Агония секретной операции «Тени Ямато»

Когда на дальнем рейде Сингапура произошла катастрофа подводной лодки, выполнявшей секретную миссию, это создало массу непредвиденных и порой непреодолимых препятствий для всех, кто затем пытался построить японский вариант ФАУ-1.

Восстановлением и новым проектированием недостающих частей рабочих чертежей (которые оказались безнадежно испорчены морской водой) занимались теперь лучшие инженерные силы нескольких дочерних машиностроительных фирм и прикомандированные для этой цели специалисты-технологи.

В то же время непрекращающиеся со стороны англо-американской авиации бомбардировки по всей территории метрополии понудили императорскую ставку и оба японских генеральных штаба поторапливать непосредственных исполнителей настолько, что бесконечные понукания с их стороны вконец издергали ведущих руководителей групп конструкторов, а двое из них даже вынуждены были лечь в госпиталь с однозначным диагнозом: предельное нервное истощение.

И вот наконец-то опытный образец был готов. Это событие произошло в конце июня 1945 года, спустя месяц с лишним после того, как безоговорочно капитулировала гитлеровская Германия, что, конечно, еще более затруднило окончание работ по ФАУ-1. И все же хоть и лихорадочными скачками, но дело двигалось по накатанному ранее руслу: в целях налаживания поточного строительства управляемых ракет реконструировались технологические линии, а на головном машиностроительном заводе фирмы «Мицубиси дзюкогё» срочно обустраивался главный конвейер.

Однако трезвая оценка обстановки не вдохновляла уже ни научных работников, ни военных чинов. Все ясно понимали: война в перспективе проиграна, и никакие ракеты не в состоянии спасти ни агонизирующую, разрушаемую вражеской авиацией промышленность, ни вооруженные силы империи, ни сам японский народ от неизбежного поражения. Тем не менее везде поддерживался достаточный порядок, основанный на строгих законах военного времени, все шло своим чередом: насильно мобилизованное население разбирало руины разрушенных зданий, полуголодные дети продолжали посещать школу, там где она еще не была сожжена или разрушена, а их родители трудились на благо всепожирающего молоха войны и своего «божественного» императора.

И вот после всех нервотрепок наступил долгожданный день испытаний опытного образца ракеты.

Было это на ракетном полигоне Иокусуке. Двигатель, снаряженный ракетным горючим, отказал сразу после пуска, и ракета, едва взлетев, рухнула на землю, рассыпалась на части, превратясь в груду искореженного металла и вдребезги разбитых приборов. Естественно, что находившийся в носовой части ракеты летчик-смертник погиб.

При докладе вышестоящему руководству это и явилось официальной версией неудачи. Однажды, уже после войны, находясь в кругу своих единомышленников, об этом рассказал бывший начальник управления по вопросам военного производства фирмы «Мицубиси дзюкогё» и в то же время ведущий инженер испытательных экспериментов Тадахиро Ямада.

Согласно просочившимся в печать его утверждениям, которые лишь слегка приоткрывали завесу над этой ранее тщательно оберегаемой государственной тайной, он вместе с другими специалистами фирмы и офицерами из штаба ВВС 7 июля 1945 года руководил испытательным полетом управляемого камикадзе опытного образца ракеты ФАУ-1.

На самом же деле обстоятельства гибели опытного образца ФАУ-1 и управлявшего им камикадзе, унтер-офицера Сабуро Касуя, сложились совершенно иначе.

Взлетев над полигоном Иокусуке, ракета «Сюсуй», заправленная многократно испытанным до этого ракетным горючим, пролетела почти над всей испытательной площадкой и уж потом, внезапно, круто изменив направление, врезалась в наблюдательную вышку, которая была построена несколько в стороне от первоначально намеченного горизонтального курса с целью промежуточного слежения за выдерживаемым расчетным направлением полета.

Вместе с унтер-офицером Сабуро Касуя погибли, сгорели в огне начавшегося пожарища все наблюдавшие за взлетом ракеты — довольно большая группа старших офицеров из штаба ВВС и гражданские специалисты от фирмы-производителя. На месте катастрофы в течение получаса с необыкновенной силой бушевал огненный смерч, после чего от ракеты и вышки кое-где остались лишь разбросанные взрывом дымящиеся головешки.

Находившийся на контрольной стартовой вышке главный специалист Тадахиро Ямала не пострадал. Легким испугом отделался и находившийся рядом с ним один из многочисленных флигель-адъютантов императорского дома. Если бы даже управляемая камикадзе ракета не попала в наблюдательную вышку, то все равно смерть пилота была бы неизбежной, так как катапультирование в ней технически не предусматривалось.

И тем не менее в данном случае серьезных дефектов, которые явились бы причиной такого скандального провала и которые хотели бы скрыть руководители испытаний, просто не существовало, потому что к концу испытательного цикла были налицо по меньшей мере восемь дававших гарантию успеха обстоятельств и условий.

1. Принципиальная схема устройства ракеты в основном уже была отработана немецкими учеными и опробована ими при бомбардировках Англии, в частности Лондона.

2. Составляющие ракету узлы, агрегаты, детали, так же как и приборы, в том числе и автономного назначения, двухкратно и трехкратно подстраховывались блокирующими и дублирующими устройствами.

3. Каждый связующий компонент, который непосредственно входил в систему действующего оборудования при полете, отдельно и неоднократно испытывался и был вне сомнения.

4. Компоновка и сборка самолета-снаряда, тем более его испытательного образца, тоже исключали возможность ошибки.

5. Сила тяги ракетного двигателя подвергалась испытанию на стенде, причем попеременно она еще замерялась специально сконструированными динамометрами: образцово гидравлическими и рабочими спецназначения, не говоря уже о том, что по данному вопросу до этого производились теоретические обоснования всего технологического процесса.

6. Равномерность нарастающего выброса исходящих газов из сопла при полете ракеты была испытана на возможную деформацию реактивного двигателя и полностью соответствовала суммарному моменту возникающих напряжений…

7. Химический состав ракетного топлива полностью был идентичен его формуле, переданной из ведомства фон Брауна. На всякий случай, хотя и в лихорадочной спешке, он также был подвергнут всесторонней проверке, причем никаких отклонений от первоначальных рекомендаций по его консистенции обнаружено не было.

8. Как и все, что летает или должно летать, ракета подвергалась продувке в аэродинамической трубе и проверке элементов опасной разрушающей вибрации, нарастающих моментов флаттера у нее не наблюдалось.

Несмотря на тщательное изучение материалов готовившегося полета, до истинной причины происшедшей катастрофы никто: ни сами авторы, ни проверявшая их представительная комиссия, составленная из ведущих специалистов ВВС Японии и фирмы «Мицубиси дзюкогё», так и не сумели докопаться. Правда, главный специалист, проводивший испытания, Тадахиро Ямада все же подозревал, что на ускорителях ракеты не выдержали уплотнительные кольца.

Однако тут же проведенная экспертиза это предположение не подтвердила: уплотнители оказались надежны, повреждений на них не обнаружили.

Причина катастрофы выяснилась много позже, и предотвратить ее никакая тщательность и бдительность не могла. Все дело в том, что изобретатели и строители ФАУ-1 не учли, как мы теперь говорим, человеческий фактор.

Задолго до происшедшей катастрофы при испытании управляемого снаряда, в январе 1945 года, в буддийской пагоде, неподалеку от города Мацумото, что в префектуре Нагано, появились двое скромных, ничем не приметных служителей культа.

Их появление здесь было связано с тем печальным происшествием, что в пагоде внезапно умерли тоже двое безупречно служивших Будде монахов, отравившись какой-то особой деликатесной рыбой, очень чтимой японцами.

Смерть произошла, надо сказать, при загадочных обстоятельствах, и кое-кто допускал убийство — умышленное отравление.

Кое-кому замена одних священнослужителей другими, вполне возможно, стоила немалых денег, но речь сейчас пойдет совсем не об этом. Если бы кто-либо повнимательней присмотрелся к нашей пагоде, он непременно без особого труда заметил бы, что, поскольку стояла она на возвышенности, с нее прекрасно просматривался весь испытательный полигон Иокусуке и строившаяся для будущего старта ракет секретнейшая площадка.

В специальный дальномер оба служителя поочередно денно и нощно смотрели за ходом работ, записывая результаты их в журнал наблюдений. Отдельные моменты строительства площадки и всей панорамы вспомогательных служб, представлявшие исключительный интерес для узкой группы специалистов в этой области, они через телескопический объектив старались фиксировать на особо чувствительную пленку.

Все у них шло своим чередом, как вдруг произошло одно маленькое событие, которое хотя и не повлияло на ход занятий этих загадочных двух буддийских монахов, но заставило их немало понервничать.

Как-то под вечер, в большое ненастье, в пагоду забрел назвавшийся учителем географии некий Екира Сакада. Одет он был в довольно куцый прорезиненный плащ, поверх которого на спине торчал объемистый походный рюкзак.

Преподобные Сасэ Наоката и Дзэнко Косаку (так звали новых обитателей пагоды) в порядке гостеприимства сначала обогрели гостя у горящего мангала и вслед за этим напоили прекрасным чаем, Казалось бы, посетителю давно было пора отправляться на покой, но не тут-то было. Беседа продолжалась, и гость признался, что оказался он в этих местах потому, что ищет для своих учеников наиболее интересный маршрут к предстоящей географической экскурсии. И вдруг, недоуменно взглянув на висящие повсюду в пагоде фотографические пленки, Екира Сакада спросил (весьма, разумеется, некстати), а чем это, мол, они, хозяева, здесь занимаются?

Поблагодарив за хлеб-соль, простодушнейший этот путешественник на ночлег оставаться не стал и, сославшись на улучшение погоды, тут же засобирался в дорогу. Сразу сообразив, что они попали впросак, и во избежание возможных в будущем неприятностей хозяева переглянулись многозначительно, и один из них, не долго думая, обрушил на голову гостя увесистое полено. Затем, натянув на убитого мешок, святые отцы уже в кромешной тьме отволокли его к ближайшему озерку, привязали к ногам его, для надежности, грузило и отправили беднягу без лишнего шума на дно.

Последующие несколько дней не доставили им особой радости. К счастью, все обошлось благополучно, никто из разыскивавших пропавшего учителя ни с какими вопросами к ним не приходил. И, вздохнув наконец с облегчением, оба форсировали свои прежние занятия, среди которых была и не упомянутая еще нами передача шифровок по рации, хранившейся рядом с пагодой в дупле росшего вблизи развесистого дерева.

Таким путем двое «служителей культа» вели постоянное наблюдение за всем, что делали японцы на своем экспериментальном полигоне для испытаний столь необходимых им долгожданных ФАУ-1. Вообще-то эти «святые» представляли из себя довольно странную пару. На самом деле Дзэнко Косаку являлся кадровым сотрудником Управления стратегических служб США и имел чип майора, Сасэ Наоката, не в пример своему временному коллеге, был ярчайшим представителем лос-анджелесского «дна».

За несколько лет до начала войны Косаку закончил университет в Беркли, штат Калифорния, и от имени Комитета начальников штабов ему предложили должность офицера агентурной разведки.

Со студентами подобные метаморфозы случались тогда довольно часто; будучи уверенными, что рано или поздно Соединенные Штаты столкнутся с Японией, военное ведомство и Комитет начальников штабов США принялись активно формировать свои будущие кадры. Вербовались наиболее способные люди из лиц азиатского происхождения, в первую очередь — японцы и китайцы, которые обучались в лучших военных колледжах и различного рода спецшколах.

Все это, надо сказать, делалось одновременно с вербовкой разведчиков непосредственно на местах предстоящих событий. В специальных инструкциях особое внимание уделялось таким методам вербовки, как угрозы, шантаж, прямой подкуп и другое, то есть всех, кто в политическом и военном отношении мог представлять особую ценность.

