Я непроизвольно затаил дыхание, ожидая неизвестно чего; того, быть может, что разверзнется бездна или рухнет на меня потолок. А что? Такое вполне возможно при нашем строительстве…

Даже сердце мое стало биться чуточку тише, как-то вдруг иссяк поток машин за окном, и потому наступившая тишина показалась зловещей. И в этой тишине я услышал едва уловимый звук, доносившийся из глубины моей пустой квартиры.

Минуту я соображал, что бы это могло быть. Отбросив в сторону дневник, как гремучую змею, я встал и, пытаясь двигаться бесшумно, пошел в сторону неизвестного звука.

Через мгновение мои мистические настроения рассеялись, а бытовые проблемы, которых я опасался больше любых мистических чудовищ, накрыли с головой. Сквозь пластиковые панели потолка в ванной сочилась вода, капли бились о кафельный пол, звук усиливала акустика просторной пустой комнаты. Вот тебе и ужас первого дня весны, а заодно и конец тихого вечера, который я собирался провести.

Взлетев по лестнице на верхний этаж, я приготовил постную мину и отточенные изысканной вежливостью ругательства, которые копились во мне с детства, не были обронены ни разу, а потому напитались ядом. Теперь они имели полное право на свободное хождение.

На первый, довольно продолжительный, звонок мне никто не ответил, а потому я прижал палец к кнопке звонка намертво, ожидая, когда же у хозяев сдадут нервы. Минута ничего не дала. Вторая прошла также бездарно, но мне не хотелось сдаваться, а потому я не отнимал палец от кнопки звонка целых три минуты, после чего в сердцах ударил дверь кулаком, и… О, чудо! Дверь открылась.

Я бы совсем не удивился, если бы увидел за дверью перепуганного ребенка или странную девчонку, которая сегодня изволила меня навестить. Да что там! В глубине души я был уверен, что увижу за дверью именно ее. И не столько потому, что мне хотелось все странности сегодняшнего дня списать на ее появление в моей жизни, сколько поймать ее за руку и доказать ей же самой, что она просто-напросто хотела со мной познакомиться.

Уж не знаю, почему мне в голову влетела эта шальная мысль, но мне не только не хотелось проверить ее истинность, как я поступал с любой другой гипотезой, мне хотелось отыскать неопровержимые доказательства ее истинности, вопреки здравому смыслу. Во мне проснулся вдруг азарт игрока, который пусть и принимает собственное наитие за прозрение, отдавая предпочтение красному перед черным, но испытывает абсолютную уверенность, что стальной шарик судьбы сегодня с ним заодно.

То, что за дверью никого не оказалось, смутило меня лишь на миг. Я шагнул в темный коридор и щелкнул выключателем. Под потолком вспыхнула одинокая лампочка, болтающаяся на белом проводе. Под ногами был голый цемент, по потолку тянулись широкие трубы вентиляции, лишь наполовину заделанные гипроком. Приблизительно так же выглядел мой коридор в начале ремонта. Вероятно, виновниками моего затопления стали нерадивые рабочие. Такое уже случалось в нашем новом доме, где три года к ряду шли бесконечные ремонты и сутками гремели дрели.

Я бросился к ванной комнате, навстречу ручейку воды, выбивающемуся из-под красивой двери, неуместной в ободранном коридоре.

— Господи! — громко произнес за дверью женский голос. — Скорее же!

Оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться, что, кроме меня, в коридоре никого нет, я глупо спросил:

— Здесь есть кто-нибудь?

— Конечно же есть! — раздраженно ответила женщина из-за двери. — Скорее выпустите меня!

Осторожно подергав дверь, я убедился, что она заперта изнутри.

— Я не могу вас выпустить, вы ведь заперлись.

— Да, я заперлась, — капризно ответила моя невидимая собеседница, — а замок сломался. И мне теперь отсюда не выбраться. Ломайте же дверь, чего вы ждете? Я сижу здесь уже битый час!

