Дайм шер Дукрист

435 год, 3 день Каштана. Суард.

Званый обед у сашмирского посла был по обыкновению великолепен. Изысканные блюда сменялись танцами с покрывалами, к винам тридцатилетней выдержки подавались цветистые оды во славу Императора — персонально для маркиза Длинные Уши. Роскошь зала с расписным потолком, томные мелодии ситар и дудаков, тонкие вина и еле прикрытые газом изгибы юных тел оставили Дайма равнодушным так же, как и витийства сиба Русаахажди. Даже беседа с послами Северных Баронств и соседних королевств занимала Дайма куда меньше, чем следовало бы. Он то и дело возвращался мыслями к Ее Высочеству. Посреди разговора о пошлинах, процентах, контрабанде и имперском флоте ему мерещились шелковые прикосновения магии и искры, стекающие с черных локонов.

К шести часам убедив дюжину вельмож в необходимости поддержки наследника Кейрана, Дайм распрощался с послом Сашмира и его гостями. Маркиз пообещал алеру Ваандермельге в ближайшие дни продолжить беседу о поставках имперским войскам сукна из Мельге, принял приглашение ирсидского посла на ужин в узком кругу заинтересованных в торговле специями персон. Проигнорировал пылкие взгляды племянника посла — хотя в прошлый свой визит провел с юношей несколько приятных часов. И, сославшись на неотложные дела, покинул особняк с витыми колоннами и карминными куполами.

Жеребец косил глазом и нервно переступал тонкими ногами: не мог понять, чего хочет хозяин. Дайм и сам не понимал. Казалось бы — скорее во дворец, к Шу. Снова окунуться в водоворот солнца и льда, греться в восторге и доверии. Казалось бы — все складывается великолепно. Сумрачная вот-вот приручит Закатную башню, научится защищаться, и Рональду останется лишь кусать локти с досады, что упустил последний шанс заполучить невесту с приданым.

Жеребец заржал, чувствуя гнев всадника, и поднялся на дыбы.

— Тихо, Шутник, — усмехнулся Дайм и похлопал коня по шее. — Зря кто-то думает, что может разевать пасть на мою принцессу! — он выделил голосом «мою». — Подавится!

Дайм пустил коня рысью и снова вернулся мыслями к Бастерхази.

Жениться на Шуалейде — кишка тонка. Не про вашу честь сумрачные принцессы! Если Дайм сумел расстроить сватовство принца Лермы, то уж как-нибудь отвадит от неё и придворного мага. Подумаешь, останется старой девой, все лучше, чем в попасть в Ургаш. Слава Светлой, клятва ученика действительна, только если дана добровольно. А Дайм позаботится о том, чтобы Шуалейда думать забыла о посулах Рональда: куда темному против первого обольстителя Метрополии! Еще немного, и она влюбится. Это же так просто, влюбить в себя наивную девочку. Просто, удобно, выгодно — сплошные достоинства. А что на душе погано, то издержки работы.

* * *

Через полчаса Дайм скомкал третий испорченный лист, и, помянув Хисса, задумчиво посмотрел в окно. Приторно-белые цветы акации и такие же сахарные облака на голубой глазури ничего приятного не сказали. Молчал даже внутренний голос: совести надоело спорить с разумом.

Маркиз поглядел на четвертый лист. Белый, чистый, как…

— Проклятье!

Маркиз стукнул кулаком по столу, вскочил и принялся ходить из угла в угол.

«Ну, признайся, что хочешь её до темноты в глазах! Себе-то не ври, что спасаешь её ради блага Империи. Какого дысса она не мальчик? — Дайм нервно засмеялся. — Была бы необременительная интрижка с наследником Валанты, прелестный скандальчик на всю Империю. И какого дысса я не принц короны? Или хотя бы не обыкновенный барон? Интересно, Его Величество Мардук отдал бы дочь за барона Маргрейта?»

