За ночь не случилось ничего, Полина, не раздеваясь, спала на диване в гостиной. Рядом на полу лежал хлебный нож, а у дверей были составлены баррикады из стульев.

После урока класс быстро пустел, ученики, топая и толкаясь, вываливались в коридор. Полина записывала в журнал; подняв голову, она увидела, что Михаэль, сын белошляпого шерифа-боровика, остался. Шарлотта, его подружка, шепнув ему что-то, вышла из класса и притворила дверь. Полина вопросительно посмотрела, Ленц-младший ухмыльнулся и поощрительно ей кивнул, мол, продолжайте, я подожду.

«Ну и наглец! – вспыхнула Полина, наклоняясь над писаниной, хотя все уже было заполнено. Она теперь просто водила ручкой, поправляя закорючки у букв. – Что папаша, что сынок! Ничего, пусть подождет».

Полина украдкой подняла глаза, тут же столкнулась с его взглядом – Михаэль без церемоний пялился на нее, разглядывал, вальяжно закинув локоть за спинку стула и выставив в проход длинные ноги. Полина уткнулась в журнал. Ей показалось, что она краснеет. Только этого не хватало! У букв начали появляться завитки и узорные цветочки. Полина глубоко вдохнула, отодвинула журнал.

– Что тебе? – Голос получился почти сердитым, она добавила мягче: – Что-нибудь случилось, Михаэль?

Ленц не ответил, заложив руки за голову, он снова ухмыльнулся и перекинул ногу на ногу, движения были по-кошачьи плавными, грациозными, и мерзавец знал это. Полина терпеливо молчала.

– Я слышал про робина. – Михаэль проговорил тихо, у него были детские губы, розовые и влажные. – Про птицу. Отец звонил кому-то, я услышал.

Полину удивило, что шериф вообще помнил об этом.

– Ерунда, – она махнула рукой и стала смотреть в окно, там собирался дождь, кто-то в школьном дворе подкидывал мяч, и он заглядывал в окно то красным, то синим боком – подлетал, замирал на секунду, а после падал вниз.

Ленц перестал улыбаться и отрицательно покачал головой:

– Не ерунда. Вам нужно поменять замки…

– Уже, – перебила его Полина. – Уже позвонила, через час приедут и поменяют.

Она встала, сунула журнал в сумку, поглядела на Ленца. Тот не двигался, от его взгляда Полине становилось неловко, она перекинула сумку через плечо.

– Все?

– Нет.

Полина растерялась, ответ прозвучал спокойно, уверенно.

– Послушай, что тебе нужно? – вышло слишком взвинченно, но Полине уже было все равно. – Если вы думаете напугать меня своей волчицей или еще какими-то сказками – зря! Не страшно. – Сорвав сумку с плеча, она грохнула ее на стол. – Не боюсь! Я приехала в ваш чертов Данциг преподавать литературу, именно литературой я хочу и ограничиться. Я не знаю, что вы тут хотите устроить – христианскую общину, безалкогольную секту, тайное братство – мне плевать! Ваши дела!

Ленц слушал молча, внимательно глядя ей в лицо.

– И я уеду отсюда при первой возможности! – Полина рванула сумку со стола, распахнула дверь.

С той стороны подслушивала Шарлотта, она отскочила, испуганно моргая.

– Замечательно! – Полина крикнула через плечо и быстро, почти бегом пошла по коридору в сторону лестницы.

Аккуратный старичок по имени Иероним – имя было вышито желтой ниткой на кармане его опрятного синего комбинезона – ловко поменял оба замка, проверил задвижки и собачки, брызнул из медной масленки внутрь стальных механизмов. Протянул Полине ключи:

– Эти вот, на медном карабине – от входной, вот эти – от двери в сад. – Иероним улыбнулся, округлив розовые фарфоровые щеки. У него были белые усы, похожие на колючую зубную щетку.

Оставшись одна, Полина заперла обе двери, поднялась в спальню, села на кровать. На стенах лежали полосатые тени от жалюзи, от паркета пахло нагретой мастикой и пылью. Лорейн Андик так же разглядывала эти тени, вдыхала запах теплого дома. Полина подняла взгляд, с потолка из пятна выглянул хитрый турок, там, в углу когда-то протекла крыша. Там чердак, оттуда Лорейн слышала какие-то звуки, – Полина пыталась вспомнить, кто ей говорил про звуки с чердака. Майор?

Полина тихо встала, разглядывая потолок, прошла к двери. Где-то должен быть люк наверх, на чердак. Лорейн слышала звуки, а потом исчезла, уехала, бросив все. Все оставила и уехала. Уехала?

