Для Нестора настали чёрные дни. Польша больше не могла служить безопасным местом для вождя анархистов и его семьи, получившей прибавление. Галина с ребенком, измученная постоянным безденежьем и полицейским надзором, таки подчинилась своему материнскому инстинкту и во имя будущего дочери решила уехать в Париж, оставив в прошлом революционный энтузиазм и жажду изменения мира для всеобщего равенства и братства.
Даже самый преданный из соратников, адъютант Иван Лепетченко, и тот не вынес напора обстоятельств.
— Нестор, я не вижу здесь будущего. Так больше жить невозможно. Ни цели, ни мечты, ни родины, ни денег… Считай, что я сдался, — заявил однажды ему Иван без предупреждения.
Махно накрыл такой приступ ярости, что Лепетченко предпочёл ретироваться без дальнейших пояснений в сапожную мастерскую.
— Иуда! — услышал он вслед, но было уже поздно. Иван Лепетченко получил от советского консульства разрешение на въезд в Украину.
Нестор редко выходил в город — только по крайней необходимости, в лавку за продуктами и керосином, иногда — купить клей, нитки, обрезки кожи и газету.
Сырой подвал, в котором обжился бывший атаман армии в сто тысяч сабель, имел только одно маленькое оконце на уровне тротуара, да и то на северную сторону. Металлическая кровать, умывальник, в который нужно было носить воду вёдрами из внутреннего двора, а потом выносить помои, потёртый сервант, содержимое которого составляли две металлические миски и одна кружка — это был весь интерьер более чем аскетического его жилища. Верхнюю одежду — шинель и серый пиджак с прохудившимися и вздувшимися на локтях рукавами — Махно вешал на большие столярные гвозди, что используются для сбивания перекрытий кровли. Их он вбил в лутку по обе стороны от двери на высоте своего роста.
Те гроши, что ему удавалось зарабатывать, Нестор добывал сапожным ремеслом, благо удалось недорого купить и лапу, и шило, и набор крючков у старого еврея с первого этажа, что уехал с семьей в Варшаву.
Человек должен что-то уметь делать руками — в этом Нестор был убежден. Теоретиков, философов и учёных Махно воспринимал как идеалистов, полностью оторвавшихся от реальности, а его реальность — вот она: запах кожи, сапожного клея и крыса, пробравшаяся сквозь щель под дверью в напрасных поисках еды. В таких условиях мысли приходят здравые, отчаяние уходит на второй план, ум отвлекается на работу и не дает зачахнуть телу.
Дверь в его подвал открывалась редко — Нестор заказы брал только от соседей по дому и от узкого круга их знакомых. Брал недорого, делал качественно, за пошив старался не браться — всё больше тачал подошвы, да каблуки набивал.
Когда в его подвал без стука вошли трое модно одетых людей в пальто с меховыми воротниками и шляпах, Нестор насторожился, нащупав правой рукой на кровати сапожный нож.
Мужчины осмотрелись, убедившись, что в помещении больше никого нет, и спустились по ступеням вниз к хозяину.
— Добрый день, Нестор Иванович… мы к вам по делу — начал разговор один из них на польском языке.
— Не брал я у вас никаких заказов. Ваши штиблеты требуют лака, а у меня его нет, — пробурчал в ответ по-русски Махно, обратив внимание на типажи молодых людей.
Умение разбираться в лицах много раз помогало атаману безошибочно определить, кто перед ним — простак с околицы или провокатор. Троица гостей оставила о себе с первого взгляда однозначное впечатление — правильные черты лица славянского типа, цепкие взгляды, ходят так, что будто прикрывают друг друга. И руки в карманах.
«Дилетанты… Вырядились в пальтишки европейского покроя, а рожи рязанские, чекистские…» — подумал Нестор, сжимая под боком остро отточенный нож, изготовленный из автомобильной рессоры с ручкой, обмотанной кожаной лентой.
— Да вы не нервничайте так, Нестор Иванович… мы не за обувью, — успокаивающе сказал один из них уже на русском, по всей видимости — старший.
— Нож отложите в сторону, — мужчина достал руки из карманов и показал ладони. Пальто расправилось, и Нестор несколько успокоился — если бы в наружном, или внутреннем кармане был пистолет, то он бы его без сомнения заметил, — уж очень по фигуре было оно подогнано.
