— Что это? — потрясённо спросил я у своего провожатого, указывая на самую диковинную скульптуру, которую мне только доводилось видеть.

— Как сударь, вы ничего об этом не слышали?

Я помотал головой, глядя на поразительный образ, установленный в самом центре розария. Я недавно в этих краях, но успел обойти уже немало дворцов и замков долины. Не обошёл стороной и этот — его трудно не заметить: стоит солнцу подплыть к горизонту, и он начинает полыхать подобно огромному пурпурными сердцу. Всему виной цветные стеклышки в чудом сохранившихся окнах.

— Это печальная история, сударь, — со вздохом заметил старик.

Я тотчас убрал блокнот для эскизов и достал путевую книжку с плотными желтыми страницами, обернутую в тисненую кожу.

— Но вы ведь мне её поведаете?

— А какой нынче день, сударь?

— Пятница.

Старик тяжело вздохнул и кинул взгляд на алеющее небо.

— Ещё целые сутки…

— Простите?

— У вас есть время?

— Мой поезд отходит завтра примерно в этот же час.

— Вы правда хотите её услышать?

— Всенепременно!

Старик опустился на мраморный бортик, которым была обнесена скульптура, и сделал приглашающий жест. Я открыл записную книжку на нужной странице и с готовностью присоединился к нему.

* * *

Некогда жила была в этих краях прекрасная принцесса, и звали её Мелюзель. Её лицо не было правильным овалом, глаза не занимали поллица, а кожа не была белоснежным шелком — всё это удел сказочных принцесс. Мелюзель же была вполне живой, а потому у неё было чудесное чуть скуластое личико, живые глаза (кстати, правый у неё был карий, а левый болотно-зелёный, что придавало ей особое очарование), а кожа — всего лишь нежная, ухоженная и благоухающая, благодаря лавандовым ваннам и розовому маслу.

И когда принцессе исполнилось семнадцать, король с королевой решили, что их дочь уже достаточно взрослая, чтобы составить счастье любому принцу. Но, конечно, для Мелюзель полагался не любой, а самый лучший. Такой вскорости сыскался, и без долгих отлагательств сыграли свадьбу. Мелюзель была счастлива настолько, насколько нужно быть счастливой особе королевской крови, удачно выходящей замуж. Любила ли она своего первого мужа? Об этом история умалчивает. Как и обо всех последующих.

Счастье молодых продлилось недолго. В один из дней, когда последние лучи умирающего каждую ночь солнца скользили по земле, жителей королевства потряс страшный звон — будто великан раздавил каблуком хрустальный бокал. Те же, кто был в тот момент на улице, видели, что это лопнуло огромное невообразимо-прекрасное витражное окно во дворце. Цветные осколки взметнулись в небо, подобно смертоносной буре леденцов, на мгновение зависли в воздухе, а потом градом обрушились на мостовую. В тот же миг из окна показалась уродливая морда, а следом чешуйчатый монстр, мгновением ранее разбивший витраж своим шипованным хвостом. Он расправил крылья, похожие на заветревшуюся ветчину, и взмыл в небо, закрыв ими солнце.

Жители королевства были настолько потрясены, что даже не успели заметить, куда он улетел. Никогда прежде они не видели и даже не слышали о подобных ему: уродливый плод смешения дракона, змеи и подводного чудища. Принцессу нашли на следующее утро в купальне, откуда вылетел зверь. Её обнаженное тело было покрыто тонкими порезами от осыпавшихся стекол. Её молодой супруг в пышном облачении лежал тут же, неподалеку. Широко раскрытые голубые глаза казались настолько живыми, будто в них залетели осколки витража. Но принц был мертв — на шее зияла огромная рана от зубов чудовища, почти надвое перекусившего ему шею.

Когда принцессу привели в чувство и рассказали о случившемся, она впала в великую скорбь, ведь только так принцессам до лжно оплакивать своих принцев. Всё королевство укуталось в цвет горя, флаги и знамена поникли.