«Прекратить истерику! — скомандовал он сам себе. — Подумай головой, а не…»

Дайм остановился перед зеркалом, прочертил пальцем по стеклу руну. Мгновение подождал, пока проступит изображение, и выругался еще раз: комната Её Высочества полнилась остаточными эманациями темного колдовства, а сама она съежилась на кровати, закрыв лицо руками. Рядом сидела эльфийка, поглаживала принцессу по волосам и шептала что-то на ире-аль.

— Чтоб тебя демоны порвали, тварь! Если ты посмел… — Дайм не успел договорить, как Шуалейда оторвала руки от лица и испуганно огляделась.

Он отпрянул от зеркала, унимая отчаянно бьющееся сердце.

— Дождался? — спросил Дайм у собственного отражения в погасшем зеркале. — Ну и? Ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Она цела и еще не дала согласия темному. Зачем ты оставил её одну?

План сложился мгновенно. Через минуту Дайм стоял у дверей принцессы с охапкой жасмина.

— Ваша Светлость? Какой приятный сюрприз. — Открывшая двери Балуста улыбнулась, пряча настороженность. — Добрый вечер! Прошу вас, проходите!

Тем не менее, шера не давала ему зайти в комнату, загораживая от Шуалейды полуоткрытой дверью и собственными юбками. Дайм не видел, но знал — колдунья срочно приводит себя в надлежащий вид, чтобы не показаться плаксой и размазней.

— Добрый вечер, светлая шера! Вы меня смущаете, право слово. Надеюсь, я не помешал?

Продолжая улыбаться, Дайм аккуратно проник в разум эльфийки, вызвав у нее приступ головокружения. Ничего нового он не узнал: темный попросту выгнал её из комнаты, чтобы остаться с Шуалейдой наедине. Разумеется, Дайм мог без проблем поступить так же и потерять последний шанс сотворить вероятное из невозможного.

— Ну что вы, маркиз! Мы очень рады вас видеть. — Побледневшая Баль не двигалась с места. — Какой чудесный жасмин! Как вы догадались, что это любимые цветы Ее Высочества? Ах, ну как же! Как я не подумала — вы же маг разума, от вас ничего не скроешь!

Он усмехнулся и кивнул:

«Так надо. Ради Шуалейды».

И одновременно, вслух:

— Ну что вы, светлая шера! Вы мне льстите…

Балуста сжала губы, признавая: «Ради Шу делай что угодно. Но если навредишь!»

Вид трупа с ножом под сердцем напомнил Дайму, на что способна эльфийка ради любимой госпожи.

«Не навредить — защитить», — ответил Дайм и покинул разум Баль.

— Вы позволите мне войти?

— О, простите! — Принимая обещание, кивнула эльфийка и отступила в сторону. — Это все от неожиданности. Проходите же!

— Благодарю. — Дайм поклонился Балусте, вручил веточку жасмина и, наконец, зашел в комнату. — Светлый вечер, Ваше Высочество!

— Маркиз, рада видеть вас.

Шуалейда улыбалась, как будто ничего не случилось. Как будто Рональд заходил лишь для того, чтобы перекинуться парой слов о погоде и отдать трактат по магии. Шуалейда вместе с Балустой щебетали, словно истинные придворные дамы. Если бы Дайм не знал, что сумрачная прячет под беззаботным лепетом, счел бы блаженной идиоткой. Но она держала неплохой барьер — в отличие от беззащитной эльфийки. Дайм подступался и так и этак, но влезть в ее сознание, чтобы она не догадалась, не выходило. Он видел лишь страх и готовность драться до последнего. Неважно с кем, темным или светлым. Сейчас Шуалейда не доверяла никому.

«Что этот мерзавец ей наговорил? Проклятье. Надо же так напугать ребенка…»

Он лукавил: Шуалейда никак не сошла бы за ребенка. Слишком взрослые глаза. Глаза, видевшие смерть совсем близко.

Через несколько минут Дайм понял, что истерическая болтовня может продолжаться бесконечно. Сама Шуалейда ни за что не скажет, что случилось, Балуста тоже не поможет: слава Светлой, хоть согласилась не мешать.

