Река времен
Там, где русский лес редеет, где веселее и шире становятся лесные поляны, где пьянящим ароматом вольных трав напоминает о себе близкая степь, между древними Новгородом-Северским и Глуховым раскинулось старое село Ображеевка. Здесь селились и выживали сильные люди. От веку их задачей было не только прокормить свои семьи, но и с оружием в руках твердо противостоять кочевникам — на протяжении тысячелетий меняющиеся народы неустанно приходили из голодного Дикого поля.
Сюда в XIII веке пришли незнакомые восточные племена — «не весть, кто суть», на столетия разорвавшие «светло светлую и украсно украшенную землю Русскую». Позднее со своими боевыми дружинами пришел великий князь литовский Ольгерд, сын Гедимина, победивший татар в битве на Синих Водах и на правах победителя включивший в состав своих земель Черниговское, Киевское и еще десяток южнорусских княжеств. Он расширил пределы своего государства вдвое — от Крымского ханства на юге до Балтийского моря на севере, от Москвы и Твери на востоке до Кенигсберга и Варшавы на западе. Затем появился его потомок, великий воитель Витовт, низвергнувший Тевтонский орден под Грюнвальдом, присоединивший к Литве Смоленск и часть Дикого поля на юге, дававшего широкий выход к Черному морю. Разгромленный татарами под Ворсклой, Витовт искал спасения в сближении с феодальной Польшей, где властвовал его брат — Ягайло. Вскоре Великое княжество Литовское и входившие в его состав русские земли фактически попали под власть католической Польши. Так русские земли разделились на Великую и Малую Русь. Западнее воцарилась кичливая Речь Посполитая, позднее изгнанная Богданом Хмельницким, вновь соединившим народ под скипетром русского царя.
Было время, когда Черниговское княжество достигало огромных размеров, тянулось от Мурома до Тмутаракани, включало исконные земли радимичей, вятичей, северян… Засеки, валы, остроги защищали юг Руси от хазарских, половецких, татарских набегов. Строились и вместе со своими гарнизонами погибали на южных рубежах забытые ныне крепости. Черниговщина — край особенный, несхожий с другими областями. Это — заветная, древняя, исконно русская земля и по археологическим, и по летописным историческим данным.
Родина Ивана Кожедуба, село Ображеевка, находится в краях, где протекали события, описанные еще в «Слове о полку Игореве». Из Новгорода-Северского через Путивль начал свой злосчастный поход в Половецкую землю князь Игорь Святославович…
Среди уроженцев и жителей Черниговской области немало людей, внесших исключительный вклад в историю и культуру России. Неподалеку, на Полтавщине, родился Н.В. Гоголь, юность которого прошла недалеко от родных мест нашего героя — в Нежине. Представление об этих краях дают такие знаменитые произведения, как «Миргород», «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Мертвые души».
«Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается позади…» Эти строки из «Мертвых душ» были подчеркнуты рукой нашего героя в приобретенной им когда-то книге, а сбоку, на полях, им написано навеянное гоголевскими строками единственное слово — в кавычках, с восклицательным и вопросительным знаками: «!авиация?».
Действительно, с чем еще могут быть сравнимы «неведомая сила в неведомых светом конях, превратившихся в одни вытянутые линии, летящие по воздуху», или «разорванный в куски воздух»?
Упомянем, что на полпути из Шостки в Чернигов, в селе Сосница, родился и провел свои детские годы великий режиссер Александр Довженко. Сегодня почти забыто, что в пору своего творческого расцвета, в 1935 году, он снял фильм «Аэроград». Это рассказ о летчиках, инженерах и самолетах, о городе Аэрограде, который предстояло построить на берегу Великого Океана. Такой город — Комсомольск-на-Амуре — был тогда возведен силами молодежи на берегу Амура, и ему суждено было стать крупнейшим авиационным центром нашей страны. Именно там родилось большинство прекрасных самолетов — Су-27.
