Было около десяти вечера, когда Лариса постучала к Косте в комнату.
— Ну как? — нетерпеливо спросил он. — Что-нибудь прояснилось?
— Скорее запуталось еще больше, — ответила Лариса. — Вот, почитай.
Костя быстро пробежал глазами коротенькие послания. Да, недаром Туманова предупреждала, что родители Ларисы страшные люди. Если автор писем не страдает психическим расстройством, в чем Костя уверен не был, то человек он, похоже, крайне неприятный, если не сказать опасный. Неужели этот человек — отец Ларисы? Если это так, то можно считать великим счастьем, что он не принимал участия в ее воспитании.
— Что скажешь? — спросила Лариса, когда он закончил.
— Попахивает клиникой. Нелепые угрозы в чей-то адрес…
— В адрес Марты. Это она собрала нас под одной крышей. Нас было четверо.
— Неужели ты действительно поверила, что все вы были… э-э-э… братьями и сестрами?
— Возможно.
— Ты просто привыкла так считать…
— Не знаю. Ничего не знаю. Мы были такие разные. Леша… Он страдал каким-то странным заболеванием. Почти ничего не говорил, сидел целыми днями в своей комнате. Когда мы приходили к нему, он немного словно оживал. Глаза загорались. Но — и только. О таких людях принято говорить — неполноценный. Но я, все мы очень любили его. Полина делила со мной комнату. Она была мне и сестрой, и подругой. Такая слабенькая, нескладная, вечно попадала в истории… И еще — Данила. Наша гордость. Задачки по математике щелкал как орехи. В седьмом классе решил все задачи и примеры из десятого, и с ним стали заниматься по вузовской программе. Но случился пожар, и все они погибли. Мы искали их, обращались в горсправку…
— И что тебе отвечали?
— Что о них нет никаких сведений.
— Может быть, запрос был составлен неверно? Как ты…
— Костя, мне тогда было всего семнадцать лет. Я попала в большой город из леса. И мало о чем имела представление. Всем занималась тетя.
— Ты видела официальные бумаги?
— Нет. Она просто сказала мне… Ты думаешь?..
— Это легко проверить. Даже обязательно нужно проверить.
Лариса помолчала, не зная, как выразить свою просьбу.
— Помнишь, — сказала она, наконец, — я видела у тебя такой диск… ну ты еще сказал, что он предназначен для гипноза.
— Да, конечно.
— Я бы хотела… Знаешь, тогда все, что ты говорил, показалось мне до того странным… Но теперь мне так не кажется. Понимаешь?
Костя молча кивнул.
— Может быть, действительно стоит попробовать?
— Ты имеешь в виду гипноз?
— Да. Вдруг я вспомню что-то важное из детства? Я тебе не рассказывала… У меня бывают странные состояния, когда вдруг вспоминается в деталях какая-нибудь картина из прошлого…
— Можно попробовать прямо сейчас.
Костя обернулся к столу, встал, открыл шкаф и тут, сообразив что-то, хлопнул себя по лбу.
— Это была не моя вещь, — сказал он Ларисе. — Я уже сто лет назад должен был вернуть ее. В общем, похоже, когда здесь в последний раз были мои однокурсники…
— Марина забрала ее, да? — спросила Лариса.
Костя посмотрел на нее немного удивленно:
— Как ты догадалась?
Лариса усмехнулась:
— Если бы вещь принадлежала кому-то другому, ты бы запросто сказал: Васина или Мишина. А раз так старательно избегаешь назвать имя, стало быть… Здесь была только одна женщина.
— К сожалению, это так.
— Почему к сожалению? Разве ты не можешь к ней обратиться за помощью?
Выбор был крайне неприятный. С одной стороны — хотелось помочь Ларисе, с другой — совсем не хотелось беспокоить Марину. А с третьей стороны — не было никакого желания объяснять Ларисе, почему он не хочет обращаться к Марине. Пока Костя искал несуществующий выход из ситуации, Лариса подала ему телефонную трубку:
— Пожалуйста, позвони ей.