Военный министр США Стимсон, председатель Комитета начальников штабов адмирал флота Леги, а также будущий резидент политической разведки в странах Европы Аллен Даллес и еще ранее назначенный руководителем УСС генерал Уильям Донован — все эти влиятельные люди не без оснований полагали, что чем собирать разведданные по крупицам из периферийных источников, гораздо лучше будет, если квалифицированную агентуру они сразу начнут засылать в метрополию — то есть, не распыляя усилий, концентрированно следить за каждым шагом государственных деятелей, руководить всеми политическими и военными вопросами, так же как и скрупулезно наблюдать работу постоянно находящихся там центральных разведывательных и контрразведывательных служб.

После принятия предварительных мер самого различного характера сведения о превентивных замыслах противника затем сверялись и контролировались перекрестным образом, что укрепляло уверенность политического руководства США и всех причастных к этому делу штабов в достоверности получаемых данных.

И вот, когда на Тихоокеанском театре военных действий кампания была уже в полном разгаре, просчеты каждой из действующих в ней сторон стали вполне очевидны. Нельзя сказать, конечно, что все проблемы разведки оказались решенными и противоборство Японии против США началось со стороны американцев во всеоружии, но в целом, несмотря даже на Пёрл-Харбор, военное министерство и Комитет начальников штабов вместе со спецслужбами со своими обязанностями справлялись неплохо.

В конце второй мировой войны начальник спецслужб Японии генерал Кэндзи Доихара вынужден был признать, что, буквально заполнив резидентами и рядовой агентурой страны Азии, Южных морей и Европы, японцы допустили наиважнейший стратегический просчет, в результате которого территория США в течение всей войны осталась для них вне досягаемости.

Иным был путь в разведку у Сасэ Наокаты. За два года до войны он был владельцем подпольной порнографической мастерской, в которой делал свой бизнес довольно-таки успешно, пока не влип в пресквернейшую историю, из которой, несмотря на все свои обширные связи, так и не сумел выпутаться, был судим и попал за решетку. И только уже находясь в тюремной камере, Наоката понял, что стал жертвой провокации со стороны своих конкурентов.

Впрочем, преступление его, в течение нескольких дней занимавшее полицейские хроники местных газет, никакой особой экстраординарностью не отличалось.

Дело в том, что его лучшая натурщица Люси, прежде чем приступить к работе, как правило, выпивала несколько крепких коктейлей, которые, по ее уверениям, «придавали ей максимум силы и вдохновения».

Однажды, после особенно трудного сеанса, Сасэ заснул прямо в кресле, а Люси, взяв у него ключ от автомобиля, поехала в ближайший ночной бар «проветриться» с друзьями.

Утром ее, застреленную в его машине, обнаружили за городом. Прибывшая в мастерскую полиция конфисковала всю продукцию «фешенебельного» заведения, а Сасэ Наокату, не мешкая, отправили под арест. После, во время судебного заседания, судья Роберт Доунс, просматривая улики, конфискованные в мастерской обвиняемого, пришел в негодование, представив себе, что было бы, если бы экстравагантнейшие эти картинки хотя бы на мгновение попали к его бывшим уже на выданье дочерям Ингрид и Маргарэт. Перебрав в качестве вещественных доказательств еще несколько снимков, судья брезгливо отодвинул их от себя на другую сторону стола. И как только присяжные по делу обвиняемого признали его виновным в убийстве своей натурщицы, он, в полном соответствии с американским законодательством, отвесил Сасэ Наокате по совокупности всех вменяемых ему в вину преступлений, все 35 лет тюремного заключения.

Так бывший специалист по оптике, переквалифицировавшийся в босса теневого бизнеса, потерпел свое первое в жизни крушение.

К моменту, когда началась война, Сасэ Наоката отсидел уже три года. Узнав о событии, он начал лихорадочно думать, каким образом ему выбраться из ловушки, пока в конце концов не принял единственное в своем роде решение — написать прошение губернатору штата.

В нем он просил использовать его как специалиста-оптика на фронте во имя защиты демократии. Наоката согласен был ехать в любое место, где только есть необходимость в его профессии. Под конец своего послания Сасэ клялся именем бога, что по окончании военных действий немедленно вернется в тюрьму для отбывания оставшегося срока.

Здесь Сасэ попал в точку. Письмо его настолько тронуло старого губернатора, что тот высказал бывшему у него в ту пору в гостях мистеру Питеру Смиту свое неподдельное восхищение поведением заключенного. Чем на самом деле занимался в тот момент Смит, губернатор мог и не знать, но из достоверных источников он знал, что Смит имеет влияние даже на президента. Ну а о том, что Смит — мультимиллионер, знал весь мир.

Курировавший военно-морскую разведку, Питер Фитцджеральд Смит был одновременно и представителем большого бизнеса в «фирме» генерала Донована. Большие боссы Нью-Йорка полагали, что везде нужен свой глаз, чтобы паче чаяния, несмотря на войну, их дела ни в чем бы не могли пострадать.

Не откладывая дела в долгий ящик, Смит согласился побеседовать с Сасэ Наокатой, и губернатор, неожиданно обретший союзника в этом вопросе, попросил доставить заключенного в офис.

После краткой беседы с Наокатой, один на один, Смит сказал губернатору, что, пожалуй, просьбу заключенного не мешало бы уважить и что если губернатор не возражает, он, Смит, похлопочет, нужно соблюсти некоторые формальности, чтобы Наокату доставили к нему в Вашингтон.

Предварительно договорились, что если Наоката оправдает их ожидания, то после окончания военной кампании нужно будет устроить ему помилование. Пока же в своем разговоре с заключенным Смит ему пожелал успеха в деле, о котором они договорились, и обещал ему, что тот по возвращении в Штаты на первый случай в виде награды за ответственнейшую службу получит еще от правительства значительное денежное вознаграждение.

Сасэ Наоката был счастлив и, разумеется, тут же, не торгуясь, согласился на все условия. После нескольких месяцев интенсивной подготовки он готов был к выполнению серьезного задания, и Управление стратегических служб переправило его в Шанхай.

Там Сасэ задержался недолго, после чего оказался на Ляодунском полуострове, в порту Пусан. Откуда уже пароходом каботажного плавания он переправился в небольшой японский город Симоносеки, где к этому времени его уже ожидал предупрежденный по радио из Штатов Дзэнко Косаку, он же — майор Управления стратегических служб США из отдела разведки Дальнего Востока.

С этого времени они начали свою совместную службу. После определенных мытарств, неизбежных в воюющей стране, они оба железной дорогой прибыли сначала в центр префектуры, город Нагано, а оттуда уже — в Мацумото, где после проведенных с целью адаптации нескольких диверсионных операций оказались в известной нам теперь буддийской пагоде.

После описанных здесь событий — взрыва экспериментального образца управляемой ракеты ФАУ-1 — они всю ночь корпели над обширнейшей шифровкой и, почти не опасаясь, что их могут запеленговать, 8 июля 1945 года передали ее в Вашингтон.

Ко второму ленчу в этот же день Смит имел уже у себя на столе дешифрованную телеграмму из района секретного полигона в Японии. Полученная информация показалась ему столь значительной, что сразу после прочтения документа он отправился на доклад к генералу Доновану. Обсудив некоторые детали проведенной операции, решили вызвать разведчиков в Штаты. Сам шеф и его заместители, каждый в своей компетенции, распорядились воспользоваться для этого так называемой «лисьей тропой». По ней же разведчики должны возвратиться в Шанхай.

Далее следовал строгий приказ, что, если в этом случае возникнут какие-либо трудности, — использовать второй вариант: отправиться к одному из известных им резидентов в Токио и, устроившись на явочной квартире, ожидать из главной «конторы» дальнейших указаний.

Разведчики выбрали первый вариант и, уже будучи на конспиративной квартире в Шанхае, услышали весть о полной капитуляции Японии перед союзными державами.

Позвонив военному министру Стимсону, генерал Донован доложил обо всем также начальнику штаба президента адмиралу Леги, который, учитывая важность полученных сведений, потребовал немедленно явиться с этой новостью на доклад к Гарри Трумэну.

Наивно было бы полагать, что разведывательные операции со стороны воюющих держав могли быть следствием чьих-либо, пусть даже и талантливых импровизаций, принимать хотя бы иногда спонтанный характер. За каждой, пусть даже, на первый взгляд, и незначительной акцией всегда стояла кропотливая работа многих людей, необходимость быстрого решения, выбора тех или иных вариантов и альтернатив.

Любые меры, которые были направлены на получение стабильной информации или, к примеру, эпизодических данных, требовали обязательного привлечения других источников, непременного дублирования, того параллелизма, который именно в разведывательной работе и является единственно разумным и крайне нужным.

Впоследствии, при анализе того или иного факта, уже можно было делать определенные выводы, которые давали бы повод для выхода на перспективу. Поэтому иногда с большим трудом добытые сведения, которые не подкреплялись соответствующим уточнением и дополнительной проверкой, реально мало чего стоили.

В подобных случаях всегда будет незримо присутствовать необоснованный риск, зачастую граничащий с авантюризмом. Однако любая перепроверка вовсе не говорит о недоверии к тому или иному разведчику или еще какому-нибудь источнику информации, хотя и зарекомендовавшему себя ранее с самой положительной стороны.

Здесь вся сложность вопроса состоит в том, что каждый человек, кто бы он ни был, имеет много оттенков субъективных суждений, тогда как избирательно аналитический анализ аккумулированной информации в центре, да еще при условии подхода к ней под разным углом зрения, и есть то средство, которое помогает избежать серьезных ошибок в оценке предполагаемых действий противника.

И все же для полной ясности следует знать и обратную сторону одной и той же медали. Например, в организации сплошного сыска японцы являются большими мастерами. У них это началось еще в XVII веке, но как система укоренилось только в конце прошлого столетия, когда по всей стране была создана постоянная цепь полицейских постов.

При этом полиция имела всеядные функции, наряду с уголовным розыском осуществляла и политический надзор за населением. С началом второй мировой войны и в особенности в тот момент, когда Япония решила напасть на США, сплошная, повальная слежка японских контрразведывательных служб применялась наиболее широко.

Вначале под «око государево» подпадали все иностранцы, а вслед за ними уже и все остальные категории населения так или иначе оказались под гласным или негласным надзором полиции. Но, несмотря на это, активная деятельность американских и английских спецслужб не прекращалась в Японии ни на один миг.

Для деятельности иностранных осведомительных служб нет ничего безопаснее и проще, когда в стране пребывания с достойным лучшего применения упорством среди местного населения чуть ли не дубиной внедряется шпиономания.

На первый взгляд может показаться, что, сообразуясь с создавшимися экстремальными обстоятельствами, во время войны следует всемерно насаждать в стране излишнюю подозрительность, Однако, затевая подобную, опасную прежде всего для них самих игру, многие сверхбдительные руководители контрразведывательных органов, наоборот, лишь облегчали работу иностранным разведкам и прочим центрам сбора информации и организации диверсионных актов.

Здесь тот, кто в части действий спецслужб незнаком со спецификой дела, вполне закономерно и с подкупающей искренностью может воскликнуть: «Парадокс! Так не бывает!» Но, как показал опыт прошедшей войны, теперь уже можно твердо сказать: бывает. Да еще как и бывает! Хотя во время войны в «фирме» генерала Доихары продолжали считать, что, раскинув сети пошире, гляди, что-нибудь да и поймаешь…

Истина же заключается в том, что (особенно внутри собственной страны) уповающий на скрытый от постороннего взора «улов», хотя и проходящий при помощи «дрифтерных сетей с притопленными буями», при вытаскивании своих с крупными ячеями снастей не обнаруживает в них даже и мелкой рыбешки.

Внимательный анализ неудач генерала Доихары по части нейтрализации иностранной агентуры показывает, что происходили они в силу многих причин, но выделить из них, как главные, следует, пожалуй, всего три.

1. Япония намеревалась лишь наступать, и контрразведке придавалось мало значения, ибо все было рассчитано на захват чужих территорий, К тому же, порожденные отъявленными шовинистами и японскими милитаристами иллюзии «кровного родства» — органического единства нации, не выдержали испытания временем и при первых же серьезных трудностях лопнули как мыльный пузырь. Кроме того, ставка на консолидацию классов внутри страны в условиях буржуазной системы оказалась несостоятельной.