— Ваше Высочество, — Дайм прервал рассуждения о скаковых лошадях. — Вы ведь знаете, что в дни весеннего праздника цветет не только каштан?

Шуалейда замолчала и удивленно посмотрела на него.

— Извольте, я покажу Вашему Высочеству, где цветет фейская груша. Вам не доводилось её видеть?

— Нет…

— Пойдемте. Как раз смеркается — мы успеем до темноты к берегу. Цветы открываются только при лунном свете, а сегодня яркая луна.

Шу улыбалась в ответ, но Дайм чувствовал ее страх и недоверие. Чувствовал, как ускользает и рвется связавшая их на балу нить. Еще чуть — и все, он потеряет ту единственную вероятность.

Послав в Ургаш собственный страх, во всю глотку орущий: «Ни за что! никакой откровенности — кругом враги и предатели!» — Дайм взял в ладони руку Шуалейды и снял первый слой ментальной защиты.

— Дайм? Что ты… — осеклась она и замерла.

Сиреневые глаза удивленно распахнулись, потоки энергии забурлили, потянулись к нему — как любопытные зверьки: обнюхать, потрогать лапкой.

— Пойдем. Не здесь, — он показал глазами на дверь.

Шуалейда согласно кивнула, позволила окутать себя — обоих вместе — новой пеленой защиты и увести прочь.

Всего сотня саженей до Леса Фей показалась Дайму бесконечностью. Он молился Светлой: только бы Рональд не вмешался! Без пелены было непривычно и неуютно, но он не мог скрыть даже неловкости обнажения, чтобы не нарушить связь. И ведь это только начало. Всего лишь первый слой из… скольких? Он не считал, сколько масок носит маркиз Длинные Уши, и сам забыл уже, какой он, настоящий Дайм.

Светлая услышала молитвы — Рональд не увидел их. Лес Фей распахнул объятия дочери Суардисов у самых ступеней: что ему две сотни саженей лужаек и фонтанов? Если позовет кровь Варкуда, Фельта Сейе откроет тропу и посреди каменой площади.

* * *

Едва они ступили в тень древних грабов, Шуалейда в растерянности остановилась.

— Что это, Дайм? Где дворец?

— Это Лес Фей. Познакомься — твое наследство.

Деревья, обступившие их со всех сторон, согласно зашумели кронами.

— Но это же легенда?

— Сумрачные шеры тоже легенда, — усмехнулся Дайм. — Не бойся. Ты же чувствуешь, это твое место, твоя сила.

— Моя?

Испуг Шу уступил место любопытству и восторгу: лес менялся на глазах. Среди листьев показались стрекозы — необыкновенно большие, разноцветные, они осыпали все вокруг светящейся пыльцой. Мох на стволах ожил: пятна бирюзового, лазурного и малахитового мерцания перетекали друг в друга, вспыхивая и угасая.

— Твоя. Суардисов.

Дайм подставил ладонь стрекозе, и та зависла над ней. Шу осторожно просунула ладонь поверх его руки. Стрекоза встрепенулась и подернулась туманом. Миг, и вместо насекомого показался человечек со стрекозиными крыльями. Фея засмеялась, стряхнула целое облако пыльцы и исчезла.

Поднеся руку к лицу, Шу вдохнула, лизнула кожу и засмеялась.

— Сладкая! Дайм, она сладкая. Как карамель! Попробуй!

И провела пальцем по его губам.

Дайм едва не вздрогнул от ожидания боли — но вместо раскаленного металла его коснулась всего лишь горячая рука. Может быть, дело в пыльце?..

— Феи… настоящие феи, — шепнула сумрачная и заглянула ему в глаза.

Дайм рассмеялся:

— Ты пьяна. Феи любят пошутить над маленькими девочками.

Шуалейда снова коснулась его губ светящимися от циль пальцами.

— Настоящая фейская груша. — Дайм облизнул губы. — Вот, теперь я тоже пьян!

