная оранжерея. С обеих сторон в геометрически правильной формы горшках росли всевозможные растения, цветы и небольшие деревья. Фулмен пошёл вперёд. Оранжерея была небольшой, по крайней мере в сравнении с коридором, где был аквариум. Некоторые кустарники и деревья плодоносили приятно пахнущими плодами, на некоторых только набухали почки. Кустарники пестрели красивыми цветками, на многих блестели бусинки ягод. Он остановился у невысокого дерева, похожего на яблоню, и ему вдруг захотелось сорвать один плод, напоминающий две сросшиеся горизонтально груши, но, подумав, что Лайхам может на это обидеться, делать он этого не стал. Но, с другой стороны, инспектор не знал, съедобен ли этот плод. Он пошёл дальше.

«Не удивлюсь если у него тут на станции и пустыня своя есть» — он дошёл до конца оранжереи и снова повернул в длинный коридор. Одна стена коридора была из стекла, за которым Гарри увидел уже даже не оранжерею, а целый сад, в помещении с высоким, в несколько метров, потолком стояли большие ветвистые деревья разных пород. Невероятный сад на подводной станции при всей своей утопичности удивительным образом гармонировал со всем, что Гарри удалось здесь повидать, теперь и огромный зал с прозрачной крышей и каминная комната с древней люстрой и фресками, и аквариум — все они дополняли друг друга и сливались в единую картину.

«Наверное, со всего мира свезли, — подумал он, глядя на эту шокирующую картину из-за стекла. — Прямо подводный ботанический музей».

Деревья стояли, величественно возвышаясь, как застывшие исполины. Из-за отсутствия ветра они казались невероятным замершим гербарием, собранным ботаником-шизофреником. Гарри заметил, что между деревьями аккуратно протоптаны тропинки, и, приглядевшись, он увидел вдалеке небольшое сооружение, похожее на беседку. Он прошёл вдоль стекла и с более удобного ракурса разглядел, что это действительно была деревянная беседка круглой формы.

Противоположно стеклу тянулась стена коридора, на которую еле заметно падали тени листвы. Тут у Гарри возникло ясное секундное воспоминание своего последнего сна, где на стенах отражались блики воды, а вместе с ним и тревожное ощущение замкнутого пространства, из которого нет выхода, но это тут же прошло. Пройдя ещё немного вперёд, он увидел вход в сад. Стеклянные ворота были открыты, и из них тянуло приятной прохладой.

Коридор уходил дальше, но инспектору захотелось войти в сад и побродить там. Он вошёл внутрь и по тропинке направился к центру живописной оранжереи, к тому месту, где виднелась беседка. Приблизившись, он увидел, что в беседке кто-то сидит. Это были Лирена с отцом. Заметив его, Лирена помахала рукой, и Гарри уверенно зашагал к ним.

— Как спалось? — спросил Лайхам, блаженно улыбаясь, как старый, повидавший многое на своём веку кот.

— Спасибо, хорошо. — Гарри заметил, что коррелятор сменил свой комбинезон на чёрные брюки и лёгкую синюю кофту с карманами. Вид у него стал расслабленно домашний. Было видно, что коррелятор хорошо выспался и, наверное, видел приятные сны. Лирена тоже переоделась в чёрные облегающие брюки и пушистый белый свитер крупной вязки, который на ней немного висел, однако совсем её не портил, а даже, наоборот, подчёркивал форму груди и придавал ей оттенок уюта и тепла.

— Прямо как в лесу, — заметил Гарри, присаживаясь на лавочку, — только птички не поют.

Лайхам закивал.

— Да. Но птичек тут содержать я не могу, и потом, им нужно небо, а не железные стены.

Гарри хотел было закурить, но передумал и сунул только что вынутую пачку обратно в карман. Он посмотрел на Лирену и, снова вспомнив свой сон, где видел её фотографию на берегу, неожиданно для самого себя спросил:

— А мы могли бы попасть на Остров Драконов?

Лирена улыбнулась и перевела взгляд на отца.

— Конечно! — ответил Лайхам так, будто бы весь день ожидал именно этого вопроса. — Собственно, туда мы и плывём.

Гарри озадаченно посмотрел на своего собеседника. Ему показалось, уже не в первый раз, что он читает его мысли. Только что он видел сон, в котором содержался явный намёк на Остров Драконов, а теперь выясняется, что они туда уже плывут.

— И как до него далеко?

— Мы будем там к вечеру, просто меня поразил тот факт, что вы понимаете язык драконов, — Лайхам заметно ожил, — и этим было бы не воспользоваться просто глупо.

— Пожалуй, — задумчиво ответил инспектор.

— Ведь у них столько всего можно спросить! — включилась в разговор Лирена, посмотрев горящими глазами в самую глубину души инспектора.

Гарри в который раз понял, что эта женщина — его мечта. Она была не только красива, в ней сочетались те самые еле уловимые нюансы, которые чувствовал только он, и только ему они говорили, кричали — «Это она!!!». Это было похоже на химию чувств, будто Лирена бомбардировала его градом феромонов, как мощный истребитель беззащитный городишко. Гарри не мог противостоять влечению к ней, да и не хотел. Он вдруг понял, что слишком долго смотрит в её глаза, о чём ещё и просигналил Лайхам, предупредительно крякнув в кулак. Фулмен выпал из оцепенения и огляделся вокруг.

Всё выглядело совершенно несоответствующе тому, что сейчас они, сидя в беседке, окружённые зелёными, прозрачно шумящими деревьями, плывут на глубине, под водой, где-то в океане, в другом, загадочном мире. И Лирена в этом белом свитере, и отец девушки его мечты, и сам Гарри — межреальностный путешественник, попавший в мир, который ему так внутренне близок.

«Слишком много совпадений, — подумал инспектор, — слишком всё гладко и спокойно».

— Да, вопросов накопилось много, — закивал Дуайл, — но меня, конечно, прежде всего, интересует луна. Ведь драконы никогда не делают необдуманных шагов, они сами являются частью гармонии мира. Какие у них цели, не знает никто, но цели эти созидательные, направленные лишь во благо.

— Вы говорили, что только один дракон имеет доступ к книге событий. Но, как я понимаю, на острове живёт не один дракон?

— Конечно, нет. Там живут все драконы, и дракон Гертрах, и Софл, и Юрахарм. И все остальные.

Гарри задумался.

— А чем занимаются другие драконы?

— Другие? Это сложный вопрос. Пожалуй, у меня нет на него однозначного ответа, у драконов своя иерархия, как они выбирают дракона-стирателя, людям неизвестно, как и неизвестно, почему в какой-то момент один отходит от дел и навсегда поселяется на острове, никогда больше не показываясь людям. Ведь, если подумать, получается, что только дракон-стиратель реально влияет на мир, создаёт всё, в чём нуждаются люди, или стирает то, что кажется ему лишним.

— Подождите-ка, — удивился Гарри, — что значит создают всё, что нужно людям? Выходит, этот корабль создали драконы?

— Полагаю, что да! — простодушно ответил коррелятор. — Больше некому.

