1

Он начал расстегивать мое платье прямо в лифте. Горячий, нетерпеливый, как мальчишка! Его руки и губы были повсюду – жадные, нежные, настойчивые…

– Подожди… ах, черт, подожди… до постели!

Мне не хватало воздуха, перед глазами все плыло, но я нашла в себе силы оторвать руки от его волос и толкнуть его в грудь. Обеими ладонями.

– Не могу ждать, – так же прерывисто шепнул он прямо мне в губы. – Ты такая сладкая!

– А ты как будто год женщины не видел, дикарь!

Он засмеялся, прикусил мочку моего уха и спустил платье с моих плеч, добрался ладонью до груди и легко сжал сосок. Я невольно застонала, так остро было чувствовать его твердые, чуть шершавые ладони и холодный воздух на разгоряченной коже. По телу прокатилась сладкая волна, губы пересохли. А он лизнул сначала один сосок, потом второй, подул на них, держа в ладонях.

– Такой как ты – никогда, моя сладкая, – глядя мне в глаза, низким и бессовестно дразнящим голосом.

А потом притянул меня к себе, одновременно задирая мою юбку и просовывая колено между моих ног.

– Ах, ты… – выдохнула я.

Ощущать его стояк сквозь влажные трусики и мягкую джинсу было чертовски горячо! Так горячо, что я напрочь забыла о том, где мы. И едва не упала, когда за моей спиной разошлись двери лифта. Он поймал меня, практически вынес на руках в квартиру – и, наконец, содрал с меня платье, оставив в одном лишь белье, чулках и туфлях на шпильках.

– Ты с ума сойти какая красивая, – он чуть отстранился и жадно разглядывал меня, легко касаясь подушечками пальцев: скулы, шея, ключицы, обнаженная грудь. – Само совершенство. Сла-адкая кошечка!

От его голоса, от шальной улыбки на твердых губах, от жаркой поволоки в темных глазах, от ощущения собственной обнаженности и доступности меня бросало то в жар, то в холод. Я невероятно ярко чувствовала все свое тело, вызывающее у него такой откровенный восторг, и особенно – пульсацию крови в набухших складочках. Никогда не думала, что кружево может быть таким жестким и таким лишним!..

Через несколько бесконечно длинных мгновений он снова притянул меня к себе, поцеловал – и одновременно расстегнул мой лифчик, бросил на пол прямо у двери. Я не осталась в долгу, потянула вверх его рубашку: расстегивать пуговицы слишком долго!

Ни до какой постели мы не добрались – слишком далеко. Только до дивана в гостиной – я в чулках и туфлях, он – голый. Одежда потерялась где-то по дороге.

Я уже потянула его на себя, нетерпеливо лаская ладонью пульсирующий от напряжения член, но он с тихим рычанием развернул меня спиной, подтолкнул – и я оказалась коленями на диване, опираясь руками на спинку. Мужская ладонь прошлась по моей спине, надавила на поясницу, заставляя прогнуться, я поддалась – и через мгновение его ладони легли мне на бедра, а в меня втиснулась головка.

– Кошечка, – выдохнул он, на миг замерев во мне.

Всего миг я наслаждалась охренительно сладким ощущением растянутости – и дошедшего до пика голода…

– Что ты хочешь, чтобы я сделал, моя девочка? – спросил он, лаская дыханием мою шею, почти касаясь грудью моей спины, почти войдя в меня… Черт…

– Трахни уже меня, putta! – выдохнула я, подаваясь назад, насаживаясь на его член.

– Да, моя сладкая! – почти прорычал он, врываясь в меня.

Я закричала, не в силах сдерживаться, так это было… так…

Он двигался во мне, рыча, наполняя до донышка. От контраста горячего мужского тела во мне и прохладного воздуха на обнаженной коже, от собственной откровенно-животной позы, от ощущения открытого пространства вокруг – меня уносило. И меня, и крышу. Куда-то очень-очень далеко и очень-очень сладко…

– Боже, да!.. Да! – кажется, кричала я, когда меня скручивало жаркой судорогой, а внутри меня пульсировал, изливая семя, член моего любовника.

Я не почувствовала чужого взгляда. Даже не услышала, как открылись и закрылись двери индивидуального лифта, ведущего в пентхаус – двери, от которых открывался прекрасный вид на диван в гостиной. Мы оба ничего не заподозрили, пока совсем рядом не раздалось жесткое:

– Ты бы неплохо смотрелась в порно, сучка.

 

2

Я вздрогнула, сердце куда-то провалилось, затрепыхалось пойманной мышью. За то мгновение, что я оборачивалась на голос, пронеслась мысль: как же не вовремя ты вернулся, дорогой муж! Что б теперь такое соврать, чтобы ты поверил мне, а не своим глазам, сукин ты сын?!

Наверное, мне следовало испугаться сильнее, или хотя бы устыдиться – чертов лорд застал меня с любовником, орущей, как дикая кошка. Но мне было слишком хорошо после оргазма, и мысли шевелились слишком лениво.

– Рада, что тебе понравилось, дорогой, – улыбнулась я, прогнулась еще выразительнее и покачала бедрами; это точно лучше, чем бестолково суетиться или глупо врать. – Хочешь меня?

Их сукино лордство оглядел меня с прищуром, от которого мышь внутри меня запищала и попыталась юркнуть под диван. Жаль, я – не мышь, и под диваном не помещусь. И любовника туда не спрячешь. Он, кстати, прикинулся ветошью и слинял за диван – чтобы между ним и бугаем-лордом оказалось хоть какое-то препятствие. Ну да, действительно. Не драться ж ему за честь снятой в клубе дамы, в самом-то деле.

– Сидеть, – на мгновение переключив внимание, велел их лордство моему любовнику и указал на диван.

Тот выругался под нос, но прорываться к выходу мимо лорда не решился – и сел, куда было указано. А я сменила позу на более подходящую виноватой жене: на коленях. Но соблазнительно прогнувшись. Так, чтобы грудь торчала. И губы облизнула, как раз когда их лордство перевели тяжелый взгляд на меня.

– И что же ты скажешь в свое оправдание, сучка? – муж шагнул ко мне, презрительно отфутболив попавшиеся ему под ноги джинсы.

Мышь внутри меня снова пискнула и опрокинулась на спинку, прикидываясь дохлой. Немудрено. Когда их лордство злится, не только мышь – акула бизнеса уписается. Напомните мне, с чего я когда-то взяла, что хищник и манипулятор – это очень эротично? Нет, это – стремно до дрожащих поджилок…

Хотя, конечно, все равно красив, сукин викинг. Просто безумно хорош в этом своем деловом костюме и с высокомерным прищуром. Но особенно будет хорош, если не вышвырнет меня за порог, как нагадившего котенка. Черт, как же я так спалилась-то?..

Как-как… Попробуй, сохрани крышу на месте, когда танцуешь с таким мужчиной, как Бонни! И тем более – когда он тебя целует. Какая к чертям крыша!

Я еле удержалась от того, чтобы не покоситься на любовника. Коллекционный экземпляр! Смуглый, жесткий и гибкий, руки и спина в татуировках, на груди тоже надпись. «Призовой жеребец», – вот что там должно быть написано.

– Скажу, не обращай внимания на ерунду, мой лорд, – вздохнув, я потупилась на мгновение и снова подняла томный взгляд на мужа. – Я так скучала без тебя, дорогой… ты же не будешь ревновать к игрушке? Я всего лишь хотела встретить тебя красивой и готовой… ты же любишь…

Я словно невзначай огладила свою грудь, пробежала пальцами по животу и сложила руки на коленях, как пай-девочка. Хотя если честно, мне куда больше хотелось закончить движение между ног, где по-прежнему было так мокро, словно я не кончила только что. Адреналин, мать его!

– Игрушка, значит, – муж приблизился еще на пару шагов, глядя на меня все тем же тяжелым взглядом; под этим взглядом я плавилась, и последние мысли куда-то девались.

– Игрушка из «Зажигалки», – повторила я, глядя на мужа снизу вверх и отмечая выразительный бугор на его штанах; кажется, у меня есть шанс на прощение! – Я люблю тебя, мой лорд.

Между прочим, чистая правда. Ничего не могу с собой поделать, люблю эту чертову акулу капитализма. Особенно когда он отвлекается от капитализма и вспоминает, что у него вообще-то жена есть. Молодая. С потребностями.

– Неверная похотливая сучка. Не вижу ничего, что помешает мне выкинуть тебя на улицу.

Прозвучало это так, что я снова внутренне сжалась, несмотря на очевидный шанс. Только бы нащупать его, этот шанс!.. Черт, как-то двусмысленно подумалось… Или недвусмысленно – вот он, мой шанс во всей восьмидюймовой красе, так и просится, чтобы его поцеловали.

– Прости меня, мой лорд, – я опустила голову. – Прошу тебя.

Я постаралась изобразить максимальное раскаяние и покорность, но мне, кажется, не очень-то поверили. Потому что взяли за волосы, заставляя глянуть себе в глаза, и с нехорошей такой ухмылкой велели:

– Проси лучше, putta.

От его голоса меня бросило в жар, что-то внутри затрепетало в предвкушении. Чертов викинг!

– Пожалуйста, мой лорд, – самым низким и сексуальным голосом из своего небедного репертуара попросила я и, приоткрыв рот, потянулась к своему шансу.

Не могу сказать, что не искренне потянулась. Все это внезапно оказалось очень горячо. Так горячо, что я готова была просить прощения в любой позе, главное, прямо сейчас, и лучше не один раз.

Но меня обломали. Вместо того чтобы податься ко мне и позволить извиниться – мои волосы сжали сильнее, так что стало реально больно, и нагнули, сначала мягко, а потом резко – почти швырнули на чертов диван лицом.

 

3

Черт, что он творит? Я не хочу так, это… это унизительно! И совсем не горячо!

Наверное, если бы он сейчас отпустил мои волосы, я бы вывернулась и удрала, и плевать – вышвырнет или нет, плевать!..

Но он меня не отпустил. Удержал – лицом в диван, сукин он сын! – и провел пальцами вдоль моей спины, легко и почти нежно. А потом глубоким, тягучим как мед голосом велел:

– Извинись, как подобает, putta.

О, черт… как он это делает? Куда делся весь мой протест? Меня обдало обжигающей волной стыда и возбуждения, захотелось… не знаю, чего. То есть знаю, кажется… черт, черт… я что, позволю ему?..

Пока я металась между гордостью леди и расплавляющим каждую клеточку моего тела предвкушением, он отошел на пару шагов и ровным деловым тоном осведомился:

– Она заплатила тебе?

– Да, сэр, – отозвался Бонни.

Соврал, сукин сын, но как убедительно! Я сама почти поверила.

– Ну-ка встань, – велел муж.

Я украдкой скосила взгляд, не решаясь изменить позу.

Мой любовник непринужденно встал с дивана, повернулся, позволяя себя рассмотреть. О да, там есть на что посмотреть! Самый горячий парень Города Ангелов, высший класс. Муж тоже оценил, видно по сверкнувшим глазам. Вот только что он собирается с ним делать?

– Целая ночь и втроем стоит дороже, сэр, – тоном «рекомендую шато семьдесят четвертого года» сказал Бонни.

Вот же сукин сын! Прямо как настоящий хастлер.

– Годится, – их лордство небрежно кивнули на диван, пока позволяя Бонни просто быть рядом. На подхвате. И обернулся ко мне. – Я не собираюсь ждать, сла-адкая.

Я вздрогнула. Он сказал это в точности тем же тоном, что Бонни, когда трахал меня. Получается… получается, их лордство смотрел с самого начала? Вот же извращенец! То-то у него встало!..

Ладно, у него встало – а я? Что делать мне?.. Что делать неверной жене, которую почти готовы вышвырнуть на улицу… у которой только один шанс на прощение… ладно. Я вижу, чего ты от меня хочешь, твое лордство. Что тебя заводит. Это же не так страшно, правда? Может быть, даже что-то в этом есть…

– Ну? – голос милорда хлестнул наотмашь, заставив меня снова вздрогнуть… и тут же расслабиться.

Что я, в самом-то деле, торможу? Я же видела, как это делается. И как это кое-кому нравится. Хватит трусить уже!

Легко сказать – хватит трусить. Стоило мне подняться с дивана, чтобы шагнуть к лорду, он остановил меня тяжелым и властным:

– На коленях, сла-адкая, – и сам отступил еще на пару шагов.

Меня захлестнуло злостью, страхом и одновременно – жарким возбуждением. Что бы я себе ни думала, чего бы ни боялась, а сделать это я хотела. Хочу сейчас. Хочу почувствовать, каково это. На себе.

Опускаться на колени вот так, когда два мужчины разглядывают меня, было непросто, и еще сложнее – сделать это, не прячась за вызовом, а как положено кающейся Магдалине. Я справилась, заслужив одобрительный взгляд Бонни и выразительный длинный выдох лорда. А дальше – проще, должно быть проще! Всего-то пройти на четвереньках несколько метров и сесть у ног милорда, покорно склонив голову.

Черт. Всего-то! Ага, щаз. Эти гребаные несколько метров мне казалось, что на меня смотрят не два мужчины, а целая толпа, и вот-вот кто-нибудь засмеется – и я ничего не смогу с этим сделать, потому что я беззащитна, обнажена и совсем-совсем одна. Внезапно я вспомнила все свои недостатки – от неуклюжих острых локтей до идиотской родинки на заднице. И самый главный недостаток – собственное поведение, неподобающее не только леди, никакой приличной женщине не подобающее. Возбуждаться от унижения и подчинения… боже… как можно признаться в этом? Тем более – так, напоказ… как я после этого посмотрю кому-то в глаза? Зная, что они видели это… наверняка я сейчас выгляжу смешно…

Но никто не засмеялся. Я не услышала ни звука, кроме грохота моего собственного сердца. И все равно, я никогда до этого так остро не ощущала собственную открытость и доступность, не хотела так отчаянно прикрыться и спрятаться, как в эти бесконечные секунды. Пока не уткнулась в колени мужа, не поднялась на колени, и моей головы не коснулась властная, ласковая рука.

Я выдохнула со всхлипом, прижалась к его ногам, обняла за бедра. Сердце колотилось, в теле разлилась слабость – словно я прошла километр по канату над бездонной пропастью, а не три метра по пушистому ковру. И единственной опорой и защитой для меня был он, мой лорд.

– Милорд, – шепнула я, прижимаясь лицом к его животу, и мысленно моля: только не вздумай смеяться, пожалуйста, просто забудь, что я сейчас сделала!

