22 декабря 2000 года. Москва
На следующее утро, когда Галина проснулась, Аня уже старательно приводила себя в порядок у трюмо. Вид у нее был обескураженный и виноватый. Казалось, она отчаянно пытается вспомнить, где вчера была и что делала, но безрезультатно. Ее немой вопрос Галина оставила без ответа и прошла в спальню к Павлу Антоновичу.
Синицын только-только открыл глаза и еще плохо соображал.
— Мы готовы, — Галина присела возле него на краешек кровати. — Думаю, пока она не сбежала куда-нибудь, нужно ехать.
Павел Антонович мучительно старался вспомнить, что же сегодня за день и о чем толкует Галина. В голове от инъекций стоял туман, мозг никак не хотел приступать к работе. Наконец он понял и преобразился.
— Конечно, Галя. Езжайте. Я сейчас позвоню. Вас встретят, и все объяснят по ходу дела. Я уже подписал все, что нужно. Только, умоляю тебя…
— Глаз с нее не спущу, — пообещала Галина. — И знаешь что? Мы даже завтракать не будем. Вернемся и тогда уже… Нужно ведь отметить! Да и Новый год скоро. Вряд ли еще встретимся в этом веке.
— Конечно, — болезненно поморщившись, ответил Павел Антонович.
Он подумал о том, что в следующем веке, то есть после Нового года, они тоже вряд ли встретятся.
Аня в короткой дубленке стояла в прихожей и смотрела на Галину точно собачка, которую ведут на прогулку. Только поводка не хватало. Спустились по лестнице. Галина направилась к дороге, но Аня остановила ее.
— Может быть, на машине?
— Я как раз и собираюсь…
— Нет, нет. На моей машине.
— У тебя есть машина?
— Павел подарил на свадьбу, — ответила она просто. — Совсем новенькая.
Галина хотела сказать Ане, что, несмотря на тонну мятных пилюль, которые она ела все утро, от нее все еще несет перегаром. И что она не собирается рисковать своей жизнью… Но любопытство взяло верх. В конце концов, вести машину она может и сама.
Женщины свернули за дом и направились к стоянке. Аня улыбалась и смотрела вперед. Галина рассматривала издалека машины и пыталась определить, какая же Анина: синяя спортивная или последняя модель «Жигулей». Но не угадала. Аня подвела ее к новенькому сверкающему джипу «мицубиси-поджеро».
— Нравится? — спросила с детской гордостью.
— Удивительно, — оправившись от шока, ответила Галина. — Сколько же такая красавица стоит?
— Павел не говорит. Но подруги сказали, не меньше хорошей однокомнатной квартиры.
Галина едва сумела справиться с негодованием. Вот куда уходят ее денежки! Нет, это пора прекратить. Она не имеет права!
— Если ты не возражаешь, за руль сяду я.
— Хорошо.
Похоже, эта девушка никогда никому не возражала — просто не умела.
К зданию банка они подъехали около одиннадцати.
— Подожди меня здесь, — приказала Галина. — Разузнаю, что там. Только не вздумай выходить.
— Ладно.
Галина достала пачку сигарет и закурила. Руки ее безбожно дрожали. Нужно успокоиться. Только вот — как? План вступал в главную фазу. От сегодняшнего дня зависело многое. Вернее, не многое, а — все! Аня смотрела на нее, улыбаясь.
— Чего волноваться? Хочешь, я сама схожу…
— Нет!
Галина ответила слишком поспешно и слишком резко. Аня посмотрела на нее удивленно.
— Пойду я, — отчеканила ей Галина. — Павел Антонович поручил мне проследить, чтобы все было, как нужно, и я выполню его просьбу. Так что оставайся здесь и не вздумай выходить.
Она вылезла из машины, бросила сигарету в снег, поправила чалму на голове.
— Дай-ка паспорт.