Позднее на другом конце земли, совсем рядом с местами, где увлеченно «строил» свой легендарный Аэроград Александр Довженко, поднимал в бой реактивные машины своих авиационных полков Иван Кожедуб…
Удивительно много людей, прославившихся в ратных делах, родились и выросли в этих краях. Среди них дважды Герои Советского Союза: легендарный командующий танковой армией П.С. Рыбалко, штурман авиации дальнего действия
B. В. Сенько, именем которого назван один из стратегических ракетоносцев Ту-160, выдающийся летчик-испытатель и летчик-истребитель, первый человек, награжденный двумя Золотыми Звездами во время Великой Отечественной войны,
Здесь родина Героев Советского Союза: командира корпуса генерал-майора П.П. Авдеенко, комбата капитана А.К. Алексеева, снайпера сержанта С.В. Петренко, уничтожившего 450 солдат и офицеров противника, командира звена торпедных катеров Черноморского флота капитана Г.А. Рогачевского, командира партизанского соединения Н.В. Руднева. Отсюда начинали свой путь в большую жизнь Герои Советского Союза выдающиеся летчики: командующий 16-й воздушной армией в годы войны, а позднее начальник Главного штаба и первый заместитель главкома ВВС маршал авиации С.А. Руденко и летчик-штурмовик комэск 955-го штурмового авиационного полка В. Е. Акуленко; комэск полка АДД гвардии капитан В.В. Петрушевич, совершивший на ТБ-3 и «Бостонах» 290 боевых вылетов в глубокий тыл противника, и выдающийся ас, штурман 3-го гвардейского истребительного авиационного полка гвардии подполковник Г.Н. Прокопенко; один из лучших летчиков 1941 года, старший лейтенант С.Г. Ридный, сбивший за 20 дней войны 8 самолетов противника; известный ас 54-го гвардейского истребительного авиационного полка гвардии капитан И.Ф. Балюк; летчик ПВО, герой воздушных сражений 1942 года П.Н. Белясник; соратник И.Н. Кожедуба по двум войнам летчик-истребитель С.М. Крамаренко и ас-североморец, во время войны — штурман 20-го гвардейского авиационного истребительного полка Северного флота, в послевоенные годы — близкий друг Ивана Никитовича Е. В. Петренко.
Село Ображеевка находится в семи километрах от районного центра — города Шостки. Его истории не менее четырехсот лет. Еще в 1660 году, стараниями Черниговского архиепископа, патриота, просветителя и писателя, сторонника объединения Украины с Россией Лазаря Барановича, благодаря таланту неизвестного нам архитектора и труду сотен строителей, село это украсилось величественной трехглавой Преображенской церковью.
В начале XX века в Ображеевке были три мельницы, молотилка, общественная пекарня, кузница, маслобойня, пилорама, цех по выделке кож…
Рассвет над Десной
Здесь-то, на Поповской улице села Ображеевки Новгород-Северского уезда Черниговской губернии, и родился наш герой. Официальная дата его рождения — 8 июня 1920 года, хотя, возможно, это другой день — 6 июля 1922 года.
«Приписал» себе два года Кожедуб, чтобы поступить в Шосткинский химико-технологический техникум. Такие хитрости в то время были достаточно распространены: молодежь делала себя старше, чтобы раньше встать в строй людей, которых торопила страна.
Фактическую дату рождения Ивана Никитовича сообщила его вдова — Вероника Николаевна Кожедуб, женщина, обладавшая редкой памятью и в данном случае не имевшая ни малейшей причины не быть искренней. Она рассказала, что в 60-е годы с родины Ивана Никитовича им прислали страницу, вырванную из церковно-приходской книги Преображенской церкви, где ясно значилась дата — 6 июля 1922 года. Вероника Николаевна обещала страницу найти, но ввиду неважного самочувствия и огромного количества бумаг и книг, хранившихся в квартире, сделать этого ей не удалось. Пытались найти запись и в самой Ображеевке, но и эта задача осталась нерешенной — источник не был найден. Сам Иван Никитович о настоящей дате своего рождения никогда и нигде не вспоминал.
