В такси Кира сидел впереди, а мы с Евой — сзади. Очень близко. Я всегда думал, что когда людям не по себе, то всякие там романтические глупости выветриваются из головы. Ничуть не бывало. Ева была слишком близко. Все это время мы старательно держали дистанцию, но сейчас, на заднем сиденье старенького Chevrolet, между нами будто плотину взорвали, и невозможно стало не падать вслед за мощной волной. Ева положила голову мне на плечо. И я почувствовал себя… ну не знаю, футболистом, забившим решающий мяч в финале чемпионата мира… Сердце ревело от восторга, как стадион. Да, свершилось. Все, это уже есть.

Материализовавшееся чудо для неверующего. Я осторожно обнял ее, и все сбылось. То есть я понял наконец, чего искал в этой жизни. Теперь я это знал точно. Потому что нашел. Ева — это не как все. Никто не может быть как Ева. Потому что Ева — это половина меня. Ее нельзя забрать, не лишив меня жизни.

Еще мгновение — и Ева подняла ко мне лицо, а я чуть наклонил голову к ней, уже ее дыхание было на моих губах, и…

Водитель затормозил так резко, что нас кинуло вперед. Тут еще Кира обернулся, объясняя что-то про нетрезвого пешехода… Волшебство мгновения исчезло. Ева отстранилась. А я все-таки не слышал Киру, сосредоточившись на своих ощущениях. Они были такие странные… Будто все это уже между нами было. Я бы мог сказать с уверенностью, как она целуется. Потому что я это откуда-то знал. Неужели все мы храним память о прошлых жизнях? Или я схожу с ума? Я прикрыл глаза и совершенно отчетливо вспомнил, как мы с Евой целовались… Вспомнил ли? Или вообразил? Может ли так разгуляться воображение у старого повесы, если он встретил свою единственную и неповторимую? Если вспомнил, то когда же?… А если вообразил — то все ли со мной в порядке? И разве можно помнить что-то из прошлой жизни так отчетливо, будто это произошло совсем недавно?

У меня было чувство, что я делаю сейчас что-то совсем сумасшедшее. Я нашел книжку, стал читать и не заметил, как шагнул на ее страницы. Книга втянула меня, и теперь я жил в паранормальном мире ее героев. И мне уже никогда не вернуться в мир обычных людей. И если я погибну на страницах этой книги, это будет по-настоящему.

— Роман, выходим, — Кира открыл дверь с моей стороны, и я, наконец, очнулся.

Я помог Еве выбраться из машины, и через какие-то хитрые дворики и переулки мы вышли на Малый проспект Петроградской стороны. Ну конечно, где еще мог жить коренной петербуржец Кира? Забавно, что мы знакомы с ним так давно, он столько раз приезжал ко мне, а я ни разу не удосужился спросить, где он живет. Знал только, что Кира петербуржец в четвертом поколении, о чем он один раз заикнулся, но, встретив непонимание этой странной гордости с моей стороны, больше об этом не упоминал.

— Ты живешь один? — спросила по дороге Ева.

Кира взглянул на нее как-то замысловато, долго подбирал слова, то есть молчал на ходу, а потом махнул рукой:

— Вот сейчас придем и сразу во всем разберемся.

Мне совсем не хотелось знакомиться с Кириными родителями. Я как-то не подумал о том что они, вероятно, существуют. И не исключено, что живет он с ними, и даже, возможно, в коммуналке, а мне сейчас совсем не хотелось, чтобы вокруг суетились люди.

У двери Кира достал ключ, и это был хороший знак. Но когда мы вошли в просторную квартиру, из глубины комнат донесся хриплый голос:

— Кирюша, это ты?

— Я, бабуль, — смешно пробасил Кира, смущенно покосившись на нас.

— Bac ждет множество сюрпризов, — предупредил он. — Кстати, — добавил шепотом, обращаясь ко мне, — на территории дома я не употребляю горячительных напитков, я вообще ничего не употребляю, — с нажимом сказал он, глядя как моя улыбка становится все шире и шире. — В пределах этого заповедника я пью только красное сухое вино. Запомнил? Тринадцать с половиной оборотов — ни больше, ни меньше.

В комнате скрипел паркет и что-то шуршало по полу и тихонько пищало. Бабушка Кирилла оказалась крупной женщиной, сидящей, как на троне, на самодвижущемся инвалидном кресле класса люкс, которых я много повидал в Европе, но впервые увидел в Питере. Да и одета бабушка была совсем не как подобает настоящей бабушке, потому что расклешенные джинсы сидели на ней без всяких отсылок к молоденьким внучкам одного с ней размера.

Мы с Евой вежливо поздоровались, и она пригласила нас в комнату. Небольшой стол в комнате был накрыт на четверых. По числу бокалов и тарелок с сыром и фруктами, к ним прилагавшихся.

— Мы, наверно, не вовремя, — начал я, но она прервала меня:

— Как же не вовремя, когда я стол успела накрыть? Вы как раз в самое время.

— Это бабушка для вас накрыла, — пояснил Кира отбирая у нас пальто.

А я смотрел на нее и думал о том, что где-то когда-то, возможно, ее уже видел.

