Кейран

436 год, 20 день Журавля.

Сегодня. Сегодня! Последний день приговоренного, будь проклята эта регентша…

Кей закашлялся, поперхнувшись горькой виноградиной. Тяжелая рука Зака тут же огрела по спине.

— Раньше смерти не умрешь, — процитировал Флом свой фамильный девиз, поймав вылетевшую из королевского горла ягоду и щелчком отправив её в ближнего лакея.

— Хватит! — едва отдышавшись, Кей стукнул кулаком по столу. Тарелки подпрыгнули, лакеи вздрогнули, безобразно спокойный Эрке склонил голову набок. — Хватит. Надоело. Пойдите прочь, — махнул Кей лакеям, и, дождавшись, пока за ними закроется дверь, продолжил: — Доверие доверием, но я хочу знать, какого шиса должен сидеть тут и бояться.

Зак с Эрке переглянулись и промолчали.

— Ну? — тихо повторил Кей. — Или мне придется идти к Шу и выяснять у нее?

— Пожалуй, так будет правильно, Ваше Величество, — так же тихо ответил Эрке. — Её Высочество не делилась планами.

— Не делилась, значит… А моя Тихая гвардия ничего не знает и ни о чем не догадывается. Может, моя гвардия сменила шпагу на грабли и занялась выращиванием тюльпанов?

Оба, капитан и лейтенант, опустили глаза, а Кей в очередной раз подумал, что слишком привык полагаться на сестру. Доверие доверием, но королем-то быть ему, а не Шуалейде! К тому же, рано или поздно сестра выйдет замуж за своего Дукриста и покинет Суард. Мало ли, что император запрещает бастарду жениться — Дукрист всегда добивается желаемого, и плевать ему на всех императоров вместе взятых. И это правильно…

— Докладывайте, капитан, — мягко велел Кей.

Эрке хмыкнул и поднял укоризненный взгляд.

— Так точно, Ваше Величество, — отчеканил он. — Докладываю. Тюльпаны цветут и пахнут, моя защита продержится не более минуты, и все происходящее в этой комнате снова будет видеть Бастерхази.

Несколько мгновений Кей молча сжимал кулаки и проклинал собственную дурь. Щеки горели, хотелось спрятаться, а лучше — убить проклятого темного.

— Может, пойдем к Шуалейде, — прервал тягостное молчание Зак. — Наверняка у нее на завтрак не такой кислый виноград.

— Пошли! — Кей вскочил, бросил салфетку на стол и, как был без камзола, устремился к дверям.

— Не стоит так бежать, Ваше Величество, — Эрке преградил дорогу и подал камзол.

— Бежать, а это отличная идея! — воскликнул Кей. — Пока не поздно, надо бежать отсюда. Пусть Ристана получит свою корону, а я — свободу. Она же не станет преследовать меня, если я откажусь от короны в её пользу? Пусть Шу придумает, как нам исчезнуть незаметно…

Кей нес околесицу, как и подобает перепуганному насмерть мальчишке, Эрке с Заком фальшиво утешали, обещали, что все будет хорошо, и предлагали развеяться — подраться, сыграть в карты или прижать в уголке придворную даму помоложе и посимпатичнее. Если Бастерхази сейчас наблюдал за ними, мог быть спокоен: жертва тряслась от страха и не помышляла о сопротивлении. К тому моменту, как подошли к покоям Шу, Кей и сам поверил в свою игру.

— И где она? — вопросил он накрытый на две персоны стол в пустой гостиной.

— А не позавтракать ли нам? — отозвался Зак, примериваясь к румяному пирожку.

Эрке его опередил.

— Меньше слов, больше дела!

— Десять утра! Сколько можно валяться? — Кей схватил со стола кувшин с водой и устремился наверх.

В опочивальне Её Высочества было тихо. Кей осторожно приотворил витражную дверь, и, держа кувшин наизготовку, проскользнул в спальню.

Размытая тень сорвалась с кровати и метнулась к нему. Вывернутая рука взорвалась болью, чьи-то жесткие пальцы перехватили горло. Кей дернулся — бесполезно…

— Тигренок, стой! — крик Шу слился с грохотом упавшего кувшина.

Тут же послышался торопливый топот по лестнице.

Пальцы на горле разжались, Кей отшатнулся, обернулся и уперся взглядом в синие непроницаемые глаза. Сердце колотилось как бешеное, руки дрожали — то ли от боли, то ли от ярости.

Миг, и незнакомец склонил голову, опустился на колени, подставляя шею под удар, как полагается по этикету. Рука сама собой дернулась к эфесу шпаги: никто не смеет унижать короля!

— Кей. — Тихий голос Шу окатил отрезвляющим холодом.

— Кей? Что?.. — На пороге спальни возник Эрке, огляделся, покачал головой и отступил, закрыв за собой дверь.

Только сейчас Кей заметил, что Шу едва прикрыта простыней, а незнакомец обнажен.

— У тебя хорошая охрана, — он через силу улыбнулся сестре. — Одолжишь?

— Это у тебя плохая реакция, — не потрудившись улыбнуться, ответила Шу. — Не одолжу.

