1

Ольга долго выбирала момент для того, чтобы начать действовать. Иногда она встречалась с Валерой, поддерживала его желание оказать ей услугу зелененькими купюрами. Так, по мелочи – сотня-две в месяц.

Каждый раз, когда возникала необходимость поехать в Санкт-Петербург, разобраться с делами, Марк вопросительно смотрел ни Ольгу, и она с удовольствием собиралась и ехала. На вокзале ее встречал главный бухгалтер. Всегда – лично, всегда – при полном параде, всегда – с затаенной надеждой во взгляде. Она подогревала его надежды доверительными излияниями о жизни с Марком. Призывно поправляла тесемочки бюстгальтера – а на руке поблескивало обручальное кольцо с крупным бриллиантом.

Ольга встречалась с партнерами Марка, здесь все было строго. Она любящая молодая жена – не девушка для развлечений, какими были их молодые жены, – умный деловой партнер. На такие встречи она надевала непритязательный, но очень дорогой костюм.

В какой-то момент она поняла, что план ее не так легок в исполнении, как казалось сначала. То, что Марк уже перенес инфаркт, было, конечно, ей на руку, но ждать, пока подействуют капельки, она больше не могла, выдержки не хватало. Оставалось похоронить его заживо. Ольга продумала все до мелочей: вколоть инсулин, в бессознательном состоянии сдать с рук на руки Валере, продержать в таком состоянии неделю, а затем, если к тому времени не откажут ни сердце, ни почки, – перевести в дом для слабоумных, в лесу. Там и охрана надежная, и далеко, и никто никогда не найдет. Валера поставит ему такой диагноз, что его каждый божий день будут пичкать сильнодействующими препаратами. А дальше – ну что может быть дальше? Пожар в лесу… Короткое замыкание, деревянный дом… Кто, рискуя жизнью, полезет спасать людей, которые и сами не знают о том, что они люди?

Персонал? Ни за что!

Только вот как осуществить этот план, когда в любой момент может нагрянуть Дара, когда Андрей чуть ли не каждый день заходит после работы или звонит, когда есть еще где-то бывшая жена и сын…

Выход нашелся сам. Андрей с Ниной собирались на юг. Марк загрустил, потому что не мог к ним присоединиться. Правда, он пообещал Андрею, что выберется к ним на недельку один, без Ольги, которую Нина все так же старательно избегала, как и в день приезда. Ольга с улыбкой выслушала эти обещания, стоя за дверью. «Подожди, голубчик, будет тебе и солнышко, будет тебе и море…» Новая секретарша, восемнадцатилетняя девица с маленьким ребенком, которую она подобрала на бирже труда, была предана ей как собака. Она держала руку «на пульсе» Регины. Недавно она позвонила Ольге и сообщила, что главбуху звонила «бывшая» и просила достать билет до Сочи на первое июня.

Ольга задумалась. Все разъезжаются. Остается только Даша. В последнее время она частенько звонила отцу. Что-то такое у нее там случилось с кем-то из сотрудников, кто возил группы в Лондон. И Даша теперь вынуждена была летать туда сама. А это значит, что неделя или полторы, когда она улетит в очередной раз, у Ольги будет.

В самом конце мая Даша сказала отцу, что собирается в Англию через неделю. Он пересказал разговор Ольге, и она решила – пора: сейчас или никогда.

Четыре дня прошли в страшном волнении. Ольга встретилась с Валерой за городом.

– Ты настоящий конспиратор.

– Устала сидеть в городе: пыль, жара.

– Что-то стряслось?

– Да. Муж совсем обезумел.

– Так привози его скорей, мне не терпится получить все сполна. Я тут машину решил сменить…

«Идиот! – подумала Ольга. – Какой идиот!»

– А как ты собираешься объяснить знакомым ее происхождение?

– А зачем объяснять?

– Откуда у врача…

– Я как-то не подумал.