Лес шелестел и смеялся, пел и вздыхал — среди ветвей словно заблудилась мелодия деревянной флейты, запахло цветами терна. Лес подернулся дымкой… деревья показались вдруг замершими воинами — эльфами, людьми и гномами. Сквозь их строй шли двое: молодой шер с амулетом-единорогом на груди и золотоволосый мальчик. Они о чем-то разговаривали, а мальчик время от времени прикладывал к губам флейту. Воины на их пути роняли оружие, тянули вверх руки-ветви и зацветали терновыми цветами…

Напоследок одарив их лукавой улыбкой, мираж Золотого Дракона растворился в сиянии ночного Фельта Сейе. А там, где он прошел, показалась тропинка — вдоль неё выгибали спинки радуги, на ветвях качались диковинные цветы, в траве сияли фейские домики из ажурных грибов.

— Это был Варкуд Превый!

Дайм кивнул и потянул Шуалейду вслед за миражом. Она вертела головой, трогала лепестки и все пыталась снова подманить фею.

Тропинка вывела их к берегу Свирели — пел вечерний хор лягушек, из-за камня выглядывала русалка. Толстое бревно под ветлой, полощущей ветви в заводи, приглашало в уютный зеленый грот.

Дайм усадил Шу на бревно, стянул перчатки и опустился на колени в траву. Взял узкие ладони в свои. На привычный укол боли он не обратил внимания — то, что будет сейчас, много больнее.

— Посмотри на меня, Шу, — велел он и снял первую пелену защиты, затем вторую…

Маски падали одна за другой: глава Канцелярии, Длинные Уши императора, самоуверенный интриган, обольститель, кукловод… Казалось, вслед за масками падают латы, за ними — одежда, оставляя его нагим и беззащитным, как в миг рождения.

Шу смотрела заворожено, словно Дайм превращался в Дракона. Усиками любопытной кошки потоки сумрачного дара скользили по его сути, изучали и ласкали. Она не умела читать воспоминания, лишь смутные образы и эмоции, но и этого было более чем достаточно. Голова кружилась, хотелось продлить давно забытое ощущение доверия навечно.

С неё тоже падали маски. Не такие изощренные, не настолько приросшие к лицу, но для неполных шестнадцати — слишком много, чтобы поверить в счастливое детство сумрачной принцессы. И там, под масками колдуньи и авантюристки, пряталась такая же одинокая девочка, каким был двенадцать лет назад баронет Дайм Маргрейт.

«Пора», — глубоко внутри, куда не смог бы проникнуть и сам глава Конвента, прозвучал приказ.

— Шу! — позвал он, заглядывая ей в глаза. — Ты знаешь, зачем я приехал в Суард.

Она кивнула и пожала плечами, мол, кто ж этого не знает.

— И ты знаешь, что кое-что для меня изменилось. Погоди. — Он поднял руку. — Да, я люблю тебя, но… шис.

Он тяжело сглотнул. Рассказывать о Печати не то что не хотелось — проще было сдохнуть, чем признаться в том, что он никогда не сможет быть ей мужем и любовником.

— Дайм, я тоже люблю тебя, — улыбнулась Шуалейда и пожала плечами. — Все прочее не так важно.

— Иди сюда.

Пожелав Конвенту провалиться в Ургаш, он поймал её за руки, притянул к себе и коснулся губами её губ. Глоток расплавленного олова ослепил, выбил дыхание — и боль пропала, сменившись… Дайм не успел понять, чем: Шуалейда отшатнулась. Её страх и вина захлестнули его с головой.

— Прости, — шепнула она, пряча взгляд. — Я не знала, что будет так.

Мгновенье Дайм не мог понять, почему она винит себя, но образ умирающих зургов расставил все по местам.

— Ты не темная, любовь моя. Это моя вина, то есть не моя…

Дайм погладил её по голове, зарылся рукой в волосы на затылке и заставил её поднять взгляд. Он хотел продолжить, объяснить, но слова застряли в горле. До темноты в глазах хотелось снова поцеловать её и убедиться: не больно!

— Но почему?..

