134—63 до н. э.
По пути из Каппадокии Митридат и его верные воины отделились от основного войска и повернули в сторону Команы.
Величественный храмовый комплекс, в котором поклонялись богине Ма-Энио, стоял на высоком холме, насыпанном по приказу жрецов стараниями простого народа. Его колоннада была видна изо всех частей города и со всех близлежащих склонов, густо поросших сочным зеленым виноградом.
Этот храм уже многие годы славился влиятельностью и мудростью жрецов. Старшим из иеродулов был верховный жрец Аннас — признанный наместник богов на этой земле. Молва приписывала ему способность вопрошать и получать ответы. И иеродулы, и теофореты прислушивались к его знаниям особенно трепетно.
В полисе Аннас имел безграничную власть, и найти с ним общий язык означало для Митридата получить поддержку всех земель в округе.
Вооруженные всадники спешились, и повелитель, оставив меч, прошел внутрь святилища.
Верховный жрец в белых одеяниях вышел к Митридату в сопровождении священнослужителей.
— Я наслышан о визите великого царя понтийского, но… полон недоумения. Чем мы обязаны столь неожиданному гостю?
Митридат стоял один, без оружия, против десятка жрецов, повидавших на своем веку всякое. Храмовая казна всегда была желанной добычей для разного рода самозванцев и царей, но благодаря дипломатическому таланту жрецов до сих пор удавалось не только сохранять, но и приумножать богатства храма богини Ма.
— Я стою перед вами преисполненный уважения, и намерения мои благородны. Каппадокия отныне и навсегда земля Понтийского царства, но никакая сила не сможет преклонить волю богов. Оттого я здесь.
— Понимать ли это как повеление или же ты пришел с миром, Митридат? — Аннас был в напряжении.
— Я пришел как законный повелитель, которому нужен достойный наместник! — эту фразу Митридат произнес громко и отчетливо, так, как надлежит истинному победителю.
— Что ж… Если это так, пройдем в храм.
Верховный жрец жестом приказал священнослужителям оставаться на месте и пригласил Митридата следовать далее. Они шли несколько минут, пока не попали в похожее на зал для приемов помещение. Верховный жрец предложил царю присесть на скамью, сам же устроился напротив.
— История святилища говорит о том, что еще никто не добивался силой расположения богини Ма. Ты поступил мудро, Митридат, — пришел без оружия. Я слушаю тебя, мой славный гость.
В знак своих благих намерений Митридат положил руки на стол:
— Жители Команы — люди богоугодные. Благодаря покровительству Ма и мудрости жрецов в городе царит мир и покой. В мои планы не входит разрушать эту идиллию, но римляне… Они не такого мнения, как я. У города есть только один шанс жить спокойно — знать и быть уверенным, что войска понтийцев всегда будут стоять на страже его покоя.
— А что ты хочешь взамен своего покровительства?
Аннас был наслышан как о беспощадности Митридата, так и о его коварстве, поэтому насторожился. Правда, от него сейчас мало что зависело: он не обладал той силой, какая имелась у понтийского царя.
— Твоя самая главная обязанность — вопрошать правду у богов, воздавать им молитвы и вовремя приносить жертвы для исполнения той самой правды.
— Ты только за этим проделал столь долгий путь? Я с трудом верю в это. До сей поры у нас просили или требовали силой оружия только денег. И нужды просящих были не всегда угодны богам. Что ты скажешь об этом, Митридат? — Аннас по-прежнему не верил своему высокому гостю.
Митридат встал, благодаря чему верховный жрец смог еще раз оценить мощь его фигуры, и, заложив руку за спину, торжественно известил:
— Я делаю тебя своим наместником в Комане. Ты будешь собирать подати здесь и одновременно являться стратегом моего гарнизона. Десятину от податей следует отдавать в царскую казну. Это все.
Аннас тоже встал, так как теперь разговаривал со своим царем, но ответ сообщил не сразу, а выдержав определенную паузу.
— Ну что ж, — решительно сказал он, — думаю, жители нашего города поймут меня правильно, если я соглашусь с твоим предложением. Мир для нас ценен, и нам, слава богам, до сих пор удавалось спастись от разрухи. Однако мне кажется, это не все, что ты хотел сказать, повелитель…
Митридат, меривший зал своими огромными шагами, вдруг остановился и посмотрел на жреца своим цепким взглядом. Повелитель всегда осторожно относился к тому, чего не понимал, и подобное испытание его очень раздражало. Общение жрецов с богами являлось одним из таких испытаний. Можно ли им верить? Не богам — жрецам? Наделенные силой неведомой власти, они порой состязались с ним в значимости и влиянии на людские умы и тем самым, хотели того или нет, по влиятельности могли сравниться с любым правителем мира.
— Ты прав, Аннас, — Митридат усмирил неожиданную вспышку гнева. — Да, это не все. То, о чем мы с тобой договорились, лишь часть дела. Жрецы многих святилищ возносят молитвы, чтобы услышать ответы богов. При этом многие из них получают противоречивые ответы. Мне нужно знать, насколько правильно они понимают волю богов. Я знаю, что ты никогда не ошибаешься.