— Ну, теперь всё понятно, — Гарри хлопнул себя по коленке, — конечно, вам не нужны деньги! Попросили дракона, и он вам — раз, и пожалуйста, абра-кадабра — получите станцию. Не надо ни работать, ни учиться, всё просто!

Теперь задумался Лайхам, затуманив глаза дымкой глубокого размышления.

— То есть вы хотите сказать, что в вашем мире существует другая модель создания требуемых вещей?

— Ну конечно! — Гарри даже опешил от такого заявления.

— И какая же?

— Всё человек делает сам. И не один человек, а всё человечество в целом. Например, чтобы создать такой корабль, — он окинул взглядом оранжерею, — потребовались бы годы! Сотни человек и огромные финансовые средства.

— А чем же занимается ваш дракон-стиратель?

Гарри, приподняв бровь, насмешливо посмотрел на Лайхама.

— Никаких драконов, тем более стирателей, у нас нет и не было! И, по-моему, я вам уже это говорил. — Фулмен подозрительно посмотрел на Лайхама, который как ни в чём не бывало, безмятежно откинувшись на спинку, смотрел куда-то в сторону.

— Если всё это так, — ответил Лайхам, обдумав ответ инспектора, — то мир ваш действительно странен и, возможно, в чём-то более совершенен.

— Почему же? — удивился сыщик. — Ваш как раз совершеннее, у вас нет ни войн — потому что не за что воевать, ни убийств — потому что не за что убивать…

— Но ведь если вы создаёте всё сами, — перебил его Лайхам, — то, получается, вы обладаете знаниями драконов?

— Мы обладаем знаниями, к которым пришли долгим путём проб и ошибок! — гордо заявил Гарри с таким видом, будто сам проделал этот нелёгкий путь. — Поколения учёных обогащали и преумножали знания человечества, порою жертвуя собственной жизнью ради открытий! А вы? Что делали вы в это время? Какие жертвы принесли?

Гарри вошёл в раж, он стал неудержимо багроветь, как зреющий под солнцем фрукт, и глаза его приобрели ледяной блеск. К тому же его состояние усугублялось полной апатией коррелятора, который с видимым безразличием слушал воодушевлённого чувством обиды и несправедливости инспектора. Слушая, он мельком посматривал на дочь, и Гарри мог бы поклясться, что во взгляде этом была насмешка и над ним, и над заслугами всего человечества в целом.

— Человеку в нашей реальности с самого начала времён до всего приходилось доходить самому; требовалась пища, он изобретал лук и стрелы, требовалось защитить свой дом от вторжения варваров, он изобретал порох и пушки, требовалось покорить космос и океан — строились корабли! И, заметьте, руками людей, а не по волшебству драконов!

— Погодите, погодите, Гарри! — перебил его Лайхам. — Я понимаю, о чём вы. Теперь понимаю. И мне кажется, я знаю, где тут камень преткновения!

Фулмен с трудом замолчал и, внутренне постаравшись успокоить себя, впился взглядом в коррелятора.

— Понимаете, — начал Лайхам, — мне кажется, ваш мир пошёл другим путём, с одной стороны, более простым, но и более сложным, с другой, и, скорее всего, путь этот неправильный…

— Да вы… — начал было Гарри, но Лайхам жестом руки умоляюще попросил не перебивать его, и Гарри, кинув взгляд на Лирену, которая смотрела на него холодными взглядом, затих и стал слушать.

— Вы зря полагаете, что всё, что получаем мы, берётся ниоткуда, из воздуха. Хотя… И так можно сказать, но это будет неправильно. Изучая древние книги, я наталкивался на факты, говорящие о том, что и наши предки вначале пошли путём, очень похожим на тот, о котором вы говорите. Но этот путь был тупиковым. И люди кардинально изменили отношение к миру и своё положение в нём. Мир устроен гораздо сложнее, нежели кажется на первый взгляд. Человеку, благодаря его разуму, даны гораздо большие возможности. Я не знаю точно, но…

Тут Лайхам замолчал и задумчиво посмотрел куда-то вдаль.

— Понимаете, — продолжил он, — у меня есть некоторые соображения по поводу драконов. Именно поэтому мы и плывём на остров. Нужно многое выяснить, прежде чем я смогу что-либо сказать определённо. И ещё мне кажется, вы, — он повернулся к Гарри, — неслучайно появились в нашем мире со своей способностью понимать язык драконов. Возможно, там, на острове, мы приблизимся и к разгадке вашей проблемы.

Лайхам Дуайл поднялся и, приглашающее посмотрев на инспектора и дочь, двинулся к выходу из оранжереи. Гарри, тоже внутренне понимая, что на острове драконов очень многое может проясниться, не стал продолжать спор, хотя из слов Лайхама ничего определённого он для себя не почерпнул. Допустим, их мир пошёл другим путём, допустим, этот путь более правильный, и признаки этого он уже успел увидеть, но что-то его настораживало, не хватало той детали, которая расставила бы всё по полочкам. Он поднялся и, глубоко вдохнув глоток свежего воздуха, пошёл к выходу. Воздух был такой, какой обычно бывает в лесу после дождя, недоставало только жёлтого медальона солнца, выглядывающего из-за крон деревьев, и, конечно же, пения птиц, без которых этот лес казался фантасмагорической декорацией недописанного спектакля. Гарри остановился, чиркнул зажигалкой и прикурил, дым неподвижной плёнкой застыл в воздухе и начал медленно расползаться в стороны, как паутина. Инспектор двинулся дальше, и паутина дыма, расступившись перед его лицом, сначала закружилась зыбкими вихрями сзади, а спустя мгновенье и вовсе исчезла.

 

13

После завтрака в комнате с камином Гарри с разрешения Лайхама отправился бродить по станции. Коридоры петляли, подобно разветвлениям лабиринта, уходили, изгибаясь то вправо, то влево, заканчивались тихими холлами с уютными банкетками и открывались стеклянными, уходящими в стены при приближении дверьми, и это как ни странно инспектору нравилось. Казалось, он мог бы часами бродить вот так совсем один, заглядывая в залы и комнаты и размышляя про себя о происходящих событиях. Станция была огромна, она напоминала перевёрнутый навзничь небоскрёб, который оснастили двигателями и пустили в свободное плаванье. Пройдя очередной длинный коридор, Гарри вошёл в круглый зал, в центре которого на гранитном пьедестале возвышалась металлическая стела. Стела уходила вверх на несколько метров и упиралась в фосфоресцирующий потолок. Сам металлический монумент был исписан со всех сторон искусно выгравированными на металле иероглифами, Гарри присел на банкетку возле стены, облокотился спиной о твёрдую поверхность и закрыл глаза.