2. При повальной слежке и доходящей до мании всеобщей подозрительности в полицию и контрразведывательные органы поступал настолько мощный поток информации, что переварить его не было никакой возможности. А если что-то и успевало быть изученным, то, как правило, с большим опозданием, когда полученная информация безнадежно устаревала.

3. Один из главных недостатков японской агентуры заключался в том, что она всегда откровенно подстраивалась, образно говоря, под крики «банзай!» и всегда занималась решением тех вопросов, которые наиболее интересовали командование союзных держав.

Короче говоря, по части обеспечения сохранности военных и государственных тайн, в предотвращении утечки важной информации возглавляемая генералом Доихарой контрразведка сама себе подложила свинью. При этом надо иметь в виду еще одно наиважнейшее обстоятельство.

Весь государственный механизм, полиция и все спецслужбы Японии (вместе с населением), работая по принципу: «Враг подслушивает!», забывали, что они имели дело с опытными профессионалами, каковыми обычно являлись агентурные разведчики. Поэтому, для того чтобы кого-то «выудить»; «разоблачить», необходимо было постоянно просеивать бесконечно накапливаемую колоссальную информацию, в которой при заведенных порядках сыска могло потонуть все.

Это давало также легкие возможности для сталкивания лбами неугодных лиц и даже целых ведомств, не говоря уже о том, что, строча доносы, можно было убрать с дороги любого человека: неугодного кому-либо функционера или опасного свидетеля.

Уже после капитуляции, сидя в тюрьме Сугамо и подводя итоги своей жизни, генерал Доихара вынужден был признать, что он не имел каких-либо существенных достижений в руководстве разведок еще и потому, что, подобно всем остальным своим коллегам, он недооценивал противника, что элементы чванства, зазнайства и пренебрежительного отношения ко всему неяпонскому у него присутствовали всегда и во всем.

В конечном счете эти, казалось бы на первый взгляд, мелкие детали и факты, как часто бывает, сыграли впоследствии свою роковую роль.

Нельзя сказать, однако, что в другом направлении подобный сыск не давал положительных результатов. До половины уголовных элементов задерживалось в Японии рядовыми полицейскими из «кобанов», так называемых постоянных постов полиции, которых к моменту начала войны насчитывалось в стране свыше 15 тысяч.

Дотошные японские полицейские в быту выполняют важные функции. Во время дежурства, прохаживаясь невдалеке или прямо перед «кобаном», что дало повод называть каждого из них «господином туда-сюда», а также патрулируя на подотчетной территории, полицейский просто так ничего не упустит.

На своем участке полицейский всегда был в курсе всех дел, но даже такая осведомленность в сущности не оказала ожидаемой помощи спецслужбам. А ведь, надо полагать, не напрасно и в сельской местности, и в самом Токио полицейского зовут еще и «тюдзай-сан» («господин резидент») — еще одно, хоть и косвенное, свидетельство того, что, по замыслу главного полицейского управления, эти лица должны быть основными сборщиками и передатчиками информации всем государственным службам и, естественно, в первую очередь своему непосредственному начальству.

Вот почему всякий мало-мальски сведущий в деле разведчик твердо знал, что здесь у него, в Японии, любой живущий рядом с ним сосед — это «его» лицо и «свой» человек. И учет этих, чисто японских условий работы позволил американским и английским спецслужбам свести к минимуму число своих потерь.

Так, первоначально весьма приличные успехи в организации разведывательной деятельности японских спецслужб в результате просчетов по части контрразведки как внутри страны, так и вне ее свели на нет этот неблагоприятный для всех и одновременно зловещий фактор.

Итак, после безоговорочной капитуляции Японии американские войска вступили на ее территорию. В разведывательной деятельности специального характера отпала острая надобность, и Управление стратегических служб США полностью свернуло свою работу.

На этот раз функции спецслужб всецело были переданы отделу контрразведки штаба оккупационных войск, которые на первых порах возглавлял Верховный главнокомандующий союзными вооруженными силами в юго-западной части Тихого океана, одновременно начиная с 1945 года командовавший оккупационными войсками в Японии генерал Дуглас Макартур, осуществлявший эти обязанности вплоть до конца 1951 года.

Наступило мирное время. Возродилась парламентская деятельность, и постепенно, как грибы после дождя, стали возникать буржуазные партии и различные демократические группировки. Бывшая с 1922 по 1945 год в подполье коммунистическая партия активизировала свою деятельность, теперь уже в легальных условиях, В 1945 году была также создана социалистическая партия Японии.

После принятия новой конституции страны в 1947 году постепенно стали создаваться профсоюзы, В то же время был окончательно отделен от государства синтоизм — как одно из традиционных и, пожалуй, главных условий возрождающегося национализма в Японии. Однако уже в наше время, пользуясь растущими экономическими успехами страны, начали приобретать четкие контуры националистические группировки крайне правого направления.

Так, в июле 1986 года была создана «Кокка Кихон Мондай Досикай» — «Ассоциация по обсуждению фундаментальных проблем государства». Кто ею командует и какова у нее программа, можно судить хотя бы по тому факту, что председателем ее является бывший начальник отдела токийского полицейского управления некий С. Камэй, который в прошлом возглавлял слежку за левыми элементами. В этой же ассоциации состоит секретарем Т. Сиранума, сын довоенного премьера, бывшего ярым шовинистом.

Члены этой ассоциации посетили уже некоторые страны Юго-Восточной Азии с целью «разъяснения» своих устремлений. Тем не менее с честолюбивыми чаяниями гастролерам вскоре же пришлось распрощаться, ибо в южнокорейской печати появились публикации, в которых утверждалось, что «Досикай» проповедует расовую чистоту и под лозунгом возрождения из пепла нации Яма-то по существу призывает к войне.

В угоду этим устремлениям, весьма опасным для окружающего мира, да и к слову сказать, самим японцам, совершаются их практические действия, в частности такие, как требование принять «закон об охране государственных тайн», на которые вряд ли кто в Японии ныне собирается покушаться.

Этот законопроект, якобы направленный «против шпионажа», есть не что иное, как очередная дымовая завеса, за которой кроется новая милитаризация страны. Под его эгидой предполагается произвести консолидацию всех правых сил, втянув непосредственно в их орбиту широкие слои населения, которые, кстати, пока что делают вид, будто опасности распространения ростков «фашизма» в стране не существует.

На самом же деле никакого шпионажа в отношении Японии со стороны какой-либо великой державы нет. И это прекрасно понимают как члены ассоциации «Досикай», так и руководящие круги Японии. В век термоядерного оружия при его колоссальном диапазоне поражения, с учетом небольшой территории страны, в этом самом шпионаже просто нет никакой практической необходимости.

Использование, например, искусственных спутников земли позволяет получать нужную информацию без услуг агентуры, находящейся на территории страны. Значит, «закон о шпионаже» необходим шовинистам как ширма, причем исключительно для внутреннего «пользования», с тем чтобы, трактуя вкривь и вкось положения этого закона, вести широкое наступление на права трудящихся и тем самым целенаправленно, с агрессивной подкладкой строить свои отношения с внешним миром.

Стереотипы старого мышления еще дают о себе знать, хотя надо надеяться, что и они все-таки рано или поздно, но должны наконец выветриться из сознания реакционных японских политиков.

Жаль только, что до сих пор эти влиятельные в Японии силы так ничего и не поняли в существе тех политических концепций, чья реалистичность, при внимательном взгляде, повседневно подтверждается в ходе развития новейшего периода мировой истории…

Было бы по меньшей мере странным, если бы на завершающей стадии войны американское командование ограничилось только пассивным наблюдением при помощи «святых отцов» за ходом испытаний пилотируемых ракет под кодовым названием «Сюсуй». Не явилось исключением и на сей раз применение «железных» правил перепроверки разведданных, а также подстраховка в действиях агентурных разведчиков на таком важном направлении, как создание противником мощного оружия, способного нанести потом значительные потери союзникам на море и в воздухе.

Поэтому для нейтрализации усилий противника по данной проблеме Главному штабу ВВС Японии и основному изготовителю этих ракет — фирме «Мицубиси дзюкогё» — разведслужбы США уделили исключительное внимание. Претворением в жизнь намеченных временным штабом мероприятий стал командовать с ноября 1944 года полковник Майкл Робинсон, скромно именовавший себя представителем Комитета начальников штабов на Западном побережье США.

На самом же деле он был руководителем отдела, основной задачей которого являлась диверсионная деятельность подотчетной ему агентурной разведки, дислоцирующейся на территории Японии и всего остального Тихоокеанского театра военных действий.

Учитывая сложность и придававшееся руководством УСС большое значение этой далеко не ординарной операции, а также создания удобств в принятии оперативных решений в быстро меняющейся фронтовой обстановке, полковник Робинсон вместе со штабом был как бы специально прикомандирован к Сан-Францисской военно-морской базе, где продолжал до сих пор командовать его старый знакомый адмирал Чарльз Стерлинг.

Отсюда Робинсон вместе с заместителем генерала Донована Питером Смитом и осуществлял надлежащее наблюдение за японской метрополией.

Незадолго до прибытия в окрестности города Мацумото «святых отцов», направленных еще до этого кружным путем из Штатов, там уже находились двое «трудящихся», прибывших туда на «работу» якобы из разных префектур, а по сути дела явившиеся по заданию своего резидента, у которого постоянным местом пребывания был Токио.

Резидент этот, работая мусорщиком буквально под носом у генерала Доихары, в комендантской службе при генеральном штабе сухопутных войск Японии, сообщал иногда чрезвычайно важные сведения о передислокации японских войск, которыми в американском штабе морской пехоты, куда в основном шли эти сведения, успевали вовремя воспользоваться. Ни одно из его секретных донесений еще ни разу не оказывалось неточным или ошибочным. Вот почему Ямагате Сунами (под этим именем значился этот резидент в штатном расписании американской разведки) поручили подобрать двух по возможности грамотных и вдобавок разбитных ребят — для выполнения на строительстве ракетного полигона в Мацумото некоторых заданий.

Как впоследствии стало известно, этими «разбитными» оказались Ямада Кагубэ и Екира Сакада.

Первый из них постоянно проживал на острове Кюсю, в городе Фукуока (префектурном), где он небезуспешно подвизался в роли диспетчера, определявшего пропускную способность порта, а второй уже давно сов стоял при резиденте в качестве тактического резерва и в момент получения приказа о своей передислокации б район ракетного полигона в Мацумото краткосрочно пребывал в префектуре Канагава, где подсчитывал количество новобранцев, проходивших там военную подготовку.

За несколько лет до начала войны постоянным местопребыванием американца Ямагаты Сунами, выходца из Японии в третьем поколении, был расположенный на Западном побережье США портовый город Лонг-Бич. Там он работал метрдотелем в одном из многих ночных заведений, которое ради удобства потенциальных клиентов находилось в непосредственной близости от порта.

Однажды этот злачный притон, из-за своего солидного внешнего вида претендовавший на респектабельность, посетил высокопоставленный чин из отдела дальней разведки военного министерства, однокашник полковника Робинсона по специальному колледжу в Вест-Пойнте. Это был подполковник, а в гражданском обиходе — просто мистер Джеффри Стивенсон.

В тот вечер он заглянул в это заведение, чтобы «встряхнуться». В нем он и встретился с Ямагатой Сунами, они познакомились, и подполковнику понравился этот необычно обаятельный человек, которого все называли просто «метр».

Для того чтобы получить от вышестоящего начальства «добро», Стивенсон заочно представил ему Ямагату Сунами, и только после этого завербовал его.

Пройдя подготовку в разведшколе, «коренной» японец Сунами был для начала заброшен на захваченный Японией Ляодунский полуостров, в город и порт Инчхон, бывший Чемульпо.

Имея в организации притонов приличный опыт, Сунами, не мудрствуя лукаво, дал большую взятку в муниципалитете и вновь открыл свое «дело», место которого, как и в Штатах, также находилось невдалеке от порта. Чтобы понадежнее внедриться в среду деловых людей Инчхона, он в скором времени завязал необходимые для себя знакомства и, абсолютно не стесняясь в средствах, вскоре совершил, с целью ориентировки на будущее, ряд ознакомительных поездок в Японию.

