Зима, похоже, все-таки забыла, что королевство Рианон находится на Южном континенте. Что в конце осени в садах обычно цветут розы, а всю зиму на тщательно подстриженных газонах зеленеет травка. Что если здесь и бывают снег и мороз — то лишь как дополнение к веселым и беззаботным праздникам конца года…
В этом году все было не так. Резкий, неожиданный мороз, уносящий тепло из душ людей и из самой земли, ударил в середине осени, заставляя хозяек тревожно ахать над не укрытыми и потому поникшими кустами роз.
Всадник, спешащий куда-то по своим делам в дальних предместьях столицы, бурчал что-то себе под нос. Его раздражала и эта внезапная поездка, и холодная погода. Он хотел обратно — в свое хорошо укрепленное поместье в Приграничье. Он скептически рассматривал изящные и легкие особнячки за кружевными заборчиками — и представлял, насколько неуютно ему будет в них.
Он хотел напиться — и хоть как-то выключить память, которая стала его грызть. Надо же, два года жил спокойно — ну, почти спокойно — ведь приграничные стычки с бандитами, соседями, наемниками — не в счет. Создание нового танства — это увлекательнейшее занятие, а риск получить в спину арбалетный болт, несколько суток в седле, общение с наемниками — это хорошая приправа к жизни, хоть какая-то возможность почувствовать себя живым. И, может быть, даже заснуть. И в идеале, без сновидений.
Как раз с этим всем у молодого человека и были грандиозные проблемы. С того самого момента, как он покинул Приграничье. И бандитов, за которыми можно было гоняться, не наблюдалось. Постоянно пьяным в дороге — в связи с бешеной скачкой — тоже было проблематично.
Поэтому, наверное, ему стали сниться сны. Точнее — один. Ему снилась собственная свадьба.
Три года назад… Их с Дарой сияющие лица. Да… На собственной свадьбе они, пожалуй, единственные кто были счастливы. «Моя рыжая графиня», — шептал он ей. И сам себе не верил. После всех размолвок, страстных ссор и не менее страстных примирений, исступленной жажды обладания — с его стороны, неожиданной нежной покорности — с ее, после всех перипетий студенческого романа… он сделал ей предложение. И она — удивив саму себя — согласилась.
Неловкость в глазах ее родителей — недовольство в глазах его отца и матери. Все-таки никто не думал, что он, тан Шарль Ги, вторая фамилия королевства Рианон, решится на такой мезальянс.
Ну и что, что девочка — очень сильный маг? Ну и что, что обучалась в Академии в одной группе с младшим принцем и представителями самых знатных родов королевства Рианон? Ну и что, что умна и прелестна? Что за глупости, право — они любят друг друга?
Это не повод так оскорблять семью и приводить в нее дочку торговца.
Как горько, что все они оказались правы. Как горько, что сказки не вышло… Как больно…
Не прошло и года с момента заключения брака, как его молоденькая жена завела смазливого любовника — и убила своего супруга. Глупо получилось — он так до конца и не верил, что Дара способна на измену. Отправился в лесной домик, чтобы доказать — себе в первую очередь — что в анонимной записке написана очередная ложь…
Он настолько не желал верить своим глазам, что даже не выставил защиту… И был убит… А его неверная супруга… Была казнена по решению суда танов. Ее судили и приговорили представители самых знатных фамилий королевства — а ведь как иначе? Своим замужеством она стала на одну ступеньку с ними — и ее имели право судить лишь равные. Ее сожгли на костре. Он присутствовал на казни — все надеялся… На что?
Глупец!
И ведь он погиб тоже… Погиб в тот яркий летний день, когда выследил свою неверную жену. Почувствовав его, она обрушила на него всю свою мощь. В те дни, пока шло расследование, он находился на грани жизни и смерти. Пока шел суд, он печалился о том, что не погиб — у него выжгли магический дар. В тот день, когда ее казнили, он принял решение уйти из жизни.
Его спас друг. Генрих По. Младший принц не только председательствовал на процессе против уже вдовы благородного тана Шарля Ги, но еще и выхаживал его самого. Принял его решение официально уйти из жизни — ведь аристократ без магии… Это хуже, чем калека… Много хуже.