Он вспомнил синее небо, которое увидел, впервые попав в эту реальность, и тихий ветер и дорогу. Пустой и в то же время невыразимо наполненный мир, который предстал тогда перед ним. А потом прилетел дракон…

Сегодня, когда они завтракали, в комнате возле камина не было чучела, которое Гарри увидел в этой комнате, оказавшись в ней впервые. Но, когда он спросил Лайхама, куда подевался дракон, тот, сильно удивившись, заверил его, что никакого дракона никогда возле камина не стояло, и ещё Гарри заметил, что от его вопроса коррелятор скрыто занервничал и даже как будто испугался. Гарри и сам испугался, потому что отчётливо помнил, что чучело было, вот только теперь он не был уверен, что это было чучело.

«Но даже если это был живой дракон, — подумал он, — то почему такой маленький? Или они все разные? И почему тогда его никто, кроме меня, не видел? Или что, у меня начались видения? Галлюцинации? Или это был призрак?»

Гарри думал, что, скорее всего, Лайхам и Лирена тоже видели дракона, но по необъяснимым причинам не говорят этого, то ли пытаясь напугать его, то ли запутать и погрузить в атмосферу таинственности.

«Не на того напали», — решил Фулмен.

Он открыл глаза, встал и подошёл к постаменту. Дотронувшись рукой до стелы, Гарри ощутил тепло, как будто металл нагрелся на солнце. Это было странно хотя бы потому, что в зале было прохладно и видимых источников тепла, способных нагреть металл, рядом не было. Гарри предположил, что стела, возможно, является технологической частью станции и, возможно, даже каким-то образом связана с двигателем.

«А интересно, — вдруг озадачился он, — на каком горючем плывёт такая махина? И сколько его нужно, что бы заставить эту громадину плыть? Похоже, тут не обошлось без атомного реактора».

Он поспешно отдёрнул руку и подальше отошёл от несущего возможную угрозу здоровью сооружения.

«Чёрт его знает, что у них тут может быть», — подозрительно подумал он и, поспешив к выходу, отправился в обратный путь к своей каюте. Через полчаса блужданий по коридорам Гарри вышел к оранжерее и уже относительно неё быстро сориентировался, куда ему нужно идти, чтобы добраться до своего обиталища.

У себя в каюте он взял со стола приёмник Барсукова, лёг на кушетку и, щёлкнув колёсиком, включил его. Их динамика донёсся слабый шум помех. Профессора в эфире не было. Подождав минут пять, Гарри выключил аппарат связи и, положив его себе на грудь, закрыл глаза. В каюте было уютно и тепло, тихое гудение станции успокоило инспектора, но он не собирался крепко засыпать, надеясь сегодня непременно выйти на связь с Барсуковым. Он просто лежал, убаюкиваемый негой, и старался не думать ни о чём. К разгадке, кто похитил проникатель, Фулмен так и не приблизился, но в том, что Лайхам имеет к этому непосредственное отношение, он уже не сомневался. Поведение коррелятора, его странные вопросы и намёки говорили о том, что знает он гораздо больше, чем говорит. Но, с другой стороны, опасности или негатива со стороны Лайхама он не ощущал. И потом, Лирена была его дочерью! При воспоминании о Лирене инспектора сами собой захлестнули приятные мысли, носящие отнюдь не платонический характер. Он замечтался, вспоминая изгибы загорелого тела девушки, которые фотографическими снимками отпечатались в памяти тогда, на берегу. Гарри уже знал, уже предчувствовал, какая она нежная и страстная и какое блаженство может ждать его, если она проявит к нему хотя бы часть того влечения, что испытывает он к ней. Он как будто снова целовал её, и от одного только воспоминания о её трепетных губах по телу потекла истома. Гарри осознал, как давно у него не было женщины, и понял, что такие мечты до добра не доведут.

«Надо думать о другом, — внушил он себе, — о Барсукове, например, о проникателе…» — но мысли, как непослушные хищные лисицы, избегали ловушек, расставленных неумелым охотником, и юрко возвращались к сладостной теме. Гарри боролся. Боролся отчаянно, как последний оставшийся на поле битвы, израненный воин с несметным полчищем врагов, но силы были настолько неравными, что в итоге он поверженно пал.

Через какое-то время он с закрытыми глазами нащупал рукой приёмник и снова машинально повернул колёсико, включив его. Помех как ни странно не было слышно, но и мерное гудение в комнате было нарушено неким неуловимым присутствием какого-то нового звука.

— Гарри, — услышал инспектор, — Гарри, ответь!

Голос профессора был спокойным и несколько приглушённым, как будто он говорил сквозь марлевую повязку.

— Профессор? Это я, — отозвался инспектор, не открывая глаз. Ему было так комфортно и удобно лежать, что, казалось, открой он сейчас глаза, это ощущение разливающейся по телу неги тут же исчезнет.

— Гарри, слушай меня очень внимательно, — проговорил голос Барсукова, — ты уже понял, в чём дело?

— Вы о чём? — Гарри показался вопрос профессора двойственным, с намёком на что-то, не касающееся непосредственно пропажи проникателя. — Пока я не знаю, где находится проникатель…

— Нет, Гарри, — перебил его голос профессора, — я о другом.

— О чём же? — Фулмен хотел было открыть глаза, но его будто что-то удержало, и он, поддавшись этому чему-то, остался лежать с закрытыми веками, пребывая в тягучем оцепенении.

— Гарри, ты понял, где ты находишься и почему?

— Я… Я догадываюсь…

— Ты должен это понять, Гарри, и тогда всё сложится само собой, все детали сольются в целостную картину, подобно мозаике.

— Я знаю, — ответил инспектор, он вдруг подумал о Лирене и драконах, и о себе, только посмотрел на это с совершенно другой стороны, как будто глазами другого человека. Словно он зритель, сидящий в кинозале, где показывают давно знакомый ему фильм, и он знает его от начала до конца, но всё равно увлечённо, как загипнотизированный, смотрит, что же будет дальше, будто ожидая, что именно при этом просмотре ход событий вдруг изменится и фильм обретёт новый, непредсказуемый сюжет.

— Гарри, твоя роль куда серьёзнее, чем ты думаешь, — поучительным тоном продолжал профессор, — ты должен это понять. Ответ перед тобой, надо просто его увидеть, просто сфокусировать взгляд.

— Да, да, — догадался Гарри, — я знаю, это как стерео-картинки. Когда просто смотришь на такое изображение, ничего путного не увидишь, а если смотреть туда, как в зеркало, появляется объёмный предмет.

— Да! Правильно, — Гарри показалось что Барсуков, улыбнулся, — и в этом мире всё точно так же, ты должен смотреть не на плоскость, а вглубь её.

— Но что я увижу?

— Ты увидишь то, что ты хочешь увидеть, то, что ты должен был видеть всегда.

— Но почему именно я?

— Ты должен понять это сам, я могу лишь слегка намекнуть тебе.

— А драконы?

— И драконы могут, драконы — это отражения, отражения за ровной поверхностью картинки.

— А Лирена, а Лайхам, а все люди? — Гарри снова не смог поднять головы и открыть глаз, как будто его тело залили густым липовым мёдом, но, с другой стороны, это состояние было необыкновенно приятным и его не хотелось прерывать.