– Это уже лучше, намного лучше, моя нехорошая девочка, – тихо сказал он, погладив мою щеку.

Я снова всхлипнула – от стыда и облегчения. Чего я боялась, дура? Он никогда не будет смеяться надо мной, тем более – вот так. Глупая, глупая я.

Мне вдруг стало невероятно легко, словно я падаю… падаю… но меня держат надежные любимые руки, которые никогда не позволят мне расшибиться. Боже. Неужели для нижнего это – каждый раз вот так?! С ума сойти…

 

4

Я снова благодарно потерлась о каменный стояк мужа, подалась головой под его ладонь, скользнула губами по его пальцам – жестким и чутким, пахнущим чистотой и немного горьковато-дымным парфюмом. А потом он нажал на мою нижнюю губу, проник в мой рот, позволяя облизать кончики пальцев. Боже, как сладко! И как горячо! Внизу живота потяжелело, между ног налилось жаром. А когда мой лорд запустил руку мне в волосы, намотал их на кулак и сжал – я невольно застонала, так это было… правильно? Сладко? Послушно гнуться в его руках, ощущать и признавать его власть и силу, идти по самой грани и доверять ему, точно знать, что он – никогда не уронит, не причинит вреда. Вот так просто, стоять перед ним на коленях, сосать его пальцы и ждать, что он захочет дальше…

– Да, так несравненно лучше, – его голос обволакивал, проникал в меня, рождая сладкую дрожь, а его пальцы гладили мои губы. – Но ты все еще очень плохая девочка. Dolce putta.

Услышав это, я вздрогнула. Такие знакомые слова, но сейчас они звучат совсем иначе. Я – совсем другая. Это я – dolce putta, я принадлежу ему, я готова принять все, что он желает дать мне или взять… И это так странно, так сумасшедше остро… так остро, что я едва не прослушала его последние слова.

– …наказание, – сказал он, взяв меня за подбородок и заставляя смотреть себе в глаза. – Или уходишь сейчас же.

– Да, мой лорд, – почти сразу ответила я. Хрипло, срывающимся голосом, но уверенно. Я не отступлю, хотя сейчас мне дали такую возможность. Доиграю нашу игру до конца. – Я приму наказание.

Его ноздри затрепетали, по губам скользнула хищная предвкушающая улыбка. А я опустила глаза, прямо на выразительно проступающий под тканью стояк и пряжку ремня. И невольно вздрогнула. Ремень. Нет, он же не станет?.. Я не хочу, это больно!

– Примешь? – переспросил милорд саркастически.

Я не сразу сообразила, чего он от меня хочет, а когда сообразила, залилась краской. Сказать это, вот прямо как в плохом фильме? Сказать…

– Накажите меня, милорд. Пожалуйста, – выдавила я и, повинуясь легкому нажатию на макушку, оторвалась от него, убрала руки за спину и склонила голову.

Снова – открытость, беззащитность, уязвимость. Обнаженность. И его взгл

 

5

Сложный вопрос вылетел из моей головы, когда моих губ коснулись губы мужа. Нежно, невыносимо нежно. Только рука на щеке – и губы.

– Ты хочешь порадовать меня, сладкая? – спросил он так, что я ощущала движение его губ.

– Хочу, милорд.

– Тогда будь послушной девочкой. Ты же помнишь волшебное слово?

Помню. Конечно, помню. Слово, которое никогда не использовали. Ни один из них – ни Кей, ни Бонни. Что бы я ни делала.

– Помню, милорд.

И мне не придется им воспользоваться, я точно это знаю. Да, я доверяю тебе. Вам.

– Мне нравится твой ротик. Открой, – так же тихо велел он, и меня обдало жаркой, тягучей волной стыда и возбуждения.

Я приоткрыла губы, чувствуя, как краснею – вся, от ушей и вниз. Ужасно непристойно! Леди с завязанными глазами, на коленях, с открытым ртом. Ясно же, для чего! И когда совсем рядом раздался звук расстегиваемой пряжки ремня, я покраснела еще сильнее, губы сами собой сомкнулись… И я вскрикнула от легкого, почти невесомого – но чертовски унизительного шлепка по губам.

– Непослушная девочка, – моих губ снова коснулись пальцы, скользнули в рот, дотронулись до языка и неба, разжали зубы, заставили открыть рот шире. – Закроешь – выпорю.

Выпорет?.. О, черт… не может быть, чтобы я хотела этого! Но если нет – почему от одного этого слова меня охватила тяжела истома? Почему я замерла, как кролик перед удавом, и жду…

Сказав «выпорю», муж отошел. На шаг, на два – вряд ли больше, я все еще чувствовала кожей движение воздуха. Слышала звук вытягиваемого из брюк ремня. Еще одни шаги, босых ног… Рядом, но не передо мной. Теперь сбоку… Я невольно напряглась, ожидая удара – но вместо этого моего плеча коснулась горячая ладонь, провела вниз по руке, рождая во всем теле волну яркого, животного удовольствия.

За моей спиной опустились на колени, взяли оба моих запястья, чуть подняли и обхватили петлей из ремня. Затянули, не сильно, но надежно, и нежно потерлись губами о мои лопатки. Меня опять пронзило ощущением беспомощности, но на этот раз оно было мягче, что ли. И мне безумно хотелось, чтобы Бонни продолжал – целовать, гладить меня, касаться обнаженным телом. Оказывается, это так остро: неожиданные, непредсказуемые касания! То легкие поцелуи, то укусы, то касания ладоней, то… От шлепка по бедру я вздрогнула – и внезапно оказалась прижатой лицом и грудью возбужденному мужу. Одетому, только брюки расстегнуты.

Я замерла, не понимая – что сейчас будет? Как это странно, не видеть, не иметь возможности предугадать! Ощущения обострены до предела, тем более я помню: меня ждет наказание. И я не уверена, что оно будет приятным… черт, зачем я согласилась на эту игру?!

Очередное дурацкое сомнение вылетело из моей головы, стоило мужским бедрам прижаться ко мне сзади, аккурат членом между моих ягодиц, а мужу погладить меня по открытым губам и шепнуть:

– Послушная девочка, – и тут же взять меня за волосы и направить член мне в рот.

Это был полный снос крыши! Совершенно новые ощущения! Не видеть его, не иметь возможности трогать руками, только губами и языком, и подчиняться требовательным рукам… и одновременно прижиматься задом к Бонни, ощущать его руки, гуляющие по всему моему телу… и шелковую, твердую плоть Кея, толкающуюся мне в горло… О, мой бог… как же сладко!

Я совсем не ожидала остановки. То есть – не так. Я чувствовала, муж почти готов кончить, еще чуть, и… я разочарованно застонала, потянулась за ним. Но он удержал меня, провел ладонью по моей мокрой щеке, потом по губам. И, наверное, сделал какой-то знак Бонни, потому что тот тоже замер, отстранился. Мне тут же стало холодно, одиноко и голодно, я хотела продолжения – но чувствовала, что продолжение будет вовсе не тем, к которому я привыкла.

– Тебе идет быть послушной, dolce putta, – муж снова обвел пальцем мои горящие губы, а потом тем же пальцем поднял мою голову за подбородок. – Хочешь, чтобы он снова тебя трахнул?

– Да, мой лорд, – сгорая от стыда, ответила я.

От его слов, от этого «putta», что-то внутри меня дрожало и грозило оборваться, и было одновременно страшно и до отчаяния сладко. Мой муж называет меня шлюхой, но… я же чувствую, знаю, ему нравится, что я сейчас именно такая…где-то здесь закралось противоречие, но я не могу сейчас об этом думать, вообще не могу думать, мои мозги расплавились вместе с телом.

– Маленькая putta, – почти нежно повторил мой лорд, подталкивая меня, чтобы поднялась, так же на коленях, а потом провел ладонью по моей шее, груди… и ущипнул за сосок так, что я вскрикнула: не столько от боли, сколько от неожиданности. – Мне нравится, как ты кричишь, – шепнул он, склонившись к моим губам, и сжал теперь уже второй сосок.

От боли – странной, приглушенно-сладкой – я выгнулась и застонала, прямо ему в губы, и снова – когда он прикусил мою нижнюю губу, а ладонями провел по плечам и, сжав их, поднял меня на ноги. Вот это он сделал зря, потому что ноги держали меня крайне плохо. Подкашивались. Я еле устояла на чертовых шпильках, на миг мне показалось, что сейчас упаду – но меня поймали. В четыре руки. И я оказалась зажата между двух мужчин, одетого и обнаженного, в их руках, в полной их власти… Черт, еще чуть – и я кончу, не дожидаясь, когда же меня трахнут. Вместо этого меня поцеловали. Сначала – Кей, зарываясь пальцами в мои волосы и прижимая к себе за бедра, а следом – Бонни. Он развернул меня к себе лицом, вломился языком в мой рот, запустил руку мне между ног – жестко и грубо, словно схватил добычу…

Это точно мой Бонни?! Он никогда раньше…

 

6

Пальцев, проникших в меня, я совсем не ожидала, а своей реакции на этого грубое вторжение – тем более. Болезненно-сладкая судорога скрутила меня, вышибла дыхание, разлилась по всему телу обжигающей волной, из горла вырвался крик, и тут же в меня проникли еще, в заднее отверстие – сразу два скользких от смазки пальца, и не Бонни, а Кея, так же жестко, сразу на всю длину.

Я бы точно упала от второй обжигающе-сладкой волны, если бы они не держали меня. Оба. Как свою добычу. И даже не думали убирать из меня пальцы, оба, черт бы их подрал! Я дрожала, стонала и выгибалась, пока Кей растягивал и трахал мой зад, сжимая до боли мою грудь, а Бонни щипал и тер между ног, кусал и облизывал шею и плечи. При этом он держал меня за волосы, без капли нежности, а чертовы шпильки не позволяли мне даже твердо стоять, и мне все время казалось, что я сейчас упаду, вот только один из них отступит на полшага, отпустит меня, и я непременно упаду!..

Это почти случилось, когда Кей сунул в меня сразу три пальца, больно сжал сосок – заставив меня опять застонать – и хриплым, севшим голосом сказал что-то о том, как маленькая putta будет сладко кричать на его члене. Мой лорд – и такие слова!.. Ох…

А Бонни… Бонни добавил по-итальянски, что хочет засадить мне во все дырки сразу, но сначала – выпороть, чтобы горячая штучка стала еще горячее. От нереальности происходящего у меня закружилась голова, и я уже плохо понимала, что еще они говорят. Только что обсуждают, как и именно собираются меня отыметь, и все это – продолжая ощупывать меня, трахать пальцами, щипать и шлепать. Полный анриал! Словно я оказалась внутри порнофильма, и я – вовсе не я, а очень-очень плохая девчонка, которой до безумия нравится все, что с ней делают. Даже то, что Кей снова поставил меня на колени, уткнув лицом в ковер, и велел:

– Стой смирно, putta, – а потом снял ремень с моих связанных рук и заставил вытянуть вперед. И напоследок ногой раздвинул мои ноги, непристойно широко, так что я вся оказалась открыта и доступна. – Прекрасный вид, текущая сучка, – прокомментировал он, небрежно пройдясь ладонью по моим выставленным напоказ интимным местам, и увесисто шлепнул по заднице.

– Придержи ее, – приказал Кей, и я подумала, что сейчас меня наконец-то трахнут, но ошиблась.

Бонни сел на колени передо мной, подтянул к себе – так что мое лицо оказалось между его бедер, а мои руки – в его руках.

Кей же огладил меня по заднице, прошелся пальцами между половинками, лизнул – от чего я снова вскрикнула, так это было внезапно и сладко – и осторожно толкнулся внутрь чем-то холодным и скользким. И большим. Насколько большим, я поняла, лишь когда медленно входящее «это» растянуло меня сильнее, чем его три пальца.

Я протестующе застонала, чувствуя, что все, больше во мне не поместится.

– Потерпи, сладкая, – остановившись, Кей снова погладил меня по спине и заднице, обвел пальцем растянутые мышцы, поцеловал ямочку на ягодице. – Сладкая, красивая putta.

Красивая?!. Черт, зачем он это сказал? Я же немедленно «увидела» себя со стороны, и меня тут же обожгла волна стыда. А он… он… сукин сын еще раз огладил мой зад и втолкнул пробку еще глубже, заставив меня застонать от ощущения тянущей, болезненной и стыдной заполненности.

– Самая красивая девочка, – повторил Кей, погладив меня по истекающим влагой складочкам и сунув два пальца внутрь. – Мокрая, нежная.

Я снова застонала – на что-то членораздельное я уже не была способна, да что тут можно сказать внятного? Я умираю от стыда, я горю под вашими взглядами и руками, ни в коем случае не останавливайтесь? Да ну, они и так все поняли. И что я хочу не пальцы, а член – тоже поняли, хотя бы по тому, как я непроизвольно выгнулась.

– Вот теперь ты готова к наказанию, putta, – меня придавило прозвучавшей в его голосе тяжелой властностью. – Можешь кричать.

Я до последнего не верила, что он сделает это. До того самого момента, как Бонни чуть сильнее сжал мои запястья, и мои ягодицы обжег удар – заставивший меня непроизвольно сжаться и чертовски остро почувствовать растянувшую зад пробку.

– Нет! – я дернулась, но Бонни одной рукой держал мои запястья, а второй схватил за волосы и вжал лицом в свои колени. – Не надо, отпусти меня!

Меня словно не слышали. Хватка не ослабла, а зад обжег второй удар. Все мое возбуждение схлынуло, оставив лишь стыд, обиду, протест и опять стыд. Какого черта они делают это со мной?!

– Нет, я не хочу! – крикнула я, едва вдохнув после третьего удара.

 

7

Рука Бонни, держащая меня за волосы, чуть переместилась, погладила шею под волосами. Успокаивающе, словно кошку. От этой простой ласки я всхлипнула, сжалась… и вместо следующего удара почувствовала нежное касание к спине. Что-то мягкое, замшевое… флоггер? Замерев, я пыталась понять – что же касается меня на самом-то деле? Вот какого черта они завязали мне глаза?! Я же… я же…

Я снова обиженно всхлипнула. Они… они меня надули, сукины дети! Флоггер – это же совсем не больно… мне в самом деле не больно… они… черт, зачем Кей меня ласкает чертовым флоггером? И Бонни… зачем он массирует мой затылок, и так нежно, словно… словно я – мелкая дура, перепугалась невесть чего…

Не то чтобы невесть чего, я же видела, как Кей делает это с Бонни – ремнем или плетью, до рубцов на коже, и подумала, что со мной будет так же. Вот же глупая… кошечка, блин.