Не дал погибнуть физически… Нашел ему дело. Королевство давно собиралось навести порядок в Приграничье — вот и собралось. Руками эмиссара короны с необычайно широкими полномочиями.
А ему в Приграничье — под чужим именем — было хорошо. Ему и сейчас хорошо. Только бы заснуть без сновидений…
Зачем его вызвал младший принц, Шарль не знал. Наверное, что-то важное. Хотя… Скорее всего, козни наследника — тот не терпел, чтобы еще кто-то вмешивался в управление страной… И бывшему тану Ги все казалось, что наследник, принц Грегори… Знает…
Местом встречи служило небольшое поместье, неподалеку от Академии, которую они когда-то заканчивали.
Он, младший принц… и Дара.
Три лучших студента.
Они вдвоем — знатные аристократы. И девчонка — выскочка и зубрилка. С таким магическим потенциалом, что все лишь диву давались. Как их злили ее успехи! Какие замечательные пакости они ей устраивали! Но и Дара не оставалась в долгу. Она никогда не оставалась в долгу… Никогда не жаловалась. Никогда не плакала…
Как он любил ее… Истово… Запредельно…
Шарль тяжело вздохнул — и очнулся. Перед ним были ворота особняка, стоящего на отшибе. Он принюхался к воздуху — и с удивлением понял, что место жилое. Странно, он считал, что этот дом стоит заброшенный с тех самых пор, как они закончили Академию. В общежитии им жить было не положено — вот они и обитали с принцем здесь…
Он спешился, приложил руки к воротам — надо же… Они вспомнили его и без магии. Открылись.
Не выдержал. Прижался к чугунной вязи решетки с немым вопросом.
«Как же так?.».
Как обычно — не получил ответа.
Привычно скривился. Ведя коня на поводу, не торопясь, направился к дому. Вспомнил, что слуг наверняка нет — и повернул к конюшне. Оттуда прошел через сад, занесенным снегом… И тяжело, как старик, опустился на скамейку, возле куста кроваво-красных роз.
Вздрогнул, осознав, что не один. А спустя мгновение его обнимала женщина.
— Живой! — она и кричала, плакала, и смеялась. — Живой! Я знала, что ты живой! Я чувствовала! Я им пыталась объяснить! Шарль — ты — живой…
А он в растерянности смотрел в зеленые сияющие глаза своей неверной жены. Сожженной за его убийство два года назад неверной жены…
В голове начали стучать молоточки — сначала быстро-быстро, едва касаясь своими острыми гранями сознания. Потом обнаружилось что-то большое, мощное — раздалось тяжелое «БАМ!» — и он смог расцепить руки женщины, оторвать ее от себя — и отшвырнуть в сторону.
Ненависть к ней, презрение к себе, дикое чувство утраты от его поруганной любви затопили все его существо. Остервенелое желание убить ее снова поднялось в нем тяжелой волной.
Он выхватил кинжал — и бросился на нее, в надежде успеть перерезать ей горло.
Его отбросило в сторону воздушной волной.
— Ты спятил, Шарль, — закричала она. — Это же я — Дара!
— Тварь! — прошипел он. — Ненавижу…
Они так и остались сидеть в снегу — он понимал, что теперь уж точно она убьет его — магических сил в нем теперь не было. А с ее потенциалом… У него опять заныло сердце — в том самом месте, где его когда-то пробили.
— Не тяни, — приказал он. — Давай уже с этим покончим.
Только Дара почему-то тоже не торопилась подниматься из снега. Женщина, напротив, уселась поудобнее, обхватила колени руками — и уставилась прямо на него.
— Шарль, — раздался вдруг спустя какое-то весьма продолжительное время ее голос. — Ты, действительно, думал все это время, что это я покушалась на тебя?
Он высокомерно промолчал.
— И раз ты жив, значит, покушение было неудачным… Тогда почему меня судили?
О! Об этом говорить он готов — хоть когда-то в его жизни торжествовала справедливость.
