Париж жил, как всегда, своей жизнью. Пахло весенней зеленью, снедью из забегаловок, конским навозом, которого еле успевали убирать после проезжающих фиакров.

Сновали обыватели, некие месье, обсуждали последние новости загородив пол тротуара. И, как хорошо было слышно, главной новостью были скачки. Тотализатор. Ясный солнечный день, внушал чисто весеннее настроение, но лицо Натин было мрачнее тучи.

Лавируя между прохожими, она с неприязнью перебирала недавно случившееся, но вместе с тем, не забывала чутким ухом прислушиваться к болтовне обывателей. С некоторых пор это "подслушивание" превратилось в нечто типа мании. И всё потому, что Натин НЕ ПОНИМАЛА. Не понимала, что происходит. И в этих посторонних разговорах она надеялась услышать хотя бы намёк на разгадку явления, на которое она, как выражались братья "лбом налетела". Но вокруг были лишь пустые и никчёмные разговоры.

Вот две кумушки под ручку шествуют куда-то. Деток выгуливают. Трещат как обычно, перемывая косточки некоей Жаклин.

Вот ещё какие-то месье. Те идут по направлению к ближайшему кафе. И тоже степенно рассуждают. На этот раз не о скачках. О войне на юге Африки, об авиаторах из России. Нацепили дежурные улыбки, расшаркиваются со встречными дамами, а сами где-то не здесь мыслями.

Натин фыркнула и мысли невольно отвлеклись от неприятного. На то, что было ближе.

"Мужики во всех мирах, кажется, одинаковы. – с некоторым налётом цинизма думала Натин оглядываясь на месье, погружённых в политический диспут. – Эти Эсторские тоже того же качества: увлеклись глобальными проблемами, а под носом часто совсем ничего не замечают. Ольга – бедная девочка. Влюблена по уши в старшего. А старший даже не замечает, что она готова буквально разбиться, чтобы он на неё внимание обратил. А у Руматы… отношение к людям прямо сквозит – утилитарное. Оценить, использовать по полной. Забыть. Хорошо, что не "выкинуть и забыть". Всё-таки стараются своих защищать и как-то опекать. Уже что-то. Впрочем…

Отношение у Руматы к людям как у настоящего военного. Может он там… где-то участвовал в крупномасштабных войнах? Не исключено! В ситуации множества смертей вокруг, привязываться к кому-либо, или даже к целой группе, для военачальника может быть опасным… Значит даже слишком опытные эти Эсторские".

На этом мысли чуть споткнулись.

"Но если опытные… Выглядят как осколок команды – друг друга дополняют. Но не больше. – сделала неожиданный вывод Натин. – А надо больше! Много больше, если взялись за такую Задачу!

Василий… Или Васса… Это же типичный учёный… по отношению к Румате, как тут говорят: "два сапога – пара". Только этот не замечает по той причине, что углубился в "двигание науки"… И получается ведь!…

А я что? Эту науку здесь не двигаю?! Так ведь и на людей же смотреть надо больше! Внимательнее! А то ведь уделают их все эти "обыватели". На всём своём, житейском. И пикнуть не успеют! Прецеденты были. И то, что легко выскользнули – не факт, что дальше будет так везти.

Александр, из их окружения… Романтик. Пламенный. Но и то, Паолу "заметил". И не в пример внимательный…

Может его так среда научила? Если он подпольщик, то такому внимание к окружающим очень даже важно. Жизненно важно. Тот, кажется, уже от полиции бегал. И небезуспешно, судя по тому, что до сих пор не в Сибири руду ковыряет вместе с такими же как он каторжниками".

А с этими двоими – даже играть не интересно. Ведь не заметят. А если и заметят, то проигнорируют. Впрочем, надо признать, что до сих пор эта их наивность и слепота (или "наивность"? "слепота"?), надёжно страховала от больших неприятностей(не с моей стороны!). Ведь если не замечают, то и не ведутся. А не ведутся чаще потому, что их устремления находятся буквально в иной плоскости. И большинство неприятностей, которые в них, вольно или невольно кидает окружение, буквально в эту плоскость не попадает".

Мысли опять совершили вираж и вернулись к последней из их ближайшего окружения. Точнее к особе совсем близкой для Натин в этом мире. Относительно Паолы, у Натин было даже некоторое чувство гордости. Что смогла спасти. И спасла, как оно было по всему видно, далеко не никчёмную личность. Ум и преданность. Преданность и благодарность. Сильные качества.

Натин мысленно пробежалась по достижениям своей подопечной и осталась довольна.

"А Паола молодец. Страх, который она в себе носила, – порастеряла. Пережила его. Я уж боялась, что она всю жизнь за меня держаться будет. А тут кажется, увлеклась этим бывшим студентом. А что? Хорошая будет пара. Может и мне увлечься?… А то обидно. Паола, Ольга… А кем увлечься?.. Из местных – никто. А эти двое?.. Только не Румата! С-сапог! С таким только собачиться!".

Натин резко оборвала свои мысли. А мысли были более чем неуместные. Расслабилась, что ли?

"Вокруг творится – неизвестно что, а ты чем занимаешься?!! – обругала она себя. – Иди разбирайся! И если эти Эсторские ничего не замечают, то кому как не тебе в этом разбираться?!".

А разбираться было с чем.

Внимательная к окружению, к реакции этого окружения на них, Натин заметила, что отношение это очень… неоднозначное.

Как-то эти месье-мадам-мадемуазель к ним относились… особенно. Одни встречали их очень восторженно. Кто-то даже преклонялся, но вместе с тем, чувствовалось и другое, что было разлито в этом обществе. И это нечто не было простым пренебрежением людей другой нации или культуры.

Если Эсторских воспринимали больше как неких европейцев, как своих, хоть и весьма эксцентричных, то вот к ней относились… Тут даже термин "неоднозначно" сильно не подходит.

Она вспомнила, то время, когда она, будучи ещё не связанная с братьями, искала наиболее удобное место, чтобы закрепиться, и её занесло в Англию.

Если она была одета богато – к ней относились как богатой… иностранке. Но стоило ей одеться чуть поскромнее, даже на уровне небедных слоёв населения, как резко наступала перемена: к ней начинали относиться как к скоту.

Скоту без мозгов, которым не просто можно, а должно помыкать как овцой.

Её тогда это не просто взбесило. После нескольких таких предъявлений неприятностей, ей даже помыслить о том, чтобы представиться не как принцессой, было изрядно противно… и страшно. И эта ситуация её изрядно нервировала.

С одной стороны, "её княжество" по ту сторону Барьера, по ту сторону Реальности, в другой Ветви Вероятности. И тут она, по большому счёту, никто. Так, одна из бесчисленного множества. Чтобы стать снова принцессой, ей надо было вернуться в Атталу. Но и отказаться от образа ЗДЕСЬ было даже не просто трудно, а опасно.

Да, была и другая опасность – прослыть мошенницей. Но пока она не столкнулась с братьями, выходила из положения тем, что потихоньку сбывала награбленное в графском замке.

Тогда, в замке, после вырезания всей банды графа, хоть и было противно шарить по комнатам, воняющим кровью и содержимым кишечников бандитов которые она вскрыла в процессе завоевания личной свободы, однако пришлось. Как раз из соображений, что надо бы что-то такое из местной валюты, ценностей.

Но как-то оно быстро всё нашлось… Так что статусные цацки и уровень потребления она себе обеспечила. На время. Пока не встретила братьев и не вошла в их команду.

И тут снова это проклятие, – а она отношение к себе воспринимала как проклятие – её догнало. Здесь, в Париже.

И дёрнул же её чёрт, вырядиться поскромнее!

Находясь рядом с братьями, она действительно расслабилась. Почувствовала некую стабильность. И захотелось статус принцессы, снять с себя, и как то самое дорогое платье, что определяло его, сложить в сундук. До лучших времён. Да и сама по себе психомаска, установленная перед внедрением в княжество Аттала, уже достаточно "полиняла". Вернулось её естественное, природное флегматично-снисходительное отношение к неуклюжести окружающих. Но тут, в Париже…

Она долго наблюдала за тем, как относятся к людям разного статуса. И выбрала, как ей казалось, "золотую середину": некая мадемуазель, не бедная, но и не слишком богатая, на которую не обращают слишком уж пристального внимания, но и не пытаются игнорировать, как представителей низов. Подобрала соответствующее этому слою платье, и приготовилась было, слегка расслабиться, прогуляться по магазинам, посидеть в кафешантанах, посмотреть на людей. И тут жуткий облом!

Уже в магазинах, когда она общалась с продавцами, она почувствовала, что что-то не так. Эти лавочники, общаясь вполне учтиво с такими же по статусу, под который вырядилась Натин, но с самой Натин!… Как с кем-то презренным.

Даже с проститутками и разными профурсетками они обращались более любезно. А тут… как со слабоумной.

Один раз – подумала, что ошиблись.

Второй раз – совпадение.

Но когда эта муть стала повторяться…

За всем этим отношением что-то явно стояло. Не могло не стоять. Что-то чего она явно не знала.

Вот так, напряжённо думая про "контексты культур" она зашла в кафешантан. Но чего-либо заказать не успела.

Уже когда садилась за столик, обратила внимание на полупьяную компанию каких-то юношей. Явно не из богатых семей. Семей лавочников. Но не более. Компания вела себя изрядно шумно, что заставило других парижан, зашедших на чашечку кофе, пересесть подальше.

Натин же, будучи не в духе, проигнорировала этих балбесов и села за первый же попавшийся свободный столик. Настроение у неё было такое, что даже хотелось устроить скандал. Чтобы сорвать злость.

Первые минуты, молодёжь была занята собой. Но вскоре кто-то заметил, мрачную соседку, явно неевропейской наружности и в небогатом одеянии. И этот кто-то тут же предложил своему товарищу "монголку в постель". А когда тот поинтересовался какую, просто указал тому через плечо. На Натин.

Натин решила сдержаться и сделать вид, что ничего не слышала. Но не тут-то было. Компания тут же подхватила, как ей казалось, удачную тему для шуток и они посыпались на Натин как из рога изобилия.

Уже через минуту она поняла, что её держат не просто за представителя "жёлтой нации", а за дебильную.

Натин медленно начала закипать. Но всё равно, памятуя о том, что психомаску надо бы до конца стереть, держала себя в руках. Только барабанная дробь всё более жёстко выбиваемая пальцами по столу могла выдать её волнение. Она думала, что если игнорировать этих пьяных идиотов, то всё ещё как-то само рассосётся. Тем более, что можно было просто сосредоточиться на пении артистов на эстраде.

Кстати, тут пели всегда очень даже хорошо, за что этот кафешантан и приглянулся Натин.

Она демонстративно отвернулась к эстраде, но это не помогло. Вскоре хлыщ, наиболее усердствовавший в подколках своего дружка, решил что настала пора перетащить "монголку" к себе за столик и продолжить веселье.

Он тяжело поднялся со стула и сделав пару шагов опёрся кулаками на стол, за которым сидела Натин. Та подняла на него ничего хорошего не обещающий взгляд, но балбеса это не проняло. Даже наоборот, он попытался с ней заговорить. Причём коверкая слова, говоря рубленными фразами. Так обычно говорят с людьми очень плохо знающими язык. Или… и… с дебилами. Чтобы хоть что-то было им понятно.

То, что это просто шпана города Парижа, было ясно. Шпана респектабельная, не то отребье, что грабит в подворотнях. Но не менее мерзкая.

Также было ясно, что её прилюдно очень серьёзно оскорбили. И спускать это никак было нельзя. Уже половина посетителей кафешантана с некоторой неприязнью, но и с нездоровым интересом наблюдала за происходящим вокруг Натин.

Это было уже слишком серьёзно. Внешность у неё приметная. Даже слишком. И то, что она ещё не примелькалась, лишь дело времени. И когда свяжут происшествие в кафешантане с "известной мадемуазель Натин из группы русских авиаторов", то вот тут – уже будет худо. Пятно ляжет и на неё, и, что хуже, на всех русских, ныне находящихся в Париже. А то, что репутацию уже она не сможет отмыть – ясно и подавно.

Натин, мысленно распрощалась с идеей "прекратить барагозить", как выражались братья, и уже совершенно по иному взглянула на подошедшего хама. Краем глаза она уже отметила, что за всем этим внимательно наблюдают уже не половина, а как бы не все посетители кафешантана. Некоторые барышни и молодые люди, даже привстали со своих мест, чтобы лучше видеть. Их широко раскрытые от любопытства глаза и рты были видны повсюду.

– Месье, не знаю как вас там! – ледяным тоном начала Натин. – Вы осознаёте, что сейчас наносите НАМ, тяжкое оскорбление, которое может быть смыто только кровью?

Хоть и было сказано на чистейшем французском, балбес не понял. Также не понял и жёстко выделенное, сказанное в третьем лице "нам".

Откуда-то справа, пахнуло свежим кофе. Натин скосила глаза. Рядом стоял официант с подносом, на котором красовались заказанные чашка кофе и бисквит.

Служитель кафе топтался в растерянности на месте, не зная, что делать – то ли отступить, то ли таки донести заказ до адресата. Ведь тут явно назревал большой скандал.

Не глядя Натин, царственным жестом, указала на столик где поставить заказ. Официант вздрогнул и торопливо сгрузил с подноса принесённое. Прикрывшись как щитом своим подносом он уж приготовился быстро пятясь задом слинять, но был остановлен.

– Официант! – окликнула Натин не глядя в его сторону, и буравя взглядом хулигана. – Тут намечается небольшой беспорядок…

– Пардон? – скрючился в подобострастии официант ничего не понимая. Но Натин продолжила ничуть не обращая на это внимания.

– Ущерб будет возмещён! – сказала она, медленно со вкусом потянувшись, хрустнула пальцами и поднялась со стула.

Повеяло Атталой.

Битвами за влияние.

Ещё в процессе подготовки, она была поражена тем, какого качества психомаску на неё в конце концов наложили. Получилась такая… стерва! А учитывая изначальное положение принцессы, да ещё отягощённость заболеванием порфирией, – классическая психопатка.

Как шутил мастер по психомаскам: "Чахлая принцесса повышенной злобности".

Вообще, вся правящая семья в Аттале была змеюшником ещё тем. Как они друг друга не перебили ещё до появления Натин – загадка. Но попытки были практически непрерывные. Единственно, что на саму Натин сначала никак не обращали внимания, так как считали "самоочевидным и вечным аутсайдером" . А тут…

Первая же стычка – с четвёртым принцем – застала всех врасплох и буквально заставила обратить на неё внимание. Самое пристальное.

Началось с того, что принц получил отлуп.

От кого-то из старших.

Ну и по привычке, решил оторваться на ком-то кто заведомо не мог дать отпор. Погонявши слуг, он, видимо, не удовлетворился, пошёл искать козла отпущения по дворцу. И тут, на его беду, попалась Натин.

Она только-только освоилась с ролью младшей принцессы, и начала получать от этого удовольствие, а тут навстречу этот идиот. Она слишком хорошо знала характеристики на каждого из принцев. Заучила, как полагается, перед заброской. Из всех, этот четвёртый, был самым несуразным персонажем.

Четвёртый принц никогда не отличался ни умом, ни сообразительностью, ни даже чутьём на неприятности. И если у него и было чутьё какое-то, то на жрачку и выпивку. Уж эти вещи он мог почуять за много километров. Но для складывающейся ситуации этого было явно недостаточно.

Громыхая оружием, своими многочисленными золотыми, и не только, украшениями, он заслонил своей квадратной тушей коридор. Да ещё своим прихлебателям дал знак, чтобы стали по обе стороны. Чтобы заведомо младшая принцесса не могла проскользнуть.

Жиденькая, козлиная бородёнка, которая только-только начала у него расти, сейчас разве что не в потолок торчала, насколько он свой нос задрал.