Полина зашла в ванную, там тоже не было люка. А может, эта Лорейн полезла на чердак? Может, эта любопытная Лорейн, услышав эти чертовы звуки, нашла люк и забралась наверх? Полина села на край ванны.

– Господи, – прошептала она. – А вдруг она…

У Полины прошел холод по спине, тут же полезли в голову высохшие мертвецы с черными дырами глазниц, забытые покойники, случайные мумии, – вспомнилась нью-йоркская история про старушку, которую нашли через месяц, бедняга так и сидела в кресле с чашкой чая.

Но запах! Полина втянула воздух: в ванной пахло сырым мылом, еще чем-то парфюмерным. Она вернулась в спальню, настороженно, как охотничий пес, пошла кругами, стала принюхиваться. Пахло мастикой, старым деревом, горьковато тянуло сухой плесенью. Полина распахнула встроенный шкаф, мускусный дух мастики усилился. Над верхней полкой в потолке она разглядела квадрат люка. Из люка торчало кольцо с обрывком толстой веревки. Полина сжала кулаки, она стояла в полутемном шкафу среди вешалок со своими блузками и разглядывала квадрат люка. «Нужно просто принести стул, забраться и потянуть за кольцо. Сейчас принесу фонарик, встану на стул, открою люк. Просто загляну, даже не буду залезать». Воображение нарисовало балки, тусклый луч шарит по старым доскам, изнанка крыши, ржавые гвозди, с темных балок свисает серая паутина, в углу старые картонки, коробки, чердачный хлам, клочья пыли, луч натыкается на кучу какого-то тряпья, похоже на выброшенную одежду, в лохмотьях что-то белеет, матово и округло, луч останавливается, теперь уже можно разглядеть спутанные волосы.

Полина выскочила из шкафа. Не отрывая взгляд от потолка, осторожно обошла вокруг кровати. Сердце ухало где-то под горлом. Ладонью вытерла влажный лоб. Полина откровенно себе призналась, что не сможет залезть на чердак, не сможет даже приоткрыть люк. Ей послышался шорох, тихий, словно кто-то царапал по дереву, потом тихий стук. Она перестала дышать. В дальнем углу сознания кто-то прошептал: «Вот так, дорогуша, и сходят с ума». Между лопаток скользнула вниз горячая капля.

Стук повторился, теперь громко и отчетливо. Тук-тук, тук – два вместе, последний после паузы.

Полина на цыпочках вышла из спальни, остановилась перед ванной. Стук раздался снова. Теперь стало ясно, это внизу, снаружи. Кто-то стучал в дверь. Полина тихо выругалась, сбежала по лестнице.

– Кто? – голос получился сдавленный, сиплый. Она повторила строго и громко: – Кто там?

– Это я…

– Кто – я? – Полина прижала ухо к дверной щели.

– Михаэль… – после паузы. – Ленц.

Полина растерялась, провела рукой по волосам, щелкнула задвижкой.

– Чего тебе? – распахнув дверь, спросила она. – Замок поменяла, вот! – она указала на блестящие фальшивым золотом новенькие ручки. – Чего еще?

Тон выходил хамоватым, Полине казалось, что получается это почти непроизвольно. Михаэль потрогал пальцем стальную собачку, латунные винты в косяке.

– Да, хороший. Надежный замок…

Полина скрестила руки на груди, вопросительно уставилась на мальчишку. Он встретился с ней глазами и тут же отвел взгляд.

– Можно мне зайти? – Ленц смотрел куда-то в сторону, часто моргая длинными ресницами. На скуле проступил румянец.

«Как от мордатого шерифа с тугой шеей мог родиться эдакий херувим, – подумала вдруг Полина, – тут родства не более чем между топорным гаучо с фрески Сикейроса и воздушным пажом с полотна Боттичелли».

– Ну? – Полина захлопнула дверь. – В чем дело?

Спросила холодно, почти враждебно. Тут же с досадой подумала: «Что со мной? Почему я не могу говорить нормально, это же мальчишка, просто ребенок! Ну хорошо, не ребенок, – подросток».

Михаэль присел на угол дивана, сцепил пальцы рук. Полина опустилась в кресло, тут же встала:

– Хочешь соку? Есть апельсиновый.

Мальчишка торопливо кивнул, быстро взглянув на нее.

Полина вернулась с двумя потными рыжими стаканами, протянула один Михаэлю.

– Дочитал книгу? – спросила Полина, садясь в кресло. На кухне ей удалось кое-как собраться с мыслями, дальнейшее поведение должно пройти под лозунгом «Из нас двоих только один взрослый, и это я».

Ленц кивнул и махом выпил полстакана сока.