Но время лечит, и настал тот день, когда принцесса оправилась. Витраж в купальне заменили новым, для чего пригласили молодого искусного стеклодува. Черные полотна с вышитым золотыми нитками ликом принца, сняли, а жителям снова разрешили пребывать в веселье.

Прошло совсем немного времени, и король с королевой решили, что их дочери пора подыскать нового супруга. Следующий принц оказался даже ещё более прекрасным и подходящим их дочери, чем предыдущий. Такой уж точно сможет служить надёжной защитой и опорой.

На сей раз не прошло и одной луны, как жителей королевства потревожил тот же страшный звук. Тысячи сердец вмиг сжались, заслышав треньканье стеклянного дождя о мостовую. Булыжник вновь оказался усеян цветными осколками, похожими на мертвых бабочек. И вновь принцессу нашли в том же месте и в том же положении, что и прежде, а её парадно одетого супруга — лежащим рядом. Только на сей раз прибежавшие слуги едва не споткнулись о его голову, откатившуюся от тела — будто монстр был разгневан тем, что принцесса вновь осмелилась выйти замуж.

Шрамов на теле Мелюзель прибавилось, и всё же она оставалось по-прежнему прелестна. Понадобилось ещё несколько прекрасных принцев, витражей и трауров, чтобы до жителей королевства, наконец, дошло: дело в принцессе. Монстр отчего-то не желает, чтобы она выходила замуж. И вскоре королей, готовых отправить своих сыновей на смерть, не осталось. Нашлось ещё пару-тройку заморских смельчаков — ведь каждый из нас в глубине души верит, что сумеет избежать общей участи. Однако этого не произошло. Юная принцесса исправно примеряла чёрный. Король с королевой слегли от такого несчастья и вскоре умерли. Королевство, совсем недавно процветавшее, пришло в запустение: ветер гонял сухую листву по унылым улицам, васильки, некогда пробивавшиеся в расщелинах булыжной мостовой, засохли, жители же старались не глядеть на неприютный дворец и даже говорили шепотом, а путники обходили этот край стороной.

* * *

— Что-то нынче твоя работа затянулась.

Молодой стеклодув, в очередной раз заканчивавший работу над витражом, вздрогнул и, обернувшись, обнаружил позади себя принцессу. Она внимательно смотрела на него своими необычными глазами.

— В королевстве перевелось стекло, принцесса. Мне приходится заказывать его в соседнем, и оттого вам приходится ждать. Вы не сердитесь за это?

— Нет, — вздохнула принцесса, — пускай на этот раз витраж получится самым красивым.

— Жаль, что он будет радовать вас недолго.

— Отчего же?

— Оттого, что в скорости он рассыплется мириадом осколков, принцесса.

— Этого не случится. Я больше никогда не выйду замуж, — заверила его принцесса. — Ты здесь в последний раз. Закончишь работу, и мы распрощаемся.

Когда она вышла, стекольщик незаметно вытащил несколько ярких стекляшек — все эти дни он разбирал к вечеру всю ту работу, что проделал за день, стараясь оттянуть тот момент, когда придётся расстаться с принцессой. Теперь же он был в отчаянии, зная, что видит её в последний раз. А юноша успел всем сердцем полюбить прекрасную Мелюзель во время своих частых посещений.

Но, как ни оттягивал он работу, настал тот день, когда последнее стеклышко было вправлено, и просторное окно, похожее на гигантскую розу, было закончено. Особенно красивым оно был на рассвете и закате, когда золотые солнечные нити преломлялись сквозь рисунок, оживляя его и заставляя сверкать так, что было видно в соседнем королевстве.

Принцесса с восхищением разглядывала рисунок, в который мастер вложил всю свою душу и любовь к ней. Видя её озарённое цветными бликами и неподдельным восторгом лицо, несчастный влюблённый бросился на колени.

— Принцесса, я полюбил вас с самой первой минуты, что увидел! Если вы меня прогоните, я уйду и умру несчастнейшим из смертных. Но, если вы примете предложение и станете моей женой, клянусь, что я найду способ остановить монстра!