Как помнила Натин, этот недоросль очень любил издеваться над слабой и болезной младшей сестрой. И даже заступничество старшей, регулярно натравливающей на него старшего принца, этому никак не мешало. Разве что делало его ещё более злобным.

А то, что при дележе наследства, придётся ещё делиться и с ней, лишь добавляло ему прыти. Ведь как четвёртому, того наследства светило – с воробьиный нос . Словом, из принца рос эдакий "нормальный" садист.

А ведь тот конфликт очень напоминал то, что сейчас происходило в Париже!

Тогда тоже принц стал в позу и начал просто издеваться над белым лицом принцессы и тем, что "боги не выносят её лика".

Последнее было тягчайшим оскорблением.

– И что, драться со мной будешь? – чванливо бросил он тогда в лицо Натин, заметив, что та в дикой ярости. Впрочем, это последнее, что он сказал.

Дальше даже его охрана из двух мордоворотов-собутыльников ничего не смогла сделать. Для мордоворотов и для самого принца, всё произошло слишком быстро.

Тот, что стоял справа от принца, получив пяткой в челюсть, отлетел к стене и с шумом рухнул без чувств на пол.

По сути, этому "правому" повезло. А вот остальным…

Тот, что слева, просто потерял из виду стремительно двигавшуюся принцессу, но уже через секунду, его шейные позвонки хрустнули и он осел на пол. Мёртвым.

Когда принц, также потерявший из виду принцессу, таки нашёл её стоящей у себя за спиной, он не нашёл ничего лучшего, как замахнуться на неё кулаком. За что и поплатился. Мир кувыркнулся у него в глазах, а пол пребольно расплющил его драгоценный нос. Но и на этом, его злоключения не закончились.

Кто-то пребольно выкрутил его руку и заломил запястье. Сухожилия затрещали. Да вдобавок, кто-то очень грубо и непочтительно наступил ему на шею, ещё больше впечатывая его личико в прохладные гранитные плиты коридора.

– Хочешь умереть? – с изумлением услышал он дрожащий от ярости голос младшей принцессы. Он хотел что-то сказать оскорбительное, но резкий рывок за руку, и треск сухожилий заставили его взвыть.

– Ты, противный богам кусок падали! Ещё одна попытка меня оскорбить – и я тебя лично отправлю во Тьму! – выплюнула принцесса и наступив принцу на лицо, сломала ему запястье.

– Это чтобы ты помнил, добыча Грязи! – всё также злобно шипя выговорила сестрица бросая его руку и отступая назад.

Принц полежал на полу с минуту и оглашая коридор своими громкими стонами. Ему никак не могло в голову поместиться то, что его побила и руку поломала слабейшая младшая принцесса! Тем не менее он хоть и с трудом, но поднялся на ноги.

Оказалось, что принцесса не ушла, а стояла чуть поодаль, с брезгливостью наблюдая за корчами братца. Принц дёрнулся, схватился за поломанную руку и лицо его исказилось смесью дикой ярости и боли. Это для него было ещё большее унижение – чтобы за его мучениями наблюдала та, которую он всегда считал низшей в иерархии их княжеской семьи.

Он, по привычке, кинул руку к сабле, висящей на боку, но боль в сломанном запястье тут же прочистила мозги. Тогда уже левой рукой выхватил кинжал и кинулся на сестру.

С явным намерением её убить.

И отомстить этой смертью за всё.

И за унижение, и за дикую боль в сломанной руке, и за страх, который с некоторых пор она стала ему внушать. Страх от неуловимой, но существенной перемены. Как будто те самые легенды о вампирах вдруг ожили и воплотились в его сестре. Те, которые повествовали о неимоверной силе и быстроте демонов ночи. Многие шептались у неё за спиной, что слишком уж похожа. Но так как она была всё-таки член княжеской семьи, шепотки так и остались шепотками по углам. А вот священники… Этим рот не заткнёшь. О начавшихся разговорах уже среди них, принц знал. И боялся.

А тут – зримое, и что самое гнусное, очень болезненное подтверждение его страхов. Ведь раньше сестра была такой беззащитной и слабой! Да ещё и пугливой…

Натин выпрямившись, вполоборота, с брезгливостью наблюдала за борьбой чувств и устремлений на лице поверженного во прах принца. И на её лице не было и капли страха. Наоборот, уверенность, что и этого, будь он хоть во всеоружии и при целых костях, она отправит во Тьму.

Страх и ярость в принце таки победили. И оба чувства просто вопили как можно быстрее пресечь жизнь этой белолицей нечисти. Принц для храбрости заорал и кинулся на принцессу. Та скользнула вбок и собственный же кинжал принца неожиданно со всей силой воткнулся ему в грудь.

На нём не было нормальной кольчуги или там ещё каких-то защитных одежд. Так, крайне выпендрючая и перегруженная украшениями хламида. Это его и сгубило. Ведь сердце не было защищено должным образом и было проткнуто насквозь.

Напоследок, принц с удивлением скосил глаза на свою же руку, всё ещё сжимающую кинжал, по самую рукоятку ушедший в грудь. Что-то попытался вымолвить напоследок, но рухнул замертво. Под ним стремительно растекалась здоровенная лужа крови.

Натин медленно расслабилась, отвернулась от принца и посмотрела на парочку его слуг.

Первый ещё не пришёл в себя. От второго уже явственно пованивало.

Где-то раздавался гром сапогов и лязг железа бегущей стражи. Уж кого со стражей не спутаешь! Те даже бежали строем и в ногу.

Вскоре показались как воины в начищенных доспехах, так и многочисленные слуги, державшиеся у них за спинами. Последние со страхом, но и со жгучим любопытством пытались разглядеть что происходит. Один, даже, самый сообразительный, упал на брюхо, чтобы хотя бы между ног стражи разглядеть что творится. Спины у стражи были очень широкие. Хорошо прокачанные.

Натин усмехнулась, и постаралась запомнить лицо этого изобретательного мальца. Чтобы потом прибрать к себе и пристроить к делу(Что и сделала впоследствии ни разу не пожалев. Малец действительно оказался гениальным и незаменимым помощником).

Раздался гром. Это стража дружно ударила себя в грудь приветствуя принцессу. Та же, слегка брезгливо, продолжала разглядывать лежащие посреди коридора тела, удостоив стражу лишь взгляда мельком. Но рукав, залитый кровью непутёвого братца, тихо спрятала себе за спину.

– Четвёртый принц изволил уйти во Тьму, Цай. – не дала Натин открыть рта начальнику стражи. – Как видите, вполне самостоятельно уйти!

Эти слова она сопроводила указующим жестом в сторону трупа четвёртого принца, который даже после смерти продолжал сжимать торчащий из груди собственный кинжал.

Старшина Цай был сообразительный. Склонил голову, ударил себя в грудь кулаком и подтвердил.

– Мы поняли, принцесса! Что изволите?

– Уберите здесь! – царственным жестом махнула она рукой, продолжая прятать другую за спиной. И удалилась.

Эти смерти были первыми.

И что её поразило, её никак не трясло, не выворачивало.

Только безмятежное спокойствие. Как будто какой-то таракан был раздавлен, а не убиты два, хоть и мерзавца, но всё-таки люди.

Потом, уже, на "пересменке", ей этот эффект объяснил мастер психомасок.

– Это всегда закладывается в психомаски – купирование нежелательных физиологических и психологических эффектов… – говорил он с удивлением. – А вы разве?… Ах да! Я забыл! Вы же не пятого курса. Этот курс – по психомаскам – только на пятом. Ну что же, гордитесь! Всё было сделано великолепно!

– И вы мне маску тоже сделали великолепно! – тут же поспешила отвесить комплимент Натин.

В парижском кафешантане воцарился хаос. Шпана даже пикнуть не успела, как полегла своими холёными мордочками, (со следами косметики!), в холодный пол. Кто-то с проклятиями пытался подняться из-под обломков стола, за которым они только что сидели, кто-то просто валялся бревном, изображая из себя труп. Но больше всего не повезло заводиле.

– Это чтобы ты помнил, добыча Грязи! – выговорила Натин, ногой наступив на мордашку хлыща и выворачивая тому запястье. Рука хрустнула. Хлыщ вскрикнул орошая пол кровавыми слюнями пополам с не менее кровавыми соплями.

Под соседним столом сидел незадачливый молоденький официант. Видно пятился задом, а когда всё началось, со страху плюхнулся на задницу, да так и остался сидеть. Поверх подноса, которым он продолжал прикрываться, были видны круглые от страха и изумления глаза.

Публика же, ещё дальше отступив от "поля боя" всё так же с любопытством ожидала что будет дальше. И также как на лице официанта, на многих лицах застыло изумление.

– Следующий раз, – продолжила Натин, наклонившись над поверженным заводилой, – целовать землю за тридцать шагов перед нами… И может мы тебя простим!

Поверженный скосил глаза чтобы увидеть свою противницу. В глазах была боль. И страх.

Натин сделала шаг назад. Но в это время из под обломков стола вылез тот, кому меньше всего досталось. Он рывком поставил на ноги второго, который приходя в себя мотал головой. И попёр на Натин.

Она этого ожидала.

С видимым презрением она рванула манжеты на рукавах своего платья, и в следующую секунду, перед изумлённой публикой на свет появились два остро заточенных стилета.

– Стоять, грязь! – тихо сказала она, и от её голоса дохнуло такой стужей, что двоих хулиганов, казалось намертво приморозило к полу. Они только сейчас осознали: если дамочка ВОТ ЭТО с ними сделала голыми руками, то что будет если в этих же руках будет что-то остро заточенное?!!

Но, тем не менее, публика пялилась не на стилеты, грозно сверкающие в руках Натин. А на поразительной красоты золотые браслеты, почти закрывающие предплечья боевой "дамы с Востока", и украшенные такой величины самоцветами, которых они в жизни никогда не видели и даже не представляли, что такие могут существовать.

Выкатившийся на шум владелец кафешантана, увидев что творится, чуть не получил апоплексический удар. Мгновенно сопоставив и черты лица "хулиганки", и её браслеты, он понял, что пред ней некая вельможная, и очень высокопоставленная особа с Востока.

"Принцесса инкогнито" – пришло ему внезапно на ум, название старого бульварного романа. Но по тому, что он видел, всё походило на дикую реальность. И то, что мадемуазель вырядилась очень скромно, а под скромной одеждой прятала атрибуты власти – тоже походило на ужасающую правду.

А она воистину была ужасной!

Ведь если эта мадемуазель какая-нибудь принцесса, то какую скверную репутацию заимеет его скромное заведение?! А ведь так хорошо начиналось! Только-только стали на ноги, да ещё в таком хорошем месте!

Оценив последствия, хозяйчик кинулся на беспорядок как на свой последний и смертельный бой.

Ещё за десять метров до Натин, он принялся как заведённый кланяться и кричать извинения. Разве что в ноги не упал "вельможной госпоже".

Натин, видя такое, как бы нехотя спрятала в наручные ножны свои стилеты. Также не торопясь, скатала рукава и застегнула их булавками. Всё это время она бросала грозные взгляды на застывших хулиганов и так не поднявшегося с пола покалеченного заводилу. Заводила же даже шевельнуться боялся.

Она отошла к своему столику, как ни в чём не бывало, отодвинула стул, села за столик и принялась смаковать, уже слегка остывший кофе. Всё это время хозяйчик вился вокруг неё, пытаясь хоть как-то загладить свою несуществующую вину, извиняясь, казалось бы за всех хулиганов не только Парижа, но и всей Франции.

Натин, же пристально наблюдала за этими "танцами" поверх чашки. Наконец поставила уже пустую на блюдце, закусила бисквитом и неторопливо поднялась.

– Могу ли я, недостойный, услышать имя пресветлой госпожи? – уже с отчаянием, вспомнив романы по средневековью проблеял хозяйчик. Он очень хотел воспроизвести те величания, в надежде, что произведёт хорошее впечатление и заслужит доброе слово для своей забегаловки.

– Наше имя – Натин Юсейхиме, младшая принцесса, княжество Аттала. – Также придавливая своим взглядом хозяйчика тихо ответила Натин.

Тот услышав титул ещё более стал извиняться и кланяться.

Натин посмотрела на застывшую публику, посчитала, что эффект произведён, и должный, поднялась из-за стола.

– Здесь подают хороший кофе. Нам понравилось. – бросила она через плечо и направилась к выходу. Хозяйчик, казалось, сейчас умрёт от счастья, получив такую похвалу.

Когда Натин скрылась за дверями заведения, хозяин таки заметил всё ещё сидящего под столом своего официанта. Рявкнув на него, он пошёл наводить порядки.

На горизонте показалась полиция.

И вездесущие газетчики.

* * *

Когда Натин вышла на улицу, то быстро и незаметно отключила на своём "бронежилете" голографическое изображение несусветных браслетов. За последние полгода, она с ним почти что срослась. И когда она замыслила вот так пустить пыль в глаза, ей сразу же пришла в голову именно эта мысль с голографией украшений.

В Аттале и вообще, эта функция защитного костюма в таком виде почти никогда не использовалась. Хватало реальных украшений. Да и использовалась эта функция больше не для отображения всякого драгоценного хлама, а для вещей вполне себе утилитарных – например, для изображения минимальной одежды, когда есть необходимость скрыть её отсутствие (кроме, естественно, самого "бронекостюма"), или ещё чего подобного.

Натин ухмыльнулась. Она вспомнила, как рванула на своём самолётике вслед за братьями. В полной "амуниции" Аудитора Истины. В реальных Сандалиях Великого Света, с Диадемой Младшей Принцессы. Теперь же, все эти весьма дорогие вещицы, у неё хранились в "загашнике". Как дополнение к тем изобразительным функциям, что имел её защитный костюм.

Так что если кто усомнится в реальности браслетов, всегда "на ощупывание" можно дать такому Фоме-неверующему хотя бы Диадему. Впрочем, тут, в этом мире, было что-то такое, которое просто золото и роскошь не перебивали.

Натин чувствовала это.

Это в Аттале действовали сила, золото, и религиозные заморочки. Причём в такой последовательности.

Хотя последнее часто внезапно становилось первым.

Потому и зарядили её изначально на получение статуса именно Аудитора Истины. А психомаску – на убийственное реагирование по "смертельным оскорблениям".

Там была ситуация "или-или". Или пропускать смертельные оскорбления, оставляя их без должного наказания(а отсюда – оставаясь из-за них всеми презираемая), или иметь возможность подняться-таки до Аудитора. Но если хочешь быть Аудитором Истины – все местные идиоты, посмевшие нанести "смертельное оскорбление", должны умереть.

Таков тот мир. Суровый, и вполне феодальный.

На убийство сильных, да ещё "в честном поединке" там взирали как на "исполнение воли богов". И не важно кто побеждал в этом "честном поединке" – женщина или мужчина. Впрочем, был один нюанс: если воина побеждала женщина, он лишался "посмертия". То есть, его хоронили как умершего простолюдина.

Старшина Цай, тогда с первого взгляда на принцессу понял, что произошло. И то, что принцесса скрыла своё участие в убиении братца, он воспринял как заботу именно о "посмертии" брата. Она могла, и, по статусу, даже должна была заявить о том, что прикончила братца. Ей бы за это ничего не было Разве что уважать стали бы больше. Но ведь не сделала!

За что старый воин преисполнился к ней невероятного уважения. Видно сам в глубине души, очень сильно боялся случайно или как, но окончить жизнь "недостойно".

Кстати самоубийство "недостойным", в контексте "посмертия", не являлось. Хотя и презирали таких "слабаков".

Натин, вспоминая Атталу, поймала себя на чувствах, которые она начала подзабывать.

Выходило, что психомаска до сих пор вела её. Задавая стереотипы. Ведь даже фраза, брошенная парижскому хулигану, и по форме, и по содержанию была той же, что и тогда, четвёртому принцу.

Принцессу передёрнуло.