– Нет уж, с машиной придется подождать…

– И сколько же мне ждать?

Ольга прикинула, сколько ей понадобится времени, чтобы прибрать все к рукам и затеряться где-нибудь в скандинавских фиордах:

– Месяцев девять.

– Хорошо, – вздохнул Валера, решив про себя: четырех – вполне достаточно.

Марк смотрел на нее последнее время так, словно все понимал, будто видел ее насквозь. Господи! Когда в редкие дни Марк не притрагивался к спиртному, Ольга не находила себе места. Ненависть, подпитывающая ее решимость, испарялись. Оставался только страх. Страх и осознание собственной неполноценности.

Алексея когда-то она ненавидела. Он был препятствием, которое мешало ей жить. Она устранила это препятствие – вот и все. Но с Марком дело обстояло совсем иначе – он был тем ключиком, который откроет для Ольги новую райскую жизнь. Ей не за что было его ненавидеть. Только когда он был в стельку пьян, возвращались к ней ненависть и решимость. «Все они одинаковы», – внушала она себе.

– Тебе нужно следить за собой, – говорила она Марку. – Я ведь медсестра, я не могу сидеть и смотреть сложа руки, как ты себя гробишь водкой.

– Оля, меня ведь уже не переделать, я тебя предупреждал.

– Но ведь можно же хоть как-то помочь себе. Давай я тебе АТФ поколю или витамины группы В. Очень полезно и для сердца, и для нервной системы.

– Да ну их…

Ольга заводила этот разговор снова и снова. В конце концов Марк перестал активно сопротивляться ее настойчивости. Как-то она действительно проколола ему курс витаминов, от которых он почувствовал себя гораздо лучше.

– Ты знаешь, – говорил он Андрею, – я действительно окреп, чувствую себя лет на десять моложе.

Ольга сидела рядом и светилась от счастья.

Теперь, когда время поджимало и Дара вот-вот должна была уехать в свою Англию, Ольга снова принесла ампулы и шприц.

– Марк, давай руку, – потребовала она.

И он покорно протянул ей руку.

На третий день она разбила ампулу и пошла на кухню выбрасывать осколки. Вернулась уже с инсулином в шприце, сделала укол.

– Я на рынок, – предупредила она Марка, – есть совсем нечего. Так что – скоро не жди.

С телефона-автомата позвонила Валере:

– Сиди у телефона. Позвоню – немедленно выезжай с бригадой.

Через три часа, возвращаясь, она едва дышала от волнения. Марк сидел в комнате перед телевизором. Он повернулся к ней, когда она вошла, и снова уставился в экран. Иногда он смеялся, иногда хмурился. Экран был черным, телевизор молчал. Сработало! Ольга бросилась к соседу – полковнику милиции, завизжала, как только он открыл дверь.

– Марк совершенно обезумел, ведет себя как… как… Можно я позвоню в «скорую»?

Сосед знал Марка с детства, поэтому покосился на Ольгу с недоверием:

– Подожди, я схожу к нему.

Вернувшись, подавленно сказал:

– Звони.

Валера не подвел – сидел на месте.

– Алло, – закричала Ольга в трубку, чтобы дать ему возможность узнать себя, – алло, вы меня слышите?

– А как же! – усмехнулся Валера.

– Скорее, пожалуйста, скорее. – И она продиктовала адрес.

Машина приехала через пять минут. Первым из нее выскочил Валерий. Пошел вслед за Ольгой, заглянул в дверь. Марк его даже не заметил, он озирался, зажимал периодически уши.

– Вот это да, – шепотом сказал Валерий Ольге, – я-то думал, ты слегка преувеличиваешь.

– Заткнись, – прошипела она.

Пока бригада врачей тащила Марка к машине, он неожиданно потерял сознание.

– Что за ерунда? – удивился Валера. – Быстро, – крикнул он водителю, – а то он у нас тут коньки отбросит.