— Чем обязан землякам своим? — с ухмылкой спросил Махно.
— У вас сохранилось острое чувство опасности, как я вижу, — заговорил с хозяином подвала второй гость, — вы живете в постоянном напряжении, не устали?
Один из мужчин присел на единственный табурет в помещении. Другие двое продолжали стоять, только сделали шаг в сторону кровати, на которой сидел Махно, чтобы отрезать ему пути к отступлению.
О каком бегстве могла идти речь? Полуголодный, чахлый мужичок ростом метр шестьдесят против троих откормленных специалистов?
Шансов не было совершенно, и Нестор справедливо решил выслушать незваных гостей, тем более что пока они признаков агрессии не проявляли, за исключением того, что третий подошел и вежливо забрал сапожный тесак. Теперь у хозяина не оставалось ни единого орудия для противостояния, ни ножа, ни табурета. Сапожная лапа крепилась к тяжелой чугунной станине и её не то что бросить — сдвинуть с места было тяжело.
— Раз уж вы такой наблюдательный, представимся: мы из советского торгпредства в Берлине, — прервал довольно длительную и напряженную паузу старший, сидя на табурете.
— Искренне удивлён, товарищи! Искренне! — неожиданно звонким голосом заявил хозяин подвала.
Иногда, на подпитии, Нестор любил пародировать Ленина, а так как он лично с ним общался в 1918-м и был тоже небольшого роста, то это ему даже в некоторой степени удавалось. По крайней мере, братья по оружию и Галина заходились от хохота.
Сейчас эта фраза, произнесенная почти фальцетом, не несла никакого комизма. Гостям стало понятно — сапожник находится в чрезвычайно возбужденном состоянии и очень нервничает.
— Чем обязан, я спрашиваю? — еще громче прокричал Нестор.
Один из мужчин аккуратно, так, чтобы поменьше скрипеть половицами, поднялся к входной двери и приложил к ней ухо, дабы убедиться, что в парадном случайно проходящих соседей нет и никто не полюбопытствует, почему обычно тихий и невзрачный сапожник орет на русском языке в своём подвале.
— Если вы будете так непродуманно себя вести, то у нас есть полномочия…
— Какие? Какие у вас полномочия? Застрелить? Придушить? Или кастрировать? Пуганые мы! — продолжал бесноваться Нестор.
На его шум никто в доме не обращал внимания — в середине рабочего дня в своей квартире находилась только пани Качмарек, но она жила двумя этажами выше и была в силу возраста безнадёжно глуха.
— Товарищ Махно! Так, кажется было принято обращаться к вам в повстанческой армии? — Оборвал его истерику старший. — К чему этот цирк? Если бы имели целью вас устранить, то, скорее всего, вы уже бы и звука не издали. Так?
Нестор молчал, а руки его подрагивали от немощности положения и бессильной злобы. «Эх… я бы вас в двадцатом…» — подумал Нестор, но тут же попытался себя сдержать, осознавая всю уязвимость своего положения.
— Успокойтесь, Нестор Иванович, успокойтесь. Воды дать? — старший, не дожидаясь ответа хозяина подвала, встал, зачерпнул алюминиевой кружкой из полного ведра воды и подал сапожнику.
Махно сделал два больших глотка и отставил кружку в сторону на пол. Прохладная жидкость немного привела его в чувство, вернув способность к самоконтролю.
— Вот… другое дело… — с насмешкой сказал третий, спускаясь так же аккуратно с лестницы.
— Я вижу, из какого вы торгпредства, я вашего брата за версту чую. Гэпэушники! — опять завизжал Нестор.
— Если вам так спокойней, мы вас разубеждать не будем, но всё же гляньте. — Старшего уже порядком утомили эти эмоциональные всплески. Он медленно, чтобы сапожник не подумал ничего лишнего, запустил во внутренний карман два пальца руки и аккуратно достал оттуда удостоверение сотрудника торгового представительства СССР, заполненное на немецком и русском языках.
— И что? А настоящий мандат где?