Аня протянула ей паспорт. Галина раскрыла его и внимательно осмотрела сначала штамп о регистрации брака, потом — фотографии. На первой Аня была совсем на себя не похожа. По-детски пухлые губы и щеки, унылый взгляд и тонкая шея. На второй лица практически не было видно.
Во все стороны торчали крашеные патлы, на ресницах — килограмм косметики, рот — черный.
Галина вернулась в машину.
— Знаешь, — сказала она Ане примирительно, — у меня сейчас тяжелая полоса в жизни.
Девушка понимающе закивала.
— Спала плохо, — продолжала Галина. — Уснуть удалось всего часа на три. Выгляжу — как… Я подкрашусь, пожалуй. Не следует идти туда в таком виде. Хорошо?
— Конечно, — улыбнулась Аня. — Я понимаю. Павел терпеть не может, когда…
— Вот-вот, — вздохнула Галина. — Я только сейчас подкрашусь, а потом смою, чтобы его не раздражать.
— Ты тоже его боишься? — тихо спросила Аня.
Галина натянуто улыбнулась, но ничего не ответила. Она достала косметичку, маленькое зеркальце и принялась штукатурить ресницы, пока с них на щеки не посыпалась тушь. Рот она обвела коричневым карандашом, чтобы казался больше, и покрасила темно-бордовой помадой.
— Здорово! — восхитилась Аня.
— Ты так считаешь? — ухмыльнулась Галина. — Ладно, я пошла. Жди.
Она вошла в здание банка. У первой же двери в комнатке сидел милиционер. Галина предъявила ему паспорт Ани и глупо улыбнулась:
— Мне к Татьяне Михайловне. Ей звонили.
— Проходите, вы записаны. Пятый кабинет. А вот еще, — он пробежался глазами по списку, — некая Светлова? Она позже подойдет?
— Возможно, — снова улыбнулась Галина.
Миновав милицейский пост, она попала в большой холл с двумя глубокими креслами и маленьким столиком, заваленным красочными иллюстрированными журналами. Далее тянулся длинный коридор. Кабинет номер пять Галина отыскала в самом конце этого коридора, но не вошла, а развернувшись, на цыпочках поспешила обратно. Помахала у милиционера перед носом телефоном:
— Позвонила Галочка Светлова, я выйду ее встретить, и мы обе тут же вернемся.
Она поспешила к машине, позвала Аню. Паспорта на этот раз милиционер у них не спросил, а просто открыл дверь. Галина усадила Аню в кресло и сунула ей под нос женский журнал.
— Ты почитай пока, а я сейчас. Только очень прошу — не двигайся с места.
Аня потянулась было снять мохнатую лисью шапку, но Галина схватила ее за руку.
— Не стоит, — сказала она шепотом. — В шапке ты кажешься взрослее. Здесь ведь многие хорошо знают Павла Антоновича. Не нужно, чтобы ходили разговоры о его слишком молодой жене.
— А-а-а, — протянула Аня. — Понимаю, — и с неподдельным интересом уткнулась в журнал.
Галина снова пошла по коридору. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, ноги не слушались. Такого страха она никогда в жизни не испытывала, а потому не знала, как же с ним справиться. С каждым шагом дыхание ее учащалось, а ноги становились ватными.
— Можно?! — наконец заглянула она в пятый кабинет.
— Входите, — пригласила пожилая женщина. — Вы… — она вопросительно смотрела на Галину, приглашая помочь ей.
Одно мгновение, пока мысли взорвались в голове, перемешались и потянули ее куда-то в омут, пока она молчала и думала о том, что еще не поздно все переиграть, ничего не предпринимать и сделать Аню наследницей Синицына, это мгновение показалось ей вечностью. И даже промелькнула мысль, что главный бухгалтер все поняла, сейчас нажмет кнопочку, вызовет милиционера и Галину выпроводят под белы рученьки. А потом всплыло лицо Глеба со страшным оскалом…
— Я Анна Семеновна Синицына, — глупо улыбнувшись банкирше, решительно заявила Галина.
