Письмо Кати — в ту пору еще Екатерины Григорьевны Амелиной — совершенно незнакомого ей человека, быстро привело Викторию в чувства.

Она привыкла влезать в шкуру своих героев, представляя, что они должны чувствовать и о чем думать, а потому ей не составило труда прочувствовать все то, что стояло за сдержанным содержанием письма. Прочтя последние строки и бросив письмо на кровати, она пришла к Дине.

— Нужно что-то делать, и немедленно. Эта женщина может натворить глупостей. Может быть, поедем к ней? Мама, сейчас же!

Дина странно посмотрела на нее тогда, очень странно. И Виктория словно обрела на мгновение способность к телепатии, прочла в этом взгляде все, что та хотела ей сказать… Боль и гнев, порожденные чудовищной несправедливостью сегодняшних событий, рвались вылиться местью любой несправедливости этого мира. Господин Амелин в тот день представлялся ей олицетворением самой страшной несправедливости. Ей объявили войну, и она приняла условия, защищая все то, что еще могла защитить…

Дина позвонила Амелиной утром. Женщина занималась приготовлениями к переезду и совсем не ожидала какого-либо участия со стороны своей любимой писательницы, а потому едва Дина представилась и произнесла слова утешения, Амелина расплакалась навзрыд, да так, что разговор пришлось прервать…

Она перезвонила Дине через полчаса.

— Вы даже не представляете, что для меня значит ваш звонок, — сказа ей женщина. — У меня ведь даже подруг нет… Это счастье — знать, что на свете живут такие добрые люди.

Только… Ради Бога, не подумайте, что я обратилась к вам за деньгами или там… Нет. Мне достаточно и того, что вы позвонили. Это согреет мою душу.

— Послушайте меня, — серьезно сказала Дина, — не делайте глупостей. Немедленно выбросьте из головы мысль о том, чтобы покончить с собой или… Словом, вы меня понимаете. А теперь запомните то, что я вам скажу: прекратите собирать вещи и перезвоните мне через неделю.

Слышите? Ровно через неделю…

…Господин Амелин — маленький круглый человечек с лоснящейся лысиной на затылке — откупорил бутылку коньяка, чтобы достойно завершить трудовой день. Пока наливал, затрещал телефон, и он поморщился: ясное дело, звонила Зоя. «Вот ведь не жена еще, а уже пасет почище самой законной», — пронеслось в голове Амелина, и он не торопился взять трубку. Коньяк обжег горло, ароматными парами пошел по телу. Амелин ответил.

— Вячеслав Анатольевич, вас Зинаида Николаевна.

— Давай, — буркнул он в трубку. — Слушаю.

— Котик, это я.

Зинаида говорила преувеличенно мягко. Ей так не терпелось занять место Кати в его роскошном особняке, что она, позабыв об осторожности, ежедневно донимала Амелина расспросами о том, что скоро ли завершатся сборы и будет заказана машина. Если бы «котик» позволил, то она непременно заявилась к нему домой собственной персоной и помогла бы Катьке упаковать вещи, лишь бы ускорить процесс. Собственные пожитки она упаковала еще неделю назад и жила, что называется, на чемоданах.

— Извини, не займу у тебя много времени, — прощебетала Зинаида, прощупывая почву.

Но почва сегодня была зыбкая. Котик не ответил, не сказал, что «все его время принадлежит теперь ей одной», как было в прошлый раз, а лишь тяжело засопел в трубку. Зинаида почувствовала опасность. Пожалуй, сегодня не нужно начинать разговорно переезде. Но вопрос на кончике языка вертелся так рьяно, что сорвался сам собою, не взирая ни на что (на решение хозяйки).

— Котик, она еще не выехала?

— Нет, — в голосе Амелина сквозило раздражение.

— Ах, милый… — вздохнула Зинаида. — Долго ли тебе ее еще терпеть?

— Не плачь, — бросил он довольно резко. — Выедет, куда денется. Сегодня я встречаюсь с адвокатом по поводу развода. Вроде бы она не станет подавать на раздел имущества.

— Дорогой мой! — Теперь Зинаида была по-настоящему счастлива. — Тогда я не смею тебя задерживать! Такая важная встреча! Увидимся завтра, как планировали?

— Угу, целую. — Он бросил трубку на рычаг и посмотрел на бутылку.