Принцесса перевела на юношу взволнованный взгляд. Она и сама не раз возвращалась мыслями к ладному мастеру, и её сердце переставало биться при мысли о том, что она больше его не увидит, и окончит дни в печальном одиночестве.

— Ещё никому не удавалось победить монстра… — печально ответила она.

— Значит, никто прежде ещё не любил вас так, как люблю я, — пылко ответил юноша. — Настоящая любовь преодолеет все преграды. Скажите, что мне надо сделать, чтобы вы ответили согласием?

— Пообещать мне одну вещь.

— Всего то? — с облегчением воскликнул влюблённый.

— Это очень важно, — серьёзно ответила Мелюзель.

— Так, скажите же скорее, о чём речь! Секунда промедления для меня невыносима!

— Но не нарушишь ли ты обещания, которое я с тебя возьму?

— Никогда, моя принцесса! — запальчиво воскликнул юноша.

— Клянёшься?

— Клянусь моей любовью к вам!

— А как велика твоя любовь?

— Я простой стекольщик, принцесса, а потом не умею объяснить её так, как это сделали бы трубадуры и менестрели, поэтому выразил всю её доступным мне способом — в этом витраже.

В этот момент закатное солнце коснулось своими последними, самыми горячими лучами стеклянной поверхности. И Мелюзель, глядя на золотисто-оранжевые, малиновые и багровые отблески, пляшущие на решительном лице юноши, поняла, что он любит её сверх меры. И тут же дала согласие.

* * *

Свадьбу отпраздновали, не мешкая, что пошло на пользу приунывшему королевству. Но, веселясь на пиру и глядя на цветные ленты и лилии, которыми были украшены улицы королевства, жители таили на самом дне своих душ опасение и горечь. Они знали, что недолгий период ликования вскорости сменится горестным трауром, ещё более глубоким из-за предшествовавшего ему веселья.

Но вот время шло, а монстр не возвращался, и в душах подданных закралась надежда на то, что он улетел, сгинул где-то в дальних краях, и больше их не потревожит. Королевство постепенно вышло из запустения: купцы снова начали съезжаться сюда, чтобы предложить свои самые роскошные ткани, заморские деликатесы и дорогущие пряности: когда их взвешивали, то на другую чашу весов насыпали золотой песок — так высоко они ценились — а по улицам плыл невообразимый аромат корицы, горького миндаля и кардамона.

Стекольщик не солгал, когда говорил принцессе о своей любви. Его не интересовали богатство, слава и положение. Его сердце не алкало власти и новых завоеваний. А балы он устраивал лишь затем, чтобы доставить удовольствие принцессе. Мелюзель же снова расцвела, как в прежние дни. Шрамы почти изгладились с её тела, глаза вновь заблестели, а её смех всё чаще оглашал коридоры замка.

Единственным обещанием, которое она взяла с супруга, была клятва никогда не заходить в её купальню, которую она посещала по субботам. Даже одним глазком туда не заглядывать. Поначалу стекольщику не составляло никакого труда соблюдать этот запрет. Он был настолько упоён своим счастьем, что даже не задумывался об этом. Он мог в любое время смотреть на принцессу, брать её за руку и заглядывать в радующие душу глаза. И, казалось, день ото дня любил её только сильнее. Но постепенно ему стало не хватать того вечера субботы, который отнимало у него странное обещание, данное принцессе.

На следующее утро Мелюзель всегда была чуточку бледна, чуточку худа и чуточку печальна. Но к обеду всё проходило. И в сердце стекольщика поселилось сомнение. Его яд впитался в кровь, растекся по жилам, достигнув сердца. Эта неуверенность отравляла его, не давая покоя.

«Не иначе, как в вечер субботы принцесса принимает любовника — того, кому истинно принадлежит её сердце. И оттого всегда после этого она печальна, ведь ей на целую неделю приходится расставаться с ним и возвращаться к нелюбимому супругу», — думал стекольщик. И день ото дня подозрение крепло, пока однажды не превратилось в уверенность.