Марины не оказалось дома. Но ее мама узнала Костю и дала номер ее рабочего телефона. Номер был незнакомым. Еще год назад Марина читала лекции в педагогическом институте и ни словом не обмолвилась, что сменила работу. Правда, он и не интересовался…
Когда позвонил Костя, Марина собиралась домой. Но, узнав, что ему нужно, согласилась задержаться на работе и пригласила его приехать.
— Я не один, — извиняющимся тоном пробормотал Костя.
— А, — догадалась Марина, — с невестой? Ну, что поделаешь… Приезжайте. Жду.
* * *
Адрес, который назвала Марина по телефону, они отыскали довольно быстро. Но Костя засомневался, что они попали туда, куда нужно. Он-то предполагал, что Марина по-прежнему подрабатывает чтением лекций на каких-нибудь вечерних курсах, а офис, в который они попали, весьма напоминал салон черной и белой магии. Но все оказалось верно, и Марина, улыбаясь, встретила их в холле.
— Очень приятно, — она протянула руку Ларисе. — Прошу ко мне. Помогу, чем смогу.
— Что это? — обалдело спросил Костя, усаживаясь в кресло, — Кем ты тут э-э-э… числишься?
— Что-то вроде местной ведьмы, — отмахнулась Марина. — Так чем займемся? Полнолуние, полночь близится, самое время для колдовства. — Она с удовольствием потерла руки.
— Нас интересует гипноз.
— Так стоило ли ехать в такую даль? Ты ведь и сам кое-что умеешь.
— Понимаешь ли… Мы предполагаем, что Ларису в детстве вводили в транс определенным способом. Вот мы и хотели попробовать сделать это тем же способом. Может быть, это важно — кто знает.
— Если твоя невеста не возражает…
— Я не невеста. — Ларисе искренне хотелось снять напряжение, витавшее в воздухе. — Николай Савельевич не подпускает к себе врачей, поэтому пришлось пойти на обман.
— Любопытно, — протянула Марина, переводя взгляд на Костю. — Значит, не невеста?
— Нет, — ответил он коротко, но выдержать Марининого взгляда не сумел, отвел глаза.
— Хорошо, — хлопнула в ладоши Марина. — Костя, ты бы не мог оставить нас одних? Мне кажется, ты будешь мешать процедуре…
Костя вышел, а Марина принялась за подготовку. Включила музыку, установила кресло перед столом, передвинула лампу. Лариса наблюдала за ней с интересом.
— А вы действительно ведьма? — спросила она с улыбкой.
Марина замерла, обернулась и ответила совершенно серьезно:
— Все брошенные женщины со временем обязательно становятся ведьмами. Уж поверьте моему опыту. Только не каждая это осознает…
Она закончила приготовления и пригласила Ларису в кресло:
— Устроились? Свет не слишком яркий? Смотрим сюда. Начали.
Комнату наполнила нежная мелодия. Она звучала тихо, едва различимо. Перед Ларисой медленно вращался диск со спиралью. Она смотрела в центр, но ничего не происходило. Последние слова Марины не шли у нее из головы. Как это она сказала о брошенных женщинах? Все они становятся ведьмами? Значит, и Лариса тоже? Так продолжалось минуты две, и Лариса даже подумала, что они зря все это затеяли, зря потревожили Марину в такой поздний час, ведь ее, наверно, ждут дома…
Неожиданно Марина выключила музыку и развернула лампу.
— Что-то не так? — спросила она.
— Не получается, — виновато сказала Лариса.
— Что-то мешает, — прищурилась Марина. — О чем вы сейчас думали?
— О том, что вы сказали, про ведьм…
— Прекрасно, — усмехнулась Марина. — Я все испортила!
— Нет-нет, — горячо возразила Лариса. — Просто мне стало интересно, что вы имеете в виду? И как это получается…
— Хорошо, смотрите в центр. А я вам расскажу.