С этими словами она сняла с головы чалму и тряхнула коротко остриженными пепельными волосами, которые тут же занавесили половину ее лица.
22 декабря 2000 года. Ашхабад
В то самое время, когда Галина стояла в банке перед главным бухгалтером, Глеб разыскал в Ашхабаде Бориса Павловича Синицына. Мужик был огромный, пятерня — с аэродром, не ботинки — лыжи. Такого трудно стукнуть по голове, пожалуй, и не заметит. Да еще Галина рассказывала, что Синицын-старший сыночка закодировал. Стало быть, тот не пьет. А трезвый он вряд ли просто так в руки дастся.
Шмарин подсел к мужикам, что покуривали возле конторы, угостил столичными сигаретами, навел разговор на Синицына. Посмеялись над ним работяги. Рассказали про его печаль-кручину, что водку родимую больше на дух не переносит, только вот радости от этого никакой, а напротив — одна досада. Еще рассказали, что ищет способа от кодирования проклятого противоядие найти, да так пока и не нашел…
Шмарин смотрел на Бориса и думал, с какого боку к нему подобраться. Вот если бы великан неподвижный был… И тут вспомнился рецептик один лагерный, как в водку транквилизаторы подмешать. Конечно, там он этого никогда не пробовал, но как только вышел, разок прикололся. Свалился замертво после первой же бутылки, но кайфа не то чтобы особенного, вообще никакого не почувствовал. Однако то, что ноги отнимаются и даже встать сил нет, — запомнил. И вот теперь прекрасный случай представляется испытать.
Времени до самолета у него было предостаточно, но откладывать дело в долгий ящик не хотелось. Рабочий день в кооперативе заканчивался в половине шестого. Глеб наведался в аптеку и полдня занимался растворением таблеток, которые вовсе не желали растворяться. То ли слишком много он их туда ухнул — две с половиной пачки для верности, — то ли еще что было не так, но провозился он долго. Водку перелил в другую бутылку, чтобы мутный осадок не бросался в глаза. Купил вторую бутылку для себя, вылил и налил вместо водки воды. Запах остался, цвет такой же, но пить можно было, не боясь последствий. Он не надеялся, что Синицына свалит его зелье, но ожидал, что великан впадет в прострацию, потеряет координацию и тут он его и добьет…
В пять он снова прогуливался неподалеку от кооператива, стараясь не попасться на глаза мужикам, с которыми курил поутру. Борис вынырнул из здания ровно без двадцати шесть. Глеб прошел за ним следом квартала два и почти у самой остановки попросил прикурить…
22 декабря 2000 года. Москва
Татьяна Михайловна хорошо знала Павла Антоновича Синицына — степенный, серьезный мужчина и весьма состоятельный, нужно признать. Такие клиенты попадались ей нечасто. По роду своей работы знала она людей и более состоятельных, но те были молоды, занимали соответствующие посты, были знамениты. А этот… Откуда взялся и кто таков — неизвестно. Видно, эти деньги — все, что он успел заработать на заре перестройки, когда масштабы были иные, а теперь вышел в тираж и живет себе припеваючи. За последний год снял около миллиона долларов, а до того прикасался к капиталу мало. Хотя это тоже неизвестно, потому как раньше Синицын деньги держал за границей.
Когда он пришел к ней впервые, наплел что-то про наследство, оставшееся от французского дядюшки, но Татьяна Михайловна, разумеется, не поверила. Однако и задумываться не стала — что и откуда. Ее работа этого не предполагала, а она была настоящим профессионалом. Если клиент несет тебе такие деньги, грех отпугивать его вопросами…
Когда Синицын позвонил ей и сказал, что женился, Татьяна Михайловна, разумеется, поздравила его, как положено — бодро и с восторгом, но сама чуть не рассмеялась, представив беззубую старушку, которую он решился осчастливить. Синицын поделился с ней своими мыслями относительно завещания, и тут уж Татьяне Михайловне пришлось закрывать рот рукой, — смех рвался наружу. Но теперь, глядя на его жену, она понимала, как недооценивала старика.