Выдохнув, я наконец-то расслабилась, принимая ласку – и рук Бонни, и флоггера. И лишь чуть вздрогнула от неожиданности, когда Кей снова ударил. Ровно так, чтобы было горячо и едва-едва больно. Скорее приятно, чем больно. Если не бояться. А я не боюсь. Совсем-совсем не боюсь.

У меня получилось. В смысле, расслабиться и снова поверить, что все хорошо, что никто не сделает мне по-настоящему плохо. Что меня любят. Оба. И удары флоггера уже ощущались не как боль, а как ласка. Ритмичная, жаркая ласка, разгоняющая по всему телу волны удовольствия, и самая малость стыда… все же… слишком откровенная поза, и эта пробка во мне…

И горячий член Бонни совсем рядом, я чувствую его тепло, но не прикосновение, и это – неправильно. Хочу… хочу…

Не знаю, как он понял, чего я хочу – наверное, так же, как я понимаю его. Но он отпустил мои руки, дав мне возможность опереться на пол, и приподнял мою голову. А Кей легко шлепнул флоггером по выставленным напоказ интимным местам, заставив меня вскрикнуть от чертовски острого ощущения. Что-то на грани боли, стыда и наслаждения.

– Давай, putta, – велел Бонни, касаясь нежной головкой моих губ.

Я послушно лизнула, обхватила губами, наслаждаясь чуть терпким вкусом его семени, и тут он добавил:

– Оближи конфетку.

Мне тут же вспомнилось его: «Хочешь облизать конфетку?» – родом из нашей еще-не-любви. Сукин сын, он помнит! Помнит, как я выплеснула в него дайкири! От всплывшей картинки меня залило жаром всю, целиком. Нет, он же не мог тогда знать, как мне на самом деле хотелось взять его в рот! Как я завидовала чертовой кислотной сучке, которую он трахал, как он снился мне по ночам…

Кажется, я сжала его губами слишком сильно – он тихо застонал и толкнулся мне в нёбо, стиснув мои волосы. Я тоже застонала – сначала от реакции Бонни, и снова – от удара флоггером между ног, и опять – от нежного касания мягкой замши снизу вверх, почти как ладонью, и сразу же последовавшего чувствительного удара по ягодицам.

Теперь я стонала от каждого удара, обжигающего мой зад и спину, и в такт им насаживалась ртом на член Бонни. Ритмично. Глубоко. Бесстыдно. Слушая его низкие стоны, ощущая, как сжимаются его пальцы в моих волосах, как пульсирует вена под моим языком… Боже, как же сладко! Так сладко, что руки почти не держат, и я уже плохо понимаю, где я… и кажется, что я легкая-легкая, лечу куда-то…

Я не сразу поняла, что не так – почему больше нет сладких ритмичных ударов, и зачем из меня что-то вынимают, не хочу… И застонала в голос от сумасшедше прекрасного ощущения мужских рук, сжавших мои бедра, и скользкого горячего члена, входящего в мой зад, и одновременно – в рот, до самого горла, так, что из глаз брызнули слезы. Меня тут же скрутило сладкой судорогой, весь мир сузился до сумасшедшего наслаждения – и двух мужчин, имеющих меня, насаживающих на себя с жадным рычанием, двух членов, пульсирующих во мне, изливающихся семенем.

Не помню, как мы оказались лежащими на полу, Кей – все еще во мне, все еще одетый. И ни повязка с моих глаз, ни мои чертовы туфли не потерялись, ненавижу их. Зато поцелуй Бонни я уже ощутила и даже осознала. Нежное касание его губ и языка, вкус его семени, биение жилки на его шее – оказывается, я обнимала его, даже закинула на него ногу. Кей тоже целовал меня, неспешно и лениво – плечо, шею, ушко. Игриво прикусил и тут же зализал, и шепнул:

– Сла-адкая кошечка, – с непередаваемо ласковой насмешкой.

Я зашипела в ответ, а он… он толкнулся во мне, твердый, словно не кончил только что!

– Ау… вы маньяк, милорд!

– Маньяк и дикарь, – задумчиво повторил Бонни мне прямо в губы. – М… не так. Маньяк, дикарь и сладкая кошечка. Рейтинг три икс.

И бессовестно заржал, сукин кот! И Кей – тоже! В смысле, и заржал, и сукин кот!

– Хватит ржать, кони бесстыжие, – я тоже едва сдерживала смех.

– Никогда не встречал стыжих коней, – тут же заявил Кей, по-хозяйски огладил мое бедро и все, что рядом оказалось, а оказался там Бонни. – Но точно знаю, стыжие кони не делают вот так… – и снова толкнулся во мне.

Меня пронзило стыдом, болью и наслаждением: от его семени во мне было очень-очень мокро, и немного жгло растянутые мышцы, и вообще он большой для меня.

Словно чтобы я еще лучше осознала всю степень своего падения, Бонни снова поцеловал меня и шепнул:

– Вкусно, – явно имея в виду свой вкус на моих губах.

 

8

Меня обдало новой жарко-стыдной волной. Я особенно остро ощутила касание ткани к обнаженной коже – Кей даже брюки не спустил, только ширинку расстегнул, чтобы взять меня. А сейчас вынул руку из-под моей головы, намотал волосы на кулак, прикусил плечо и, просунув свободную руку между мной и Бонни, запустил пальцы мне между ног. Совсем не нежно. А Бонни…

– Я хочу смотреть, – сказал он, погладил меня по щеке, пробежался вниз, до ласкающих меня пальцев Кея, и поднял мою ногу, согнув в колене. – Хочу видеть вас обоих.

Он сказал это так… властно? Обжигающе?.. Так, что меня почти накрыло оргазмом. Почти… и я голодно застонала, прося…

Кей точно понял, чего именно я прошу. Он снова двинулся во мне, медленно, чертовски медленно! И вместо того, чтобы ласкать меня, поймал за руку и положил мою ладонь на мою же грудь, смял, и тут же – потянул за волосы, заставляя запрокинуть голову… О, боже…

Под жадным взглядом Бонни отдаваться Кею вот так, с завязанными глазами, на ковре собственной гостиной, быть его послушной собственностью… это… это… ай!..

Сукин кот, который муж, внезапно остановился. Я протестующе застонала и подалась к нему, но он не позволил мне снова насадиться на член, выскользнул, прижался бедрами и стиснул пальцами налитый жаром, пульсирующий клитор. Из моего горла вырвался тонкий жалобный стон, я накрыла его руку своей – ну же, еще немного, я сейчас кончу!..

– Тебе нравится, маленькая putta? – низким, рокочущим голосом спросил он и прикусил меня за холку.

– Да… да, мой лорд, пожалуйста!

– Дать ей кончить? – спросил Кей. Не меня, разумеется.

– Рано, – хрипло отозвался Бонни, и мне почему-то увиделось, как он ласкает себя, глядя на нас с Кеем.

И сукин лорд, вместе того, чтобы дать мне мой оргазм, убрал свою руку, а заодно отвел и мою, дразняще потерся членом между моих ягодиц и заявил:

– Тебе придется заработать свое удовольствие, putta.

– Как?.. Мой лорд… – от проволочки мое возбуждение стало лишь сильнее, и я сейчас готова была на что угодно, лишь бы освободиться от томительной жажды.

– Будь послушной девочкой, – шепнул он мне на ухо и прикусил мочку.

– Буду, мой лорд, – пообещала я, едва сдерживая стоны нетерпения.

– Посмотрим, – хмыкнул мой лорд, и тут же велел: – Вставай и молчи, пока я не разрешу.

Мне очень хотелось сказать что-нибудь на тему сукиных котов, оставивших меня в полушаге от оргазма, но я промолчала. Я обещала быть послушной – и я буду. Даже если мне хочется обоих укусить. А Кей отодвинулся, шлепнул меня по заду и вскочил на ноги. Вот как, а? Он же возбужден не меньше меня, вот какого черта!..

Встать сама я не успела, меня поднял Кей. Поставил на ноги, спиной к себе, чуть потерся – так, чтобы я ощутила и весь размер его стояка. Взял за обе руки, завел за спину и положил себе на бедра. А потом накрыл мои груди ладонями, смял, с силой зажал соски между пальцами… Шагов Бонни по ковру я не услышала, только почувствовала его приближение – и его ладони, накрывшие ладони Кея на моей груди. Ненадолго: Кей соскользнул руками ниже, огладил мои бедра, притиснул ближе к себе. А Бонни сжал мои ноющие соски, потянул…

Я застонала от боли, пронзившей меня до самого лона, и тут же получила шлепок по губам. От Бонни!.. От унижения пополам с возбуждением и болью у меня закружилась голова, и если бы Кей не держал меня – упала бы. Особенно трудно было устоять, когда Бонни одной рукой погладил мои горящие губы, а другой – влажные, изнывающие складочки, вошел пальцами в меня… в одном ритме, обеими руками, в рот и в лоно… А Кей вернулся к груди, сжимал и выкручивал мои соски, так что боль пронизывала меня, отдаваясь еще большим возбуждением…

– Вот теперь ты красива и готова, dolce mia, – сказал Бонни, убирая руку снизу, и тут же велел Кею: – Оближи.

Я не видела, только по движениям поняла, что Кей взял в рот мокрые пальцы Бонни. И по сбившемуся дыханию – и его, и моему. Эта смена ролей… Бонни – верхний… Его лица я тоже не видела, но точно знала: ему нравится. Видеть нас обоих, чувствовать мое желание и покорность. А мне нравилось то, что нравится ему… нет, им обоим!

Несколько секунд Бонни ласкал мои губы и смотрел – о да, он любит смотреть ничуть не меньше Кея. А потом приник ко мне всем телом, обнял – нас с Кеем вместе, так что я оказалась зажата между ними, и поцеловал Кея.

Сумасшедшее ощущение: чувствовать, как мои мужчины целуются. Слышать их. Но не видеть.

– Еще, – не то попросил, не то велел Бонни и отстранился.

 

9

Кей мягко надавил мне на плечи, побуждая встать на колени, и сам тоже опустился коленями на ковер, взял меня за волосы и другой рукой за оба запястья – и резко, без предупреждения, вошел в меня сзади. Я закричала – скорее от неожиданности, чем от боли: я все еще была мокрой от его семени и растянутой – и выгнулась, и тут же Кей зажал мне рот ладонью, втиснулся до упора и замер. Я тоже замерла, заново привыкая к нему внутри меня – и позволяя Бонни рассмотреть меня, нас…

От ощущения непристойности, собственной доступности и скользящего по мне мужского взгляда я дрожала и едва могла дышать, так все это было горячо, и сладко, и… странно?.. А потом Кей снова двинулся во мне, придерживая за руки и закрывая мне рот… или лаская его? Я стонала, прикусывала и лизала его пальцы, насаживалась на его член – ощущала взгляд Бонни так остро, словно он касался меня. Словно я была красиво упакованным подарком с надписью «Бонни от Кея», и сейчас Бонни неторопливо, с наслаждением разворачивал этот подарок, рассматривал со всех сторон, и вот-вот коснется, возьмет в руки…

Я знала, что он сейчас сделает, и ждала, пылая от стыда и жажды. Я очень хорошо помнила, как это было в самый первый раз: когда Бонни делился мной с Кеем. То ощущение священнодействия, драгоценного подарка «Кею от Бонни». Свою открытость и бесстыдную готовность принять подарок и быть подарком.

Как сейчас.

Тем не менее, я вздрогнула и застонала, когда почувствовала сначала движение воздуха и тепло, и тут же – касание его пальцев к набухшим, открытым для него, истекающим влагой складочкам.

– Dolce mia, – шепнул Бонни, коснувшись моей скулы щекой.

И членом – пульсирующего, горящего клитора.

Я задохнулась, выгнулась – почти оргазм, вот-вот… ну же…

– Пожалуйста, – попросила я, не имея возможности ни прижаться к нему, ни обнять и потянуть к себе: Кей по-прежнему держал меня за руки. И сам замер, почти выйдя из меня.

А Бонни томительно медленно терся головкой о вход в мое тело, и я готова была орать и кусаться от нетерпения, не имея возможности насадиться на него – тогда бы Кей выскользнул из меня совсем, а я не готова была потерять это ощущение…

– Жадная маленькая putta, – отлично понимая мои ощущения, прокомментировал Кей. – Хочешь два члена сразу?

– Да, хочу! Пожалуйста, мой лорд!.. Пожалуйста!..

– Мне нравится, как ты просишь, dolce mia, – выдохнул Бонни, подхватил меня за бедра и потянул на себя.

Я жалобно застонала – член Кея выскользнул из меня, и мои руки он тоже отпустил, нет, не хочу так!.. Бонни поймал мой стон губами, усадил на себя: медленно и бережно, так что я прочувствовала каждый миллиметр входящего в меня члена. И так же медленно и бережно вошел в мой зад второй член, и Кей жарко выдохнул мне в шею:

– Моя сладкая Колючка, – и снова вплел пальцы в мои волосы, потянул, заставляя меня откинуть голову ему на плечо.

Я снова застонала – и осеклась, задохнулась от невероятно ярких ощущений: они оба, синхронно, толкнулись в меня, заполнили до отказа и начали двигаться. Голова кружилась от избытка эмоций, чувство равновесия отказало напрочь, и я просто вцепилась Бонни в плечи и позволила им обоим держать меня и делать со мной все, что угодно. Кажется, я орала и царапалась, просила еще и еще, пока томительное пламя внутри меня не вспыхнуло ослепительно ярко, затопило целиком, выплеснулось криком наслаждения – одним криком на троих…

Я пришла в себя на руках у Бонни и в объятиях Кея. Все там же, на диване в гостиной… не-а, не помню, как с ковра перемещались на диван. Пофиг. Мне было безумно хорошо, шевелиться и думать не хотелось вовсе, и я бы, наверное, так и уснула… хотя запросто может статься, что уже уснула и проснулась. Сложно понять, когда на глазах по-прежнему повязка. Казалось бы, такая малость, а сколько новых ощущений!

– Тебе идет быть послушной, mia dolce, – голос у Кея был довольным до невозможности и бессовестно бодрым.

– Ты же простил меня, мой лорд? – я лениво потерлась щекой о руку, гладящую меня по лицу. Руку Кея, они с Бонни пахнут по-разному даже после совместного секса.

– Нахальная девчонка, – он обвел пальцем мой горящие губы, спустился ниже, задумчиво провел по шее.