По прошествии двух лет Сунами, будучи теперь уже солидным коммерсантом, решил все-таки ликвидировать «дело», однако перед самым отъездом на «родину» для верности через уголовников портового «дна» — своих постоянных клиентов, отправил своего бывшего компаньона к праотцам, а сам тем временем направился в Токио. Обосновавшись на новом месте, он, согласно легенде, тут же приступил к выполнению намеченных заданий, которые получил от командования накануне отъезда из Штатов.

Здесь, в Токио, Сунами продолжил бизнес и одновременно стал руководить немногочисленной группой агентов, порученных его попечению. И лишь тогда, когда он получил приказ устроиться мусорщиком в генштаб сухопутных войск, к его величайшему сожалению, ему вначале пришлось «разориться».

Обзаведясь знакомствами, он объявил себя безнадежным банкротом и по истечении двух недель, хотя и с большим трудом, но сумел все-таки внедриться на эту непрестижную должность. Учитывая значительные моральные потери, которые понес Сунами в результате перемены профессии, отдел дальней разведки удвоил ему служебный оклад, о чем незамедлительно сообщил «неудачливому» коммерсанту.

Это была все же какая-то компенсация, хотя радости от подобного оборота дел он совсем не испытывал, Зато, втянувшись в игру, затеяннную им ради такого необычного добывания важнейшей информации, он неожиданно для себя почувствовал настоящий вкус к своей новой работе. И тут о вооруженных силах Японии Сунами стал сообщать настолько подробные и убедительные сведения, что в американском отделе дальней разведки даже начали подозревать, не шлет ли он им дезинформацию? Это уже было поводом для обсуждения в штабе на всех уровнях и в конце концов завершилось тем, что в Токио решили послать «ревизора».

Однажды ранним утром, еще как следует не проснувшись, но подспудно чувствуя, что за ним наблюдают, Сунами поднялся с ложа и, пройдя на кухню, внезапно увидел атлетически сложенного японца, сидящего у двери. Зная о том, как перед сном он запирал дверь, Сунами сразу понял, что явление этого молодца к нему вовсе не случайно.

Тем не менее страха Сунами не испытывал: во-первых, вторгнувшийся к нему человек был один и с ним можно справиться, и во-вторых, если бы он был из полиции, он вел бы себя иначе.

— Привет вам от доктора Робинсона, господин Ямагата Сунами, — произнес незнакомец.

— А я уж потерял надежду на встречу со своим старым другом и очень рад этой весточке, — сказал вторую часть пароля Сунами.

Тут они обменялись рукопожатиями и, отступив шаг назад, поклонились друг другу.

— Простите, как величать вас? — спросил Сунами.

— Зовите меня Анами — этого, пожалуй, будет достаточно.

— Чем обязан вашему присутствию здесь и заодно объясните, пожалуйста, Анами-сан, как вам удалось открыть мою квартиру?

Гость усмехнулся:

— Когда имеешь за плечами три срока по таким художествам, сами понимаете, в этом нет проблем.

Теперь подошла очередь улыбнуться хозяину.

— Замнем для ясности, Анами-сан, — сказал он. — Надеюсь, вы не голодны?.. Или, может быть, выпьете чашечку сакэ?

— С превеликим удовольствием, Сунами-сан. Если сказать вполне откровенно, то я выпью. К тому же я уже двое суток и не ел ничего.

Сунами отправился готовить завтрак гостю, а заодно и себе, так как через два часа его ждала работа.

В течение пятнадцати минут, сидя на кухонном татами, Анами временами закрывал покрасневшие глаза и, чувствуя запах приготовляемой пищи, непроизвольно делал судорожные глотки.

Продуктов у Сунами было в обрез, и все же вскоре они приступили к вполне приличной трапезе, Закончив с этой процедурой, они, без обычной для японцев церемонии, выпили по две чашки чая, так как в последний момент Анами почему-то отказался от сакэ.

«Наверное, для этого у него есть какие-то основания», — подумал Сунами и тоже не стал пить спиртное.

Убрав посуду, хозяин квартиры достал сигареты и предложил гостю. Тут же закурил и сам.

Наконец Анами, затянувшись, заговорил о деле.

— Досточтимый Сунами-сан! — сказал он. — Наше руководство, как ни странно, весьма озабочено тем, что представляемые вами данные о численности сухопутных контингентов японских соединений имеют необычайно большую достоверность. Его интересует еще, а не дает ли ваш информатор правдивые данные для того, чтобы притупить нашу бдительность, чтобы в самый критический для нас момент подсунуть дезинформацию? Мне поручено разобраться с этим и тем самым предостеречь вас на случай грозящей опасности.

Тут Анами вопросительным взглядом уставился прямо в глаза Сунами.

— Уважаемый Анами-сан! Другой мог бы обидеться на вас… Что за намеки на мою якобы незрелую компетентность! Но я так не сделаю. Я вас понимаю, проверка- вещь необходимая, ведь в нашей бесовской игре слишком высоки ставки, и, трезво оценив обстановку, я не обижаюсь. Единственно, что мне теперь остается, — это доказать свою искушенность, убедить вас, что в сети наших врагов я не попаду, что же касается правдивости моей информации, вы в ней не сомневайтесь.

— Рад за вас, Сунами-сан. Однако я все же хотел бы узнать самолично, как вы получаете информацию. Для того чтобы что-то докладывать руководству, я должен иметь основания…

— Пройдемте в следующую комнату, Анами-сан. Необходимо, чтобы и вы знали наконец секреты этой дьявольской кухни. Видите развешанные на стене трости? — Не ожидая ответа, Сунами снял со стены висевшую на ней довольно массивную палку. — У меня здесь в коллекции свыше пятидесяти единиц разных тростей. Короче, на любой вкус, но использую я их лишь несколько. — Сунами стал раскручивать на части одну из многочисленных тростей, которая оказалась внутри пустотелой. — А чтобы закамуфлировать их внешний вид, места соединений у многих обжаты медными кольцами. Вот и весь секрет. — Сунами улыбнулся, явно довольный произведенным впечатлением.

Анами с нескрываемым удивлением разглядывал разобранную на части трость. Понемногу смысл придуманной Сунами хитрости стал доходить до него.

— Оригинально! Весьма оригинально! — медленно произнес Анами. — Но не выуживаете же вы свои сведения из этих палок, Сунами-сан?.. Объясните, пожалуйста!..

— Нет ничего проще, Анами-сан. Когда ко мне попадают корешки чек-требований на отпуск продуктов, сакэ или чая, я тут же приношу их сюда. Позже по количеству продуктов, выданных для какой-нибудь части, соединения или армии, я определяю численность контингента — путем деления всего количества продуктов на дневной рацион, положенный одному человеку. А так как продукты выписываются на месячный срок, то, разделив еще раз на количество дней месяца, я запросто получаю численный состав, точно соответствующий строевой записке. Далее. По наименованию частей мною составлена схема, в которой каждое соединение или армия занимает строчку из четырех клеток, причем первая клетка заполняется сразу, остальные же, на случай перемещения, являются запасными. А в связи с тем, что за год перемещений вдоль фронта по рокадным дорогам или в каком-либо другом направлении бывает не больше четырех, то меня это вполне устраивает. Особенно ценны сведения на выдачу риса как основного продукта питания. Здесь никогда не бывает осечки и данные до смешного верны. Я даже не пытаюсь приближаться к различным схемам, использованным картам и прочим оперативным документам. За этими материалами там в штабе надзор серьезный, и всегда можно нажить неприятности. Тем не менее все должны кушать и пить. Таким образом, точнее интендантских данных вряд ли что можно найти… Когда однажды я обнаружил в мусоре карты, видимо, по случайности выброшенные в корзину, то тут же отнес дежурному офицеру по штабу, после чего кое-кого за это направили даже на фронт. Естественно, уважаемый Анами-сан, что заблаговременно и без разрешения с чьей-либо стороны мне пришлось снять с этих карт копии. Конечно, полые трости тоже не бог весть какая затея. И если кто о ней догадается, то единственное, что мне останется, так это пуля в висок. Но их самодовольство меня пока спасает, Имея жертвами своими слабые в военном отношении страны Азии и Южных морей, они у себя в метрополии напрочь забыли об осторожности. И это произошло потому, что у стран, подвергшихся агрессии, в принципе не существовало разведслужб, которые могли бы пощекотать им нервы. Вот тогда они и разбаловались, а теперь за ошибки пришел черед платить и, как оказалось, по весьма большому счету. Но в нашем деле, не мне говорить вам это, уважаемый Анами-сан, определенный риск все равно неизбежен. Когда пританцовываешь на острие бритвы все время, тоже радости мало. Правда, меня еще охраняет и то, что с мусорщиком ни в коем разе никто иметь дело не хочет. Вдобавок я даже возле двери держу постоянно ведро со всяким зловонием, чтоб отбить у кого бы то ни было любую охоту ко всяким посещениям. На что уж полицейские, так и те мое скромное жилище стараются обходить стороной… Можете теперь с чистой совестью доложить «наверх», что все копии документов, на основании которых я составляю свои сводки, будут сохранены для военных архивов и после победы переданы военному министру, как я полагаю, для изучения опыта…

— Высокочтимый Сунами-сан! — воскликнул восхищенно Анами. — По возвращении в Штаты я доложу начальству о всех перипетиях вашей трудной и, я бы осмелился сказать, не всегда приятной для вас работы. Сейчас, когда все мне стало ясно, я после непродолжительного отдыха буду вынужден уехать и проверить еще кое-что косвенно касающееся вас и после немедленно отбыть обратно. Как меня проинструктировали, вы должны были направить двух своих подопечных на строительство ракетного полигона в район города Мацумото. Мне нужно узнать у вас их имена и тот минимум сведений, которым вы располагаете на этот счет к сегодняшнему дню. Итак, их фамилии, Сунами-сан?

— Прежде чем сообщить их координаты, я сначала вынужден посвятить вас в смысл тех задач, которые перед ними поставил. Так вот, эти господа являются представителями одной из банд японских «якудза», вернее, клана «Ямагути-Гуми» — это примерно то же самое, что гангстеры «Коза ностры». Поэтому им пришлось выдать сногсшибательного размера аванс и предупредить, что без выполнения поставленного задания они не только не получат основной суммы, но гарантированно лишатся своих умнейших голов. Смею уверить вас, что за те деньги, которые мною обещаны, они с легким сердцем прикончат, если это понадобится, даже родного папу. Я здесь эту публику изучил досконально и думаю, что ошибка в оценке их возможностей исключена. Дуэту уголовников строго дано задание, чтобы при строительстве полигона чинились препятствия, а если необходимо, так и убрать два-три лица, которые прилагают особое усердие в этом нежелательном для нас деле, Конечно, на месте виднее, но если они, например, сочтут возможным принять какие-либо другие меры, то хороший пожар или взрыв принес бы нам тоже огромную пользу. А теперь запомните их фамилии: Ямада Кагубэ и Екира Сакада. Советую вам на внутренней стенке пачки сигарет зашифровать их имена, человеческая память, сами знаете, того… Сообщаю для ориентировки: они должны были устроиться работать непосредственно на строительстве ракетного полигона. Если вдруг окажется, что там рабочих достаточно, я приказал им трудиться за одно лишь питание. Мне кажется, среди имеющегося там руководящего персонала алчных людей вполне достаточно, а поэтому наш успех обеспечен…

Когда вернулись на кухню, Анами немедленно «препарировал» коробку сигарет и зашифровал подопечных токийского резидента на стенках картонки. После этого он сказал:

— Господин Ямагата Сунами, прошу вас, дайте мне возможность поспать несколько часов. Затем я отправлюсь в дорогу. Тем более, если не ошибаюсь, вас ждет работа.

Сунами протянул ключи от квартиры, но гость не взял их.

— Дорогой хозяин отеля, — смеясь, сказал Анами. — Мне требуется лишь чуточку отдохнуть, и, чтобы ни в чем вас не затруднять, я не стану брать ваших ключей. Они не понадобятся. Немного передохнув, я тут же уйду по назначению и уверяю вас, что к вашему приходу все замки окажутся в полном порядке и к тому же надежно заперты.