Но с этим можно было только смириться. Ибо психомастер СЛИШКОМ далеко.

Сейчас на повестку дня резко вышло явление которое её так задело. Поневоле, приходится как-то запихать подальше одни проблемы, чтобы справиться с другими. Более опасными.

А в отношении к себе со стороны европейцев Натин видела явную и непосредственную угрозу. А где можно было бы получить наиболее полную консультацию по явлению?

Потому-то она и направлялась в Сорбонну.

Вообще, её вояжи в Парижский университет имели под собой двоякую цель.

С одной стороны, она взвалила на себя одну из забот братьев по развитию промышленности. А для этого надо было как-то договориться с Парижским университетом о приёме на обучение студентов из далёкой России. Ну и, по возможности, сманить некоторых грамотных механиков, химиков, биологов, физиков в Россию.

С другой стороны, надо было продолжать увлекательные исследования траектории эволюции здешних цивилизаций. Ведь она уже умудрилась выцепить из моря разнообразных фактов, что были запрятаны в древних толстых фолиантах, нетривиальный, для здешних учёных, факт. О средневековье.

Выходило, по тем фактам, что сложившуюся, приличную систему обеспечения общества продовольствием, зачем-то грубо сломали, чтобы выстроить другую, МЕНЕЕ эффективную.

Для неё пока было загадкой почему именно сломали, а не пошли эволюционным путём, постепенного преобразования и модернизации. В этом крылось нечто, что она подозревала, может сыграть в будущем ключевую роль. Ведь был устроен настоящий голод!

Отсюда и цели Натин в университете: также установить связи с местными историками и пользуясь "материальной подкормкой" простимулировать их исследования в нужном направлении.

Но первым, стоял в плане Габриэль Липман. Так как химик. И человек, выполнявший несколько вполне конкретных заказов по синтезу нужных прогрессорам веществ.

Встречал он её, как всегда с максимальной галантностью и учтивостью. Эдакий образцово показательный светский котяра. Уже со входа начались всегдашние "танцы".

Что в профессоре Натин всегда слегка смешило, так его манера закручивать хвостики своих пышных усов в две горизонтально торчащие "антенны", от чего он становился похожим на полевого кибера-разведчика. Того самого, который входил в комплект любой разведывательной партии, что искала и обследовала новые миры.

Некоторые движения даже походили на движения кибера.

Вот, наклонился и приглашающий жест рукой. Прям как забор образцов с определением полей на месте пробы.

Небольшая пробежка – снова поклон. Причём по чётко выверенной траектории в рамках комнаты.

Кибер также бегает на местности: выявление мест для забора проб, а после, соединение точек максимально оптимизированной траекторией движения.

После, если посмотреть на его следы сверху, то часто их цепочки складывались в изумительно чёткий узор.

Натин невольно посмотрела на паркет – а вдруг и там, от движений сверхучтивого профессора такие же следы остались?

Но тут начались представления гостей.

А из гостей было двое – супруги Кюри.

Когда Натин услышала имена… У неё реально глаза разъехались. Она не знала за что в первую очередь хвататься. За своё – в данной ситуации может и подождать…

* * *

Надо отдать должное, гости заметили огонь жгучего интереса зажёгшийся в глазах "таинственной восточной гостьи". Они уже приготовились выслушать длинный монолог, состоящий из восторгов и комплиментов, но реальность их очень сильно удивила.

Внезапно, взгляд Натин стал пристальным. Она прошлась им по лицам супругов, скользнув по рукам.

Оторвавшись от разглядывания, она нахмурилась, покачала головой и рука её скользнула к левому манжету платья, закрывающему её запястье. На вид показался интересный браслет из жёлтого металла. Она мельком взглянула на него, а после перевела взор на супругов Кюри.

– Мы предлагаем, прежде чем поговорить о деле, обменяться ценной информацией. Вы нам, мы вам.

Супруги Кюри переглянулись. У Липмана разве что антенны усов торчком не стали.

Получив удивлённое согласие, Натин протянула свою левую руку к Марии.

– Будьте любезны вашу руку!

Мария ещё больше удивилась, но руку протянула.

Гостья же повела себя ещё более странно. Вместо того, чтобы взять руку, она прошлась над ней своим запястьем, на котором был любопытный браслет. Слегка задержалась над пальцами Марии.

– А теперь вашу руку! – обернулась она к Пьеру.

Процедура повторилась, чем ещё больше заинтриговала присутствующих.

– То, что вы видите, есть портативный прибор измеряющий уровень ионизирующего излучения. Того самого, которое вы изучаете месье, мадам.

На лицах ещё большая заинтересованность, но уже со скепсисом. Заметив это, Натин, спрятав невольную улыбку продолжила.

– Вы сами можете подобный сделать у себя в лаборатории. Очень полезная, во многих случаях, вещица. А в некоторых и жизненно необходимая. Особенно в вашем случае.

– А почему вы наш случай выделяете, госпожа Натин? – заинтересовался Пьер.

– Вы работаете с особо опасными химическими элементами, с повышенным уровнем ионизирующего излучения. И судя по тому, что мы видели – Натин скосила глаза на свой браслет, – вы поднабрались этих элементов. Они в вашей одежде и в коже. Что уже далеко не безопасно для здоровья.

– Но мы… – подкинулся было Пьер, но супруга его жестом остановила мягко положив свою руку на его ладонь.

– Объясните пожалуйста.

Натин кивнула с благодарностью.

– То излучение, которое даёт уран, радий, полоний – оно крайне опасно. В больших дозах – смертельно. По тому, что видно из показаний этого прибора, вы уже, к сожалению, набрали изрядную дозу облучения. Если вы в ближайшее время не предпримете соответствующих мер для ограждения себя от контакта с этими веществами, не защитите себя от их излучения, последствия могут быть очень печальными.

– Каковы эти последствия? – уже совершенно иным тоном спросил Пьер.

– У нас эту болезнь называют лучевой. Она вызывается как раз ионизирующим излучением, что выдаёт тот же радий. В лёгкой форме, он не даёт серьёзных последствий. Но при хроническом облучении – убивает. Например, посредством апластической анемии. Тяжёлого заболевания крови, и выражающегося в резком угнетении или прекращении роста и созревания всех трёх клеточных линий в костном мозге.

Для апластических анемий характерна выраженная анемия – выражается в полной потере сил, тромбоцитопения – по всему телу самопроизвольно появляются синяки, кровотечения, причина – в ухудшении свёртываемости крови; лейкопения и лимфопения – уменьшение в крови клеток, ответственных за иммунитет. В результате человек гибнет от самой простейшей инфекции.

– Я понимаю, что у вас этого ещё нет. – Выдержав небольшую паузу, сказала Натин. – Но это не значит, что не будет в будущем. И чем дольше вы подвергаете себя облучению, тем больше вероятность заболевания.

– Как я понимаю, – вступил осторожно в разговор Липман, – вы цитируете какие-то, неизвестные нам исследования?

– Не будьте таким скептичным! – Заметила Натин, выражение лица химика. – Смею напомнить, что когда появились первые сообщения и предупреждения об эболе, то ваши же, парижские учёные что сделали?

Выражение лица Натин стало совершенно насмешливым.

– Они объявили сию болезнь "несуществующей", только на основании того, что, "она не известна европейской науке", – продолжила прогрессор. – Однако… В Британии она сейчас бушует.

Пьер в этой ситуации повёл себя как истинный учёный.

– Какие эксперименты могут подтвердить ваши слова?

Натин пожала плечами и стёрла с лица насмешливую улыбку.

– Самый простой эксперимент: возьмите закрытую чашку Петри с культурой каких-нибудь бактерий и поставьте на ночь на соли радия. К утру все бактерии будут дохлыми.

– Но это бактерии… А как быть с высшими животными?

– Тоже легко! Возьмите крыс, и добавьте им в пищу немного солей радия.

– У них возникнет… эта самая лучевая болезнь?

– Да. И не только.

– Что вы имеете в виду?

– Кости грызунов станут очень хрупкими, так как костная ткань будет разрушаться изнутри, превращаясь в губку. Крысы поломают себе не только зубы, но и челюсти целиком, кости. Впрочем… это зависит от полученной ими дозы облучения. Вполне возможно, что они не доживут до деструкции костей. А умрут от лучевой болезни. Проверяйте!

– Мы обязательно проверим! – уже серьёзным тоном заявил Пьер.

– …И станете основателем новой науки – радиобиологии! – непонятно, то ли в шутку, то ли всерьёз добавила Натин.

Пьер Кюри переглянулся с Липманом. Видно переглядывание чего-то дало, но Пьер решил закруглить тему.

– Мы благодарны за столь щедрый подарок. И очень польщены тем, что вы так заботитесь о нашем здоровье. – Пьер изобразил на лице благодарную улыбку. – Но что бы Вы сами хотели бы узнать?.. Я правильно вас понял: вы именно хотели что-то узнать?

– Да. Вы правы.

Натин кратко пересказала свои впечатления от общения с разными народами. В процессе пересказа, Липман слегка проговорился…

– А разве у вас, в вашем народе нет такого деления на касты, расы?

– Если бы было, то мы бы не удивлялись! – отрезала Натин. – Да, у нас есть разделение по классам. Но никогда у нас не было такого, чтобы касту или класс считали за животных. Или людей, обделённых умственно. Да, у нас своя шкала ценностей, по которой выстраиваются все люди, но ваша представляется чем-то загадочным.

Пока слушатели переваривали пассаж, она пересказала последнюю стычку в кафешантане.

– Но как же?!!! – воскликнул Липман, не находя слов. Он был сильно шокирован таким оборотом дела.

– Они нанесли нам смертельное оскорбление. – невозмутимо продолжила Натин. – По нашим законам, эти люди подлежат казни. Но так как мы находимся в поле иных законов, то ограничились малой кровью.

– То есть, вы хотите сказать, – осторожно спросил Пьер, – что в иных обстоятельствах их бы убили?

– У нас на родине, просто каждый знает, что нельзя позволять себе по отношению к женщине… или вообще незнакомому человеку. Есть перечень смертельных оскорблений. И они могут быть сделаны только в том случае, если наносящий намерен с противником биться насмерть. Победитель в таком случае, объявляется осуществившим волю богов. Если же оскорбление было нанесено заведомо более слабому или неумелому, то "победитель" лишается своего статуса. Таков Закон. – дала развёрнутое объяснение Натин.

– У нас тоже, некоторые дамы устраивают время от времени дуэли… – откидываясь на спинку кресла сказал Пьер. – иногда и гибнут. Впрочем… Я рад, что вы наказали хулиганов!

– Спасибо.

– Но вы говорили так, как будто могли их и убить!… – оторопело вставил Липман.

– Да. Но мы посчитали, что это излишне. – говоря это Натин отдёрнула правый рукав и, продемонстрировав изображение того самого золотого браслета, что показала и в кафешантане, выдернула из ножен свой стилет.

– Согласитесь, что при должном умении и вот такого вполне достаточно.

Натин блеснув отполированным лезвием, также изящно и быстро убрала свой стилет на прежнее место.

– И браслеты, и оружие, есть атрибуты власти и статуса. – также пояснила Натин, глядя в круглые глаза Липмана. – И мы при них всегда.

– Прошу прощения, и каков Ваш статус?

– А вот это – секрет! – вдруг озорно улыбнувшись заявила Натин, и её глаза сощурились в две лукавые щелочки.

– И мы несколько отклонились от нашего обсуждения. – заявила она, сменив лукавое выражение.

– Нас, в небогатом наряде, называли "монголкой". – тут же завернула разговор прогрессорша. – И, судя по произношению, это что-то означает. Не только как название нации. Отсюда, два вопроса: почему при богатой одежде – смотрят на одежду и обращаются как положено, а если нет, то смотрят на лицо и обращаются как с животным, даже если одеяние соответствует не бедным слоям общества?

Настолько откровенная постановка вопроса вызвала настоящее замешательство. Даже на лице, не принимавшей до сих пор Марии проявился испуг. Натин это только развеселило.

– Не бойтесь отвечать откровенно, так как те, кто нанёс мне оскорбление уже наказаны. Мне надо знать, в чём тут дело. Чтобы не попадать в неприятные ситуации.

Все трое надолго задумались. Потом, после серии переглядываний, начал Липман.

– Я заранее прошу прощения, но те НЕГОДЯИ – Липман выделил слово интонацией, – использовали слово "монголка" в… э….

Липман замялся. Но Натин его подбодрила улыбкой.

– В смысле слабоумная. – выпалил Липман и покраснел.

– То есть, это слово является синонимом "слабоумия"? – спокойно уточнила Натин.

– Да, госпожа Натин! – чуть не вспотел Липман отвечая.

– Тогда многое проясняется. Но… получается, что целая нация записана… в слабоумные?!! – изумилась Натин.

– Пожалуй, тут стоит объяснить подробнее… Я знаком с теорией, которая лежит в основании этого убеждения… Или наоборот: убеждение, в основании теории. – Внезапно вступил в разговор Пьер. – Если начать с самого начала, вы стали жертвой довольно старого предубеждения…

Натин изобразила на лице самое живое внимание. Хотя и догадалась уже что Пьер скажет. Просто "сложить два и два" уже из услышанного не представляло труда.

– Когда вы были в богатом платье, вас воспринимали как богатую и состоятельную госпожу из стран Юго-Восточной Азии. Тайланд, Бирма, Китай. Но когда вы появились в одеянии небогатом, то вы стали выглядеть как служанка-рабыня европейских господ. А рабыни, набранные в Юго-Восточной Азии, из-за плохого знания языка выглядят в общении как слабоумные.

– Спасибо, я уже догадалась насчёт этого – слегка разрядила обстановку Натин своим смехом. – Но, как я полагаю, за всеми этими предубеждениями стоит и какая-то традиция?

– Не только традиция, но и целые теории.

– Это ещё интереснее! – вы могли бы указать на кого-то, кто эту теорию описал наиболее чётко?

Липман, расслабился. Натин, хоть и продемонстрировав свой статус, на них не злится, проявила себя как отвлечённый исследователь, любопытствующий насчёт обычаев чужого народа. А это значило, что предварительный заказ на исследования и услуги, что она уже озвучила в предыдущих встречах, остаётся в силе.

По большому счёту он был прав. Но он даже и не подозревал насколько далеко идущие последствия скрываются за "простым любопытством" проявленным этой "восточной принцессой".

Натин увидев в глазах Липмана энтузиазм, вопросительно глянула в его сторону приглашая высказаться.

– По моему мнению, наиболее полно теорию разных рас описал в своём труде Жозеф Артюр де Гобино. Оно называется "Эссе о неравенстве человеческих рас".

Когда Натин ушла, все трое не сговариваясь вернулись за столик. Было что обсудить.

– Ну и что вы на это скажете? – развёл руками Липман. Ему последняя встреча с "работодательницей" далась особо тяжело. Ведь именно он её организовал. И "скользкие моменты" которых в разговоре было множество, воспринял на свой счёт. Как будто именно он был виноват в том, что на эту мадемуазель напали, смертельно оскорбили, да ещё потому, что она вырядилась не зная особенностей местных "суеверий".

– То, что она сказала по опасности излучения радия – для меня откровение! – тут же поделилась своим мнением Мария. – Можно ли этому верить?

– Дорогая, ты видела схему прибора, что она начертила. Уже с первого взгляда видно, что она остроумна и будет работать. А это означает, что она знает о чём говорит.

– Собственно я не об этом… – вымолвил Липман. – Я как-то себя чувствую… Не в своей тарелке. И, признаться, виновато.

– Это почему? – удивился Пьер.

– Дама уж сильно экстравагантная! И если мы, предполагаем на неё работать… Стоило бы знать чем она живёт заранее! И эти кинжалы в рукавах!…

– Они вас шокировали? – заинтересовался Пьер.

– Не то слово! Это так нецивилизованно!