Решив, что клятва не нарушена, если об этом никто не узнает, глупец решил тайком проследить за супругой. И вот настал час, когда Мелюзель, как обычно, обняв своего супруга и коснувшись губами его виска, прошептала:

— До встречи утром, любовь моя. И спасибо за верность клятве.

Эти слова кольнули сердце стекольщика, будто в него попал один из осколков, которые неизбежны при его профессии. Он промолчал, а когда принцесса покинула залу, тихонько последовал за ней. Он был у дверей купальни каких-то пару минут спустя после неё и припал к замочной скважине. Едва он это сделал, как чуть не закричал от ужаса. Вместо прекрасной и нежной Мелюзель, он увидел давешнего монстра, который, как считалось, давно оставил их королевство в покое. Но вот теперь юноша своими глазами видел свёрнутое упругими кольцами и покрытое мерзкой чешуёй тело, раздвоённый и подрагивающий, подобно жалу, язык.

Он хотел немедля ворваться внутрь. Но в последний миг остановился, подумав, что тогда чудовище может причинить вред принцессе. Её же самой нигде не было видно. И, наверное, только мысль о любимой спасла его от участи прежних принцев, движимых лишь любопытством. В этот момент чудище развернуло змеиную головку и зыркнуло на дверь. Юноша отшатнулся и тут же потерял сознание. Очнувшись наутро и вспомнив произошедшее, он ворвался в купальню, и обнаружил там Мелюзель. Принцесса была, как всегда после субботы, печальная и бледна, но жива, цела, здорова, и ни словом не обмолвилась о произошедшем.

* * *

С того вечера стекольщик окончательно потерял покой, измышляя средства спасения возлюбленной. Он днями пропадал в библиотеке, обложившись пыльными томами, в надежде выяснить, с кем столкнулся, но всё напрасно.

Принцесса видела, что супруг сам не свой, но никак не могла дознаться о причине. И вот как-то раз юноша решил навестить своего старого мастера, у которого некогда перенял опыт. Видя бывшего ученика столь печальным, он принялся его расспрашивать, и тот, не удержавшись, поведал ему о своём горе. Юноша сделал это лишь затем, чтобы излить душу, а не в надежде на помощь. И потому ответ старого мастера его безгранично удивил:

— Этот монстр известен всем влюблённым с древних времён, мой мальчик, — ответил он.

— Неужели? — вскричал стекольщик. — Так, значит, его можно победить!

— Ещё никому и никогда это не удавалось, — вздохнул старик.

— Так ещё никто и никогда не любил так сильно, как я люблю Мелюзель!

— В этом-то всё и дело: чем сильнее любовь, тем сильнее и монстр.

— Я не боюсь. Только скажи мне, как его одолеть! — воскликнул юноша.

— Лучше тебе и вовсе и нём забыть, — ответил старик, — и впредь слушаться принцессу. Ведь ты дал ей клятву.

— Но как же я теперь могу её выполнить, зная о таком?

— Зачем же ты её давал? — удивился старый мастер.

— Затем, что готов был пообещать в тот миг, что угодно, и всем сердцем верил в то, что говорю.

— Прежде, чем я открою тебе средство, как одолеть чудище, подумай: ты можешь и дальше счастливо жить с принцессой до конца ваших дней. И один вечер — малая плата за целую жизнь душа в душу, ты так не считаешь?

— Нет, — решительно ответил юноша. — Я изгоню монстра. Мне нужна принцесса целиком, мне нужен вечер субботы!

— Я тебя предупредил. Последствия всегда печальны.

Но юноша его уже не слышал, горя единственным желанием — узнать средство. И старик, качая головой, научил его, что нужно сделать. Стекольщик покинул его с двумя тяжелыми мешками за плечами. В них был волшебный песок. И весь следующий день и всю следующую ночь он провёл за работой, раскаляя мехами печь и выдувая волшебные стеклышки — точь-в-точь как те, что составляли витраж, некогда изготовленный им для купальни Мелюзель.

