4 января 2001 года

Утром, собираясь на работу, Воронцов с надеждой смотрел на Лию — проснется или нет. Ему хотелось о многом спросить, и именно сейчас, глядя в глаза, а не по телефону. Но девушка спала крепким сном, и на лице ее блуждало слабое подобие улыбки.

Если бы не эта улыбка, Воронцов, пожалуй, разбудил бы ее, встряхнул и обо всем расспросил.

Но теперь она показалась ему такой красивой и такой беззащитной, что он только обругал себя за желание устроить допрос и на цыпочках вышел из комнаты.

В обеденный перерыв позвонил домой. Трубку никто не снял. Воронцов задумался. Возможны три варианта — спит, ушла или не подходит к телефону, потому что звонят не ей. Он попробовал еще раз. Результат тот же.

Почему он решил, что эта девочка останется у него навечно? И с чего это он так рьяно бросился заниматься ее проблемами? Сегодня он собирался навестить Чубатого, попросить помощи. А зачем? Какое ему, собственно, дело? Может быть, он действительно все это время подсознательно хотел вернуться в систему, к ребятам, а теперь только ищет повод?

Воронцов покурил, раздумывая, и решил для себя так. Пусть Лия уйдет, это ее дело. Но она говорила, что ей кто-то или что-то угрожает. А значит, он не может бросить все, как есть. Он будет рыть до конца. Потому что, если бы такой случайный человек тогда попался Вике, она до сих пор была бы жива.

Только он это подумал, как зазвонил телефон.

— Слушаю.

— Здравствуйте.

Воронцов узнал голос Веры и ее манеру выдерживать глупые паузы.

— Здравствуйте.

Очевидно, раздражение отразилось в его тоне, потому что она быстро заговорила:

— Не сочтите, что я лезу в ваши дела. Но я только хотела предупредить, что… Хотя вы можете подумать…

— Короче, — попросил Николай совсем уж невежливо. — Я занят по горло.

И смял окурок в пепельнице.

— У вас дома незнакомый молодой человек. Уже три часа…

— Вы что?! Шпионите? — рыкнул на нее Николай. — Вам больше заняться нечем?

— Извините, я… я…

Голос женщины задрожал, и в трубке послышались гудки. Воронцов возмущался звонком Веры чуть более секунды. Затем до него дошел смысл сказанного и возмущение перенеслось на Лию. Вот те на! Пока он играет в доброго рыцаря, она к нему мужиков таскает. Интересно, чем они там занимаются?

До конца обеденного перерыва оставалось десять минут. Съездить домой, проверить он не успеет. А баб, как он знал по опыту своих многочисленных друзей, нужно брать только с поличным. Иначе — отопрутся, посмеются и тебя же выставят дураком. Правды вовек не узнаешь.

Он сорвал с вешалки куртку и вышел из мастерской.

— Закрыто, — строго сказал он женщине скандального вида, ожидающей у дверей. И пока та не спустила на него всех собак, добавил: — Свет, гады, выключили. Ничего не могу сделать.

— Чубайс, — взвизгнула женщина тут же. Ей ведь нужно было на ком-то выместить свое негодование.

Взвизгнула так, что Николай решил, будто она и впрямь увидела Чубайса, и на всякий случай огляделся.

— Все он, проклятый, — увозя на санках телевизор, чертыхалась она. — И как только его…

Но продолжения Воронцов не слышал. Он уже был далеко, на подступах к метро, бежал в расстегнутой куртке, не замечая снегопада и того, что волосы и брови покрыты легким налетом инея.

В квартиру он ворвался по всем правилам. Сначала на цыпочках подкрался к двери, услышал музыку, ее смех, лай пса и мужской голос. Принюхиваться надобности не было, потому как запах марихуаны на лестничной клетке стоял убойный. Воронцов встал справа от двери, вжавшись в стену, беззвучно вставил в дверь ключ, осторожно повернул и, одним махом преодолев коридор, оказался в центре комнаты. Только вот пистолет не вскинул, потому что его не было, хотя такое желание у него появилось сразу.

Лия полулежала в его любимом кресле и хохотала, запрокинув голову. Парень сидел на диване, поверх разметанных простыней. Он был в комбинезоне защитного цвета, в куртке и сапогах. То ли собрался уходить, то ли не потрудился раздеться. С кухни доносился истошный лайДика. Он выл, тявкал и царапал когтями дверь. Очевидно, заперли его давно, потому что он уже успел охрипнуть.

