В кабинет заведующего Центральным телеграфом вошел мужчина в полувоенной форме и два командира НКВД. Мужчина подошел к заведующему — Вы товарищ Крылов? Крылов встал — Да, я. А вы кто товарищ? — набрался он смелости. — Моя фамилия Поскребышев. Вот мое удостоверение — он протянул Крылову развернутое удостоверение Тот прочитал «шапку» документа: Секретариат ЦК ВКПб и подпись внизу — Сталин. Ему сразу же поплохело. — Да, для вас есть пакет — засуетился он. Поскребышев невозмутимо дождался, пока заведующий достанет из сейфа пакет и вручит ему. — Надо расписаться в получении? — спросил он. — На этот счет не было никаких распоряжений — промямлил Крылов. Поскребышев кивнул и вышел из кабинета… Третий раз за сегодняшний день в кабинет Крылова НКВДешники зашли уже за ним. — Вам придется не надо пройти с нами — нам надо задать вам несколько вопросов…
…Поскребышев вошел в кабинет Сталина. — Доставил, товарищ Сталин. Печать на первый взгляд не нарушена — доложил он.
— Положите на стол — Сталин указал на дальний край стола. После того, как секретарь вышел обратился к Берии сидящем в кабинете — Что по этому Громову и этому спецназу? Такого подразделения у нас нет товарищ Сталин. По Громову работаем… — Откуда был звонок Лаврентий? Берия встал — звонок был из моего кабинета товарищ Сталин. Во время звонка в кабинете был только я… Но я не звонил — быстро добавил он. — Да, уж твой то голос я бы узнал точно. Тогда кто, Лаврентий? И как?
— Допрашивают дежурную смену коммутатора, но там все на виду друг у друга… Ты там не переусердствуй, Лаврентий. Скорее всего они не причем, как и этот, Крылов. Его опрашивают? подчеркнул голосом Сталин. — Не забудь вернуть его до конца рабочего дня на место. НЕ ЗАБУДЬ! — Не забуду товарищ Сталин вытянулся Берия.
— Иди, открой этот пакет. Берия замешкался… — Ты БОИШЬСЯ Лаврентий? — Нет товарищ Сталин — четко произнес Берия и подойдя к пакету, решительно взломал печать. Повозившись с шелковым шнуром, снял его с пакета и развернул обертку. Перед ним лежали обычные папки. Три штуки, с номерами, написанными черной краской: 1,2,3. — Открой — тон Сталина был угрожающим: Берия проявил слабость, если не трусость. В первой папке сверху лежал листок сопровождения: План нападения и ведения боевых действий вооруженных сил Германии на территории СССР «Барбаросса» на немецком и русском — перевод языках. Во второй папке, тоньше, тактический детальный план ведения боевых действий вплоть до взятия Москвы… В третьей папке, самой тонкой — конкретные действия советских и немецких войск поэтапно, начиная с 22го и заканчивая 25 м июня, хотя день только перевалил за первую половину и самое главное — подробная карта с направлением движений частей и армий — как немецких, так и советских по всей границе Советского Союза. На отдельном листе фамилии командующих группами, армиями, соединениями и дивизиями немецких войск, с краткими профессиональными характеристиками…
— Что это по — твоему — спросил Сталин. — Если это не провокация немцев и не игра англичан или американцев, то такому источнику нет цены — прошептал Берия… — Разберись, Лаврентий, очень тебя прошу — ласковым задушевным тоном, от которого падали в обморок наркомы и маршалы, попросил Сталин…
— Командир, а он поверит нашим документам? — поинтересовался Сергей, после того, как мы вернувшись после похода в Москву собрались в моей землянке.
— Конечно же нет. Обязательно поручит Берии выяснить, что это за спецназ и кто такой командир майор Громов. Но мы сейчас сделали для него главное — мы дали ему опору вод ногами. — Это как? — удивился Олег Власенко. — У них там в Москве полные непонятки. Никто, тем более Генштаб не знает истинного положения, да что там положения — не знает вообще, что происходит! И Сталин не знает, поэтому не может принять правильного решения. А мы дали ему точные даты, ориентиры, данные, которые нужно проверить, а убедившись в их правдивости действовать. Мы дали ему возможность действовать осмысленно, а не сидеть в неизвестности…
— Как же так получилось, что немцев не смогло остановить такое громадное количество войск? — внезапно взорвался всегда такой спокойный Иван Чернов — наш лучший снайпер. — Про состояние вооружения и разницу между цифрами и реальностью я уже говорил — я повернулся к Ивану. — Скажу о уровне знаний и умений высшего командного состава. Почти все, или очень многие с уровня дивизии и выше не соответствовали занимаемым должностям. И не потому, что были «от сохи и лопаты». Наши горе писаки и всякие философы и ведущие, типа Правдича из документального цикла» День за днем» любят сравнивать немецких генералов и наших по образованию и статусу в армии в первой Мировой войне. Это было бы верно, если бы после нее прошло лет пять. Но после той войны прошло двадцать пять лет! За это время обезьяну можно научить командовать как минимум ротой. Ну а человека?! Советская Россия, а затем и Советский Союз имели шесть! военных конфликтов, в которых имелась возможность набраться боевого опыта; изучить и не допускать в дальнейшем совершенных ошибок! Поход на Варшаву в 20х; озеро Хасан, Испания; Халхин — Гол; Польша 39го; Финляндия 40го. А кроме этого действия немецких войск! Изучай, не ленись, делай выводы! А когда Жукову, ставшему начальником Генштаба принесли аналитические выкладки, как и почему немцы победили французов он отмахнулся — мне это не нужно… По Финляндии вообще непонятки идут, как рыба косяком — Мерецков, который командовал наступлением, позорно его провалил; загубил, заморозил, сделал инвалидами десятки тысяч бойцов и командиров получает звание Героя Советского Союза. А начальник вооружения загубивший на корню пушку ЗиС — 3 конструктора Грабина и не только это — получает звание маршала Советского Союза. Начальник вооружений — маршал! Если покопаться, можно найти много таких непоняток везде! Белорусский фронт развалился сразу же! Много написано и сказано, про диверсантов и местных активистов, спиливающих столбы, перерезающих провода, взрывающих линии подземной связи в бункерах. Это понятно. Но как же радио связь? Вот чем мне интересно читать всяких брехунов типа Резуна, Солонина, Соколова и им подобным, что они вынуждены писать какую то часть правды — цифры, факты, схемы, таблицы: иначе все увидят и поймут, что все, что они пишут — брехня. Нам — тому кто хочет, достаточно взять учебник политтехнологий и все сразу станет ясно. Правда это писаки даже правду стараются подать так, чтобы она сработала на их брехню. Ну да им за это деньги платят, а тот, кто верит безоговорочно в эту брехню — как правило человек низкого ума… Тот же Солонин поднимает в книге такой же вопрос БЫЛА ЖЕ РАДИО СВЯЗЬ! И тем не менее полнейший развал из за потери управления. Значит все командиры — придурки и трусы… делает вывод он. На самом же деле причина совсем в другом. Незначительная доля вины лежит и на Сталине, но именно незначительная, а не главная, как любят говорить всякие там… Отсутствие умения командовать, управлять войсками, принимать решения — вот основная вина развала Белорусского фронта. Комкоры, командармы и маршалы. И ПРЕДАТЕЛЬСТВО! Но о этом — в другой раз. Главное для нас — мы себя ОБОЗНАЧИЛИ. Через пять дней дадим им информации на пять дней — пусть убедятся что и первая и вторая информации верны на сто процентов.
