Лос-Анджелес, сегодня

– Все кончилось хорошо? – спросила я, когда Бонни замолк.

Он задумчиво улыбнулся, пожал плечами:

– То, что закончилось – да. Мама с папой поженились через неделю. Правда, тихо не вышло, дядя Джузеппе не позволил. Устроил брату настоящую сицилийскую свадьбу, с танцами и гулянием до утра.

– Никогда не видела настоящей сицилийской свадьбы, наверное, это очень красиво.

– Еще бы. Особенно когда дарят подарки. – Бонни хмыкнул и отобрал у меня травинку, которой я его щекотала, сунул в рот. Я сорвала новую и тоже принялась ее жевать. – Представь: вся деревня приносит козлят, ягнят, цыплят, котлы и сковородки, полотенца и скатерти, даже мебель – комоды, табуретки и прочую ерунду. Все это складывается в огромную кучу перед столом, за которым сидят новобрачные, и каждый даритель сначала говорит речь. Ну там желают счастья, плодородия, долголетия. – Козлята тоже в кучу?

– Не-а, только цыплята в коробках. Помнишь, я рассказывал про козла по имени Козел? Его подарил дядя Джузеппе вместе с новеньким пикапом и деньгами на ремонт дома. Пригнал машину под восхищенные вопли соседей. Сам. А козленка вручил маме. Она его сразу так и назвала: козел по имени Козел. Знаешь, мне кажется, он до сих пор ее любит. Дважды овдовел, трижды развелся, сейчас женат в шестой раз, и все ему не то… Бедняга Адриано, вот кому досталось, так досталось.

Бонни снова замолчал, закинув руки за голову и грустно улыбаясь.

– Бедняга Адриано, который чуть тебя не убил? Вот не думала, что ты настолько смиренный католик.

– Кто смиренный, я смиренный? – Бонни хрюкнул. – Ага. Воплощенная добродетель!

– Да-да. Возлюби врага своего, подставь вторую щеку и все такое.

– Я очень плохой католик, mia bella. Знаешь, в чем мой самый большой грех? Я не убил Адриано, хотя мог бы. Испугался, что мне придется занять его место, и сбежал. Тогда мне казалось, что это правильно – исчезнуть с горизонта, дать ему то, что он хочет. Но я ошибался.

– Ты жалеешь, что не ввязался в криминал? Не верю.

– Нет. Не жалею. Просто моя чистая совесть оплачена слишком дорого. Только полный дурак мог думать, что если Адриано получит желаемое – он успокоится и станет нормальным человеком.

– Я все же не пойму. Ты жалеешь Адриано или жалеешь, что его не убил?

Бонни хмыкнул и привлек меня к себе.

– Разве я похож на человека, который о чем-то жалеет? Боже упаси. Я просто понимаю, почему Адриано стал таким психом. Дядюшка постарался на славу, и синьора Лючия, пока была жива, от него не отставала. Оба ее сына, что Адриано, что Николо – конченые отморозки. Вокруг них всегда враги, все вокруг виноваты в их неудачах, все только и думают, как бы отнять у них любимые игрушки, все завидуют и злоумышляют… Представь, что чувствовал бедняга Адриано, которому по пять раз на дню любимый папа твердил: Бенито старше, Бенито умнее, Бенито лучше кушает кашку и ходит на горшок, Бенито уже умеет считать до десяти, а ты – нет. И с другой стороны мать: Бенито крадет любовь твоего папы, Бенито отберет у тебя наследство… Бенито петуха на тебя натравил, дальше будет только хуже!

Помотав головой, Бонни горько рассмеялся.

– В смысле петуха натравил?

– В смысле сам дурак, нечего было лезть. Что, тебе и это рассказать?

– Мне все рассказать! Я, может, хочу про тебя книгу написать. Толстую и умную. Как у британских ученых.

– Ну, раз британские ученые, как тут откажешь?

– То есть ты согласен, чтобы я написала о тебе книгу?

– Только если ты меня поцелуешь.