Кей пожал плечами и сморщился — рука болела, горло болело, а колени позорно дрожали. Светлый шер и менестрель, значит? Если в Валанте такие менестрели, тяжко приходится разбойникам.

— Ладно. Но кое-что мне объяснишь. Сейчас.

Кей ждал обычного фырканья и отговорок, но Шу вдруг как-то съежилась, потухла и кивнула, пряча глаза. А Кей вспомнил, что так и не позволил её любовнику подняться.

— Вставайте, благородный шер, — велел он Тигренку. — Забудем это мелкое недоразумение. — И продолжил про себя: — «Пока я не вытрясу из Эрке, за что этого безобидного менестреля приговорили к виселице».

Любовник сестры поднялся, поймав на лету брошенную ею простыню, и оказался на полголовы выше Кея. Напоследок скользнув взглядом по сухим мышцам, подобающим хорошему бойцу, а не менестрелю, Кей кивнул сестре и покинул спальню. Больная рука немного подождет.

Хилл бие Кройце, Стриж

Солнце подсматривало в окно и щекотало горячими лучами, напоминая, что давно наступило утро, и пора бы просыпаться. Просыпаться Стриж не хотел — сон о прекрасной колдунье был слишком хорош. Редкий сон! Лучше обнять её крепче…

Звук шагов и ощущение чужого взгляда вырвали его из сна, сдернули с постели и бросили на опасного гостя: защитить Шу во что бы то ни стало!

— Тигренок, стой!

Голос Шу и знакомый профиль слились в осознание: он чуть не свернул шею королю и выдал себя с головой. Дурень, расслабился!

Стриж опустился на колени и склонил голову, ожидая удара — нападение на короля карается смертью на месте. И будь он проклят, если побежит! Или он нужен Шуалейде, тогда она что-нибудь придумает, или нет — тогда проще сразу сдохнуть.

— Кей!

— Кей, что?.. — Капитан Тихой Гвардии заглянул в комнату и убрался. Удара все не было.

— У тебя хорошая охрана. Одолжишь?

— Это у тебя плохая реакция. Не одолжу.

Стриж еле сдержал торжествующую улыбку: нужен! Даже если только ради Свандер, плевать. У Стрижа еще будет время убедить ее, что от него может быть очень много пользы… и удовольствия.

— Вставайте, сишер, — велел король. — Забудем это мелкое недоразумение.

Тон короля был искренен. Похоже, ради сестры он готов забыть об унижении — неожиданно встретить такое в королевской семье. Но Шу рискует, оставляя ткача рядом с королем. Она же не могла не догадаться, кто он такой? Или могла?.. Шис бы подрал все эти недомолвки.

Едва Кейран покинул спальню, Шу облегченно выдохнула и позвала:

— Иди сюда, мой глупый тигр. — Она поднялась навстречу, обвила Стрижа руками и шепнула тихо-тихо: — Не надо защищать меня от Кея. Не от него…

«Пора бы сказать прямо… — чуть не ответил Стриж, но оборвал себя: — А если она не догадалась о заказе, что тогда? Признаться и убить ее? Молчи уж, Тигренок».

Через несколько минут одетый благородным шером Стриж спускался следом за Шу в гостиную. Оттуда доносился голос капитана:

— …распродал товар и исчез. Портовая стража понятия не имеет, кто такой Касут. Биун за три золотых не стал интересоваться, откуда взялся приговор, только убедился, что подпись судьи…

Светлый осекся, услышав шаги на лестнице, обернулся и глянул прямо на Стрижа. В прозрачно-серых глазах капитана невозможно было прочитать ничего — но если он начал выяснять, кто такой Тигренок, то пора срочно отрывать голову Бастерхази, сматываться отсюда и надеяться, что Хисс в очередной раз прикроет своего слугу. Если еще не поздно сматываться.

— Светлого утра, Зак, Эрке, — поздоровалась Шу. — Вы решили провести военный совет подальше от ушей Бастерхази?

— Именно, — отозвался Кейран. — Я хочу знать, не пора ли бежать в Сойку.

— Не пора. — Шуалейда села на отодвинутый Закеримом стул. Стриж опустился на пол у её ног, сделав вид, что не заметил приглашающего жеста короля и свободного стула напротив. — Ничего Бастерхази тебе не сделает. Наследника-то нет.

— Я не стану жениться на Свандер. Проще сразу утопиться.

— Топиться не придется. — Шуалейда улыбнулась. Фальшиво и напряженно, но, кажется, этого никто кроме Стрижа не заметил. — Эрке, а что слышно о Таис?

— Вокруг нее вьется Туальграм. Он очень вовремя получил наследство троюродной тетушки и расплатился с половиной кредиторов…

«Еще не раскопал, слава Хиссу», — думал Стриж, слушая разговор. Место было выбрано удачно — о Тигренке все забыли. Кроме Шу, которая перебирала его волосы и шептала «кис-кис», предлагая очередной пирожок с ладони. Чтобы «месть за кота» казалась ей слаще, он тщательно слизывал крошки с ее ладони, покусывал за пальцы и гладил ножки в шелковых чулках.