Она не успела спросить, как Дайм закрыл ей рот поцелуем. Снова боль, короткая, как молния — и…

Дайм пил свой первый настоящий поцелуй с женщиной и не мог напиться. Все мысли вылетели из головы, оставив лишь острое наслаждение и жажду. Руки сами собой скользили по шелковым плечам, спуская платье, вытаскивали из волос шпильки, притискивали её ближе, еще ближе… Пока вдруг не стало мокро и холодно, а рядом не раздался разноголосый мелодичный смех.

— Что за?.. — Дайм обернулся, загораживая Шуалейду собой.

Удар серебристого хвоста по воде, щедрые холодные брызги и разноголосый смех ответили ему. За спиной рассмеялась Шу:

— Русалки, помилуй Светлая, настоящие русалки!

Синеволосая дева высунулась из-за коряги, что-то кинула в них и с плеском ушла в воду. Дайм поймал аккуратно срезанный лотос, обернулся к Шуалейде.

Растрепанная, полураздетая, в сиреневых и незабудковых вихрях… моя! Моя сумрачная колдунья, обманувшая Печать.

Она улыбнулась сыто и довольно, соглашаясь: твоя.

Только смех и плеск за спиной помешали ему снова притянуть её к себе и проверить глубину заблуждений Парьена и Тхемши, уверенных в том, что Печать невозможно обойти.

— Ты так прекрасна, — шепнул Дайм, вплетая в волосы Шу лотос и прислушиваясь к себе. Печать действовала. Женщина по-прежнему была для него статуей из раскаленного металла. Но он не успевал почувствовать боли: Шуалейда поглощала её, преобразуя в энергию и оставляя ему лишь наслаждение. Правда, последний слой Печати не могла обойти даже сумрачная магия: если кто и лишит Шуалейду девственности, это будет не Дайм. Но, насмешливые боги, он не смел надеяться даже на поцелуи без боли. — Ты уже увидела, да?

— Для меня это слишком сложно, Дайм. — Шу провела ладонью по его руке, тоже прислушиваясь к потокам, и заглянула ему в глаза. — Тебе точно не больно?

— Я бастард, Шу. Пес, чья верность — цепь. — Он пожал плечами. — Печать Верности. Два слоя-плетения, добавленные специально для меня Пауком Тхемши и Его Светлостью Парьеном. Мне больно касаться женщины, любой женщины. И я никогда не смогу быть тебе мужем и любовником. Трону не нужны лишние претенденты.

— Никогда? — переспросила она.

Сполохи восторга и надежды в её ауре угасли, сменившись разочарованием и тоской. Та же тоска взяла за горло и Дайма: миг счастья оказался слишком короток, а откровенность — слишком дорога. Как всегда.

— Прости, любовь моя. — Дайм отступил. — Я не должен был.

— Нет. — Шуалейда шагнула к нему, положила руки ему на плечи и привстала на цыпочки. — Я люблю тебя. Мне не важно, что я никогда не стану тебе женой, Дайм! Все равно мне не выйти замуж за равного, я же темная.

Её ложь сияла слаще любой правды. Она сама почти верила, что да, остаться девственной и незамужней — неважно.

Не дав Шу договорить, Дайм подхватил её на руки.

— Не темная, а сумрачная. Тебе вкусно? — шепнул ей в губы.

Она вспыхнула смущением, обвила его за шею и ответила:

— Вкусно. Так нельзя, я знаю. Но…

— Можно. — Он поцеловал её и опустил в траву. — Все можно.

«А ты, дорогой папочка, можешь провалиться в Ургаш вместе со своим Конвентом!» — подумал он, отбрасывая камзол куда-то в сторону русалок.

Шуалейда шера Суардис

435 год, 4 день Каштана. Суард.

Уснув в надежных объятиях Дайма, Шуалейда не слышала, как друзья зовут её с опушки непролазной чащи, что вдруг выросла вместо Королевского парка.

Ей снились светлые сны, полные радости и покоя. Снился молочный туман над травой, залитая рассветным золотом река. Белобрысый мальчик играл на деревянной флейте, сидя на ветке ивы. Чарующая мелодия плыла над водой, лепила из тумана фей и единорогов, манила в сказочный мир без начала и конца. Там было так тепло, так уютно и безопасно. И ветер шептал: спи, Шу, моя прекрасная Шу…

— Моя Шу, — прошептал ей в висок Дайм.