— Они тоже отражения, но их нет в картинке…

— Как нет? Я же вижу их, я говорю с ними…

— Всё верно, они есть, но есть для тебя, а для меня их нет…

— А вы для них? — он начал понимать, что снова запутывается в своих мыслях, у него перед глазами мелькали тысячи картинок, ни в одной их которых не было определённого смысла. Он как будто бы смотрел на многометровый телеэкран, поделённый на сотни маленьких экранов, в которых одновременно показывались разные кадры, но ему, чтобы понять суть, нужно было бы видеть всё и, сразу вникая в каждую видеоисторию, понимать её смысл, но сделать это было невозможно. Засматриваясь на одну, он тут же терял из виду все остальные…

— Это сложный вопрос, Гарри… — голос Барсукова начал тускнеть смешиваясь с появившимися в эфире помехами, — они существуют, Гарри, ты просто должен понять, как…

Последние слова он еле расслышал, их проглотили искажения радиоволн, как ливень — звук удаляющегося автомобиля. Гарри невероятным усилием воли разлепил глаза и поднял тяжёлую, будто налитую свинцом, голову с подушки. Приёмник валялся возле кровати и хрипел, словно рой механических пчёл.

«Я что, уснул? — подумал инспектор, ощущая в голове похмельный шум, в горле пересохло, и глаза слипались, будто их залили воском. — Я говорил с ним или нет?»

 

14

Фулмен поднял приёмник и выключил давящий на сознание нестерпимый скрежет.

Он лежал и, глядя в потолок, обдумывал услышанные от Барсукова слова. «Это сон! — уверился Гарри. — Или нет? — он сомневался. — Что он пытался мне сказать? Что я должен понять и увидеть?»

В дверь постучали. Гарри вздрогнул, поднялся и, открыв дверь, увидел на пороге Лирену. Голубоглазая девушка проскользнула в каюту и без приглашения уселась на кровать.

— Можно? — спросила она.

— Можно, — разрешил инспектор, не понимая, что конкретно она имеет в виду, то ли просит разрешения посидеть на кровати, то ли задним числом интересуется, можно ли ей войти.

— Ты спал?

— Наверное, — неуверенно замялся Гарри, вид у него был заспанный, волосы взъерошились и представляли из себя что-то, похожее на сеновал, разрушенный торнадо.

Она звонко хихикнула, наблюдая, как он старательно пытается привести шевелюру в приличный вид, но один клок справа никак не поддавался манипуляциям инспектора.

— А, ты даже не знаешь, спал ты или нет? А сейчас ты случаем не спишь?

Этот вопрос насторожил Гарри настолько, что ему захотелось проверить, а правда, не спит ли он, и ущипнуть себя. Но Фулмен никогда не верил в то, что, ущипнув себя во сне, можно проснуться. Иногда в сновидениях с ним происходили и более страшные вещи, по сравнению с которыми щипок, что слону комар.

— Вероятно, я дремал. Это же нельзя назвать сном?

— Дрёма — это тоже сон, — уверенно сказала Лирена.

— Разве? — Гарри оставил в покое нелепо торчащий клок волос и неуверенно шагнул к девушке.

— Конечно! Ты никогда не замечал во время дрёмы, что мир и события приобретают совсем другую окраску?

— Возможно. — Гарри присел рядом с Лиреной, ощутив лёгкий ветерок её духов.

— Я люблю дремать… — Лирена задумалась, — но и глубокие сны я тоже люблю.

Она повернулась к Гарри, и он, ощутив вдруг возникшую между ними волну, приблизился к её губам. Она податливо закрыла глаза и потянулась навстречу.

Руки сами собой, будто живущие отдельной жизнью, нашли край кофточки девушки и потянули её вверх, не встретив никакого сопротивления. Лирена откинулась на кровать и обняла голову Гарри, запустив тонкие пальчики в волосы, где, торжествуя, будто олимпийское пламя, вздымался непокорный локон. Спустя минуту оба, уже раздетые и трясущиеся от возбуждения, слились во что-то жаркое и мокрое, напоминая один живущий свои последние минуты, корчащийся в агонии организм.

Потом они лежали молча, обнявшись, и Гарри выкинул из головы мысли о том, что последний разговор с Барсуковым был в действительности. Лирена была самой настоящей, из плоти и крови, её горячая, гладкая как у ребёнка кожа, согревала его сейчас в эту минуту, он слышал её ровное дыханье, чувствовал запах и не понимал, как ещё недавно мог сомневаться в том, что она лишь плод его фантазии. Скорее, на эту роль подходил сам Барсуков.

— Скоро мы будем на острове, — сказала девушка.

— Хорошо.

— Ты пойдёшь говорить с драконами?

— Пойду.

— А о чём ты их спросишь?

Он привстал, подперев рукой голову. Лирена лежала, глядя куда-то вверх, но взгляд её был сосредоточен, будто бы она смотрела с берега на море, отыскивая в волнах далёкий корабль.

— Я спрошу, почему я здесь.

— И всё? — в её голосе мелькнула лёгкая насмешка.

— И почему там, откуда я пришёл, не было тебя.

— А вдруг там, откуда ты пришёл, тоже есть другая я? Так же как двойник моего отца.

— Нет! — уверенно ответил Гарри.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю!

Они замолчали. Так хорошо Гарри не было никогда, теперь он понял, почему жизнь раньше казалась ему серой жижей, в которой он барахтался задыхающейся рыбой, жаждущей просторного чистого моря. Ему не хватало любви. Не просто банального секса, а чувства, которое сейчас закутывало всю его душу, как шерстяной плед в холодный декабрьский вечер. Именно этого он ждал. И тут Гарри понял, что совершенно не хочет покидать этот мир, мир, в котором всё по-другому, всё спокойно и правильно. Но ведь он чужой здесь?

— Ты видел в каминной дракона? — перебила ход его мыслей Лирена, посмотрев расширившимися до размера жемчужин зрачками в самую глубину души Гарри.

— Да! Вернее, его чучело.

— Чучело? — не поняла она.

Гарри не знал, как объяснить это слово девушке, живущей в мире, лишённом зла.

— Это как бы макет, игрушка.

— А-а… Нет, макета дракона у нас нет, — весело ответила Лирена, — похоже, ты видел посланника Заркана.

— Кого? — растерялся Гарри.

— Посланника Заркана.

— Живого?

— Ну конечно.

— А как его зовут?

— Кого? — Лирена приподняла удивлённые брови.

— Посланника.

— Заркан и есть посланник, — ответила Лирена, вспомнив, видимо, что имеет дело с человеком, рождённым в другой реальности, — когда драконы уменьшаются в размерах, они становятся видны только тем, кому хотят быть видны сами. И в таком состоянии они называются посланниками.

— Интересно, — задумался Гарри, — что же тогда он мне ничего не передал?

— А что он должен был передать? — Она насторожилась.

— Не знаю. Но раз он посланник, значит, зачем-то он приходил?

