Подняв взгляд от бумажных стаканов и пакета из «Сабвея», я встретилась с насмешливыми глазами благородного серого цвета. Милорд изволили оглядеть бардак в комнате, слегка приподняв бровь, и улыбнуться.
Я улыбнулась в ответ. Мило и непринужденно.
– Спасибо за заботу. Ты пришел за своей рубашкой? – я опустила взгляд на его супердемократичную футболку от «Lacoste» и дешевые джинсы, всего-то баксов за тысячу.
– Оставь, она тебе идет. Спорим, ты не завтракала?
Я пожала плечами. Толку спорить, если мне было не до того. Да и кофе весьма кстати. Или кто-то думал, что я сейчас буду прятать глаза, краснеть, бледнеть и падать в обморок? Ага, ждите. Я взрослая девочка, как хочу – так и дурю. Хоть с десятью мулатами!
Так что я взяла у Ирвина из рук пакет, поставила на столик около кровати – другого все равно не было – и села в плетеное креслице рядом, махнув на заваленную шмотьем кровать.
– Больше садиться все равно некуда, а это можешь подвинуть. Приятного аппетита, – сказала я, достала из пакета верхний сэндвич и вцепилась в него зубами. Очень, очень вкусный сэндвич с тунцом!
Спрашивать Ирвина, за каким фигом приперся, я не стала. Это невежливо. Да и мне не слишком интересно. Готова спорить, сейчас прозвучит еще одно предложение типа «вы привлекательны, я чертовски привлекателен, айда на сеновал». Тем более что этой ночью мы там уже побывали, и довод «я тебя не хочу» рассматриваться не будет, как неактуальный.
Плевать. Я просто не хочу. И знать, что сказал Бонни, когда услышал мою фамилию – тоже. Мне гораздо интереснее, с чем второй сэндвич, какие-то они маленькие! А если Ирвину хочется что-то мне сказать, пусть. Мешать тоже не стану.
Но Ирвин непринужденно уселся на кровать, укусил второй сэндвич, и словно бы совершенно не собирался ничего больше говорить. И хорошо, и ладненько. Не очень-то и хотелось.
Завтрак мы прикончили одновременно, так и не сказав друг другу ни слова. Я даже подумала, а не обидеться ли мне? Между прочим, всякий уважающий себя герой любовного романа сейчас бы признавался мне в любви, звал замуж или хотя бы на Гавайи. Да хоть на сеновал, раз уж роман у нас эротический. А этот? Вот что он молчит?
Фыркнув, я поднялась и направилась к чемодану, обходя кровать по дуге и не глядя на Ирвина. Так только, краем глаза отметила, что он довольно ухмыляется и… что? Что он делает?! Какого черта он разлегся на моей кровати поверх моих шмоток?!
– Слезьте с моей юбки, милорд. Вы не котик.
– Билет в Румынию уже куплен?
Со шмоток он так и не слез, а ухмылка стала еще наглее и веселее. Черт. Еще бы не помнить, как он выглядит без джинсов… и как он пахнет… и… черт! Этой ночью мне хватило секса на месяц вперед, у меня все болит, я не хочу прямо сейчас проверить, какого цвета у него трусы и есть ли они вообще!
– Нет, мне не нужна компания.
– В Румынии отвратительная погода. На следующей неделе я собираюсь в Нью-Йорк, полетели со мной.
– Нет. Я не… мы не можем быть вместе, Ирвин. – Я опустила глаза. Не хотела смотреть на него, казалось – я говорю что-то не то, неубедительно, неправильно. Как будто тут в принципе может быть что-то правильное, когда я хочу двух мужчин сразу!
– Хотя бы не говоришь, что тебе со мной плохо, – он тихо хмыкнул. – И что ж нам мешает?
Я могла бы сказать: мы слишком разные, мы не поймем друг друга, – но это было бы чистой воды вранье. Мы разные, но нам хорошо рядом. Вместе. И в постели тоже.
Единственная причина – совсем не в этом, а…
– Я люблю Бонни, – сказала я и посмотрела Ирвину в глаза.
– Я тоже люблю Бонни. Видишь, как много у нас общего.
На мгновение я зависла. Да уж, умеет Ирвин поставить все с ног на голову. И заставить меня краснеть – тоже. Слишком хорошо я помню это «общее»… боже, я в самом деле занималась любовью с ними обоими сразу? В смысле, я была между ними, а потом Бонни был между нами, и Ирвин был… В последнее мне верится еще меньше, наверное, все же приснилось…
– Нет, я так не могу. Не знаю, какие у вас с Бонни игры, но… нет.
– Нам будет очень хорошо вместе, Роуз. А в Нью-Йорке сейчас отличная погода.
– В это время года я предпочитаю Нью-Васюки, – я разозлилась.