Правда, обдумывать услышанное это ему не мешало. Разрозненные кусочки, наконец, сложились в цельную картину, и картина эта была печальна. Лучше бы Кейран сбежал, право слово.

— …может лучше на некоторое время покинуть Суард? — король пришел к тем же выводам.

— Это имело бы смысл, не будь над нашей головой принца Лермы, — устало, словно повторяя в десятый раз, ответила Шу. — Нам не дадут вернуться, Кей, даже если удастся добраться до Сойки и выжить до твоего совершеннолетия. Лерма распустит слух о твоей смерти в тот же день, как мы покинем дворец, сместит Ристану и наденет на себя корону.

Король сердито застучал вилкой, за столом повисло молчание. А Стриж улыбнулся: в помутнении рассудка данное демону обещание оказалось самым верным решением. Бастерхази следует убить. Хисс будет доволен, он любит такие шутки.

Дайм шер Дукрист

Нужная не находилась. Дайм бежал по коридорам, распахивал двери — высокие и низкие, резные и гладкие, светлые и темные — кидал короткие взгляды в комнаты и бежал дальше, быстрее, успеть…

Дверь распахивается.

Тропический сад, среди цветов летают синие шхуны, ловят парусами юркие папки. Из папок сыплются бумаги, шелестят:

— Третьего дня была купена дюжина висельников…

— …имеет право не принимать заказов на членов королевской…

— …проиграл все состояние.

— Никогда не берет лишнего, наша Семерочка. Вы не думайте, Вашсветлость, мы не упыри какие…

Последний лист превращается в кока, почему-то совсем молодого. Он виновато разводит руками и кивает в сторону Бастерхази, что-то быстро пишущего в книге. Вокруг Бастерхази бегают две девицы Свандер и пытаются поймать гитару с крыльями летучей мыши.

— Обернись, ты не там ищешь! — Синие жемчужины кружатся, мельтешат.

Дайм оборачивается. Двери, двери — бесконечный коридор с дверьми. Бежать, скорее. Найти!

— Шуалейда! — зовет он и ищет нужную дверь: на ней должна быть нарисована хризантема.

Эхо откликается:

— Поздно, поздно.

Дайм бежит, толкает дверь — и снова бежит по новому коридору, вслед за смутным светловолосым силуэтом.

— Стой, подожди. Кто ты?

Юноша оборачивается, качает головой. На его шее рабский ошейник, в глазах смерть.

— Сегодня, — говорит он голосом Парьена. — Никогда не переплачивай.

Он кидает в Дайма чем-то белым, меховым. Меховое мяучит, дергает лапами и превращается в клубок ниток. Нитки разматываются, путаются, заплетают коридор паутиной — а в середине паук смотрит огромным алым глазом, от этого взгляда холодно, мокро… глубоко…

Вокруг плавают рыбы с зеркальной чешуей. В зеркалах отражаются Шу, много-много маленьких Шу. Они уходят, не оборачиваются, как Дайм не зовет. Все дальше и дальше. Дайм хочет бежать за ней, но натыкается на стекло. Зеркало. Она там, за зеркалом.

— Остановись!

Дайм бьет кулаком в стекло, оно звенит, осыпается. Дайм падает, в руку впивается осколок, обивает змеей, жжет. Больно! Осколки летят на него, кружатся…

— Откройте, Ваша Милость, обед! — требует Парьен.

Грохот кулака о дверь выталкивает прочь, разметывает кусочки головоломки.

— Рано, я еще не понял, — кричит Дайм.

И просыпается.

В глаза бьет солнце, под спиной твердый и неровный пол, голова гудит и раскалывается. Стены качаются. Где? Шхуна?..

— Позвольте войти, Ваша Милость, — женский низкий голос… из-за двери.

Куски головоломки складываются, и Дайм понимает: он в Суарде, в таверне. Собрался связаться с Ахшеддином и Шуалейдой. Заказал обед в комнату. И уснул. Уснул? Странный сон. Зеркало разбито, сам на полу, драконий браслет жжет руку, а времени прошло не больше трех минут.

Вскочив на ноги, Дайм нарисовал в воздухе руны возврата и целостности. В голове зашумело, комната покачнулась, и Дайм едва успел ухватиться за стол, чтобы не свалиться снова. Из внутреннего кармана камзола выпал футляр с говорящим опалом, подарком Ци Вея для Шу.

Когда я успел потратить весь резерв? Неужели «Семерка»?..

— Входите! — подняв футляр и сунув обратно, крикнул он и глянул на браслет. Тот мигал рубиновым глазом, чуть вибрировал и грел. На змеином хвосте сверкала сине-перламутровая капля, совсем крохотная.