— А мы что будем делать? — не угомонился Сергей. — А мы будем зарабатывать себе имидж и нужность Сталину и советскому народу…
Подразделение мое разрасталось, но темпы роста меня не устраивали. Только нельзя разорваться и объять необъятное — во всем виновато время… Старшину с его отделением пограничников с ходу определил в группу охраны, с обязательной стрелковой, физической, боевой и тактической подготовкой. Все взвыли вначале, но служба есть служба и я помог им втянуться, кое что подправив. Выцепив еще три группы по восемь, шесть и десять человек отобрал из них четырнадцать человек, остальных отправил на соединение с Красной Армией. И получил микроскандал с Ольгой и легкое неодобрение, особенно со стороны погранцов. Тогда я, после того как отправил окруженцев в «свободное плавание», собрал весь личный состав, в том числе и вновь отобранных:
— Хочу раз и навсегда разрешить возникшее непонимание и возмущение некоторых бойцов и командиров. Понятно, что многие из тех, кто ушел сегодня на соединение с частями Красной Армии до нее не дойдут. Я это понимаю, также, как и вы. — Почему тогда вы их отправили на верную смерть? — выкрикнул кто то из пограничников.
— Во первых: не из за чьей то спины нужно говорить. Встань и выскажись открыто. Поднялся молодой сержант пограничник — так считаю не только я, так считают многие из нас…Я оглядел сидящих. Кто то опустил голову, кто то открыто смотрел мне в глаза.
— Начну с главного. В моем подразделении каждый говорит за себя, а отвечает за тех, за кого я ему поручил отвечать. Я беру в свое подразделение тех кого Я СЧИТАЮ НУЖНЫМ И НА УСЛОВИЯХ, КОТОРЫЕ Я СЧИТАЮ НУЖНЫМИ! Лично ты согласился с моим требованием, а сейчас ты выражаешь свое недовольство не мне, чтобы я объяснил тебе, почему я принимаю такое решение, а между бойцами, подбивая других согласиться с тобой и выразить свое недовольство своему командиру — мне. Напомню всем свое условие: недовольный или несогласный может покинуть мое подразделение в течение недели. Неделя еще не прошла, так что ты выйдя с базы успеешь догнать группу и помочь ей добраться до своих. Микола Степанович — обратился я к старшине завхозу — вы не желаете покинуть подразделение с пограничником? — Никак нет, товарищ командир — не желаю. Кто то из находящихся здесь хочет покинуть подразделение? Желающих не нашлось. — Принесите сюда вещмешок с вещами пограничника, его винтовкой, едой на три дня и сотней патронов. А я продолжу… Прочность любой, даже самой прочной и толстой цепи определяется крепостью его самого слабого звена. Кем в нашем подразделении были бы те, кого я не взял? Слабым звеном. Что такое слабое звено в регулярной части? Это те, кто не может сражаться с врагом и главное — уничтожать его. Что делает слабое звено, когда на цепь наваливается тяжесть? Оно разрывается! Одна из причин, почему враг уже там, а такие, как он здесь — в том, что слабое звено лопнуло, когда враг нажал на нашу цепь, которая защищала наши границы. Эта причина — сомнение в правильности решений командира. Не все командиры умеют принимать правильные решения. Я — УМЕЮ! Кто то в этом уже убедился, кто то скоро убедится… Сомнение не только враг бойца, но и окружающих его товарищей. Но это в обычной воинской части. В нашем подразделении сомнение — смертельно опасно для ВСЕХ бойцов и командиров. Нас не много и действие каждого не просто сражаться с врагом, а сражаться как одно единое целое. Береза — Картузсская. Кто там был, знает, что это такое, остальные — узнают. Мне дорог каждый боец моего подразделения и я не хочу никого терять из за чьего то сомнения или неспособности сражаться с врагом. Что получится, если я стану оставлять у нас всех, кто захочет, или кому далеко и страшно идти по захваченной врагом территории? Небольшая часть будет сражаться, остальные будут сидеть на базе и выполнять какую нибудь работу. В случае нападения это большая часть, неспособная сражаться будет только паниковать и мешаться. А главное, ее нельзя будет бросить, как например, имущество. Жалко, но жизнь дороже и можно достать новое, были бы люди. А людской балласт не бросишь — свои же. И придется всем умирать за этих сомневающихся или неумех. Дальше — задумывался кто то, откуда берутся продукты и как скоро они закончатся? ЧТО ТОГДА?! Кормить бездельников я не намерен! А насчет грязной или несложной работы по базе я не переживаю — провинившиеся обязательно будут, пока не поймут — либо делать так как надо, либо на первый раз грязные работы.