Она пожала плечами. Скинув одеяло Лирена встала, грациозно, как юная львица, нагнулась за вещами, разбросанными на полу. От этой картины живот инспектора окатила волна приятной истомы, и он попытался втащить любимую обратно в постель. Но она ловко вырвалась, рассмеявшись совсем по-детски, и, быстро одевшись, подмигнула ему, бесшумно выскочив за дверь. Гарри проводил её печальным взглядом, откинулся на подушку и через некоторое время блаженно уснул.

 

15

Утром станция подплыла к Острову Драконов.

Опасения Фулмена по поводу подъёма на мостик станционной башни не оправдались. Они так же спустились вниз по изгибающимся коридорам, а когда вышли на воздух, оказались на том же самом мостике, с которого входили на станцию. Как инспектор не пытался понять принцип перетранслирования, ничего у него не вышло. Единственное, что он отметил для себя, — это странное чувство необычной лёгкости при спуске. Когда они шли по коридору, ему казалось, что вот-вот, ещё чуть-чуть и ноги оторвутся от поверхности, и тело воспарит свободно в воздухе, как шар, наполненный гелием. Спуск понравился Гарри больше.

Все трое при помощи телескопической люльки высадились на берег, покрытый мелкой галькой. Впереди возвышались отвесной громадой скалы, вонзающиеся своими пиками в нежное синее небо. Скалы шли вдоль всего берега, оставляя лишь небольшое пространство пляжу. Никаких тропинок и дорог Гарри не увидел. Он тут же озадачился вопросом, куда им идти? Уж не предполагает ли Лайхам карабкаться на вершину? По правде говоря, инспектор боялся высоты, как-то в детстве он с приятелями лазил по старой заброшенной церкви и упал с неё, сильно вывихнув колено. С тех пор высота стала ему крайне неприятна, Гарри все собирался бороться со своей фобией и даже как-то записался на прыжки с парашютом, но так и не прибыл в назначенное время на военный аэродром. Он не испугался, просто было слишком много дел. По крайней мере, так Гарри оправдывался перед самим собой.

Осмотревшись, инспектор ясно понял, что на таком жалком отрезке суши места было слишком уж мало для того, чтобы драконы жили прямо здесь. Их поселение должно было быть где-то за горами. Или, может, в горах?

— Куда нам идти? — поинтересовался инспектор, помогая Лирене сойти из транспортной люльки на берег.

— В пещеру, — ответил коррелятор, указав рукой вперёд на гору.

Гарри присмотрелся, но никакого отверстия, могущего быть пещерой, не увидел. Ни расщелины, ни маленького лаза, ничего.

— Может, мы не там причалили?

— Там, — подтвердил Лайхам, хитро прищурившись.

— Не вижу пещеры нигде, — завертелся Фулмен глазами по отвесной стене. Всё, что он увидел, — это маленькие отверстия, из которых то и дело вылетали серенькие с красными крыльями птички, устремляясь к морю. Другие их сородичи, наоборот, возвращались в свои крохотные каменные гнёзда, блестя мелкой рыбёшкой в клювах, как маленькими зеркальцами.

— Всё верно, её не так просто найти, — засмеялся коррелятор, — тут есть свой секрет.

Он направился к горе. Встав вплотную у каменной монолитной стены, Лайхам прислонил ухо к ней и стал прислушиваться. Инспектор, взяв Лирену за руку, пошёл следом. Лайхам же начал медленно двигаться вдоль стены, останавливаясь через каждый шаг и чутко прижимаясь к камню. У него был вид ревнивого мужа, пытающегося через стену подслушать, одна ли дома супруга или к ней уже пришёл любовник-сердцеед. Наконец он, найдя, вероятно, то, что искал, остановился. Гарри безучастно, но с некоторым интересом наблюдал за происходящим. Лайхам немного потоптался в нерешительности перед стеной, как провинившийся работник перед дверью начальника, посмотрел ввысь и начал медленно отходить назад.

Он отошёл на приличное расстояние, остановился и вдруг со всех ног кинулся на монолитный камень, подобно мухе, штурмующей оконное стекло и не знающей, что полёт её завершится фиаско. Гарри, видя это, дёрнулся всем телом и хотел было кинуться остановить старика, но Лирена задержала его, сжав кисть и показав взглядом, что отец знает, что делает. Когда Лайхам уже, казалось, должен был бы неминуемо разбиться о камень, отлетев расколотым орехом на гальку, в стене вдруг за долю секунды до столкновения образовалось отверстие, светящееся, как прожектор в ночи, матовым голубым светом. В этом свечении и исчез коррелятор.

— Пойдём, — пригласила Лирена и потянула Гарри за собой.

Инспектор, не ожидавший такого развития событий, всё ещё разинув рот от удивления, мотнул головой, будто прогонял назойливую мысль, и пошёл за девушкой. Они вошли в сияющий проход, зажмурившись от яркого света, Гарри на несколько секунд как будто ослеп. Когда зрение вернулось, инспектор увидел, что они находятся в длинном тоннеле, конец его тонул в свечении впереди, а потому было совершенно непонятно, как далеко он может вести. Голубоватое свечение исходило от самих стен, но было уже не таким ярким. Инспектору вдруг показалось, что сейчас из глубины вырвется фантастический поезд с парой слепящих прожекторов-фар и деться от него будет некуда.

— Идём, — позвал Лайхам, успевший уже довольно далеко уйти вглубь.

Они пошли вперёд, оглашая тоннель эхом шагов. Стены были гладкими и на ощупь напоминали стекло, Гарри шёл, зачарованно глядя на них, хотя ничего необыкновенного стены из себя не представляли. Гладкая матовая порода, светящаяся, подобно фосфору. Ему вдруг представилось что они, возможно, всего лишь три микроскопические блохи, попавшиеся в трубку неоновой лампы, идут по ней, а лампа эта сейчас висит где-нибудь в ночном клубе и посетители даже не подозревают о том, что светящийся над ними голубоватым светом стеклянный цилиндр на самом деле путь в долину драконов. В долину, где открывается истина! Фулмен задумался над этой идеей, и она в контексте всех событий, произошедших с ним за последние дни, показалась ему вполне обоснованной. Его мысль показалась ему невероятным открытием. Он даже начал слышать тихую, но с каждым шагом всё нарастающую музыку дискотеки, посмотрев под ноги, инспектор уже различал движущиеся за полупрозрачным стеклом тени и мелькание стробоскопов. Он уже хотел поделиться своим открытием со своими провожатыми, как вдруг увидел вдалеке просвет. Гарри тут же потерял нить своих размышлений, почувствовав дуновение свежего ветерка. Когда они подошли к выходу, взгляду открылась удивительной красоты картина.

Впереди простирался город с невероятной величины домами, сделанными, похоже, из монолитной горной породы, да и всё остальное, улицы и площади, тоже были монолитными. Гарри представил себе, как раньше на месте города стояла гора и миллионы усердных строителей-скульпторов годами трудились над созданием из этой глыбы монументального произведения то ли искусства, то ли архитектуры. Но в городе был не только камень, зелени тоже было достаточно. Была даже река, огибающая строения живой искрящейся змейкой.

— Это и есть город драконов! — Лайхам заметил, как восторженно Гарри смотрит на открывшуюся ему красоту.