Вечером долго, надрывно звонил телефон. Скорее всего, это Даша пыталась попрощаться с папочкой перед отъездом. Пусть думает, что они на даче. С Валерой они договорились об условном звонке. Он дважды набирает ее номер и, услышав первый же гудок, кладет трубку. Тогда она звонит ему сама. Но Валера не звонил.

Не выдержав, Ольга через два дня позвонила ему.

– Что с ним?

– Черт его знает. Он не приходит в сознание.

– Кома?

– Похоже… Не знаю. Завтра выйдет на работу терапевт, он и посмотрит. Наблюдаем пока. Так что живи спокойно!

Терапевт явился на работу утром в понедельник.

– И давно он в таком состоянии?

– Третий день.

– Что у него?

– Была белая горячка. Мы еще не обследовали его. Но пока он не потерял сознания – бред, галлюцинации.

– Анализы брали?

– Нет.

– Возьмите кровь на сахар.

– Хорошо.

Анализ был готов во второй половине дня. Врач взглянула на нет перед уходом домой и ахнула.

– Сахар упал на пятьдесят процентов. В этом случае галлюцинации и бред могут быть даже у нормального человека, – сообщила она Валере и вызвала бригаду «скорой помощи».

Те несколько минут, пока не прибыл врач-реаниматор, Валера лихорадочно рассуждал о том, во что он вляпался. Ему стало не по себе. Но потом он подумал о деньгах, которые его ожидают. «Что мне грозит? Да ничего. Спишут все на врачебную ошибку. За это не судят. Нужно избавиться от этих реаниматоров как можно скорее».

– Ну что? – заглядывая в отдельную палату, где лежал Марк, спросил он у приехавшего врача.

– Кажется, пошло. Куда вы раньше смотрели? – Врач был настроен крайне недружелюбно.

– Так мы ведь думали…

– Да у вас тут думать умеет хоть один человек?

– Но мы ведь не реанимация! – В голосе Валерия звучало показное уважение.

– Это точно. Вы только угробить человека можете. Завтра я его забираю. И ремни эти снимите.

«Вали отсюда скорее, дорогой товарищ! Без тебя уж как-нибудь…» – подумал Валера и предложил:

– Может быть, чайку?

– В гробу я чаек ваш видел!..

 

2

Дара всю первую половину дня набирала номер телефона отца в Энске. Ей очень хотелось поведать ему, что Кирилла выпустили. Жаль, конечно, что он теперь некоторое время не сможет выезжать, но она уже включила его в расписание: он будет вести подготовительный курс, рассказывать о Лондоне…

Отец так и не снял трубку. Очевидно, снова рыбачит с Андреем. Кто бы мог подумать, что он всем своим делам предпочтет когда-нибудь самодельную удочку и тучи гудящих над озером комаров. Странно. Как странно. Может быть, и она когда-нибудь… Дара засмеялась вслух.

Сергей что-то писал за своим столом.

– Даша, ну что ты все смеешься? Хочешь, чтобы я обратил на тебя внимание, – так и скажи.

Дара осеклась. Во-первых, он говорил раздраженным тоном – это раз. Она сейчас явно была ему неприятна. Во-вторых, она и вовсе забыла, что он находится в комнате. «Неужели мы совсем чужие друг другу?» – подумала Дара, но тут же отогнала эту нелепую мысль. Какие бы чувства она ни испытывала к Сергею, мир тут же рухнет, если они расстанутся. Если его не будет рядом, она не проживет и дня. Вот такая странная привязанность. Разве это плохая замена любви – то, что она не может без него жить?

Дара подошла к Сергею сзади и обняла за шею. Он поспешно закрыл исписанный листок:

– Даша!

– А что ты там все время пишешь? – спросила она.

– Тебе интересно? Хорошо, скажу. Ты привыкла, что только вы с отцом занимаетесь делами. Но теперь, когда моя докторская доведена до конца и ее защита – дело исключительно времени…

– Неужели? Так когда же?