Не обращая внимания на словесный поток со стороны кровати, старший решил приступить к делу:
— В наши полномочия входит предложить вам беседу в посольстве. О вашем будущем беседу.
— А чего втроем? Боялись не справиться? Боялись показаться неубедительными? — Не успокаивался Нестор.
— Таковы инструкции. К вашему вопросу это не имеет никакого отношения, — в очередной раз попытался успокоить сапожника старший.
— Какое посольство? В Берлине?
— Абсолютно верно, Нестор Иванович. Вот видите, к вам возвращается способность трезво размышлять и взвешивать ситуацию.
— У меня виза в вольный город Данциг. Я в Германию визы не имею.
— Это не самая большая проблема, у нас дипломатический автомобиль. Нас не останавливают.
Мысль о Берлине как о центре событий и политической жизни Нестора терзала давно. Там расположились немногочисленные его единомышленники из числа теоретиков анархизма, там, в конце концов, был шанс найти поддержку не только моральную, но и материальную. В этой проклятой дыре, в этом чёртовом подвале, Нестор чувствовал, как буквально физически гниёт и теряет рассудок, но даже для нелегального перехода границы с Германией у него не имелось лишнего гроша.
— По какой причине Советы так заинтересовались моим будущим?
— А это я знаю лишь в общих чертах, Нестор Иванович. Вашим однополчанам и сподвижникам уже давно объявлена амнистия и многие этим воспользовались. То, что вас не будут преследовать на родине — это точно. В остальном же делайте выводы сами. У вас будет время спокойно всё обдумать и принять взвешенное решение после беседы с полпредом в Германии Николаем Николаевичем Крестинским.
«Лёвка ушел с братом… Вестей нет, да бог его знает, почему… Лепетченко вон собрался тоже… Про амнистию все гутарил… может, и правда не брешут?» — задумался Нестор, но его мысли были не о возвращении на Украину, а об искренности визитеров. Своей целью Махно по-прежнему видел Берлин.
Заметив, что сапожник занят глубоким мыслительным процессом — взгляд Нестора был устремлен в одну точку и несколько рассеян, сотрудники торгового представительства посчитали нужным его с раздумий не сбивать. Пусть сам даст ответ, а потом они будут действовать в зависимости от его решения, по обстоятельствам.
— Хорошо, а если я согласен, как я в Германии легализуюсь?
— Ну, тут два варианта… Если после беседы с полпредом вам будет предложена деятельность в Берлине и вы согласитесь, то документами мы вас обеспечим. В конце концов, вы же гражданин Советского Союза…
— Я в двадцать первом ушел, ещё не было Советского Союза!
— Это не так важно, у нас есть опыт легализации нужных людей в Европе.
— Ну, и второй вариант? — полюбопытствовал Махно, уже начавший всерьез интересоваться перспективой выбраться из ненавистного подвала.
— А второй — это ваше возвращение домой на условиях вашей востребованности в Союзе. Конечно, опять же, с легальными документами.
— Мягко стелете… — Нестор, просчитавший уже свою дальнейшую линию поведения, ерепенился для приличия, чтобы не вызвать подозрений. Берлин. Ему очень было нужно в Берлин. И не в посольство, а к своим. Пока что нужно начать, а там, как на каторге говаривали, «как пика разложится».
— Нас предупреждали, что вы персонаж крайне осторожный, так что, если мы были не убедительны, то простите, — старший поднялся с табурета и стал надевать свои лайковые перчатки. Теперь он играл на нервах Нестора.
— Вам сколько времени нужно для того, чтобы определиться? Месяц? Два? Полпред — человек крайне занятой, не знаю, когда нам прикажут следующий раз за вами прибыть в этот подвал…
Нестор понял, что теряет шанс. Да, можно было бы навести справки, узнать состояние дел в Берлине, в Союзе. А что, если они действительно сейчас уйдут? Отчитаются перед начальством, что не застали дома — и всё…
— Чёрт с вами… — Нестор встал с кровати, допил воду в кружке и поставил её в буфет. — Поехали к вашему постоянному представителю.