Сунами отправился на работу, а гость, закрыв на запор входную дверь, улегся на татами и мгновенно заснул.

Вернувшись домой после работы, Сунами как ни в чем не бывало открыл дверь ключом, но гостя нигде не обнаружил…

По обочине дороги в рабочей одежде с лопатой на плече шел не спеша человек. Время от времени он нагибался, срывая полевые цветы. Каждый раз, нагнувшись за очередным цветком, он незаметно посматривал назад, туда, где следом за ним двигалась колонна рабочих.

Когда по ходу движения из распавшейся колонны образовались две неравноценные группы, человек, не оборачиваясь назад, с обочины вышел на дорогу, но со стороны все же могло показаться, будто он поджидал кого-то. Не обращая на него никакого внимания, мимо прошла первая группа людей, шедший же сбоку незаметным взглядом прощупал каждого. Но вот его наконец догнала последняя группа смертельно уставших людей, еле тащивших свои ноги, обутых кто во что горазд.

Шедший с киркой в руках предпоследний рабочий, поравнявшись с боковым путником, внезапно услышал тихий голос:

— Кагубэ-сан, подойдите ко мне…

Человек, которого окликнули, не особенно удивившись, приблизился к незнакомцу.

— Я вас не знаю, господин, как вас там. Или вы ни черта не видите, что мы устали и нам не до разговоров.

— Выслушайте меня, Кагубэ-сан… Я привез вам привет из Токио от самого Ямагаты Сунами. Надо поговорить. Прошу вас отстать слегка от колонны, чтобы не было слышно.

Анами (а это был он) остановился. Кагубэ отстал на несколько шагов от идущих.

— Господин хороший, — сказал он тихо. — Давайте договоримся, где встретимся, и я буду готов к вашим услугам. А здесь на виду никакой разговор у нас не получится. Эго может произойти не ранее, чем через сорок минут. Я только приведу себя в порядок и приду куда надо.

— Хорошо, Кагубэ-сан, я все понял, — сказал Анами. — Захватите с собою и вашего приятеля Екиру Са-каду.

На этот раз Кагубэ уже более заинтересованно посмотрел на говорившего с ним незнакомца и еще раз спросил:

— А что, вы и его знаете?

— Не задавайте, уважаемый Кагубэ-сан, лишних вопросов. Короче говоря, через час я ожидаю вас обоих по дороге в направлении города Мацумото, в километре от вашего барака, в том месте, где за крутым поворотом крупный подлесок. Войдя в него метров на десять, вы и найдете меня. А сейчас, будьте любезны, присоединитесь к своим и, если кто вас обо мне спросит, скажите, что, мол, так, один чудак работу спрашивает… Ну, до встречи…

Кагубэ прибавил ходу и вскоре догнал своих товарищей. Издали, глядя на него, Анами видел, что никто его ни о чем не спросил.

Прождав часа полтора на условленном месте, Анами стал слегка беспокоиться. Когда же они не подошли и через два часа, он уже заволновался всерьез. Решив на всякий случай спрятаться, он залез на высокое дерево и стал всматриваться в ту сторону, откуда должны были появиться рабочие.

Мысли вихрем носились в разгоряченном мозгу, но он так ничего и не мог придумать, что могло бы ему объяснить столь длительную задержку. Наконец, бросив уже скучающий взор на дорогу, Анами увидел двух человек, направлявшихся в его сторону.

Вскоре Кагубэ и Сакада вышли на маленькую полянку и сели под деревом, рядом с тем, на котором обосновался Анами. Несколько помедлив, будто раздумывая о чем-то, он начал спускаться вниз. Услышав шум от шевелящихся ветвей и шороха листьев, Кагубэ и его приятель, предполагая опасность, выдернули откуда-то короткие кинжалы, наподобие тех, которыми пользуются малайские пираты, и на всякий случай приготовились к защите. Спрыгнув на землю, Анами испытующим взглядом посмотрел сначала на одного, потом на другого и твердым голосом предложил спрятать оружие.

Приятели, засунув кинжалы куда-то под тужурки, медленно подошли к Анами.

— Вы, надеюсь, — Екира Сакада, не правда ли? — обращаясь к одному из них, спросил Анами.

— Конечно, господин, других здесь нет, да и быть не может, — усмехнувшись, сказал Екира.

— Тогда давайте знакомиться: я — Анами из Токио. Прошу, как говорят в Европе, любить и жаловать. Садитесь и спокойно поговорим обо всем, но сначала ответьте на мой вопрос: в чем причина такой длительной задержки, друзья мои? Мы, кажется, договорились с вами, Кагубэ-сан, встретиться самое позднее через час… Объясните, пожалуйста…

— Нет ничего проще, Анами-сан, — сказал Кагубэ. — Нас задержал барон Кидзюро Сато. Сейчас этот плешивый полковник возглавляет инженерно-аэродромную службу по оборудованию ракетного полигона. За эту стройку он болеет, пожалуй, больше, чем сам Тадахиро Тамада, руководитель работ.

— Откуда вы знаете, уважаемый Кагубэ-сан, что здесь ведется такое строительство?

— У нас в бригаде имеется двое проштрафившихся военных, которых за какие-то грехи лишили званий, наград и всего прочего. Они, видать по всему, учены по военному ведомству, и я как-то во время перекура слыхал их разговор. Один сказал, что вряд ли испытуемое оружие успеет к сроку… Ну и в таком духе.

— А вы не делали попытки с ними заговорить?

— Господин Ямагата Сунами нам запретил любые контакты, Когда знаешь меньше, чем от тебя требуется, оно спокойнее, не так ли, Анами-сан? Кроме того, у Сунами длинные руки и в случае чего они очень быстро могут сомкнуться на наших глотках, уважаемый Анами-сан.

— Так отчего же вы все-таки опоздали, я так до сих пор и не услышал?

— Они хотят ускорить работы и обещают двойную норму риса и кое-какие привилегии. Если, конечно, мы согласимся работать дополнительно еще по два часа.

— А это возможно, Кагубэ-сан?

— Возможно-то возможно! Но где людям взять дополнительные силы? Нагрузка такова, что вы сами видели, в каком состоянии мы ползем к баракам.

— Рабочие, однако, были вынуждены согласиться, — сказал Екира Сакада. — Вторую порцию риса больше никто не добавит, а работа… работы большей, пожалуй, не будет, Просто в течение всего рабочего дня, несмотря на все понукания, работать иначе люди уже не в состоянии. Да и не хотят. Вид только делают.

— Это что же, вроде итальянской забастовки, что ли?

— Не знаю, как это назвать, но все эти сверхусилия будут выглядеть жалко.

— У меня к вам, господа, — уже более строгим и деловым тоном начал Анами, — один кардинальный вопрос: что вы намереваетесь предпринять, чтобы каким-то образом оправдать свое здесь присутствие и принести общему делу ту пользу, на которую делают ставку руководители? От вашей активности, кстати, зависит, сколько продолжится эта ненужная бойня! Могу откровенно сказать, что при определенных обстоятельствах мы с вами в состоянии значительно сократить эти сроки. Начнем с вас, Сакада-сан.

— Прошу прощения, Анами-сан, но я сразу почувствовал, что ваша поездка сюда, то есть в это чрезвычайное место, затеяна неспроста. И вы не являетесь просто тем передаточным звеном, как это пытаетесь нам внушить. Чувствуется по всему, что вы, видимо, являетесь крупным начальником и, кроме того, прибыли к нам с особыми полномочиями. Мне кажется, когда мы обрисуем вам обстановку на текущий момент, мы с Кагубэ получим конкретные указания, что нам делать дальше… Хочу лишь напомнить, что каждый из нас рискует не только своим будущим, но и головой, если не будут выполнены двусторонние обязательства. Как вы догадываетесь, рисковать напрасно никто не хочет, а поэтому у меня к вам встречный вопрос: обеспечит ли нам Ямагата Сунами ту сумму в валюте, на которую мы оба рассчитываем? Скажу больше, не станут ли после приниматься попытки пустить нас, образно говоря, ко дну из-за того, что мы слишком много знаем?

«А парни-то, — подумал Анами, — оказывается, не так уж просты, как мне показалось вначале».

Достаточно уверенным тоном он тут же постарался их успокоить:

— Смею заверить вас, господа: подобные коллизии не в наших правилах! — сказал Анами. — Пока что на моей памяти не было прецедента, чтобы джентльменские соглашения нарушались, и посему ни у кого из вас на этот счет не должно быть сомнений. Вполне правильно заметил Кагубэ-сан, что слишком уж высоки ставки в нашем деле.

При этих словах оба японца дружно и утвердительно закивали головами. На их лицах выразилось удовлетворение. Но до конца серьезного разговора было еще далеко, и Анами лихорадочно перебирал в уме различные варианты предстоящих действий этой пары агентов, не сбрасывая со счетов и себя.

— Ну-ка, господа, повторите в деталях мне то, что с самого начала поручено сотворить вам в этих местах, — сказал Анами. — Быть может, начнем с вас, Кагубэ-сан?

— Вам должно быть известно, Анами-сан, что задание поручено нам с Екира Сакада одно. В меру своих скромных возможностей мы оба всячески должны тормозить строительство ракетного полигона, для чего попытаться взорвать подготовленный к запуску самолет-снаряд и прочие вспомогательные службы, без которых это важнейшее для империи дело не может быть завершено; на последней стадии готовности ракеты к испытательному циклу, как запасной вариант, использовать, огонь, то есть постараться поджечь все, что может гореть; принять меры по ликвидации тех лиц, от которых в конечном счете будет зависеть успех дела, в частности, таких господ, как ответственный руководитель всех испытаний Тадахиро Ямада и начальник инженерно-аэродромной службы полковник Кидзюро Сато… Вот, пожалуй, все, уважаемый Анами-сан. Как сами видите — почти пустяк! — и Кагубэ невесело усмехнулся.

Выслушав ответ Кагубэ, «ревизор из Вашингтона» сразу понял, что задача этим двум агентам поставлена явно несерьезно: при столь малых силах и технически ничтожном обеспечении выполнить ее практически невозможно. И все же ему очень хотелось найти сейчас хоть малейший шанс для того, чтобы ребята эти смогли бы если и не пустить в тартарары все это строительство, то хотя бы, на худой конец, хоть как-то его дезорганизовать, затянуть.

— На какой стадии в настоящее время находится это строительство, Кагубэ-сан? — спросил после продолжительной паузы Анами.

— По нашим прикидкам, сделана примерно половина работ. Поэтому мы с Екирой Сакадой еще и не очень спешим, — несколько виноватым тоном, как бы оправдываясь, сказал Кагубэ.

— Кто, по-вашему мнению, играет первую скрипку в этой чертовой свистопляске, господин Кагубэ?

— Мне кажется, судя по тому, как старается барон Сато, главный именно он. Ликвидировав его, можно притормозить строительство на месяц-два. Лучше было бы, конечно, — что-нибудь поджечь или взорвать, но это вряд ли удастся, да и акция такая, прямо надо сказать, попахивает самоубийством. Главная опасность заключается в том, что все без исключения строящиеся объекты, и особенно ангар для ракеты, находятся под круглосуточной двойной охраной, иначе говоря, кроме наружных постов имеется еще и внутренняя стража.

— Так что будем делать?

Оба японца виновато пожали плечами и сами вопросительно уставились на Анами.

— Где проводят свободное время господа Тадахиро Ямада и Кидзюро Сато? — задал вопрос Анами.

— Нигде! — сказал молчавший до этого Екира Сакада. — Им категорически запрещено покидать территорию строительства полигона, а в свободное от работы время — жилые помещения.

— Черт возьми! Все это на самом деле пахнет керосином, — как бы про себя задумчиво проговорил Анами. — Но ведь что-то нужно предпринять! Если мы ничего не сделаем, то за наши головы я не поставлю даже иены!

— Господин Анами, у меня есть план, если позволите, — вновь вступил в разговор Сакада. Голос его перешел почти на шепот.