Мое глупое сердечко в очередной раз дрогнуло. Вот как он умудряется быть таким… таким… козлом сицилийским! Нежным, заботливым, веселым и откровенным, невероятно сексуальным, обалденно гениальным козлом. За почти полтора месяца наших свиданий вслепую мы стали близки так, как никогда и ни с кем у меня не случалось. Мы разговаривали обо всем на свете, смеялись, пели караоке, купались в океане и бродили по городу, и все время – разговаривали. Мне с каждым разом все труднее было обходить молчанием его «инкогнито» и не признаваться – кто я. И с каждым разом все проще. Потому что будничный Бонни Джеральд оставался все тем же наглухо закрытым от всего мира гениальным козлом. Больше ни разу не случилось горячих взглядов поверх голов, и в «Зажигалке» после работы он тоже меня не видел. Кивал, вежливо улыбался и игнорировал. Как мебель.

Больно.

Я даже не думала, что будет настолько больно.

После всех его «я вижу тебя сердцем» и «любой твой каприз, мадонна» встречаться с ним на репетициях мне уже совсем не хотелось. Надежда как-то совместить воскресное помешательство с будничной реальностью растаяла. И, пожалуй, я бы даже не отказалась сейчас от свидания с Ирвином, хотя бы ради того, чтобы желали именно меня, а не безликую мадонну.

И я ни на грош не верила, что Бонни в самом деле все равно, кто я и как выгляжу. Если бы он хотел меня найти, давно бы нашел. Не надо быть частным детективом, чтобы прижать Дика к стенке или найти видео с камер в тех ресторанах или клубах караоке, куда мы время от времени заходили. Но… мое инкогнито все еще при мне. От этого мне немного грустно, зато мой роман о Бонни Джеральде пишется просто отлично. Уже две трети, еще немного – и доберусь до финала. Насквозь сказочного, прекрасного финала, в котором Бонни победит своих демонов и споет Эсмеральдо.

А пока – я его поцеловала. Мы провели вместе еще один волшебный день и еще одну волшебную ночь. Вот только наутро…

* * *

Я проснулась рано, есть у меня такая счастливая особенность: если очень надо, я просыпаюсь без будильника практически в назначенное время. Но в этот раз я проснулась одна.

Прислушалась к тишине, не желая верить, что он ушел. Вот так просто взял и ушел. Наверное, проснулся, открыл глаза, увидел меня… и предпочел удалиться по-английски, не задавая глупых вопросов и не давая глупых ответов.

Что ж, все логично и предсказуемо, правда же? Я знала, что именно так все и закончится. Просто очень надеялась, что не сегодня. Что у меня будет еще несколько недель сказочного, сумасшедшего счастья…

Почему-то вспомнилось, как я первый раз привела его в караоке. Выбрала самый затрапезный клуб, откуда неслись самые ужасные звуки. Было это где-то в переулках около бульвара Сансет, я не слишком обращала внимание ни на место, ни на название – ведь рядом был Бонни, а когда рядом Бонни, весь прочий мир становится совершенно неважным… нет, я не буду плакать, нет, я сказала!

А Бонни был такой смешной, когда делал ножкой и «я не умею петь»…

– Ну и что? Я тоже не умею. И они не умеют. Мне наплевать, я хочу слышать тебя. Идем!

– Это будет ужасно, мадонна. Если что, я предупредил.

Фыркнув, я потерлась об него бедрами и шепнула ему в губы:

– Я хочу твой голос, Бонни. Когда ты поешь, ты – во мне. Я чувствую тебя здесь и здесь, – я коснулась его пальцами сначала своей груди, а потом низа живота.

Его дыхание участилось, он прижал меня к себе, но я его оттолкнула.

– Потом, Бонни. Сначала спой для меня.

Это было безумно прекрасно. И когда он пел, и после, когда мы занимались любовью в женском туалете, заблокировав дверь очень кстати подвернувшейся шваброй. Я чувствовала себя школьницей, влюбленной в рок-звезду. Или просто влюбленной школьницей. И верила, что моя любовь взаимна. Не может же быть, чтобы это все было только игрой, правда?

А теперь он ушел. Просто взял и ушел, ни слова не сказав. Хотя какие тут могут быть слова…

Все, хватит. Пострадали – достаточно. У меня куча дел! Для начала поехать к Филу, уволиться из труппы, все равно со сценарием ничего больше делать не надо, спектакль почти поставлен. Не смогу я после сегодняшнего утра делать вид, что ничего не было. И работать с Бонни не смогу. Ничего, они с Томом прекрасно справятся без меня, а я буду больше писать. С этими свиданиями мне и романом-то заниматься было некогда, так что все к лучшему.