— Кто же это всё создал?

Лайхам пожал плечами.

— Город драконов очень древний, и никто не знает, кто его создатель…

— Догадываюсь, — недослушал инспектор, расплывшись в слишком уж не подобающей блюстителю порядка улыбке, — что конкретного создателя нет. Наверное, он создан по тому же принципу, что и ваша станция?

— Очень даже может быть, — уклончиво согласился коррелятор.

— Красиво! — Лирена запорхала ресницами.

— Да, — согласился инспектор, — шикарней Диснейленда.

Лирена вопросительно навела на Гарри свои синие омуты глаз.

— В нашей реальности есть такой парк. Для развлечения детей, — пояснил Гарри, на мгновение утонув в глазах девушки.

— Знаете, Гарри, — прервал его Лайхам, — я забыл предупредить, — он замялся, будто бы хотел попросить взаймы, заведомо зная, что не отдаст, — это голубое свечение на некоторых людей оказывает некоторое воздействие…

— Да? — изумился Гарри, посмотрев на коррелятора блестящими странной радостью глазами.

— Могут возникнуть странные фантазии, видения, может, даже…

— То есть? — насторожился Гарри, вдруг почувствовав себя слегка пьяным.

— Что-то похожее на коктейль с тремя каплями минклиса.

Брови инспектора вспорхнули удивлёнными радугами.

— Это фермент нетропсоника. Помните?

— Да, да… — Гарри вспомнил удивительную рыбу, похожую на пчелу, полоски которой тоже были голубоватыми, как свет тоннеля.

— Так вот, с этим надо быть поаккуратнее, затягивает, — предупредил Лайхам.

— Понятно, — Гарри обернулся и пытливо посмотрел в глубь пройденного тоннеля. Голубоватое свечение всё так же тихо лилось со стен, и ему вдруг захотелось туда вернуться, причём желание это стало настолько сильным, что Гарри даже сделал шаг назад в тоннель.

— Гарри! — строго произнёс Лайхам.

— Да, да… — Инспектор развернулся и, печально вздохнув, двинулся прочь от манящего, как песня морских сирен, прохода.

 

16

Тем временем Лайхам начал спускаться по тропинке, ведущей в город. Фулмен под руку с Лиреной последовали за ним. Тропинка была довольно крутой, и Гарри не без удовольствия помогал Лирене преодолевать спуск, поддерживая её за тонкую талию. Каждое прикосновение к ней отзывалось в душе инспектора неподдельным счастьем, вокруг шелестела листва диковинных деревьев, стрекотали насекомые, наигрывая завораживающие странные мелодии, некоторые из цикад выпрыгивали из травы так высоко, будто хотели дотянуться до звёзд. Движение троицы взбудоражило притаившихся в траве бабочек, которые цветными лепестками взметнулись в воздух и затрепыхались искрами костра со всех сторон. Гарри тут же вспомнил свой недавний сон и почувствовал, что его сознание играет с ним какую-то необъяснимую пока игру. До этого вещих снов он не видел, а тут ему чуть ли не каждый раз снится что-то, что потом появляется в действительности. Но осознание этого факта только порадовало инспектора, и он, ведомый непонятным ему порывом, тихо вытянул из кармана «Магнум» и, пока Лирена не видела, зашвырнул его далеко в траву.

Наконец они вошли в город. Гарри был поражён, насколько огромны здания, казавшиеся ему маленькими фигурками с вершины холма, по которому они спускались не меньше тридцати минут. Дома были похожи на ангары военного аэродрома. Впрочем, если в них жили драконы, это было вполне естественно. На улицах не было ни души. Они шли по чистому дорожному покрытию, с обеих сторон над ними нависали мохнатыми лапами деревья, некоторые из которых инспектор видел в оранжерее на станции, многие плодоносили чудными фруктами, которых Фулмен в жизни не видел.

— А где же сами драконы? — с любопытством осматривая окружающую красоту, удивился инспектор.

— Наверное, отдыхают, — ответил коррелятор, не оборачиваясь. Он шёл впереди уверенной походкой, будто бы направлялся к себе домой, — но всех драконов мы вряд ли встретим. Я думаю, с нами будет беседовать только Заркан. А другие, если не захотят, никогда нам не покажутся. Может быть, они сейчас за нами преспокойно наблюдают, но мы этого не видим.

Гарри вспомнил каминную, где видел маленького дракона, и что Лирена говорила о «посланниках».

— Скажите, а тогда на станции вы и правда не видели дракона у огня?

Лайхам остановился и, повернувшись к Гарри, сосредоточенно посмотрел на инспектора.

— Вы уверены, что видели что-то?

— Уверен. И видел я не что-то, а чучело дракона, только теперь я уверен, что это было вовсе не чучело, а сам дракон. Лирена объяснила мне, что это мог быть «посланник». — Гарри посмотрел на дочь Лайхама, которая утвердительно кивнула.

— Да. Скорее всего, так оно и есть, Гарри. И это ещё раз доказывает, что мы правильно сделали, прибыв сюда. Драконы сами хотят от вас чего-то.

Лайхам развернулся и продолжил путь. Они шли молча, сворачивая в улицы, петляющие змейкой. Гарри смотрел на дома, которые все были не похожи друг на друга, как будто представленные на выставке, где главным критерием является оригинальность и неповторимость идей. Он не увидел ни одной таблички с названием улиц, впрочем, вряд ли бы Гарри смог эти названия прочесть. Наконец они вышли на центральную площадь города. Огромная, как аэродром, она была сплошь испещрена символами, прочитать которые можно было разве что с воздуха. Посередине каменного плато Фулмен увидел невысокое сооружение, к которому уверенно направился Лайхам.

— Что это? — Он догнал коррелятора, поравнявшись с ним.

— Это?

— Это. — Гарри окинул взглядом площадь.

— Это храм книги жизни, — значительно ответил Лайхам.

— Храм? — удивился Гарри. Он привык к тому, что храмы имеют крышу, а не находятся под открытым небом. — А сама книга где?

Лайхам посмотрел на инспектора так, будто тот попросил его показать непристойные фотографии Лирены.

— Мы должны дождаться Заркана. Он ответит, я надеюсь, на все вопросы.

— Согласен, — инспектор подтвердил согласие странной мимикой и задумчиво пошёл дальше. Он снова представил, как со стороны они выглядят тремя крошечными муравьями, бредущими по поверхности подноса, украшенного древними письменами. Когда они дошли до сооружения в центре, Гарри увидел, что оно представляет из себя глубокий провал, окаймлённый гранитным бордюром. Наверное, больше всего провал напоминал Гарри кресло пилота истребителя, если на него смотреть сверху. Кресло было громадным, и Гарри догадался, что драконы, вероятно, садятся в него, оставляя на поверхности видимой только голову. Он вдруг представил, что весь город на самом деле является летательным аппаратом, а его центр, то место, куда они пришли, — кабина пилота. Но, правда, никаких приспособлений для управления в виде штурвала или руля инспектор не увидел.