Марина снова развернула лампу и включила музыку. Спираль начала вращаться, музыка становилась громче, но Марина все молчала, и Ларисе показалось, что она забыла о своем обещании. Но тут она заговорила. Голос у нее стал глухим и низким, слова певуче растягивались:
— Это случается, когда ты остаешься одна и понимаешь, что обратно дороги нет. Сначала — все вокруг боль и обида. Но обида проходит, потому что любовь еще жива. Как же обижаться на того, кого любишь? А к боли постепенно привыкаешь и в конце концов перестаешь ее замечать. И однажды понимаешь, что в душе твоей только пустота, пустота и тени, пришпиленные булавками памяти. И ты уже не та, что была раньше…
* * *
Лариса вслушивалась в то, что говорит Марина. Голос убаюкивал, разливался бальзамом, уже не разобрать было слов, и все плыло перед глазами… «Похоже на обморок», — вспорхнула последняя мысль.
А дальше… Ей показалось, что где-то рядом пробудился вулкан. Нечто огненное заворочалось совсем близко, горячее дыхание окутало ее, и только последние проблески сознания тонкой перегородкой отделяли от неизвестного. Она продержалась всего лишь несколько секунд, наполненных страхом и отчаянием, яростно сопротивляясь ощущению собственной ничтожности. А потом, словно вдруг открыли шлюз, Ларису понесло в водовороте образов и видений. Она кувыркалась в безжизненном черном пространстве до тех пор, пока не поняла, как безумно счастлива… И тут же увидела Марту.
«Береги себя, моя девочка, — говорила та. — Вспомни теперь все, чему мы тебя научили. Ты сильная, ты справишься…» Рядом с Мартой стоял ее учитель и улыбался ей. Лариса поразилась, как она могла позабыть о нем. Ведь он учил ее таким поразительным вещам, столько времени они провели вместе… Как же она могла забыть? Это ведь просто невозможно!
Но Лариса не успела этого понять, пространство, окружающее ее, взорвалось немыслимыми цветами, потом каждое громадное цветное пятно уменьшилось до размеров крошечной точки и стало частью бесконечного белого полотна. Сердце Ларисы забилось так часто, словно наступал миг наивысшего ликования, и оно готово выскочить из груди. Она знала это, знала всегда и теперь предчувствовала… Вот оно! На белом фоне проступал знак, переливаясь из черного в фиолетовый и желтый; он взрывался мелкими красочными брызгами и снова собирался воедино…
* * *
Прошло уже несколько минут с тех пор, как Лариса вернулась к реальности. На ее губах играла легкая улыбка, она прекрасно слышала встревоженный голос Марины, но открывать глаза не спешила. Хотелось еще ненадолго продлить иллюзию того, что с ней только что происходило.
— Лариса, вы слышите меня? — спрашивала Марина срывающимся голосом.
— Да, — ответила наконец Лариса.
— Все в порядке?
Лариса открыла глаза. Марина стояла совсем близко и заглядывала ей в лицо. За ее спиной показался Костя:
— Ну и напугала ты нас!
— Напугала? — Лариса искренне удивилась.
— Тебя как будто током било, ты…
— Потом, — спокойно прервала его Лариса. — Дома расскажешь.
Она повернулась к Марине:
— Спасибо вам. Даже не представляете, как вы нам помогли. Извините за то, что отняли у вас столько времени. Нам пора, Николай Савельевич, наверно, волнуется…
С этими словами Лариса взяла Костю под руку и потянула к двери.
* * *
На улице она отпустила его и спросила:
— Так чем я тебя напугала?
— Ты сделалась на себя не похожа. Марина позвала меня. Казалось, что тебе больно или страшно. Но мы не могли вывести тебя из этого состояния.
Они долго шли молча, пытаясь поймать машину, прежде чем Костя спросил:
— Как насчет летучих мышей?