— Тебя судили за мое убийство, — с каким-то извращенным удовольствие выдохнул он. — А удачное или нет — это не важно. Приговор-то все равно был бы один и тот же: смерть неверной жене — убившей или собиравшейся убить супруга…
— А почему ты… не восстал из мертвых? — в голосе послышалась насмешка.
— Не хотел позора.
— Значит, позора… — в голосе появилось недоумение.
— Может, ты в силу воспитания и характера не понимаешь, — он поднялся — если она его не убивает немедленно, так какой смысл сидеть в снегу, — но вся эта история — это позор. Для меня, для моей семьи… К тому же я…
Вот этого он сказать не смог — про то, что она лишила его магии… Не смог.
Но она уже почуяла:
— Ты потерял дар?
— Ты выжгла его… тем днем, — голоса не было. Оставалась лишь схватившая его за горло ненависть.
— Кто еще знал? — теперь в голосе было разлито равнодушие. Он понял, что жена притворяется. Вот чего в ней никогда не было — так это равнодушия…
— Я знал, — раздался негромкий голос со стороны входа в сад.
— Собственно, не трудно было догадаться, — пробормотала она. — Добрый вечер, ваше высочество. Простите, я без реверансов. По-простому.
Она по-прежнему сидела в сугробе — и не делала попыток подняться. Или напасть.
Над занесенными снегом кустами роз повисла тишина.
— Правильно ли я понимаю, — все же заговорила она. — Ты, Шарль — решил, что именно я пыталась тебя убить. И принял решение о казни.
— Да! — выкрикнул он. — И я жалею лишь об одном — ты еще жива…
— Прелестно, — кивнула она, по-прежнему погруженная то ли в свои мысли, то ли в воспоминания. — Это для меня сделал любимый… А ты…
Она перевела взгляд на принца:
— Ты проследил, чтобы приговор был приведен в исполнение.
— Да, — опустил голову принц.
— Ага… Это я получила от друга…
— Ты предала, — выдохнул наследник престола.
— Я устала повторять еще на суде, — тяжело поднялась она. — Я не убивала своего мужа. И была ему верна.
Кинжал, который полетел ей в горло после этого слова, помогла ей отбить чужая магия. Она не успела ни удивиться, ни задуматься над этим — мужчины напали слажено, с двух сторон.
Взвыл ветер — Дара всегда при защите предпочитала использовать силу воздуха. Щит у нее получался отменный — не только не пробиваемый, но и вязкий, вытягивающий силы и воздух из нападавших.
А потом в атаку на мужчин пошли две огненные змеи, возникшие прямо из земли — так сочетать огненную магию с земной, переплетая и усиливая друг друга — могла только Дара — самородок их Академии. Куда ее взяли, несмотря на происхождение…
Она проломила защиту младшего принца, словно и не заметив ее — сын короля все равно оставался лишь третьим на их потоке по умениям и способностям. Что уж говорить про Шарля — у него, лишенного магии, не было шансов вообще…
Но Дара не торопилась наносить смертельный удар. Она стояла молча — и любовалась на мужчин, захваченных в плен огромными, в полтора человеческих роста, огненными тварями.
Змеи, потрескивая на ледяном воздухе, обвивали тела замерших мужчин практически нежно, как опытные любовницы. Но вместе с тем, не давали и шевельнуться.
Кроме того, принц, как ни старался, не мог ни вспомнить, ни произнести ни одного заклинания. Значит, пропустил и ментальный удар.
Дара стояла между ними. Отблески огня от ее огненных созданий отражались в ее зеленых глазах. Рыжие волосы словно горели. Рот кривила горькая усмешка.
Мужчины вздрогнули — они все это видели уже. Когда она сгорала на костре.
— Значит, я виновна в смерти, — ее голос хрипел. — Значит, я виновна в измене и предательстве… О, давайте я вам об этом расскажу… О вине… Сначала вам, супруг мой. Мой доверчивый, обманутый супруг…
Ее голос мурлыкал, как будто она была кошкой.