К лучшему, я сказала! Слезы утереть, умыться холодной водичкой… Не обращать внимания на пустоту внутри и отчаянное желание забраться маме на ручки и поплакать. Ерунда все это. Я взрослая, обойдусь сама. Справлюсь. И не с таким справлялась!

Еще бы самой в это поверить…

Я заставила себя встать и дойти до ванной. Открыла дверь, давя в зародыше идиотскую надежду увидеть там Бонни – мало ли, он решил с утра пораньше принять ванну? В тишине. И в темноте. Мало ли! Вдруг!

Разумеется, его там не было. И, разумеется, слезы хлынули новым потоком. Водопадом. Потопом. Черт, черт! Почему я такая дура! Ненавижу!

Холодная вода. Умыться. Не помогает – принять душ. Ледяной. Быстро включаем воду, хватаемся за стеночку, чтобы не снесло, и считаем до ста. Нет, до двухсот!

Я вылезла из душа на цифре сто сорок девять. Мир стал ясным, прозрачным и звенящим, как сосулька. Ни одной мысли, кроме «холодно!» в голове не осталось, слез – тоже. Замерзли, туда им и дорога. Кинув случайный взгляд в зеркало, увидела там нечто синенькое, в пупырышку и дрожащее. Надо же, а я и не заметила, что дрожу. И ладно.

Завернувшись в махровое полотенце, я вышла обратно в гостиную… и замерла на пороге, зажмурившись: на все бунгало пахло свежим кофе с имбирем, кардамоном и мускатным орехом. У меня глюки? Или я дура и паникерша?

Определенно дура и паникерша, потому что открыть глаза и убедиться, что никого тут нет, а запах принесло в открытое окно – страшно. Я же опять буду плакать. Не хочу.

Не знаю, сколько бы я простояла на пороге ванной, если бы откуда-то из соседней комнаты не донеслось:

– Ma`bella?

Распахнув глаза, я побежала, ни о чем не думая, на голос. И обнаружила идиллическую картину: Бонни в джинсах, фартуке и босиком хозяйничает на кухне. Маленькой, уютной кухоньке, обнаружившейся за дверью «в кладовку». Ну, мне показалось, что там кладовка, я не заглядывала, не до того было.

Стоя ко мне спиной, Бонни сосредоточенно разливал свежесваренный кофе по кружкам. На столе уже стояли круассаны и омлет, явно заказанные в местном ресторанчике. Лента, которой обычно были завязаны его глаза, переместилась выше, придерживая волосы.

– Я сварил тебе кофе. Тебе не обязательно убегать без завтрака.

Господи. Он не ушел. Он просто решил обо мне позаботиться. Сварить мне кофе. Господи. Почему он такой?.. Почему я люблю его так сильно, что снова готова плакать – от счастья, что он здесь. Хотя бы этим утром.

Мне даже на миг захотелось, чтобы он обернулся и увидел меня. Чтобы не умирать еще тысячу раз от страха. Прожить это однажды и узнать точно. Но он не обернулся, так и стоял ко мне спиной, но повязку на глаза не отпускал.

Я подошла, уткнулась лицом ему в шею, обняла за пояс.

Он едва заметно вздрогнул, накрыл мои руки ладонью.

– Холодная, как лягушка. Мадонна? – он замер на несколько секунд, словно не решаясь что-то сказать или спросить. А потом развернулся и прижал меня к себе, обнял, потерся лицом о мои волосы.

Настала моя очередь замереть. Я, кажется, даже дышать забыла – в голове билась одна единственная мысль: он меня узнал? Узнал – и он все еще здесь? Господи, спасибо тебе!

– Мадонна… – Он нашел мою руку, прижал к губам, а потом положил себе на лицо. На закрытые глаза. – Позволь мне увидеть тебя.

Обида. Разочарование. И снова – страх. Я ненавижу тебя, Бонни! Только что все было так хорошо! Вот почему, почему ты не сделал этого сам? Зачем ты спросил?

– Нет. – Я двумя руками опустила повязку ему на глаза, не обращая внимания на его разочарование и обиду. Пусть так. Лучше немного разочарования сейчас, чем много – когда он меня увидит. При всем желании верить в чудеса, я в них все равно не верю.