Был Иван последышем — последним и нежданным ребенком в крестьянской семье, пятым по счету. Его отец, Никита Илларионович, вырос в бедной крестьянской семье, но, несмотря на это, был человеком грамотным и начитанным. Читал и говорил он, по словам Ивана Никитовича, в основном по-русски. В последние годы жизни исполнял отец в селе обязанности церковного старосты. И сегодня его ухоженная могила сохранилась в ограде Преображенской церкви.
В молодости Никита Илларионович был красивым, ловким, грамотным парубком и, что было совсем необычно для деревенского жителя, умел красиво — заслушаешься — говорить. Этим-то он и сразил синеглазую девицу из соседнего села — Стефаниду Веремес. Но родители Стефаниды, богатые крестьяне из села Крупец, не благословили ее брак с Никитой и оставили ее бесприданницей. Обвенчались родители Ивана тайно в 1907 году. На следующий год родился первенец — Яша. В 1910-м появился на свет Александр, в 1911-м — Григорий, в 1912-м — Матрена, а затем — Иван.
Жизнь, требовавшая забот о хлебе насущном, заставляла Никиту Илларионовича трудиться из последних сил. Он и хлебопашествовал, и батрачил, и уходил на работы «в завод», и подряжался огородничать. В начале Первой мировой войны он заболел тифом, хворал долго, с трудом выжил. Долгая, трудная болезнь навсегда унесла силы и здоровье отца: его стала мучить одышка. Чуть оправившись, он нанялся на завод в Шостку и с перерывами проработал там многие годы. Надорвавшись на одной из «отхожих» работ, едва не угодил на тот свет.
Пришла Великая Октябрьская революция, за ней — Гражданская война, которая опустошила Украину. Не стала исключением и Ображеевка. «Отец, как и другие бедняки, — вспоминал Иван Никитович в своей книге, — получил надел земли и лошадь. Но земля ему досталась неплодородная, песчаная, далеко от села. На беду, он как-то, скирдуя сено, упал с высокого стога и с той поры прихрамывал. Так и не удалось отцу наладить хозяйство».
В тяжелую годину мать не раз ходила в родное село — к родственникам за помощью. Те помогали, чем могли. Особенно богатое хозяйство было у брата матери, Иванова дяди Гришенка — несколько лошадей, коровы, свиньи, овцы. Там же жила и одна из сестер матери — Галина Ивановна. На всю жизнь сохранил Иван теплое чувство к своей «доброй тете Гальке».
«Только у нее, у тети Гальки, — писал он, — мне бывало хорошо и уютно. Она искренне радовалась нашему приходу, и я это чувствовал. Баловала меня, угощала, делясь последним, неохотно отпускала.
Возвращалась мать из Крупца с тяжелым узлом — мукой, крупой, салом. Я тоже нес поклажу. Бывало, устану, начинаю отставать, хныкать. И мать, охнув, снимает со спины тяжелую ношу, кладет ее на землю, под дерево, выбрав место посуше. Мы присаживаемся отдохнуть. Я дремлю, а мать тихонько напевает.
Но иногда голос ее вдруг дрогнет, и она заплачет. Весь сон у меня пропадает. Бросаюсь к ней на шею, стараюсь утешить, хотя и не понимаю, отчего так горько плачет мать. А она улыбнется сквозь слезы, с трудом встанет и, взвалив ношу на спину, возьмет меня за руку. Мы медленно идем к нашей Ображеевке по дороге, обсаженной вербами».