– А я её не осуждаю. – спокойно кинула Мария. – Я представила себя в чужом городе, одну, да один на один с аборигенами, у которых свои понятия о культуре и приличиях… да ещё не знаешь, когда и куда смотреть, чтобы тебя случайно не зарезали…

– Но, помилуйте! Это же Париж! Мы, цивилизованная страна! – Воскликнул Липман.

– Я утрирую. – сдержанно улыбнулась Мария. – Но то происшествие с хулиганами… Я поставила себя на её место. И не могу осудить.

– И её понятия о том, что должно… – задумчиво заметил муж.

– Да. Как бы она о нас, не сложила крайне нехорошее впечатление. Вообще о европейцах. Ведь действительно у нас здесь негров и "жёлтых людей" за равных не держат. А держат за говорящих животных.

– И, тем не менее… Мы уклонились от сути. – попробовал прервать неприятную тему Пьер. – будем ли мы работать на эту "принцессу"?

– Вы думаете, что она всё-таки принцесса? – сделал вид что удивился Липман.

– Допускаю. – усмехнулся Пьер. – Восток дело тонкое.

– Но если так на всё это смотреть… Думаю, что договор на обучение студентов из России – это как-то очень даже обычно. Но всё остальное!..

– Выполнение работ, которые предложила мадемуазель Юсейхиме, предполагает за ней обширнейшие знания, и незаурядный ум. – начал "растекаться" Липман.

– Но меня смущают цели этих работ… – возразил Пьер. – Не окажется ли что мы тут работаем на людей с… тёмной репутацией?

– А вот тут… Не думаю, что так, господа! – вдруг возразил Липман. – Она мне такого наговорила в самой обычной беседе, что я даже не знаю… Идей на осуществление, причём очевидно перспективных она выдала множество… Кстати, хотел бы вам обратить внимание на её пассаж насчёт опасностей! Оч-чень рекомендую прислушаться! Уже убедился что очень стоит!

– Вы что-то успели проверить из её идей. – как утверждение кинул Пьер.

– Более чем!

– Но говорит она часто так, как будто наизусть цитирует учебник… – добавил Пьер. То ли в осуждение, то ли для заметки всем остальным.

* * *

Натин не сразу пошла в гостиницу.

Она завернула к историкам и там выяснила ещё множество подробностей. После зашла в библиотеку и основательно проштудировала произведение Гобино. Хоть и читала она очень быстро, но чтение заняло её аж до глубокого вечера.

Когда же она всё-таки вернулась в отель, вид у неё был взвинченный.

Она зашла к себе, убедилась, что и Паола, и Ольга на месте и с ними всё в порядке, как-то очень резко от обоих отмахнулась, обрывая вопросы и удалилась к братьям.

Обоих она застала в весьма благодушном настроении. Но взвинченность Натин заставила и их подтянуться. А когда Натин довольно резко отказалась от чая, бросив "потом", они поняли, что у неё новости весьма горячие.

Оба как-то по-особому переглянулись, но никто ничего не сказал, предпочитая выслушать что скажет сама Натин.

Василий плюхнулся за стол, с недопитой чашкой чая, а Румата, наоборот растянулся в кресле забросив руки за голову и уставившись в потолок. Лишь иногда бросая заинтересованные взгляды на Натин. Это её слегка покоробило, но дело есть дело.

– Как я понимаю, – начал Румата, – ваши научные изыскания наткнулись на нечто интересное? Неужто супруги Кюри додумались до атомной бомбы?

– Вы зря ёрничаете – понизив голос, холодно заметила Натин, но Румата не унимался.

– Так-таки они додумались?! – картинно округлив глаза подпрыгнул он в своём кресле.

Натин поморщилась.

– Дело не в том, что они там думают, а совершенно в другом. В том, что я наткнулась на теорию, которая… очень мерзкая! И она, судя по моим наблюдениям, уже проникла в массы.

– Неужели Марксизм? – также ёрнически "заметил" Румата, но наткнувшись на очень осуждающий взгляд Василия тут же заткнулся и откинулся в кресле, приготовившись слушать.

Когда же Натин таки начала рассказывать, на лице Василия медленно проявились признаки смутного узнавания. И чем дальше он слушал, тем всё более явственно это узнавание пропечатывалось на его лице.

Весьма скоро он слушал Натин очень и очень внимательно.

– …Цвет кожи служит для Гобино основанием выделения трех основных рас: белой, жёлтой и чёрной. – как заправский лектор чеканила Натин. – Эти расы Гобино рассматривает в виде трёхступенчатой иерархической лестницы с белой расой вверху и чёрной – внизу.

Говоря это, Натин помогла себе соответствующими жестами, рубанув ладонью воздух и обозначив эти уровни иерархической лестницы.

– Внутри белой расы высшее место занимают, по Гобино, "арийцы". Расы, по его мнению, отличаются постоянством и неуничтожимостью физических и духовных черт; белая раса превосходит остальные в физической силе, красоте, упорстве и так далее. Но самый главный критерий места в расовой иерархии – это интеллект. Славян Гобино относил к смеси "белой" и "желтой" рас и считал второсортными народами, способными занимать лишь подчиненное положение.

– То есть положение рабов, – с непонятным, для неё сарказмом, заметил Румата.

Натин же этому не придала значения, посчитав вполне уместной репликой, кивнула и продолжила.

– Гобино и местные расологи полагают, что все качества, присущие расе, запечатаны в "крови". То есть, если перевести в наши термины, в генах. А это значит, по их мнению, существуют заведомо дефективные народы и смешение высших рас с низшими ведёт к их вырождению.

Другое следствие из этой "теории", то, что европейцы, "генетически предназначены" быть властителями всего мира, а все остальные расы и народы, должны быть у них в подчинении или в откровенном рабстве.

– И отсюда "бремя белых". – опять встрял Румата со своим легкомысленным тоном.

На этот раз Натин прервалась и вопросительно посмотрела на него.

– А это что ещё за "бремя"?! – с подозрением спросила она.

– Это, уважаемая Натин, – с мечтательным выражением заметил Румата, – знаменитейшее стихотворение, некоего Редьярда Киплинга. И я бы особо отметил, гениальнейшего поэта.

– Но расиста! – как приговор выговорила Натин с осуждением глядя на Румату. Но тот, продолжая смотреть в потолок, с охотой подтвердил.

– Да! И ещё какого расиста! По нему все остальные народы, это полудети. То есть по сути ДЕБИЛЫ, подлежащие "оцивилизовыванию" и последующему управлению ими…

Натин при этих словах передёрнуло, так как она вспомнила стычку днём, в кафешантане. А Румата хитро улыбнулся Натин и обернулся к брату.

– Ну-ка, Василь. Выдай своё экспертное мнение по этому поводу!

В отличие от брата, Василий по прежнему слушал Натин с очень большим вниманием, и даже как-то напряжённо. Лицо его было мрачным.

– Я считаю, что эта "теория" есть оправдание. – выговорил он. – Оправдание и обоснование права эксплуатировать и грабить все остальные, неевропейские народы. Имеющие ценные, для европейцев, ресурсы. А так как "аборигены" могут не согласиться с желанием европейцев их ограбить и сделать рабами, то надо ещё и обоснование права европейцев устроить геноцид. Причём геноцид любого масштаба.

На такой пассаж у Натин вообще глаза круглыми стали. Ей такое даже в голову не пришло. Может быть просто не успела домыслить и вычислить элементарные следствия из "теории" Гобино. Но прямые следствия из уже сказанного Василием, её попросту ужаснули.

– Это… Это и есть рак? Рак миров?!!

– Да. Его сущность. – печально ответил Василий, но через секунду поправился. – Одна из… Но главная: право одних уничтожить на полном "законном" основании других, чтобы завладеть их ресурсами. Грызня между нациями возведённая в статус закона природы. А к чему она в конце концов приводит – вы видели в "Мирах Распада".

В тепле гостиничного номера, Натин стало внезапно очень зябко. Она припомнила отчёты экспедиций по "Мирам Распада". И ей стало ещё хуже.

– Вопрос! – как-то совсем легкомысленно и напевно, воскликнул вдруг Румата и поднял даже руку. – Если эта теория Гобино относительно свежая… я прав в своих предположениях?

Румата взглянул на растерянную Натин и та механически кивнула.

– Если она свежая, то можем ли мы воспрепятствовать её распространению?

– Уже нет. – после длительного молчания сказал Василий.

– Так уж и нет? – ядовито уточнил Румата. – А если изъять книгу, физически уничтожить последователей учения…

Натин, хоть и была ещё при своей психомаске, вздрогнула. Она просто представила масштабы вероятной бойни. Это не одного-двух негодяев-извращенцев прибить в своём "родном" княжестве Аттала. Тут, скорее всего, речь пойдёт о сотнях и тысячах… И Василий подтвердил её опасения.

– Во-первых, брат, если даже и есть такие группы, то уничтожение их членов лишь притормозит процесс. Но не отменит. К тому же, тут уже речь идёт о сотнях и тысячах последователей.

– Не вопрос! – как показалось легкомысленно бросил Румата. – Вопрос в тактике со стратегией. Что есть вопрос чисто… технический. Но… было и во-вторых?

– Да, было и "во-вторых" – мрачно продолжил Василий. – Во-вторых, эта идея давно разлита по Европе в виде конкретных убеждений и стереотипов. Пример – неприятности Натин в кафешантане на бульваре…

– Откуда вы знаете?!! – воскликнула Натин. – Я ведь это не успела вам рассказать!

Румата хмыкнул.

– Так об этом уже знают пол-Парижа. Благодаря свидетелям ваших подвигов и газетчикам.

– Но главное тут, – не заметив обмена репликами продолжил Василий, – крайняя надобность подобных теорий для финансовых и компрадорских элит Европы. Даже если ты, братец, каким-то чудом изничтожишь носителей, то эти элиты всё равно, рано или поздно профинансируют "создание" этой "теории".

– Мрачно как-то! – фыркнул легкомысленно Румата. Но было видно, что он что-то всё-таки быстро просчитывает в уме. – Получается, восход в Европе "Чёрного солнца" неизбежен?

– Да. И он уже начался. – подтвердил Василий.

– А-а… что такое это "Чёрное солнце"?

– Ну… Это такая мерзопакость… Типа-символ. – начал отвечать за Василия Румата, – которая в ходу у местных эзотериков. Особенно тех, которые двинуты на древности расы и её древних мистических силах. Особо популярен у идиотов, запавших на… ну то самое, что мы сейчас обсуждаем.

– Всё так запущено! – без задней мысли бросила Натин, но на что оба брата неожиданно громко рассмеялись.

Когда отсмеялись, Василий пояснил.

– У нас эта фраза имеет несколько анекдотический оттенок, так что не обращай внимания.

– Но что же будем делать с этим? Ведь если этой болезнью заражена самая технически и научно передовая часть местного человечества, то у него нет шансов!

– Ну… Я бы не был бы так категоричен! – также ёрнически заметил Румата, чем вызвал взрыв раздражения у Натин, которую эта его показная легкомысленность начала злить. Но тот, как ни в чём не бывало продолжил.

– Ты говоришь, "можно притормозить"? Так чего бы и не..? – с наглым цинизмом обратился Румата к Василию. – Где там есть группы по изучению этого бреда?

– Ищи в Германии. – отмахнулся Василий, как казалось Натин также легкомысленно. Но Румата неожиданно серьёзно ответил.

– Нда! Стоило бы догадаться! Пардон. Туплю.

– Так вы что, всерьёз решили физически проредить ряды адептов этой теории? – поразилась Натин.

– Учитывая то, чем вся эта дрянь грозит – это паллиатив. – сморщившись, как будто съел лимон, буркнул Василий.

– Только замечу, – тут же вылез Румата, и неожиданно научным языком вставил – термин "расизм" несколько не охватывает все смыслы явления.

– Поясни. – вперившись в Румату взглядом, попросила Натин. Но опять, вместо Руматы ответил Василий.

– А он прав! Тут есть кое-что… Ведь адепты наверняка дойдут до идеи, исключительности не только рас, но и наций. Как состоящих из "правильной расы". Тогда…

Василий погрузился в себя и размышляя долго, пристально смотрел куда-то поверх головы Натин. Потом посмотрел ей в глаза и как-то осторожно высказался.

– Предлагаю термин… для этого явления: нацизм.

Румата как-то буднично кивнул и вдруг злобно выдал.

– Значит русские есть генетические рабы? Ну я им покажу!… Кузькину мать!!!

– Темна вода во облацехъ

Майор Вернон Келл пребывал в блаженстве. Полученное повышение, причём настолько серьёзное, очень радовало. И повышение в звании и создание целой службы под него самого.

Это означало, что его усилия и его таланты там, наверху, в Адмиралтействе очень даже оценили. Впрочем и катастрофа в Корнуолле, которую он предсказал, и тщетно пытался предотвратить сыграла свою роль. Среди его начальства нашёлся некий умный и дальновидный, который всё-таки хоть и поздновато, но спохватился, и эпидемия оказалась задержана в… Девоне. Ну хотя бы в Девоне!

А дальше, когда началась прямая разработка братьев Эсторских, тут и вообще средства и ресурсы посыпались как из рога изобилия.

Надо признать, что сведения полученные от этих странных братьев очень серьёзно помогли. Сейчас целое подразделение английской разведки активно рыло и в Китае, и в Японии, ища некие следы. И ведь надо такому случиться, что именно в Японии, одному из очень везучих эмиссаров, серьёзно повезло – вышел на следы некоей тайной организации "Чёрный океан". Да ещё организации в тех самых "параметрах", что хоть и туманно, но описана была братьями. Причём описанная непосредственно в беседах с агентом Смитом.

Смит аккуратно записал всё, что говорили, и добыл даже некое секретное досье, полное фотографий японцев. Как он его добыл – это уже дело самого Смита. А вот эффект, который произвёл весь добытый материал в Адмиралтействе был подобен взрыву бомбы.

Кто-то слетел со своей должности, кого-то повысили, а вот Келла не просто повысили, а выделили целый отдел. И теперь у него в подчинении целая толпа клерков пополам с весьма серьёзными ребятами c серьёзными нашивками на рукавах. Уже можно делать дела!

И вот, как только всплыла информация по Уциде Рохею, основателю "Чёрного океана", тут же зарисовались следующие персонажи. И как ловко! Все из генералитета Японии!

Генералы Танабе Ясуносуке, Гентаро Кондама и Тэроуци.

После этого, Вернон был уже на сто процентов уверен, что его звёздный час пробил. И эти братья Эсторские, либо феерические простофили, либо… Впрочем это либо пока лучше затолкать в самый дальний уголок.

Но то, что они прямо сейчас являлись натуральной дойной коровой по части добычи крайне ценных данных для разведки Британской Короны – факт!

Нельзя не сказать, что резкий взлёт не повлиял на Вернона.

Появился некий лоск "заслуженного" и в глазах уже навсегда поселилась уверенность человека который не просто знает себе цену.

– Итак, Каммингс, что у вас на этот раз? – спросил Келл приглашая начать доклад.

По сути, Каммингс был ему почти равен. И что хотели сделать из него в Адмиралтействе также было ясно. Уже наметились две линии работы и одна из них отходила всё больше именно Каммингсу.

– Очень неоднозначные сведения сэр! – начал чопорно Каммингс. – Поступили сведения от нашего агента в Париже, работающего по братьям Эстор. Как вы знаете, они имели очень серьёзные контакты с "парагвайцем". И из косвенных данных удалось узнать, что заключено несколько контрактов. Ничего особенного – обычные колониальные товары и наши люди в Уругвае свои сливки с них снимут. Но дальше… Дальше идёт кое-что выходящее за рамки обычных коммерческих интересов.

Каммингс слегка прервался.

– Получили подтверждение данные по военному заказу, оформленному "парагвайцем" через братьев. Они, как и предполагалось, посредники.