– Ты знаешь, – Полине казалось, что голос фальшивый, таким говорят учителя и священники, она, пересилив себя, продолжила: – Анна, наверное, мой любимый персонаж. Вообще в литературе. Она олицетворяет любовь, пусть грешную, страстную, необузданную, но именно любовь. И от читателя ждет лишь понимания и сострадания. Не пересчета ее прегрешений, а именно прощения. Да и кто мы такие, чтобы судить ее?

Ленц поднял глаза и кивнул.

– И дело тут не в том, что все мы не без греха и поэтому не нам бросать камни. Дело в зависти. Те, которые гневно порицают Каренину, они завидуют ее свободе, а главное, ее способности любить. Любить без оглядки, любить до самозабвения, любить до смерти. Для них любовь – арифметика, для Анны – воздух, сама жизнь. Ханжа подобен бескрылой птице, лицемерно пугающей опасностью полета.

Михаэль, не отрываясь, смотрел на нее. Солнечные полосы на полу доползли до его ботинок, он сделал глоток, опустил руку. Луч угодил в стакан, сок в стекле тут же вспыхнул, как волшебный эликсир.

Полина замолчала, она потеряла нить, улыбнулась.

– Ну, это так, вкратце, подробности оставим для классных занятий. – Она сделала паузу, спросила: – Что случилось с мисс Андик?

Мальчишка не удивился вопросу, он поставил стакан в солнечную лужу на полу, сцепил пальцы. Внимательно посмотрел на Полину:

– А что вам известно?

– Только то, что она жила в доме, где сейчас живу я. Преподавала в школе, в которой сейчас преподаю я. Была окружена теми же людьми, ходила по тем же улицам, смотрела из этого окна на это чертово кладбище. А потом… Потом вдруг села на велосипед и укатила в неизвестном направлении.

Полина замолчала, Михаэль нахмурился, его лицо удивительным образом, утратив детскую смазливость, стало взрослым, почти мужским. Он рукой откинул челку назад.

– Или не уехала… – тихо сказал он. Полина вздрогнула, непроизвольно посмотрела на потолок.

– Она нигде так и не появилась. Полиция связалась с университетом, отец… – Михаэль запнулся, быстро добавил: – Отчим… ну это неважно, мой отец… ну это тоже неважно… короче, ни ее родня, ни знакомые ничего не знали. Никто ее не видел, она никому не писала, не звонила. Вообще…

Лицо Полины застыло, внутри появилась тяжелая тошнотворная пустота. Ей почудился тот же приторный мускусный запах, который шел с чердака.

– А мертвый робин? – она с трудом сглотнула, от апельсинового сока слюна стала тягучей и кислой.

– Она несколько раз звонила в полицию. Сначала из-за каких-то звуков, с чердака, из стен. Ей посоветовали завести кошку или купить мышеловку. Это отец – ему казалось очень остроумным, он всем рассказывал про свою шутку. Потом появилась мертвая птица, Лорейн… вернее, мисс Андик снова позвонила в полицию. Через несколько дней еще одна птица, она снова звонит. Отец был уверен, что учителка просто издевается над ним.

Мальчишка замолчал, между бровей появилась складка, он взрослым жестом провел по скуле, словно проверяя щетину.

– Но она не издевалась… я видел в школе, на уроках… Видел, как сильно она напугана, так не издеваются. Нет, так не издеваются. – Михаэль вдруг заговорил быстрее, с азартом. – Она вот ведет урок, вдруг – раз, и застынет, как будто в гипнозе. Или говорит с тобой, вдруг на полуслове повернется и уйдет. Нет…

– Как к ней относились, ну вообще? В школе, ученики… Тебе она нравилась?

– Да… Нет, верней, не так, как… – он вдруг смутился и покраснел. – К ней нормально все относились, да. И в школе, и мистер Галль тоже. Ну, все вообще… Когда она исчезла, стали болтать, что она просто спятила, ну, в смысле чокнулась.

– Слетела с катушек. – Полина кивнула. – Понятно. Уехала кататься на велике и заблудилась. Красивая версия.

Михаэль пожал одним плечом, неуверенно сказал:

– Про волчицу говорили… Что это волчица… – Он замялся.

– И ты веришь?

– Ну, а бродяга тогда как? У него следы от зубов на шее. Дырки прямо на горле! Я фотографии видел, которые в деле лежали, у отца, – жуть!

Полина закусила губу: мускусный запах, чердак – она не знала, как об этом сказать. «Я подозреваю, что у меня там труп вашей учительницы по литературе? Милый мальчик, не проверишь ли?»

– Михаэль? – неуверенно обратилась Полина. – У меня есть… просьба.