Рюмка коньяку была той точкой, которую он обычно ставил в конце дня. Зинка нарушила его ритуал. После рюмки он уже не подходил к телефону, а садился за руль и ехал домой. Вот и теперь у него осталось ощущение, что точка так и не поставлена. Он налил вторую рюмку до краев, с удовольствием поднес ко рту и тут снова зазвонил телефон. Коньяк расплескался. Грязно выругавшись про себя и выругав заодно секретаршу, он спросил:

— Что тебе? Убью, если из-за ерунды…

— К вам дама, — простонала секретарша. — Говорит, вы ее ждете.

— Зина? Зинаида Николаевна, что ли? Какая еще дама?

— Нет, не Зинаида Николаевна. Она не желает представляться, извините.

Амелин снова выругался и щелкнул тумблером. На его экране загорелся маленький монитор, вмещающий приемную. Рядом с перепуганной секретаршей на краешке стола, покачивая ногой, сидела умопомрачительная брюнетка в короткой кожаной юбке. Амелин хмыкнул и сказал в трубку уже совсем другим тоном:

— Ладно, посмотрим. Дуй сюда с тряпкой и дезодорантом.

Секретарша появилась мгновенно вытерла со стола лужицы коньяка, хотела было прыснуть освежителем воздуха, но Амелин остановил ее: не стоит, рабочий день закончился, он имеет вполне законное право расслабиться. Подумав, он достал вторую рюмку и поставил рядом с бутылкой.

— Зови и можешь быть свободна. Я сам закрою.

Впившись глазами в монитор, он наблюдал, как брюнетка слезла со стола, взмахнув юбкой. Через минуту дверь открылась и он смог рассмотреть ее.

Таких ног Амелин не видел последние двадцать лет, а такого сочетания, когда и ноги хороши, и мордашка — прелесть, вообще припомнить не мог.

«Молодая, глупая и наглая», — сразу же поставил он диагноз девице. Хорошо бы начала клянчить вакансию или какие-нибудь пожертвования. Уж он бы сумел воспользоваться ее нуждой. По полной программе. Прямо здесь и сейчас. Ах, какая цыпочка…

Посетительница тем временем удобно уселась в кресле и закинула ногу на ногу.

— Можно курить, — спросила она, уже чиркнув зажигалкой.

«Очень наглая. Если она из благотворительного общества, то не ошибусь, предположив, что это не что иное, как профсоюз ночных бабочек», — подумал Амелин, "но отвечать не стал: пусть понервничает.

Но девица нисколько не смущалась его молчанием, а лишь выпускала колечки дыма в потолок. И так ловко у этой бестии получалось все это: демонстрировать свои ноги, голый живот и абсолютную уверенность в себе, что Амелин не выдержал, улыбнулся ей.

— С чем пожаловали? — спросил он вальяжно, тоже доставая сигарету.

— А вы разве не знаете? — спросила она, серьезно удивившись. — Мне сказали — поймете. — Девица насторожилась и перестала пускать кольца. — Я ведь не ошиблась? Вы — Амелин Вячеслав Анатольевич?

— Да, — протянул он, лихорадочно соображая, кто же мог подослать ему такую штучку.

«Витек, что ли? — быстро соображал он. — Да нет, зачем ему. Он делиться не любит. Димка совсем отпадает — он брат Зинки, шутить с такими вещами не станет…»

— Мне сказали, вы скоро женитесь, — подсказала девица. — Так?

— Ну…

— Вам друзья собираются мальчишник устроить…

— А! — протянул Амелин. — Так вы…

— Ну из торта выпрыгивать не обещаю, — Ухмыльнулась девица. — Однако скрасить ваш маленький сабантуй, пожалуй, смогу.

— Вы…

Амелин снова улыбнулся и спросил девицу по-свойски — чего церемониться, раз она из этих:

— Выпьешь?

— Смотря что, — обворожительно улыбнулась она в ответ. — Количеству предпочитаю качество.

«Из дорогих, наверно», — решил Амелин.

— «Рене Мартин» подойдет? — ехидно спросил он.

— Настоящий? — она кокетливо наклонила голову.

Амелин вздохнул, всем своим видом показывая, что вопрос неуместен и разлил коньяк. Поскольку девица вставать с кресла не собиралась, ему пришлось выйти из-за стола и подать ей рюмку.