К рассвету субботы работы была закончена, и, пока принцесса ещё спала, юноша прокрался в купальню и заменил все стеклышки витража на волшебные. Подумав, он рассыпал ещё множество оставшихся по комнате, прикрепил их к стенам и потолку.

В назначенный час, когда принцесса направилась к заветной комнате, стекольщик спрятался в нише за огромной напольной вазой и, стоило ей открыть дверь, тут же последовал за ней. Ворвавшись внутрь, он остолбенел от представшей ему чудовищной картины. Мелюзель успела скинуть свои одежды, но сейчас его нежная супруга внушила бы любому лишь страх и отвращение. Любому — только не горячо любившему её стекольщику.

Гладкая кожа принцессы быстро трескалась, как раскаленная жаром пустыня, и под ней проступала чешуя. Шея начала вытягиваться, позвонки один за одним с болезненным хрустом проступали вдоль спины, протыкая кожу, а шипованый хвост нервно бился о каменный пол. Мелюзель превращалась в то самое чудище, которое он так жаждал одолеть. Окрашенный заходящим солнцем витраж за её спиной нестерпимо сверкал лиловыми, бордовыми и кровавыми тонами, отчего в глазах плясали всполохи.

Увидев супруга, принцесса в ужасе закричала, закрывая лицо. В этот миг магия начала действовать: волшебные стеклышки, которыми он заменил прежние, превратились в крохотные зеркала. Это и было то средство, о котором поведал ему старик: чудовище должно узреть в нём своё отражение, и тогда оно обратится в камень. И теперь принцесса кричала от боли и страха — вокруг, сколько хватало глаз, её окружали сотни и тысячи отражений отвратительного монстра.

— Зачем, зачем ты это сделал? Почему ослушался меня? — вскричала она. — Почему нарушил клятву? Ведь я взяла с тебя всего одну!

— И эта одна отравила всё моё счастье, Мелюзель! — воскликнул несчастный стекольщик. — Прости меня, — рыдал он, — что мне теперь сделать, чтобы всё вернуть?

— Ты уже ничего не можешь исправить, как не можешь починить разлетевшееся вдребезги зеркало, — горестно ответила ему принцесса. — Нам больше не быть вместе!

Ей было всё труднее говорить: волшебство действовало, и она обращалась в камень — он уже пополз от кончиков её ног вверх.

— О, не покидай меня! Останься со мной, Мелюзель!

— Это не в моих силах! Наше счастье длилось недолго, но было настоящим. Тобой правило не любопытство, а любовь ко мне.

В то время как её левая рука уже обратилась в крыло, правая безвольно повисла под холодной каменной тяжестью.

— Беги, любимый, беги! Как только последний закатный луч коснётся витража, превращение закончится, и в тот же миг монстр убьёт тебя!

Половина её волос застыла каменной волной, в то время как на месте второй уже вырос роговой гребень. Её голос изменился до неузнаваемости, и теперь походил на рык.

— Я не оставлю тебя, Мелюзель, — сказал юноша сквозь душившие его слёзы.

Несмотря на то, что она уже наполовину обратилась в зверя, он всё ещё видел перед собой лишь свою прекрасную принцессу, и готов был провести с ней свои последние мгновения, даже если это будет стоить ему жизни.

Камень уже подбирался к её лицу, но и обращение заканчивалось — ещё минута, и последний луч погладит стекло за её спиной.

Не в силах пережить мысли о том, что убьёт любимого, Мелюзель бросилась в окно, в последний раз разбив витраж на тысячи сверкающих осколков. Они взметнулись в воздух подобно погребальному салюту. Но не успела она сделать и двух взмахов крылом, как волшебство довершило своё дело, подобравшись к сердцу. И она камнем рухнула на площадку перед замком, так и оставшись наполовину девушкой — наполовину монстром, известным влюблённым с древнейших времён.

* * *

Рассказчик умолк, и только тогда я сообразил, что уже давно отложил свой блокнот, взволнованно внимая истории.

