Андрей Рубахин скончался через пять лет, в начале марта. Ирочка обила все пороги, но так и не смогла добиться решения похоронить его на сколько-нибудь приличном кладбище. Литературные мостки были для Рубахина закрыты.

Дина встретила известие о смерти бывшего мужа с улыбкой. Она ждала этого дня давно. Она тщательно спланировала каждый свой шаг в этот день. И та самая улыбка, с которой она встретила известие о кончине Андрея, была тоже отрепетирована.

Виктория не хотела идти на похороны.

— Там будут чужие люди… — говорила она неуверенно. — Может быть, нам не стоит?

— Это наши похороны! — отрезала Дина. — Мы с твоим отцом прожили вместе двадцать лет.

А Ирочка, — Дина ядовито усмехнулась, — что ж… Считай, что она по доброте душевной взяла на себя все хлопоты, связанные с погребением. Одевайся!

С этими словами Дина бросила на кровать Виктории большие пакеты и сверху положила несколько коробочек приличных размеров.

Виктория заглянула в пакеты, раскрыла коробочки и ахнула:

— Мама! Что это?! Мы ведь на похороны собираемся, а не…

Дина посмотрела на дочь так, что та осеклась.

— Ради своей матери, — отчеканила Дина. — Ты все это наденешь!

Когда к Охтинскому кладбищу подкатил новенький «пежо», у ограды топтался десяток репортеров с фотоаппаратами и камерами.

— Мама, — Виктория была совершенно подавлена, — я не выйду из машины.

Дина, сидевшая рядом с водителем, обернулась к ней и глаза ее загорелись торжеством.

— Ты выйдешь. Ты обязательно выйдешь, — в голосе звучал металл.

— Это жестоко, — тихо сказала Вика.

— Жестоко? — взгляд Дины тяжело придавил дочь. — Наверно, это мне нужно было тогда умереть, правда? — спросила она вкрадчиво.

— Но, мама…

— Не сметь возражать мне, — прошипела Дина. — Это мои похороны!

Репортеры защелкали фотоаппаратами, как только дверца машины открылась и вышла Виктория. На ней был легкий песцовый полушубок, на матери, поверх парчового черного платья, — накидка из горностая. В ушах у обеих переливались крупные бриллианты.

Ирочка тем временем совсем заходилась от негодования. Мало того, что она мучилась столько времени с больным Андреем, впавшим в детство, два дня тому назад она узнала, что ни коим образом не может претендовать на зарубежные деньги — ни на правах законной жены, ни на каких других. В результате каких-то там проверок и экономических санкций счет был арестован. Если бы она узнала об этом чуть раньше, то не стала бы оплачивать такие пышные похороны, на которые ушла чуть ли не вся наличность.

И уж точно не заказала бы оркестр, опоздавший к назначенному времени на полчаса. Ирочка кусала губы, считая, что без Дины здесь не обошлось, и с тоской поглядывала на молодого мужчину, стоявшего в стороне. Его звали Вадимом.

Продолжится ли их бурный роман, когда он узнает, что она осталась без денег? Ведь они собирались стать партнерами и открыть клуб «Летучая мышь». Пятьдесят на пятьдесят. А теперь она без гроша… Да еще старая тетка, выжившая из ума сестра Рубахина, все шепчет со священным ужасом, что Дина непременно явится на похороны, и крестится поминутно. Какая же она дура! Не появится здесь Дина. Что ей тут делать?…

Когда оркестр все-таки заиграл, из-за деревьев показалась толпа репортеров, Ирочка оживилась, метнула на Вадима счастливый взгляд и выпрямила спину. Сегодня ей по крайней мере улыбнется счастье попасть на первые полосы газет.

Две женщины по-королевски двигались в окружении репортеров. Кто они? Неужели из администрации города? Может быть, сама жена мэра пожаловала? Ирочка поспешила им навстречу.

Если бы ей сказали, что Вика за три года превратилась из серой мышки в потрясающую красавицу, Ира никогда бы не поверила. Слишком она знала Вику. Зажатая, молчаливая, вея в себе и вечно у матери под пятой. Такие красавицами не становятся. Поэтому она с искренним восторгом смотрела на молодую высокую блондинку в шикарных мехах, шествующую среди репортеров. Она не узнала Вику. А вот Дину узнала, да и то, только когда поравнялась с нею. Лицо Дины было строгим и торжественным.

— И все-таки он был довольно талантлив, — снисходительно бросила она газетчице, скачущей рядом.

Сзади перешептывались:

— Только высокие души умеют прощать…

Я бы не сумела проявить такое великодушие после всего, что он сделал…

Ира едва не задохнулась от негодования. Дина по-хозяйски направлялась к разверстой могиле, царственно кивала знакомым, ошеломленно замершим вокруг, отвечала на вопросы корреспондентов. У края могилы она остановилась, театрально сложила руки на груди, опустила глаза.

Все разом умолкли. Дина заговорила и окружающие вытянули шеи, прислушиваясь'.

Ирочка протиснулась сквозь толпу, встала рядом с Вадимом. Теперь он был ее единственной опорой среди роя неприязненных взглядов. Дина закончила свою речь и только тогда, обведя взглядом собравшихся, заметила, наконец, Ирочку. Вернее — демонстративно не заметила ее.

Взгляд ее скользнул чуть выше и левее, задержавшись на лице Вадима. И нужно же было глупенькой Ирочке в этот момент взять его под руку…

Дина бросила в могилу горсть земли, и трое сизоносых мужичков дружно заработали лопатами. Дело было сделано. Завтра о ней напишут в газетах, называя великодушной вдовой Андрея Рубахина, вспоминая историю их разрыва, ссылаясь на первый роман Виктории и тем самым поднимая рейтинг ее книг. Дина могла бы радоваться своей мести, но молодой мужчина, лет тридцати, которого Ирочка держала под руку, перечеркивал ее радость.

Высокомерие и абсолютная уверенность в себе, деньги и власть — вот что она прочла в его лице. Ирочке, пока этот человек будет рядом с нею, все эскапады Дины безразличны.

Как она на него смотрит! Похоже, здесь пахнет любовью…

И тут Дину пронзило: она не сможет ни есть, ни спать, пока не отомстит Ирочке той же монетой, пока не уничтожит ее любовь, не растопчет ее надежды так же, как она растоптала жизнь Дины. Только как? Как!? Собравшись уходить, она снова украдкой взглянула на молодого человека и чуть не рассмеялась: тот не сводил глаз с Виктории…

Шествуя мимо побежденной соперницы, безутешная вдова была так рассеянна, что обронила носовой платок и не заметила этого. Через минуту ее нагнал молодой человек и вернул платок, а вместе с ним протянул свою визитную карточку…

В тот день, после похорон, мать и дочь почти не разговаривали. Дина теребила злополучный платок и разглядывала визитку. Клюнула рыбка?

Так быстро? Или подвох? Душу раздирали противоположные чувства. Одно из них требовало мщения — любой ценой, немедленно. И для этого все средства хороши. Пусть даже таким средством будет родная дочь. Другое чувство кричало об опасности. Проснулся самый древний женский инстинкт — чувствовать опасного мужчину на расстоянии. Он подсказывал: это вовсе не тот мужчина, которым можно вертеть по своему усмотрению. Совсем не тот! Но месть требует смелости, и Дина решила рискнуть, хотя материнский инстинкт кричал ей, что она совершает, быть может, не только глупость, но и подлость…