— В тот день, когда вас убили… как раз между двумя и тремя часами пополудни, я была в библиотеке Академии. Как впрочем, и всегда в это время. Только, как мы понимаем, это ложь. А библиотекаря, который мог бы подтвердить это, нашли трагически скончавшимся. От сердечного приступа…
Она подошла к нему и уставилась прямо в глаза:
— Но ведь это все не важно, правда. Вы так легко поверили в мою вину… Несмотря на вашу как бы любовь… Вы так легко… организовали мою встречу с палачом. Вы так легко отреклись от меня, словно знали… всегда знали, что все это произойдет… Получается, что я так и не поняла, кого я полюбила. Что же вам еще рассказать о вашей неверной жене? Чего вы еще не знаете? Что я чувствовала все это время, что вы живы — и пыталась объяснить это всем? Как бы вам дать почувствовать весь мой ужас? Всю мою скорбь?
Дара протянула руку и погладила его по щеке.
— А знаете, что должно было случиться в тот день, если бы не покушение? Я должна была вам сказать, что жду ребенка…
Она все-таки добилась того, чтобы он задрожал, а почувствовав эту дрожь — улыбнулась ей. И заговорила тихо-тихо. Быстро-быстро.
— О, я вам много могу рассказать об ужасе… Ужас — это когда впервые чувствуешь биение сердца своего ребенка в тюрьме. Ужас — это когда валяешься в ногах у каждого, кто приходит на тебя поглазеть. Молить, чтобы тебя казнили через несколько месяцев — дали возможность выносить ребенка. Ужас — это по крохам собирать энергию в браслетах, блокирующих магию — чтобы передать ее своему ребенку…
Он хотел закричать, что все это не правда, что ребенок даже и не его… Скорее всего… Но смог лишь захрипеть.
Улыбка исказила лицо женщины. И она отвернулась от мужа, чтобы посмотреть в глаза младшему принцу:
— А ты, Генрих… Что скажешь мне ты? — в ее голосе было столько яда, что все ядовитые змеи не то, что королевства — всего мира могли позавидовать.
— Дара… — смог заговорить он. — Я поверил. Я поверил, что ты — убийца. И поэтому я смог…
Он опустил голову.
— Ты верил, что я убийца — и все же организовал мне побег… И укрыл меня в этом доме, о котором знали только трое — ты, я и Шарль… Генрих, ты сделал самое главное — ты спас мою дочь…
— Нет, — младший принц еще ниже опустил голову. — Нет. Это был не я.
— Что?
— Я честно выполнил долг дружбы, — Генрих все же вскинул голову и смог посмотреть женщине в глаза. — Я смог убедить членов суда и настоял на твоей казни. Я присутствовал на ней. Это моя вина. И моя боль. И за это мне нет прощения.
Теперь пришел ее черед отшатнуться.
— Если не ты… Тогда кто?
— Это был я, — раздался еще один голос, невероятно похожий на голос младшего принца.
Из темноты показалась еще одна фигура.
Это был еще один Генрих По. Как показалось вначале. Но потом, уже подходя к ним, мужчина провел открытой ладонью по своему лицу. Жест получился каким-то обреченным.
— Грегори? — выдохнули все трое.
А Дара через секунду добавила:
— Как-то моя жизнь стремительно становится похожа на фарс.
Перед ними стоял наследник королевства Рианон, принц Грегори.
— Значит, и ты мне лгал, — тихо проговорила Дара.
— У нас были… странные отношения. Я боялся, что от меня ты помощи не примешь. Когда я пришел к тебе, ты обвинила меня в том, что это я все подстроил, — тихо сказал ей Грегори, не обращая внимания на Шарля и Генриха, что забились в объятиях огненных змей.
— Ты не снял личину, даже когда мы стали близки.
— Я… запутался.
— И я… запуталась…
Не было даже взмаха рукой, но Грегори почувствовал, что шевелиться не может.
— Дара, что ты затеяла?
— Помолчи, — приказала женщина. И обратилась к мужу. — Скажи, ты и твой друг настаивали на казни, потому что верили в глупую старую сказку… Если колдунья забрала силу, то для того, чтобы вернуть магию — надо сжечь тварь?
Тот еще ниже опустил голову.