Женщина показалась ей глупой и вульгарной, но Татьяна Михайловна одернула себя: не стоит и ее недооценивать. Поди попробуй выйти замуж и оторвать миллионы в приданое. Такое по плечу лишь отъявленным авантюристкам.
— Здравствуйте, Анна. — Бухгалтер протянула Галине руку, едва взглянув в паспорт на фотографию и досконально рассмотрев штамп о регистрации брака.
Галина протянула руку, улыбнулась и кивнула.
— Павел Антонович говорил, что вы должны прийти со своей родственницей. Где же она?
— Я… — Галина не предвидела такого начала. — Я взрослый человек, — проговорила она наконец с глупым вызовом, — и могу все сделать сама.
Татьяна Михайловна прекрасно помнила, что Павел Антонович не велел пускать свою жену на порог одну и говорил, что она обязательно приедет с некой Светловой Галиной Ивановной.
— А где же ваша…
— Она зашла в парикмахерскую напротив, — нашлась Галина. — Ей тоже недосуг выполнять все прихоти Павлика, — взвизгнула она.
Татьяна Михайловна колебалась недолго. В конце концов, Павел Антонович тяжело и неизлечимо болен, дни его сочтены, а его наследница, если что ей здесь не понравится, может перевести свои денежки куда-нибудь в другое место. «Нет, — подумала Татьяна Михайловна, — дружить будем с молодыми…»
— Начнем? — спросила она почтительно.
— Пожалуйста.
Татьяна Михайловна подвинула к Галине кипу бумаг и объяснила, где и что писать. Галина взяла ручку и поняла, что писать не сможет, — руки тряслись, как после сильного похмелья.
— Боже мой! — Татьяна Михайловна все-таки заметила… — Да вы волнуетесь! Не нужно, все будет хорошо. Хотя я вас очень понимаю, — сказала она значительно.
И за этой значительностью Галине снова почудилось, что женщина видит ее насквозь и все про нее знает.
— Понимаете? О чем вы?
— А как же! — воскликнула Татьяна Михайловна. — Это ведь, наверное, ужасно волнующее событие — в одночасье стать обладательницей четырех миллионов долларов.
Четырех миллионов… Галине показалось, что сейчас она потеряет сознание. Воображение, даже в минуты своего самого высокого полета, рисовало ей несколько сотен тысяч. А тут! Четыре миллиона! За такие деньги можно… Она вдруг разом перестала волноваться, глубоко вздохнула и одним махом заполнила все бумаги. Оставалось только поставить подпись.
— Я давно уже расписываюсь не так, как в паспорте, — сказала она плаксиво. — Понимаете, в шестнадцать лет была дурочкой. Так, черкнула фамилию…
«И с тех пор мало переменилась», — подумала Татьяна Михайловна, но вслух, улыбнувшись, произнесла совсем другое:
— Это не важно. Важно, чтобы ваша подпись здесь совпадала с подписью на будущих бумагах и документах. К тому же вы можете обзавестись пластиковой карточкой, и тогда вообще никакими подписями связаны не будете, если только не станете переводить деньги в другой банк. Вы ведь не собираетесь этого делать?
— Разумеется, нет, — поспешно ответила Галина. — А пластиковая карточка — хорошая мысль.
— Тогда заполните еще вот это, — предложила Татьяна Михайловна. — Надежнее нас вы никого не найдете, поверьте, — шепнула она доверительно, перегнувшись через стол, пока Галина заполняла новые бумаги.
Галина бросила на нее взгляд и снова принялась быстро писать. Она не успела заметить, как женщина отшатнулась. Взгляд Галины поверг Татьяну Михайловну в шок. На мгновение ей показалось, что перед ней вовсе не девушка. Взгляд был каким-то странным, старческим, что ли. Придя в себя, она, правда, решила, что девушка наверняка из разряда, что называется, «потасканных», отсюда и странность. «Ну их к черту!» В конце концов она решила не забивать голову чужими проблемами. «Пусть сами разбираются со своими женами, любовницами и прочим хламом!»