— Нет, — отозвалась Лариса. — Об этом — ничего. Но я теперь знаю, что нужно делать.
— Что же?
— Нужно найти их. Полину, Лешку, Данилу. Мы должны собраться вместе.
— Зачем?
— Пока не знаю, но уверена: когда мы соберемся, то разгадаем сразу все загадки.
— Откуда ты это знаешь?
— Мне сказали, — ответила она улыбаясь.
Пока они ехали в машине, Костя украдкой посматривал на Ларису и пытался понять, что же его тревожит? Она изменилась. Говорила иначе и даже двигалась по-другому. Но разве может человек поменяться за десять минут? Что там снизошло на нее, какое откровение явилось? Но больше всего его беспокоила ее последняя выходка. С чего она вдруг схватила его под руку и дала понять Марине, что они не просто случайные знакомые? У самого подъезда он все-таки решил спросить об этом.
— Я вот все хочу спросить… — начал Костя, но посмотрел на Ларису и осекся.
Она беззвучно смеялась.
— А я все думаю, когда же ты об этом спросишь?
— Тогда объясни, зачем…
— Наверно, эта женщина когда-то была в тебя влюблена. Ты, может быть, тоже, но что-то у вас не заладилось. Так?
— Ты угадала.
— Ну так не стоит снова подавать ей надежду в тот момент, когда она уже смирилась. Она не принесет тебе счастья. Она стала ведьмой, а значит, разучилась любить…
— А ты? — вырвалось у Кости.
— А я не разучилась, — ответила Лариса, быстро поцеловала его в щеку и, пока он не опомнился, потянула в подъезд. — Смотри, у Николая Савельевича еще свет горит. Пойдем скорее…
Костя поднимался за Ларисой по лестнице след в след, и ему почему-то казалось, что его шансы за этот вечер необыкновенно возросли…
* * *
У постели Марты Нина Анисимовна провела без сна уже почти целые сутки. Врач заходил редко, прятал глаза. Молоденькая сестричка смотрела виновато. Все это было похоже на приговор. Наверно, нужно было непрестанно обращаться к Богу или читать молитвы, но у нее не было ни абсолютной веры, ни уверенности, что это поможет…
Она прожила слишком длинную жизнь. В ней были счастливые минуты, когда, даже не поднимая головы, можно было сказать с уверенностью, что в небе парят целые стаи ангелов, ибо что же иное, как не их пение, наполняло жизнь вселенской радостью и великим смыслом. Но были в ее жизни часы, дни и целые недели, когда она близоруко всматривалась в пелену облаков или, напротив, в лубочную голубизну, наполненную искрящимся солнцем, и понимала: небо пусто. Нет никакого высшего смысла во всем, что творилось, одна только бесцеремонная несправедливость заправляла всем. Все призывы были напрасны, и сердце изверилось…
Теперь же от отчаяния ее ограждало лишь собственное сердце, не желавшее мириться ни с очевидным, ни с неизбежным. Сердце, где затаилась призрачная надежда, которая умирает последней. И ей нечего больше было предложить Марте.
Большое кресло она поставила рядом с ее кроватью и вот уже целую вечность держала ее за руку, пытаясь отыскать те единственные слова, которые смогли бы помочь ей вернуться.
И вдруг ей показалось…
* * *
Внизу, в приемном покое, плакала пятилетняя девочка. В детском саду ей сделали прививку, а вечером поднялась температура — тридцать девять и девять. И очень разболелась голова. А на месте укола вздулась огромная красная шишка. Мама растерялась и привезла ее в ближайшую больницу. Но оказалось, что эта больница — только для взрослых, и нужно ехать совсем в другую, очень далеко. Им пообещали машину, но машина слишком долго не приезжала, а девочка плакала все это время, обхватив мамину шею руками и прижавшись своей горячей щекой к ее щеке. Ей не хотелось расставаться с мамой… И очень болела голова…
* * *
Во двор въехала машина скорой помощи. Молодая девушка выпрыгнула из кабины и направилась к входу. Настроение у нее было распрекрасное. Практика заканчивалась, девчонки ждали наверху, и сегодня, наконец, они соберутся всей своей веселой компанией. Шофер всю дорогу сыпал анекдотами, и теперь ей словно смешинка в рот попала — она готова была смеяться по каждому поводу и даже без него. На полдороге к зданию больницы она замедлила шаг. Странный старикан бродил под окнами и что-то бубнил себе под нос. Девушка прислушалась и прикрыла рот руками, чтобы не покатиться со смеху.