– Думаете, "полковник" мечтает о реванше? – мягко прервав докладчика, уточнил Келл.

– Уже без сомнения. Но эти планы у них оказались отложенными.

– Уже хорошо. – прокомментировал Келл. – значит ближайшим интересам Британии в Южной Америке они не угрожают?

– Ближайшим – да. Но на будущее надо быть готовым к повторению операции по умиротворению Парагвая. Считаю что наличных сил окружающих государств для этого будет вполне достаточно. Однако…

– Однако? – тут же заинтересовался Келл. До этого момента, в сущности, Каммингс повторял то, что уже было известно.

– Однако, последние переговоры с "парагвайцем", которые провёл Васса в присутствии некоей Натин Юсейхиме… Заставляют серьёзнее взглянуть на их усилия.

– Это важно, что Васса вёл переговоры с этой… Натин… Как её там?…

– Натин Юсейхиме. Агент её назвал "принцессой". Не обязательно она является таковой, но явно из жёлтой нации. Явно богата. И явно метиска. Её связь с братьями зафиксирована недавно. Очевидно, что они имеют некие деловые связи. И они ей доверяют.

– Она ещё где-нибудь мелькала?… Эта "принцесса"…

– По некоторым данным была замечена в России – Санкт-Петербург, в Германии – в университете Гейдельберга, в Париже. Кстати, тоже обхаживает некоторых профессоров Сорбонны, и… У нас. В Лондоне. В Лондоне участвовала в каком-то скандале. Поручил выяснить, в ближайшее время получу отчёт.

– Какие-то дополнительные данные по этой особе есть?

– Кроме того, что говорит свободно на нескольких европейских языках и одном неевропейском – нет. Неясно также и её происхождение.

– Любопытно… И далее?

– Братья через "парагвайца" и его слугу наводили справки по области проживания индейцев Чако в Парагвае и о самих индейцах чако.

– Уж не хотят ли они с этими чако повоевать? – решил слегка пошутить Келл.

– Неизвестно. Но то, что они через "парагвайца" предложили провести "индустриализацию" Парагвая, можно считать установленным.

– А вот это уже… И каковы перспективы чисто коммерческого плана?

– Если в Парагвае нет каких-то значимых залежей полезных ископаемых – откровенно убыточное дело.

– Значит есть некие месторождения?

– Выходит, что есть. Иначе объяснить их активность в этом направлении невозможно. Тогда, кстати, становится легко объяснимой и их деятельность по посредничеству.

– Ну да… Хотят защитить приобретения.

– И, наконец, совсем свежие сведения из Санкт-Петербурга. Смит докладывает, что якобы, братья имели контакты с бурами. И также с бурами у них есть какие-то договорённости по поставкам какого-то оборудования.

– Уж не оружие ли они вознамерились им поставить?

– Смит тоже выдвинул это предположение. Но источник поставки пока держится в секрете. Предполагается, что это Германия.

– И… опять они посредники?

– Да, сэр.

– И тогда, всплывает вопрос: чем связаны Парагвай и Трансвааль?

Каммингс взял небольшую паузу и ответил.

– Только тем, что обе подвергались серьёзным военным ударам и потерпели поражение.

– Буры, последнюю войну выиграли. – заметил Келл.

– Но были изгнаны из Наталя и Капской колонии. Я это имел в виду сэр. Но если сравнивать их экономически – Парагвай глухая и нищая страна без перспектив. А Трансвааль и Оранжевая республика имеют добывающую промышленность и очень серьёзные перспективы.

– То есть, можно констатировать, что никакой серьёзной связи нет?

– По тем данным, что мы имеем, да сэр. Нет связи.

Келл надолго задумался. Каммингс, видя это, также откинулся в кресле и стал дожидаться что Вернон сообразит. Но тот огорошил вопросом.

– А вас ничего не настораживает в их поведении?

– Сэр?

– Уж слишком они по-дилетантски всё делают! – раздражением бросил Келл. – Они не люди Игры. Они не игроки!

– Или игроки более высокого уровня, нежели мы предполагаем. – возразил Каммингс. – Также вероятен вариант, что за ними стоят некие более серьёзные финансовые круги. И вот те – игроки. Ведущие свою игру.

– Есть подозрения?

– Пока только Ротшильды и, возможно, Великие Князья Российской Империи.

Келл нахмурился. На его лице появилась крайне скептическая улыбка.

– Как-то несерьёзно! Особенно последние.

– И, тем не менее… Их информация по японцам оказалась весьма близкой к реальности. Японцы замыслили реванш. И это уже опасно. Значит, Эстор оказались в нужном месте и в нужное время. И сделали нужные выводы. Которыми любезно поделились с нами. С какой целью? Только лишь для того, чтобы предупредить об опасности эпидемии? Теперь, выплывают их контакты с Парагваем и бурами… Могу сказать, что с первого взгляда их деятельность выглядит бессистемной. Но…

У Келла была хорошая интуиция. И то, что уже складывалось из отчётов, вырастало в некую мрачную тень. Пока совершенно неопределённую. Но он чувствовал, что за всеми этими, внешне разрозненными шараханиями братьев Эстор, скрывается некая Цель. И система. Он не мог пока даже сформулировать свои подозрения, так как фрагменты головоломки, которую подбросили братья, охватывали… Да практически весь мир охватывали! А это уже настоящая головная боль.

Келл поморщился и выдал.

– Собирай умников, капитан, и пусть они, проанализировав все действия этой компании, выдадут мне версии. Чего они хотят. Чего они добиваются. Каковы их ближние и долгосрочные цели. И меня интересуют все версии. Вплоть до самых безумных… Хотя бы той, что они Древние, прилетели на звёздном корабле и теперь готовят нашу старушку Англию, вместе со всем миром, к захвату.

Да, Келл как и многие, последовал моде и прочитал опус "Древнейшие цивилизации Земли". И был в курсе тех бредовых версий насчёт происхождения и книги, и их авторов, что витали среди медиумов Европы.

Но и Келл, и Каммингс хорошо понимали, насколько безумна версия.

Оба рассмеялись такой удачной шутке.

* * *

Заходя в комнату, полковник заметил, что Хосе внимательно просматривает свежую газету.

– Что там Хосе? – спросил он.

– Русского генерала наградили Орденом Почётного Легиона, за заслуги в развитии авиации.

– А братьев Эстор?

– Нет.

– Странно!

– А почему? – заинтересовался индеец.

– Генерал – русский, а Эстор не русские. Учитывая отношение французов и вообще европейцев к русским, русского генерала должны были наградить самым последним.

Полковник нахмурился и после непродолжительной паузы поправился.

– Однако, учитывая очень тёплые отношения между Францией и Российским Императорским Домом… возможно сыграла роль политика.

– То есть это награждение – подарок Российскому Императору?

– Думаю, что так. Эдакий полудипломатический реверанс в их сторону. Ведь Россия и Франция сейчас союзники.

Полковник заметил на столике рядом с Хосе аккуратненький томик в котором он тут же узнал книгу, подаренную Руматой.

– Уже успел прочитать, Хосе? – спросил он указав на книгу.

– Да. Успел прочитать.

– Я тоже… И не могу не сказать, что содержание меня сильно смутило.

Увидев что Хосе с вопросительным выражением лица смотрит на него и ждёт продолжения, он ударился в пояснения.

– Автор ставит вопрос: как быть христианами на угнетённом континенте и как быть чтобы вера не отчуждала, а освобождала. Для меня такая постановка – очень внове!.. И для многих из тех, кого я знаю, тоже. Тем не менее, для падре Сальватора, хм… ему понравится! – ухмыльнулся полковник. – Ему понравится то, что там указуется: братья-иезуиты были на очень верном пути!

Глянув в лицо Хосе, полковник не переставая ухмыляться, задал вопрос.

– А ну-ка ты сам, скажи что понял из этой книги!

Хосе тут же посуровел лицом, покосился на книгу. И начал.

– Книга предназначена для наших братьев-католиков.

– Это ясно.

– Там ставится вопрос об источнике греха, и даётся довольно чёткий ответ. Также там выдвигается идея о том, что христиане должны использовать во благо таланты, данные им Богом, включающие интеллект и, в частности, науку.

– И в этом, – тут же вмешался полковник, – данная книга пересекается с тем, что дали тебе.

– Книги дополняют друг друга. – тихо и очень уверенно сказал Хосе.

Полковник сверкнул глазами.

– Не знал, что ты уже так глубоко разбираешься в вопросах теологии.

– Мне пришлось. И я хочу, чтобы мой народ был счастлив. Чтобы он следовал заветам предков. И тут указан Путь.

Полковник смутился.

– Честно скажу… Я до этого – полковник кивнул в сторону книги, – относился к братьям и их идеям очень насторожено. Сейчас я вижу в них… – полковник запнулся. – Сейчас я вижу, что они очень серьёзны. И вижу, что они точно наши. Также как и Мэри Сью, которая шлёт нам весточки через них.

Полковник оживился и снова заулыбался.

– Надо бы сделать так, что бы это как можно быстрее попало в руки падре Сальватору. Ему должно сильно понравиться мысль, что Иисус – не только Утешитель, но также и Освободитель угнетенных. Что христианской миссии дается особая роль защиты справедливости для бедных и угнетенных, особенно через политическую деятельность. А то, что делает людей неравными – источник греха… И что особенно ценно, указывается какое неравенство является источником греха.

– Это больше для испанцев. – заметил индеец. – У вас чуть иные проблемы, нежели у нас.

– Потому, ты и сказал, что они дополняют?

Индеец важно кивнул.

Полковник вздохнул и надолго замолчал. Внезапно он снова оживился и выдал совершенно иное, нежели ожидал от него Хосе. А Хосе ожидал продолжения дискуссии о книге.

– Однако мне не даёт покоя странная просьба старшего из Эсторов: Зачем они попросили не ставить исходящие даты на рекомендательных письмах?!

Полковник недоуменно пожал плечами и добавил.

– И что они имели в виду, когда говорили: "Ничему не удивляйтесь! С нами вы увидите много чудес"?

* * *

Григорий вертел в руках рекомендательные письма.

– Итого: мы имеем настоящий цейтнот. За что будем браться в первую очередь? Куда кидаться?

– Это как? – вздрогнул Василий, так как мысли его были заняты далеко не тем, что имел в виду Григорий. Как обычно витал в своих высоких научных эмпиреях.

– Поясняю для тупых… – с сарказмом начал Григорий. – Во-первых, у нас тут на носу проект по влезанию в англо-бурский конфликт. А это значит, что у нас максимум три месяца на подготовку. Что очень мало для подготовки полноценного экспедиционного корпуса. Во-вторых, когда закончится эта война, начнётся "бурление говн" в Латинской Америке. Вот с этого.

Григорий помахал в воздухе томиком "Теологии освобождения", один из экземпляров которого отдал парагвайцам. Печатать его пришлось "на коленке", на захваченном в Париж оборудовании. А после переплетать в местной мастерской. Но, в целом, все остались довольны. Главное, что материал уже был на накопителях – его ещё Василий туда загнал, когда готовили яхту в своём мире – а творчески переработать и дополнить его, тут уже все вместе постарались.

– Ну… – несколько неохотно включился в обсуждение Василий, – начнётся оно только тогда, когда там книгу прочитает достаточно большое количество людей…

– Следовательно, надо её туда как можно быстрее доставить. Чтобы напечатали.

– А зачем такая спешка?!

– Мне представляется, что эта идеология, будет покруче станкового пулемёта, и реактивных систем залпового огня. – ещё больше оскалился Григорий. – Да ещё, что-то мне подсказывает, что наши контакты с парагвайцами не остались незамеченными. А уж после погрома в Южной Африке наглы "сложат два и два"… И кинутся в Южную Америку. "Выпалывать сорняки". Но тогда нам там развернуться будет очень затруднительно! Если вообще возможно.

– То есть, ты предлагаешь бросать всё и бежать в Парагвай?!! Поднимать их?!! Братик! А пупок у нас не развяжется?

– Ну так я и говорю: цейтнот! Но если мы вовремя договоримся на территории Парагвая и закрепимся там, то мы будем далеко впереди всех наших врагов. Ведь пока бриты заняты в Африке, они вряд-ли будут пристально смотреть в сторону Америки. Да ещё в сторону такой нищей страны, как Парагвай.

– Резонно… Но опять: пупок не развяжется?!

– Ну ты заладил!!! – начал злиться Григорий. – Я предлагаю сейчас и срочно договориться с тамошними. Чтобы "процесс пошёл". Они там сами без нас большую часть сделают, когда поймут что им в руки пришло! А когда в Африке война закончится…

– В обозримом будущем – не закончится! – буркнул Василий.

– … Хорошо! "Когда этот раунд войны там закончится" – ядовито поправился Григорий. – У Парагвая будет нужный гандикап. И в идеологии и, если мы ещё сможем что-то у них построить, в промышленности.

Василий брезгливо поморщился, но ничего не сказал.

– И что, я зря просил полковника не ставить дат? Здесь! – Григорий помахал в воздухе, рекомендательными письмами.

Василий задумался. И по тому, что в его глазах зажёгся хищный огонёк, Григорий понял, что братец понял. Увидев такое, он ещё и усугубил.

– Может вообще вот эту "Теологию" в Европе издать…

– Нет! – вдруг подпрыгнул Василий. – Нельзя! Ватикан… Ватикан тут же его запретит как ересь и идея умрёт не родившись. Надо, чтобы она закрепилась. Там!

Григорий лишь махнул рукой легко соглашаясь. Ему нужно было согласие брата по более принципиальному вопросу, как он считал.

– Но это нужно, чтобы прямо сейчас рвать когти в Парагвай… -начал рассуждать вслух Василий. А у нас и так мало времени…

– … О чём я и говорю!

– А так как каждый день уже на счету… Но как же производства?!!

– Я их поддержу на плаву пока ты будешь шарахаться там! Для них сейчас нужно лишь обеспечить безопасность и общее руководство. А это – моё.

– То есть ты предлагаешь именно мне туда…

– Ага. Ты же уже имеешь опыт по организации и договорам с…

Лицо Василия сделалось страдальческим. Но возразить брату он не решился.

– Но нужно это сделать как можно быстрее. – бросил Григорий, пристально глядя в глаза брату. Тот кивнул соглашаясь.

И оба тут же, не сговариваясь, повернулись к доселе молча слушавшей их Натин.

– И как? – нахмурившись спросил Григорий. – Твой самолёт сможет долететь до Парагвая и обратно? Ресурса и заправки хватит?

– Вы слишком плохого мнения о моём флаере! – возмутилась она – Естественно долетит! Часов за восемь…

Взгляд Натин метнулся по братьям и остановился на Василии. В её глазах появился некий интерес. Слегка даже хищный.

– Ага! – осклабившись кивнул Григорий. – Он полетит.

– Мрачная действительность Альп

Настала пора возвращаться в Питербург. И "дон Румата" получил очередной культурный шок.

Взятая в Париж как первая женщина-авиатор, студентка ещё Бестужевских курсов, вдруг принялась бегать кругами и откровенно паниковать. Да и "доктор Богданофф" тоже пребывал в изрядной задумчивости. Но так как самих братьев эти двое не спешили посвящать в свои проблемы, то и узнали они о них в самый последний момент. И, с самой неожиданной стороны.

Последнее время, они целиком были завязаны в своих делах на генерала Кованько и его команду. Тем более, что дела авиационные, так смачно показанные полётами над Парижем, привели пол-Франции в буйный восторг. Ну и награждение генерала, "как человека, обеспечившего первые полёты…" орденом Почётного Легиона, тут тоже сыграло немалую роль.

Генерал был представительный, так что за его широкой спиной, братья и спрятались, когда шумиха вокруг них, вокруг самолётов достигла апогея. А то, что наградили генерала, а не их, братьям от этого не было ни холодно, ни жарко. У них было на уме много дел. И эти дела, как водится, были далековаты от "Парижей".