— Интересно — какой? Давайте ваш план, авось придумаем что-нибудь сообща, — оживился Анами.

— Это не касается Тадахиро Ямады. Всякую мысль о его ликвидации надо отбросить в сторону, ибо из этого ничего не получится. Он находится за колючей проволокой во временном городке и под постоянной охраной. И если даже когда посещает объекты, то всегда в сопровождении унтер-офицера и двух вооруженных солдат. Здесь глухо, Анами-сан! А вот Кидзюро Сато и несколько его инженеров расположились на постоялом дворе. Охрана — один солдат и то лишь в ночное время, да и прохаживается он вдоль дома с одним тесаком. А так как деревья растут около дома вплотную, то, находясь подальше от входной двери, можно отвлечь внимание и когда он ляжет спать — проникнуть в его апартаменты…

— Так вы утверждаете, он — барон?

— Так точно! — разом ответили агенты, а Кагубэ добавил еще: «Я слышал, на полигоне таким образом обращались к нему инженеры».

— Нет, господа, — сказал Анами, — мы пойдем по другому пути: надо достать сеппуку, что заставит нас, видимо, заглянуть в городок Мацумото. После покупки сеппуку требуется найти там гравера, который выгравировал бы на эфесе этого ритуального меча его имя — «Барон Кидзюро Сато». Само собой разумеется, что позже, чтобы замести как-то следы, гравера, к сожалению придется убрать и только потом имитировать ограбление. Проделать это следует к вечеру, желательно в сумерки, иначе через гравера нас могут найти. Поэтому, чтобы не оставлять улик, необходимо будет вместе с гравером поджечь и его заведение. Вернувшись сюда, вы на виду у солдата, который, как вы говорите, всегда маячит перед постоялым двором, затеете шумную драку. Но только предварительно один из вас даст солдату подержать в руках пару бутылок сакэ, при этом вы должны громко укорять друг друга. Обратите внимание, чтобы в это время перед домом не было лишних людей. Тем временем я проникну в номер барона и там уже постараюсь прикончить его этим сеппуку. Думаю, что в этом заурядном деле сложностей для меня не предвидится. Возвращаться обратно не буду: на противоположной стороне дома я вылезу через окно и тут же по аллее сада выйду к дороге. Минут через десять — пятнадцать любой из вас обязан забрать у солдата лишь одну бутылку сакэ и тут же, не мешкая, дать деру, тогда как другой, безбожно прихрамывая, должен устремиться вслед за ним. Ну, это, естественно, нужно проделать без особого крика, чтобы таким образом не поднять на ноги всю округу. Не жадничать! Солдату обязательно оставить одну бутылку, так как после этого он вынужден будет молчать, чтобы потом самому не попасть под трибунал, если, конечно, окажется не дурак. После акции немедленно убирайтесь на все четыре стороны, а вернее, сначала в Токио, где за вычетом аванса у господина Ямагаты Сунами дополучите гонорар, Больше никаких действий. Быть может, в исключительном случае, да и то лишь по усмотрению господина Сунами, потребуется сделать что-либо по мелочи. Когда страна будет оккупирована — себя не раскрывать. Вы понадобитесь в другом месте. Держите время от времени связь с Ямагатой Сунами. Не вздумайте проявлять самодеятельность, это никак не входит в наши расчеты. В противном случае найдем даже на самой большой глубине Японского моря, не говоря уже о нашей грешной земле. Надеюсь, все теперь ясно?..

Будучи профессиональными уголовниками, агенты приучили себя подчиняться только грубой силе, поэтому все, что говорил им Анами, было для них естественным. Это была их работа, и оба бандита согласно закивали головами.

— А теперь, господа, — резко сказал Анами, — отправляйтесь в Мацумото, и я буду ждать вас возле железнодорожного вокзала. Там и встретимся, после чего двинем сюда. С богом, господа!

Не прощаясь, агенты вышли из рощи и направились к городу. Анами задумчиво смотрел им вслед, и только когда они скрылись из виду, по другой дороге также пошел в город, чтобы, с целью конспирации, войти в него с другого конца.

Когда агенты находились в городе, Анами тоже не терял времени даром. Он зашел в магазин письменных принадлежностей и купил там кисточку для написания иероглифов, тушь, в общем все то, что требовалось бы учащемуся для занятий японским письмом. Зайдя в магазин тканей, он выбрал еще небольшой отрезок белой шелковой ленты и только тогда все это упаковал в картонный пакет. Поужинав почти на ходу, отправился прямо к вокзалу, где, расположившись на скамье под кроной вечнозеленого дерева, стал ожидать Кагубэ и Сакаду.

Прошло сорок минут. Взглянув на часы, Анами вдруг подумал, что им пора бы уже давно возвратиться. Нельзя сказать, что его охватило волнение, так как он превосходно знал: работа будет исполнена профессионально, какие-либо неожиданности в данном случае исключены.

Люди, которые здесь вошли к нему в подчинение, всегда значились в графе контингента безвозвратных потерь. И если что иногда и причиняло ему беспокойство, так это затяжка времени и организация новых акций с другими людьми, что в кругу агентурных разведчиков обычно считалось делом хлопотным и неприятным.

Находясь в состоянии некоторой задумчивости, Анами внезапно почувствовал на себе чье-то внимание. Оглянувшись, он увидел, что с тыльной стороны вокзала к нему приближались будто бы его люди. Однако сумерки настолько уже сгустились, что возможна была ошибка.

На всякий случай Анами расстегнул пиджак и поправил под мышкой приличного калибра «смит-вессон». «Так-то, пожалуй, будет куда надежнее», — пронеслось у него в мозгу. Прошло несколько томительных минут, и тут Анами наконец узнал своих подопечных. И один и другой вели себя так, будто никто пи с кем не знаком. Оба и в дальнейшем продолжали сохранять невозмутимое спокойствие. Они по очереди сели на скамью с противоположной стороны, где также обосновался Анами, и тут вдруг, не оборачиваясь, Кагубэ сказал тихим голосом:

— Шеф, все в порядке! Разыграно как по нотам.

Сеппуку тоже с нами.

— А как гравировка?

— Когда я сказал «все в порядке» — это также имелось в виду.

— Хорошо! Однако сегодня уже поздно, ночевать я буду в вашем бараке, потому что мне нужно еще раз проверить подходы к постоялому двору, и главное, уточнить путь отхода из номера полковника, чтобы, паче чаяния, не возникло там каких-либо сложностей. Кроме всего прочего, начни мы операцию сегодня, вы наверняка опоздаете к последнему поезду, следующему в Токио. Оставаться же еще на сутки вам никак нельзя: начнутся проверки, следствия и другие малопрогнозируемые неприятности. Завтра на работе, прямо с утра, присмотритесь: нельзя ли несколько позже взорвать хотя бы склад с ракетным горючим?

— Анами-сан, насколько я осведомлен, у них пока никакого горючего нет. К тому ж, мы не знаем, в каком оно будет виде. Вроде бы на краю полигона пытаются монтировать какие-то железные емкости, но, по-моему, это для бензина.

— Я думаю, — прибавил Екира Сакада, — вряд ли игра стоит свеч. Лучше вернуться сюда через месяц, и тогда вполне ясно будет, что же на самом деле нужно взрывать.

— Ладно, парни. Пожалуй, не стоит гнаться за многим. Вам, Кагубэ-сан, я поручаю достать где-нибудь темный мешок. У барона в номере могут оказаться какие-либо чертежи, и тогда я их заберу с собой. После встретимся там же, у перелеска, и, если бог даст удачу, сожжем все, что раздобудем. Как вы думаете, насколько мы задержим строительство ракетного полигона, если благополучно сварим эту кашу?

— По всем данным, не больше, чем на месяц, — немного подумав, ответил Кагубэ.

— Давайте мне ваш сеппуку. Он теперь мне по штату положен, — и Анами как-то уж очень невесело улыбнулся.

— Шеф, прошу учесть, что сеппуку вложен в ножны, и так как он совершенно новый, то вынимается не без труда. Если я не ошибаюсь, в нашем деле любая мелочь может стоить жизни. Мы его обернули какой-то тканью цвета хаки, которую впопыхах взяли у гравера, вернее, бывшего гравера. — Кагубэ, подстраиваясь под улыбку шефа, хищно оскалил зубы.

— В путь, господа! Обратно пойдем так же, как шли сюда — разными дорогами. Слишком большая группа мужчин, особенно в наше время, может привлечь внимание. И хотя у нас с вами документы в полном порядке, тем не менее…

Анами первым встал со скамьи, и все разошлись, каждый своей дорогой.

«Если им не платить как следует за «услуги», они и меня, не моргнув глазом, отправят к праотцам», — подумал мрачно Анами.

На другой день, с наступлением темноты, встретившись, как и было договорено, на шоссе, Анами и его подопечные направились к постоялому двору. Еще издали можно было заметить, что над входной дверью этого невзрачного здания висит тусклый фонарь, свет от которого еле-еле освещал небольшое подворье.

Как и ожидалось, солдат находился на месте и не спеша прохаживался взад-вперед вдоль фасада по всей длине дома. «Такая амплитуда его ходьбы должна упростить мне задачу», — прикинул в уме Анами.

Обойдя дом с тыльной стороны, Анами пристроился на противоположном конце двора, за стволом старой сакуры, и стал ожидать начала им же сочиненного спектакля, в ходе которого агенты должны были в течение некоторого времени мутузить друг друга.

Тем временем Ямада Кагубэ, держа в каждой руке по бутылке сакэ, и Екира Сакада приближались к солдату, чей взор, по-видимому, уже был устремлен на двух идущих и почему-то громко спорящих между собою парней. Это стало заметным потому, что он вдруг перестал ходить и, остановившись, приложил ладонь к уху. Подойдя почти вплотную к солдату, Кагубэ внезапно попросил его подержать обе бутылки сакэ. Не долго думая, он тут же ударил кулаком Екиру Сакаду в живот. Тот вначале будто скорчился от боли, однако также ответил ударом сплетенных воедино рук в плечо.

Началась обычная потасовка, которую можно было бы наблюдать повсюду, где имеется хоть несколько молодых мужчин и, естественно, поблизости — спиртные напитки. Солдат подошел к ним поближе и что-то с жаром им стал говорить, но ему, видимо, мешали бутылки, которые обеими руками он продолжал прижимать к груди.

Тем временем Анами незаметно вошел в открытый подъезд дома, а каждый из агентов, поминая всуе всех предков и святых, продолжал без передышки наносить удары друг другу. Когда им показалось, что прошло уже вполне достаточно времени, Сакада взял быстро у солдата одну из бутылок и побежал в направлении находившейся рядом большой дороги.

Через несколько секунд Кагубэ, немного отдышавшись, прихрамывая, устремился вслед за ним, продолжая одновременно выкрикивать самые страшные проклятия по адресу своего мнимого противника. Солдат же, покрутив бутылку в руках, подошел к углу дома и сунул ее в растущий кустарник. Надо думать, он тоже решил, что тем самым не остался внакладе и есть возможность после смены слегка прополоскать глотку.

Насвистывая что-то веселое, он снова стал прохаживаться перед домом — так же, как это было до этой развеселившей его потасовки. Надо полагать, что в конечном счете этим событием обе стороны остались довольны.

После двадцати минут непрерывного бега оба агента, один за другим, оказались на той же поляне, где расстались они вчера с Анами.

Тяжело дыша, Кагубэ вдруг со смехом спросил:

— Ну, как вы себя чувствуете, Сакада-сан? Не очень ли обиделись, когда я назвал вас помесью свиньи и гадюки?

— А что почувствовали вы, когда я крикнул, будто все равно размозжу вашу собачью голову?

Все еще находясь в состоянии возбуждения, они шумели и громко смеялись. Сакада вынул из кармана складной стаканчик.

— Может, немного выпьем, пока нет нашего шефа, уважаемый Кагубэ-сан?

— Мне кажется, в самый раз! Давно уже я не имел чести получить такое удовольствие. А ведь идиот тот солдат, судя по всему, принял наши упражнения по дзюдо за неподдельную монету, не правда ли, Сакада-сан?