Ирвин покачал головой.
– Твой халатик изумительно сочетается с искрами из твоих глаз, упрямая колючка. От кого ты бежишь?
Машинально опустив взгляд, я разозлилась еще больше и с трудом подавила желание запахнуть халатик и сверху еще прикрыться пледом. Поздняк метаться, все что хотел – еще вчера разглядел. И пощупал. И на вкус попробовал. Черт! Не дождетесь вы, лорд Совершенство, моего смущения! Как и оправданий.
Потому я молча потянула из-под него свои одежки, и мне это позволили. Даже ловить не стали. И ничего больше спрашивать – тоже. Ирвин просто смотрел, как я бросаю вещи в чемодан, и молчал.
Закинув в чемодан последние штаны, я захлопнула крышку.
– Все, концерт окончен. Выход там.
Он все с той же ироничной ухмылочкой поднялся, а я посторонилась, пропуская его к двери, и отвернулась. Смотреть, как он уходит? Обойдется. Пусть катится колбаской!
– Роуз, – позвал он, совсем близко.
Я замерла, чувствуя тепло его тела, почти касание. Мне безумно захотелось, чтобы он меня обнял. Сукин сын, какого черта он меня дразнит?!
– Что? – не поворачиваясь к нему.
Ирвин положил ладони мне плечи, потерся щекой о мои мокрые волосы. Я вздрогнула, так это оказалось приятно.
– Все хорошо, Роуз. Тебе нечего бояться.
– Я не боюсь, – буркнула я.
– Бонни не знает, кто ты. – Ирвин развернул меня лицом к себе, обнял. А я почему-то не вырвалась, наоборот, уткнулась лбом ему в плечо.
– Ты не сказал или он не спрашивал? – спросила совсем тихо.
– Я не сказал.
– Почему?
– Потому что это вы должны решить между собой сами.
– Вы же друзья. Я не понимаю… – я не понимала не только мотивов Ирвина. Я не понимала, почему сейчас мне кажется, что я в безопасности. Почему я ему доверяю.
– Именно потому что мы друзья, от меня он ничего не узнает. Сломать вашу игру – самое плохое, что я могу для него сделать, – в тоне Ирвина не осталось ни капли насмешки или игривости.
– То есть ты считаешь, что он на самом деле не хочет знать?
Я даже зажмурилась, ожидая ответа. И зря. В смысле, зря ждала.
– Что я считаю, совершенно неважно. – Он снова потерся губами о мои волосы. Безумно нежно. – Имеет значение только, чего ты хочешь сама. Честно. Не для меня, для себя.
– Хочу… – Я поймала себя на том, что сама прижимаюсь к нему, словно ищу защиты. – Я не знаю, Ирвин. Я совсем запуталась.
– Кей. Зови меня Кеем, – в его голосе послышались хрипловатые нотки, а я опять покраснела. Сегодня ночью я называла его именно так. И это было… черт, это было волшебно! – Меня так достало все время быть лордом, ты себе не представляешь.
– Кажется, представляю. – Как удачно, что он сейчас не видит моего лица. Наверняка я горю, как майская заря. Слишком хорошо я помню некоторые подробности – и да, лорды не ведут себя так… э… демократично. – Поэтому Бонни, да? Никогда бы не подумала, что ты спишь с мужчинами, ты такой…
– Консервативный? Традиционный?
Он хмыкнул, провел ладонью вниз по моей спине. Я с трудом удержалась, чтобы не выгнуться навстречу и не застонать. Бог мой. Что со мной творится? Я подхватила вирус мартовского кошкизма?
– Кей, какого черта… – я попыталась от него отодвинуться, но он тихо-тихо засмеялся и прижал меня к себе, на этот раз – властно, тесно, так, что его стоящий член вжался в мой живот. У меня дыхание перехватило, так это было горячо и сладко.
– Ты была совершено права, меня не привлекают мужчины. Но Бонни… это Бонни. Уж ты-то знаешь.
Его руки вовсю гуляли по моей спине, участившееся дыхание ласкало шею, а я… я в его руках превращалась в какое-то неразумное животное, душу готовое продать за ласку. Какого черта? Раньше я не реагировала на него так! Только на Бонни… Бонни… но ведь его тут нет! Кей – не Бонни, а всего лишь его друг…
Лучший друг.
И тут до меня внезапно дошло. Лучше поздно, чем никогда, правда же?
Невероятным усилием воли я оттолкнула Ирвина, отступила на шаг, выставила вперед ладони – вовремя, потому что мне пришлось изо всех сил упереться ему в грудь, когда он попытался снова привлечь меня к себе. От того, как горели его глаза, я едва не забыла все, что хотела сказать.