Я почти мурлыкала от его ласки. И почему-то мне было очень важно услышать его «да». Пусть это всего лишь игра, но… мне нужно знать, что он доволен, что на самом деле он не считает меня шлюхой.

– Мой лорд? – переспросила я, и почувствовала, как Бонни беззвучно хмыкнул.

– Простил ли я тебя… пожалуй, да. Сладкая.

Я облегченно выдохнула. А Кей легко поцеловал меня в губы и внезапно спросил… в смысле, внезапно спросил совсем другим тоном, властным и тяжелым:

– Надеюсь, моя прелестная жена побеспокоилась об ужине?

– Конечно, – растерянно отозвалась я. – Ужин на террасе, Керри все подготовила… но…

Бонни закрыл мне рот ладонью и прикусил за шею, заставив ойкнуть. А Кей погладил меня по щеке, хмыкнул и приказал:

– Позаботься о леди, Сицилия.

– Да, мой лорд, – отозвался Бонни.

– Через тридцать минут на террасе.

Отдав распоряжения, Кей ушел наверх, наверное, в душ и переодеться – представляю, как его камердинер завтра будет со страдальческим лицом сдавать в чистку то, во что превратился его деловой костюм. Сначала в чистку, а потом в Армию Спасения.

Ох, Кей… мой лорд… какой же ты… но почему ты ушел сейчас? Ведь все было хорошо, правда же?.. Я знаю, тебе понравилось.

– Просыпаться будем? – с нежной насмешкой спросил меня Бонни, едва наверху хлопнула дверь ванной комнаты.

– Будем, – вздохнула я, откладывая невесть откуда взявшиеся сомнения подальше.

– Идем наверх, mia dolce, – сказал он, ссаживая меня с колен.

– А… – я дотронулась до галстука, закрывающего мои глаза: стоять в туфлях на шпильках, ничего не видя, было чертовски сложно. – Пожалуйста.

– Одно лишь «пожалуйста»? – в его тоне сквозил смех, а в его прикосновениях – нежность.

– Два «пожалуйста»? – я невольно улыбнулась, прижалась всем телом и наощупь нашла его губы своими.

Бонни ответил на мой поцелуй с крышесносной нежностью, погладил по спине, и я даже на миг поверила, что меня сейчас возьмут на ручки и отнесут… Ага. Щаз! Вместо этого он снял с моих глаз повязку, легко шлепнул по заднице и развернул к лестнице.

– Душ, mia dolce, и ужин.

Я лишь вздохнула: ужин так ужин. А вот про туфли речи не было! Так что я сбросила их под тихое хмыканье Бонни, и в ванную шла уже босиком. И в обнимку с Бонни, да. Позаботиться о леди – это значит не дать ей свалиться на ровном месте, потому что ноги не держат. Ну и потереть спинку, конечно же. Есть в том, чтобы купаться вместе с Бонни и не заниматься любовью, что-то сюрреалистическое и прекрасное. Примерно как идти по торговым улицам Парижа, мимо витрин дорогущих бутиков, и ничего не покупать – не потому что денег нет, а потому что все уже есть, даже то, что пока не выставлено в витринах.

 

10

– Ты хочешь продолжить? – спросил Бонни, заворачивая меня в махровую простыню.

– Наверное, хочу. Это так странно… в смысле… – меня кольнуло страхом при воспоминании о прогулке на четвереньках над пропастью, – я не думала, что будет так…

– Трудно довериться?

– Ага, – я смущенно пожала плечами. – Снизу все выглядит несколько иначе. Ты… ну… не знаю, почему я так испугалась.

Бонни тоже пожал плечами.

– Слишком острые ощущения? Или ты просто не привыкла к такому Кею.

Я невольно вздрогнула и облизнула губы, вспомнив властный голос, пригибающий к земле и отдающийся во всем теле дрожью, и прижалась к Бонни.

– Кею нравится причинять боль… – шепнула я. – Кажется, я только сегодня это поняла… ну… что ему это нравится не только для тебя, понимаешь? А ему самому, вообще…

Не знаю, как Бонни умудрился не заржать. Ему хотелось, стопроцентно хотелось. Британские ученые сделали открытие века! Доминанту нравится властвовать и причинять боль, кто бы мог подумать. В общем, вместо того чтобы ржать, Бонни нежно-нежно поцеловал меня в висок и спросил:

– Ты имеешь в виду, делать это с тобой?

Чуть подумав, я кивнула.

– Он всегда был такой ласковый… – сказала я и тут же поняла, что безбожно вру. – То есть не всегда, а… ну… он разный, конечно…

– Роза, mia dolce, – Бонни поднял мою голову за подбородок и недоверчиво улыбнулся. – То есть то, что это нравится мне, тебя не смущает совсем?

И чтобы напомнить, что именно ему нравится, легко дотронулся до моего ноющего соска.

Я смущенно залилась жаром, подтянула полотенце выше и зависла. Ведь он прав, черт возьми! Бонни в роли верхнего для меня воспринимается легко и естественно. Почему-то я парюсь только на тему Кея, хотя с ним вдвоем мы уже играли в подчинение, просто в другом антураже и несколько мягче. И мне это нравилось до полного улета! Один наш поход в парижскую Гранд Опера и антракт без белья и с шариками внутри чего стоил! И чего я парюсь, кто бы мне сказал?

Ладно. Со своими тараканами я разберусь, мне самой любопытно. А насчет Бонни…

– Не-а, не смущает.

– И ты не испугаешься боли? – в его голосе прорезалось нешуточное возбуждение, ноздри затрепетали.

А мне безумно захотелось узнать, что же его заводит прямо сейчас? И чего еще я не знаю об этом мужчине?

– Сделай то, что ты хочешь, – так же низко и хрипловато, как во время наших свиданий в «Тихой гавани», сказала я и склонила голову.

– Ты не представляешь, как вы с Кеем похожи, – хмыкнул Бонни, снимая с меня купальную шапочку и распуская волосы по плечам. – Как две динамитные шашки.

Я возмущенно фыркнула.

– Вовсе я не!.. – и осеклась, когда Бонни засмеялся.

И тоже засмеялась. Тоже мне, саба! Покорность и почтительность сотого левела!

– У меня получится. Ты же меня научишь, правда? Ну, Бонни!

– Ну… – Бонни критически меня осмотрел, а потом подмигнул. – Кею понравится.

Я снова немножко запаниковала. Точно понравится? А вдруг – нет? Вдруг ему нужно что-то совсем другое? Вдруг…

– Роза, что с тобой? – Бонни посерьезнел, заглянул мне в глаза. – Ты опять боишься. Чего?

– Я не знаю, – я отвернулась, прикусила губу. – То есть… это глупо, я знаю…

– Что именно, скажи мне. Пожалуйста.

– Я боюсь, что перестану быть для него леди и мадонной. Что он не будет больше меня… – я не договорила, голос пропал, и уткнулась Бонни в плечо.

– Любить тебя? – продолжил за меня Бонни.

Я молча кивнула и прижалась к нему крепче.

– О, Езу… – Бонни погладил меня по голове. – Почему ты этого боишься, Роз?

– Он такой… Совершенство, настоящий лорд, а я совсем не леди. Я веду себя… как шлюха… он… ему нужна леди… а я… я не… – я совсем запуталась и всхлипнула.

– Ты самая прекрасная женщина на свете. Самая прекрасная леди. Розетта, посмотри на меня. Пожалуйста.

Прежде чем поднять голову, я вытерла мокрые глаза о плечо Бонни. Опять у меня гормоны разбушевались, черт бы их подрал! Гормоны и, черт бы их подрал десять раз, воспоминания о первом браке, где я всегда была не такой, как надо.

– Прости, я…

– Кей любит тебя больше жизни. Так есть и так будет всегда. Он… он необыкновенный, он… если он любит – это навсегда. Никакие игры этого не изменят. Mia dolce Rosetta, ты веришь мне?

– Верю, – кивнула я. – Это так глупо…

– Не глупее, чем считать, что репутация благопристойного натурала ему важнее нас с тобой. Мне кажется, Роз, мы оба его немного недооцениваем. А еще мне кажется, ты любишь Кея сильнее, чем решаешься себе признаться.

От удивления у меня даже слезы кончились. Бонни, ты ли это? Когда ты успел так измениться?

– С чего ты взял?

– С того, что ты боишься его потерять. Я… я тоже. Те чертовы полтора месяца без вас были ужасны. И мне все равно, ведете вы себя как лорд и леди или как обдолбанные панки, да хоть как дикие папуасы. Это ничего не меняет.

– Не меняет?..

– Именно. Разве ты любишь меня меньше от того, что я отдаюсь тебе? Или от того, что я кончаю под твоей плетью? Ты меньше любишь Кея после того, как он отдал двадцать миллионов за твой поцелуй? Или после того, как он стоял на коленях перед тобой?..

– Нет, – я покачала головой, – конечно же нет, я… я ужасно глупая и трусливая…

– Ты ужасно смелая и умная маленькая леди. Ты решилась связаться с двумя сумасшедшими придурками, и тебе как-то удается объединять нас, а не разделять.

На этих словах я поежилась. Объединять ли? У них общих девиц было – не счесть, с чего я так уверена, что я буду им нужна и дальше? Стоит мне оступиться, и на мое место найдется тысяча желающих, одна другой красивее, умнее и талантливее. А что Кей женился на мне… конечно, это серьезно, но если ему… им… надоест – развестись не проблема. И сегодняшняя игра – только отчасти игра. То есть… нет. Не хочу думать об этом, а то можно до такой фигни додуматься!

– Да уж, – пожала плечами я. – Десять лет вы были счастливы вдвоем, и тут – я. Счастье свалилось.

– Да, ты. Наше счастье. То, чего нам не хватало, – Бонни бережно поцеловал мои мокрые глаза, и я ему поверила. Очень-очень захотела, и поверила. – Мы не геи, Розетта, чтобы быть парой. Нам обоим нужна настоящая семья… нужна ты. Намного больше любых игр.

Мне показалось, или Бонни хотел сказать что-то еще? Кажется, я даже знаю, что именно. Настоящая семья. Дети. Когда-нибудь Бонни нужны будут свои дети. Но не сегодня. Не хочу думать об этом сегодня.

– Но ведь игры тоже, да?

– Конечно, какие же больные ублюдки без игр. Ты вообще представляешь себе Кея с настоящей благовоспитанной леди, которая трахается только в миссионерской позе, при слове «любовник лорда» строит кислую морду, а при виде плети падает в обморок?

Мне очень хотелось съязвить: «Кто-то вроде Клаудии?» – но я не стала. Клау пошла Бонни на пользу, хоть и стоила нам с Кеем километров вымотанных нервов.

– Такие леди были в прошлом веке, – фыркнула я.

– А пофиг. Если ты хочешь сегодня быть сабой – будь. Хочешь быть госпожой – будь госпожой. Да хоть монашкой, – он снова поцеловал меня, совсем не как монашку.

– Сабой, – твердо сказала я. Идти надо до конца, иначе я так и буду бояться черт знает чего. – Не будет вам сегодня леди!

Бонни тихо хмыкнул и тоном демона-искусителя предложил:

– А может, еще разок сопрем милорда и раскрутим на помощь тюленям в Антарктиде?

– Сопрем. Но не сегодня. У меня новая роль, я хочу ее сыграть!

У Бонни сделалось непередаваемо саркастичная морда. Примерно как если бы наша стокилограммовая Люси заявила, что хочет роль Элизы Дулитл.

– Ты забыла добавить «мой лорд».

– Мой лорд, – повторила я, прямо глядя ему в глаза.

– О да. Кею понравится.

– А тебе?

– Мне уже нравится. Колючка. Идем, сабе не годится заставлять милорда ждать.

– Что, прямо так?

– Ну, нет. Чулки обязательны. И кое-что еще.

 

11

Кое-чем еще оказалось платье. Короткое, полупрозрачное, провокационное донельзя. Без белья. Зато с украшениями – под платьем. Я сначала не поняла, что такое мне протягивает Бонни вместе с шариками: длинная серебристая фиговина с блестящими висюльками. Немного похоже на двузубую шпильку, но…

– Это заколка? – спросила я, и по мелькнувшему в его глазах смеху поняла свою ошибку.

– Зажим… ох, Роза, ты иногда такой невинный цветочек!

Я только фыркнула в ответ. Не такой уж невинный! Просто… ну не интересовалась я штучками для нижних-девушек, да и вообще арсенал для игр мне доставался готовеньким. Раз мужчины в этом разбираются лучше, не вижу смысл лезть. А эта штука… зажим… то есть я уже догадалась, для чего именно, но как-то…

– А это обязательно?

– Да.

Когда Бонни говорит со мной в таком тоне – это полный слом шаблона. Больший слом, чем когда он орал на меня, называя бешеной сукой. К скандальному Бонни я давно привыкла, несколько месяцев совместных репетиций не прошли даром. А вот так, с непререкаемой уверенностью в моем подчинении… Я думала, так только Кей умеет.

– Ладно, – вздохнула я, протягивая руку за шариками и зажимом. – Но я не умею это… э… надевать.

– Зато я умею. Для начала оближи.

Он вложил в мою ладонь шарик. Сначала один. А сам сел на стул и притянул меня к себе, так что его колени оказались между моих раздвинутых ног. И смотрел, как я облизываю шарик и заталкиваю внутрь себя.

А я смотрела на него. На смуглую шею в расстегнутом воротничке белой рубашки, на трепещущие крылья носа, чуть прищуренные глаза, хищную полуулыбку. Небрежную игру длинных ухоженных пальцев – со вторым шариком и зажимом. Смотрела, и понимала: мне это чертовски нравится! То, что он дразнит меня. Смущает. Наслаждается моим послушанием. То, что я стою перед ним, одетым, в одних чулках, и ласкаю себя по его приказу.

Второй шарик он тоже дал мне облизать, а вот вложил – сам. А потом прошелся пальцами между моих ног, потянул мгновенно увлажнившиеся складочки вниз и надел зажим. Это было настолько горячо и непристойно, – особенно мысль, что он сейчас готовит меня для Кея, – что мне стоило большого труда не стонать в голос. И еще ощущения… как будто Бонни продолжает меня ласкать, сжимает жесткими пальцами – сильно, до боли, и между ног наливается жаром и пульсирует. И при каждом движении чертовски остро ощущается посторонний предмет в самом интимном месте, не позволяя возбуждению ослабнуть.

Но насколько непристойно это выглядит, я поняла, лишь когда Бонни поставил меня перед зеркалом и велел:

– Посмотри, как ты красива.