Когда Галина ставила последнюю подпись на документах и Татьяна Михайловна готовилась поздравить ее с окончанием «тяжких» трудов, на столе зазвонил телефон.
— Это Синицын, — голос Павла Антоновича звучал напряженно. — Как там дела у моих девочек?
Татьяна Михайловна прикрыла трубку ладонью и шепнула Галине:
— Ваш муж!
— Все прекрасно, — ответила она Синицыну, — мы уже практически все бумаги заполнили, подписали. Осталось лишь принять поздравления. Да, ваша жена попросила пластиковую карточку, и я…
— Это совершенно лишнее! Этого не нужно было.
— Но почему?
— Потому что… Хотя, знаете, пускай. Только вот не стоит отдавать карточку ей. Отдайте Галине Ивановне. Так будет вернее.
— Как скажете, — оторопело проговорила Татьяна Михайловна.
— И еще, дайте-ка на минуту трубочку Галине.
Татьяна Михайловна снова зажала трубку ладонью и, сделав страшные глаза, зашептала:
— Он хочет поговорить с вашей Галиной! Что будем делать?!
— Не волнуйтесь, я сама с ним разберусь.
Татьяна Михайловна колебалась, но все-таки решила не портить отношения с молодой наследницей.
Галина взяла трубку:
— Алло.
— Галочка, как там все прошло?
Галина посмотрела на взволнованную Татьяну Михайловну.
— Все в порядке. Ты зря паникуешь. Я отлично со всем справилась. Паша, — нежно прибавила она, заметив, что женщина не сводит с нее глаз, — успокойся, готовь шампанское, мы сейчас вернемся и отметим… А потом сразу же в подмосковное гнездышко…
Последние слова она произнесла совсем тихо, но с таким расчетом, чтобы Татьяне Михайловне было слышно. Женщина, похоже, оттаяла и успокоилась.
— Галочка, я тебе безмерно благодарен! Ты знаешь, эти болваны предложили Анюте пластиковую карту, и она заполнила бумаги. Ей ни в коем случае нельзя отдавать эту карточку. Иначе, с деньгами-то, сбежит к подругам и потом ее неделю нужно будет вылавливать. Я попросил Татьяну Михайловну, чтобы она ни в коем случае не отдавала карточку ей. Только — тебе. Договорились?
— Конечно.
Галина положила трубку, и Татьяна Михайловна сдержанно поздравила ее, но не сказала и половины тех слов, которые заготовила заранее. Ее беспокоило требование Павла Антоновича ни в коем случае не отдавать пластиковую карточку в руки его жене.
— Мне очень неприятно, но ваш муж просил меня отдать пластиковую карточку вашей… вашей…
— Гале? О, господи! Это его родная племянница, и ей он доверяет больше, чем мне. Ну что ж, пойду приведу ее. Я могу взять этот испорченный лист? Хотела записать для Гали телефон.
— Я дам вам другой, чистый.
— Нет, нет, мне подойдет и этот. Одну минуту.
В коридоре Галина надела на голову чалму, убрав со лба пепельные завитки и тщательно спрятав их под замысловатый головной убор. Она прошла в холл и села в кресло рядом с Аней.
— Ну и бюрократы! — широко улыбнулась она. — Ну ничего, я обо всем договорилась. Подпиши эту бумагу здесь и здесь.
Аня послушно достала ручку и склонилась над столом, подписывая испорченный бланк.
— Умница. А теперь пойдем со мной и тебе выдадут пластиковую карточку. Только вот…
— Что-то не так?
— Звонил Павел. И приказал не отдавать ее тебе. Велел, чтобы привезла лично я. И еще просьба — в кабинете молчи как рыба. Ни звука, ни писка. Эта женщина все время путает наши имена, меня звала Аней. Тебя может назвать Галиной Ивановной, но ты не обращай на нее внимания. Главное — документы ты подписала и карточку она тебе вручит. Поняла?