— И учились не блестяще… И в сказки верят, — пробормотал наследник себе под нос.
Между тем Дара порылась в снегу, нашла охотничий нож, которым Шарль метнул в нее, надеясь успеть.
— Что ты задумала? — осторожно спросил младший принц.
— Значит, любимый, ты потерял магию… Да забери ее себе!
Она быстрым движением, рванула на муже камзол, рубаху — плащ он скинул, когда кинулся на нее. Разрезала свою ладонь. Сделала разрез на его груди — и смешала их кровь.
Шарль Ги дернулся — и закричал. Боль была нестерпимой. Сила не хотела вновь струиться по его жилам — она сопротивлялась и отторгала его. Но Дара, действительно, была сильнейшей. А может быть, никто и ничто сегодня не могли противиться ее воле.
Поэтому на смену дикой боли пришло тепло.
И мир вокруг исчез — осталась только она. Его любимая. В голове его шумело — и он потянулся к ней — как когда-то… Истово. И даже ее магия не могла его остановить.
— Запомни этот момент, любимый, — прошептала она ему.
Потом завела поднятые руки за голову, расстегнула цепочку. Не вырываясь из его объятий, протянула ему кулон.
— Что это? — спросил он.
— Это? Это — твоя вина, — прошептала она ему в ответ. — Там локон твоей дочери и капля ее крови. Ты же сможешь по ним почувствовать, чья эта девочка? Теперь, когда магия вернулась к тебе — ты не сможешь ошибиться…
И стала оседать в снег. Ее магия исчезла из этого мира, словно ее никогда и не было. Исчезли огненные змеи, стих ветер, послушно опустился снег, заботливо укрыв на смерть перепуганные розы….
Грегори шагнул к женщине и поднял на руки.
— Сумасшедшая девчонка! — прорычал он. — Зачем?! Ледяная вся!
Развернулся к Шарлю и брату. Скомандовал:
— Вон отсюда!
— Но… Ваше высочество! — попробовал возразить Шарль. — Мне необходимо…
— Я сказал — прочь, — не повышая голоса, повторил наследник. — Все, что можно и нельзя, вы уже сделали. Теперь вы отправляетесь во дворец, в мой кабинет. Вызываете отца. И уже королю объясняете, что и как получилось.
Молодые люди содрогнулись.
— И, — не смог отказать себе в удовольствии Грегори, — мой дорогой тан Шарль Ги, подумайте, что вы скажете своей матушке… Думаю, она будет в восторге от вашей задумки. И еще… Свою женщину я не отдам. Свободны.
Мужчины поклонились — наследник взмахнул рукой — они исчезли.
— Ты совсем замерзла, — он поцеловал Дару в висок. И быстрыми шагами пошел к дому.
— Нам надо поговорить, — уже пришла в себя женщина — и попыталась вырваться из кольца его рук.
— Надо, — с сожалением констатировал он очевидный факт. — И чего ты вообще выбралась из дома в этот холод?
— Не могла заснуть, — покраснела женщина. — Ворочалась. Тебе спать мешала.
Осознав это простое, домашнее «тебе», сказанное так просто, так привычно — и зажмурилась.
— Все-таки любовница. Все-таки неверная…
— Прекрати.
— Все это представление устроил ты… Когда ты вызвал Шарля в столицу?
— Как только мы стали…
— То есть две недели назад.
— Прости. Весь этот фарс слишком затянулся… Надо было что-то делать. Только мне и в голову не могло прийти, что ты отдашь ему силу. Ты …так сильно любишь его?
Дара промолчала. Потом спросила:
— Почему? Ты знал, что я не виновна? Поэтому помог?
— Нет, — он с силой прижал ее к себе, понимая, что после его слов произойдет что-то непоправимое — и счастье, что, вопреки всему, поселилось в этом домике, осыплется на мелкие осколки разбитым зеркалом.
— Я — как и все — был уверен, что ты убила мужа. Я просто не мог видеть, как тебя казнят.
Он выпустил Дару из рук, когда вошел в детскую. Ее дочь сладко спала… Грегори повернулся, чтобы уйти.