Красива?.. Вот эта развратная девица с торчащими сосками, припухшими губами, раскрасневшаяся и встрепанная, голая, без косметики, но с розовыми следами флоггера на бедрах – красива? У мужчин какое-то совсем другое представление о женской красоте.

Прижавшись ко мне сзади, Бонни накрыл мой лобок рукой и коснулся кончиками пальцев зажатого металлом клитора. Я задохнулась от болезненно-острого удовольствия, закрыла глаза…

– Mia dolce, смотри на себя, – приказал он и провел пальцем с нажимом.

Я вскрикнула и распахнула глаза. На этот раз боль была сильнее, и как-то особенно ярко ощущалась шершавость кожи на подушечках пальцев. И… я не могла ослушаться.

Опустив взгляд, я залилась жаром вся. Сама удивилась – вроде бы ничего особенного, уж точно картина ничуть не более непристойная, чем Бонни с ромашкой между ягодиц. Просто блестящие висюльки, привлекающие внимание к зажатым между двумя серебристыми полосками нижним губам – гладким, темно-розовым от прилива крови, набухшим. Черт… вот в таком виде – идти к Кею? Ужинать, сидя на этом?! Три раза черт!

Пока я пыталась смириться с этой мыслью, Бонни достал что-то из шкафчика, поднял мои волосы – и надел на меня колье-ошейник. Черная мягкая кожа, серебряные заклепки и пряжка. Поцеловал шею сзади, над ошейником, огладил мои плечи и шепнул:

– Ты прекрасна.

– Тебе правда нравится, Бонни?.. – почему-то мне безумно хотелось услышать его похвалу еще.

– Сегодня – мой лорд и никак иначе, детка, – от его голоса меня пробрала дрожь, словно я правда вдруг оказалась в полной его власти. – Да, ты мне нравишься такой. Очень нравишься.

– Спасибо, мой лорд, – называть его так было очень странно, но… пожалуй, это мне тоже нравится.

За ошейником последовали наручи, в том же стиле. Затем – черные чулки со стрелками. Их я надевала сама, а Бонни смотрел, лишь велел мне повернуться так, чтобы я тоже видела себя в зеркале. И под конец – туфли и платье. Длиной до резинки чулок, из черного шелкового кружева, подчеркивающее фигуру и донельзя непристойное. В нем я казалась еще более раздетой, чем без него.

Последним штрихом были волосы. Бонни поднял их наверх, небрежным узлом, и заколол таким же зажимом с висюльками. Эстет, черт подери.

Такой же эстет, как их снобское лордство. Лорду точно понравится. Его жена выглядит как девочка из дорогого эротического шоу, причем девочка, которую только что хорошенько отымели. Он же сам и отымел. И с удовольствием повторит, я по глазам Бонни вижу, что этому платью жить не дольше сегодняшнего ужина.

 

12

На террасу мы пришли за пару минут до назначенного времени. Стол уже был накрыт на две персоны – холодные закуски, фрукты, пирожные, шампанское в ведерке со льдом. Минералка. Вот чего мне хочется, а не шампанского. Но почему-то взять сама я не решилась. Вообще в этом наряде, с зажимом и в ошейнике я чувствовала себя крайне странно. Одновременно и скованно, и легко, и щекотно, и все чувства обострены до предела.

– Можно мне воды… милорд, – попросила я.

– Можно. Хорошая девочка, – кивнул Бонни и посмотрел на меня этак оценивающе.

Мне под его взглядом захотелось прикрыться. Это платье… в нем я еще более голая, чем без него! А зажим, при каждом движении напоминающий о себе, и шарики внутри меня, это вообще… я чувствую себя шлюхой и нимфоманкой, готовой к сексу в любой момент.

Воду я так и не взяла, ждала непонятно чего.

Оказалось – правильно ждала. Бонни сел за стол и взглядом указал на место рядом с собой. На полу. Правда, не на голом полу – там уже лежала подушечка.

Я послушно опустилась коленями на подушечку, склонила голову. Руки, правда, не сразу догадалась заложить за спину – что странно, ведь я столько раз ставила Бонни в эту же позу покорности. Наверное, зажим и шарики виноваты. Отвлекают. Думать вообще ни о чем невозможно, кроме того, как же Бонни сейчас красив – в самой обычной белой рубашке и темных брюках, правда, босой… ну… он вообще-то всегда ходит дома босиком. И Кей тоже. Эту привычку Кей позаимствовал у Бонни, так же как Бонни – привычку носить рубашки с запонками.

А еще у Бонни очень красивые ноги. Сильные, длинные, с изящными щиколотками и четко прорисованными мышцами. Ухоженные. Мне безумно нравится их трогать, ощущать прикосновения мягких волосков к коже, но почему-то я редко это делаю. Стесняюсь? Несусветная глупость, чего-то стесняться с Бонни!

Пока я разглядывала его стопы и думала – что, если прямо сейчас коснуться? Погладить, помассировать. Ему же понравится, правда? В общем, пока я медитировала, он налил воды в бокал и позвал меня:

– Mia dolce.

– Да, мой лорд? – я подняла голову, встретилась с ним глазами…

И пропала. Смешно, да? Я смотрела ему в глаза сотню раз. Я сотню раз занималась с ним любовью. Я знаю его всего и на вид, и на ощупь, и на вкус и запах. А все равно – я словно провалилась в омут. С чертями. Или с новым, незнакомым Бонни.

Может быть, если бы половину века тому назад он обратил внимание на мисс Кофи, снизошел бы до своего помрежа, он бы смотрел на меня сверху вниз. Как на свою собственность. И я бы ловила каждый его взгляд, каждое небрежно брошенное слово. Вспоминала бы его похвалу, как чудо господне. Ждала бы его внимания, как милости.

Кошмарная картина, если здраво подумать. Но…

Сейчас – именно так и есть. Сейчас я – его собственность. Любимая, драгоценная, но собственность. Он может сделать со мной все что угодно, я не посмею ему отказать, да и не захочу. Есть в этом что-то… какое-то запретное, темное волшебство. Порочное волшебство. Транс.

Пристально глядя мне в глаза, он окунул пальцы в воду и коснулся моих губ. Я слизнула капли воды, шепнула:

– Спасибо, мой лорд, – и опустила взгляд, как положено сабе.

Или потому, что в моих глазах он сейчас слишком ясно читает все мои эмоции? А я не уверена, что готова показать ему ту жажду, что заставляла меня видеть непристойные сны после чертовых репетиций. Тех самых, на которых я была для него всего лишь мисс Кофи, а никакой не мадонной.

Следующие капли упали мне на грудь. Холодные! Я вздрогнула, но заставила себя не отшатнуться, а остаться на месте. И когда Бонни провел мокрыми пальцами по моим соскам, лишь медленно выдохнула – и прокляла чертов зажим. Из-за него я постоянно на грани, возбуждена и готова к сексу, и даже такое простое прикосновение производит ошеломительный эффект.

А Бонни откровенно наслаждался моей реакцией. Мне даже показалось на миг, что именно этой смены ролей он ждал целых полгода, ждал, оттягивал удовольствие и предвкушал. И сейчас ему так же ошеломительно горячо, как и мне.

Поднеся бокал к моим губам, он велел:

– Пей, mia dolce, – и положил ладонь мне на шею.

Пить вот так, из его рук, глядя ему в глаза, ощущая горлом его пальцы, чувствуя прохладу стекающих по коже капель… о, боже! Полный улет! А как, наверное, это смотрится со стороны… если крупным планом… да, в моем следующем сценарии будет такая сцена!.. А Бонни это поставит. Так же, как сейчас – для Кея, чьи шаги я слышу. Он тоже босиком и наверняка одет, мне не видно с такого ракурса. И отрывать взгляд от глаз Бонни я не хочу, это слишком… слишком интимно и как-то… не знаю… как заговор? Мы оба сейчас делаем это не только для себя, но и для единственного зрителя.

Единственного, для кого Бонни ставит мюзиклы уже десять лет. Сейчас, когда он наклоняется к моим губам, а я подаюсь ему навстречу – я понимаю это как никогда ясно. Как и то, как Бонни планировал мизансцену и ракурс: лучший ракурс для Кея. И еще я знаю, что Кею нравится то, что он сейчас видит. Нравится, как я вытягиваюсь струной, навстречу губам Бонни и его рукам. Как я прогибаюсь в пояснице, покорно приникаю к мужскому телу, запрокидываю голову – и губы Бонни скользят по моему напряженному горлу…

 

13

Шаги раздались совсем близко, остановились, и я, наконец, увидела мужа. Да, одетого. Классическая рубашка с запонками – с ума сойти, как эротично выглядит эта маленькая снобская деталь: запонки с черными камнями и крахмальные, кипенные манжеты! И сильные, изящные руки с идеальным маникюром и золотистыми, словно светящимися тонкими волосками на тыльной стороне кисти.

Кей неторопливо дотронулся до моих приоткрытых губ, погладил подушечкой пальца нижнюю. Так, словно я – произведение искусства. Драгоценность в его коллекции.

Я замерла, словно мотылек в прочной паутине мужских взглядов и прикосновений. Удивительно яркое, пронзительное ощущение! Полет – и в то же время полная беспомощность, зависимость… Сумасшедше сладко вот так ждать, чего же захочет мой лорд и повелитель, и всем сердцем жаждать исполнить его желание…

Когда милорд отстранился и сел за стол, я не сдержала разочарованного стона. Мне показалось, или милорд улыбнулся? Едва заметно, мимолетно улыбнулся, довольный шоу, и жадно раздул ноздри, словно принюхиваясь. Не к ужину на столе, нет. Ко мне. К Бонни…

– Ай!..

Я вскрикнула от неожиданной боли между ног, выгнулась еще сильнее и снова замерла. Не красоты ради, а от страха: сейчас Бонни держал меня под лопатки одной рукой, другой же что-то такое делал с зажимом, от чего мне было одновременно и больно, и томительно жарко, и… Не знаю, откуда в моих ощущениях взялся восторг и драйв – словно от исполнения особенно эффектного номера на сцене, когда публика замирает в удивлении, и вот-вот разразится аплодисментами. Но в отличие от сцены, к драйву примешивалась изрядная доза смущения. Я слишком хорошо разглядела себя в зеркале, и слишком хорошо представляю, что сейчас видит Кей.

Шлюху.

Бесстыдную, развратную, готовую ублажать мужчин любым способом шлюху.

И ему это нравится! Я ни с чем не перепутаю этот взгляд, раздевающий меня – нет, нас обоих!

Голод на лице милорда проступил явственнее. Скулы заострились, подбородок напрягся, взгляд потяжелел. Обычно бледные губы стали яркими, хоть и не потеряли своей жесткости. И от ощущения его возбуждения мое усиливалось, словно в резонансе, и ладонь Бонни под моими лопатками казалась раскаленной, а его пальцы… Ох, не надо!.. Нет!.. Нет, не останавливайся…

Его пальцы дарили мне то острые вспышки боли, пробегающие по позвоночнику и вырывающие из моего горла стоны, то жаркие волны наслаждения – снова заставляющие меня стонать и хватать ртом воздух. И – не шевелиться, ни единого движения, иначе я потеряю равновесие и упаду…

Звон вина о бокал нарушил наваждение, когда я почти улетела в транс.

Я – в транс? От того, что Бонни терзал мои нежные складочки, выставив меня на обозрение Кею?! Ох… черт…

Жар стыда, родившегося где-то в животе, разлился по всему телу, между раздвинутых ног заныло, запульсировало – и болью, и неудовлетворенным желанием, и острой нехваткой прикосновений.

– Открой глаза, – хлестнул приказ.

Только распахнув глаза, я поняла, что от стыда зажмурилась.

Кей вглядывался в меня, словно в распятую на гербарии редкую бабочку. Дорогую. Желаемую в коллекцию.

Повелительный жест – ко мне! – вышел естественным и непререкаемым. И я, послушная его приказу и рукам Бонни, поднялась и встала перед ним, сцепив руки за спиной. Полураздетая. Доступная. Покорная. Словно на подиуме аукциона. И, не задумываясь – думать я просто не могла, в голове было совершенно пусто – медленно повернулась кругом, следуя очередному повелительному жесту, показывая себя со всех сторон… и желая, безумно желая, чтобы он коснулся меня. Он – или Бонни, разглядывающий меня с таким же хищным, собственническим прищуром.

Но вот того, что милорд протянет руку и качнет блестящие висюльки, видные из-под коротенького кружевного подола, я не ожидала. И стыдного, острого, как ожог, собственного удовольствия – тоже.

В серых, с расширенными зрачками глазах милорда мелькнуло удовлетворение – и еще более сильная жажда. Он молча указал мне на место у своих ног. Без подушечки, только на ковре. И я, все с той же пустой головой и тягучим жаром во всем теле, опустилась перед ним на колени… и поняла, что этого мало. Его взгляд давил, пригибал к земле, и я не могла, не хотела ему сопротивляться. А еще… еще он был невероятно, сногсшибательно прекрасен. Мой лорд. Мой муж. Мое божество…

Всю глубину собственного транса я осознала, лишь коснувшись лицом его стоп и ощутив от этого какое-то темное, глубокое и вязкое удовольствие. И от прикосновения к великолепному мощному телу, и от собственной покорности, и от того, что я наконец-то могу выразить всю глубину моей любви. Моего восторга. Сделать то, что мне давным-давно хотелось, но почему-то я никак не решалась. Ни с Бонни, ни с Кеем. Глупая, глупая я! Зато сейчас мне ничто не мешает. Никаких идиотских сомнений в том, что ему понравится… нет, в том, что он не посчитает меня восторженной идиоткой, если не хуже… боже, почему я была такой глупой?..

Я медленно и вдумчиво поцеловала сначала подъем правой стопы, затем левой. Лизнула, потерлась щекой, улыбаясь от щекотного прикосновения волосков. Здесь – коротких и жестких, но таких же светло-золотистых, как и на руках, и на груди… Он весь золотой, мой лорд. От природы белокожий, он загорает в солярии, и мне чертовски нравится результат. То есть… мне и без загара нравился бы. И если бы стал кирпично-красным, как морской волк – тоже. Наверное, когда он Кею исполнится девяносто, я по-прежнему буду восхищаться его красотой и силой. Потому что он – мой лорд. Мой муж. Потому что я люблю его так сильно, что дышать трудно от переполняющих чувств.

