9 января 2001 года

Лия проснулась от запаха кофе, который витал над нею, пытаясь прокрасться в сон. Села на кровати, улыбнулась Николаю.

— Ты не пошел на работу? — спросила она удивленно, взглянув на будильник.

— Нет.

— Почему?

— Сегодня у меня есть дело поважнее. Расскажи-ка мне про своего Глеба.

Лию передернуло. Глаза разом погасли, улыбка сползла с лица.

— Он вовсе не мой, — с чувством сказала она. — У него был роман с моей бабушкой.

— Ты что-то путаешь. Глебу Шмарину недавно минуло тридцать. У него не могло быть романа со старухой.

— Не смей! — закричала Лия, вскакивая с кровати. — Не смей так о ней говорить!

Губы у нее дрожали, подбородок вздрагивал. Девушку била нервная дрожь, и Воронцов удивленно поднял брови.

— Извини, — сказал он тихо. — Я не хотел… Но ты просто что-то путаешь.

Лия некоторое время пыталась справиться с собой, силясь подавить рвущиеся наружу рыдания. Она отвернулась к стене и вновь повернулась к Николаю, когда сумела успокоиться. Но заговорила совсем не о своей бабушке.

— Почему ты не подошел ко мне? — Она смотрела на него так, будто впервые увидела.

— Что? О чем ты?

— Сейчас, когда я заплакала. Ты не подошел ко мне, не успокоил. Даже попытки не сделал подняться. Почему?

— Я не знаю…

— Ты больше не любишь меня? — в ее голосе было столько горечи, что Николай не выдержал, вышел из-за стола, обнял ее за плечи и погладил по голове.

— Люблю, — сказал он. — Только давай сделаем так, чтобы любовь не помешала нам сегодня поговорить о деле, хорошо? Мне очень важно узнать…

— Почему? — она снова удивленно вскинула голову. — Почему это важно тебе?

— Потому что я хочу помочь. И потому что я — мужчина. А для мужчин сначала дело, а потом — любовь. Разве это так уж плохо?

Лия задумалась, словно что-то вспоминая. Покачала головой:

— Наверное — не плохо. Наверное, ты прав. Так оно и есть.

Воронцов усадил ее в свое кресло и пристроился за столом напротив.

— Итак, — начал он совсем другим тоном, — поговорим?

— Хорошо. Ты должен понять одну вещь. Совсем не важно, сколько женщине лет, когда речь идет о любви. Да, у моей Галочки был роман с человеком, намного моложе ее. Надеюсь, ты не осуждаешь такие связи?

Лия наклонила голову набок и посмотрела на Николая с вызовом. Конечно, он не осуждал, ведь сейчас он сам состоял в такой связи. Но одно дело мужчина в возрасте и молоденькая девушка и совсем другое дело — наоборот. Однако Воронцов не стал развивать эту мысль для Лии.

— Долго они встречались?

— Больше года.

— Почему ты его боишься?

— У меня всегда было такое чувство, будто ему от нее что-то нужно, что он не просто так с нею.

— А она? Она этого не чувствовала?

— Мы не говорили об этом. Но я думаю, она просто не могла от него избавиться.

— Одевайся, — приказал Николай. — Сейчас поедем и разберемся.

Лия одевалась нехотя, бросая на Воронцова долгие призывные взгляды. Но он лишь глубже затягивался сигаретой, решив для себя, что откладывать поездку больше нельзя.

До дома Лии они добрались на его машине. Въехали в маленький зеленый дворик, вошли в подъезд. Перед самой дверью Лия достала ключи и вручила их Николаю. Они вошли с великими предосторожностями, но квартира была абсолютно пуста.

Воронцов обошел все комнаты, но так и не представил себе женщину, которая еще недавно считалась хозяйкой этого дома.

— Давай начнем с фотоальбома. Хотелось бы понять, что за женщина была твоя бабушка.

Лия выдвинула ящик стола и замерла.

— А фотографий нет.

Николай подскочил к ней и внимательно обследовал весь стол, выдвигая ящики один за другим.

— Давай посмотрим в шкафах, — предложил он.

— Вряд ли, — покачала головой Лия. — Галина любила, чтобы вещи лежали на своих местах.

Они все-таки поискали альбом на полках и в ящиках комода, но так ничего и не нашли.

— А много было фотографий? — поинтересовался Воронцов.

— Нет, она не очень любила сниматься. Там было десятка два ее снимков и остальные мои. Меня она снимала каждый год летом…

Неожиданно Лия села и закрыла лицо руками.

— Да что же это такое, — запричитала она. — Когда же кончится этот кошмар?

Николая стала раздражать привычка Лии по любому поводу расстраиваться основательно и надолго. Он потрепал ее по плечу и спросил:

— Где у вас телефон?

— Что?

— Телефон.

— На кухне.

Воронцов прошел на кухню, снял трубку и крикнул Лие:

— Он работал, когда ты была здесь последний раз?

Девушка подскочила к нему:

— Я совсем забыла заплатить! Наверное, отключили…

— Тогда сиди здесь и запрись на задвижку. Никому не открывай. Когда вернусь, крикну, что это я. Поняла?

— Да. Ты скоро?

— Нужно позвонить.

Николай заметил телефонный аппарат на углу соседнего дома. Добравшись до него, он с надеждой снял трубку, но тут же чертыхнулся. Гудков не было. Еще один телефон был на другой стороне улицы. Стараясь не выпускать подъезд Лии из поля зрения, Воронцов наконец добрался до работающего телефона и набрал рабочий номер Чубатого.