– Ты знал! Ты, чертов лисий охотник, ты с самого начала знал, что я говорю про Бонни!
– Разумеется, – ни грамма стыда или раскаяния.
– И тогда, на яхте, ты тоже знал про Бонни, да? – По его ухмылке было понятно, что да. Знал. Бонни ему рассказал о первой встрече с мадонной, или Дик, или оба… – Никель Бессердечный и его служба безопасности, да?
– Чертовски приятно иметь дело с умной женщиной.
Я неверяще покачала головой. Вот как с ним? Ни грана стыда!
– Почти соблазнил девушку друга…
– Да уж, папа решил помирать очень не вовремя.
Упс. Кажется, я тоже кое-что забыла. Увлеклась. Не стоило об этом напоминать.
– Извини, я… – я опустила глаза, но ладоней с его груди не убрала.
– Искры, – он погладил меня по щеке, обвел большим пальцем нижнюю губу. – От тебя летят искры. Ты сейчас невероятно красива, ты знаешь?
Ну вот, опять я ничего не понимаю. Он не рассердился, не обиделся, словно… словно он меня понимает. Вот так легко и сразу. Еще бы мне понять его. Их обоих.
– Знаю. – Я не врала, я в самом деле это видела. В его глазах.
– И знаешь теперь, почему я не увез тебя с собой. Не мог же я отнять тебя у Бонни.
– Какое благородство. И тебя не смущает быть третьим.
– Третьим? – он скептически поднял бровь, но глаза его смеялись. – Ну, нет. Разве Никель Бессердечный похож на человека, который готов быть третьим?
– Не похож, в том и дело.
– Дело в постановке вопроса, моя колючка. Я хочу вас обоих, вместе, а не по отдельности. – Глядя мне в глаза, он поднес к губам мою правую ладонь и поцеловал. Совсем легко, едва касаясь, а у меня чуть не подогнулись колени. – И ты хочешь того же самого. Меня и Бонни. Вместе.
Это «вместе» снова, в сотый раз за утро, так ясно представилось и почувствовалось, что я не просто покраснела, а запылала. Нет, я не могу… не хочу… мне стыдно! У меня все болит, особенно… черт, мне сидеть-то больно, я позволила взять себя так всего-то второй раз в жизни…
– Нет! – я оттолкнула Ирвина, то есть попыталась.
– Да, – он поймал меня, взял одной рукой за затылок, побуждая поднять голову. – Не прячься, мадонна, посмотри на меня.
Проглотив вязкий комок смущения (и проигнорировав волну возбуждения от низкого, дразнящего «мадонна»), я посмотрела ему в глаза. Упрямые, сверкающие азартом глаза цвета Тауэрских камней. Вы упрямы, милорд? Я тоже.
– Смотрю, милорд.
Он гневно раздул ноздри, тяжело сглотнул. Мне на миг показалось, что сейчас он наплюет на мое «нет», завалит меня на кровать и возьмет, а потом… а потом вопрос «хочу ли я Ирвина» отпадет сам собой. Потому что после такого – не захочу. Никогда.
И, может быть, это будет к лучшему. Все слишком запуталось.
Но он сдержался. Я видела, чувствовала, как ему хочется это сделать, и знала – будь на моем месте Бонни, именно изнасилованием бы и закончился спор. Но разница в том, что Бонни согласен на такую игру, а я – нет.
– Так чего же ты хочешь на самом деле, Роуз? – его голос прозвучал почти спокойно, а я невольно восхитилась самоконтролем. Пульс зашкаливает, адреналин хлещет из ушей, но руки нежны, и если мне сейчас захочется отойти, он меня отпустит.
Наверное, поэтому и не хочется. А что касается ответа на его вопрос… если бы я сама толком понимала! Я люблю Бонни, хочу быть с ним, но крайне плохо себе представляю, как это будет. Особенно как это будет после того, как он меня узнал – а я его оттолкнула. Оттолкнула Бонни, переспала с Ирвином и Бонни, и опять почти готова повторить, но уже только вдвоем с Ирвином. Черт. Почему все так сложно-то!
– Я хочу Бонни. Сначала встретиться с Бонни лицом к лицу. Только я не знаю, что из этого получится.
– Как у вас все запутано, – он ласково погладил меня по щеке и, видя, что я не пытаюсь отстраниться, снова притянул к себе. – Ты сомневаешься в том, что он тебя любит?
– Нет, но… я не знаю, кого он любит, Кей. Даже не так. Знаю. Он любит не меня, а образ. Я не такая, как его «мадонна». Не умею блистать и покорять. Мне бывает страшно и неловко, особенно когда папарацци, скандалы… Бонни нужна уверенная в себе, яркая звезда, а не я.
– Что-то вроде Сирены? – с мягкой насмешкой.
– Если бы она его любила, то да.