Второе. Задачей нашего подразделения кроме уничтожения врага будет освобождение пленных. Здесь вам придется столкнуться с такими моими решениями: кто то из пленных — думаю не меньше половины будет оставлен в лагере, после опроса. — Слушающие меня и не возражающие после моих слов заволновались и зароптали. — Удивлены и возмущены? Кто то хочет высказать свое возмущение или сначала послушает то, что я скажу? Никто не поднялся, чтобы гневно выразить свое возмущение. Уже хорошо. — Товарищ Сталин был абсолютно прав сказав, что у нас нет пленных — у нас есть предатели! В одном, правда, я с товарищем Сталиным не согласен — новый ропот — не могут быть предателями те, кто ПОПАЛ в плен раненым, контуженым, сбитым и захваченным в рукопашной схватке или без сознания. Это не предатели. Остальные… Это еще одна причина, почему немцы сейчас так далеко на востоке. Кто то сдался в плен, потому что ненавидел Советскую власть. Почему? Это другой, отдельный разговор и о этом мы еще поговорим. Кто то сдался потому что очень хотел жить. О Ч Е Н Ь! Таким было все равно, под кем жить, кому служить, что делать — лишь бы жить! Ну а третьи — видя, что дела Красной Армии плохи решили сдаться, чтобы отсидеться до конца войны. Победят немцы — придется служить им — победят наши — я не виноват, так получилось. Последние, четвертые сдались, чтобы не слышать свиста пуль, которые могут убить; не видеть разрывов снарядов, которые могут разорвать в клочья; не голодать и не мучиться наступая и отступая. Значит таких надо освобождать из плена? А зачем? Воевать с фашистами они не будут — не для того в плен сдавались. Разойдутся по деревням и селам грабить или к какой нибудь сердобольной женушке под бочок, пока остальные будут драться и умирать? Пусть лучше посидят и по самое немогу накушаются немецкой доброты. Всем воздастся по делам его…Не скажете, откуда это? Я, например полностью с этом согласен. Может кто то хочет мне возразить — они там поняли и одумались Это вряд ли. Они так и останутся слабым звеном в рядах Красной Армии и снова лопнет цепь там, где они будут. А может кто то хочет сказать мне — кто ты такой, чтобы судить? Я отвечу — не сужу я их, а воздаю им по заслугам их! Хотели плен — ПОЛУЧИТЕ! И последнее. Может быть кто то думает, как например наш всеми уважаемый военврач, что воевать будут другие, а ее дело — лечить. Серьезная ошибка. ВСЕ в моем подразделении будут уметь не только стрелять, чтобы защитить себя в случае чего, но будут принимать участие в физическом уничтожении врага. Для тех, кто может не понял — я посмотрел тяжелым взглядом на Ольгу — ЛИЧНО УБИВАТЬ ВРАГА! Кто не согласен со мной, может присоединиться к товарищу пограничнику. Никто такого согласия не изъявил.
— Положи выданное тебе оружие, сними, выданную тебе форму, переоденься и иди догонять ушедшую группу. Тебя проводит за периметр безопасности твой бывший командир, проследит, чтобы ты не заблудился, а возвратившись расскажет, что проводил тебя и посмотрел, как ты уходишь. И не вздумай что либо устроить сейчас. Мне бы не хотелось тебя убивать. Сержант молча переоделся, взял вещмешок и винтовку. — Старшина — проводите бойца. Всем разойтись. Развернувшись, пошел к себе.
— Товарищ командир — раздался сзади до боли знакомый голос. Я повернулся. Подошла взволнованная Ольга. — Алекс, Саша — умоляюще произнесла она — ты прости меня я ведь не знала всего этого. Прости меня, ладно — она заглянула мне в глаза. — Прежде чем так себя вести, надо было подойти ко мне и спросить. Не выражать свое недовольство, а просто спросить — почему? Я бы все разъяснил. — Я не подумала — жалобно, словно маленький ребенок протянула она.
— Иди к себе к себе и сегодня ко мне не подходи. И завтра тоже. Когда надо я сам подойду. Все, иди! Резко развернувшись я успел заметить, как Ольга заплакала. Ничего не колыхнулось у меня в груди. Очередная бессонная ночь — с тоской подумал я. Я шел к себе и чувствовал, а может и видел «спиной» как бойцы обходят плачущую Ольгу с двух сторон, но жалости к ней я ни у кого не почувствовал. Только Сергей на секунду остановился около нее и с досадой произнес — Ну что ж ты так, а?! — и махнув рукой пошел дальше. Права была Мара, сказавшая мне при последнем расставании — Если что то начал делать — делай до конца! Вернувшись к себе просидел часа полтора. На душе было тоскливо и гадко. Но дело надо было сделать до конца. Слишком много узнал этот сержант. В случае попадания в плен… Достав бубен развернул его и взял в руки. Мой дух взлетел и рванул в сторону ушедшего. Вот старшина возвращается обратно. Вернувшись к себе взял немецкую винтовку, вставил в нее один патрон. Еще один пропавший без вести — подумал я и прыгнул вдогонку…
Как мне гадко! Никто не заходит — может не хотят беспокоить, может боятся… И эта еще! Думал, что будет у меня здесь боевая подруга, чуткая, понимающая, поддерживающая в трудные минуты. А она… Все как там у нас… Каждая старается подмять под себя мужика, заставить делать его то, что она считает правильным. Да и еще унизить при этом — вот ты дурак, а я какая умная! И, самое главное, женщина никогда не чувствует себя виноватой, или виновной — всегда виноват кто то, чаще всего мужчина. И вину ее должен исправлять этот виноватый. А не может — так прельстить своими прелестями другого — делов то: дураков и озабоченных пока еще хватает… А пошло оно все в баню! Взяв бубен, застучал тихонько. Дух метнулся к хозяйству комдива Пуганова. У Дрогичина хозяйничали немцы. Позиции комдива у Иваново перекрыли подступы к Пинску. Что то маловато их. Потом понял — заслон за отступающими. Глянул сверху — у немцев оживление, как перед атакой. Вернулся, надел броник, накинул и подогнал разгрузку, прицепил ножи, пистолеты, снарягу, повесил на плечо ВСК, взял с собой трос для переноса и прыгнул на наш склад боеприпасов. Там в это время оказался Микола Степанович. Вздрогнул, увидев меня в боевой разгрузке, появившегося из ниоткуда, но быстро справился:
— Что то нужно, товарищ командир?
