Второй акт был еще сказочнее первого. Я смотрела на сцену и поражалась: неужели я приложила руку к вот этому чуду? К невероятной смеси драмы, фарса, нежности и страсти? Нечаянное хулиганство, мои бессонные ночи после развода, когда я с нуля писала диалоги и целиком сцены, вылилось в настоящий бродвейский мюзикл?
А под конец, на «Танцуй, Эсмеральдо», я плакала. Как будто сама поверила в фальшивую казнь, и явление живого и здорового цыгана прямиком из окна аббатисы Фролло оказалось неожиданностью.
Финал Бонни переделал уже в Нью-Йорке. Совсем немного, но как! Сначала все шло, как задумано изначально: Квазимода страдает, Эсмеральдо спускается по веревочной лестнице из окна за ее спиной, обнимает ее за плечи и подпевает с растрогано-проникновенным лицом, и вот она вдруг понимает, кто именно поет рядом с ней…
– Не подавай виду, – шепчет ей Эсмеральдо в проигрыше, прикладывает палец к губам и кивает на марширующих на заднем плане стражников.
Допевает куплет вместе с Квазимодой, на последних словах подходит к заднику: там из окна подмигивает Фебюс, цыган ловит сброшенный Фебюсом кувшин вина…
Из кулис выбегает толпа богемы, кружит Эсмеральдо в танце, из другого окошка машет аббатиса, назначая цыгану свидание в исповедальне. Все хорошо, истинная свобода и любовь не умирают.
Занавес. По экрану бегут кадры: цыган на коне опять удирает от полиции, только на сей раз – парижской, и снова впереди полосатый столб границы.
Мгновение тишины перед громом аплодисментов…
И тут на авансцену перед экраном выходит Эсмеральдо. Оркестр на пианиссимо играет вступление к «Аве Мария», и Бонни так же тихо начинает свою молитву.
Мадонне.
О встрече, прощении и любви.
Он смотрит прямо на меня. Его слепят софиты, перед его глазами – черный провал зала. Но он все равно смотрит прямо на меня. Поет для меня. И мне кажется – если сейчас я позову, он шагнет со сцены ко мне, вслепую…
Шквал аплодисментов сметает наваждение. Публика беснуется, сверкают вспышки, поднимается занавес – и выходит вся труппа. Они кланяются, взявшись за руки, на сцену летят цветы, в зале зажигается свет. А я смотрю на Бонни сквозь слезы, мои ладони болят от аплодисментов, и мне кажется – не было нашей ссоры в «Зажигалке», не было бесконечно длинного месяца параллельной жизни в Нью-Йорке.
– Это гениально. – Моего виска касается дыхание Ирвина, моих плеч – его руки. – Идем, моя леди. Твой выход.
И я позволяю увести себя – из директорской ложи, в служебную дверь, закоулками за сценой… Шум зала сначала удаляется, потом приближается, и вот мы уже в кулисах, уже – на сцене, залитой ослепительно жарким светом.
Артисты оборачиваются ко мне: удивление, радость на лицах. Один Том едва заметно морщится, но тут же гримаса сменяется ослепительной улыбкой. Он берет меня за руку, выводит на авансцену. Я искоса смотрю на Бонни, он рядом, что-то говорит в зал о постановке, о том, как благодарен всем пришедшим сегодня, и особенно – автору сценария, невероятно талантливой и прекрасной…
– Тай Роу, без которой не было бы ни сегодняшнего спектакля, ни меня, как артиста мюзикла. – Он оборачивается ко мне, протягивает руку; его улыбка так же ослепительна, как у Тома, и так же фальшива. – Сегодня Тай Роу, наконец, решилась показаться публике. Приветствуем!
Едва притихший зал снова взрывается аплодисментами, меня слепят вспышки фотокамер, но я вижу и чувствую только Бонни рядом. Он напряжен, от него летят искры – и мне кажется, где-то и когда-то я все это видела. Только на моем месте была… Сирена?
Да. Чертовски похоже.
Мне больно, колени подгибаются, и хочется бежать от него – дальше, еще дальше, чтобы только не видеть этот проклятой фальши. Я не хочу, чтобы Бонни смотрела на меня – так.
Мне больно, но я улыбаюсь. В зал. Я тоже умею – так. Если надо. Передо мной оказывается микрофон, и надо что-то сказать. В голове пусто, как и в сердце. Как удачно, что я написала свою «спонтанную» речь заранее и выучила ее наизусть!
– Я не знаю, что сказать, кроме «спасибо». Для меня это все – чудо, как бал для Золушки… – я смущенно и восторженно оглядываю зал.