Это был не сон? Влюбленный светлый, лес Фей — на самом деле?

Шу прислушалась. Фельта Сейе струился теплой зеленью сквозь закрытые веки, пел: «Здесь безопасно, здесь твой дом. В лесу Фей никто не найдет и не тронет тебя». Прекрасная иллюзия. Но прекрасные иллюзии не длятся долго.

Она открыла глаза и встретилась взглядом с Даймом. Осторожно потянулась к смуглой груди в разрезе сорочки — не веря, что Дайм вчерашний не привиделся, и наткнулась на гладкость барьера.

«А чего ты ждала? Что ради тебя маркиз Длинные Уши перестанет быть самим собой? Останется в Суарде, преподнесет голову темного в качестве свадебного подарка, и вы заживете долго и счастливо? Ну конечно. Мечтай», — обида и разочарование захлестнули с головой, но она мгновенно загнала их куда подальше и улыбнулась, словно на светском приеме.

— Светлого утра, Ваше Высочество, — шепнул Дайм, склонился к ней, укутывая собственным теплом, коснулся губами губ и вздрогнул.

Шуалейда вздрогнул вместе с ним. Снова его боль хлынула пряной волной, омывая, впитываясь в кожу, насыщая и пьяня. И вместе с болью — страх, и со страхом ярость, готовность зубами и когтями рвать любого, кто покусится на неё.

Во взбесившихся потоках стихий ей виделся черный кугуар с бирюзовыми глазами: скалились клыки, хвост бил по бокам, под блестящей шкурой переливались мускулы — миг, и зверь сорвется в прыжок. Светлый маг, потомок Кристисов, основателей Империи: кто посмеет отнять его добычу или его самку? Если только его же братья, четыре хищные кошки с такими же глазами: страшно, как же страшно! Бежать отсюда или встать с ним рядом? Добыча или ровня?..

— Шу? — встревоженный голос Дайма вырвал ее из видений. — Что случилось?

Твердые ладони отводили спутанные пряди с её глаз.

— Дайм, ты… — она хотела спросить о его отце и братьях, но вовремя поняла, что он не ответит. — Тебе всегда будет больно?

— Больно? Это не то, о чем стоит беспокоиться. — Дайм улыбнулся и тут же посерьезнел. — Нам пора.

Он вскочил и подал ей руку.

— Ширхаб! Баль и Эрке! — тревога смыла остатки романтики.

Она поднялась с невесть откуда взявшегося пледа, рванулась прочь, но Дайм не пустил.

— Не волнуйся так. Рональд их не тронет, пока… — Дайм осекся, не желая произносить «не получит тебя», но Шу поняла. — Ты не собираешься идти в таком виде?

Оглядев измятые, в зеленых пятнах травы, юбки, висящий на ветке чулок и распущенный корсаж, Шу собралась наложить иллюзию, но Дайм остановил ее.

— Смотри: инерция, гармония. — Он нарисовал двойной символ, и тут же на нем оказались камзол, кружевное жабо, даже неизменные перчатки — словно он только что вышел из гардеробной. — Повтори. Сфокусируй на одежде.

Шу нарисовала знак, вплела немного воздуха… и отпрянула: первозданно чистый, отглаженный камзол вместе со всем, что было на Дайме, аккуратно лег на траву. Щеки её вспыхнули смущением, а взгляд сам собой заскользил по белесой нити, наискось пересекшей смуглую грудь и спустившейся на живот; и ниже, к явному свидетельству его желания. Дайм тоже замер, но тут же опомнился и улыбнулся:

— Не самый подходящий вид для визита во дворец. — Он махнул рукой, возвращая свою одежду на место и приводя в порядок платье и прическу Шу. — Ты немножко перестаралась, любовь моя.

— Прости. — Она, наконец, сумела отвести взгляд. — А почему шрам? Разве?..