— Паш, попробуй раздобыть фото Галины Ивановны Светловой. Это потом. Сейчас говорить не могу. До связи.

Назад он вернулся, уже не торопясь. За время его путешествия никто даже не прошел мимо подъезда Лии. Воронцов шел и размышлял о том, кому могли понадобиться фотографии немолодой женщины. Он не любил фантазировать и строить догадки. Потому что придумать можно самые невероятные вещи, а в жизни, как правило, случаются вещи куда более невероятные. Воображение человека лишь слабый отсвет божественного промысла, которое способно охватить едва ли десятую часть его возможностей.

Перед дверью Лилиной квартиры Воронцов замер. Осторожно дотронулся до ручки, толкнул дверь, и та медленно распахнулась. Сердце сжалось. Он уже предчувствовал, что не найдет Лию в квартире, но где-то в глубине души надеялся на чудо.

Чуда не произошло. Он обошел все комнаты одну за другой, распахнул все шкафы и осмотрел углы. Попутно обнаружил странную вещь за тумбочкой. Телефонный штепсель лежал рядом с розеткой. Николай вставил его в гнездо и, еще не взяв трубку, услышал гудки. Телефон оказался исправен, просто кто-то отключил его, а он по глупости… Хотя Лия, кажется, сказала, что забыла заплатить…

Где она теперь? Сколько у него времени, чтобы отыскать ее? И есть ли вообще у него время? Почему-то вспомнилось, как он тряс за плечи Таню Егереву, требуя, чтобы она рассказала, что же случилось с Викой, и как она отбивалась и кричала, чтобы он никогда не спрашивал ее… Неожиданно прихватило сердце. Воронцов машинально полез в карман за валидолом. Достал таблетку, но не положил под язык — бросил на пол. Существует только один человек на свете, который может пролить свет на происходящее — Аня Синицына. Та самая, которой опасностьугрожает в первую очередь. Ведь пока Аня жива и невредима, Лия для этого отморозка ничего не значит. Она ведь сама говорила: сначала Аня, потом — я… Значит, нужно в Москву…

Он решил предупредить Чубатого, но теперь его домашний и сотовый телефоны были безнадежно заняты.

Воронцов порылся в блокноте, отыскал адрес Синицына. Если поторопиться, можно успеть на самолет. Он уже вышел из квартиры, но вспомнил про Дика и болезненно поморщился. Что с ним будет? Заехать домой не получится. И тут же осенило — Вера! Николай вернулся, набрал номер соседки. Она сняла трубку после первого же гудка, как оперативник на связи.

— Вера, я улетаю в Москву. Пожалуйста…

— Присмотреть за девочкой?

— Нет. Лия пропала. Присмотрите за Диком. И еще. Там возле телефона лежит записная книжка. Позвоните, пожалуйста, Пахомову и скажите, пусть передаст Павлу, что я в Москве.

— Геннадию Николаевичу? — радостно воскликнула Вера и тут же прикусила язык.

— Вот это новость! — удивился Николай. — Так вы на него работаете?

— Нет. Просто встречались однажды. Счастливого пути. Берегите себя, — быстро протараторила Вера и положила трубку.

Немного озадаченный, Воронцов вышел из подъезда, сел в машину и направился в аэропорт. Несколько часов в ожидании самолета и время, пока он добирался до квартиры Синицыных, не прошли для него даром. Кое-что начало складываться в голове, меняться местами и проясняться.

Он позвонил в квартиру несколько раз, но не услышал за дверью никакого движения. Тогда он нажал кнопку звонка и держал ее так битых десять минут, пока из соседней двери не показалась голова недовольной старушки.

— Хватит трезвонить, — рявкнула она, — нет их. Все померли.

— Анна… Синицына здесь проживает? — спросил Воронцов строгим, официальным тоном. — За квартиру не платит. Если не найду ее — отключим свет всему подъезду. Прямо сейчас.

— Это как это? — возмутилась старушка. — Одна коза драная не платит, а нам всем страдать?! Ишь, чего удумали!

От возмущения старушка забыла про свой страх и вышла из квартиры, сжав пальцы в кулаки, словно собиралась броситься на Воронцова.

— А мне, бабушка, что говорят, то я и выполняю. Не я — так другой. Вот если б нашел эту Синицыну, поговорил бы с ней с глазу на глаз, тогда бы все по-другому повернулось. А раз нет ее и никто не знает где, придется всех вас лишить электричества.

— Погоди, не спеши. Значит, если сыщешь… Да только как ее сыщешь-то? Девка гулящая. При Антоныче гуляла, а теперь и совсем редко появляется. Видела ее один только раз. Шмыгнула мимо меня, даже не поздоровалась. Либо у подружек она теперь, либо в лесу.

— В каком лесу?

— Дом у них был на Селигере. Все время туда ездили. Может, она…

Но Воронцов уже не слушал. Он бежал вниз, перескакивая через ступеньку…

— Пахомыч, — орал он в трубку через пятнадцать минут с ближайшего почтового отделения. — Мне нужна машина. Срочно.

— Ты из Москвы?

— Да.

— Пашка говорит, девчонка твоя не объявлялась. Ни у тебя, ни дома. А машину устроим. Назови-ка мне адрес…

— Паша, — через полчаса Пахомов звонил Чубатому. — Пора подключаться. Люди есть?

— Почти никого. Ты уверен, что пора?

— Коля взял нашу машину и едет сейчас, погоди-ка, — он посмотрел на монитор, — выезжает из Москвы. Скорость — свыше ста.

— Попробую что-нибудь придумать. Вряд ли Воронцов так торопится от большой любви. Раз спешит, значит, что-то отрыл…

— Как пить дать!