Ленц выпрямил спину, с готовностью уставился на нее.

«Как пес», – улыбнулась Полина.

– С чердака какой-то запах, – обыденно произнесла она, усмехнулась, нервно крутя стакан с соком, – ты не посмотришь? А то я… – она не знала, что сказать, конец фразы повис в воздухе, но Михаэль с готовностью кивнул, тут же встал.

– Ну, вот и отлично, – Полина энергично поднялась, ее чуть мутило, она глубоко вдохнула, стараясь не думать о куче истлевшего тряпья в углу чердака под самой крышей.

Фонарь нашелся внизу, в ящике, среди кухонного хлама. Полина поменяла батарейки, пощелкала кнопкой. Михаэль сунул фонарь в задний карман. Поднявшись в спальню, он уставился на кровать, потом смущенно отвернулся – со спинки свисали черные колготки. Полина, быстро скомкав, молча спрятала их в ящик комода.

Михаэль забрался на стул, ухватился за веревку, осторожно потянул. Заскрипев пружинами, люк приоткрылся. Сверху торчал конец складной лестницы.

Полина отпрянула – вонь явно усилилась. «Надо ему сказать, предупредить».

– Михаэль… – начала она. – Там…

– Все под контролем! – радостно отозвался мальчишка, ловко вытягивая лестницу. – У нас такая же система, только лестница алюминиевая, а ваша – деревянная, и на чердаке свет есть. Может, и тут тоже лампочка, поглядим сейчас!

Лестница уперлась в пол, мальчишка ловко вскарабкался наверх, остановился на верхних ступенях. Полина перестала дышать, она уставилась на его ботинки, непроизвольно схватила за штанину.

– Стой! Не лезь! Посмотри просто – отсюда!

Наверху щелкнул фонарик. Прошло с полминуты.

– Ну? – Полина так и держала его за штанину.

– Не, нет света, не вижу… – Голос прозвучал гулко и будто издалека. – Нет ни лампочки, ни выключателя…

– Ну а что там? Что?

– Да фонарик дрянь, еле светит. Надо залезть… Сейчас я… – Он легко выдернул штанину из ее пальцев. Полина уставилась в черный квадрат люка. Прямо над головой хрустнули осторожные шаги, словно кто-то ступал по мелкому гравию. Полина взглядом проводила звук, мальчишка был где-то над спальней.

– Ну что там? Не молчи! – нервно крикнула Полина.

– Пылища… Коробка какая-то…

– Какая? Что там?

– А-а, ничего… Ботинки старые, чайник…

– Чайник… – прошептала Полина, кусая губы, не сводя взгляда с потолка. Шаги потоптались над кроватью, медленно направились в сторону ванной. Раздался глухой деревянный стук, Михаэль вскрикнул, Полина подскочила к лестнице.

– Что?! Михаэль?!

– Тварь! – мальчишка вполголоса выругался. – Балка тут. Не заметил, прямо башкой впаялся… мать твою… Все нормально, мисс Рыжик!

Мальчишка бродил над ванной. У Полины затекла шея, она опустила голову вниз, в этот момент шаги замерли.

– Господи… – донеслось с чердака. Полина вздрогнула и вцепилась в перекладину лестницы.

– Тут скелет… – проговорил Михаэль. Полине показалось, что она сейчас грохнется в обморок, она раскрыла рот, вместо слов получился какой-то сиплый стон.

В люке показались башмаки, Михаэль быстро спустился вниз.

– Надо звонить в полицию, – странным, чужим голосом пробормотала Полина. – Звонить…

На лбу у мальчишки краснела солидная шишка, в волосах запуталась паутина. Он вытер ладони о штаны, удивленно посмотрел на учительницу.

– В полицию? Из-за дохлого енота?

– Енота?

– Ну, похоже на енота. Там кости да клочья шерсти только остались. Хвост еще.

Полина дошла до кровати, села на край.

– Енот…

Михаэль кивнул и сунул руки в карманы тугих джинсов.

– Енот… – повторила Полина.

В окне отражалась спальня, белая кровать, Полина провела по волосам, поправила. По солнечным доскам паркета промелькнула тень птицы. Михаэль прокашлялся и неуверенно сказал:

– Там корм в тазу. Собачий. Я таким Ллойда кормлю, сухой корм… «Кикс», в углу, под крышей, пустой пакет на пять галлонов, – он задумался и добавил: – А второй таз пустой, я думаю, там вода была.

Полина уставилась на него.

– Корма много осталось, по всему чердаку рассыпан. – Михаэль осторожно потрогал шишку, Полина тоже поморщилась. – Вода кончилась, он, наверное, от жажды… Енот.