Помнил Иван Никитович и отдельные слова песни, что тогда напевала ему мама:
…Ой ти, котик-коточок,
Поив бабин медочок,
Та й сховався в кутучок…
Гражданская война трагически перемолола судьбы миллионов людей, а политика в стране после революции и до 50-х годов XX века очень часто вынуждала людей с большой осторожностью вспоминать своих предков, за исключением самых ближних родственников. Особенно это касалось тех, кто избрал военную службу. Не был исключением и Иван Кожедуб: даже девичью фамилию своей матери он не писал в анкетах — то ли забыл, то ли не хотел упоминать.
Отцу обязан Иван привитой любовью к русской литературе. Хотя он окончил школу, где преподавание велось на украинском языке, он еще в детские годы на русском прочел многие книги Гоголя, Толстого, Чехова, Успенского. Около полугода, после окончания семилетки, он даже работал библиотекарем в Ображеевке.
Иван рос сильным, но добродушным пареньком. Драк не затевал, но при случае умел постоять за себя и своих товарищей. Одним из его юношеских увлечений было лазание по большим деревьям. Огромные тополя, росшие вдоль Поповской улицы, он облазал по многу раз, за что часто получал взбучку от отца. При этом он выполнял такие рискованные трюки, что пугал слабонервных друзей и, главное, подруг. Эта привычка вскоре в аэроклубе помогла ему без колебаний совершить прыжок с парашютной вышки.
С удовольствием он занимался и спортом, любил крутиться на турнике, а двухпудовую гирю поднял впервые в тринадцать лет. Любовь к силовым упражнениям он пронес через всю жизнь. Уже после войны, в 1946 году, на соревнованиях в Монине Кожедуб поднял двухпудовку 21 раз.
Беспросветная нужда и неурядицы подорвали здоровье впечатлительной Стефаниды Ивановны. Несколько лет она тяжело болела и в 1936 году умерла. Для подростка Ивана, любившего мать горячо и нежно, это был тяжелейший удар. «Не помню, — вспоминает Кожедуб, — как я дошел до дому. В хате было полно народу. Плач, причитания. Отец стоял, закрыв лицо руками. Плечи у него вздрагивали. Не помня себя я убежал на погреб, бросился ничком на землю и долго пролежал там в оцепенении, без слез».
К тому времени Иван был учащимся первого курса химико-технологического отделения Шосткинского химического техникума, собираясь стать «специалистом по бездымным порохам». Чтобы не тратить три часа в день на дорогу из Ображеевки в Шостку и обратно, он переселился в общежитие при техникуме.
После смерти жены туда же, в Шостку, в общежитие при заводе перебрался и отец Ивана — Никита Илларионович.
«Иногда он по вечерам заходил ко мне, — вспоминал Иван Никитович. — Усаживался у стола, брал книгу. Нравились ему чистота и порядок у нас в общежитии. А я любил, когда он сидит тут, рядом — легче становилось на душе… Иногда, взглянув на меня, он спрашивал, что я сейчас учу. И тут же спешил добавить:
— Ну-ну, занимайся, сынок. Потом расскажешь».
В центре Ображеевки, на монументе павшим воинам, представляющем единый архитектурный ансамбль с бюстом трижды Героя и вознесенным на высокий пьедестал истребителем МиГ-21, значатся несколько фамилий «Кожедуб». На вопрос: «Не родственники ли это Ивана Никитовича?» — местные жители, в том числе и родной племянник нашего героя, Валентин Яковлевич, сын Матрены Никитичны, живущий на том же месте, где родился и жил мальчишкой Иван, уверенно отвечали, что это лишь однофамильцы.
В техникуме Иван Кожедуб учился успешно. От природы он был одарен хватким умом, настойчивостью, прилежанием, был крепок, и учеба давалась ему легко.