Мне на помощь приходит Кей. Следующую реплику должен был сказать Бонни, но он забыл. Или не хочет. Неважно. Кей склоняется к микрофону, доверительно, почти интимно:
– Мисс Роу не привыкла к публике, но это пройдет, не так ли? Гениальные писатели все немножко не от мира сего, и тем особенно прекрасны.
Он целует мне руку и подмигивает: ты справишься.
– К таким восторгам я тоже не привыкла, – улыбаюсь я. Да, я справлюсь. Благодаря тебе. И я продолжаю: – Я безумно счастлива быть здесь и сейчас. Моя невероятная, несбыточная мечта внезапно осуществилась: этот мюзикл поставили лучшие на Бродвее режиссеры, исполнили лучшие на свете артисты. Самый драгоценный подарок сделал Бонни Джеральд: свой волшебный, завораживающий голос. Я влюбилась в этот голос с первого звука, знаете, как это бывает? – несколько секунд я жду, пока стихнет одобрительный гул зала: о да, они все понимаю, каково это, влюбиться в голос Бонни. – Я вижу, вы все меня понимаете. Спасибо! За вашу веру и поддержку, за то, что пришли сегодня. И отдельное спасибо я хочу сказать Филу Штоссу и Ирвину Говарду за то, что поверили в меня, никому не известную девчонку из далекой России, и дали шанс показать вам сегодняшнее чудо.
Фил с Ирвином тоже кланяются, а я с облегчением отступаю от края сцены и от микрофона. Все, дальше речи пусть говорят без меня, у Фила отлично получается.
Оглядываюсь на Бонни, но не могу поймать его взгляда, он не желает меня замечать – и отворачиваюсь, сжимаю ладонь Кея.
В ушах звучит финальная молитва Эсмеральдо. Мадонне. Наверное, когда-то Бонни собирался петь ее мне. Но не сегодня. Теперь это – еще один гениальный ход, публика рыдала от умиления, и наверняка каждая женщина хоть на миг, да поверила – это ей. Только ей одной. Даже я поверила.
Глупая, глупая я. На что я надеялась? На еще одно чудо? На фею-крестную? О да, Кей – лучшая на свете фея-крестная, но даже он не может воплотить все мои мечты. И не надо. Некоторые мечты изначально неисполнимы.
И черт с ними. Я люблю Кея, а Бонни… нет, у меня не получится вычеркнуть его из жизни, если я хочу быть с Кеем. А я хочу.
Я так сосредоточена на своих мыслях, что пропускаю самое важное: спектакль окончен, всем спасибо, а теперь презентация, пресс-конференция и банкет. Ждем вас через четверть часа здесь же, в зале. Тай Роу представит свою новую книгу. О чем? Капельдинеры прямо сейчас раздадут вам буклеты, а после пресс-конференции можно будет приобрести книгу до ее появления на прилавках и даже получить автограф.
Публика отвечает гулом и аплодисментами, вовсе не собираясь покидать зал. Спектакль окончен, но люди хотят продлить волшебство. Зал требует выхода на бис, кричит «браво!» – сотней голосов.
Том, забыв о страхах и депрессии, едва удерживая охапку букетов, посылает публике воздушные поцелуи. Сегодня он счастлив и доволен жизнью, и не скажешь, что только неделю назад в очередном приступе депрессии угрожал повеситься прямо на сцене, чтобы бездарным и неблагодарным стало стыдно. Гений. Капризный, дурной на всю голову гений.
Рядом с ним – Бонни. Второй дурной на всю голову гений. Он тоже счастлив, тоже принимает цветы и целует молодых и не очень поклонниц, от него на весь зал шибает харизмой и сексуальностью. И наверняка у служебного входа его будет ожидать толпа фанаток, а в его гримерке – ворох приглашений на обеды, ужины и завтраки. Ведь он – настоящий Эсмеральдо, он – огонь и ветер, безумство и счастье…
Для кого-то.
На мгновение.
Там же, на авансцене, счастливые Тошка, Барби, Гюнтер, Синди – и я безумно рада за них всех. Эта радость помогает мне улыбаться. Радость за друзей и надежное плечо Кея рядом. Кое-кто из артистов кидает на него удивленные взгляды. Ну да. Спонсоры редко выходят на сцену, тем более, если не собираются толкать речь. Тем сильнее моя благодарность. Не знаю, как бы я справилась без него.
Наконец, солисты отступают с авансцены, занавес опускается. Но выдыхать рано – зал неистовствует, орет «браво!» и «бис!». Кто-то из костюмеров подбегает к Бонни, подает ему минералку и забирает цветы. Кто-то – к Тому, к Синди, к Тошке…
Тошка оборачивается, находит меня взглядом и, подняв цветы над головой, пробирается через толпу артистов. Он счастлив – и за себя, и за меня. Я тоже. Ведь я поехала в Штаты и ради Тошки тоже – его первая звездная роль, его первая премия «Тони».