— Да, — кивнула Аня.
Татьяна Михайловна, вероятно, тоже решила не тратить лишних слов. Молча вручила карточку и, тепло распрощавшись с Галиной, Ане только кивнула.
После того как женщины вышли из кабинета, банкирша возвела глаза к потолку: ну и старичок! Вокруг молодые бабы вьются. А такой казался тихий и смирный. Да и возраст… Везет же некоторым! Да еще ладно бы симпатичные были, а то — вульгарные, глупые. Невероятно несправедливо устроена жизнь. Одни всю жизнь бьются за копейки, работают от зари до зари, а другим — все на блюдечке. И главное — за что?!
Она посмотрела в окно. Женщины садились в джип, который стоил чуть дороже ее новой квартиры. Татьяна Михайловна вздохнула и пожала плечами: несправедливо, но ничего не попишешь…
22 декабря 2000 года. Ашхабад
Сидя у железнодорожного полотна, Шмарин с грустью отметил, что электрички и поезда не ходят здесь через каждые десять-пятнадцать минут, как в Москве или Петербурге. Если Синицын вырубится, нельзя оставить его на рельсах. Пролежать он может долго, не ровен час кто-нибудь на него наткнется, оттащит, и тогда вся затея провалится.
Попивая воду из своей бутылки, Глеб травил анекдоты один за другим, чтобы у Бориса не возникло никаких подозрений. Взгляд у великана уже «поплыл», но тот изо всех старался сохранить остатки сознания. Бормотание его становилось малоразборчивым, а глаза закрывались сами собой. Он прислонился к дереву и пару раз даже всхрапнул, да так громко, что, испугавшись, снова открывал глаза и бессмысленно таращился на Шмарина.
Железнодорожное полотно просматривалось хорошо. Глеб заметил приближающийся поезд, когда тот был лишь черной точкой на горизонте. Поезд шел на хорошей скорости, и у Глеба отлегло от сердца — вряд ли успеет притормозить.
Синицын так и не уснул, открывал периодически глаза и пялился на Глеба. Но вряд ли мог пошевелиться или сказать хоть что-нибудь связное. Шмарин подхватил его под руки, поволок к рельсам. Уложил на рельсы, заглянул в глаза и удивился, — в них полыхал ужас. Неужто понимает, что происходит?
— Так-то друг, — весело сказал Глеб и быстро отошел подальше, рассчитывая, что, если вмешается провидение и машинист успеет притормозить, его не будет видно из укрытия.
Хотя это маловероятно. На такой-то скорости…
Поезд, стуча колесами, пронесся мимо. Глеб вышел из своего укрытия, посмотрел по сторонам. Место пустынное, ни души. Глеб подошел к насыпи и заглянул вниз, на рельсы. То, что он там увидел, заставило его сердце вновь полететь вскачь…
22 декабря 2000 года. Москва
Галина и Аня сели в машину и свернули на соседнюю улицу. Галина остановила машину, улыбнулась Ане искренне:
— Я рада, что все прошло так благополучно. Теперь мне нужно умыться — раз. И у меня есть еще одно небольшое дельце, ты не возражаешь, если мы немного покатаемся?
— Конечно, нет.
Галина вытащила из сумки крем и стерла лишнюю тушь с ресниц и темную помаду. Потом она достала карманный справочник, поискала адрес ближайшего филиала банка, в котором оформила документы, и поехала туда.
— Мне нужно заплатить за квартиру, — бросила она Ане. — Посиди в машине. Я мигом.
В банке она открыла счет, взяла пластиковую карточку, которая оказалась точной копией той, что ей выдали сегодня утром, внесла триста рублей и довольно быстро вернулась к скучающей Ане в машину.
— Теперь домой, — скомандовала Галина радостно. — Дело сделано.