— Да, конечно, он выглядел как полный дурак!.. Пожалуйста! — подавая ему стакан с водкой, уже более спокойно сказал Екира Сакада. — Кстати, чистая рисовая, не разбавленная.

Не успели они пропустить по стаканчику, как послышался шум раздвигаемых веток и перед ними предстал с мешком в руках Анами.

— А где же сеппуку, уважаемый Анами-сан? — полюбопытствовал Сакада.

— В этом и есть весь смысл происшедшей акции, Сакада-сан. Рядом с ним я положил белую ленту, на которой иероглифами в классической манере хирагана начертано: «То, что не смог сделать сам, — пришлось сделать мне, господин барон». — Пусть теперь поломают голову, к чему все это. А сеппуку… сеппуку я оставил у него в глотке.

При этих словах даже видавшие виды представители токийской якудзы, Ямада Кагубэ и Екира Сакада, затихли и как бы даже вздрогнули.

— Теперь нам с вами нужно немного поговорить, господа, — усаживаясь на землю, сказал Анами. — После того, как мы уничтожим сейчас этот мешок с чертежами, вам надо поторопиться, так как последний поезд уходит в ноль-ноль, Прежде чем кто-либо из вас задаст мне вопросы, прошу учесть, что я также ближе к утру направлюсь в порт Сасебо: там скопились дела, не требующие отлагательств. По приезде в Токио сразу же свяжитесь с господином Ямагатой Сунами и передайте ему, на какой стадии находится строительство секретного полигона, хотя бы в общих чертах. Если потребуется, то мы еще дополнительно предпримем некоторые меры, чтобы эта ихняя ракета никогда не взлетела. Благодарю за службу, господа! Какие есть вопросы?

В знак высочайшего уважения к господину Анами, в ответ на высказанную им благодарность, два отпетых бандита потянули воздух в себя через зубы, затем Кагубэ проникновенно сказал:

— Нам очень приятно было работать с вами, Анами-сан. Надеюсь, вы, конечно, когда-нибудь заглянете в Токио, где мы постараемся устроить для вас достойную встречу.

Когда зажженный Анами мешок окончательно догорел, они засыпали пепел кучей опавших листьев.

Церемонно раскланявшись с Анами, японцы оставили его в перелеске и вышли на дорогу, ведшую к железнодорожному вокзалу. Немного погодя, Анами кружным путем отправился туда же, но с таким расчетом, чтобы явиться на место в то время, когда поезд на Токио уже будет постукивать по стыкам рельсов, увозя его временных партнеров.

Ни в какой порт Сасебо Анами и не собирался. Направление своей поездки он выдумал все в тех же, конспиративных, целях. Такое поведение в делах агентурной разведки считается не только нормальным, но даже обязательным, в особенности если дело приходится иметь с людьми, так сказать, случайными, временными попутчиками. Временных ведь коллег может в любой момент схватить контрразведка и, таким образом, «выбить» у них признание, куда и в каком направлении исчез их наставник; а привлеченных на строго определенное время простых исполнителей, тем более работающих за денежное вознаграждение, легко перевербовать и «перекупить».

У Анами действительно еще оставались дела, но местонахождение их было иным. Он имел дополнительно третье задание, в городе Саппоро он должен был навестить глубоко законспирированного агента, работавшего на военном предприятии, производившем боеприпасы.

Нужно было попытаться совершить на этом заводе диверсию: подорвать сам завод или хотя бы один склад готовой продукции. В этом случае ущерб был бы значителен и весьма чувствителен на последнем этапе войны. Если же этот вариант оказался бы неприемлем, на худой конец предполагалось получить исчерпывающие данные о производимом на этом заводе количестве взрывчатых веществ и о возможных путях их транспортировки в места применения.

Особенно нравилось Анами бывать на Хоккайдо. На удивление всем, город Саппоро почему-то всегда привлекал спокойной и размеренной жизнью. Будучи культурным и экономическим центром острова, Саппоро, кроме того, не был похож на всю остальную Японию.

Народ здесь на редкость был добр и отзывчив. Приветливость и чистосердечность островитян настолько пришлись Анами по душе, что он даже не прочь был с наступлением лучших времен окончательно перебраться в этот город.

Суетливая и полная опасностей жизнь профессионального разведчика иногда прямо требовала душевного уединения. Эту потребность Анами впервые ощутил в молодые годы задолго до начала войны, когда он все-таки находил время, чтобы поплавать на яхте по мелководному и спокойному заливу Исикари. Особенно во время этих прогулок он любил наблюдать скапливавшиеся у порта Отару паруса рыбацких сейнеров.

Несмотря на обременительность частых поездок туда и обратно, никогда еще эти милые его сердцу места не были ему в тягость. И на этот раз, не делая в своем поведении никаких исключений, Анами после выполнения задания собирался на обычной рыбацкой шхуне через порт Отару попасть сначала в корейский город Пусан, а после в Китай, откуда, по его понятиям, было уже рукой подать до солнечной Калифорнии, где в настоящее время находились его родные и близкие…

На следующее утро гостиница «Рёкан» в небольшом постоялом дворе у испытательного полигона близ города Мацумото была потрясена сенсацией.

Солдат комендантского взвода, принесший свой обычный завтрак полковнику Кидзюро Сато, нашел своего начальника мертвым. Полковник был обнаружен в спальне лежащим в нательном белье в дальнем углу на татами. Глаза его, застывшие в предсмертном ужасе, были навыкате, а из горла, поблескивая черным лаком, торчал эфес ритуального меча…

Буквально через каких-нибудь минут десять — пятнадцать на месте происшествия в спальне теперь уже бывшего своего начальника собрались все высшие чины и руководители разных служб полигона — руководитель медико-санитарного управления полковник Акира Тадахира, начальник сторожевой охраны полковник Ямагато Хитоми, заместитель Кидзюро Сато по инженерной службе капитан Дзиро Мусякодзи. Немного погодя прибыл и сам главный испытатель, представитель фирмы «Мицубиси дзюкогё» Тадахиро Ямада.

По заключению доктора смерть полковника Кидзюро Сато наступила часов семь-восемь назад. На вынутом из горла мече была обнаружена надпись: «Барон Кидзюро Сато».

Оправившись от потрясения, Тадахиро Ямада произнес врачу:

— Все это очень странно, господин полковник! Мы с покойным находились в дружеских отношениях, однако ни клинка, ни хотя бы упоминания о нем я никогда не видел и не слышал. Неужели Сато был настолько скрытен? Откровенно говоря, ума не приложу! Вы не находите это удивительным, Тадахира-сан?

— По совести говоря, да, но от каких-либо версий пока воздержусь. Скажу только пока, что, к сожалению, у господина Сато была масса врагов…

В это время капитан Дзиро Мусякодзи, находившийся в другой комнате и рывшийся в бумагах, появился в спальне и подошел к Тадахиро Ямаде, сказав ему что-то вполголоса.

— Что вы городите, капитан! Этого не может быть! — тоже вполголоса воскликнул Ямада.

— Можете посмотреть сами, Ямада-сан. Он вчера еще забрал их к себе из чертежной.

— Но кальки хоть остались, Мусякодзи-сан?

— Конечно, Ямада-сан!

— Ну, это уже намного легче. И никому пока об этом ни слова, капитан. Иначе нам всем не избежать неприятностей.

— Что будем делать, господин Тадахиро Ямада? — подойдя, спросил начальник сторожевой службы.

Растерянно озираясь по сторонам, он невпопад отдавал указания подчиненным по службе, которые к этому времени явились в гостиницу. Подполковник Хитоми уже понял, что наказания за неудовлетворительное состояние мер безопасности и охраны специалистов ему не избежать. Настроение у него было подавленное, он не знал, что в этом случае можно предпринять.

— Прежде всего я порекомендовал бы о случившемся поставить в известность Главное полицейское управление в Токио и попросить, хотя бы на первое время, какую-нибудь помощь, Кроме того, мне кажется, следует поставить на ноги полицию Мацумото: может быть, что-либо и попадет в наши сети.

— Я полагаю, что есть резон в радиусе тридцати километров вокруг полигона бросить вдогонку некоторое количество подвижных отрядов, задержать всех подозрительных, — несколько приходя в себя, уже более бодрым тоном сказал подполковник.

— Действуйте, господин Хитоми!

— Доктор, а вас я попрошу взять на себя весьма неприятную, но неизбежную миссию… и сообщить об этом родственникам покойного. Мне же придется вести переговоры о случившемся со штабами и ставкой, не обходя стороной и президента фирмы.

— Хорошо, Ямада-сан. Я только сначала распоряжусь увезти отсюда труп.

Кивнув друг другу, они разошлись. Выходя из здания постоялого двора, Тадахиро Ямада вдруг подозвал к себе капитана Дзиро Мусякодзи.

— Капитан! Сейчас же соберите все чертежи, в каком бы виде они ни были: кальки, синьки и прочее — и тут же до последнего клочка увезите в конструкторское бюро. Напоминаю вам еще раз — держите язык за зубами, потребуйте этого же от своих подчиненных. Хотя чертежи и не ахти какой значимости, но вы должны прекрасно понимать, что кое-кто может потом на этом делать погоду. А чтобы напрасно не терять время, размножьте те кальки, чьи копии ранее имелись в каталоге.

— Будет непременно исполнено, Ямада-сан! — отдавая честь, громко заверил капитан.

Провожая взглядом уходящего капитана, Тадахиро Ямада подумал: «Какого идиота, однако, держал возле себя этот барон».

Экстраординарные меры, предпринятые полицией Мацумото, результатов не дали, если не считать того, что при облавах в злачных местах и прочесывании местности вокруг города удалось поймать дезертира и двух мертвецки пьяных воров, не успевших к тому моменту разделить добычу и праздновавших свою удачу.

Примерно такой же итог подвели и подвижные отряды.

Поднятый вокруг поимки неизвестного злоумышленника ажиотаж, а также весьма шаткие предположения подполковника Хитоми, будто действовала целая группа преступных лиц, — все это выглядело как жалкие попытки хоть что-то предпринять в этой действительно безвыходной ситуаций.

А в тот момент, когда в полицейском участке железнодорожного вокзала Мацумото допрашивали с пристрастием пойманных забулдыг, на явочной квартире в Токио, вблизи императорского дворца, Ямагата Кагубэ и Екира Сакада допивали уже по третьей чашке сакэ.

Переодетые в теплые халаты, распаренные от пышущего жаром мангала и отменной рисовой водки, блаженно вспоминали они свои приключения на этом «богом проклятом ракетном полигоне».

Ни один из контролеров-резидентов искать их здесь, на явке, они это прекрасно знали, не станет. А если бы кто и нашел, толку от этого не было бы никакого, потому что и Кагубэ и Сакада имели «железные» документы. Кроме того, в запасе у них были компетентные заключения медицинских комиссий, подтверждающие наличие таких болезней, что всякий, увидев диагноз, шарахался от этих бродяг, как черт от ладана.

Вслед за убывшими в Токио его подопечными Анами ровно в полночь сел на поезд, следовавший до Ниигата, откуда он собирался направиться в порт Аомори и далее, на железнодорожном пароме, — на остров Хоккайдо, в город Хакодате, а уже оттуда прямым путем в Саппоро.

Когда паника в Мацумото была еще в полном разгаре, Анами, со всеми удобствами расположившись на мягком диване скорого поезда, ехал до Ниигаты. Все, что случилось в Мацумото, было для него уже прошедшим этапом его биографии, и теперь он думал о новой, не менее сложной операции, которую собирался осуществить в ближайшие дни.

Других заданий в ближайшем будущем не предвиделось, и он в случае удачи намеревался еще до конца текущего месяца вернуться в Штаты…

А на секретном объекте, вблизи Мацумото, где в ближайшие педели предполагались испытания пилотируемых ракет, царило не всем понятное возбуждение. После ужасной смерти барона Кидзюро Сато, на исходе вторых суток, из штаба ВВС со своей многочисленной свитой прибыл поверяющий генерал Минору Икэда.