— Погоди, — остановил его тихий шепот. — Не уходи… Не сегодня…
Он стоял на пороге детской — и смотрел, как Дара идет к нему. Шаг. Еще один… Встает на цыпочки, тянется к его губам.
— Я тебя люблю, — прошептал он. — Всегда любил…
— Молчи, — приказала она. — Молчи…
— Люблю… — не покорился он.
Дара стала целовать его, как сумасшедшая. Грегори потащил ее прочь из детской — в соседнюю комнату, которая две недели назад стала их спальней.
— Люблю! — говорил он, покрывая поцелуями ее тело, срывая стоны с ее губ…
— Грегори… — прошептала она.
И он сошел с ума окончательно. Как он устал от притворства. Как он ненавидел, когда ее губы складывались в имя младшего брата — и она шептала ему: «Генри…» Как он проклинал нелепую судьбу и свой желчный характер, Она ведь, перед тем, как принять предложение Шарля, пришла к нему. А он просто взбесился, потому что Дара пришла — посоветоваться…
— Он же — просто мальчишка, — говорила она, сверкая зелеными глазами. — И я… запуталась… Помогите мне… Я хочу понять…
Он наговорил ей гадостей. И про происхождение, и про неразборчивость в связях. И про связь с младшим принцем… И Дара ушла, хлопнув дверью.
Ее свадьба ознаменовалась для него загулом — портовые бордели, ром. Драки. И рыжеволосые девки с зелеными глазами, что быстро сменяли друг друга., в его тщетной попытке забыть…
Тогда он взял себя в руки. У него вообще всегда было хорошо с выдержкой… Но… в жизни поселилась тягучая неправильность. Которая исчезла, как только эта женщина стала принадлежать ему…
* * *
— Не надо пытаться накладывать на меня чары, — тихо сказал он, резко открывая глаза. И тут Грегори понял. И возликовал. — Ты не потеряла магию!
— После того, как… — Дара жгуче покраснела. — Мы… вместе… Магия вернулась.
— Вот так, не рассуждая, просто отдать магию… Дара, ты же понимаешь, что это глупость!
Женщина покачала головой, но ничего не ответила. Была она уже одета. Собрана. И готова уйти в ночь.
— Неужели, ты надеялась на благодарность семьи Ги? Да первое, что они сделали бы — это забрали девочку. А ты была бы не в состоянии им помешать!
Тут Грегори понял, что снова говорит о ее муже… Не о них. Не о том, что она собралась сбежать…
— И оставь эту глупую мысль! — резче, чем собирался проговорил он, поднимаясь с кровати и нависая над ней. — Моя женщина ночью, по холоду… Да еще и с ребенком! Бродить не будет!
— А что будет делать твоя женщина?
— Если ей необходимо время, чтобы подумать… Она… Она будет думать столько, сколько нужно. А потом придет, и объявит мне о своем решении.
— Грегори…
— Хотя мое сердце будет разрываться от боли… — он обнял ее и прижался лбом к ее лбу. — Я приму, если ты захочешь уйти.
— Спасибо тебе.
— Поместье «Серебряные розы» в твоем распоряжении.
— Но… На каком основании?!
— Там хорошо… А весной будет еще лучше. И… ты же хотела начать серию опытов на сведении земной и водной магии.
— У тебя все готово к моему отъезду? — невесело усмехнулась она.
— Да. И… к твоему возвращению — тоже.
* * *
Да… Отправить ее в тайное и безопасное место — самое грамотное решение на этот момент, — размышлял наследник, пристально рассматривая огонь в камине. — Пока все привыкнут к мысли. Пока смирятся…»
Он уговаривал ноющее сердце… Дара уехала…
Хлопанье дверей. Недовольные шаги.
— Грегори! — возмущенный голос матушки. — Потрудись объяснить, что все это значит!
Он поднялся, искренне улыбнулся. И неторопливо проговорил:
— Я выбрал женщину, которая станет моей женой. У нее потрясающий магический потенциал. Она умна, образована. Явно не бесплодна. И… я ее люблю. Мама, мне нужна твоя помощь!