Пока трактирщица составляла на стол горшок с жарким, миску с овощами, хлеб и кувшин яблочного отвара, Дайм разглядывал новорожденную Синюю жемчужину и пытался разобраться в воспоминаниях сегодняшнего утра, смешавшихся с картинами из сна. Запах баранины забивался в нос, заставлял бурчать живот и мешал думать: в голову лез рыжебородый корабельный кок. Лишь когда Дайм, послав размышления к ширхабу лысому, уговорил жаркое, часть головоломки сложилась. Скорость корабля, упадок сил и пустой резерв, помолодевшая команда, сны-предсказания, жемчужина на браслете — все просто, как медный динг. «Семерка» подарила много больше, чем Дайм просил, и взяла все, что он мог дать, включая обещание когда-нибудь отдать царице Сирен три дня своей жизни. Правильно предупреждал Парьен: договариваясь с волшебными существами, будь готов к неожиданностям.

И этот юноша в рабском ошейнике. Он связан с Шу, он опасен, кто он? Зачем появился рядом с ней? Но сначала — кто. Вся работорговля идет через Биуна, кастеляна Гнилого мешка. Значит, первым делом к нему.

Сбежав вниз, в общий зал, отдал трактирщице полимпериала и велел:

— Коня, быстро.

— Уже готов, Вашмилсть, — отозвалась она. — А что с сундуками?

— За багажом пришлю.

Шутник, накормленный и оседланный, уже ждал у дверей таверны. Вспоминать, когда он велел приготовить коня, Дайм не стал — не до того. Солнце перевалило за полдень, а он еще не знает, что творится в Роель Суардисе.

* * *

— …дюжина каторжников для Её Высочества, семнадцатого дня, — отчитывался Биун, раскладывая на столе бумаги с печатями. — Документы о продаже.

— Среди них был молодой северянин?

Биун замялся, взглянул вверх, потом опустил глаза и принялся копаться в бумагах. Хочет соврать? Вряд ли, не такой дурак.

— Не помню, Ваша Светлость, — виновато промямлил кастелян.

— Не помните, ясно — кивнул Дайм. — Приговоры, дежурного снизу.

— Сию секунду!

Быстро выложив на стол еще одну стопку бумаг, Биун выскочил за дверь, требовать дежурного с нижнего этажа, а Дайм принялся перебирать приговоры в поисках фальшивого. Но, как ни странно, ни одной подделки не нашел. Зато на двух купчих стояла личная печать Шуалейды, а на прочих — общая королевской канцелярии.

— Темур бие Касут, пятнадцатого года рождения, попытка вооруженного грабежа, убийство, доставлен охраной пострадавшего купца, во всем сознался, приговорен пожизненным каторжным работам, — зачитал Дайм, как только Биун вернулся вместе с тюремщиком. — И Намир бие Баньяде, шестнадцатый год, отравитель, приговорен к повешению еще восемь дней тому. Их вы продали отдельно, за день до прочих. Рассказывайте.

— Да, верно! Заказ пришел через капитана Ахшеддина, как всегда. Её Высочеству были доставлены двое, Касут и… — Биун быстро схватил со стола второй лист и прочитал: — И, Баньяде. Её Высочество купили обоих за… двадцать империалов.

Дайм присвистнул, а кастелян опустил глаза — зря, зря надеялся, что маленький марьяж пройдет мимо внимания Канцелярии.

— Как выглядели Касут и Баньяде, — сделав вид, что не обратил на завышенную в три раза цену внимания, потребовал Дайм.

— Кажется… молодые. Точно, молодые…

Кастелян замялся, но ему на помощь пришел тюремщик:

— Касут — лет восемнадцати, светлые волосы, опасен, без особых примет. Второй — лет шестнадцати, чернявый, левый глаз косит, труслив.

— Опасен? — ухватился за ниточку Дайм. — О Касуте подробнее.

— Так точно. Поступил одурманенным или с сильной травмой головы, не мог толком идти, и со связанными руками. Сразу устроил в камере драку, одному из приговоренных сломал ребра, другому откусил палец. Его чуть не забили насмерть, но мы успели предотвратить.

— Отлично! И кто его доставил? Почему нет имени купца в бумагах? Имя, быстро! — скомандовал Дайм, видя новое замешательство Биуна.

— Так из порта, Ваша Светлость! Люди бие Феллиго вместе с людьми купца… э… сашмирская фамилия…

— Ясно, — оборвал Дайм.

Имя Феллиго расставило все по местам — старшина цеха контрабандистов Гильдии. И не так важно, кто этот Касут — мастер теней или экзотическая тварь вроде снежного вервольфа. В любом случае, попав к Шу, должен был её убить. Или… очаровать? Заклясть? Ширхаб подери, как понять, что за пакость подсунул ей Бастерхази? Проклятье!

— Оставьте меня одного и проследите, чтобы никто не помешал.

— Служу Империи! — в один голос рявкнули кастелян и тюремщик, выскакивая за дверь.

Зеркало, руна — и пустые покои. Дайм внимательно оглядел спальню: разворошенная постель, на кресле гитара, смятая мужская рубаха… мужская?! Дайм откинулся на спинку стула, зажмурившись и потирая гудящие от боли виски. Так. У Шу ночует мужчина. Не баронет Кукс, его прирезал младший Флом. Но кто? Проклятье, Шу все же завела любовника, придушу подлеца, потому не отвечала… но сняла запрет — почему? Что изменилось? Гитара, молодой северянин… она что, взяла в постель раба? Мастера теней? Насмешливые боги.

