О том, что автор, из соображений чисто литературного порядка, опустил в конце главы четырнадцатой
Капитан 1-го ранга Хирото Исикава и командир подводной лодки Юкио Коно были взаимно удовлетворены результатами проведенной ими обоюдно выгодной сделки. Оставалось вроде бы только одно: вежливо раскланяться на прощанье. Но тут внезапно, склонившись к уху своего товарища, Исикава сообщил ему вполголоса, что по распоряжению самого генерала Доихары он, Исикава, должен передать ему, Юкио, одно весьма важное лицо-лейтенанта императорского флота Дзиккона Нумато, направляющегося для выполнения срочного задания в Сингапур.
И вот когда теперь все дела были действительно позади, Исикава достал из своего кармана еще одну пачку банкнот.
— Высокочтимый Коно-сан, — сказал он высокопарно. — Позвольте мне в память о нашей дружеской встрече не отказать себе в большом удовольствии — передать нам вот эту пачку. Здесь сто тысяч иен, предназначающихся для содержания находящегося у вас офицера. Половина из них законно принадлежит вам. — Вдобавок все в тех же витиеватых выражениях Хирото Исикава сказал своему новому другу, что из полученных на улучшение содержания пассажира ста тысяч иен он пока не расходовал на него ни единой иены. Из благодарного чувства солидарности он советует уважаемому Коно-сан поступить подобным же образом. И хотя деньги эти приказал передать этому самому Нумато сам генерал Доихара, не следует расходовать излишние средства на бесконечно шляющихся по свету разных вояжеров.
Пряча пачку банкнот в карман, Юкио Коно сказал, что вполне разделяет точку зрения своего друга на этот счет. Пусть этот, по всему видать, привыкший к изысканной кухне субъект посидит теперь на матросской квашеной редьке и положенном пайке офицерского риса. Единственная роскошь, которая, быть может, ему все-таки позволительна, — это разве что лишняя чашечка сакэ. Хотя, судя по тому, как этот ферт только что тащил свой саквояж, когда по трапу перебирался на подводную лодку, вряд ли и она ему по нутру. Ну, что же, не велика печаль. В таком случае эту чашку после вахты он, Юкио, выпьет с удовольствием сам.
Выслушав такие признания своего друга, капитан Исикава, уже оставшись наедине с собой, подумал, что пребывание юного офицера на субмарине ничего хорошего ему не сулит. «Да и Юкио вряд ли вернется из этого рейса», — подумал Исикава несколько самодовольно, от сознания того, что ему самому везет в этом деле гораздо больше. Конечно, переданные Юкио Коно сто тысяч иен капитан баркентины жалел до слез. Но не передать их ему он не мог: при одной только мысли о полученной из промежуточной конторы шифровке за подписью «Юпитер», шифровке, предписывавшей любой ценой внедрить этого Дзиккона Нумато на субмарину, следующую в Сингапур, капитану 1-го ранга императорского флота Хирото Исикаве становилось не по себе.
Переданное той же радиограммой требование, подтвержденное впоследствии письменно, о необходимости перевода пятидесяти тысяч долларов на счет одного из швейцарских банков якобы за проданный рис, означало, что, провали Исикава всю эту дьявольскую затею, как немедленно, в тот же миг, в отношении к нему будут приняты самые решительные меры, в результате которых командир «Сакуры-мару» вынужден будет отправиться на океанское дно кормить рыб.
В том, что дело поставлено весьма солидно, не приходилось сомневаться, так как через еще ранее прибывшего к нему на борт баркентины Дзиккона Нумато он получил новый шифр расчетного счета, открытого на имя Хирото Исикавы в частном банке, входившем в группу из «семи гномов», территориально принадлежавшем Швейцарской Конфедерации.