— И правда, печальная легенда, — вздохнул я и тронул старика за плечо, потому что он, кажется, и вовсе забыл обо мне, задумавшись о чём-то и глядя на горизонт.

— Это не легенда, — возразил он, — доказательство перед вами.

Я ещё раз взглянул на скульптуру в центре розария. В ней безымянный ваятель запечатлел диковинное чудо, плод своего воображения: наполовину прекрасная дева, наполовину чудовище. Вечернее солнце ласкало его розовыми лучами, делая камень похожим на теплую кожу. В скульптуре было столько жизни и движения, а на лице — муки и восторга человека, принимающего жертву, что в этот миг я почти готов был поверить в рассказ старика. Дева протягивала руку, будто в мольбе, к стенам замка у нас над головами — туда, где на месте прежнего витража зияла огромная дыра, с осколками по краям.

— А что же стекольщик? Он, верно, умер от горя? Ведь это он был виноват в случившемся.

— Вы так думаете? Но он же любил принцессу всей душой.

— Если бы он любил, то не ослушался бы её, — возразил я.

— Только истинно любящие совершают безумства, о которых потом непременно жалеют, — с горькой улыбкой покачал головой старик. — Но желание юноши сбылось.

— Каким же образом?

— Он получил возможность видеть принцессу по субботам. Едва первые закатные лучи касаются камня, — он кивнул на скульптуру у нас за спиной, — как она оживает, и снова превращается в обычную девушку, его прекрасную Мелюзель. И весь вечер, и всю ночь до следующего утра, они могут быть вместе.

— Но ведь это лишь краткие мгновения, украденные у судьбы.

— Разве не об этом мечтают все влюблённые? — возразил старик, — быть вместе навечно и знать, что даже смерть не разлучит вас?

Я пожал плечами.

— Как по мне, лучше прожить всю жизнь с простой доброй девушкой, зная, что у неё нет от меня никаких тайн, и каждую субботу делить с ней скромный ужин на увитой плющом террасе, запивая отваренный ею окорок стаканчиком доброго грушевого сидра.

Старик мечтательно улыбнулся.

— Как уютно и покойно это звучит.

Я поднялся со своего места.

— Простите, но мне пора — я должен вернуться в гостиницу и собраться к отъезду. Вас подбросить до города? Скажите, куда вам.

Старик обернулся на развалины некогда прекрасного замка, в котором чудом уцелели остальные окна, и покачал головой.

— Я ещё немного побуду здесь. А вам удачи с вашей книгой.

— Спасибо. Жаль, не могу остаться до завтра и увидеть принцессу.

Он пожал мою протянутую руку. Я спрятал записную книжку в дорожную сумку, коснулся пальцами кончика шляпы и откланялся.

Следующим вечером, в это же время, я уже сидел в мягком купе поезда, мчащегося по мосту в клубах пара. Под нами как на ладони расстелилась вся долина, и вскоре показались знакомые стены. Я даже смог различить площадку перед замком, где старик вчера поведал мне эту историю. Внезапно среди розовых кустов мелькнуло белое пятно — то была совершенно седая голова моего провожатого. Он сидел на том же бортике, на том же самом месте, будто и не двинулся со вчерашнего дня. Голова обращена к скульптуре, но выражения лица не видать. Тут мост изогнулся, и крыло сказочного изваяния закрыло его от меня.

Солнечный диск покатился к горизонту, и всё вокруг окрасилось в тёплые золотистые тона. Я кинул прощальный взгляд на розарий и едва различимую теперь статую. Тёплые лучи уже доползли до её подножия, лизнули кончики каменных пальцев. И в этот момент что-то вспыхнуло, и статуя дёрнула крылом. Я не успел убедиться в обмане зрения, потому что в ту же секунду всё заволокло дымом от паровоза. А когда он, наконец, рассеялся, мы были уже далеко от того места.

И только две маленькие точки — белая и тёмная — шли совсем рядом по долине, навстречу сумеркам и вечности. Вместе, до самого утра.