— Нет, нельзя. Метки темных так просто не сводятся. Я расскажу, непременно, — прервал он Шу, предвосхищая поток вопросов. — Шу, нам не стоит показываться вместе. Твоя репутация…

— И так хуже некуда. Об этом тоже не стоит беспокоиться. Я не настолько маленькая, чтобы не понимать, какие сплетни о нас пойдут. — Шу грустно улыбнулась. — Ты же знаешь, Ристана все равно что-нибудь придумает. А мне лучше прослыть любовницей светлого шера, чем дворцового конюха. Но я не хочу, чтобы у тебя были сложности из-за меня. Твой отец…

— В любом случае все узнает. И обратит к собственной выгоде. Шу, ты уверена?

— Я — да. Знаешь, Дайм, я давно уже поняла, что замужество, кроме как с принцем Лермой или Бастерхази, мне не светит. И не уверена, что из меня бы получилась хорошая жена.

— Самая лучшая. Лучше не бывает. Если бы я мог… Проклятье. Все равно не отдам тебя!

— Я не хочу! — Шу поежилась при воспоминании о ласках темного. — Только как? Ты не сможешь быть рядом вечно. Еще день, неделю, и ты уедешь. Единственный шанс — моя башня. Но же ничего не умею. Как тролль с дубиной, сила есть, ума нет.

— Научишься. Для начала надо просто её приручить. Ты раздобыла артефакт?

— Эрке должен сегодня принести.

— Вот и хорошо. Милль обещал круг завтра к утру. А если артефакт не подойдет, что-нибудь придумаем.

Образ, промелькнувший в глазах Дайма, заставил Шу вздрогнуть.

— Не вздумай! Я не возьму.

— Возьмешь. Или думаешь, склянка крови мне дороже тебя?

— О боги, почему все так сложно?

— Можно и просто, Шу. Но ты же не оставишь брата, чтобы жить в тишине и безопасности среди эльфов, — он не спрашивал, он утверждал.

Она не могла не согласиться. Сбежать в Даилла Сейе, зная, что Рональд сделает из Кея марионетку, а из Валанты — пустыню? Ни за что. Пока есть хоть малейший шанс, она будет драться.

— Идем, Твое Высочество.

Безупречно элегантный маркиз подал руку принцессе.

— Идем, — эхом откликнулась она.

— Я видел у тебя трактат магистра Хлаффа. Это случаем не Рональд подарил?

— А, да. Я еще не успела…

— И не надо, — перебил Дайм. — Там всего одна полезная глава. Наверняка Рональд и не подозревает, что среди этой чуши есть действительно ценные советы.

За обсуждением причин, побудивших магистра Хлаффа скрыть редчайшие бриллианты среди нагромождений барахла, они дошли до покоев Шу. Стража и слуги при их появлении не выказали ни удивления, ни радости: видимо, Ахшеддины не сочли нужным ставить кого-либо в известность о том, что Ее Высочество провела ночь вне собственных покоев. Зато сами ждали допоздна — так и уснули в обнимку в кресле.

На миг Шу одолел стыд. Но стоило взглянуть на Дайма, и радость от того, что он — есть, вытеснила все прочее.

Маркиз же, едва войдя, набросил на Ахшеддинов сонное заклятие. На молчаливый вопрос: «Зачем?» — лишь усмехнулся и привычным жестом активировал еще одно: плотную защиту от подслушивания и подглядывания.

— А теперь смотри внимательно.

Дайм медленно рисовал символы, объясняя и показывая, как фокусировать и сколько энергии добавлять.

— Это из арсенала Конвента, — пояснил он. — Запрещено к использованию без лицензии с подписью Парьена. Пока не переедешь в Башню, придется быть очень осторожной: применение темной магии поднимет тревогу. Я услышу, где бы ни находился. Кроме того, все происходящее в комнате увидит и запомнит Око Рахмана.

— Рональд заметит заклинание?

— Конечно. Ты запомнила?

— Да. Нечто похожее было у магистра Затрана на амулете.