— Где у нас РПГ–7(ручной противотанковый гранатомет, многоразовый) и выстрелы к нему?
— Идемте, покажу… Старшина подвел меня к стеллажу — несколько гранатометов лежали в ряд, там же рюкзаки — укладки с четырьмя выстрелами к гранатомету. Я на миг задумался — как бы мне унести побольше — неизвестно, сколько их там понадобится. За спиной раздалось робкое покашливание — Товарищ командир, возьмите меня с собой. Я не подведу…
— Там война идет, старшина — брякнул я не задумываясь. — Вы не сомневайтесь, я смогу, не подведу — решительно произнес старшина.
— Хорошо, броник, разгрузка, оружие, накидку» Лешего» — скомандовал я. Степаныч убежал в глубь, выскочил со свертком, метнулся к выходу, ловко накинул свой броник и разгрузку, пристегнул сзади накидку: наверняка тренировался — старая школа, закинул на плечо АКМС.
— На шею перевесь, за спину рюкзак с выстрелами повесишь — сказал я. Прошли к гранатометам, я перевесил ВСК на шею, закинул за спину укладку с четырьмя выстрелами, два выстрела вытащил из другой укладки: один вставил в гранатомет, второй приложил к нему.
— Бери одну укладку. Выходим, закрываешь склад, вешаешь табличку — никого нет, все ушли на фронт… мрачно пошутил я. — Виноват, товарищ командир — не подумал, не подготовил — заизвинялся старшина. — Ладно, тогда просто закрывай и ни чему не удивляйся, глупых вопросов не задавай. — Понял, товарищ командир. Пока Степаныч закрывал свое хозяйство заметил краем глаза вышедшего из командирской палатки Ивана, увидевшего меня во всеоружии и юркнувшего в палатку. К Сергею — весело подумал я. Подхватил старшину за руку и прыгнул…
У нас, в независимой ныне республике, в одном из складов по документам выведенной из Афганистана изношенной, списанной техники и вооружения, но заполненного — вот ведь чудеса, под завязку совершенно новой техникой, только прошедшей заводские испытания, я решил позаимствовать — здесь такого добра хватало — одну ЗУшку 23-2М — двухствольную зенитную пушку калибра 23 мм, очень хорошо зарекомендовавшую себя там, за речкой, да еще модифицированную, с современным прицелом и стрельбой одним наводчиком из одного, или двух стволов сразу. Из того, что уже было здесь, я быстро нашел снаряженные к ней коробчатые магазины с бронебойно — зажигательными снарядами. Сложив на станины гранатомет и выстрел к нему, принес, сходив четыре раза восемь магазинов: 50 снарядов магазине по 36 килограмм каждый — по четыре на каждый ствол. Навесив пару на пушку, остальные шесть положил на станину. Посадил старшину на сиденье, отдал ему гранатомет с выстрелом, обернул тросом пушку, взялся двумя руками за концы и прыгнул на позицию, заранее намеченную мной, возле одной хаты на пригорке. До окопов, к которым клином двигались немецкие танки было метров триста, а до танков больше километра, но танки довольно резво приближались к окопам. Наши пушки и танки, стоявшие в вырытых углублениях — капонирах молчали. Я, в свое время, разъяснил Пуганову тактику ведения боя артиллерии и танков в обороне — бить с близи, точно и наверняка — второго шанса немцы могут не дать. Вдвоем осторожно выкатили пушку на позицию — вес под тысячу килограмм. Оставив ЗУшку на позиции и замаскировав ее, взял старшину и уйдя в невидимость прыгнул вправо, ближе к танкам противника. Показав Степановичу позицию, приказал лежать без движения и сторожить обе разгрузки с выстрелами, лежащие в траве метрах в тридцати от него.