— Ахшеддин, — скомандовал Дайм.

Зеркало замерцало, мелькнуло перевернутое изображение Эрке на фоне чего-то красно-золотого, послышались женские голоса — и пропало, оставив серый туман. Мгновение Дайм пытался понять, что это было и почему Ахшеддин категорически не вяжется с голосами и фоном. Наконец, сообразил: это же бордель Лотти, только она считает сочетание красного бархата и позолоты верхом роскоши. Какого шиса Ахшеддин делает в борделе? Куда вообще катится этот мир?

— Блум!

Дайм еще раз провел по зеркалу ладонью, отдавая последние крохи энергии. Но и в этот раз ничего не вышло. Стекло почернело, обдало холодом и отказалось работать по крайней мере до следующего полнолуния.

Блум умер. Вот так совпадение — или не совпадение? Как говорит Император, если у вас паранойя, это не значит, что вас никто не хочет убить. Наверняка и здесь приложил лапу Бастерхази!

Проклиная верного врага, Дайм закинул бесполезное теперь зеркало в сумку, запечатал конвентской печатью папку с делом и купчей на Касута, велел кастеляну к завтрашнему дню подготовить отчет о рабах, купленных на нужды королевского двора за последние полгода, и устремился прочь из Гнилого Мешка. Раз связаться с Шу невозможно, за оставшиеся до бала два часа стоит выяснить у Мастера Ткача, что же за тварь подсунул Шуалейде Бастерхази. И дай Светлая, чтобы это оказался всего лишь мастер теней!

Рональд шер Бастерхази

«И почему боги, одаривая вас силой, забыли вложить немного ума? — частенько вопрошал учитель, и тут же посохом вдалбливал в твердые головы учеников вечную мудрость: — Хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам!»

Придворному магу тоже полагался посох, но, собираясь заняться подготовкой бала, Рональд предусмотрительно оставил его в кладовке — чтобы не убить ненароком шера Вонючку. Это прозвание распорядителю королевских покоев дала Шуалейда, по детской дури не подумав, на что обрекает не только самого царедворца, но и тех, кому не посчастливится находиться с ним рядом. Редкостно бестолковый и суетливый старикашка носился по залу, распространяя амбре несвежего покойника, и орал на толпу таких же бестолковых и суетливых лакеев.

— Оставьте в покое эти колонны, сишер Вондюмень, и убирайтесь прочь, — очень тихо и очень спокойно велел Рональд.

Лакеи, тянущие цветочную гирлянду, замерли, выронили цветы и съежились. А шер Вонючка обернулся и уже открыл рот, чтобы в запале возразить, но, увидев Рональда, вспотел от страха, отступил и махнул слугам, мол, провалитесь. Те побросали оставшиеся цветы и помчались к дверям.

— Прочь, я сказал, — сморщив нос от вони, еще тише повторил Рональд старику и коротким жестом отправил цветы вслед за слугами.

Наконец, он остался в Народном зале один. Оглядел силовые нити, оплетающие стены, колонны и купол, подправил ослабевшие. Помянул недобрым словом Паука, перехватившего единственного за последние пять лет толкового мальчишку, уже намеченного Рональдом в ученики.

— Какого шиса защищать зал от шеров-зеро и драконов, если последний хвостатый носа не кажет из Хмирны, а ближайший зеро — из Метрополии?! — буркнул Рональд, разворачивая серый свиток с печатью-весами.

Никто не ответил. Эйты по обыкновению изображал мебель, а Ссеубех остался в башне.

«Позвать, что ли, а то и словом перекинуться не с кем? — подумал Рональд и тут же оборвал себя: — Нечего. Пусть делом занимается».

Следующие полтора часа про Ссеубеха он не вспоминал, занятый активацией и настройкой защиты. На ближайшую неделю Народный зал превратился в неприступную цитадель, равно непроницаемую для магии как снаружи, так и изнутри. Теперь, даже если Двенадцатый Дракон Хмирны вздумает разнести Роель Суардис по камешку, в этом зале не пострадает и муха. И наоборот: если Великим будет угодно подраться и превратить зал в кусочек Ургаша, все останется внутри — ровно на неделю.

Едва открыв дверь из зала, усталый Рональд снова наткнулся на Вонючку. Тот нервно топтался под дверью, кусал седой ус и громко думал о неработающем фонтане, недодраенном паркете и дохлых зеленых жуках.

— Фонтаном пусть займется Ахшеддин, — бросил Рональд, пока старик не успел набраться храбрости и напомнить придворному магу о его обязанностях. — Мне некогда.

В такие моменты Рональд ненавидел свою должность представителя Конвента при королевском дворе, ради которой он десять лет убеждал Паука в том, что ему, Пауку, никак невозможно допустить, чтобы во всей Империи не было ни единого темного придворного мага. Последний Бастерхази прислуживает каким-то бездарным провинциальным королькам, словно лакей! Будь прокляты эти Кристисы! Из-за них, трусливых светлых, шерская кровь стала похожей на водицу.