Она потянулась за ней тонкими пальчиками и выпила, глядя Амелину в глаза. Вторая рюмка — это уже перебор, на случай, если остановит гаишник, но ведь он всегда может вызвать такси. А раз он вызовет такси, то, пожалуй, может задержаться с этой кошечкой на полчасика и обсудить, не стоит ли им перенести мальчишник на сегодня, чтобы не обременять себя долгим ожиданием.

Он чувствовал легкое опьянение и сладкую свободу. Неужели все это закончится через три недели, когда Зинка въедет в его дом? Обеды — это конечно прекрасно, но ведь на свете есть и другие радости. Амелин погладил девушку по ноге в шелковистом чулке и внутренне замер: что будет? У него никогда не было таких женщин: страшно молодых и как с картинки. Он никогда и не надеялся, что они у него будут. И вот на тебе, на старости лет… Хотя. Какие там годы.

Рядом с ней он чувствовал себя мальчишкой.

С той лишь разницей, что мальчишкой он никогда бы не решился даже посмотреть в сторону такой цыпочки.

— Ты.., из агентства какого-то, что ли? — спросил он ласково. — Давай еще по одной?

— Давай. А почему ты спросил про агентство?

Он ухмыльнулся:

— Адресок оставь, навещу как-нибудь.

Она расхохоталась:

— Разоришься.

Амелин с недоумением оглядел свой кабинет и костюм: неужели он производит впечатление человека некредитоспособного? Нужно подумать об этом на досуге, обсудить с имиджмейкером.

Но сейчас хочется поскорее заняться с барышней делом. Черт с ним, с мальчишником. Пусть представит, что из торта уже сиганула, и отработает свои денежки прямо сейчас. Он плотоядно покосился на кожаный диван и, представив, как по нему заскользят ее чулочки, зажмурился.

— Так ты из самых дорогих? — Он присел рядом с ней на стул и уже не отрывал ладони от ее ноги.

— Я — эксклюзив, разве не заметно? — Девица взлохматила его редкие волосы, и он окончательно потерял голову.

Такого мощного призыва собственной плоти он не слышал со времен подросткового периода, когда впервые ему на глаза попали порнографические картинки.

— Может быть, мы не станем ждать п-праздника, — запинаясь от волнения, произнес он. — Может, организуем праздник прямо сегодня? Сейчас!

Девушка посмотрела на него задумчиво.

— Хотите проглотить десерт в один присест? — спросила она сощурившись. — Нет, конечно, можете навалиться на меня прямо здесь, сделать свое дело в три минуты и всю оставшуюся жизнь потом жалеть, что так поторопились.

У меня своя программа…

— Хочу программу, — прохрипел Амелин. — Сейчас.

— Хорошо. — Девушка резко поднялась. — Тогда мне потребуется шампанское, взбитые сливки и шоколадная паста. К тому же я страшно голодна. Может быть, мы сначала посетим какой-нибудь уютный ресторанчик? Здесь на углу, кажется, есть что-то приличное. Если вы располагаете временем, конечно.

Амелин позвонил шоферу и велел привезти ящик шампанского и все перечисленное девушкой.

— Вы любите детей? — неожиданно спросила девушка, когда он ставил офис на сигнализацию.

— Обожаю. Но Бог миловал, у меня их нет…

«Как же, нет! Ах ты дрянь…» — остатки сомнений покинули Викторию, уступив место гневу. Этот негодяй получит по заслугам. Готов тратить бешеные деньги на девку, а собственному больному ребенку собирается выплачивать грошовые алименты. По улице они шли медленно. Виктории приходилось чуть ли не силой удерживать своего прыткого кавалера. Она незаметно взглядывала в стекла витрин, стараясь заметить, следят ли за ними. Будет обидно, если нет. Тогда придется все сделать самой… Но сможет ли она?

В кафе они пробыли полчаса. Назад возвращались так же медленно и неторопливо. Вика постаралась не привлекать к себе внимания охранника и проскользнула на лестницу, пока Амелин брал у того ключи.

— Симпозиум? — пошутил охранник, завистливо кивнув.

— Коллоквиум, — вздохнул Амелин. — Приедет Алик, пусть поднимется и оставит все у двери. Я сам заберу. Понимаешь? — доверительно шепнул он.

— А кто бы вас не понял! — развел руками охранник.