– Почему? Ты же хочешь большего, я чувствую. Чего-то такого простого, обыденного и скучного, вроде ежеутренних поцелуев со вкусом зубной пасты. – Он взял мое лицо в ладони, словно заглядывая мне в глаза; в его голосе слышалось почти что отчаяние. – Почему ты отказываешься? Что я сделал такого, что ты мне не доверяешь?

Проведя обеими ладонями по его лицу, я закрыла ему рот пальцами.

– Просто нет, Бонни. Не проси.

Он поцеловал мои пальцы, прижался к моим рукам щекой.

– Дело ведь не в свободе и сказке. В чем-то другом. Ты боишься. Это очень просто лечится, мадонна. Один взгляд – и все пройдет. – Он с кривой улыбкой потянулся к повязке, но я схватила его за руки со всей силой, почти повисла на нем. Страх захлестнул меня с головой, я толком не соображала, что и зачем делаю.

– Нет! – И, чуть опомнившись, отпустила, отстранилась. – Ты можешь сейчас меня увидеть, Бонни. Но это будет ровно один раз. Ты снимешь повязку, и мы расстанемся. Не потому что я хочу с тобой расстаться, а потому что… просто иначе не получится.

– Как все сложно-то. Давай ты объяснишь мне простыми словами, как для придурка. Может, тогда я пойму. И давай выпьем кофе, пока он не остыл.

Я молча подтолкнула его к стулу, поставила на стол кружки с кофе – он все еще был горячим. Отпила глоток: вкусно. Самый вкусный кофе в моей жизни. В глупой, идиотской, трусливой жизни. Я же хочу, чтобы он меня увидел! Хочу, чтобы он называл меня по имени, хочу этих проклятых поцелуев со вкусом зубной пасты. Каждое утро! И до истерики боюсь встречи лицом к лицу. Потому что…

– Ладно, простыми словами. – Я вздохнула и отпила еще кофе. – Сейчас я для тебя – прекрасная незнакомка. Не знаю, что ты себе представляешь, но на самом деле я не такая. Нет, я не старая и не страшная, у меня нет родимых пятен на половину лица или носа, как у Сирано де Бержерака. Все намного хуже, Бонни. Я – обыкновенная. Одна из миллиона девушек, на которых ты даже не посмотришь. Я не умею танцевать, петь или играть на гитаре, не умею готовить пасту по-сицилийски… вообще не умею готовить. Во мне нет шарма или блеска… Ничего такого, Бонни. Обычная девушка. Заурядность с мелкими проблемами и глупыми желаниями. Без флера тайны тебе станет скучно через час.

Он покачал головой, грея руки о кружку с кофе.

– Все это не мешало нам до сих пор, но внезапно станет важным, когда я увижу твое лицо, да? Ведь на самом деле ничего не изменится, mia bella. Твой голос, твое тепло, твои слова, твои поцелуи, все останется прежним. Все, что… все, что я люблю в тебе. Просто ты перестанешь бояться, и мы станем еще чуть-чуть ближе.

«Люблю в тебе»

«Люблю»

Он впервые сказал это вслух. Так обыденно. Так сладко и горько. Именно сейчас, когда мне кажется, что это наше последнее утро.

«Люблю» Он никогда не сказал бы этого слова мисс Кофи. Вот подарить капральский значок – он может. Даже пару раз сказать спасибо за печеньки. И – не замечать.

– Ты тоже боишься, Бонни. Так что ты прекрасно меня понимаешь.

– Понимаю? – Он хмыкнул и покачал головой. – Да. Я боюсь тебя потерять.

– Ты боишься петь. Хотя и знаешь, что это глупо. У тебя великолепный голос. Знаешь, если бы ты пел на сцене, я бы приходила на все твои концерты.

– Приходила, слушала и пряталась?

– Нет. – Я накрыла его руку своей. – Я приду на твое первое выступление, Бонни. Даже если мне придется для этого лететь на другой конец света. Приду к тебе, и ты меня увидишь. Я обещаю.

– Тебе так важно… ты правда хочешь?..

– Да. Очень хочу.

Я перегнулась через стол и поцеловала его в губы. Горячо. Нежно. Безумно сладко. А он поймал меня, усадил к себе на колени, и через несколько головокружительных минут, в которые я не могла думать вообще ни о чем, кроме него – близкого, любимого, необходимого мне, как воздух! – шепнул мне на ушко:

– Ты обещала.