Едва войдя в свои покои, он громко спросил:

— Ну?

— Ничего интересного, патрон, — отозвался Ссеубех. — Кейран с Ахшеддином и Фломом четверть часа назад покинули бордель и направляются во дворец, Шуалейда с мастером теней до сих пор в городе.

— И что она делает?

— Гуляет, патрон, — хмыкнул некромант. — Да взгляните сами.

В зеркале бурлил базар. С навеса над шелковым рядом, где сидел «видящий» голубь — еще одна разработка из запасов Ссеубеха — открывался отличный вид, но вместо голосов слышался лишь невнятный гомон. Рональд несколько мгновений вглядывался в разношерстную толпу, пытаясь опознать Шуалейду и убийцу под личинами. По шелковому ряду бродили матроны, ремесленники, служанки и даже одна страховидная наемница, обнимающаяся с веселым бритоголовым мечником. В дальнем конце мелькнула знакомая физиономия — этот же «тихий» вчера сопровождал Шуалейду к Свандеру. Но никого, похожего манерой и осанкой на принцессу, да еще в сопровождении раба-куклы, Рональд не нашел. Все же неудобно пользоваться голубями — ауры не видно.

— Которая тут она?

— Вольная.

Подивившись весьма странному выборы личины — чтобы женщина добровольно превратилась в этакое чучело? — Рональд вгляделся в черно-белую картинку. Что-то в поведении куклы-наемника показалось неправильным, но разобраться он не успел. Мечник обернулся, равнодушно глянул ему в глаза, едва заметно дернул рукой, что-то блеснуло — и Рональд непроизвольно отшатнулся от погасшего зеркала.

Хилл бие Кройце, Стриж

Шу нервничала. Примеряла пятые по счету серьги, кусала губы и прятала глаза. Внизу, в гостиной, уже гомонили фрейлины, за окном шумели подъезжающие кареты. Кукольные часы на башне Магистрата только что пробили шесть: бал начался.

А в ушах Стрижа все еще звучал надтреснутый голос старика-менестреля, что пел на площади перед базаром: «Есть только миг…». Песня, драгоценный подарок людям от Золотого Дракона, ставшего человеком, сегодня звучала особенно пронзительно. Казалось, пел сам Слепой Бард, и пронизанный солнцем пыльный воздух сиял магией музыки. Еще там, на базаре, Стрижу нестерпимо хотелось взять в руки гитару и спеть — так, как он пел эту песню в деревне по дороге к Пророку. Может быть, легенда права, и Дракон остался среди людей, до сих пор бродит по дорогам со своей верной гитарой. Или прав Клайвер, и любой может стать Бардом, если найдет ту самую струну?

Жаль, спеть для Шу не получится.

Стриж осторожно отнял у неё так и не надетые серьги, поцеловал тонкие, пахнущие горькими благовониями пальцы, и вдел серьги, одну за другой. Не удержался, коснулся губами виска, обвел ладонью контур плеча. Она была так красива, так хрупка и беззащитна, эта страшная колдунья, что хотелось взять её на руки и спрятать от всего мира. Но вместе этого Стриж улыбнулся и подал руку. Пора.

Она встала, отделенная от него крепостными стенами из лазурного муара, сделала шаг — и вдруг остановилась, отняла руку.

— Я пойду одна, — сказала она и улыбнулась, впервые за сегодня свободно и светло. — Дождись меня здесь, пожалуйста.

Стриж замер, отказываясь верить, что его план пойдет шису под хвост из-за того, что у колдуньи вдруг проснулась совесть. А может, она решила, что влюблена? Морок и наваждение, скоро пройдет — принцессы по-настоящему влюбляются в рабов только в сказках. Покачав головой, Стриж снова взял её за руку и потянул к лестнице.

— Нет, Тигренок. Тебе не стоит там появляться, — она говорила мягко, но за мягкостью была твердость стали, а в глазах решимость новой интриги.

Стриж пожал плечами и опустил голову, пряча глаза. Настаивать бесполезно — упрямство Суардисов вошло в легенды. Придется смириться. Временно.

— Пожелай мне удачи, Тигренок, — попросила она.

Короткий поцелуй, шелест юбок, быстрый топот каблучков, и Стриж остался один. Шис! Взбалмошная девчонка!

Выждав несколько минут, Стриж взял удачно позабытый Шуалейдой веер и тихонько спустился на второй этаж. Послушал взволнованный девичий щебет, различил робкий голос шеры Свандер, спрашивающей о Тигренке, и шутливый ответ колдуньи. И когда прозвучало «идем!» — неслышно сбежал вниз, нагнал Шу на полпути к дверям и с поклоном подал веер. Где-то далеко ахнула Виола Свандер, зашушукались фрейлины. Но Стриж видел только удивленные и счастливые сиреневые глаза.

Она опомнилась через миг, и — Стриж готов был в этом поклясться! — собралась снова отправить его обратно. Не успела. Стриж еле заметно покачал головой и подхватил её под руку.