Несмотря на все ухищрения Вики, близость их заняла ровно пять с половиной минут, и чтобы повторить этот трюк у ее кавалера явно не хватало физической подготовки. Она еще исполнила для него несколько акробатических упражнений без шеста, отчего он пришел в полный восторг: глазами он был жаден. В конце концов они спустились вместе вниз, Вика шмыгнула мимо охранника, а на улице взяла Амелина под руку.

— Давай я отвезу тебя домой, — ласково предложила она. — Мой герой устал, — прибавила она льстиво.

— А как же ты потом? — лениво проявил он галантность. — Я живу на окраине, там и метро-то нет.

— Думаешь, меня никто не подвезет до дома? — удивленно спросила она. — Поехали.

У дома Амелин поблагодарил Викторию и записал номер телефона, который она придумала на ходу.

— У тебя горит свет? — спросил она. — Ты живешь не один?

— А-а… — протянул он и, не моргнув глазом, соврал:

— Домработница. Я просил ее дождаться меня. Она живет неподалеку, сейчас выпровожу.

— Молоденькая? — подняла брови Вика.

— Карга, — шепнул он, наклонившись к ней и целуя в шею. — Увольняю в конце недели. Так что милости прошу…

— Забегу, — пообещала Виктория туманно.

.Домой она вернулась глубокой ночью. Коттеджи, где жил Амелин, стояли на отшибе, у леса, и никакого транспорта там действительно не было. До дороги, где можно было поймать машину, Виктория шла добрые пятнадцать минут. Она шла быстрым шагом, стараясь не оглядываться, и каждой клеточкой своего сердца чувствовала, что она не одна на темной улице. Кто-то незримо сопровождал ее… И от ужаса у нее сводило скулы, и губы она искусала в кровь…

Цветок принесли на следующий день вечером.

Он был метровый, с оранжевыми прожилками.

Виктория спала, когда это случилось, а Дина, расписавшись за посылку, прощупала каждую складку бумаги. Ей почему-то казалось, что должна быть записка. Однажды он обязательно напишет записку… Но записки не было. Тогда она отломила цветочную чашечку, а ветку с листьями порезала ножницами на мелкие кусочки. Резала и приговаривала про себя: «Всем неверным мужьям за обиженных женщин! Чтобы каждый из вас знал и боялся… Чтобы от страха мысли не было взглянуть на другую! Чтобы вы все поняли, наконец, что такое женская ненависть!» Она чувствовала себя ведьмой, колдующей справедливость. Она поднимала поруганное знамя оскверненной женской гордости. И ненависть к неверным мужчинам была ее гимном, и молитвой, и проклятьем…

Еще через день Дине позвонила Катя. Захлебываясь переполнявшими ее чувствами, она умоляла Дину приехать к ней домой немедленно.

Зная, что Катя не может оставить сына надолго, но не желая показываться в ее доме. Дина назначила ей встречу в кафе, неподалеку от ее дома.

— Это ужасно.., то, что произошло. Я знаю, нельзя радоваться смерти, но я и не радуюсь, мне, несмотря ни на что, жаль Славу. Я радуюсь тому, что мой мальчик спасен! Мой сын будет ходить!

Она плакала и смеялась, сумбурно пересказывая историю вчерашнего дня, последнего, который она должна была провести в своем доме.

Амелин пришел с работы в полдень, собираясь лично проследить, чтобы Катя выехала в назначенный ей срок. Они с сыном в это время должны были уже вернуться от врача, но задержались, Катя вынуждена была признаться, что у нее нет денег на операцию. Врач вела мальчика последние пять лет, составила программу его лечения, став для них близким человеком. И вот теперь… Плакали обе. Катя, теряя последнюю надежду. Врач — забыв о гуманности своей профессии и проклиная Амелина на чем свет стоит. Потом обе долго пудрились и красились: мальчик не должен быть заметить их заплаканных глаз. Врач обещала наскрести собственных средств на телевизионную рекламу. Хотя Катя не верила в успех этого предприятия, пятнадцать тысяч долларов — слишком большая сумма.

Сын смотрел на нее с надеждой, когда она вышла из кабинета. Она везла его домой и думала только об одном: сейчас ей придется рассказать ему все. И о том, что они разводятся с отцом, и о том, что операции не будет. Она и так оттягивала этот момент до последнего. Дальше откладывать некуда.