— Себя не обнаруживать, стрелять только в крайнем случае. После выстрелов — замереть. Тебя не обнаружат — постреляют и прекратят. Охраняй выстрелы! Не выходя из невидимости выпрямился и оглядел поле боя. Дела неважнецкие. На острие клина шли две немецкие штурмовые самоходки — «Гадюки»: низкие, маневренные,75мм орудие, хоть и с коротким стволом 24 калибра, но этого вполне хватало. По бокам — по два Т-3. Сбоку от каждого — тяжелые Т-4. Еще пара Т-4 шла за самоходками. Ну и так по мелочи: пара «Бьюссингов» — тяжелых бронетранспортеров; две двойки, четыре единички позади и четыре «Ганомага». Т-4 и «Гадюки» с коротких остановок лупили по одним им известным целям, остальные двигались вперед, стараясь быстрее выйти на дистанцию уверенного поражения. Видно сильно немцев припекло, если они на второстепенном направлении выставили такую силу… Да, кисло прошлось бы ребятам — подумал я. А мы сейчас немного повоюем — накатил боевой кураж. Прихватив под мышку один выстрел, не выходя из невидимости, прыгнул на другую сторону. Присмотрел себе позицию — невысокий бугорок с кустиком на вершине и такой же метрах в тридцати ближе к немцам. Встал на колено, вскинул гранатомет не плечо… Низкая, приземистая самоходка, близкая ко мне, слегка вырвалась вперед, не зная, что жить ей осталось до первой остановки. Ракета гранатомета непрерывно следовала за целью. Остановка. Возникшая в воздухе шипящая стрела рванулась от кустика к замершей для прицельного выстрела самоходке. Головка кумулятивного снаряда, предназначенного прожигать 100мм лобовую броню с легкостью прожгла борт самоходки и вонзилась в боезапас. Самоходка выстрелила кусками брони, осколками снарядов, остатками механизмов; ошметками еще недавно бывших тел… Я нагнулся и подхватив выстрел прыгнул на вторую позицию. Замечательное зрелище, но смертельно опасное для зеваки. По бугорку и кустику хлестанули автоматные и пулеметные очереди, к ним присоединились и пушечные с «двоек». А смертельное жало гранатомета уже наметило себе новую цель… Ближняя ко мне Т-4. Метров сто — плевком достать можно…Я не стал ждать остановки — с такого расстояния промахнуться в бок невозможно. Граната ударила точно в башню, где боекомплект. Башня взлетела метра на четыре в воздух, кувыркаясь. Жаль я не увидел ее падения — прыгнул обратно к выстрелам. И все это в невидимости. А на той стороне свинцовый шквал выкашивал и рыхлил землю снарядами и пулями. Давайте, лупите — нашим меньше достанется. Зарядив гранату в пусковое устройство я прыгнул вперед на сто метров к немцам. Наши, видя такое чудо, открыли огонь, у вы преждевременный. Хотя: 7бмм снаряд танка Т-34 ударил точно в башню Т-3.Поджечь не поджег, но остановил, похоже, навсегда. Ну а мы поможем. Снова из под кустика хищная молния метнулась к второй самоходке. Удар, глухой звук взрыва внутри и яркое пламя плеснуло из щелей. Есть третья цель. Прыжок и сразу же, без остановок — выстрел по Т-4.Тот словно споткнулся, кивнул вперед башней. Видимо показалось мало выразить свое восхищение русским недочеловекам — снял с себя башню и бросил ее вперед. Прыжок к выстрелам, пару в охапку и на другую сторону. А по моим позициям ударил шквал свинца и стали. Кто то подбил Т-3 со стороны выстрелов — попал в гусеницу и развернул ело в сторону старшины. Разрывы заплясали вокруг неподвижной цели и вскоре ее снаряд ее нашел: удар в моторную часть, пламя и лезущие из всех щелей танкисты в черном. У меня праздник продолжается: граната в Т-3, после прыжка в ближний Т-4. И снова за выстрелами. Наконец немцы поняли, что их просто уничтожают и попятились назад. А нашими артиллеристами или танкистами подожжен Т-2, неосмотрительно выскочивший из за тяжелых танков. Оставшиеся Т-4 и Т-3 я сжег уже без эмоций — пора и за другие цели браться, тем более, что бронетранспортеры в количестве шести штук перли вперед — о них, в азарте охоты на танки просто забыли. А они напомнили о себе шквальным огнем по окопам и пушкам. Да и танкам типа БТ ДОСТАЕТСЯ НЕСЛАБО! 9мм — это не 7,62. Внезапно в грохот выстрелов и очередей вплелась длинная очередь из АКМС. Старшина — похолодел я. Снова очередь на три патрона, двоечка и тишина… Я прыгнул к выстрелам и увидел возле них три лежащих тела: двое вроде готовы, а третье шевелится. Стечкин прыгнул в руку — добей врага и ты не получишь пулю в спину. Мудрое правило. Из укрытия раздался голос старшины — Я двоих вроде убил, а одного ранил товарищ командир.
— Всех троих старшина, молодец. — Служу трудовому народу — раздалось от засады. — Прыгаем — крикнул я старшине, подхватывая его одной рукой. В другой и под мышкой — гранатомет и два выстрела — слишком накладно тратить их на всякую мелочь. Миг и мы уже у ЗУшки. Гранатомет с выстрелами на землю и в сиденье наводчика.
— Поставь по магазину возле стволов — бросил я ловя цель — тяжелый «Бюссинг» поливающий огнем все впереди себя. Очередь из пяти снарядов с каждого ствола — я переключил пушку на парный огонь и мотор вспыхнул, как свечка, а из кабины плеснуло красным… А вот и дурная двоечка рвавшаяся в перед и поливавшая из 20мм пушки и пулемета все, что шевелится. Непорядок. Скромнее надо быть, дольше проживешь. А так — извини…Остальные видя такой компот помчались обратно задним ходом. Но задним — это не передним! Еще один «Бюссинг» замер дымя, а тут и очередь «Ганомага» подоспела. Куда же вы, мы еще не закончили! Только немцы с нами были явно не согласны… Еще одну двоечку я успел остановить, да и «Ганомаг» кто то успел упокоить, прежде чем остатки успели скрыться за деревьями.
— А теперь в темпе — крикнул я старшине. Поставив на сиденье не понадобившиеся магазины мы со Степанычем, как два быка покатили пушку на запасную позицию в ста метрах от нашей. И вовремя. С воем 105мм гаубичный снаряд ударил недалеко от нашей позиции. Накрыть бы не накрыло, но зацепить могло…А теперь между нами целая улица. Закатили ЗУшку во двор. Я огляделся. Вот подходящее место. Похоже начали строить сарай, но не достроили, крыши нет и со стороны окопов стена пониже. Примерился — в самый раз. С земли нас не видно.