Лет в шестнадцать, пораженный красотой полувоенной формы и блеском начищенных сапог знакомых студентов, а по совместительству учлетов, Кожедуб затаил в душе страстное желание стать летчиком. Как человек основательный, он стал читать книги об авиации. Среди прочих ему попалась книга Кеннеди под названием «Летание. Почему и как мы летаем». Книга эта была издана на русском языке перед самым началом Первой мировой войны и, помимо описаний «наиболее известных летательных аппаратов», содержала ряд сведений по элементарным принципам аэродинамики. Принципы эти были изложены достаточно корректно, причем предлагался целый ряд простейших опытов, позволяющий закрепить полученные знания.
«Эта книга, — писал Кожедуб, — на 2—3 месяца стала для меня главной. Я выучил ее наизусть, пока понял изложенные в ней тонкости. Ну а названия первых аэропланов сохранились в моей памяти навсегда, и я не раз удивлял специалистов упоминанием имен Блерио, Кертисса, Латама, Эсно-Пельтери».
Прочитанные книги укрепили юношу в его выборе. Осторожно он выяснил мнение отца по интересующему его предмету, так же осторожно говорил на эту тему с друзьями.
В сентябре 1938 года, едва не опоздав с поступлением, он подал документы в Шосткинский аэроклуб Осоавиахима. Они включали заявление, три справки и путевку комитета ЛКСМ Украины. Успешно пройдя врачебную комиссию, где старый врач отметил его богатырское здоровье, он был принят. Аэроклуб располагался в маленьком домике, возле здания городского клуба имени К. Маркса. Начальником аэроклуба в то время был Виноградов. Заниматься было, конечно, тесновато, но обиженными себя учлеты не ощущали.
Учебная программа в аэроклубе была сжатой и емкой, освоить ее могла лишь физически здоровая молодежь. На теоретических занятиях получали первые авиационные знания, на практике под руководством молодых инструкторов осваивали прикладные дисциплины, главным образом спортивные: гимнастику, батут, прыжки с парашютом.
Тренируясь на батуте, Иван пополнил свою речь новыми, неслыханными ранее экзотическими терминами — бланш, фляк, сальто, кульбит. Инструктором по парашютному спорту в Шосткинском аэроклубе был Науменко — доброжелательный и спокойный человек, прекрасный спортсмен, последовательно обучавший ребят прыжкам на батуте, с парашютной вышки и с самолета.
— Смотрите вперед, вдаль и шагайте, — такими словами напутствовал он перед прыжком некоторых начинающих парашютистов, в том числе учлета Кожедуба.
Большое впечатление на Ивана произвел инструктор, бывший военный летчик Александр Сергеевич Кальков. Во время войны он в качестве командира экипажа совершил около полусотни боевых вылетов на ТБ-3 и Ил-4. Вот как описывает его Кожедуб:
«…Однажды, когда мы занимались в моторном классе, до нас донесся незнакомый раскатистый бас. В аудиторию вошел высокий широкоплечий человек в крагах. Мы переглянулись и встали. На вид ему было лет за тридцать. В его внешности было что-то щеголеватое. Походка чуть-чуть вразвалку, нос орлиный, с горбинкой, взгляд проницательный и слегка насмешливый».
Пройдя наземную подготовку, включавшую ежедневное кропотливое обслуживание самолета, навыки посадки в него, выруливание, а главное, наизусть выучив КУЛП («Курс учебно-летной подготовки»), группа Кожедуба приступила, наконец, к полетам. Двое парней, несмотря на отчаянные уговоры и просьбы, были отчислены инструктором за неуспеваемость.
— Толку из вас все равно не выйдет, даром бензин на вас жечь нечего…
В апреле 1939-го учлет Шосткинского аэроклуба Кожедуб первым из своей 4-й летной группы, состоявшей из трех человек, совершил свой первый полет на У-2, хвостовой номер 4, с инструктором А.С. Кальковым. Красоты родной земли, открывшиеся с полуторакилометровой высоты из кабины самолета, произвели на юношу неизгладимое впечатление:
«Ориентироваться трудно. Вон, кажется, техникум. Зеленые пятна — это сады и среди них блестящая полоска — река Шостка. Все словно масляными красками написано.