– Не бывает «если», Роуз. Бонни нужна ты, а не кто-то другой. Даже если он пока не видел всех твоих граней… кстати, ты знаешь, что он влюблен в твои книги?
Я невольно передернула плечами. Влюблен в мои книги, но ему и в голову не пришло поговорить об этом со мной. В смысле, с мисс Ти, ассистенткой Великого Писателя. Как-то, в самом начале работы над мюзиклом, он попытался добыть у меня телефон или хотя бы мыло автора сценария, получил категорическое «извините, мистер Роу ни с кем не общается, кроме своего лечащего врача, экономки и меня» – и больше к этой теме не возвращался. То есть ему даже в голову не пришло, что Таем Роу может оказаться кофейная девочка, не говоря уж о том, чтобы поинтересоваться, что же такое она пишет в своем ноуте. Если он вообще замечал, что я что-то там пишу.
– Он не счел нужным мне об этом сообщить.
Ирвин тяжело вздохнул и поцеловал меня в макушку.
– Бонни иногда тот еще осел. Честно, я не понимаю, как он умудрился тебя не узнать. Вы почти два месяца работаете вместе, он видит тебя каждый день… Чего я не знаю, Роуз?
– Никель Бессердечный и чего-то не знает?
– Придется расстрелять начальника внешней разведки, – хмыкнул он. – Рассказывай.
– На самом деле он меня узнал. Ну, почти узнал, а я… это было ужасно глупо. Я испугалась и… – зажмурившись, я уткнулась лицом ему в плечо. – Он на работе совсем другой. И я… мы… вся труппа знает, что я в него влюблена. И что для него я – пустое место. Когда я только пришла, мы поругались, а потом он предложил мне… – у меня перехватило горло, так больно и стыдно было об этом рассказывать. Да просто признаваться вслух, что меня отвергли.
– Он в невежливой форме предложил тебе перепихнуться, ты оскорбилась и послала его в задницу, а он еще разок тебе напомнил, что он – козел и связываться с ним не стоит… так?
– Угу. Я облила его текилой. То есть в первый раз коктейлем. Текилой – во второй.
– Второй? Похоже, дело серьезно…
Мне показалось, или Ирвин смеется? Он смеется надо мной?!
– Ты!..
– Тише, я не над тобой ржу, честное слово. – Он таки рассмеялся, по-прежнему прижимая меня к себе. – Честное-пречестное.
– Я тебе не верю.
– Ты просто не все знаешь об этом прекрасном человеке, отличающемся неординарным умом. Среди его неземных достоинств… – На этом месте я сама хихикнула. Такой пафосный тон, словно у диктора, озвучивающего очередную американскую «научную сенсацию» для олигофренов среднего школьного возраста. – Короче, кое в чем Бонни редкостный мастер заморочек. По-русски это будет «turusy na kolesah», кажется.
Я снова хихикнула. Наверное, истерически – слишком этот разговор был нереальным. Милорд Ирвин, озвучивающий инструкцию по обращению с Бонни Джеральдом. Сон, как есть сон.
– Ты в самом деле его любишь.
– Ну да. Люблю. Вместе с его гребаными гениальными заморочками. Знаешь, человек, сумевший разморозить Никеля Бессердечного, стоит любви. Ведь с ним ты счастлива, правда же?
Я молча кивнула. Смысл отрицать очевидное? С Бонни я счастлива, как никогда раньше. Свободна, как никогда раньше. С ним моя жизнь стала яркой и полной, и я бы ни за что не променяла свою сумасшедшую любовь к больному ублюдку на покой. Даже если все завтра закончится.
– Да. Это же Бонни.
– Завтра вечером я пойду с тобой. – Видя, что я собираюсь возразить, Ирвин приложил палец к моим губам. – Я просто буду рядом, Бонни меня не увидит.
– Зачем? Все будет хорошо, Кей.
– Я хочу видеть, как этот засранец встанет перед тобой на колени и попросит выйти за него замуж. У меня гештальт такой. Ну и кто-то же должен заказать для вас шампанское.
– И никаких попыток увезти меня в Нью-Йорк?
– Просто помни, что он тебя любит, и что я всегда рядом. И, Роуз… – он достал из кармана маленький флакончик без этикетки. – Воспользуйся этим. Пожалуйста.
Взяв флакон, я открыла крышку. На всю комнату тут же запахло мятой и лемонграссом. Я подняла на Ирвина недоуменный взгляд.
– Зачем? Я же…
– Знаешь, почему Никель Бессердечный сейчас владеет корпорацией, а не устраивается в Макдональдс осваивать новую профессию? – Дождавшись моего «м-м?», он нежно улыбнулся и склонился к моим губам, словно собирался поцеловать. – Потому что не рискует без необходимости.