— Сейчас будет вторая часть Марлезонского балета — весело сообщил я старшине. Да он же не знает, что это такое. Но тот помня наказ вопросов не задавал, только вопросительно посмотрел. — Подождем немного — предложил я ему. Тот согласно кивнул. Минут пять — восемь мы просидели молча. Мне даже послышались чьи то голоса невдалеке. И вот наконец тонкий комариный зуд донесся издалека. Пора — подумал я, садясь на место наводчика. Старшина недоуменно посмотрел на меня. Я мотнул головой на край леса. — Бомберы — испуганно прошептал он. — Магазины к стволам. И не мешать!
Тройка Ю-87 «штуки» — пикирующие бомбардировщики, нагло выплывали из за кромки леса. Не боятся, это хорошо — подумал я. Приник к прицелу. Высота 1000 метров, скорость 250 км — начали выдавать мне информацию для наведения прицельные приборы ЗУшки и мои собственные. Я слился с орудием в одно целое: износ ствола, вибрация при выстрелах, скорость снаряда, расстояние до цели, сила восходящих потоков воздуха от нагретой за день земли и от горящих танков… И поправки, поправки… Наконец ведущий вышел на дистанцию убойного огня. Десятиснарядная очередь как гигантской пилой срезала левое крыло. Самолет кувыркнулся влево и за кувыркающимся крылом понесся к земле, а я уже выцеливал второго. Тот сделал противозенитный маневр — кинул самолет вверх и влево, показав на секунды брюхо. Нам хватит! Длинная в двадцать снарядов очередь прочертила смертельную полосу от крыла к крылу. Рванули бомбы и на месте самолета вспух клубок пламени. Следующий, пожалуйста — злобно оскалился я. Третий сбросил бомбы вниз на своих и кинул самолет в крутой разворот вправо. «Поправка на нагрев ствола» сообщил мне мой вычислитель. — Принимается — бодро воскликнул я. Как же ты по своим камрадам — нехорошо, надо наказать. В брюхо «штуки» от носа к корме вошла очередная десятиснарядная очередь. Бронесиденье не спасает от 2Змм бронебойно — зажигательного снаряда. Тело пилота разорвало на куски, а еще один снаряд пожалел стрелка — пробив броне сиденье прошел у него между ног, ударив в турель пулемета и вырвав его с корнем. Лента гибкой змеей вильнула в кабине стрелка за вылетающим пулеметом. Своим кончиком она провела по лицу, рассекая подбородок и ухо вместе с костью… Все — устало произнес я — кино больше не будет, актеры кончились.
— Как вы их товарищ командир — с горящими от восторга глазами выкрикнул старшина. Внезапно он крутнулся на ногах, упал на одно колено и вскинул ствол в проем. Лихо, однако — восхитился я. — Осторожно, своих не подстрели — посоветовал я. На меня накатывал отходняк после боя — успокоенность. Тем более что за стеной я враждебных намерений не чувствовал. Повернулся, но рука автоматически опустилась на рукоять пистолета. В проеме возникла фигура красноармейца. — Тут они — закричал он вглядываясь.
— Стоять не двигаться — в типичном духе спецназа рявкнул старшина. — СТРЕЛЯЮ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ! — Не стреляйте, мы свои — заныл боец. — Кто свои — представились быстро — жестко нажал голосом Степаныч. — Молоток, словно спецназовцем родился — подумал я. А может быть?… Надо проверить, покопаться… За стеной раздался юношеский голос — не стреляйте товарищи — мы свои. — Свои по окопам сидят, готовятся отбить атаку врага, а не лазают где попало — развеселился я. — Почему где попало, нас комбат послал вас найти… — Ладно, заходите, но лишних движений не делайте и ничего не трогайте, ясно! — Так точно. В сарайчик зашел молодой младший лейтенант. — Как вы их лихо, товарищ командир. Сколько они наших положили, гады! А вы их раз и в землю! — И не только их лейтенант. — Так и танки тоже вы? — Тоже, тоже… Невдалеке загудел мотор броневичка, раздались голоса. Лейтенант повернулся и вытянулся.
— Пойдем, выйдем к народу — улыбнулся я старшине. Мы вышли из сарайчика. Старшина, увидев подходящего вытянулся, но увидев мою усмешку принял уставную стойку — вольно. Комдив, увидя меня подобрался и подойдя вскинул руку к фуражке.
— Здравия желаю, товарищ майор! Я козырнул в ответ — Рад тебя видеть комдив! Мы обнялись. — Живой значит? — Да что мне будет с таким хранителем. Мы же еще вместе не повоевали. А где твои? Это все? — кивнул он на старшину.
— А здесь больше не надо. — Как лихо ссадили самолеты сам видел. И танки твоя работа? — Моя — не стал отказываться я. — Сколько? — поинтересовался он. — Две самоходки, четыре Т-4, два Т-3, два Т-2, два «БЬЮСИНГА», один «Ганомаг» товарищ комдив — вытянулся я с докладом. — Да тебя к герою надо представлять — воскликнул Пуганов.
— Не ради чинов и наград воюем, товарищ комдив — напомнил я ему. — А что ты такой бледный? — Да осколок, гад в плече засел — поморщился комдив. — Моего врача убило, а врач Лазаренко вытащить не берется, говорит сосуды рядом, можно зацепить. Боится одним словом. — Давай посмотрим — я кивнул на бойцов и командиров, разглядывавших во все глаза диковинную пушку.
— Так — голос комдива построжал — вышли все отсюда. — Старшина, проследи, чтобы не подглядывали, как в женскую баню — добавил я. Когда все вышли я размотал бинт. Да, уже появилась чернота вокруг раны. Я покачал головой. — Что, так плохо?