Не знаю, сколько я могла бы вот так целовать его ноги, ощупывая губами проступающие вены и косточки, пробуя на вкус чистую, гладкую кожу, словно заново знакомясь с ним – с еще одной, до того несправедливо обделенной вниманием частью великолепного тела. Наверное, долго, потому что времени я не ощущала совсем. Но он склонился, погладил меня по голове – нежно, безумно нежно. И провел пальцами по щеке, побуждая поднять голову.

Встретиться с ним взглядом.

Утонуть.

В жарком мареве его нежности и желания, его восторга и благодарности, в его любви… На краткий миг я увидела его совсем другим. Не акулой бизнеса и не просветленным манипулятором, а открытым, беззащитным в своей любви мужчиной…

Всего миг. Но я точно знала, что этот миг не забуду никогда. Что он станет самой драгоценной драгоценностью в моей коллекции – потому что стоит дороже всех денег мира.

Миг промелькнул, оставив мне на память кусочек его сердца – как я когда-то, половину века тому назад, и хотела. «Роуз от Ирвина» было написано на нем.

Передо мной снова был лорд Никель Бессердечный, жесткий и непроницаемый, как и положено лорду. И только я… нет, я и Бонни – знали, что сердце у него живое и горячее…

И когда он велел мне закрыть глаза – я беспрекословно повиновалась. Доверяя ему. И желая играть. Вместе.

 

14

Он почувствовал перемену во мне. Что страх пропал, оставив лишь бесконечно правильное доверие. Это ощущалось в уверенных, властных касаниях его ладоней к моим плечам, затылку… он надавил совсем легко, побуждая меня склонить голову ему на колени, погладил по скуле, задевая пальцем губы… Я потерлась щекой о его ладонь, и одновременно – макушкой о горячую выпуклость на его брюках. Получила в ответ довольный выдох. Кей откинулся в кресле, и его рука зарылась в мои волосы.

А я украдкой приоткрыла глаза и покосилась на наше отражение в темном стекле – и улыбнулась. Да, он даже прикрыл глаза, лаская меня. И выглядел совершенно довольным и расслабленным. Ну, я бы поверила в расслабленность, если бы не ощущала его желание.

Впрочем, мгновение непослушания длилось не дольше одного удара сердца. Я снова закрыла глаза, когда Кей велел мне выпрямиться. А он подвинулся к столу, и я услышала звон приборов и открываемой серебряной крышки.

Я невольно сглотнула – после жарких игр я тоже голодна, и возбуждение голоду совершенно не помеха! Бонни хмыкнул, тоже придвинулся к столу – так что я оказалась между ними, совсем близко. И погладил меня по губам чем-то... ягодой клубники? Я послушно приоткрыла рот и прихватила губами ягоду вместе с его пальцами. Конечно, я не такой специалист по соблазнению, как некоторые здесь присутствующие, но почему бы не попробовать? У меня наверняка тоже получится!

Еще как получилось. Они кормили меня с рук оба, и наверняка только поэтому не остались оба голодными, попеременно брали паузы. И… это было безумно приятно. И вкусно. Я понятия не имела, что там Керри оставила под крышками, а Кей с Бонни и не думали предупреждать, чем сейчас меня накормят, так что элемент неожиданности придавал игре дополнительной остроты. А еще то, что они меня трогали – то легко, почти щекотно, то властно и горячо, а когда я почти расслабилась, кто-то из них провел по моей шее кубиком льда – и я вздрогнула, невольно сжалась от внезапного холода. И тут же Кей повернул меня к себе, обеими руками, и коснулся моих губ своими, пахнущими шампанским. Сначала он напоил меня, лаская ладонью мое горло, пока я глотала, а потом поцеловал, и передал в руки Бонни – тот тоже напоил меня шампанским и глубоко, жадно поцеловал, придерживая ладонью под затылок. И во время этого поцелуя Кей снова коснулся меня льдом и пальцами, но на этот раз – внизу, где ныло и пульсировало.

Я вскрикнула и пошатнулась, так это оказалось остро и болезненно… или наоборот, сладко? Забывшись, я распахнула глаза – встретившись взглядом с Бонни, который продолжал меня целовать. А он перехватил мои запястья, прервался на миг… заглянул мне в глаза, жадно раздувая ноздри…

Я замерла, не понимая толком, что они собираются делать – и чувствуя, как холодные ото льда пальцы Кея ласкают меня, посылая по всему телу колкие вспышки желания. А потом… потом Кей снял с меня зажим, между ног все загорелось от прилива крови – и в тот же миг Бонни накрыл мой рот своим, выпил крик боли, тут же сменившийся стоном наслаждения. Целая горсть ледяных кубиков в ладони Кея, о боже, какая прекрасная прохлада! И легчайшие, нежные поглаживания, успокаивающие боль, вызывающие волны мурашек по всему телу… и – касание горячих губ к шее сбоку, и второй ладонью – по бедру, снизу вверх, поднимая подол и лаская обнаженную кожу…

А потом я перестала понимать, где чьи руки и губы – голова кружилась, глаза сами собой закрылись, оставив лишь сумасшедше прекрасные ощущения… они оба, не переставая ласкать, усадили меня на стул, бесстыдно раздвинув мои ноги, и снова я закричала от прикосновения к разгоряченной коже льда, и следом – нежного, горячего рта… Кей? Бонни? Едва я попробовала открыть глаза, чья-то рука легла мне на веки, и я послушно их закрыла. И так же послушно ответила на поцелуй. Бонни, да, это – Бонни… а через несколько мгновений – Кей… оба по-прежнему одеты, и мои руки по-прежнему за спиной, а платье спущено с плеч и обнажает грудь, и прикосновение чьей-то батистовой рубашки к безумно чувствительной коже так же ярко и прекрасно, как и губ, и рук…

Кажется, мой последний стон достался Кею, а судорога оргазма – Бонни. Чтобы не упасть, я вцепилась обеими руками в плечи мужа, распахнула глаза… Бонни так и продолжал вылизывать подрагивающие, ноющие складочки, а Кей смотрел на меня, словно впитывая мои эмоции, и в его расширенных зрачках отражалась я, бесстыдно раскрытая, на пороге нового оргазма…

На этот раз я кричала, запрокинув голову и хватаясь за Кея, и было так хорошо, что казалось – я не переживу такого взрыва ощущений. Так не бывает, нет!..

И только когда цветные пятна перед глазами вновь собрались в лицо Кея, и ко мне вернулась способность дышать, до меня дошло – оба все еще одеты. Полностью. И возбуждены до предела. На миг мне стало страшно: что, еще?! Я же пошевелиться уже не могу!..

 

15

Шевелиться мне и не пришлось. Кей кивнул Бонни на ведерко со льдом и шампанским, а меня подхватил на руки и отнес в спальню, уложил на постель, поднял мои руки к изголовью – и накинул на запястья шелковую ленту. Не связал, только обернул вокруг, доверяя мне самой послушаться его желания. А потом накрыл ладонью мой лобок, легко погладил вниз, по внутренней стороне бедра – так, чтобы я сама раздвинула ноги. И при этом он так смотрел на меня… о, боже… как я не расплавилась под этим жадным, восхищенным взглядом! Мне уже было все равно – могу я шевелиться или нет, и что между ног саднит и горит после зажима, неважно! Больше всего на свете я хотела доставить ему удовольствие, почувствовать, как сжатая внутри него пружина возбуждения разворачивается, и мой рафинированный лорд выпускает наружу то дикое и первобытное, чего не видит никто и никогда – только мы. Я и Бонни.

Взяв меня за бедра, он склонился и лизнул между ног, посылая по моему телу волну тяжелой, жаркой дрожи. А потом повелительно протянул руку – и Бонни вложил в нее кубик льда. Сам он не трогал ни меня, ни Кея, только смотрел, но его взгляд ощущался почти как прикосновение. Почти как акт любви.

Ото льда, вложенного внутрь, я выгнулась и жалобно застонала. Слишком… слишком яркие ощущения, а у меня уже совсем нет сил… Ни на что, кроме как смотреть.

Крохотное домашнее шоу для меня. Кей и Бонни раздевают друг друга. Только раздевают, почти целомудренно – без поцелуев и ласк, не касаясь обнаженной кожи. Как будто сегодня они оба хотят только меня, а не друг друга. Правда, от них все равно сыплются искры, и я даже на расстоянии ощущаю их притяжение, сияющее, как вольтова дуга. Но нет, ни одного касания, только единственный короткий взгляд, глаза в глаза – и оба, обнаженные, идут к кровати, обходят – справа и слева, и я рискую заработать косоглазие, потому что не могу оторвать взгляда ни от одного из них. Бронза и золото, оба прекрасны, каждый по-своему, и оба жадно рассматривают меня, открытую и готовую для них…

Я решила проблему просто: на миг прикрыла глаза, пока справа и слева от меня не прогнулся матрас, и они оба, одновременно, не прижались ко мне, а меня не накрыло волной чистого, животного удовольствия – от касания обнаженных мужских тел, от  осознания силы их желания и собственной покорности. Боже. Ох, боже! Как это трудно, оказывается, покорно ждать, позволяя им решать, что делать! Не трогать их, не тянуть к себе, только хватать ртом воздух – и ощущать, как жадные мужские руки бесстыдно ласкают меня, и вдруг – мгновенная заминка. Их руки встретились между моих ног, они смотрят друг на друга, и меня пронзает странное, дикое ощущение: они же сейчас подерутся, выясняя, чья самка! Но тут Кей на миг прикрывает глаза, словно признавая первенство Бонни… но вместо того, чтобы взять меня, Бонни прикусывает губу, рвано выдыхает – и отстраняется, совсем чуть, лишь чтобы позволить Кею накрыть меня своим телом, впиться губами в губы, и скользнуть в меня, заполнить – медленно, так, что из моего горла рвется стон нетерпения, прямо ему в рот. И так же медленно он подается назад, замирает,  почти выйдя, отрывается от моих губ и приказывает:

– Смотри на меня.

Я смотрю. На прилипшую ко лбу светлую прядь, на яркие и припухшие от поцелуев губы. Чувствую его неглубокое, рваное дыхание, напряжение рук и бедер. И не только на него. Я вижу и чувствую Бонни. Между моих ног и ног Кея, позади него… и снова смотрю Кею в глаза. Да, я хочу поймать, почувствовать этот момент. Когда мой лорд получает то, что хочет. Он вздрагивает, выдыхает с едва слышным стоном, его глаза на миг теряют осмысленность – он весь, целиком, ныряет в сумасшедшее наслаждение. И тут же подается ко мне, в меня – они оба, единым движением, до упора, и Кей наконец-то опускает голову, упирается лбом в подушку рядом с моей щекой и требует:

– Обними.

И я обнимаю ногами их обоих, Кея – во мне, Бонни – в нем, сбрасываю с рук ленту и запускаю пальцы в волосы Кея, а другой рукой тянусь к Бонни, и смотрю теперь уже в его глаза – темные, туманные, без малейшего налета цивилизованности. И чувствую, как Бонни резко выходит – и так же резко, до упора, вбивается в Кея, и тот вздрагивает во мне, весь напрягается, и так же резко подается назад, с тихим рычанием насаживаясь еще глубже, и толкается в меня, и они оба движутся в каком-то завораживающем диком ритме, с рыком и стонами… а может быть, это мои стоны и мои крики, потому что меня переполняет тяжелое, жгучее наслаждение, разливается по всему телу, выплескивается наружу…

И в фейерверке звезд я слышу:

– Я люблю вас, – и не могу разобрать, кто из них это говорит, и не хочу разбирать.

– Я люблю вас, – шепчу я, и звезды вокруг дрожат и осыпаются, падают, разбрасывая искры, и я падаю вместе с ними, горю, рассыпаюсь... и бездумно качаюсь на ласковых волнах…

Не знаю, надолго ли я провалилась в сон, но когда открыла глаза – они оба были рядом, по обе стороны от меня. Бонни спал, даже во сне закинув на меня руку, а вот Кей – нет. Или не спал совсем, или проснулся вместе со мной.

 

16

Пошевелившись, я поняла, что укрыта простыней. И что шевелиться еще мне совсем не хочется, но надо. В ванную и вообще.

– В душ? – тихонько спросил Кей, отлично понимающий мою проблему, и нежно-нежно поцеловал меня в скулу.

– Ага, – ответила я, пытаясь отлепить себя от постели, и поморщилась.

Тело не слушалось, руки и ноги больше всего напоминали желе, между ног саднило… Вот она, цена разврата!

А Кей лишь мягко усмехнулся, вскочил на ноги – словно я тут одна развратничала, а он вовсе ни при чем! – и сгреб меня на руки.

– В душ и кушать?

– Гениальный план, – пробурчала я, но к нему прижалась и обняла за шею.

Мне почему-то очень хотелось еще поворчать и побурчать на тему его идеальности и моего несовершенства рядом с ним, но мешала лень. А может быть кроха здравого смысла. Но хоть я и промолчала, он все равно почувствовал неладное. И уже поставив меня на пол ванной, обнял и велел:

– Выкладывай, почему у тебя опять выросли колючки, Колючка. Тебе больно?

Я покраснела и отвела взгляд. Да, мне больно и стыдно… ну, не так чтобы прямо очень больно, но… не знаю я! Мне может быть страшно, что идеальный лорд вдруг поймет, насколько неидеальна я! А я не хочу. Я…

– Я… мне стыдно. Доволен? – подняв голову, я с вызовом посмотрела ему в глаза.

– А, стыдно… – он понимающе кивнул. – И чего именно ты стыдишься? И перед кем? Давай, кстати, я тебе спинку помою, моя стыдливая Розочка.

– Ты надо мной смеешься! – я обвинительно ткнула пальцем ему в грудь.

– Ни в коем случае! Я не самоубийца! – и сделал честные-честные глаза.

У него получилось так забавно, что я не выдержала, улыбнулась. Тогда меня снова сгребли в охапку и сунули в душевую кабинку. И, конечно же, даже не подумали оставить меня там одну.

– А ты знаешь, что когда ты злишься, то прикусываешь губу? – спросил Кей с каким-то непонятным выражением лица и провел пальцем по моим губам.

И в самом деле, прикусила. Вот что ты такой наблюдательный!

– Знаю, – вздохнула я… и позволила ему взяться за губку и мыло.

В конце концов, мы не в первый раз вместе моемся, он видел меня голой сотню раз, и трогал везде, и вообще. Чего я парюсь-то? Он – мой муж!