Богданов также слегка посмеивался, над этой шумихой, правда, когда его поставили, как выразился Григорий, "ещё одним экспонатом выставки", ему стало не до смеха.

В Париже "внезапно" узнали подробности "испытания лекарств" и на пару дней Александр затмил своей славой даже генерала. Публика ломилась в Русский Салон огромными толпами. И больше даже не за тем, чтобы ещё раз увидеть выставленный временно в экспозицию, и подвешенный под потолком дельтаплан, а посмотреть на сумасшедшего, который сам, по собственной воле, будучи в трезвом уме и твёрдой памяти, привил на себя чуму… и выжил.

Да, в Париже помнили газетные заголовки тех времён, когда "испытание лекарств" было в самом разгаре. Но так как представлено всё действо прессой было в весьма неприглядном виде, никому из газетчиков и в голову не пришло опубликовать имена "смертников". А представлено всё это было так, как будто не какие-то добровольцы на себя привили, а "злые русские сатрапы" на приговорённых к смерти.

Когда Богданов это узнал у него очень долго глаза были круглые-круглые. А Григорий… Он злобно втянул в себя воздух, оглядел публику – публика состояла в основном из дам, – и тихо стравил его сквозь зубы. Было видно по лицу, что он ещё один "узелок на память завязал". Но вот "доктор Богданофф" ещё долго возмущённо размахивая руками, пытался что-то объяснить обывателям, пришедшим "засвидетельствовать ему почтение". Ведь среди них было и много тех, кто помнил ту – грязную интерпретацию, но запамятовал о свежей, недавней.

Когда настало время возвращаться, первой забегала Ольга.

Всё ещё находящаяся в растрёпанных чувствах, она сразу ударилась в панику. Глядя на неё, и Александр тоже начал проявлять некоторые признаки беспокойства.

Григорий, заметив метания "подопечной" не очень обратил на это внимание, так как списал всё на то, взыскание, что наложил за её самодеятельность. А оказалось всё очень даже неприятно.

Примерно за день до отъезда, в номер стремительно вошла Натин и огорошила братьев.

– У наших студентов неприятности! Надо что-то делать.

– Какие-такие? – не понял Василий.

– Кто-то в полицию попал? – высказал "догадку" Григорий.

– Нет. Но…

И Натин поведала братьям суть приключившейся беды.

Оказывается, пока Ольга и Александр, в компании с братьями и принцессой мотались по Франции, они пропустили много… православных церковных служб. И теперь надо было как-то их "отмазывать". Александр просто отмахнулся от этого, типа "отбрешусь как-нибудь". А вот в Ольга была в натуральной панике. Ведь ей надо было по прибытию в свои "родные пенаты" отчитаться справками(!!!) о том, где, когда и как она посещала службы, как исповедовалась и так далее.

Василий знал об этой "засаде" и просто хлопнул себя по лбу рукой – забыл! Но когда он увидел дико ошарашенное лицо братца не выдержал.

– А я тебя об этой хне предупреждал, братец! – максимально ехидно заметил он.

Братец "подобрал челюсть", привёл харю в более-менее разумный вид и спросил.

– Так это ты… поэтому меня натаскивал на "веру бахаи"?

Василий картинно кивнул и подтвердил.

– Ясное дело, братец! Иначе эти попы нам бы весь мозг выели.

Василий прищурился и с подозрением осведомился:

– Но ведь я тебе давал на ознакомление Уложение…

– Я его читал! – поспешно подтвердил братец, но по его лицу было видно, что если и читал, то поверхностно и не особо вдумываясь.

– И что-то мне подсказывает, что ты даже не подумал, что из того Уложения следует – также ехидно заметил Василий. При этих словах Натин подобралась. Весь диалог братьев её стал забавлять. Тем более, что она уже поняла, что дальше скажет Василий. И он не подвёл.

– Кстати братец! Если ты, например, возьмёшь и женишься тут на некоей православной особе… – намёк был прозрачный, Натин фыркнула. А Василий, с некоторым даже садизмом, стал цитировать

– …То обязан будешь обратиться в православную веру, ибо: "Статья Сто девяносто два. Если один из родителей не христианской веры воспитывает детей не в Православной вере: расторжение брака, ссылка в Сибирь". Статья Сто девяносто восемь. Уклонение от крещения и воспитания детей в Православной вере: заключение до 2 лет. Статья двести двадцать. Не привод детей в церковь: духовное и гражданское внушение. Статья сто девяносто. Отвлечение от веры ненасильственное: ссылка до 10 лет, телесные наказания, клеймение; насильственное:ссылка до 15 лет, телесные наказания, клеймение. А теперь представь какая благодатная почва для клеветы и диверсий в твой адрес будет создана твоей женитьбой! Ведь любая падла может заявить, что ты насильственно заставляешь выйти бедную женушку из православия. И тебе придётся бесконечно доказывать, что ты не верблюд. А если ты таки сломаешься, и "примешь веру", то тебя тут же нагрузят обязательством ходить на службы. Многие часы стоять и выслушивать этот бред, нюхать испарения немытой толпы. И далее, и далее, и далее… Ведь там не только МЫТЫЕ обыватели стоять будут. Но и "всякие прочие".

Григорий представил всё в красках и запахах, и тут же скривился. Живое воображение ему это быстро нарисовало. Однако мысли, как у и всякого прожжённого хулигана (а в детстве он был именно прожжённым и именно хулиганом!), тут же принялись выкидывать разные идеи насчёт того, как обойти всю эту мутотень. Однако, по выражению лица Василий понял, "куда думает" братец и поспешил обломать.

– Думаешь избежать? – оскалился он наблюдая за изменениями в физиономии братца. Ведь реально прочитал мысли. – А вот фигушки! Тебя припишут к приходу. Где ты будешь посещать службы. И на входе будет сидеть староста со своим гроссбухом, где будет отмечать пришёл ты или нет. А если ты ему заплатишь, чтобы он проставил, то на тебя и старосту с великой радостью ДОНЕСУТ "добрые самаритяне". Причём донесут наперегонки.

Насладившись скривившейся харей братца Василий продолжил.

– А ты думал, откуда такая неуёмная тяга донести, написать донос, кляузу "в органы" в двадцатые-тридцатые годы, исследуемой ветви вероятности? Всё отсюда же – из "православной культуры", из нашего "доброго царизма" и его Законов Империи, который до судорог "любит" наш "доктор Александр".

Василий и дальше собирался троллить братца Уложением, но тот мотнул головой, отбрасывая неприятные мысли, и задал более конкретный вопрос, нежели отвлечённое цитирование

– А причём тут наши ребята и посещение церкви?

– Ну… По правилам гимназий и прочих учебных заведений, все наши православные обязаны посещать службы. У нашего батюшки, которого вместе с нашей великолепной миссией отправили в Париж. И если Ольга не предоставит справки – её обязаны будут отчислить.

– Ну и? Оно ей надо? Мы ей и так дадим образование – будь здоров!

– Ты не понял, братец! Если мы так будем поступать, то нас обвинят в "совращении от веры" со всеми вытекающими.

– Бред!

– А я о чём?!! И заметь: таких поводов нас зацепить в Уложении – просто море! Так что надо бы как-то помочь. Ведь пока мы посещали мэтра Верна, прошло много служб. Достаточно, чтобы накопилось на изгнание с Курсов и неприятности у Александра.

Григорий чуть подумал и выдал.

– Теперь я понял окончательно, почему ты настоял на "вере бахаи"…

Вызвали Александра. Когда ему сказали зачем, тот сильно удивился, так как числил эти проблемы чисто личными. Но Григорий тут же развеял его заблуждения.

– Ты, как бы в нашей команде, так что не дёргайся. И скажи: этот наш сопровождающий поп любит денюжку?

– Назовите мне попа, который бы её не любил! – саркастически воскликнул Богданов.

– Вот и ладушки! – расплылся в улыбке Григорий. – вот тебе деньги, и уломай-ка этого рясоносца на то, чтобы он написал и тебе, и Ольге Смирновой нормальные справки. Чтобы не придраться.

– А зачем так много?! – удивился Александр, глядя на положенные перед ним купюры.

– На всякий случай. А вообще – сдача твоя. – отмахнулся Григорий и лукаво посмотрел на Александра. Тот что-то вспомнил, кивнул и тоже расплылся в такой же улыбке.

– Понял! Будет сделано! – ответил он. Но, отпускать братья его не спешили.

– Есть ещё дело. – уже серьёзно сказал Василий.

Богданов спрятал деньги и тут же вопросительно посмотрел на начальство, ожидая продолжения.

– Мы тут посовещались, и пришли к выводу, что тебе надо срочно сделать одно исследование. Сугубо научного плана. В области медицины. И срочно его опубликовать. А для этого мы поедем отдельно от всех. Через Швейцарию. Я и ты.

– Исследование в Швейцарии? – догадался Богданов.

– Именно!

* * *

Отбытие в Швейцарию, получилось какое-то очень поспешное. И устроителей выставки, и смотрителей Российской Экспозиции, просто поставили в известность, что "господин Богданофф, не сможет дальше присутствовать в виду срочного дела в Швейцарии, связанного с медицинскими исследованиями жизненно важного свойства".

Последняя фраза – "жизненно важного свойства" заставила всех услышавших её округлить глаза и надолго "зависнуть" в размышлениях на тему "что бы это значило?!"

А задумка, по которой действовал Василий была проста. И действительно дело было "жизненно важного свойства".

…Для жителей Швейцарии.

Но о сущности этого дела Александр узнал лишь в поезде.

А до этого случилось много чего, и необычное обоснование отъезда как-то потерялось на фоне того, что произошло в Париже.

Началось с того, что прибежал взмыленный адъютант офицера, ответственного за погрузку оборудования и отправку его в Россию. Адъютант аж дрожал, когда вытянулся для доклада. Уже по его перепуганной физиономии, все поняли, что случилось что-то из ряда вон выходящее.

Натин, сидевшая до этого в кресле у окна, разглядывавшая суету внизу и лениво перебрасывавшаяся репликами с братьями, обсуждавшими планы на ближайшие две недели, чуть было не вскочила на ноги. Ей вдруг показалось, что случилось что-то нехорошее именно с подопечными ей дамами. Но посланник быстро рассеял эти опасения.

– Господин полковник! Пропал ящик с вашим пепелацем! – рявкнул адъютант, вытянувшись по уставу, и пожирая начальство глазами.

– Это который? – нахмурившись спросил Григорий. Он отбросил карандаш, который до этого вертел в руках и вылез из-за стола.

– Который этот… дельтаплан! – выпалил поручик слегка запнувшись на странном названии.

Братья переглянулись.

Натин тихо выпустила воздух из лёгких, переводя дух. Она реально испугалась за своих девочек.

Также расслабился и Григорий, но при этом его улыбка тут же приобрела знакомый хищный оскал.

– И чему ты ухмыляешься так? – настороженно спросил Василий.

– Я знал, что так будет. – продолжая ухмыляться, заявил Григорий.

– Ты знал, что его сопрут?!

У Василия вытянулось лицо.

– Ну… Не совсем "знал"… А предполагал, что сопрут. Теперь – это случилось. И надо делать следующий ход.

– Господин поручик! Полиции уже сообщили? О пропаже.

– Да господин полковник!

– Ага! И они ничего не найдут… Пока гром не грянет!

Сказав последнюю фразу, Григорий снова оскалился.

– Теперь ты понял, зачем мне нужен был тот "как-бы-уротропин" здесь?

– Я думал, ты решил с германскими гобинистами разобраться… – резко перешёл на санскрит Василий.

– Дык я как раз хотел проехать через Германию! – всё также хищно улыбаясь ответил Григорий на том же языке.

Натин же с великим интересом стала слушать, мысленно прикидывая как наиболее ядовито "вставить" обоим братьям. Ведь оказывается, от неё скрыли некий проект. Впрочем скоро она сама вспомнила, что нечто такое, братья при ней обсуждали. И речь шла о германских гобинистах.

Придя к выводу, что её просто не успели уведомить, она отложила кровожадные планы на потом и принялась слушать.

Из речей братьев стало известно, что Григорий уже давно имел большие планы на такую взрывчатку как "пластит". А основа её – очень ядовитое вещество, под названием гексоген.

Оно было открыто сравнительно давно в той же Германии, и поначалу, предполагалось как заменитель уротропина. Хотя до аптек так и не дошло. Вовремя обнаружили, что оно является очень сильным ядом. Но о бризантных свойствах сего вещества даже и не подозревали. Тем не менее, чтобы сделать пластит, нужно было не только гексоген, но и пластификатор.

Оказалось, что пластификатор для этого уже был сделан. В Париже. Всё тем же знакомцем Натин. Химиком Сорбонны. И первые двадцать(!!!) килограмм этой взрывчатки, были тихо упакованы в ящик с мотодельтапланом.

Но и это оказалось не всё!

С великим удивлением, Натин узнала, что Румата не только упаковал туда взрывчатку, но и положил туда недавно сделанную в Санкт-Петербурге "рацию". Которая представляла из себя примитивный радиодетонатор.

Но и это не всё!

Сей детонатор был присоединён к двадцати килограммам пластита, упакован в отдельный ящик и спрятан среди деталей мотодельтаплана!

То, что детонатор был примитивный, Натин не сомневалась. Технологии этого мира, более-менее приличный сделать не позволяли. Поэтому вероятность самопроизвольного срабатывания этого устройства была не нулевой.

При этой мысли у Натин пробежал мороз по коже.

"Они что, оба такие отморозки?!" – промелькнуло в голове у прогрессорши.

"Вот! И я постепенно их же терминами думать начинаю! – мрачно подумала она. – Впрочем… Чья бы корова мычала! Сама же была совсем недавно… Да и сейчас… Может быть… ещё… являешься всё той же "Чахлой принцессой повышенной злобности"… Как говорил мастер по психомаскам. Ещё тогда, на Аттале".

Натин поёжилась.

А меж тем, поручик, уже забыл о том страхе, с которым прибежал. И в полной растерянности наблюдал как господа Эсторские увлечённо что-то обсуждают. И, как видно по их же лицам совершенно не видят в похищении даже намёка на катастрофу.

– Короче так, господин поручик, – наконец наговорившись, обратился Григорий к посланнику. – Пока пусть ищут, но через два часа…

Григорий бросил взгляд на свои наручные часы…

– Это значит в два тридцать по полудни… – резко прекращаете поиски. ВСЕ возвращаетесь в гостиницы или где кто квартирует. Вне зависимости от результатов. И сообщаете мне. Всё ясно?

– Так точно!

– И передай господам офицерам, чтобы не сильно расстраивались. У нас есть сюрприз. Для похитителей.

И также хищно улыбнулся в лицо поручику.

Тот просветлел, повеселел козырнул и отбыл.

– А я…н-ничего не понял! – наконец вставил своё слово Александр, когда за поручиком закрылась дверь.

– Не бери в голову! – как-то по его мнению очень легкомысленно отмахнулся Василий. – И ты как, уже собрался?

– Конечно! Господин Эсторский! – тут же подпрыгнул Богданов и показал свой небольшой чемоданчик.

– Вот и хорошо. Поехали! – удовлетворённо сказал он.

Пока жали руки Григорию, целовали ручку Натин, Василий поймал на себе оценивающий взгляд. От принцессы. Как будто она что-то прикидывала. Но заметив, что Василий к ней приглядывается тут же спрятала свои мысли за мягкой улыбкой.

Так и расстались.

Александр всю дорогу до вокзала гадал, что же это за дело такое, что понадобилось именно его присутствие. Он даже не заметил, что его шеф тащит с собой толстенный и, по виду, очень тяжёлый чемодан. И это кроме обычного своего походного.

Но сам Василий молчал, вплоть до посадки в поезд.