— ЕСЛИ БЫ НЕ Я… Ладно, придется потерпеть. Можно вколоть обезболивающее, но полдня будешь негодным к командным действиям. Так что терпи… Наложив руку и послал реаниматоров в рану, понизив болевой порог. Как всегда, мышцы зашевелились, выталкивая осколок. Вынув его из раны заметил изумленно — растерянный взгляд комдива: края стягивались, рана зарубцевалась. Я положил руку на рану — ДОМОЙ! — Рубец скоро рассосется, останется небольшой шрам. Ну а шрамы украшают мужчину, не так ли? — Как ты это… — Я перебил его — Не задавай глупых вопросов и не получишь грубых ответов… Скажи лучше, как у тебя дела с боеприпасами и вооружением.
— Да сам должен догадаться. После твоего эффектного прихода и ухода меня, конечно не трогают, но суют во все дырки, объясняя тем, что только у меня такой боевой опыт. И ведь верно говорят! Но все равно, кажется, что хотят сжить со свету. В заслон поставили. А здесь у меня всех «немцев» выбили, один Т 34 может только стрелять. В строю только два Т-34 и 8 БТ осталось. А с боеприпасами вообще швах…
— Намекаешь на то, чтобы мы, по доброте душевной поделились остатками последнего… — Да у вас этого последнего вагон и маленькая тележка… — А чужое считать неприлично и не культурно. Заметив, как комдив порывается что то сказать, тяжело вздохнув добавил — Так и быть, по доброте душевной, отдадим вам маленькую тележку… Ладно, идите и без нас позиции не покидайте — ждите маленькую тележку… Когда все ушли, обвязал пушку, взял старшину и прыгнул к танкистам. Оставив пушку пошли по тропинке к хозяйству старшины. Перед самым складом нас перехватил Сергей со товарищи:
— Нехорошо поступаешь командир — начал он в своей излюбленной манере. Сам на боевые с хозяйственником, а мы значит сиди и кисни… Старшина хотел что то возразить, но промолчал — Нехорошо… Я пристально посмотрел в глаза Сергею. Развязность стала пропадать. — А может ты мне будешь указывать, что мне делать, кого с собой брать и что и как планировать? — ласковым, но холодным как лед голосом обратился я к Сергею. — А может тебя поставить на должность командира а? — ко льду добавился металл. — Ты чего, командир такое говоришь?! — задергался он. Я добавил стали в голос — Я задал тебе вопрос и хочу услышать ответ, исходя из которого я приму решение … Сергей побледнел, на лбу выступил пот. — Я жду ответа, капитан! До него дошло.
— Виноват, товарищ командир. Осознал. Больше не повториться. Готов понести любое наказание — только из отряда не убирайте! — Принято. А теперь слушай и запоминай, говорю один раз. Я могу пить с тобой водку, ходить по бабам — Сергей попробовал улыбнуться, но наткнулся на мой жесткий взгляд — рассуждать о разном, спорить, советоваться и выслушивать советы, но я всегда останусь твоим командиром, а ты моим подчиненным. Это называется субординация. ЭТО ПОНЯТНО? — Так точно, товарищ командир! Теперь насчет советов. Советы я буду спрашивать и выслушивать, когда я посчитаю нужным. ЭТО ПОНЯТНО? — Так точно, товарищ командир — серьезно ответил Сергей. — Значит так: через один час тридцать минут команда из 11 бойцов должна быть готова к выходу на боевые. Вместо второго пулеметчика идет снайпер. Саперы не нужны. Ты старший группы, группу формируешь сам. Через час пятнадцать зайдешь ко мне и разбудишь. Все, работай. Старшина — повернулся я к нему — возьмите людей — пушку поставьте на доски, накройте брезентом и обвяжите. Исполняйте. Повернувшись я устало пошел к себе. Отдыхать… Через час пятнадцать Сергей тормошил меня за плечо — Время, командир. Я сел на кровати, потер глаза. Дождавшись, когда я приду в себя, Сергей виновато произнес:
— Ты меня извини, командир, занесло — со мной такое бывает. Ты меня осаживай, если что… — Извинение не принимается. Заметив, как растерялся Сергей я продолжил — Ты командир и будешь подниматься вверх. И я не хочу видеть, а тем более слышать, как ты допускаешь такие ляпы. И тем более слышать от тебя извинения, как от барышни. Все ясно? Ясно, командир, но ты все же, если что …Только в угол не ставь! Ухмыльнулся и вышел довольный — разрулил ситуацию.
…Мы лежали в засаде у небольшой деревеньки уже час. Лежащий рядом Сергей спросил — Кого ждем, командир? — Счастья твоего. Ты же плакал, что нет у тебя праздника в жизни? Вот — ждем твоего праздника… — Только что то он задерживается, твой праздник — пошутил подползший Иван. — А может он тебе и не нужен, поэтому и не спешит…А может он вообще не придет?! — Ты еще здесь поостри мелкий — проворчал Сергей. Я прислушался. — Все на позиции, огонь по моей команде. Офицер мой, остальным разобрать цели. Там их штук десять — двенадцать. По машине не стрелять ни в коем случае. И «Ганомаг» нам тоже пригодится. По дороге в деревеньку закатились мотоциклист с пулеметчиком в люльке, бронетранспортер «Ганомаг» и за ним крытый грузовик Опель Блиц. Бронетраспортер подъехал к добротной хате, остановился. Из него не торопясь вылез офицер. Из кузова выпрыгнуло шесть солдат. Из грузовика выпрыгнуло через борт двое с автоматами и остались возле кузова. Мотоцикл протарахтел до конца деревни и вернулся. Никто, как ни странно, не вышел встречать дорогих гостей с хлебом и солью, девушки не бросали цветы солдатам и не дарили офицеру. Деревенька ждала… Наконец офицеру надоело и он что то приказал. Трое солдат пошли во двор. Злобно залаяла собака, сухо хлестанул выстрел и собака замолкла. Из хаты выскочил мужик. Он что то закричал солдату и двинулся в его сторону. Снова хлопнул выстрел и мужик подогнув ноги рухнул лицом в землю.