К своему удивлению Махно при выходе из подвала на улицу обнаружил два автомобиля последней марки Опеля. За ярко-зеленый окрас они сразу получили прозвище «Laubforsch» — лягушонок. Еще более задумался Нестор, когда обнаружилось, что авто были двухместными. Значит, сотрудники торгового представительства были уверены в успехе своей миссии, когда отправлялись его уговаривать втроем. А если бы он категорически отказался? А если бы пришлось везти оглушенное и связанное тело?
«Хорошо… пока это повод для размышления и своих планов я менять не буду», — с такими мыслями Махно сел в автомобиль, за рулем которого расположился старший.
— Поедем вперед, а коллеги заедут еще в пару мест и потом нас догонят, — сказал старший, обратив внимание, что Махно смотрит за дверью подъезда, из которой так и не вышли двое других сотрудников торгпредства.
До границы с Германией от Данцига было немногим более часа пути. Новый двигатель Опеля издавал приятный рокочущий звук, который потихоньку стал убаюкивать Нестора.
«Первым делом — найду старика Аршинова. Разберемся в раскладе сил — и в бой! Соскучился за хорошей дракой. Я вам условия буду выдвигать, а не вы мне… Полномочный представитель, ты ж посмотри… Придется ему рассказать, как с Лениным за руку здоровался», — к Нестору, оказавшемуся в новой, динамичной обстановке, вернулась былая острота мысли.
Впереди показался полосатый шлагбаум и сторожевая будка немецкой пограничной службы. Офицер в матовой каске проверял документы каких-то пешеходов и, закончив с ними, дал команду солдату пропустить их дальше. Автомобилей перед постом не наблюдалось, так что первая машина прикатилась сразу на проверку документов. Водитель — тот, что поднимался в подвале к двери, предъявил пограничнику какую-то бумагу и шлагбаум поднялся. Настала очередь «Лягушонка», в котором ехал Нестор.
«Крестинский… Николай Николаевич. Полномочный представитель…» — крутилось в голове у Нестора. Он совершенно недавно эту фамилию слышал. Нет. Видел. Читал. В письме друга Аршинова. Тот сетовал, что пытался записаться на приём к полномочному представителю Крестинскому. Ему не отказали, но поставили дату аж на середину февраля… Аргументировали тем, что полпред занят в Москве и в Лиге наций в Женеве.
А письмо от Петра Андреича получил позавчера, и еще письмо шло некоторое время из Берлина… Так на приём к кому его везут эти «торговые представители»? Бежать. Бежать, пока не поздно.
— Hilfe! Hilfe! — закричал Нестор, вывалившись из машины на землю.
Спотыкаясь, и падая, он устремился к пограничной будке, где его уже ждал солдат с примкнутым к винтовке штыком. Ощутив сквозь шинель его остриё, Нестор остановился и поднял руки вверх. Границу он так и не пересёк, а с другой стороны к нему уже двигались двое полицейских.
— Обратите внимание на этого умалишенного, герр майор! — громко прокричал старший, чтобы офицер пограничной службы Германии мог его расслышать сквозь шум двигателя Опеля. Одновременно со своими словами он предъявил такую же бумагу, как и водитель первого авто.
Майор жестом скомандовал поднять шлагбаум для пропуска автомобиля.
— Присмотритесь к нему, он ненормальный! Запрыгнул в машину, выскочил из машины, совершенно не в себе. Скорее всего, и аусвайса у него нет! — Воскликнул старший в адрес офицера, эмоционально размахивая левой рукой.
— Я вижу, проезжайте быстрее! — майор-пограничник был немногословен с водителем дипломатического автомобиля…
«При прохождении пункта пограничного досмотра объект вышел из-под контроля и остался на территории «Польского коридора». Достоверно известно, что никаких документов, либо личных вещей, в которых было бы возможно их спрятать, при нём не находилось. При осмотре жилого помещения, которое занимал объект, не обнаружено ничего, кроме личных вещей и сапожного инструмента. Каких-либо тайников, схронов и прочих возможных мест скрытого хранения бумаг так же не установлено. Осмотр производился сотрудниками ОГПУ Тимченко и Черных» — Дзержинский раздраженно бросил на стол телеграмму из Берлина.
Взять Махно и его документы «в лоб» не удалось. Теперь оставалось надеяться, что он не будет глупить и оставит их у себя для обеспечения собственной безопасности. Впереди предстояло очень много работы…