— Упрямый, — шепнула она, сжимая его пальцы. — Держись подальше от Свандер.

Стриж кивнул. Мелочь вроде девицы Свандер может спать спокойно, сегодня к столу Хисса будет крупная дичь.

* * *

Высокие и тяжелые створки распахнулись, на весь огромный зал прозвучало:

— Её Высочество Шуалейда шера Суардис-Тальге!

Под темным стеклянным куполом, расцвеченным бутафорскими звездами и месяцем, было шумно и душно, пахло потом, духами и цветами. Тут и там взблескивали ауры шеров. Стены, потолок и пол оплетали сложные нити заклинаний, от одного взгляда на которые внутри становилось холодно. Стриж точно знал: ступив в этом зале на тропу Тени, он останется в Ургаше навечно — и ничего не успеет сделать. Что ж, достать Бастерхази можно и без Тени. Все люди смертны, даже темные маги.

При появлении Шуалейды игравший на верхней галерее оркестр замолк, все взгляды обратились к дверям. Шеры расступились, образовав коридор от дверей к покрытому аквамариновым бархатом возвышению, на котором пустовали три трона. Резная спинка слоновой кости, эбенового дерева, серебра и перламутра возвышалась над головами гостей и сияла гербовым единорогом с короной. Трон справа от королевского был на локоть ниже, такой же герб перечеркивала золотая перевязь регента. Левый же скромно притворялся обыкновенным креслом, но с двойным гербом на спинке — единорог Суардисов и журавль Тальге.

Под перекрестными взглядами гостей, настороженными и полными любопытства, Шуалейда прошествовала к своему месту, отвечая милостивыми кивками на поклоны и реверансы. Стриж шел на шаг позади. Металл, скрытый кружевами, сдавливал шею, завистливые взгляды словно сдирали одежду, а следом и кожу — пожалуй, хуже Стрижу было только в лагере Пророка, среди сумасшедших фанатиков.

Едва они прошли сквозь строй, гомон в зале возобновился, а оркестр заиграл новомодную вельсу. Около Шуалейды мгновенно собралось несколько гостей, двоих он узнал: посол Ирсиды и посол Цуань-Ли. Послы оттеснили фрейлин и заняли ступени у трона. Стриж не особо вслушивался в политические разговоры, его больше заботили приближающееся пятно темноты и голодный взгляд шеры Свандер. Пока он успешно прятался от неё за креслом Шу, изображая не то голема-охранника наподобие императорского, не то мебель.

— Ваше Высочество, как всегда, обворожительны, — вклинился в беседу тягучий, бархатный баритон, от которого мурашки пробежали по спине, а Тень глубоко внутри заворчала и выпустила когти. Послы замолкли и посторонились. — Позвольте засвидетельствовать мое всемерное почтение и глубочайшее восхищение, прекрасная Шуалейда.

— Светлого дня, Ваша Темность, — отозвалась Шу.

Темный, взметнув полами старомодного плаща с алым подбоем, словно крыльями, изящно склонился над протянутой для поцелуя рукой, а Стриж чуть не зарычал — или это зарычал демон, почуявший обещанную дичь? Проклятый Бастерхази держался так, словно Шу принадлежала ему. Словно он здесь король. Черно-ало-фиолетовые потоки стихий свивались вокруг него слепящим коконом, жгли и подавляли своей мощью.

— Какая чудная игрушка. — Взгляд беспросветных, как Ургаш, глаз устремился на Стрижа. — Ваше Высочество позволит?..

Темные щупальца выметнулись, обволокли огнем и смертью. Ошейник завибрировал, не пуская лиловые нити в разум Стрижа и напоминая: не время, достать темного сейчас, когда тот настороже, невозможно. Призрачные крылья рвались из-под кожи, живот подводило голодом — но приходилось делать равнодушное лицо куклы.

— Отличная работа. — Бастерхази склонил породистую голову. — Ваше Высочество делает успехи. Но контур еши я рекомендовал бы продублировать. Конечно, если вы собираетесь держать куклу дольше недели.

— Благодарю за совет, — ледяным тоном отозвалась Шу. Лицо ее было спокойно, но аура бурлила еле сдерживаемым ураганом. — А теперь отпустите моего Тигренка.

— Вы уверены? Освобождать куклу в полном гостей зале… — Темный обвел вопросительным взглядом шеров, те непроизвольно отшатнулись, а темный рассмеялся. — Ах, дорогая моя. Вы так изящно шутите.

Шеры изобразили улыбки, но по их лицам было видно, что они предпочли бы сейчас оказаться подальше.

— Вы удовлетворили свое любопытство?

Поднявшись с кресла, Шу все равно оказалась на полголовы ниже Бастерхази, хоть он и стоял на предпоследней ступени. Но яростное свечение синевы затмевало и рвало алые всполохи, отталкивало темного так, что тому пришлось отступить. В сплошном коконе открылась брешь, Стриж напрягся — но удержался от броска. Прощупывает, ждет. Дразнит. Рано.