Я отошел на несколько шагов и обрушился на дверь тяжестью собственного тела. Это не помогло. Тогда я, изображая матерого каратиста, стукнул ногой куда-то в область замка, и лишь легкий треск был мне наградой, тогда как нога заболела всерьез. Дверь не желала сдаваться моим жалким потугам.

— Она мне не по зубам! — крикнул я. — Может быть, позвонить вашим рабочим?

— Вы с ума сошли, — взвизгнула женщина, — сегодня вечер пятницы, вряд ли кто-то из них еще лыко вяжет. Пожалуйста, милый человек, не бросайте меня, — ее голос стал медовым.

Таким голосом можно уговорить ограбить ювелирторг или зарезать лучшего друга. Я почти сдался.

— Попробуйте еще раз, там что-то уже хрустнуло, — посоветовала она деловито.

Я разбежался, прыгнув на дверь с размаху, пребольно стукнулся о ручку, но чудо все-таки свершилось, потому что я влетел в ванную и по инерции заскользил по мокрому кафелю, поймав по пути в охапку незадачливую хозяйку, закутанную в белое пушистое полотенце.

Проехав вместе с моей драгоценной добычей — огромные синие глаза на загорелом лице, какой-то божественный запах, шелковая кожа — до округлого края огромной ванной, стоявшей в углу, я приложил все усилия, чтобы не свалиться на пол, и это мне удалось.

— Ах, — выдохнула она мне в лицо, когда инерция моего разбега наконец иссякла, и я замер, стиснув ее в объятиях возле зеркального шкафчика.

Возникла пауза. Если мое положение и было нелепым, то назвать его неприятным я никак не мог. Мятное ее «ах» еще щекотало губы, а тонущее в пушистом облаке полотенца тело вызывало неподдельный интерес.

Она первой встрепенулась и, выскользнув из моих рук, рассыпалась в благодарностях. Я сообщил ей, что вода заливает мой коридор, и предложил поискать утечку…

— Кран я уже закрыла, — ответила она. — Больше лить не будет.

Мне потребовалось время, чтобы осознать: несмотря на потоки воды под ногами, все краны перекрыты. Она пришла мне на помощь не сразу, и в голосе ее сквозило великое раскаяние:

— А как бы вы поступили на моем месте? — Она жестикулировала правой рукой, небрежно придерживая левой полотенце на взволнованно вздымающейся груди, отчего я мало внимания уделял ее жестам и много — дыханию. — Я решила принять ванну, а когда собралась выйти… Я стучала и в дверь, и в стены, и даже в пол. Вы, может быть, слышали? Я даже руку разбила…

Она неожиданно резко протянула мне левую руку, на секунду полотенце двинулось вниз, и я похолодел, но правая тут же подхватила пушистые складки, и я подчеркнуто внимательно уставился на царапины, которые она мне предъявила, чтобы скрыть свой нездоровый интерес и неуместный румянец.

— У меня не оставалось выбора, — она теперь тихонько продвигалась в сторону двери, и я шел за ней как ганноверская крыса за мальчишкой с дудочкой. — Я заткнула все раковины и пустила воду, решив — будь что будет. Только так появлялся шанс, что меня найдут раньше понедельника. Разгневанные соседи найдут… Я, конечно, понимала на что иду… Хотя, знаете, я представляла себе разгневанных соседей несколько иначе…

Она говорила и отступала назад по коридору, я шел за ней, не заметив, как она шагнула в комнату. Я все поглядывал на ее правую руку, в тайне надеясь, что небрежность, с которой она выполняла функцию единственной булавки в ее наряде, вскоре даст какие-нибудь интересные результаты…

— Вы подождете, пока я оденусь, — сказала она, и тут только я осознал, что стою на пороге ее спальни — отремонтированной, шикарной, что она тянет дверную ручку, пытаясь закрыть дверь, а я ей мешаю.