— Тут должен сидеть дракон? — Гарри перегнулся через гранитный парапет, пытаясь внимательнее разглядеть провал.

— Да, — подтвердил Лайхам, — сюда садится дракон-стиратель и читает «книгу событий».

— Интересно бы было посмотреть.

— Можно и посмотреть! — сказал голос за спиной инспектора.

Он обернулся, так быстро, как если бы вдруг почувствовал, что на него с бешеной скоростью несётся громыхающий грузовик с сорванными тормозами. Перед ними стоял дракон Заркан, такой же точно малыш, как и тогда в каминной комнате.

— Здравствуйте! — поздоровался дракон. Он переваливаясь с ноги на ногу, смешной плюшевой игрушкой прошёл чуть вперёд и протянул окаменевшему от неожиданности Гарри короткую лапу. Гарри аккуратно пожал мягкие бархатные пальчики.

— Нравится наш город? — обратился дракон к инспектору, чувствующему себя героем фильма с использованием компьютерной анимации.

— Красивый город, — честно ответил тот.

— Он не мог тебе не понравиться, — улыбнулся Заркан.

Гарри внимательно всмотрелся в глаза чудного зверя. Что-то было в них такое притягательное и глубокое, будто вся мудрость вселенной сконцентрировалась сейчас в этих чёрных, как самая глубокая ночь, зрачках.

— Тебе не кажется, что ты уже видел где-то этот город? — проникновенно спросил дракон. И Фулмену тут же показалось, что он и правда видел или, скорее, не видел, но ощущал во всей красоте города присутствие чего-то до боли знакомого и родного.

— Кто вы? — Гарри понял, что происходит что-то странное. Но его это не пугало. Он скорее хотел постичь страшную тайну, зыбким ореолом окружавшую его всё время, что он находился в этой реальности.

— Спроси у Лайхама, — спокойно сказал дракон, переведя взгляд на безмолвствующих и ошарашенных спутников инспектора, — взял ли он с собой минклис?

Гарри повернулся к коррелятору.

— Он спрашивает, взяли ли вы Минклис?

Брови Лайхама поползли вверх, как будто их натянули микроскопическими невидимыми тросами.

— Откуда он знает? — Коррелятор достал из кармана сосуд с зеленоватой, тягучей, как мёд, жидкостью.

Заркан неторопливо подошёл к отцу Лирены и взял у того сосуд. После чего произнёс что-то на совершенно неизвестном инспектору языке, чем-то похожим на стрекотание колибри. Лайхам с Лиреной поклонились и отошли от мраморного парапета молча и покорно.

— Ты хотел посмотреть, как драконы читают книгу событий? — с этими словами Заркан с ловкостью, совершенно непредсказуемой для его плюшевых пальчиков, отвернул пробку пузырька и, запрокинув морду, хлебнул из сосуда.

Гарри увидел, как вокруг зверя, будто раскалённое солнцем, задрожало пространство, затем дракон озарился слабым зеленоватым свечением и начал быстро увеличиваться в размерах. Фулмену пришлось поспешно отбежать, дабы не быть раздавленным плюшевой тушей. За несколько секунд он вырос до размеров громадного холма и стал таким, каким Гарри увидел его впервые. Он замахал маленькими крылышками и завис в воздухе гипершмелем, затем плавно подлетел к провалу и медленно опустился в кресло. Как и предполагал Гарри, на поверхности осталась видна лишь его голова, чёрной шляпой гриба-гиганта, выглядывающая из-за парапета.

— Книга событий, — сказал дракон, — на самом деле ещё не написана. И ты здесь для того, чтобы начать писать её вместе со мной, — он повернул в сторону Гарри чёрный глаз. Громадный, как телеэкран, он смотрел на инспектора, застыв неподвижным озером, в котором не было дна.

— Но Лайхам сказал…

— Лайхам сказал, — перебил инспектора Заркан, — то, что должен был сказать! Этот мир пока ещё не написан, это лишь модель, набросок того, что Мы должны сделать.

Это «Мы» дракон произнёс с такой недвусмысленной интонацией, что было понятно — в виду имеются только он и Гарри, а не все остальные люди, стоящие здесь и вообще существующие в мире.

— Но почему я? Я здесь затем, чтобы найти проникатель. Я из другого мира!

— Проникатель? — рассмеялся дракон. — А ты вспомни, что это такое? Как он выглядит, твой проникатель?

Гарри задумался о том, что говорил Барсуков о своём изобретении, и понял, что не способен сформулировать, что из себя представляет то, что он ищет.

— Никакого проникателя нет! — мягко сказал дракон, и все догадки сыщика подтвердились. Он и сам знал, что ищет какую-то нелепость, что это был лишь предлог послать его сюда.

— Но как же Барсуков? Как он меня послал к вам? Ведь это же он придумал проникатель или что-то такое, благодаря чему я оказался здесь?

— Нет никакого проникателя, — повторил Заркан поучительно. — Барсуков только думал, что создал его, на самом деле это мы вмешались в ту твою реальность и произвели ряд действий, в результате которых ты и оказался здесь. Всё, что говорил тебе Барсуков о проникателе, вымысел, но не его, он на самом деле был уверен, что изобрёл способ перемещения в иную реальность. Можешь смело забыть всё, что он говорил тебе об этом мире. Впрочем, кое-что Барсуков поведал тебе о нас настоящее.

— Что же?

— Помнишь, он говорил, что наш мир состоит всего из трёх существ?

— Да, помню, — Фулмен задумался, — что-то над временем и после времени.

— Почти так, но не совсем. Нас трое, действительно, если тут конечно можно использовать числовые значения.

— Кого трое. Драконов?

— Нет, Гарри. Я вовсе не дракон.

— Ничего не понимаю. — Он снова начал чувствовать, что всё происходящее с ним просто бред.

«Может, я лежу сейчас в клинике и беседую со своей галлюцинацией», — подавленно подумал инспектор.

— На самом деле любой из миров состоит из одного и того же. Наш мир ещё не существует, вернее, не существовал, до тех пор пока ты не появился здесь. Для того чтобы это случилось, нам, будем говорить, трём существам высшего порядка, нужен разум, которым обладаешь ты. Только при таком симбиозе рождается мир. Тот мир, где ты жил, был таким неправильным, злым и парадоксальным, потому что в процесс слияния вкралась ошибка. Знаешь, так бывает, когда рождается человек, через годы обнаруживается, что в его организме был неразвившийся зародыш брата или сестрёнки, которых он поглотил, будучи ещё эмбрионом. И это не его вина, это просто ошибка природы, сбой.

Гарри слушал всё это, как пациент, впервые получающий известие о своём неизлечимом заболевании.

— …То же самое произошло и с вашим миром, вместо одного разума в нём образовалось два, и это противоборство мечты сыграло злую шутку, создав несовершенный мир, полный горя и слёз, человеческой зависти и обречённости души. Ты не был счастлив в том мире, да и не мог бы стать счастливым никогда. Впрочем, как и разум твоего соперника. Но теперь мы исправили положение. Только беда в том, что ты, твоя память являются носителями информации, губительной для этого мира, и для того, чтобы всё пришло в норму, тебе придётся родиться заново. Всё, что ты увидел, Гарри, пока ещё не существует, но это тот мир, который нужен тебе. Ты сам создал его или почти сам. С нашей помощью.