— А мы с вами не знакомы? — спросил я.

Она усмехнулась.

— Ты меня узнал?

— Мне кажется, я видел вас несколько раз. Очень давно. Только не припомню — где.

— Да в разных местах, не вспоминай. Уж несколько раз в год ты наверняка меня замечал…

— Вы работаете в библиотеке? — предположил я наугад.

— Нет, но ты видел меня там пару лет назад. Я тогда еще могла ходить.

— А что с вами случилось?

— Да ничего особенного. Родилась, жила, состарилась, собрала целый букет болезней, и он меня подкосил. Инсульт, паралич. Я пытаюсь из этого вырваться, — поморщилась она. — Да видно — не судьба уже… Не в этот раз.

— Ну что вы, — попыталась утешить ее Ева.

— Да это сейчас неважно. Главное, чтобы у вас получилось все. Ну для начала давайте устроимся за столом, и, Роман, налейте нам вина. Это всегда успокаивает.

Я взялся за бутылку, а она продолжала:

— Я знаю кто вы и как вас зовут. Так что представляться вам не нужно. А вот мне обязательно нужно вам представиться. Меня зовут Валентина Дмитриевна. И мне восемьдесят два года.

Она приняла бокал, который я ей подал, и произнесла короткий тост:

— За знакомство!

Мы поискали глазами Киру, но она сказала:

— Он присоединится к нам позже. Ему не очень удобно все это… Его роль в этом деле…

— Роль? — спросила Ева.

— Неудобно — что? — уточнил я.

— Я столько раз репетировала этот разговор. Но почему-то всегда представляла, что говорю только с Романом. Если честно, я не была уверена, что вы появитесь. На этот раз…

Ее слова показались мне вступлением к чему-то еще. Но я не был уверен, что именно сегодня мне нужно что-то еще, кроме вот разве что бокала вина, запах которого я уже оценил. Кьянти. Вкус карнавала. Я с детства обожал Италию. К сожалению, жили мы там всегда совсем недолго. Один раз ездили отдыхать в заповедные места, однажды — на карнавал, с его сказочной атмосферой, и еще жили в каком-то маленьком городке, название которого я давно позабыл, зато помнил, как бегал по утрам к пекарю и стоял в очереди за чиабатой. Там меня всегда ожидало маленькое приключение — девочка. У нее были бархатные черные глаза и ресницы, как крылья бабочки…

Я сделал большой глоток вина, прикрыл глаза и принялся ждать, когда же оно волшебным образом преобразит меня…

— Роман, — позвала Валентина Дмитриевна. — Поговорим о вас. Времени не так много.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Да то же, что и вы. Вашу ситуацию. Давайте ее обсудим.

— Это Кирилл вам рассказал? — удивился я.

— Нет, мой дорогой. Это я рассказала Кириллу. А он мне еще сначала верить не хотел.

Она смотрела на меня совершенно серьезно, и я понял, что мы с Евой, кажется, снова попали в ловушку. У меня просто сердце замерло. Я теперь смотрел на Валентину Дмитриевну и уже не сомневался, что знал ее раньше, видел несколько раз, но никак не мог вспомнить когда и где, отчего тревога моя только возрастала.

— Хорошо, — начала она. — Не стану вас мучить. Мое лицо вам знакомо. Какое вам дело до старой бабки, встреченной где-то в парке, или в библиотеке, или в магазине? Не все ли они на одно лицо? Эти пожилые женщины, околачивающиеся повсюду? Конечно, вы смотрели на меня не раз, но — кто я такая, чтобы вы меня запомнили? И более того, скажу я вам, в мои планы совсем не входило, чтобы вы меня запомнили. Поэтому я и появлялась в самых разных местах в разном виде. Ну примелькалась, может…

И тут меня осенило:

— Вы были у нас дома! Вы говорили с дедом.

— И даже пили чай, — добавила она. — Да, однажды я отважилась и на такой шаг. Хотелось присмотреться к вам получше.

— Но зачем?

— Знаете, мы так давно знакомы с вами, что вы стали для меня чуть ли не ближе всех моих друзей и родственников. Как это ни смешно. Hy да что там… Итак, начну с главного. Кира уже пытался дать вам подсказку. Если человек гипотетически может перейти во времени из одного тела в другое, сохранив память каким-то замысловатым способом, связанным с концентрацией сознания и прочими хитростями, то, вы ведь понимаете, что если он не может протащить в следующую жизнь свое физическое тело, то наверняка не может протащить и ни один материальный предмет. Правильно? Такой предмет, например, как толстая тетрадь, дневник.

Она перевела взгляд с меня на Еву и продолжала:

— Однако эта материальная вещь существует и в первой жизни нашего оппонента, и во второй, и даже — в третьей.

— Да, — отозвалась Ева. — Кира как раз и предложил нам подумать над тем, как к ней попадал дневник.

— Она оставляла его у меня, — сказала Валентина Дмитриевна.

— Но этого не может быть. Вы, хоть и прожили длинную жизнь, не могли бы присутствовать в ее первой жизни. Вас тогда еще не было!

— Была, — улыбнулась она. — Мне было ровно три месяца…