Поднимаемся все выше. Вихревые потоки, врываясь с боков в кабину, бьют в щеки. Становится свежо. Смотрю на приборы: стрелка высотомера уже подобралась к 1500 метрам — высоковато для первого раза по тем временам. Открылся неоглядный простор. Внизу что-то засинело: да это озеро Вспольное. Отличный ориентир! В прозрачной дымке виднеется Ображеевка. Вот бы покружиться над домом…
Поднимаемся все выше. Становится прохладно. Да, совсем не то, что я испытывал раньше, когда влезал на верхушки деревьев или на церковный купол. Там не чувствовалось такого отрыва от земли».
В конце апреля учлетам были выданы синие комбинезоны, очки и летные шлемы. 1 мая 1939 года на параде в Шостке мимо центральной трибуны, следом за двумя парадными батальонами, строем браво промаршировали и учлеты.
«Чувствовали мы себя настоящими пилотами и немного заважничали», — вспоминал Иван Никитович.
В начале 1940 года он оканчивает аэроклуб и получает направление в Чугуевское военное училище летчиков, так и не окончив техникума, так и не став «специалистом по порохам».
Чугуевский курсант
1 февраля 1940 года студента-дипломника Кожедуба вызвал к себе директор Шосткинского химического техникума. Он сообщил Ивану, что из Чугуевского авиационного училища летчиков пришел запрос с предписанием направить его в училище для прохождения медицинской комиссии. Директор, конечно, был несколько расстроен — здоровяк-студент был на хорошем счету, но профессия военного летчика была в те годы столь престижной, что он счел за честь напутствовать Ивана:
— Как же нам с тобой быть? Мы тебя растили, учили, а теперь отпускать приходится. А ты уж и дипломное задание получил, и на практику вот-вот должен уехать… Условие тебе такое: не пройдешь комиссию — поедешь на практику, — и директор с чувством пожал руку будущему асу. По его горящим глазам, по светящемуся счастьем лицу он понял, что этот парень едва ли теперь вернется в Шостку.
Всю свою жизнь Иван Никитович жалел, что не удалось ему окончить тогда химико-технологический техникум, стать специалистом по порохам. Но почему жалел, зачем химия летчику — неизвестно.
Оформив документы, Иван поспешил в Ображеевку, попрощаться с отцом и родными.
«Отец обрадовался моему приходу, сразу же спросил: успею ли я собраться.
— Все будет в порядке, тату. Да вот ведь что… Только ты не волнуйся. Не поеду я на практику.
— Что еще выдумал?
— В летное училище вызов получил. Еду туда завтра. Отец всплеснул руками и молча опустился на стул. У меня
слезы подступили к глазам, и я тоже молчал. А отец вдруг сказал твердо и спокойно:
— Ты у меня уже не маленький. Раз вызов пришел, ехать надо. А теперь расскажи все по порядку.
Выслушав, он встал, подошел ко мне и обнял со словами:
— Вот тебе, сынок, мой наказ: Родине служи честно, учись прилежно да отцу пиши почаще!»
Та встреча с отцом оказалась последней. Учеба, затем инструкторская служба и война закружили Ивана. Он смог вырваться на родину только в сентябре 1945-го, став слушателем академии, когда его отца уже не было на этом свете.
Отец, старый и больной человек, сполна испытал на себе все тяготы оккупации — обиды и оскорбления, горе и нищету. Потеряв на войне сына, который пропал без вести под Сталинградом, он воспрянул духом, когда узнал, что его младший, Ваня, — «ерепенистый», но «слабый здоровьем», как он считал, — стал одним из лучших летчиков страны. Успел он ощутить и опеку советских властей, купивших для него корову, и легко умер через неделю после окончания войны, на руках у дочери, так и не дождавшись никого из сыновей.