И только после того, как они расположились в своём купе, он с таинственным видом поманил Александра пальцем.

– Сейчас пока помалкиваем, – почти шёпотом сказал Василий, – а вот когда двинемся – тогда расскажу что к чему.

И также загадочно улыбнулся.

Авансов выдано было более чем достаточно, чтобы Александр был заинтригован до крайности. Но пока только и оставалось, что наблюдать за суетой на перроне.

Где-то впереди шипел паром паровоз, пуская клубы пара, которые медленно плыли вдоль поезда, периодически окутывая, носильщиков, пассажиров, бегущих на посадку, полицейских и прочих присутствующих: типа собачек, голубей с воробьями.

Особняком выделялась семейка явно англичан. По чопорности они давали сто очков всем окружающим. Во фраках, с розами в петлице, со стеками были даже дети. Не только глава семейства, попыхивающий как паровоз толстенной сигарой. Даже феерическая по лошадиности физиономия леди, затянутой в корсет, застывшая в выражении вселенской скуки, только подчёркивала общую атмосферу, будто колпаком накрывшую сие семейство.

Они всем видом своим демонстрировали: "Вот есть Мы. А все остальные суть тараканы, суетящиеся под ногами".

Им было реально наплевать на всех окружающих. А главным было лишь их положение в обществе, их достоинство и их нынешний вид.

Александр глянул на Василия, но заметил, что и он тоже наблюдает за колоритным семейством.

– Вот они – властелины мира. – Как-то по-особенному, сказал Василий. И в его интонациях звучал интерес энтомолога, увидевшего новый вид пауков.

– Паук, пучиха и паучки! – бросил Александр продолжая наблюдать за англичанами. Василий лишь кивнул соглашаясь.

Наконец паровоз выдал длинный свисток. Состав загремел сцепками и поезд медленно набирая скорость, двинулся к своей цели. Оставляя позади Париж, парижан, их Мировую Выставку и этих чопорных англичан, всё также монументально застывших на перроне.

Поезд разогнался лишь к пригородам. Замелькали чисто сельские пейзажи. Поезд, волоча за собой жирный шлейф дыма, бодро бежал по рельсам, отмеряя первые километры пути.

Василий же наконец чего-то решив, оторвался от пейзажей за окном и также таинственно поманил Александра.

И начал объяснять.

– Слушай внимательно, что мы решили сделать с тобой. Это очень важно… – всё также полушёпотом. – Пока будем говорить тихо, чтобы в случае чего нас не подслушали.

Богданов с готовностью закивал.

– Так вот… мы решили "повесить" на тебя одно очень важное открытие. И не важно, что мы об этом давно знали. Главное – оно поднимет тебя. А это важно.

Когда до Богданова дошло, что собираются сделать братья, он чуть не задохнулся от возмущения.

– Но ведь это же не моё открытие а ваше! – воскликнул он.

– Тише!!! – зашипел на него Василий. – И что, что "наше"? Мы об этой дряни знали хрен знает когда. Ведь всё равно придётся вводить эти знания. И какая разница, через кого?

Под суровым взглядом Василия Александр осёкся, чуть не начав снова возмущаться в полный голос.

– Но ведь это же не моё! – зашипел он. – Как я могу взять не своё? Это… Это не справедливо! Это унизительно!

– А справедливо то, что десятки тысяч людей становятся кретинами только потому, что никто не знает причин возникновения этого недуга?

– Так вы нашли лечение кретинизма?! – чуть снова не воскликнул Александр.

– Не мы и очень давно. Знали. Но сейчас речь о тебе. И прекрати комплексовать! Надо о деле думать!

Богданов открыл, было рот, и тут за окном что-то ярко полыхнуло и через секунду весь поезд ощутимо качнулся от мощной ударной волны. От ударной волны кое-где в вагонах полопались стёкла. И грохот от взрыва был такой, как будто не где-то далеко рвануло, а прямо под боком. Оба вздрогнули от неожиданности и посмотрели за окно, перечёркнутое свежей трещиной на стекле.

Там в облаке пылающих обломков к небу поднимался огненный шар, медленно вытягивая за собой толстый шлейф дыма и пыли. Василий посмотрел на часы. Было без четверти три пополудни.

– Вот это и имел в виду Румата, когда говорил, что для похитителей будет большой сюрприз. – Ухмыляясь пояснил он ошарашенному Богданову. – Он заминировал разобранный пепелац и поставил радиовзрыватель.

– То есть, оно так рвануло по сигналу…

– Посланному по радио. – закончил за него Василий.

* * *

Когда за Василием и Александром закрылась дверь, Григорий, зачем-то поскоблил ногтем подбородок и, снова изобразив хищный оскал направился вглубь помещения.

– Что это?! – нахмурившись спросила Натин, до этого с интересом наблюдавшая за действиями Григория. Он как раз, к этому моменту, вытащил из-за портьеры какой-то ящик с чемоданом. На ящике красовалась антенна.

– Простейший радиопеленгатор. Сделанный на местной элементной базе.

– Так… На ящике с дельтапланом есть радиомаячок?

– Не только! – загадочно подмигнув принцессе, отозвался Григорий, присоединяя пеленгатор, заплетённым в косичку проводом, к толстому аккумулятору. – Жаль, вот, пока в этом мире не доросли до компактных источников электропитания. Приходится возиться вот с этим…

Григорий озорно посмотрел на Натин.

– Ну что, поохотимся на похитителей? – спросил он.

Та тоже расплылась в хищной улыбке.

– Тогда вперёд!

В фиакре, прежде чем двинуться, развернули карту и проложили первый азимут.

– И где это ты такие карты достаёшь? – изумилась прогрессорша.

– Фе! К каждому чиновнику или ещё кому, есть подход. И в Париже он измеряется лишь толщиной пачки банкнот. А для нас эти деньги – крашеная бумага!

Покрутились по Парижу, и взяли ещё несколько азимутов.

По всему получалось, что ящик уже куда-то спрятали. И он никуда не передвигается. Что уже хорошо.

– А не могли ли с ящика просто маячок снять? – высказала предположение Натин.

– Если бы сняли, мы бы услышали. – снова хищно оскалился Григорий, прикидывая примерное расстояние по карте до ящика.

– Ящик там! – выпрямившись, указал Григорий, зажатым в руке карандашом, на хорошо приметный дом.

Натин обернулась туда, куда он указывал.

Они уже выехали за пределы Парижа, и находились в предместьях. Здесь пейзажи были больше пасторальные, нежели городские. И домик, что скрывал украденное, тоже напоминал больше усадьбу некоего местного богатея-помещика, нежели монументальное произведение наполеоновского зодчества. Такой, "скромный", двухэтажный, с подстриженными газонами и ухоженными кустиками вдоль мостовой, ведущей от ворот к парадному входу. Часть стен была живописно увита плющом, но сам дом не производил впечатления заброшенного. Наоборот, вполне себе ухоженный, с целыми окнами. К тому же ещё хорошо протёртыми, занавешенными какими-то портьерами. Да и у ворот, с той стороны, околачивался некий хрен с собакой на поводке.

Григорий легко спрыгнул на дорогу и с изрядным скепсисом оглядел дом, ворота, прилегающую местность.

– Собираешься нанести визит?

– Вооружения, защита с собой? – вместо ответа спросил Григорий, но получил ответ в его же стиле.

– Я, разве похожа на дуру? – фыркнула Натин.

– Тогда идём! – осклабился Григорий и изящным жестом подал руку даме, помогая ей сойти с фиакра.

Перед тем, как подойти к воротам заинтересовавшего его дома, он подошёл к кучеру и перебросился с ним парой слов. Кучер закивал и с некоторым подозрением стал коситься на Григория с Натин. Но постарался быстро сменить выражение лица на булыжное. Ведь господа выглядели богатыми, так что и плата могла быть соответствующей, щедрой.

Когда Григорий, под ручку с Натин подкатил к воротам, с той стороны, к узорной решётке подошёл тот самый мрачный тип с собакой и не менее мрачно посмотрел на незваных гостей.

– Сэр! Я знаю, что в этом доме находится кое-что чужое. – Нагло попёр на него Григорий, да ещё не на французском, а на английском.

К удивлению Натин, страж понял о чём речь. И ответил. На таком же чистом английском.

– Я не знаю о чём вы, сэр. – не дрогнув лицом ответил он.

– Ах не знаете? Ну тогда позовите хозяина. Я ему объясню, что воровать ценные вещи недостойно джентльмена. А также объясню, какую опасность представляет тот самый ящик, который он своровал.

Само предположение, что хозяин может что-то УКРАСТЬ, покрыло лицо стража багровыми пятнами, но сам вид пришельцев – явно не бродяги или не пейзане, – вынудил его поступить как положено. А именно доложить хозяину. Через другого слугу.

Хозяин особняка, всё-таки выкатился посмотреть, что за нахалы так в открытую заявляют о том, что у него сейчас хранится. Страж с собакой остался стоять у него за спиной, с явным неодобрением посматривая на пришельцев.

Важно прошествовав до ворот, но так и не удосужившись дать распоряжение их открыть и пропустить гостей, хозяин заложил большой палец за пазуху жилетки, вздёрнул нос и с презрением посмотрел на Григория.

На вид ему было уже за пятьдесят. На Григория он смотрел снизу вверх, так как был на целую голову ниже него. Лицо у него было грубоватое, обветренное, выдававшее человека, много помотавшегося по миру. Поседевшие бакенбарды делали очертания его лица квадратными и более грубыми. Однако тон, с которым он начал разговаривать наоборот был хоть и холодным, но мягким.

"Тон как снег – мягкий и холодный". – подумал Григорий.

Григорий в минуту определил, что никак – ни угрозами и упрашиваниями, ни полицией и штурмом, у него ящик не забрать. Явно сия "асьенда" была лишь перевалочной базой. И когда сюда, после оформления необходимых формальностей заявится полиция, ящика уже не будет. Или похитители попытаются его разобрать. С неизбежными фатальными последствиями для себя.

А поняв это, Григорий повёл себя грубо и нахраписто.

Вдрызг разругавшись с одним из похитителей (а Григорий был уверен, что их много – не только этот бакенбардистый), отвёл душу обругав последними словами всех похитителей и Англию в придачу.

– Скоты неблагодарные! – витийствовал Григорий, – Вам оказали всемерную поддержку знаниями и лекарствами, когда у вас случилась беда. И теперь вы платите нам вот такой монетой?!

Бакенбардистый джентльмен поднял бровь и также тупо, как и прежде, сквозь зубы процедил, что "не понимает, о чём речь".

Кстати сказать, говорил он с Григорием не на английском, а на очень даже чистом французском, что не мешало Григорию быть уверенным, что имеет дело именно с англичанами. Ведь страж таки выдал их с головой, так как заговорил по английски причём чисто, да ещё с оборотами, выдававшими в нём уроженца Лондона.

– Хорошо, сэр! – внезапно изобразив спокойствие(хоть и ранее он и был спокоен, а весь гнев лишь изображал) сказал Григорий. – Если доживёте до вечера, передайте своему шефу, что больше мы с вами не сотрудничаем и вам не помогаем.

Прикоснувшись двумя пальцами к своей шляпе Григорий развернулся на пятках и подхватив Натин направился к фиакру.

Хозяин проводил их удаляющиеся спины надменной улыбкой. Он был уверен в себе и своей безопасности. А зря!

Его не насторожило даже то, что пришелец как-то очень тщательно озирался по сторонам, будто выискивая случайных свидетелей. Которых, кстати, не наблюдалось. Ни в ближнем, ни в дальнем радиусе.

Загрузившись в фиакр, Григорий и Натин спешно двинули подальше от поместья похитителей. Григорий выглянул наружу и оценив скорость с которой удалялись, полез в свой чемодан.

Натин молча наблюдавшая за небольшим представлением до этого, решила таки высказаться.

– А ты уверен, что не удастся прямо сейчас вытащить то, что они украли?

– Без потерь для нас – никак! – высказался Григорий.- и главные потери при всех вариантах штурма – чисто политические и моральные. Что в любом случае неприемлемо. Они нас выставят как грабителей, использовавших вздорный предлог, а сами они останутся "все в белом". Даже если мы успеем натравить на них местную полицию, а сами будем стоять подальше.

Вдали раздался гудок паровоза.

Григорий глянул в другую сторону. Не так далеко, на железной дороге показался поезд, бегущий куда-то на восток. Возможно это был тот самый, где сейчас ехали Василий с Александром.

Остановив фиакр, и выскочив наружу, он дал команду кучеру, держать коней и ничему не удивляться, ничего не пугаться… "Хоть сейчас и будет очень шумно".

Стоявшая рядом Натин, прикинув расстояние до поместья, молча заткнула уши. Она верно догадалась что будет дальше. Благо догадаться было несложно.

В поезде воцарилась небольшая паника. Чуть ли не все пассажиры ломились к окнам, чтобы посмотреть на поднимающийся над предместьем Парижа столб дыма и пыли. То, что поезду никакого серьёзного ущерба не было, сообразили сразу. И благо, что никакая паникующая дура или дурак, не сорвали стоп-кран.

"А эти стоп-краны есть на поезде?" – подумал Василий, ощущая как поезд продолжает двигаться и останавливаться как-то не спешит. Но его размышления прервал Александр. Как ни странно, но страшенный взрыв за окном, знаменующий уничтожение базы похитителей мотодельтаплана, его не так впечатлил, как то, что на него хотят "повесить что-то не его".

Василий откинулся назад и несколько насмешливо посмотрел в глаза Богданову.

– Александр! А вы не подумали над тем, ЗАЧЕМ мы вам хотим "повесить" это открытие? Ведь для того, чтобы его "сделать", вам придётся долго мотаться в Швейцарию…

Выделение тоном последних слов насторожило и заставило задуматься. Но так ни до чего не додумавшись, Александр вопросительно воззрился на Василия.

– Всё слишком просто, Александр! – снова склонившись и перейдя на шёпот сказал Василий. – Партии нужны деньги. А значит, нужен курьер, который бы мог постоянно, под очень важным и благородным предлогом мотаться в Швейцарию. На нейтральную территорию. Чтобы без шума и надёжно передать… И чтобы источник и адресат были как можно лучше скрыты от нежелательных взглядов.

– Но… – начал было Богданов. Василий же молча показал взглядом на толстенный чемодан, всё ещё стоящий на полу.

Богданов не был идиотом. Да и тугодумом тоже.

– И сколько вы там везёте? – оценив размеры чемодана, спросил он.

– Там узнаешь! – неопределённо отмахнулся Василий, и улыбнулся. – Но нам надо обсудить очень важную тему. По тому, как нам себя вести в Швейцарии.

Лицо Богданова тут же стало мрачным. И он снова упёрся. Ну никак он не желал брать на себя "чужое". Пришлось искать компромиссы.

Сошлись на том, что Богданов будет изображать из себя соискателя, а Василий – научного руководителя. Тем более, что по нынешней его работе, он как раз чем-то средним между научным сотрудником и соискателем являлся.

Ну а когда таки уладили этот вопрос, настал черёд главного: что же такое нужно "открыть".

Василий посуровел лицом и полез в свой меньший чемодан.

Достал там папку и раскрыв её, аккуратно разложил перед Александром ряд фотографий и маленькую деревянную игрушку. Игрушка сразу же привлекла внимание Богданова и он осторожно взял её в руки.

– Не находишь ничего необычного в этой фигурке? – спросил его Василий.

– Странный воротник… – ответил Богданов нерешительно.

– Это не воротник, а самый обычный "атрибут" жителей многих долин Швейцарии.

– Такой зоб?!

– Зоб. Фото тех же жителей, с картинками перед тобой.

Александр отставил фигурку и перенёс своё внимание на фотографии. Фотографии были изрядно отталкивающие, так как показывали людей, с распухшей до чудовищного пузыря щитовидной железой.

– Это – гипотиреоз.