– Ты обязательно получишь «Лучший дебют», ты гений, Тошка, ты офигенный гений! – я висну у него на шее, целую его, наплевав на текущий по вискам и шее пот, на размазанный грим. Это же мой родной, обожаемый Тошка! Мой… – Ты лучший на свете братишка!
Где-то рядом (я вижу краем глаза) Бонни Джеральд отдает пустую бутылку костюмеру и идет к занавесу. Манит за собой Синди. Через несколько секунд зал взрывается аплодисментами и тут же смолкает.
«Танцуй, Эсмеральдо», – звучит оркестровое вступление, и они поют, Эсмеральдо и Клодина, дуэтом. Немного жаль, что я не вижу, как они танцуют – номер на бис Бонни Джеральд ставил отдельно, и он гениален, как и все, что он делает.
Тошка с Гюнтером и Барби пытаются утащить меня за кулисы, праздновать, но Кей укоризненно качает головой: не спаивайте великого писателя, ей еще общаться с журналистами!
Мне не хочется с журналистами. Мне хочется с Тошкой и всей нашей артистической компанией. И с Кеем тоже! Я точно знаю, если он захочет – отлично впишется в любой кипеш. Но еще рано. Сначала – презентация, пресс-конференция…
Боже, зачем я на это согласилась?
– Спокойствие, – обнимает меня Кей. – Ты не одна, моя колючка. Все будет хорошо.
Я верю. Очень хочу верить. И вместе с ним пробираюсь к выходу со сцены. Ни черта наша трагикомедия не закончилась, все самое интересное – впереди.
Небольшая пауза: за сценой меня и Кея поджидает компания стилистов и костюмеров, возглавляемая одним из ассистентов Фила Штосса. Нас провожают в гримерку, обновляют мой макияж и прическу, стряхивают с Кея пылинки, причесывают его, а меня переодевают в такое же платье, но только новое, и подают свежие перчатки. Фил напоминает: никаких ответов на журналистские вопросы до пресс-конференции! Молчать, улыбаться, махать и снова улыбаться, какую бы чушь они не несли. И ни на шаг не отходить от сопровождающих!
Я не совсем понимаю, куда тут можно отойти по дороге от гримерки до сцены, и откуда тут возьмутся журналисты, но Фил только пожимает плечами:
– Пролезут. Это ж пресса!
Мне перепадает целых три минуты уединения. В этом бедламе – немыслимая роскошь. Главное, не тратить ее на лишние мысли! Поэтому все три минуты наедине с белым другом я повторю мантру: все будет хорошо. Фил и Кей знают, что делают. Все будет хорошо.
– Мисс великий писатель, вы там не утонули? – у мистера продюсера ни грамма деликатности, черт бы его побрал.
– Нет, меня марсиане похитили! – сердито кричу через дверь.
Фил ржет. Кей тоже. С ними вместе – и я. Лучше ржать, чем сходить с ума от страха.
Выйдя из клозета, показываю Филу средний палец. Он ржет еще громче: отличный настрой, малышка! Кей берет меня за руку, легонько сжимает:
– Идем, моя прекрасная леди.
Как и предсказывал Фил, нас поджидают на выходе из гримерки. Два десятка журналистов ослепляют фотовспышками:
– Почему вы не показывались публике раньше, мисс Роу?
– Каков мистер Джеральд в постели?
– Мисс Роу, вы поддерживаете движение за права животных?
– Несколько слов о русской военной агрессии! За кого вы голосовали?
– Ваша книга – автобиография?
Нас с Кеем окружают. Микрофоны, камеры, охотничий азарт – и я, словно загнанная дичь. Шелестят рекламные буклеты, журналисты заглядывают в них, и тут же задают новые вопросы, один другого краше:
– Стелла – это Сирена? Вы принимали наркотики? Правда ли, что Сирена отказалась петь в спектакле из-за вашей связи с Бонни Джеральдом? «Бенито» – это фанфикшн по Эрике Джеймс? Вы практикуете БДСМ?
Кей отводит от себя и от меня микрофоны, окидывает журналистов по-королевски невозмутимым взглядом.
– Тише, господа. Сначала презентация книги.
Вперед выступают ассистенты Фила, оттесняют самых наглых. Фил из-за их спин напоминает о пресс-конференции и банкете, а также о правиле: до пресс-конференции – никаких вопросов. Поняв, что ничего интересного им сейчас не обломится, журналисты рассасываются. А мы идем к сцене. Третий акт. Надеюсь, я это переживу.
____________
Не хочу разбивать эту главу на две части, поэтому сегодняшний и завтрашний кусок. То есть не факт, что завтра будет еще. Возможно, возьму выходной.
Всем бобра и хорошего настроения!