Хотя, наверное, именно поэтому и парюсь. Мой первый муж требовал от меня соблюдать приличия. Одеваться правильно. Ходить правильно. Вести себя правильно. А сегодня я вела себя… как шлюха я себя вела. И значит… а что это значит, в самом-то деле? Что лорд разочаруется во мне и разведется? Бред же. Я точно знаю, что бред. Кею все понравилось, и вообще он не из тех людей, кто станет держать недовольство в себе и притворяться лапочкой.

– Ну, давай уже вслух, моя прекрасная Колючка, – предложил он, поглаживая мыльной ладонью мой живот, а заодно убеждаясь, что нет повышенного тонуса матки.

– Ладно, вслух, так вслух, – сдалась я. – Мне трудно поверить, что тебе нормально такое поведение твоей жены.

– Хм… нормально? Я бы не назвал это словом «нормально», скорее – великолепно.

Прекрасное поведение. У тебя просто отлично получилось для первого раза.

Я опять залилась жаром. Ну вот что он опять! Дразнится!

– Я не о том.

– А о чем же, моя нежная Роза?

– Ты отлично все понимаешь, – я зажмурилась, не желая произносить слово «шлюха» вслух.

– Я лучше пойму, если ты это скажешь.

– Это очень глупо, да? Извини, я…

– …боишься. Мне нужно знать, чего ты боишься. Не от Бонни, не из догадок, а от тебя. Я не буду смеяться, обещаю. Знаешь, я тоже много чего боюсь, и это очень глупо.

– Ладно. Я скажу, а ты потом ответишь мне на один вопрос.

– Да хоть на десять. Ну?

– Ты… ты все еще любишь меня? После того как… после… сегодня… я вела себя как…

– Как я хотел?

– Нет! То есть да… не путай меня. И ты не ответил.

– Да, я люблю тебя. Конечно же, я люблю тебя. Еще сильнее, чем вчера. А завтра буду любить больше, чем сегодня. И я тебя не путаю, моя Роза, – он развернул меня к себе, обнял и потерся губами о мою макушку. – Приходи в постель, там гораздо удобнее задать твои десять вопросов и ответить на мой один.

Я молча кивнула и сама поцеловала его. Зря я ершилась на тему его неделикатности – он все же оставил меня одну. Ненадолго. Ровно чтобы дать мне возможность сделать нужные дела и чуть-чуть подумать.

О том, что Кей прав. Я обещала ответить, и я отвечу. Честно. Вслух. Ведь после того, как он сказал «люблю и буду любить» – все же хорошо, мне совершенно нечего бояться. Но это так трудно! Глупый, иррациональный страх выползает из каких-то закоулков памяти и грызет, грызет и снова грызет. Откуда он только взялся! И почему-то перед глазами то и дело возникает лорд Спонсор пятилетней давности с приглашением на крикет и полной невозможностью согласиться. Несмотря на то, что мне отчаянно хочется. Несмотря на то, что я точно знаю, что упускаю единственный шанс узнать, каково это: ходить на свидание с настоящим лордом.

А потом – наша первая серьезная ссора с Кобылевским.

«Ты вела себя как шлюха! Какой надо быть идиоткой, чтобы решить, что ты интересуешь лорда Говарда больше, чем на одноразовый секс! Ты позоришь меня и позоришься сама, вертя задницей перед его миллионами! Пойми же, наконец, никому не нужна женщина, раздвигающая ноги по первому намеку, и тем более – такое бревно, как ты! Как меня вообще угораздило жениться на тебе! Права была мама…»

Что, если мама Кея тоже была права? Я – совсем не леди. Даже близко не леди. И я не понимаю, почему Кей до сих пор носит меня на руках, почему прижимает к себе так бережно, словно я – сокровище.

 

17

Кей ждал меня в постели, полусидя, с двумя бокалами коктейля в руках. Моего любимого: натуральный йогурт, маринованный огурчик, травы и соль. Кто бы мне раньше сказал, что это может быть вкусно! Но чего только не едят беременные женщины. И голодные мужчины, за компанию.

Я забралась к нему, прижалась и первым делом занялась коктейлем. Интересно, ночной дожор – это теперь на весь срок? Так я скоро превращусь в бочечку на ножках. Но даже картинка шарообразного совершенства не испортила мне аппетит. Да и вообще после еды как-то все стало проще. Вот же я примитивное существо!

Отставив оба бокала на тумбочку у кровати, я полезла в серединку – между Кеем и крепко спящим Бонни. Мое законное место. И меня тут же обняли, причем оба. Бонни даже пробормотал что-то нежное по-итальянски, не просыпаясь.

– Так чего же ты боишься, Роуз?

Надеялась ли я, что Кей забудет о нашем разговоре? Да. Рассчитывала ли на это? Нет. У него память на зависть всем слонам Индии, он забывает только то, что считает нужным забыть. И то – временно, пока не понадобится.

Глубоко вдохнув, как перед прыжком в воду, я ответила. Правду.

– Разочаровать тебя. Потерять тебя. Я стараюсь вести себя как леди, но у меня не получается. Сегодня... – я зажмурилась, – я вела себя как шлюха. Женщина не должна получать удовольствие от такого. Позволять делать с собой это.

– Кому должна, малышка? – он обнял меня крепче.

Я зависла. Кому?.. Не знаю. Всем? Своему мужу? Себе самой? Но мне самой как-то… и мужу… а на всех по идее плевать… так кому?

– Не знаю. Просто должна, и все.

– Я не знаком с Просто, но могу дать ему в глаз, чтобы не требовал с моей жены всякой хрени. А лучше сразу оторву ему яйца. Так будет надежнее.

– Ты… ты опять смеешься!

То есть я опять боюсь, что надо мной будут смеяться. Черт, как же мы с Бонни похожи, оказывается! Тараканы прямо из одного питомника.

– Я серьезен, как никогда, Колючка. «Просто должен» я слышал большую часть своей жизни по любому поводу. Иногда это было «ты должен роду Говардов», реже – про долг настоящего лорда. И никому в голову не приходило спросить, а не должен ли я что-нибудь себе самому. Вот ты, что ты должна самой себе? Чего ты хочешь?

– Хочу? Причем тут мое хочу?

– При всем. «Должен» – это универсальная манипуляция, она же универсальная отмазка. Когда ты не знаешь, как поступить, поступай как должно. Слышала такое?

– Ну да, – я снова зависла.

– Идиотизм. Поступай разумно. Поступай, как хочется. Пошли всех на хер с их «должен» и не поступай никак, если тебе это не нужно. Твоя жизнь, живи ее для себя. Так, как ты хочешь. И не бойся в этом признаться самой себе, потому что только это – честно. Так кому и что ты должна, Роуз?

– Я в самом деле не знаю. Кобылевский говорил, что я веду себя ужасно. Как шлюха. Я не хочу, чтобы меня считали… – в горле застряли слезы, меня затрясло, в точности как во время той ссоры, и я всем телом прижалась к теплому, родному и надежному Кею.

– Кобылевского здесь нет. Ты ему что-то должна здесь и сейчас?

Я молча покачала головой. С точки зрения разума – ничего я ему не должна. И на его мнение мне начхать. Но не получается начхать. Вдруг он был прав, и я не нужна буду Кею?! Чертов Кобылевский!

– Ладно, – Кей поцеловал меня в зажмуренные глаза. – Британские ученые установили, что Кобылевскому ты ничего не должна. Тогда кому?

– Ну… – мне хотелось сказать «никому», но это было бы враньем. Я все равно чувствую, что должна. И не Кобылевскому, чихать на него, а… – Своему мужу. Тебе.

– М… ладно. И что же ты мне такое должна?

– Все. Я обещала…

– Что ты обещала, скажи мне.

– Я… любить, заботиться, уважать… – теперь я видела нас с Кеем перед патером, и Бонни рядом – с нашими кольцами. – В горе и радости.

– Ты любишь меня? Заботишься? Уважаешь?

– Да, конечно. Ты… я безумно тебя люблю.

– И я тебя люблю. Прости, что назвал тебя шлюхой. Я никогда так не думал, и никому не позволю так тебя называть. Это неправда. Всего лишь глупая игра.

– Это я глупая, Кей. Я же знаю, что игра, просто…

– Кобылевский тебя обидел на пустом месте. Ты всегда вела себя как леди.

– Нет. Если бы я вела себя как леди, ничего бы не было.

– А что-то было? Ты ему изменила? – что-то такое прозвучало в тоне Кея…

– А если да? Если изменила, то что? – не знаю, какой черт дернул меня за язык, но мне в самом деле надо было понять: что тогда?

– Тогда… – Кей внезапно прижался губами к моему лбу. – Тогда я полный придурок, Роуз. Потому что ты изменила ему не со мной.

Я вздрогнула и замерла. Что это сейчас было? Откуда такой шквал эмоций? Со мной-то все понятно, я… ладно, нечего сожалеть о том, чего не случилось.

– Ты был единственным, с кем я хотела это сделать. Но так и не сделала ни разу, ни с кем. Хотя, наверное, в это трудно поверить.

Если вообще возможно! Я живу с двумя мужчинами, чихаю на общественное мнение, позволяю делать с собой такое… как сегодня, да.

– Ну вот, ты опять заморачиваешься, – вздохнул Кей, быстро справившись с собственными тараканами. – Я тебе верю, это совсем не трудно. Для тебя важно быть честной и быть верной. Важнее, чем чье-то мнение.

– Нет, мне важно твое мнение. Очень. Мне важен ты. Вы оба, ты и Бонни.

Не знаю, как я почувствовала, что Кей улыбается – видеть я этого никак не могла. Просто он как-то расслабился, что ли. И погладил меня по голове.

– Вот о чем я и говорю. Ты умеешь говорить правду и себе, и другим. И слышать правду ты тоже умеешь, не так ли?

– Я… стараюсь.

– Тогда слушай. Я люблю тебя и люблю Бонни. Я не идеален и не собираюсь подстраиваться под чьи-то идеалы. Я эгоистичен до мозга костей и забочусь о собственном комфорте больше, чем о чем-либо другом, и ты прекрасно это знаешь. И знаешь, что если мне что-то не нравится – черта с два я с этим смирюсь.

– Ты и смирение? – чуть было не запротестовала я, но вспомнила похищенного лорда и синих китов, невольно улыбнулась и поцеловала Кея в ключицу. – Ну, если тебе хочется в это поиграть…

– Да, иногда хочется. Я люблю играть, ты ведь давно это поняла. Так вот, моя нежная Роза, продолжая логическую цепочку: мне хорошо с вами. В нашей семье. Если кому-то не нравится то, что мы делаем – это его проблемы, а не наши. Плевать я хотел на чужие мнения, у меня свое есть. А если оно кому-то кажется неправильным – смотри предыдущий пункт.

– Звучит, как программа властного мудака. Но ведь ты не такой. Ты… чуткий, деликатный, заботливый, ты… – вздохнув, я потерлась о него щекой. – Ты самый лучший на свете. И я знаю, для Бонии… и для меня… да, для нас обоих ты сделаешь что угодно.

– Я именно такой, Роуз. Настоящий властный мудак, и я все делаю для себя. Все же просто! Я люблю вас обоих, и сделать вас счастливыми – это самое лучшее, что я могу сделать для Ирвина Роберта Говарда. Мне хорошо, когда вы оба счастливы. Вы дарите мне то, что неспособны дать никакие деньги, никакая власть. Ничто и никто.

– Ты врешь, милорд Спонсор. Ты заботишься не только о нас с Бонни. Иначе бы хрен ты давал миллионы на искусство, экологию и всякое прочее.

– Я забочусь о себе. Мне нравится жить в комфорте, безопасности и чистоте. Не только в нашем доме, а везде. Я создаю комфортную обстановку для себя сейчас и потом. Что, если буддисты правы, и нам всем тут жить раз за разом? Вот представь, придется мне лет так через сто родиться где-нибудь в Африке, а там – голод, войны, эпидемии и прочий кошмар. А все потому, что я не задумывался о собственном будущем и собирался унести миллиарды с собой в могилу. Как думаешь, в гробу мне будет мягче гнить на баксах? Или, может быть, святой Петр при входе в рай потребует с меня оплатить вип-доступ?

– Есть ли у вас золотая карта, сэр? – мне так ярко представилась эта сюрреалистическая картина, что прямо захотелось написать об этом рассказ. Или фильм снять. – Без золотой карты вам доступны только райские кущи для бедных, с рекламными трансляциями и обязательной регистрацией в собесе.

– Как-то та, да. Вот ты понимаешь, почему надо вкладываться в будущее. Не тащить на своем горбу халявщиков и неудачников, а давать шанс тем, кто сможет его использовать. Поддерживать тех, кто работает и к чему-то стремится. Давать адекватную оплату за работу, чтобы люди были заинтересованы работать лучше. Азы управления, и я не понимаю тех, кто ими пренебрегает. Видимо, копят на вип-доступ в райские кущи.

– Вот будет досадно, когда их туда не пустят, – хмыкнула я.

– Уже не пускают. Ад и рай здесь, – он дотронулся до моего лба. – Здесь и сейчас. Дальше будет логическое продолжение, а не благотворительная программа для придурков и нытиков.

– И как тебя еще не отлучили от церкви, лорд Говард, за такие-то идеи.

– Смысла нет отлучать того, кто плевать на это хотел. Так вот, леди Говард. Ты – мой вклад в будущее, и ты – мой сегодняшний рай. Не так-то просто было тебя найти, а найдя – разглядеть и не упустить.

– Знаешь, я честно не понимаю, почему ты выбрал меня. Не обижайся, я бесконечно уважаю твою мудрость и дальновидность, но…

Кей хмыкнул и передразнил меня:

– Но юный падаван желает постичь крупицу смысла, вложенную великим учителем в сие непостижимое деяние?

– Твоя мудрость бесконечна, как море, о великий учитель.

– Бесконечности моей мудрости уступает лишь непостижимая бесконечность моей дури, о юный падаван.

– Так все же дурь? – мне почему-то стало больно, хотя я и так знала, что причиной могло быть только что-то бесконечно дурацкое, типа пари с Бонни на бочонок пива.

– Ты не представляешь, какой я на самом деле придурок, Роуз.

 

18

– Нет, не представляю. И не понимаю, почему ты женился только сейчас. При том, как тебе важна семья, как ты хочешь детей, ты ждал до тридцати шести лет.