Занятая своими мыслями. Катя не сразу заметила необычное скопление людей и машин возле их дома. Решила, что у соседей праздник и собираются гости, пока не разглядела милицейскую машину и «скорую помощь». Сын двигался с огромным трудом и терпеть не мог выбираться из машины при людях. Катя оставила машину неподалеку от дома и вышла узнать, что случилось.

Ее пропускали, перед ней расступались. Она удивленно смотрела на соседей, но никто из них не сказал ей ни слова. «Скорая» медленно отъезжала от дома. Слова милиционера никак не укладывались у нее в голове. Милиционер был молоденьким мальчиком, чуть старше сына — так ей по крайней мере казалось. Он говорил, что кто-то сломал шею, и она согласно кивала, не понимая, почему он обращается именно к ней.

— Я могу пройти домой?

— Я ведь объяснил вам…

И он начал сначала. Да, кто-то упал с третьего этажа и сломал шею. Это она поняла. Но никак не могла понять, почему ей нельзя домой. Но вдруг в голове молнией сверкнула мысль: Слава. И молоденький милиционер, объяснивший ей все, но забывший сказать о ком речь, произнес: «Ваш муж».

Это ее добило. Она села на ступеньки и заплакала. Да не тихонько, как привыкла в последнее время, глотая мелкие слезинки и надрывая сердце. Она завыла, раскачиваясь из стороны в сторону, как мусульманка, и рвала бы на себе волосы, если бы соседка крепко не обняла ее за плечи. «Этого не может быть!» — причитала Катя и, кроме Дины, ей некому было рассказать о том, что она пережила.

— Никому, верите, кроме вас — никому, — говорила она смеясь. — Меня как будто в могилу живьем закопали, а когда последний лучик надежды погас, вдруг выкопали обратно и сказали: живи и радуйся.

— Да, есть Бог, он все слышит, — кивнула Дина.

— Бог? Да о чем вы говорите?! Вы — мой Бог, Викторий — мой Бог.

— Да полно-те…. — отмахнулась Дина. — Мы-то…

— Не говорите, — зашептала Катя. — Богу я денно и нощно молилась. Он меня не слышал.

А вы услышали. И как вы сказали мне тогда: жди.

Катя перегнулась к Дине через столик.

— Я ждала. Ваши слова для меня были как Нагорная проповедь. Я ждала. И вот… — Она шептала совсем тихо. — Родная моя, вы спасли нас, мне вам руки целовать хочется. Я…

Катя была вне себя от счастья и действительно сделала попытку дотянуться до Дининой руки. Та спрятала руки под стол и так же тихо сказала:

— Катенька, не делайте глупостей. На нас люди смотрят. И послушайте: впереди еще много трудностей. Вам предстоит их преодолеть. Как вы видите свою дальнейшую судьбу?

— Нам главное — операция. А дальше — будь что будет.

— Нет, Катя. Вы должны получить все сполна за свои мучения. Завтра же я пришлю к вам своего адвоката. Пусть займется бумагами. Вы даже представить себе не можете, как вас могут облапошить добрые люди. Сан Саныч — высококлассный юрист.

Стоит недешево, но все деньги, которые вам полагаются после смерти мужа, выбьет вам до копеечки.

— Как это выбьет? — не поняла Катя. — Разве все не становится моим автоматически?

Дина вздохнула.

— Ах, святая простота. Отстали вы от жизни.

Посмотрите, сколько на ваше наследство найдется желающих: начиная от партнеров, уверяющих, что фирма гроша ломаного не стоит, заканчивая брюхатыми девчонками с заявлениями об отцовстве вашего бывшего.

Катя поморщилась:

— Господи, мне сейчас совсем не до этого!

— Я вам подошлю прекрасного пожилого мужчину: он деликатен, честен и умен. Он сможет подменять вас, пока вы будете заниматься делами. А о делах поговорим в другом месте. Запомните адрес: Декабристов, дом пять, квартира .. Только, пожалуйста, нигде не записывайте.

Через неделю, когда ваш сын ляжет на операцию, приходите туда. Я буду ждать вас. Кстати, познакомитесь с Викторией.

— Мне никогда вас не отблагодарить…

— Меня не нужно благодарить. Я ведь и сама прошла через жестокие испытания. Ваше счастливое лицо — вот моя награда. Пусть торжествует справедливость. А мы ей только немножко поможем. Вам пора к сыну. И помните, ни с кем не разговаривайте без Сан Саныча!