Мысль о даче, вроде бы лично от себя, столь крупной премии капитану субмарины Юкио Коно пришла в голову Исикаве совершенно неожиданно и чисто интуитивно — так, как это иногда бывает, когда возникают вдруг самые шальные, на первый взгляд глупые, но на самом деле очень нужные для сохранения собственной шкуры решения.
Выходец из семьи потомственного токийского коммерсанта, Хирото Исикава уже в юные свои годы неплохо разбирался в «шарах», в тех, которыми так фарисейски манипулируют, к примеру, университетские коллеги какого-нибудь соискателя докторской диссертации, те самые добрейшие и милейшие коллеги, которые в открытую, с кафедры, превозносят диссертанта до небес, а после, при тайном голосовании, дружно выступают против.
Нет, ему, Исикаве, никак нельзя было уподобляться этим из ученого сословия господам потому, что хотя жуликом-то он был и натуральным, но несравненно более умным, чем те, кто, становясь на стезю преступности, пренебрегали правилами игры и двойственность в принципах признавали за вполне достойный прием. Нет, капитан Исикава был не таков. Не будучи излишне простодушным, он знал, конечно, что командир субмарины Юкио Коно в принципе в настоящий момент потешается над ним, полагая его одураченным, но все равно, где-то в тайниках своей души, испытывал глубокое удовлетворение от прекрасно и честно выполненного офицерского долга. Зная, что жадный платит трижды, Исикава и теперь решил заплатить щедро, но один раз, раз и навсегда утешая себя тем, что переданная им Юкио Коно в сущности не очень большая сумма зачтется Исикаве, породив у Юкио Коно уверенность в том, что он, Исикава, выполняет поручение весьма и весьма высокопоставленного начальства.
Удаляясь от рейдера «Сакура-мару» на полном ходу в сторону Сингапура, Юкио Коно, глядя в бинокль, долго любовался вздернутыми на бегучем такелаже баркентины, трепыхающимися на свежем ветру флажками расцвечивания. И напрасно полагал Исикава, что командир субмарины будет презирать его за «простоту». Наоборот, думая об Исикаве, Юкио Коно испытывал к нему чувство истинного почтения и благодарности — за то, что тот дал ему такую редкую возможность в таком опасном предприятии рассчитывать на столь солидную сумму. И сознавая всю трудность и опасность предстоящего ему пути, Коно без усталости возносил в своих мыслях горячие молитвы к Тэнно, императору — праправнуку богов, прося его, чтобы своей божественной властью тот отвел от него все невзгоды и помог ему остаться в живых.
На горизонте показались дымы идущих кильватерным строем кораблей, и, спустившись в боевую рубку, Юкио Комо скомандовал срочное погружение и уже в окулярах перископа наблюдал за проходящей под охраной трех эсминцев вереницей отряда военных транспортов, каждый из которых нес на корме развевающийся штандарт «Юнион Джек».
«Высовываться», как всегда считал в подобной ситуации Юкио Коно, было нечего, и он лишь с придыханием следил в перископ за проходившими в тридцати кабельтовых кораблями, наверно, следовавшими курсом на Красное море. Экстремальная обстановка, в которой нежданно-негаданно очутился капитан Коно, диктовала ему единственно верное сейчас решение, и он его принял.
Как только опасность миновала, Юкио Коно пригласил в рубку своего гостя — Дзиккона Нумато и, пригласив его на чашечку сакэ, пытался вызвать на откровенность. Однако пришелец, поняв, что от него хотят, искусно ушел от прямого разговора, сказав только, что единственное его намерение сейчас — как можно скорее попасть в Сингапур.
Почему именно в Сингапур и по какой надобности, Нумато пояснять не стал и вскоре по всем правилам офицерского этикета откланялся и ушел к себе в каюту. Юкио Коно тут же распорядился, чтобы гостю подавали на стол все то, что подают и ему самому.
«Бог его знает, что это за человек, — подумал Коно. — Но по всему видать, — со связями и задание выполняет явно не простое. Не дай бог не угодить такому!»