Вместе с ним заявился и представитель Главной военной прокуратуры — следователь майор Кобо Одзаки. Но и это еще было не все! В середине третьего дня на месте происшествия был уже и представитель Верховной ставки флигель-адъютант барон Мацуо Накамура. Так что работы хватало всем вместе и каждому в отдельности.

На всем объекте этим наплывом всякого рода начальства возмущался лишь один человек — руководитель Тадахиро Ямада. Начавшиеся дознания почти парализовали его работу и работу конструкторского бюро, откуда каждый час вызывали кого-нибудь то к следователю прокуратуры, то к поверяющему генералу, а то и к раздражавшему всех флигель-адъютанту, смысл приезда которого на секретный объект никто попросту не понимал.

Кончилась вся эта кампания тем, что доведенный до тихого бешенства Тадахиро Ямада позвонил директору-распорядителю фирмы «Мицубиси дзюкогё» и предъявил ему ультиматум: или ему перестанут мешать в работе (причем немедленно, сей же час), или он бросит все к такой матери и на днях личной персоной объявится в Токио.

Вмешательство президента фирмы помогло: в течение двух последующих дней всех поверяющих как ветром сдуло. Правда, перед самым своим отбытием флигель-адъютант барон Мацуо Накамура успел задать руководителю работ Тадахиро Ямада еще один вопрос: когда же наконец пройдут испытания пилотируемых ракет и можно ли надеяться, что хотя бы к концу года их можно будет применить в боевой обстановке?

Краткий и предельно откровенный ответ Тадахиро Ямады вызвал у вопрошавшего такое разочарование, что оно даже отразилось на его физиономии и явно испортило ему настроение. И чтобы хоть как-то подсластить горькую пилюлю этому царедворцу, Ямада вынужден был его заверить, что будут приняты все возможные и невозможные меры, которые в ближайшем будущем обязательно должны привести к успеху.

В продолжавшейся около часа очень медленной и церемонной, совсем как при императорском дворе, беседе флигель-адъютант задал еще один вопрос: как повлияет на ход подготовительных работ смерть барона Кидзюро Сато?

Ямада сказал, что, как он понимает, смерть барона заметно отразится, и уже отразилась, на ходе работ и задержит их не менее, чем на месяц, ибо в связи с происшествием следователь военной прокуратуры майор Кобо Одзаки все-таки уже арестовал бывшего помощника Кидзюро Сато капитана Дзиро Мусякодзи, которого под вооруженной охраной препроводили в Токио.

Да, предчувствия не обманули подполковника Ямагато Хитоми! За грубые упущения в обеспечении охраны объекта, в результате чего погиб полковник Кидзюро Сато, подполковника Хитоми (после окончания следствия) сместили с должности и для продолжения дальнейшей службы направили в полевые войска Квантунской армии, дислоцировавшиеся тогда возле маньчжурского города Хайлар, где потом он добровольно сдался в плен советской части в полосе наступления Забайкальского фронта….

Ныне же, в описываемый нами момент, перед самым своим отъездом поверяющий генерал Минору Икэда утвердил акт о передаче дел теперь уже бывшим начальником сторожевой службы подполковником Ямагатой Хитоми вновь назначенному на эту должность полковнику Сюити Косугэ, прибывшему из резерва старшего командного состава сухопутных войск императорской армии, чье местопребывание находилось в Токио.

Предпринятая Управлением стратегических служб США и четко, без потерь, выполненная тремя агентурными разведчиками операция повлекла в некоторых частях японской армии своеобразные кадровые передвижения (сверху донизу) и в конечном счете затянула весь комплекс испытании пилотируемых ракет на целый месяц.

Казалось бы, событие, произошедшее на полигоне у Мацумото, назвать выдающимся в истории второй мировой войны никак нельзя. Но если все-таки иметь в виду, что ежесуточные потери в материальной части и людских ресурсах, как правило, исчислялись тогда пятизначными цифрами, надо признать, что срыв операции «Тени Ямато» способствовал скорейшему, без лишнего кровопролития, окончанию войны.

В разведывательных службах и штабных кругах США результаты этой довольно непростой операции, проведенной к тому же во вражеском тылу и в кратчайшие сроки, без оговорок было принято считать непременным успехом в борьбе с тогда еще сильным противником.

Громоподобный взрыв на испытательном полигоне Иокусуке, последовавший по совершенно непонятным причинам, и гибель находившихся в этот момент на промежуточной наблюдательной вышке большой группы специалистов поначалу привел руководителя испытаний Тадахиро Ямаду в состояние какой-то прострации.

Состояние это не покидало его в течение всего того, довольно-таки продолжительного времени, пока на месте аварии бушевал огромный огненный факел, в котором (как справедливо было признано позже) сгорели последние надежды японских милитаристов на выход из войны с почетом, «не потеряв лица». Высокопоставленные представители штаба ВВС Японии тоже были в шоке. Явившийся к началу «торжественного» запуска дворцовый флигель-адъютант вместе со своей свитой сидел в верхней части стартовой вышки и, опустив плечи, молча смотрел в дощатый пол.

Долго еще, в обстановке тягостного молчания, все официальные лица оставались на своих местах. И когда, наконец-то придя в себя, все стали потихоньку расходиться, к руководителю испытаний полковнику Тадахиро Ямаде подошел генерал из Главного штаба ВВС.

— Ямада-сан, — сказал он, — в ближайшие дни прошу представить штабу ВВС полный отчет с обязательным указанием причин происшедшего инцидента.

Отдав честь, он четко, по-военному развернулся и тут же направился к ожидавшей его машине. К удивлению всех присутствовавших, Тадахиро Ямада ничего не сказал в ответ и лишь спустя минуту, когда генерал уже сидел в автомобиле, сделал ему глубокий поклон.

Так почему же все-таки взорвалась стартовавшая с летчиком на борту ракета ФАУ-1?

Некоторый свет на это загадочное происшествие пролило впоследствии заявление летчиков-камикадзе унтер-офицера Котори Омуры и лейтенанта Минору Окуно. Согласно их уверениям, сделанным в беседе с Тадахиро Ямадой, единственная причина аварии коренилась в самом летчике, пилотировавшем ракету, в унтер-офицере Сабуро Касуе. Он, как сообщили его товарищи, будто бы всегда был настроен против войны — до такой степени, что даже позволял себе категорические против нее высказывания. Как позже выяснилось, это была чистейшая правда. Камикадзе Сабуро Касуя действительно был чужой среди своих, как бы белой вороной, и вообще не от мира сего. Тут, говорили его друзья, все коренится еще в его детстве, в том воспитании, которое дал ему дед — типографский рабочий, который еще в 1897 году, на заре социалистического движения в Японии, набирал газету «Родо Сэкай» («Рабочий мир»), издававшуюся самим Сэн Катаямой.

Вполне понятно, что в семье первых социалистов в Японии, безусловно, преобладали антивоенные настроения, которые в свое время не мог не впитать молодой Сабуро Касуя.

После смерти деда, когда семья переехала в один из крупнейших промышленных центров на острове Хонсю — город Осака, его отец-металлург также стал придерживаться социалистических убеждений. Поэтому и в дальнейшем Сабуро Касуя не разделял воинственной политики правящих кругов своей страны, хотя и утверждал, что является истинным патриотом Японии.

А настойчиво добиваться включения в основную группу по испытанию самолетов-снарядов унтер-офицер Сабуро Касуя стал лишь тогда, когда узнал, что весь квартал, в котором проживали рабочие медеплавильной компании, при бомбардировке американской авиации был начисто снесен с лица земли, а в пламени возникшего пожара погибли все его родные, вместе со всем достоянием семьи. Как и у любого молодого человека, у Сабуро Касуя была на примете девушка. Звали ее Масако. Оставшуюся после смерти родителей одинокой и без средств к существованию, нечестные люди заманили ее в «дом свиданий», возврата откуда нет.

Эту печальную истину Сабуро узнал от друзей, что, надо полагать, окончательно переполнило его чашу терпения и совсем отбило охоту к дальнейшей службе. Мало того. Узнав о судьбе своей бывшей невесты, он стал искать смерти. До этого тогда дело не дошло, однако Сабуро Касуя совсем потерял какой-либо вкус к жизни.

Учитывая вновь полученные дополнительные сведения об обстоятельствах катастрофы на испытательном полигоне, занимавшаяся расследованием ее причин специальная комиссия приняла наконец более или менее убедительную версию, высказав предположение, что в момент, когда ракета набрала стартовую скорость, управлявший ею камикадзе Сабуро Касуя сознательно выключил зажигание и остановил работу двигателя.

Объяснение это удовлетворило всех, хотя возник еще один «нехороший» вопрос: почему в момент отключения двигателя ракета перешла в крутое пикирование и, отклонившись от оси полета на семь градусов, устремилась к наблюдательной вышке, где в это время находились самые высокопоставленные, ответственные лица?

Одним словом, вопросы возникали вновь и вновь и один загадочнее другого. Ответить на них более или менее вразумительно никто не мог, а кое-кто, надо полагать, не хотел отвечать и даже боялся. Боялся потому, что правда в данном случае могла быть для многих из отвечавших за испытания попросту опасной, ибо если признать, что направлявший свой снаряд на контрольную вышку камикадзе покушался на жизнь своих руководителей надо было согласиться с тем очевидным фактом, что на секретном объекте имел место обыкновенный бунт, бунт со всеми вытекающими отсюда последствиями для многих отвечавших за это дело.

Как бы там ни было, но дело в конечном счете оборачивалось таким образом, что всем авиаспециалистам и руководителям фирмы «Мицубиси дзюкогё» оставалось теперь только строить свои предположения о том, что же будет дальше и что было бы, если бы да кабы закончившиеся оглушительным провалом испытания закончились, наоборот, блестящей победой новой технической мысли?

Во дворцовых же кругах, как всегда, продолжало царить классическое лицемерие, все делали вид, что вроде бы ничего особенного не случилось, что трагической неудачи, перечеркнувшей все планы, на которые возлагалось столько надежд, как бы и не было совсем.

И это в то время, когда в сложившихся на фронтах негативных условиях непредвиденный взрыв экспериментальной пилотируемой ракеты на самом деле означал не просто техническую неудачу, но крах, в котором, как в зеркале, отразилась несостоятельность всех концепций, заложенных в основу авантюристического курса японского правительства и фактически приведших страну к военному поражению…

Кровопролитные сражения японских вооруженных сил против союзнических войск еще продолжались, но уже в середине 1945 года стало ясно, что японский милитаризм не сумеет добиться своих низменных целей. Война в воздухе, на земле и на море вступила в последнюю фазу.

В правительстве и императорской ставке наконец поняли, что наступает агония. На военном совете с участием императора Хирохито верховное командование японских вооруженных сил было вынуждено согласиться на безоговорочную капитуляцию перед союзниками.

Однако, чтобы не допустить разглашения попыток применения в войне ракетной техники, а также в интересах использования в будущем накопленного опыта для новых авантюр, 15 августа 1945 года из императорской ставки на секретный полигон Иокусуке снова прибыл в сопровождении высших офицеров флигель-адъютант виконт Дайсаку Того.

Буквально вслед за этим, на следующий день, последовала капитуляция Японии. Виконту Дайсаку Того из штаба ВВС было послано строжайшее указание: немедленно уничтожить все производственные и вспомогательные помещения, имевшие хоть какую-либо причастность к испытаниям самолетов-снарядов.

Кроме того, предписывалось также сжечь все имеющиеся в наличии чертежи. Связки служебных бумаг, кипы чертежей, отдельные листы калек и «синек» горели во дворе школы целую неделю. Так бесславно закончилась эта эпопея японской военщины — наступил полный крах секретной операции под кодовым названием «Тени Ямато».

Заодно канула в Лету величайшая трагедия всех времен и народов — вторая мировая война, которую международный империализм готовил более двух десятилетий, начиная с момента свершения в России Великой Октябрьской социалистической революции, пытаясь как можно скорее, уже в XX столетии, взять социальный реванш.

Но повернуть колесо истории вспять, как справедливо сказано, никогда и никому не удавалось. И никогда не удастся.