Парень напевал какую-то чушь, напоминающую детские стишки. «Бетти хочет заведенье в понедельник открывать, только истым джентельменам хочет пиво подавать». Кинул на Воронцова веселый взгляд, бросил как ни в чем не бывало: «Привет!» и продолжил: «Говорит: „Я джентельменам буду как родная мать. Только надо для начала кто такие разузнать“».

— Очень интересно. — Всем своим видом Николай показывал, что не собирается слушать продолжение, если оно есть.

— О-о-о! — обрадовалась Лия. — Ты наконец вернулся!

Судя по тону, она мало что соображала, но пребывала в самом веселом расположении духа.

— Что здесь происходит?

— Курим, — сообщил парень. — Хочешь?

И протянул ему дымящуюся сигарету.

— Хочу, чтобы духу твоего в моем доме не было.

Парень поморщился, словно процесс мышления давался ему с трудом. Посмотрел на Лию:

— Эх, сестренка, а говорила — это твой дом.

Вместо ответа Лия расхохоталась. Мальчишка снова весело посмотрел на Воронцова.

— Ты не волнуйся, хозяин. Все в порядке. Ухожу. А если хочешь…

— Не хочу, — непреклонно ответил Николай.

— Понял. Меня уже нет. Пока, — он махнул на прощание Лие.

— Кто это? — спросил Воронцов Лию, как только за парнем закрылась дверь.

— Стас, — отозвалась Лия. — Ну иди же ко мне скорее! Я так по тебе соскучилась!

Она распахнула объятия, слово Воронцов собирался в них броситься.

— Как он сюда попал?

— Я позвала, — удивилась Лия. — Мы с ним лет сто знакомы. Мировой парень!

— А зачем позвала?

— Травка у него всегда с собой. Вот, — она показала пластиковый пакетик, — прикупила.

— И уже половины нет, — констатировал Николай.

— Так давно ж сидим! — искренне удивилась Лия.

«Ну и молодежь!» — подумал он и сам себе удивился. Попытался вспомнить, чем сам занимался в их возрасте. И уже почти насильно заставил себя подумать о том, что у Лии большое горе и что она нуждается в его помощи. Что же делать, если сама не понимает, что творит.

Воронцов взял стул, придвинул вплотную к креслу, сел.

— Как он узнал, где ты?

— Кто — он? — насторожилась Лия, выплыв из своих грез и попытавшись сосредоточиться.

— Стас твой. Как он узнал, что ты здесь?

На лице Лии сменилось несколько выражений: от почти испуганного до веселого. Последнее выражение соответствовало тому, что она вспомнила, как здесь оказался Стас.

— Да я же сама ему и позвонила! — Лия хлопнула себя по лбу и сразу переменила тон: — Ты сердишься? Пожалуйста, не нужно.

Она вскочила с кресла:

— Последнее время я совсем не могу быть одна. Я просто с ума начинаю сходить, если остаюсь одна!

— Ну ладно, ладно, забегала. Понимаю.

Лия рванула к нему, села на пол и пристроила голову ему на колени.

— Допустим, понимаю, — отстранил ее Воронцов. — Но скажи мне, что ты такое бормотала вчера?

Воронцов заглянул Лие в глаза и не удержался:

— Господи! Да с тобой уже два дня разговаривать невозможно. Ты хоть что-нибудь понимаешь? Хоть что-нибудь? — он принялся трясти ее за плечи.

Глаза девушки округлились. Она смотрела на Воронцова и в то же время сквозь него.

— Они найдут меня — вот что я понимаю, — с надрывом заговорила она. — Найдут и убьют. Чуть раньше, чуть позже — какая разница. Меня уже ничто не спасет. Я устала бояться! Устала прятаться как мышь! Я сейчас…

Лия вырвалась из его рук, схватила пальто, надела, дрожащими руками принялась застегивать молнию.

— Я знаешь, что сейчас сделаю? Я пойду домой. Буду сидеть и ждать. Курить травку, веселиться и ждать, когда они явятся! Может, они будут столь добры и сделают так, чтобы я даже не заметила смерти. Просто перенеслась из одних грез в другие, бесцветные…

Воронцов потянул Лию за рукав, прижал к себе, обнял двумя руками.

— Ты никуда не пойдешь. Ты останешься у меня, — говорил он тихо, гладя ее по спине. — Я смогу тебе помочь.

Лия мотнула головой, отстраняясь:

— Думаешь, я совсем дура, да?