– Очевидно – да. – охотно согласился Богданов.

– Наиболее тяжёлая ситуация с этим заболеванием – кантон Валле. Там около девяноста процентов жителей ходит с раздувшимся зобом. Также это заболевание приводит к ещё одному расстройству – кретинизму. В Австрии, Германии и Швейцарии существуют целые деревни, где обитают только умственно отсталые кретины – взрослые, дети, старики. Наборщики солдат в армию, в такие деревни даже не заходят.

– И как это лечится? – оторвавшись от фотографий и откинувшись назад спросил Александр.

– Лечится достаточно просто. – охотно подхватил Василий. – Гипотиреоз – результат отсутствия в воде и пище одного из важнейших элементов – йода. Вот именно это нам и надо будет доказать. Как местным властям, так и миру. А восполнить недостаток йода в организме можно очень просто – добавляя его малыми дозами в соль. В обычную поваренную соль.

– Так просто?! – удивился Александр.

– Так просто! И, кстати, недостаток йода в пище, неизбежно приводит к снижению умственной потенции. Так что нужно, на примере Швейцарии, как-то измыслить меры по йодированию соли и у нас в России.

– Ну ты сам понимаешь, что если социал-демократы взялись из рабочих делать сознательный пролетариат… – понизив голос до почти шёпота продолжил Василий – То сознательность действий как-то не сочетается с отсутствием понимания. А само понимание не сочетается с отсутствием самого ума.

Тут конечно, была некоторая подтасовка фактов со стороны Василия. Но, как известно, одно другому не мешает, а наоборот, помогает.

– Когда-то, на заре становления социализма в нашем мире, продолжил он, – наши отцы-основатели, тоже озаботились тем-же – обязательным выпуском йодированной соли. Чтобы не было кретинов, чтобы народ имел мозги для разумного осмысления как наличной реальности, так и для того, чтобы выстроить разумное будущее.

– Так может быть лучше было бы начать с России? – возразил Богданов, но несколько нерешительно. Видно догадывался что именно Василий ему ответит.

– Нет. Не лучше. И ты сам это понимаешь. Ведь в России чиновничеству что-то пробить – надо обязательно, во-первых, ссылаться на зарубежный опыт в этом деле. А во-вторых – в Швейцарии для доказательства необходимости добавок йода в соль и пищу условия идеальные. Кретинов – тьма. Заболевших гипотиреозом – аналогично. Но йодированную соль у себя и для своих – мы обязательно будем выпускать! А там, с дальнейшим распространением – как получится.

– Но я не согласен брать на себя чужое! – снова взвился Богданов. Но Василий его осадил.

– Ладно, будешь вторым автором публикаций. Договорились. Но, собственно не только это было нашей целью. На вот этом примере, ты как раз изучишь кое-что. В виде методики исследований и внедрения открытий. Чтобы после применить в будущем. На собственных исследованиях.

– Вы и далее планируете вот так вводить открытия? – вопросительно поднял бровь Богданов. Сказанное последним он явно не понял. Потому Василий решил чуть-чуть его просветить на этот счёт.

– Нет. Но руководить исследованиями – обязательно.

– А почему так? Почему не просто вводить нужные знания?

– Всё не так просто как кажется. – снова ухмыльнулся Василий, чем опять сбил с толку Александра.

– Поясните.

– Ведь если просто вводить знания, то у учёных – наших учёных! – атрофируется главный навык: навык изучения наличной реальности. И они превратятся в обычных потребителей уже готовенького.

– Но не хотите ли вы, чтобы мы повторяли все ошибки, которых на пути познания невероятно много?!

– Мелкие – да. Полезно. А вот от крупных – от тупиковых ходов – мы постараемся удержать…. Своих. А вот остальные – пускай их делают. Мы им даже в этом поможем.

Богдадов с этими словами ошарашено посмотрел на Василия. Тот слегка отсмеявшись уже серьёзным тоном закончил.

– Чтобы наши учёные и наша страна успела наверстать упущенное. Наверстать то, что упустила благодаря царизму и засилию Церкви.

– Вы уже говорите "наша страна"… – заметил Александр.

– Конечно! Ведь мы тут застряли очень надолго. Теперь она и наша тоже.

Договориться с бюрократами, медиками и учёными Швейцарии удалось не без труда. Но и не настолько тяжело, как могло бы быть, если бы пришли люди, хоть и при деньгах, но не имеющие Имя. Очень сильно помогла слава открывателей "суперлекарств", сократив и облегчив переговоры.

Впрочем бюрократия не была бы бюрократией, если бы не взяла своё. Так что лечение лечением, но продираться всё равно пришлось.

Сразу же поняли, что лучше не идти по пути массового йодирования соли, а пока, для демонстрации эффекта, ограничиться парой деревень, где будет проводиться лечение йодными препаратами, и парой контрольных, где будет проводиться только наблюдение.

Так или иначе, присутствие конкретно Василия и Александра было необязательно. Но чисто из "соблюдения приличий" и прочих "паркетных" соображений, мотаться придётся.

Под шумок, Василий "пристроил" чемодан денег в наиболее приглянувшемся ему банке. И далее, можно было выводить функционеров РСДРП на счета. Хоть и был Василий настроен скептически насчёт быстрой революции в России, но подкормить наиболее адекватную партию считал делом строго обязательным.

Таким образом, все задачи, поставленные ранее, были выполнены – и начало "исследований" по лечению страшной болезни, и организация канала "подкормки" революционеров. Теперь, Богданов мог мотаться в Швейцарию без каких-либо подозрений со стороны Охранки, а источник снабжения деньгами будущих большевиков, также был достаточно укрыт, от посторонних глаз.

Словом, "миссия завершилась полным успехом".

В Питере же, какому-то чину, пришла в голову "светлая" идея, встретить с помпой и оркестром возвращающуюся из Парижа делегацию. И встретили. Так что все, кто в то время был при генерале Кованько, а это Григорий, Натин с девочками – попали под "раздачу слонов". А Василий с Александром, возвращающиеся отдельно, как получилось, были избавлены от шума и утомительных мероприятий и удостоились зависти тех, кто "попал".

Однако, не все так были недовольны.

Саркастически брошенная Григорием фраза накануне про "огонь, воду и медные трубы" и что последние для некоей Ольги Смирновой только впереди – почему-то сильно подняли ей настроение. Все мероприятия, она изображала из себя солнышко. Разве что не подпрыгивала. Да и "личное знакомство с губернатором" который удостоил чести встречать возвращающуюся делегацию, тут тоже очень много сыграло. Ведь в глазах очень многих, такие, даже формальные, знаки внимания очень многого стоили. А Григорий, тайком снявший момент оказания знаков внимания Ольге со стороны лично губернатора, потом долго ухмылялся.

Он знал, что многие люди слабы на "медные трубы". И для многих даже небольшая слава, которая даётся даже мимолётной возможностью "прислониться" к сиянию сильных мира сего, значила очень много. Осталось лишь подарить Ольге фотку метр на полтора с этим моментом.

Да, Григорий больше бы был доволен, если пришлось дарить другие, реально исторические фотки. Хотя бы ту, где Ольга только что приземлилась после выполнения "мёртвой петли" (братец Вася умудрился сфотографировать).

Но тут уже действовали чисто Ольгины заморочки. Да и то, что Ольга так бурно среагировала на вполне справедливый разнос, Григория тоже несколько давило. Переживания насчёт этого разноса, как он считал, были непропорционально сильными и длительными.

Вообще то, что их решили вот так, с шумом и парадами встретить, говорило о том, что в Питере достаточно много людей читает европейскую прессу. И оглушительный шум, который они подняли там по поводу "воздушных кульбитов" русских авиаторов в Париже, говорило о том, что "на Россию обратили внимание". Не то, что всегда типа: "сатрапия", "страна рабов", "отсталые азиаты" и т. д. А наконец-то что-то положительное заметили. И это решили отпраздновать.

Но главное, естественно, укрылось от внимания этих читателей. То, что шум в Европе был срежиссированным. И, как потом признался сам Григорий, для этой "режиссуры" понадобилось удивительно мало усилий. Возможно, что публика уже была "размягчена" многими сенсациями последних месяцев, приходящими из России. Но, скорее всего тут сыграла роль новизна авиации как таковой.

Не воздухоплавания, которое было. А именно полётов аппаратов тяжелее воздуха.

Публика охотно уцепилась за новую игрушку. Тем более, что чувствовалось: нужно что-то, что бы отвлекло от мрачных мыслей по поводу эпидемии на Британских островах. Но, что не укрылось от внимательного наблюдателя, слишком уж многие газетчики, явно или неявно подчёркивали факт того, что "виноваты" во всех этих достижениях не сами русские, а пришельцы в лице братьев Эсторских. А братья Эсторские, в глазах европейцев "по определению" не относились к русским. Что в глазах как обывателей, так и "серьёзных людей" лишний раз подтверждало тезис о том, что "Россия ничего сама сделать не может", что "страна мало чем отличается от Африки" и прочая чушь насчёт "превосходства европейцев над азиатами". Причём под "азиатами" подразумевались именно русские.

Григорий, внимательно следивший за настроениями в прессе Запада не мог такого не заметить. И поэтому, решил обратить внимание на данное обстоятельство высших сановников. Тем более, что предстоял пышный обед, в их честь, который закатил градоначальник.

Но для того, чтобы для начала "прозондировать почву" подкатился к офицерам Воздухоплавательного Парка. Тем более, что часто с ними в застольных беседах затрагивал многие такие темы "для прояснения обстановки" и "как лучше поступить".

По его мнению, главная загвоздка в том, что Россию считают тупой, отсталой страной – в уровне образования. Что стоит только сделать образование всеобщим, обеспечить грамотными кадрами заводы и фабрики, тут же решатся как многие чисто производственные проблемы, так и вообще – больше станет появляться новшеств, которые позволят обойти Европу в части научно-технического прогресса.

Он даже как-то и не обратил внимания, что это убеждение, у него сохранилось аж с опыта ранее им проклинаемого "совка". Ведь именно "совок" ввёл всеобщее бесплатное среднее образование и решил проблему обеспечения быстро растущей промышленности грамотными кадрами.

Он ещё помнил слова "тирана-Сталина" о том, что: "Кадры, овладевшие высшей техникой решают всё!".

Тут, в этом мире, в этом времени, Григорий даже слишком предметно убедился в истинности высказывания Вождя. В условиях жесточайшего голода промышленности на грамотные кадры, не заметить это было проблематично. Поэтому, ему казалось естественным, как-то простимулировать "верхи" на увеличение количества школ для "простонародья".

По сути, он решил впереться на "территорию", которую ранее старательно "окучивал" и, главное тщательно исследовал братец. Социально-политическая часть и образование были как бы за ним.

"Но пока братца нет – стоит самостоятельно прозондировать почву. – подумал Григорий. – К тому же самому стоит много чего уяснить из реалий Империи".

Для разговора он выбрал одного из офицеров Авиабазы. Из тех, с кем до этого сложились вполне себе дружеские отношения.

Тот был из дворян. И это, изрядно импонировало Григорию, как человеку, прежде симпатизирующему монархистам России(своей, – начала двадцать первого века).

Офицер, когда его спросили напрямую, правда в приватной обстановке, сначала сильно нахмурился и задумался. По его виду можно было судить, что Григорий нарвался на некую очень щекотливую тему. Хотя и не понимал почему она щекотливая.

Офицер долго подбирал слова, но после разразился длинной речью про "Циркуляр о кухаркиных детях" и почему именно было сокращено гимназическое образование. По всему выходило, что нормальное образование и революционное движение в России как-то очень тесно связаны.

И также получалось, из речей офицера, что нынешней элите очень даже удобно иметь именно тупое и необразованное население. Так как оно, как выходило из речи, не так восприимчиво к "революциям" и более послушно. А послушно потому, что предпочтёт принять некритически мнение образованного дворянина, и не напрягать свои мозги насчёт реальных истоков своих бед.

Под конец сей "просветительской речи", увидев что Григорий очень даже живо внимает речам, да ещё не подаёт и малейших признаков раздражения, полковник решился выдать совсем уж откровенно.

– И вообще, милейший, чисто между нами… Мы понимаем, что вы в России не пообтёрлись. К тому же ваши заслуги… внушают… Но стоит заметить, что вам, право, не стоит заводить подобные разговоры. Про образование и прочая… Не поймут-с! Вам и так сделали скидку на то, что вы… э-э… ещё не совсем наш и не разбираетесь в реалиях нашей жизни. Но на будущее – если вы так хотите развивать свои производства, и вам для этого нужны грамотные люди, право стоит вам их просто закупить в Европах. Но говорить о массовом образовании для всех!… Это даже вольтерьянством… грм-кхм! Не надо делать так, чтобы о вас думали как о революционере!

– А разве я говорю как революционер?! – решил сделать "морду сапогом" Григорий.

– Ещё как! – ещё понизив голос признался собеседник. – Этого же – введения всеобщего образования – требует и разночинная интеллигенция. Знаете, кто это такие или ещё не сталкивались?

– Поясните, пожалуйста. Может и встречался, но как-то особо мне о ней не рассказывали.

– Это такие людишки, что вышли из низов. И поднялись в интеллигенты благодаря тому, что выучились в реальных училищах. Но так как выше подняться – рылом не вышли – вот и бунтуют! Считают себя умнее тех, кто закончил гимназии. Хотят сладко есть и мягко спать, а для этого-с работать надо! А они не хотят!

Насчёт последнего – "работать не хотят" – Григорий был несколько иного мнения. Так как уже сталкивался с выходцами из низов среди местной интеллигенции. Но мнение "верхов", что озвучил собеседник, тоже было ему интересно.

Да и насчёт того, что "рылом не вышли". Часто именно "реалисты" показывали гораздо более высокое качество образования, чем "гимназисты". Григорий в этом убедился, когда соприкасался с ними по части комплектации инженерными кадрами Васиных предприятий.

А предубеждение – оно явно тут из чисто сословных предрассудков вылезло. Типа: "Мы – белая кость. А все остальные – быдло. И должны знать своё место!".

Да уж!

Часто бывает очень неприятно, когда розовые очки осыпаются на собственном носу мелкими осколками, под ударами грубой реальности. Но Григорий лишний раз возблагодарил собственную паранойю, когда решил просто проконсультироваться с кем-то, прежде чем лезть с подобными речами к кому-то типа градоначальника Санкт-Петербурга. Или кого-нибудь повыше.

– Да! Кстати! – вдруг, особо доверительно начал собеседник. – Вы, я слышал, завели на заводе школу для детей рабочих…

Григорий с готовностью кивнул взглядом приглашая продолжать.

– Так вот… По Питеру поползли нежелательные слухи, что якобы, в вашей школе не преподаётся Закон Божий.

Физиономию Григория перекосило. Тем более, что совсем недавно был разговор с братцем на тему о наказаниях за "атеизм" и прочие "шалости".

– Вам мой совет, если так… Я понимаю, что это лишний расход, но лучше наймите какого-нибудь попа, чтобы преподавал. А то ведь закроют-с! В Европах, возможно, на этот счёт по другому, но у нас без Закона Божьего в школе никак!

Быстро припомнив "Уложение о наказаниях", Григорий горячо поблагодарил офицера за ценный совет. И только они распрощались, кинулся "исправлять упущение" – искать попа на синекуру. Вполне естественно, что добрых чувств по отношению к Церкви и вообще местным чиновникам, это никак не прибавило.

К Церкви – понятно почему. Он изначально относился скверно к попам и религиям. Но вот к "бюрократам"…

Возможно, что сия антипатия сохранилась у него со времён пребывания их в родном мире. Но скорее всего по той причине, что Григорий мнил именно их виновниками и "Циркуляра", и вообще зажима образования людей. Как-то пока у него не укладывалось в голове, что главным врагом России, на настоящий момент, была её элита.