— О нет, Ваше Высочество. Мое любопытство распалено до предела. Очень интересный экземпляр! Не убивайте его до конца, когда наиграетесь, продайте мне.

— Обойдетесь.

— И все же подумайте. Я дам за него одну прелюбопытную книгу о журавлях.

Наверное, темный продолжил бы дразнить Шуалейду, но главные двери распахнулись, и мажордом, перекрывая гул голосов, возвестил:

— Её Высочество Ристана шера Суардис-Адан, милостью Близнецов регент Валанты!

— Продолжим позже, Ваше Высочество, — кивнул Бастерхази и устремился навстречу регентше.

— Шер Тигренок? — послышался тихий голосок.

Стриж обернулся и встретился с огромными, полными ужаса коровьими глазами. Проклятье, упустил из виду влюбленную дурочку — а она мышкой проскользнула сквозь толпу и шис знает что подумала после слов Бастерхази. Тем временем регентша со свитой приблизилась, взошла по ступеням, и Шу пришлось встать навстречу.

— Надеюсь, день Вашего Высочества был светлым, — приветствовала она сестру, приседая в реверансе.

Стриж, стоящий за креслом, тоже склонился, подметая воображаемой шляпой пол. Рядом с ним присела в реверансе шера Свандер.

— И вам светлого дня, дорогая сестра, — кивнула Ристана. — Я вижу, вы хорошо заботитесь о невесте нашего возлюбленного брата.

Бастерхази из-за её спины подмигнул Шуалейде и еще раз попробовал защиту звездного серебра на прочность. Стриж снова сделал вид, что ничего не видит и не понимает — упаси Светлая показать, что он не кукла!

— Невеста нашего возлюбленного брата на редкость мила и добра. — Шу принужденно улыбнулась.

— Уверена, шера Свандер станет прекрасной королевой, не так ли, советник?

Ристана обернулась, выпуская на сцену-ступени сияющего графа. Публика в бальном зале притихла, опасаясь пропустить хоть слово.

— Шерре Свандер душой и телом принадлежат Валанте! — напыщенно заявил советник. — Моя дочь будет верной и любящей супругой нашему возлюбленному сюзерену!

На саму дочь, тихую мышку, советник не обращал внимания — да никто, собственно, не обращал. А зря. Виола выскочила на пустое пространство перед королевским троном, вытащила за собой Стрижа — он постарался сманеврировать так, чтобы оказаться поближе к Бастерхази.

— Нет! — разнесся над залом звонкий и твердый голосок. — Я не буду королевой! Вы забыли, что такое честь и верность! Именем Светлой, я требую справедливости!

Зал затаил дыхание, сотня взглядов прикипела к скандальному действу. Даже Бастерхази в удивлении промедлил — а может, его остановило жемчужное сияние, опустившееся на глупую девочку. То же сияние закрыло рот и мажордому, распахнувшему двери перед королем, и самому королю, замершему на пороге. Виола же продолжала повторять вчерашние слова Шуалейды:

— Люди не куклы! Именем Светлой, я отказываюсь выходить замуж за Кейрана Суардиса, потому что он любит другую и я люблю другого! Именем Светлой, я требую свободы для моего возлюбленного и брака с ним, — Виола сдернула со Стрижа кружевное жабо, выставляя на всеобщее обозрение ошейник, — или вечного служения Сестре!

С последними словами дурочка вцепилась в Стрижа, словно задавшись целью не подпустить к Бастерхази. Тот же держался позади Ристаны и Свандера, так, что одним броском не достать — и Стриж продолжал изображать истукана. Сияние вспыхнуло, принимая клятву, и угасло. С ним угасла и смелость Виолы: она задрожала, съежилась под возмущенными взглядами.

— Как ты смеешь?.. — советник Свандер схватил дочь за руку и оторвал от Стрижа; Стриж, словно не удержав равновесия, сделал шаг за ней — еще полсажени ближе к темному.

— Зря думаешь, что тебе удастся сорвать… — зашипела на сестру Ристана.

— Браво, Ваше Высочество, отличная попытка, — насмешливо восхитился Бастерхази. — Но вы зря не учли вторую дочь…

Время для Стрижа замедлилось, эмоции исчезли, оставив только холодную логику. Нужен лишь миг — темные маги смертны.

Скандал набирал обороты, голоса сливались в бессмысленный шум:

— Моя старшая дочь, Олима Свандер… — советник вытолкнул вперед другую девицу.

— …свадьба короля с шерой Свандер состоится завтра же…

— …вы должны освободить Тигренка!

— …виновного в соблазнении благородной шеры казнить…

— …моя собственность.

— …расследование…

— Отдать мне до окончания разбирательства, — голос Бастерхази заглушил прочие, сам он приблизился.

Стриж замер в готовности: темный шер хочет получить мастера теней? Темный его получит, пусть только сделает еще шаг…

— Забирайте сейчас же, — подтвердила регентша.

— Нет, не позволю! — взвился голос Шу.

Яростный взблеск синевы отбросил черно-алые потоки. Эфир взорвался, реальность дрогнула — и внезапно застыла. Магия исчезла.

Вот он, миг!