…2 февраля 1940 года, сидя в вагоне со своими товарищами учлетами, Кожедуб с воодушевлением пел военные песни, отправляясь к новому месту учебы. Путь был недолог. В авиагородке Чугуева вновь прибывших обследовали в течение нескольких дней. Несмотря на то что они всего лишь год назад проходили медкомиссию, при поступлении в аэроклуб, нескольких человек придирчивые врачи забраковали.
Чугуевский авиагородок поразил Ивана прямоугольной геометрией строений и планировки, подчеркнутой дисциплиной жителей, в большинстве своем военных. В небе почти постоянно можно было видеть юркие истребители и тренировочные самолеты. Курсантов разделили по ротам, роты по отделениям.
Кожедуб, как человек с подходящим происхождением — «из рабочих и крестьян» — и почти окончивший техникум, был назначен командиром 4-го отделения 3-й роты. В нем было еще 12 человек, окончивших аэроклубы. Под руководством командира роты лейтенанта Малыгина он с усердием, которое присуще выходцам из села, взялся за дело. Из-за своей требовательности Иван вскоре получил полушутливое прозвище — Батько. За образцовое выполнение приказа «Тревога» личному составу его отделения была объявлена благодарность, а командир отделения Иван Кожедуб получил свою первую «награду по службе» — 50 рублей.
Принятие военной присяги, как и сегодня, предварял КМБ — «Курс молодого бойца» или, как назывался он тогда в Чугуевском училище, «Курс отдельного (от слова "отделение") бойца». Многим он давался непросто, но для здоровяка Кожедуба занятия по физической подготовке прошли почти незаметно. В училище он продолжал регулярные тренировки с пудовой, а затем и с привычной двухпудовой гирей. «Начал замечать, — вспоминал Кожедуб, — что мышцы становятся более рельефными и упругими, сила растет. Наш опытный физрук внимательно следил за моей тренировкой с двухпудовиком и часто говорил:
"Работайте, работайте! Сила истребителю в боях пригодится"».
Теоретические занятия включали несколько общеобразовательных предметов и целый ряд специальных — аэродинамику, штурманское дело, теорию авиации, конструкцию самолета, устройство мотора. Для этого имелись стенды, которые помогли изучить М-11, поднимавший в воздух У-2, М-22, стоявший на первых И-16.
Свободного времени фактически не было. Изредка удавалось выкроить пять минут, чтобы черкнуть несколько строчек домой: «Учимся. Летаем. Все нормально. Целую». Кино — по воскресеньям, вечером, отчего и отбой на час позже — в двенадцать.
Не прошло и полугода с момента поступления в училище, как курсант Кожедуб, выполнив полет с командиром звена старшим лейтенантом Зориным, после приземления получил команду:
— Останетесь в самолете. Полетите самостоятельно. Выполнять полет будете так же.
Успешно выполнив полет на учебно-тренировочном самолете УТ-2, он получил похвалу от инструктора Константина Ивановича Тачкина. Кожедуб вспоминает Тачкина как «молодого коренастого лейтенанта», «отличного инструктора, умелого методиста».
С началом Великой Отечественной войны старший лейтенант К.И. Тачкин ушел на фронт, в составе 296-го истребительного авиационного полка сражался на Сталинградском направлении и погиб в воздушном бою в конце 1942 года.
Полет на моноплане УТ-2 произвел на Ивана сильное впечатление, а в своей записной книжке он сделал пометку: «17 мая 1940 года. Полет на самолете УТ-2». Всего Кожедуб совершил 1166 вылетов на УТ-2, налетал на нем 162 часа 28 минут.
В конце мая курсанты приступили к полетам в зону и стали самостоятельно выполнять фигуры пилотажа. Первой такой фигурой, выполненной Кожедубом, стала «бочка» — вращение самолета вокруг продольной оси.
«Бочка», замечает Кожедуб, — «одна из тех фигур, которая требует особой собранности, точности действий, быстроты реакции… Чувство величайшего удовлетворения испытывает человек, управляя техникой в воздухе!».