— Если наши знания могут быть полезны, что ж… я помогу, это не сложно, тем более на таких условиях, которые ты предложил… Но ты не веришь мне до конца, повелитель, я вижу это.
— Иногда я не верю самому себе, Аннас. Как только я доверяюсь кому-либо, сразу становлюсь уязвим, как пята Ахиллеса.
— В знак того, что ты можешь мне верить, я расскажу, что вижу впереди себя. Но тебе, повелитель, придется немного подождать. Мне нужно обратиться к божественной Ма.
Не дожидаясь ответа, верховный жрец удалился в святилище.
Долгое время Митридат оставался в одиночестве. Начиная подозревать неладное, он тут же успокаивал себя: если бы жрец задумал что-то худое, то давно бы осуществил свой коварный план. Тишина, царившая в святилище, умиротворяла его.
Когда солнце скатилось за горизонт, в зал вошли жрецы с факелами, чтобы разнести огонь по стенам. Они появились молча и молча исчезли, только шелест их одежд, сопровождаемый отблесками огня, обозначил их присутствие.
Наконец вернулся верховный жрец Аннас. В руках он нес факел и что-то завернутое в кусок ткани.
— Наши молитвы были услышаны, Митридат, и богиня Ма-Энио-Беллона соблаговолила послать мне озарение. Если ты готов смирить гордыню и услышать ее ответ, я готов тебе его передать.
Аннас вставил факел в кольцо на стене, отчего огонь оказался у него за спиной. Лица его видно не было, лишь очертания фигуры тенью падала к ногам повелителя.
— Говори, жрец, я готов!
Митридат скрестил руки на груди и широко расставил ноги. Так он всегда делал перед битвой, чтобы чувствовать под ногами землю и своим видом придавать воинам уверенности в победе.
— Ты решил, что уже стал могущественным и всесильным. На самом же деле это не так. Твое предназначение еще не свершилось. Это будет трудный путь, полный и триумфов, и поражений, и ты сейчас в самом его начале. Чего будет больше — зависит от твоей мудрости. Ты, повелитель, уже успел нажить себе врагов, твои победы не прошли бесследно и принесли тебе не только славу, но и проклятие. Оно настолько сильно, что любой иной человек давно иссох бы под его тяжестью, но тебе удается с ним бороться. Пока удается… Если ты достигнешь такого могущества, как тебе предначертано, то станешь равным богам и будешь вознесен на Олимп. На тех, кто равен богам Олимпа, никакие проклятия не действуют. Но, если проклятие овладеет тобой, ты станешь бестелесным духом, обреченным на вечные скитания в подземном царстве Аида, и дух твой будет обречен на вечные мучения и истязания. Такая же судьба постигнет и твоих многочисленных детей.
Митридат VI Евпатор стоял не шелохнувшись, внимательно слушая каждое слово жреца.
— Есть ли какое-то лекарство от этого проклятия? — Аннас задал вопрос, который сейчас терзал повелителя, и сам на него ответил: — Есть. Найди в своем сердце место для любви и милосердия.
Митридат выслушал верховного жреца и, когда тот замолчал, обратился к нему.
— Ты, Аннас, как и все жрецы, противоречив и загадочен, — его голос стал низким и полным угрозы. — Достичь могущества в той мере, которая мне предначертана судьбой, без силы и жестокости невозможно. Рим не будет ко мне милосерден, он сотрет меня в прах, а вместе со мной и всех вас, стоит лишь мне проявить слабость.
— Выбор за тобой, повелитель, — жрец смиренно сложил руки и опустил голову в поклоне. — Однажды ты уже отпустил пленных воинов, дав им денег на дорогу домой, — это как раз и было твое милосердие, Митридат.
— Я не могу отпускать всех римских воинов! Они не оценят такого великодушия, да и Сулла будет только рад тому, что солдаты его легионов возвращаются из баталий в целости.
Повелитель уже не говорил, а кричал:
— Это была минута слабости!
— Нет, то была минута великодушия! — верховный жрец негромко, но уверенно перебил своего царя. И повторил: — Великодушия!
Он выдержал паузу.
— Я не могу давать тебе советы, как побеждать в жестоких войнах, а ты не можешь помочь мне в моих предсказаниях. Ты сам выбираешь свой путь. Но всегда помни о силе проклятия!
Аннас развернул ткань, которой был обернут небольшой керамический сосуд, плотно закрытый пробкой.
— Здесь находится масло священной оливы. Помни, как только сосуд опустеет — проклятие овладело тобой полностью, и ты ничего уже не сможешь изменить. Это масло было отжато в год твоего рождения, и оно проживет с тобой всю твою земную жизнь, сколько бы тебе ни было отмеряно. Но… берегись проклятия женщины, выносившей твое семя! От такого проклятия лекарства нет.
Жрец протянул Митридату маленькую амфору и покорно склонил голову.
— Теперь ты знаешь о себе все, и тайн для тебя больше нет.