«Девочка моя, — шептал старик, — милая моя девочка…»
* * *
Нине Анисимовне показалось, что по палате почти неуловимо пронесся легкий ветерок. Едва заметно качнулись занавески. Лист бумаги на столе чуть вспорхнул. Она тряхнула головой. Неужели последствия бессонной ночи? Огляделась. Форточки закрыты, дверь тоже. Но воздушная волна прошла снова. На этот раз — явственно ощутимая. «Этого не может быть, — сказала себе Нина Анисимовна, — но если бы у меня в руках была свеча, то она несомненно бы погасла… А это значит… Он пришел!»
Неуверенной походкой, пребывая в сильнейшем волнении, она подошла к двери и выглянула в коридор. Там никого не было. Лишь из комнаты медсестер доносился веселый смех практиканток…
— …а внизу, у самого нашего подъезда, — хохоча, рассказывала девчушка, — ходит дедок и бурчит: «Девочка моя, милая моя…»
— Представляю я себе его девочку, — хихикала в ответ другая. — Милая такая, морщинистая и сварливая!
— А может, это он внучке? — откликнулась третья.
— Ой, мамочка родная, — спохватилась четвертая. — Там ведь девочка внизу с температурой! Я им транспорт пообещала…
* * *
Мама плакала вместе с девочкой. Ей тоже не хотелось расставаться с дочкой. Она представляла ее одну, на больничной кровати, без любимого плюшевого мишки и заливалась слезами. Да и машину все не давали. Забыли они там про них, что ли? Мама даже не заметила, когда дочка перестала плакать.
— Мамочка, пошли домой. — Девочка разжала ручки, слезла с маминых колен и потянула ее за руку.
— Что ты, глупенькая, мы сейчас поедем в больницу.
— Не хочу в больницу, у меня уже все прошло.
«Боится, маленькая моя», — с тоской подумала мама.
— Так быстро пройти не может, — сказала она девочке сквозь слезы, снова усадила ту на колени и обняла.
— А у меня прошло, — не сдавалась девочка и вырывалась. — Пойдем!
Мама пощупала лоб дочки. То ли жар спал, то ли она просто больше его не чувствует…
— И головка не болит? — спросила она девочку.
Та тряхнула кудрявой головой:
— Не болит.
Мама развернула девочку спинкой и задрала свитерок. Под лопаткой, где еще полчаса назад расплывалось большое красное пятно, не было никакого следа.
— Как же это? — радостно шептала мама, уводя девочку из больницы. — Было и прошло.
— Налетел такой хороший ветерок, — объясняла ей дочка, — и вылечил…
* * *
Нина Анисимовна выглянула в окно. Первое, что она увидела, это женщина, которая шла по освещенной дороге. Рядом с ней семенила маленькая девочка. Вдруг они взялись за руки и закружились, как две подружки…
Внизу, под окнами больницы, фонари не горели. И Нина Анисимовна долго вглядывалась в темноту, пока не заметила темный силуэт… Хотела влезть на подоконник, открыть форточку и крикнуть: «Мы здесь». Но потом подумала: «Да он ведь знает, иначе бы не пришел…»
Она подняла руку и помахала тому, кто бродил в темноте…
Через несколько минут она уже спала в кресле, рядом с постелью Марты. И сон ее был удивительно спокоен, впервые за последние дни…