— Мы сейчас все обсудим и уладим, хорошо? — её голос снова налился медом. — Там гостиная, — она ткнула пальцем в конец коридора. — Подождите, я быстро. Я отступил, кивнул и, отыскав гостиную, включил свет. И застыл соляным столбом посреди пятидесятиметровой комнаты, где всю стену занимала фотография моей новой знакомой, лежащей на огромном черном диване, призывно изогнувшись, словно ящерица, и без всякого полотенца на этот раз… Только черный пояс на талии и длинные бусы из крупного черного жемчуга…

Она не заставила себя долго ждать, вышла ко мне, рассыпаясь в извинениях, усадила в кресло перед стеклянным столиком, сама села напротив, ровнехонько под своей фотографией, на черный кожаный диван.

— Сначала — дела, хорошо? — спросила она так, будто я явился к ней на вечеринку.

Она положила передо мной визитную карточку с логотипом известной страховой компании.

— Даже не нужно туда звонить. В понедельник к вам придут мои рабочие, следа от протечки не останется, а люди из страховой компании уладят все остальное. Уверяю вас, — она широко улыбнулась, — вы только выиграете от этой неприятности…

— Похоже, я уже выиграл, — сказал я. — У меня очаровательная соседка.

— Тогда может быть, — она быстро встала и прошла к бару, — выпьем чуть-чуть. За знакомство, и, знаете ли, я ужасно перепугалась. До сих пор не могу прийти в себя. Вот, — она протянула мне рюмку коньяку и, когда я взял ее, провела ладонью по моей щеке, — руки до сих пор ледяные.

Ее прикосновение было неожиданным. Я выпил коньяк залпом. Она не села напротив, так и осталась стоять рядом.

— Вы торопитесь? — спросила она.

— Нет, — ответил я нарочито бодро и протянул ей рюмку: — Может быть еще?

Сказал от неловкости, не понимая уже хорошо, что происходит. Потому что между нами что-то явно происходило.

— Вы — пьяница? — спросила она обескураженно.

— Боже упаси! — Я попытался выбраться из кресла, но она положила мне руку на плечо и легонько толкнула обратно.

— Собственно, это не так уж и важно.

Она протянула мне свою рюмку, а себе налила коньяк в мою. Сделала маленький глоток.

— Как вас зовут? — спросила она.

— Роман, — ответил я.

— А меня…

— Инга, — не удержался я, — кивнув на фотографию за ее спиной. — Там написано…

Вот это все я еще мог осознать, помнил еще, как мы некоторое время сидели с этими рюмками… А потом все произошло как-то очень быстро.

Мы оказались у нее в спальне, и не совру, если скажу, что это была самая потрясающая ночь в моей жизни. Каждое ее прикосновение, каждое слово, каждый жест заводили меня снова и снова. Наверно, мы о чем-то говорили в коротких паузах, только я совсем не помнил о чем. Кажется, один раз она спросила, не ждет ли меня кто-нибудь. А я не ответил, а рассмеялся в ответ. Это было совсем не в моем характере, но я не был в эту ночь самим собой. Эта ночь творила со мной — что хотела. Моя партнерша была изобретательна и неутомима. Я таких не встречал никогда…

Утром я сбегал по ступенькам вниз, к себе. Наполеоном, не меньше. Я был почти уверен в том, что после пары часов короткого здорового сна я приступлю к работе. Парам-парам. Мне хотелось серьезно поработать впервые за последние месяцы, я знал, что написать, все слова разом дозрели и готовы были материализоваться.

Ева поднималась мне навстречу. Едва взглянула. Мне почудилось — презрительно. Кивнула высокомерно.

Мой кивок был уже — к пустому пространству, может быть, поэтому я почувствовал укол раздражения — от неловкости.

Уже у своей двери я понял, что радость моя улетучилась. Как кусочек карбида растворяется с шипением в лужице на радость детям. Чары рассеялись, и наваждение этой ночи схлынуло. Да эта Ева ведьма какая-то! Теперь божественная ночь этажом выше казалась мне событием незначительным, почти пошлым…

Засыпая, я еще подумал: как же ей это удалось? Почему она меня так раздражает? Я уснул, так и не сообразив, что же за ерунда…