— Не понимаю…

— Зачем тебе помогать мне? С какой стати? Ты не смотри, что я в таком состоянии. Я ведь не вчера родилась. Если ты провел со мной ночь, то это еще не повод совать голову в петлю.

У Лии начиналась истерика.

— Ой, а может, ты в меня влюбился, а? — вопила она как сумасшедшая. — Сейчас, конечно, такого уже не бывает. Сейчас спят просто так, от скуки. Но ты-то у нас — старой закалки! В вашем коммунистическом прошлом такое, вполне возможно, случалось. Нет, не влюбился? Чего глаза прячешь, заступничек?

Она остановилась только для того, чтобы набрать в легкие побольше воздуха и продолжить, и тогда Воронцов сказал:

— Мою жену убили. Зверски убили. Давно. И меня не было рядом. Поэтому я хочу помочь тебе.

Лия даже рта не смогла раскрыть. Смотрела на него так, словно бежала и на полном ходу врезалась в кирпичную стену. А Воронцов прошел на кухню, выпустил наконец Дика, сел в кресло. Лия сбросила на пол пальто, подошла к Николаю, уткнулась в его колени и заплакала.

Сначала тихо, просто слезы катились из глаз и обжигали ему руки. Потом навзрыд — в голос, отчаянно и горько. Воронцов только повторял ей:

— Поплачь. Вот так. Это хорошо. Лучше выплакать все — и горе, и страх, чем пичкать себя всякой дрянью. Плачь.

Пока Лия обливалась слезами, Воронцов напряженно думал. День близился к вечеру, а сегодня ему обязательно нужно было навестить Пашку Чубатого. Он бы так и сделал, если бы Лия не привела сюда своего дружка. Теперь по крайней мере одному человеку известно, где она скрывается. А то, что известно одному, как правило, известно всем. А значит, уходить из дома и оставлять ее одну небезопасно. С собой ее брать тоже никак нельзя. Что, спрашивается, делать?

Вера! Не успел он обрадоваться этой мысли, как тут же тяжело вздохнул. Неизвестно, что она за человек. Он ведь обидел ее сегодня. Может, до сих пор расхаживает по своей квартире с метлой, шаркая шлепанцами, и костерит его на чем свет стоит. «Шансов почти никаких, но попробовать стоит», — в конце концов решил Воронцов и снял телефонную трубку.

— Вера? — осторожно спросил он.

— Да. Что-то случилось?

— Это Николай, — Воронцов был уверен, что она приняла его за кого-то другого. Тон был ровный, приветливый и немного встревоженный.

— Я узнала. Поэтому и спрашиваю: что у вас там стряслось?

— Почему вы решили, что у меня что-то…

— Думаю, после нашего предыдущего разговора вы бы позвонили мне только в случае крайней нужды. А раз позвонили, значит, не могли без меня обойтись.

— Так и есть, — признался он, с благодарностью подумав о том, что женщина сама себе все объяснила гораздо лучше, чем сделал бы это он. — Нужна помощь.

— Что я могу для вас сделать? — Вера говорила строго, но было понятно — не откажет, о чем бы он ее ни попросил.

— Мне нужно уехать на несколько часов. А Лие нужно остаться. Только у меня ей оставаться опасно. Не могли бы вы пустить ее к себе ненадолго?

— Ради Бога.

— Это означает «да» или «нет»?

— Да. Еще что-то?

— Ну если бы вы одним глазом посмотрели, не вертятся ли у нашего подъезда посторонние, был бы вам обязан по гроб жизни.

— Правда?

— И еще, Вера.

— Что?

— Простите меня. Вел себя как последняя свинья.

— Да что уж…

— Конечно, у меня есть и уважительные причины…

— Какие?

— Расскажу вам, когда все кончится, ладно?

— Хорошо. Только учтите, — у меня великолепная память.

— Лия поднимется к вам через полчаса.

— К этой тетке я не пойду! — прошипела Лия, как только Николай повесил трубку. — Лучше в петлю, чем к такой гадюке! — Поймав строгий взгляд Николая, она, словно оправдываясь, добавила: — Да и лицо у меня все распухло.

— Пойдешь. Жить хочешь — пойдешь. Сама виновата. Зачем притащила сюда этого мальчишку? Те, кто тебя ищет, наверняка прежде всего бегают по твоим друзьям. Кстати, ты хотя бы догадываешься, кто тебя ищет?

— Глеб, — тихо сказала Лия.