— А Лирена? Она что, не существует? — Гарри не мог поверить в то, что слышал.

— Лирена — твоя мечта, но она будет, будет в том мире, который ты и мы создадим. Правда, для этого ты должен забыть всё, что было.

— Но как, ведь если я забуду всё, что помню, я перестану быть тем, кто я есть!

— Вовсе нет, Гарри, ты, наоборот, сейчас не тот, кто есть на самом деле.

— А кто же я?

— Ты разум, столкнувшийся с другим разумом. Ваше противоборство привело к возникновению мира, который в свою очередь изменил и тебя. Но это поправимо. Ведь, подумай, — глаз дракона вспыхнул бездонной вселенской пропастью, — ты хочешь вернуться обратно в ту реальность?

Фулмен не знал, что ответить… Здесь он встретил Лирену, познал чистоту мира, здесь он чувствовал себя совсем по-другому, может быть, чужим, но всё-таки этот мир был ему ближе. Он знал это.

— Наверное, не хочу. Мне никогда не нравился тот мир с его злобой и ненавистью.

— Конечно, он и не мог тебе нравиться, потому что он не твой. А этот мир твой.

— Но почему я не могу остаться в этом мире таким, какой я сейчас?

— Потому что ты многое помнишь и знаешь, и это многое не является твоей сутью, а от этого твоя душа будет всё равно не до конца счастлива. Гармония миров состоит в том, что человек должен быть счастлив. И потом, ты будешь знать, что этот мир — твоё создание, а зная это, ты можешь проявить себя совсем не положительно. Поэтому тебе придётся родиться заново. Написать с чистого листа книгу событий.

Дракон протянул Гарри флакон с минклисом.

— Тебе нужно просто выпить это, и всё придёт в норму.

— Погодите! — Гарри вспомнил, что забыл задать мучивший его всё время вопрос. — Но почему тогда вы стёрли луну? Зачем это было нужно?

— Мы? — удивился Заркан. — Луну стёр ты! Это символ незаконченности мира. Это твой собственный намёк на то, что, как бы прекрасна не была эта реальность, она всё же несовершенна, пока ты в ней всё ещё Гарри Фулмен — инспектор полиции. В новом мире, который тебя ждёт, луна будет удивительной и прекрасной, и, всякий раз глядя на неё, ты будешь ощущать, где-то в глубине, в подсознании, что этот мир твой!

— Бери, Гарри. — Дракон снова указал инспектору на сосуд.

Гарри взял с мягкой плюшевой лапы протянутый ему флакон и посмотрел на стоящую вдалеке Лирену и её отца. Он вспомнил всю свою жизнь там, в той реальности, которая теперь казалась лишь пожелтевшим негативом с изображением фрагмента полузабытой, давно не трогающей душу жизни. Одно только прикосновение Лирены к его коже смело перечёркивало всё, что было до этого. Он вспомнил их последнюю ночь, вспомнил, как они сидели с ней в её квартире, вспомнил море и чистоту неба этой реальности. Его реальности! Он понял, что, если не поступит так, как говорит дракон, то он действительно не сможет измениться до конца и сделать Лирену счастливой, и воспоминания о мире, погрязшем в жестокости и смраде алчности, будет камнем висеть на шее всю жизнь.

— Она правда будет такой же, как сейчас, и я её встречу?

— По-другому не может быть! — ответил дракон, моргнув бездонным мудрым глазом.

Закрыв глаза, Гарри подождал несколько секунд и с сознанием самоубийцы в ту секунду, когда его ноги отрываются от края крыши, выпил напиток. Вкус был такой, словно сочетал в себе всё, что только испытывал Фулмен в жизни, он содержал в себе все эмоции, радость и страх, боль и наслаждение, всё, что только способен ощутить человек. Все оттенки вкусов, когда-либо пробованных Фулменом, он будто выпил целый мир со всеми его горами, морями, небоскрёбами, аэропортами, с миллионами людей, гомоном их голосов. Он, как чёрная дыра, поглотил без остатка все краски мира, всю его суть.

Гарри открыл глаза и понял, что висит в воздухе, вокруг него искрился зелёный поток, и сквозь него Гарри увидел Лирену, бегущую к нему и тянущую руки, будто мать, пытающаяся вытащить из окна пылающего дома своего ребёнка. Она коснулась зелёного свечения, и тут же мир померк. Гарри Фулмена не стало. В то же мгновенье исчезло и всё остальное. И спустя неизмеримо малое время, меньшее, чем одна часть поделённой на миллиард секунды, возник новый мир.

* * *

— Гарри, малыш! — Мама подошла к кровати сына. Он лежал и смотрел на мир чистыми голубыми глазами, не моргая. Она всегда поражалась взгляду сына, в четыре года его глаза излучали столько мудрости, что, казалось, принадлежали человеку, прожившему целую жизнь. Следом за ней к кровати подошла её подруга Ирсена и ласково поглядела на ребёнка.

— Он не расстаётся с ним, — сказала мама Гарри, имея в виду подаренного Ирсеной чёрного игрушечного дракона. Ирсена подарила его не очень своевременно, Гарри тогда исполнился всего месяц, пожалуй, плюшевая игрушка была для малыша слишком ранним подарком. Но Гарри, как только начал ходить, обнаружил плюшевого зверя и, без труда догадавшись, что подарок принадлежит ему, определил его в свои лучшие друзья.

— Привет, Гарри! — поздоровалась Ирсена.

Малыш в ответ улыбнулся, подруга матери ему нравилась.

— Ну и что же с ним не так? — обратилась Ирсена уже не к Гарри, а его маме.

— Знаешь, — полушёпотом ответила та, — последнее время он говорит странные вещи, я боюсь, может, что-то с ним не так?

— А что говорит?

— Смотри.

Мама наклонилась к Гарри и погладила малыша по белобрысой голове.

— Расскажи тёте Ирсене, кем ты хочешь стать?

Малыш, заинтересованный вопросом, привстал на кровати и, проникновенно посмотрев на тётю, осчастливившею его драконом, спокойным голосом, не свойственным четырёхгодовалым малышам, произнёс:

— Я хочу быть инспектором полиции!

— Кем? — удивилась Ирсена.

— Инспектором, — повторил Гарри, — буду ловить преступников!

— А кто это?

— Преступники — это те, кто нарушает закон, — поучительно ответил ребёнок.

Подруга посмотрела на мать голубоглазого фантазёра удивлёнными глазами.

— Знаешь, ты не переживай, — успокоила она взволнованную речами сына подругу, — дети всегда такие, выдумывают разные несуществующие слова. У них в голове свой мир. Ничего страшного, это потом пройдёт.

— Думаешь?

— Уверена.

— А как зовут нашего дракона, — снова обратилась она к Гарри, прижимающему игрушку к груди.

— Заркан!

–//–