– Все просто, Роуз. Я эгоист и хочу только самого лучшего. Для меня лучшего, а не по чьему-то левому мнению. Я хочу любви и понимания. А для меня это сложно. Я имею в виду, любовь. Слишком много расчета и слишком мало чувств. Бонни не зря называет меня треском мороженной, я такой и есть. Мне недоступны мексиканские страсти, я не могу закрыть глаза и броситься в омут безумной любви. В этом плане я смертельно завидую Бонни – для него страсть естественна, как дыхание. Для меня – нет. Я не умею любить без оглядки, не анализируя и не просчитывая варианты. Так что я любил всего три раза в жизни, и то первый раз был больше желанием любви и экспериментом, нежели чем-то настоящим.

– Значит, первым был не Бонни?

– Нет, конечно. Кирстен.

– Твоя подруга Кирстен? Но… ты говорил…

– Что мы подружились? Да, так и есть. Я тогда не очень-то понимал, что со мной происходит. Позднее развитие, видишь ли. Первые эмоции в двадцать пять лет это вам не шутки, на такое не всякая треска мороженная способна.

– В смысле, а как же подростковая любовь? Гормоны, созревание и все такое?

– Гормоны не имеют никакого отношения к любви. Желание – да, но у меня и с этим было не очень. В шестнадцать я позволил себя соблазнить одной из маминых подруг. Элис на тот момент было тридцать с небольшим. Посчитал, что начинать надо с опытной разумной женщиной. Мы были вместе три года, пока ее супруг не скончался, и она не уехала на континент искать себе нового.

– Ты так спокойно об этом говоришь.

– Это и было спокойно. Секс, минимум разговоров, никаких встреч просто так. Симпатия, но не больше. Сейчас Элис замужем в четвертый раз, за молодым и талантливым испанским актером. Ей хорошо, она продолжает приятельствовать с мамой. Мы видимся раз в несколько лет, то там, то сям, и я за нее рад.

– Треска мороженная, – хмыкнула я и потерлась о него всем телом. – А потом?

– Потом была Джейн, примерно такая же треска, как я. Очень красивая, очень умная и понимающая, что леди Говард ей не стать. Я ее содержал, оплачивал учебу в Оксфорде, мы даже иногда выходили куда-то вместе. Не на официальные мероприятия, и родителям я ее не представлял. С Джейн мы расстались, когда я свалил в Восточную Европу.

– То есть ты трахался с Джейн, когда был влюблен в Кирстен?

– Разумеется. Треска или нет, но без секса я чувствовал себя некомфортно. Кирстен была бы прекрасной матерью моим детям, но не сложилось. Эту историю ты знаешь.

– Не всю. Расскажи?

Пока Кей рассказывал, я прижималась к нему тесно-тесно и думала: не вышло из тебя властного мудака, лорд Говард. Отказаться от наследства, поругаться с родителями ради девушки, которой ты оказался не нужен – это не поведение мудака. Дружить с ней потом, крестить ее ребенка, поддерживать после смерти мужа – нет, мудаки так себя не ведут.

– Вторым был Бонни. Настоящая мужская дружба и все такое. Эту историю ты знаешь очень хорошо.

– Еще бы, – я потерлась щекой о грудь Кея и погладила по руке Бонни: он так и обнимал меня во сне. – А третья история?

Мне очень хотелось услышать: третья история – это ты. Ведь каждая женщина хочет верить, что в жизни своего мужчины она – самая важная, лучше вообще единственная. Ну хотя бы последняя.

– Несколько лет спустя я встретил еще одну женщину, с которой мне бы хотелось завести детей, – начал Кей.

А я… я постаралась не хлюпать носом. Обидно, конечно, что то была не я – я и сейчас не выгляжу хорошей будущей матерью. Раздолбайка в кедах, вечно за ноутом, а когда не за ноутом – то по ушки в приключениях с Бонни.

– Ты всех так оцениваешь, в смысле детей?

– Нет. Такое со мной случилось всего дважды. Бонни-то явно не годится, правда?

– Да уж. Хотя папаша из него выйдет отличный.

– С этим делом я и сам пока справляюсь, – он снова погладил меня по голове. – Так тебе рассказать?

– Конечно, рассказать. Давай, не увиливай.

– Ладно, не увиливаю. Ну, что тебе сказать… я к тому моменту решил, что подходящей женщины так и не найду. Слишком много требований, и мало кто соответствовал хотя бы половине. В основном потому что требования были взаимоисключающими. Короче, я сначала не обратил на нее особого внимания. Она держалась слишком строго и официально, и это не было притворством и заманиванием дичи. Просто очень серьезная девушка на работе. Не похожа на модель, и в конкурсе красоты она бы не заняла призового места. Такая, знаешь, породистая внешность, больше подходящая аристократке. К тому же она была совсем молода, едва ли двадцать, а я не связывался с несовершеннолетними. В общем, не вариант.

– И?.. – может быть, все же это была я? Пока все сходится, особенно насчет не модели.

– Она переводила для какого-то музыканта. Ничего так музыканта, перспективного. Но в личном общении – пафосного и скучного до зевоты. Я даже поначалу прослушал, что он представил девушку как свою жену. Не вязалось. Она вела себя как хорошо вышколенный секретарь, а не жена. И между ними не было искры. Но кто я такой, чтобы судить? В общем, я бы наверняка быстро с ним распрощался, если бы… я не помню дословно, но она сказала что-то такое, резко несоответствующее общему занудному тону. А когда я посмотрел на нее – ну знаешь, такие невинные строгие глазки, а где-то на дне прячется мышонок Джерри. И мне стало интересно, показалось мне, или тут в самом деле водится… что-то этакое… так что я пообещал музыканту просмотреть его проект и встретиться отдельно. Пообедать вместе. И подумал, что ему очень повезло с женой. Нечасто встречаются девушки и интересным подтекстом.

– Мышонок Джерри? Ты извращенец, мой лорд.

– А то ты не знала.

– То есть я тебе показалась похожей на Бонни?

– Да, я потом понял, что именно на Бонни. Тогда это было простое человеческое любопытство и охотничий азарт. У тебя так сверкали глаза, когда ты принимала приглашение на обед, что я был уверен: на языке так и вертится колючка.

– Не думала, что это было так заметно, – я невольно улыбнулась, вспомнив все те язвительные фразочки, что мне хотелось сказать после трехчасового мероприятия.

– Еще как заметно. Ну и согласись, не сдерживаться было приятно, а?

– Если бы я не сдерживалась, ты бы наслушался такого…

– Неприличного? О том, как ты хочешь меня раздеть и отлить шоколадного Конана с клубничкой?

Я тихонько засмеялась. Конан с клубничкой и Конан с перчиком уже заказаны и ждут Рождества. Не натуральную величину, конечно, но в фут каждый и в золотой фольге. Кею и Бонни понравится – а мне интересно, угадают ли они, кто из них с перчиком, а кто с клубничкой.

– Не могла же я целому лорду и в присутствии мужа сказать, что хочу увидеть его без костюма? Но мне очень хотелось. Ты был такой… Лорд Совершенство. Треска мороженная.

– Придурок мороженный. Надо было хватать тебя в охапку и уносить. Сразу. Без лишних разговоров.

– Ты не мог знать, что из этого получится. Ты видел меня первый раз в жизни.

– Мне хватило, чтобы влюбиться в тебя.

– Тогда почему не схватил и не унес? Ни одна нормальная женщина не устоит перед тобой, и дело вовсе не в твоих миллиардах. Я бы тоже не устояла. Да что там… я влюбилась, как кошка.

– Говорю же, придурок. Ты ясно сказала – нет. Ты замужем и любишь мужа. Кобылевский красив, талантлив, а что зануден – у женщин бывают странные вкусы. Ну и если бы ты его не любила, уж как-нибудь дала бы мне понять, что не против встретиться снова. После Кирстен мне не очень-то хотелось второй раз наступить на те же грабли.

– Не выйдет из тебя властного мудака, лорд Говард. Знаешь, как я мечтала о том, чтобы ты позвонил мне? Прислал записку, позвал, да что угодно. Просто ради того, чтобы еще раз почувствовать… – я все же всхлипнула. – Ты так на меня смотрел, как будто я… как будто… черт бы тебя подрал! Осторожный ты сукин сын!

– У меня было до черта отговорок, почему нельзя рискнуть. Но на самом деле мне было страшно, что ты снова откажешь. Или хуже того, согласишься, но не потому что любишь. Я решил узнать о тебе больше, выяснить – почему ты вышла замуж за Кобылевского, что тебя держит рядом с ним.

– Ну и как, узнал?

– Вы выглядели счастливой парой. Ни ссор, ни измен, всегда вместе. Я не имел права рушить твою семью.

– А по ночам мне снился ты. Я сто раз прокляла собственную трусость. Думала – вот если бы ты еще раз позвал меня, на крикет или на Марс, я бы решилась. Просто узнать, каково это, заниматься любовью с тем, кого хочешь.

– Ты хорошая актриса, моя нежная Роза.

– Ты тоже ничего так. Сколько раз мы с тобой встречались, пять?

– После неудавшегося крикета – шесть. Меня с ума сойти как заинтересовала русская культура.

– Ты приезжал в Россию… ради меня?

– Да. Я иногда позволял себе посмотреть на тебя. Проверить, чувствую ли я что-то при встрече с тобой.

– И как?

– Да. Все шесть раз – да. И ты по-прежнему была с Кобылевским.

– Ты сумасшедший. Пять лет…

– Сумасшедший, факт. Бонни надо мной ржал.

– То есть ты ему рассказал про меня?

– Не называя имен. О том, что встретил прекрасную девушку, но она замужем, любит и любима. И что я не буду рушить ее счастье ради нескольких горячих ночей.

– Почему только нескольких ночей?

– Потому что я не хотел себе признаваться в том, что люблю тебя по-настоящему. Что вообще могу кого-то любить.

– А как же Бонни?

– Настоящая мужская дружба.

– Придурки, оба.

– Кто бы спорил.

– Кей, а наша встреча в ЛА… ведь это была случайность?

– Ты сама-то в это веришь? – хмыкнул он и продолжил, не дожидаясь очевидного ответа: – Случайностью была встреча Бонни с Вайнштейном и ваш сценарий. Вообще я планировал пригласить тебя как автора книг, но упустить возможность познакомить вас не мог. Это было самое тонкое место плана – как свести тебя и Бонни таким образом, чтобы ты не сбежала от меня и вы не возненавидели друг друга.

– Ну ты и придурок, Британия, – послышался совсем не сонный голос, и до меня внезапно дошло, что сонного сопения Бонни давненько не слышно.

– Сам придурок, Сицилия.

– А сказать  «хочу, чтобы ты подружился с девушкой, которую я люблю» было слабо? Или недостаточно заморочено?

Кей фыркнул, и я тоже – что-то мне не верилось, что Бонни бы вот так просто со мной подружился. Да и если бы подружился… ну… до любви там было бы очень далеко. Не ближе, чем от интеллигентной девочки Розочки до оторвы со стеком.

– Не будь занудой, Сицилия. Тебе что, не понравилось?

Бонни за моей спиной вздохнул, прижался теснее и переместил руку с моего бедра на Кея.

– Если бы я знал, что для тебя это настолько серьезно…

– Вот и хорошо, что не знал. Меньше загонялся.

– И ты бы уступил мне женщину, которую сам любишь чертов пятый год?! Ты сумасшедший придурок.

– Я бы все равно получил вас обоих, – в голосе Кея прозвучала такая привычная непререкаемая уверенность, что я… чуть не заплакала. Гормоны, это все чертовы гормоны. – Важно, не кто на ком женат, а что мы вместе. Правда же, Раша?

– Правда. Почему ты не сказал мне? Хотя бы тогда, на яхте?

Мне почему-то было так горько от несбывшейся мечты! И в то же время – я была благодарна судьбе за то, что за все наше волшебное свидание Кей так и не сказал мне всего трех слов. Ведь тогда бы я не пошла снова в «Зажигалку», и не случилось бы второй встречи Мадонны и больного ублюдка Бонни.

– Не успел. Вообще-то тогда, на яхте, я хотел тебе кое-что подарить…

Бонни за моей спиной едва заметно вздрогнул и прижался теснее, уткнулся лицом мне шею и тихо, почти неслышно повторил:

– Сумасшедший придурок, – и это тоже относилось ко встрече больного ублюдка и Мадонны, встрече, которая дала нам обоим шанс на еще одну сказку.

А Кей легко поцеловал меня в лоб и выскользнул из объятий и из постели. Покопался в своей шкатулке с запонками и прочей мелочевкой – и вернулся с чем-то в руке. Забрался обратно под одеяло, раскрыл коробочку, и в розовом ночном сиянии блеснул огромный бриллиант.

– Это было мне?.. – я спрашивала не столько о бриллианте, сколько о чем-то гораздо более важном.

– Тебе, будущей леди Говард, – мягко улыбнулся Кей и поцеловал меня в губы. – Обручальное кольцо моей пра-прабабки. Вообще-то я думал подарить его тебе на годовщину, но сегодня тоже вполне подходящий случай.

Ощущения, когда Кей надевал мне на палец кольцо, были чертовски странными и очень похожими на счастье с привкусом волшебства. Немножко горьким, немножко глупым, до невозможности прекрасным. И самым правильным финалом еще одной нашей сказки прозвучали слова Бонни, так и не выпустившего меня из тесных объятий:

– Все равно я бы получил вас обоих, – тем же непререкаемо-уверенным тоном, что пару минут назад Кей.

– Ты чертовски прав, Сицилия, – с непередаваемой нежностью ответил мой лорд.

– Нет уж. Это я все равно получила бы вас обоих, сумасшедшие придурки, – сказала я.

Понятия не имею, что там прозвучало в моем голосе на самом деле, но предполагаю – что любовь к ним обоим, самым лучшим на свете мужчинам. Любовь и вера в то, что мы всегда будем вместе.

А завтра вечером, когда Бонни улетит от нас обратно на съемки фильма, я начну писать новый роман. О том, что могло бы быть, если бы…

Кею и Бонни понравится, я знаю. Им нравится играть новые роли и новые судьбы, зная, что в финале любой сказки мы будем вместе. Счастливы. И плевать, что об этом подумает весь мир.

Конец кина.

09.12.2018

Дорогие мои! Спасибо вам огромное за то, что были с нами в этой истории! И спасибо за ваши лайки, награды и комментарии! Ваше внимание вдохновляет авторов на новые свершения и дает понять, что история вам понравилась.

П.С. Вопрос на засыпку: хотите ли вы прочитать новый роман Розы Говард? О том, что могло бы быть, если бы… Имена будут другие, события – лишь отчасти знакомые, а отчасти иные, но характеры и судьбы – почти те же самые, с обязательным счастливым концом и миром во всем мире.

Рабочее название романа "Лети на свет"