— ЧТО ДЕЛАЮТ СУКИ! — не выдержал кто то в эфире. — Ждем — рявкнул я. Пусть видят, с кем им придется воевать. И убедиться нужно, что в машине то что мне надо, а не отделение солдат. Никто из кузова не выглянул. Из хаты выскочила женщина. Бросилась к мужу, упала на колени и заголосила. Поднялась на ноги и пошла к офицеру, что то крича. Тот не торопясь вытащил пистолет и стал поднимать… Огонь — скомандовал я. Пуля ВСК ударила его в правое плечо и швырнула на землю. Через пять секунд все было кончено. — Снайперы — контроль! Остальные — зачистка и контроль. Четверо снайперов остались на позиции, а мы рванули к убитым немцам. Контроль, бойцы вытаскивают водителей из машин, Сергей с Иваном скрутили офицера и волокут ко мне. Я подошел к кузову и откинул полог. Так и есть. В кабине сидело ДВЕНАДЦАТЬ ДЕВУШЕК! Двенадцать пар глаз испуганно уставились на меня.
— Товарищи пленные. Спецназ СССР. Немцы уничтожены, вы свободны. Если кому то нужно в туалет — выходите. Потом мы поедем на базу, где вы и решите свою дальнейшую судьбу. Откинув запоры с борта и Оглядел всех и протянул руку — не бойтесь, больше с вами ничего не случится. Да, досталось бедолагам. Синяки на руках, локтях, шее, порванные гимнастерки, грязные юбки. А между ног что творится — лучше не думать. Первой подошла блондинка. Очень красивая, даже все пережитое не смогло испортить ее красоту. — Вы точно наши? — с надеждой спросила она. — Точнее не бывает. — Девочки — наши радостно закричала она и бросилась с борта на шею. Вот же бабы. А если бы я ее не удержал. Остальные посыпались с кузова, как горох и облепили меня со всех сторон. Безсвязные выкрики, всхлипы, слезы и РАДОСТЬ НА ЛИЦАХ! НАШИ! — И опять не на нашей улице праздник — горько посетовал знакомый голос. — Командир, обратился он ко мне, оттягивая внимание на себя. — Что с офицером делать. Внимание переключилось на него. Непорядок. Будем его исправлять…
— Отдадим девушкам, пусть что хотят, то с ним и сделают. Точка. Финал. Высший балл за мастерство. Мне… Девушки увидели ненавистного им офицера и с визгом и криком рванулись к нему. Кто то из бойцов хотел было остановить их. — НЕ МЕШАТЬ! — крикнул я. Через минуту — на большее у них не хватило сил, они отошли от куска мяса, которое еще жило и шевелилось.
— Командир — ты что натворил? — тронул меня за локоть подошедший Иван и кивнул на Сергея. Тот стоял, как громом пораженный. И было отчего. Блондиночка, с распущенными волосами, невозможно прекрасная даже в гневе, все еще пинала кусок мяса — Гад! Гад! Гад! — Я подошел к ней — Ну все, хватит, все уже позади. Она припала ко мне и снова заплакала. — А вот этого не нужно, вон уже морщины у глаз появились от слез — серьезно произнес я. Слезы сразу же исчезли: где морщины, какие морщины? — Будут, если будете плакать. Такой красивой морщины ни к чему.
— Да какая я красивая — проснулось женское кокетство. А вот этого мне не надо! — Как тебя звать? — слегка нагрубил я. — Олеся. — Вот что, Олеся, назначаю тебя временно старшей в вашей группе. — Капитан — бросил я в сторону. — Слушаю командир. Девушку зовут Олеся. Зайдите в эту хату, успокойте хозяйку и попросите у нее одежды для девушек. Если у нее будет мало, спроси у кого можно взять. Обменом. Узнай, что надо на обмен. Задачу понял? — Так точно — засиял Сергей. — Выполняйте. Собрав остальных бойцов, кроме охранения на въезде в деревушку, покидали немцев в грузовик и я отправил его выбросить их подальше от деревни. Зачем подставлять местных. Кофточки и юбки в некоторых хатах отдали так, когда узнали зачем. Я метнулся на базу, сложил соль, сахар в пакетах, спички в коробках, чай в пачках и принес это все в деревню. Когда я это раздавал в хатах, поделившихся одеждой благодарили так, что стыдно было. Предупредил, чтобы не хвастались и не показывали. А то народ и у них в деревне есть завистливый… Посадив девушек в машину и рассевшись в Ганомаг и мотоцикл отьехали в лес и прыгнули на базу. Возвратившись всех забрал к себе в землянку, на опрос, пока бойцы натягивали четырехместные палатки, ставили кровати. Олеся оказалась старшим военфельдшером госпиталя бой стрелковой дивизии. При отступлении попала в плен. Еще четыре девушки были из ее госпиталя — фельдшерами и медсестрами. Три девушки были связистками из штаба 30 танковой дивизии, три — поварами при дивизионных столовых, одна, на вид невзрачная оказалась вообще кладом — студенткой четвертого курса Минского электротехнического факультета приехавшей к отцу в гости в Барановичи и попавшей в плен вместе м бойцами охраны при штабе 4й армии… Она держалась с достоинством, но было видно, как нелегко ей понимать, что она некрасива и парни просто обходят ее стороной. От нее я узнал, что собирают их по частям и возят уже десять дней. Они нужны будут для публичного дома для солдат, а кому повезет — то для офицеров. Во время поездок офицер одалживал их своим коллегам и пользовался сам. Видимо поэтому он не спешил к месту назначения. На вопрос, кто пользовался самым большим спросом у офицера она сказала, что не будет отвечать на этот вопрос. Но мне и так было ясно кто… Подумав, я решил, что именно ей я в ближайшее время подправлю лицо и фигуру…
К вечеру чуть отдохнув мы снова, как мураши, переправляли продовольствие, боеприпасы и танки с пушками в дивизию Пуганова. Техники было не много, но что могли, то и наскребли по складам. И за то нам были благодарны выше крыши…