— А, ты уже познакомилась с этим беднягой, — хмыкнул Дайм. — Он много и красиво говорит, но толку от него нет.

— Почему? Хотя…

— Вот-вот. Он слишком слаб и уязвим. Закон защищает его семью от темной магии, но не может защитить от интриг. Никогда не доверяй слабым, Шу.

Она подняла взгляд, собираясь спросить: но ты же доверяешь мне? И, поймав его улыбку, передумала.

— Ты сильная, — подтвердил Дайм. — Ты — Суардис.

Она улыбнулась в ответ: мы вместе. Мы — сообщники.

— Не выходи из комнаты, — попросил он уже у дверей. — Даже если очень захочется, Шу. Тебе нельзя пока приближаться к Источнику. А я вернусь к обеду.

— Конечно. Дайм?..

Он обернулся и шагнул обратно. Обнял, коснулся губами виска, шепнул:

— Ты справишься. Мы справимся. До встречи, Шу.

Уже в дверях Дайм подмигнул и снял с Ахшеддинов заклинание сна.

* * *

Кидая тоскливые взгляды на приближающееся к зениту солнце, Шу листала сочинение шера Хлаффа. Как славно, что Дайм предупредил! Если поверить хоть десятой части тех ужасов, что книга обещает смельчакам, рискнувшим сунуться в Источник, то проще сразу повеситься. По крайней мере, получится не так мучительно. Когда раздался стук в дверь, Шу как раз рассматривала миниатюру «неудачник номер пять».

Отбросив книгу, Шу вскочила навстречу лейтенанту.

— Покажи!

Сокрушенно покачав головой, Эрке выложил шкатулку, кинжал и затертую книгу.

— Я не ошибся?

Шу кивнула, еле сдерживая слезы разочарования.

— Ублюдки, — выплюнул Эрке. — Если до завтра не раздобудут подходящей вещи, придется Мастеру Ткачу искать другого помощника.

Не желая верить, она поочередно брала их в руки. Кинжал в молочном сиянии: индикатор и нейтрализатор ядов. Книжица в налете черно-голубой плесени: пристанище осколка души ведьмы, последнее, что ей удалось утаить от Хисса. Шкатулка с аляповатой инкрустацией и запахом прелой земли. Магии в вещицах было — гоблин наплакал.

На всякий случай Шу открыла шкатулку — вдруг там завалялось что-то кроме пыли. И вздрогнула: из-под крышки завоняло мертвечиной. Заклинание, оставленное Даймом, затрещало искрами. Темная магия! Она захлопнула шкатулку, чтобы не тревожить Дайма по пустякам.

— Что это? — вскинулся Эрке.

— Кажется, ткачи еще немного поживут. Посмотри!

Шу приоткрыла крышку, из шкатулки хлынул поток черноты с привкусом гнили.

— Ничего себе. — Ахшеддин сморщился.

— Это подойдет, — хмыкнула Шу и закрыла крышку. — Узнаешь цвет? Забавно.

— Очень забавно. Кто-то здорово разозлил придворного мага. — Эрке взял в руки шкатулку. — Не хотелось бы мне видеть, что будет с тем, кто это откроет.

— А мне не хочется даже брать ее в руки. — Шу передернула плечами. — Надеюсь, до завтра темный не обнаружит пропажу.

— Может мне стоит пойти завтра с тобой? Вдруг понадобится помощь.

— Нет. Если я не справлюсь сама, то мне уже никто и ничто не поможет. Разве что помолись Светлой.

— Помолюсь.

— Если мне удастся, я закажу большой молебен и… Эрке! — голос Шу сорвался. — Мне страшно.

— Мне тоже. Это что-то меняет?

— Ничего. — Шу устремила взгляд за окно. — Мне, возможно, понадобится жертва. Артефакт слишком темный, потребует крови. Можно курицу. Хоть ворону, только живую.

— Завтра с утра будет тебе ворона. А сейчас — бросай чтение всякой гадости.

Лейтенанта прервала отворившаяся дверь: Его Высочество, соскучившись, пришел поболтать с сестрой о новостях дворцовой жизни.