Дара не хотела этого, но последний вопрос прозвучал довольно скептически.

– Скоро. – Сергей отодвинул стул и начал расхаживать по комнате. – Но я хотел сказать тебе не об этом. Я решил организовать свое дело, понимаешь? Так что – готовься!

– К чему? – Дара склонила голову набок.

– Как? – Сергей остановился, но тут же сообразил: – Ах да, я ведь не сказал тебе. Готовься к конкуренции! Я собираюсь открыть фирму по обучению английскому языку. И не только английскому…

Он не договорил. Дара была так поражена услышанным, что у нее невольно вырвалось:

– Ты?!

«Одно только слово – и сколько высокомерия. Сколько недоумения во взгляде. Ты подумай! Только она у нас финансовый гений. Все остальные вокруг – бездари. Молчит теперь. Молчит и смотрит. Видно, язык проглотила от нервного потрясения. Ну как же! Кто-то еще претендует на трон ее высочества!»

– А почему тебя это так удивляет?

«Да потому что… Удивительный человек, даже дело собственное открыть для него – проблема. Ты же историк, Сереженька, организовал бы что-нибудь в своем амплуа. Зачем же так слепо копировать меня? Или ты совсем ничего не способен придумать сам? Боже! О чем я думаю. Это ведь муж. Сере-е-е-женька. Ведь если расстанемся, я не проживу и дня…»

– Да нет, собственно. – Дара опустила глаза. – Расскажи, мне интересно. Может быть, сумею чем-нибудь помочь?

«Ой-ой-ой, как будто, кроме тебя, мне помочь некому. Скажите пожалуйста! И здесь хочешь свою маленькую цепкую лапку наложить? Не выйдет. Ничего у тебя не выйдет. Кончилась твоя власть. Знаешь, дорогуша, есть такая ласковая девочка Соня, которая делает все, что мне только заблагорассудится. С ней гораздо интереснее в постели, чем с тобой, думаю, и в делах она окажется более проворна, чем ты…»

– Рассказывать пока нечего, – отрезал Сергей. – А что касается помощи – у меня хватает единомышленников.

Здорово они поговорили: быстро и основательно. Надавали друг другу по щекам и разбежались.

Сергей снова сел за письменный стол, а Дарья ушла собирать чемоданы в дорогу. Без Катьки в доме было совсем пусто. Она звонила из Сочи через день:

– Мам, я нашла раковину. Бабушка меня сегодня купаться не пустила. Сегодня – ветер. Мам, скажи ей, это ведь – ю-у-уг! Как она не понимает! А где папа? Дай его мне!

Только во время этих звонков они колготились вместе около телефонного аппарата и чувствовали свое родство. Но разговоры были короткими, и чувство родства покидало их, как только они клали трубку на рычаг.

Дара села на подоконник. У нее еще было море времени до вылета. Она с грустью посмотрела в окно. Смоленка обычно зацветала к середине лета, становилась грязной противной речушкой, но сейчас, в самом начале лета, она еще выглядела чистым веселым ручьем. Над ней кружили чайки. Разрезая их ряды, гордо реяли вороны. Черные и белые птицы перемешивались. Дара задернула занавеску…

Она смотрела из окна так долго, что Волк, облокотившийся на парапет, подумал было, что она его заметила, и надвинул шляпу на глаза. По его лицу гуляла идиотская улыбка. Редкие прохожие смотрели на него с удивлением, и чайки тоже как будто косились подозрительно.

Ему с первого взгляда понравилась Майка. С самого первого их знакомства, когда она смело и отчаянно пыталась пить с ним водку. Именно она назвала имя, которое он носил в своей душе вот уже сотни тысяч лет, и именно тогда Волк понял, что любит эту девочку с первой минуты как собственную дочь.

Он всегда боялся, что при встрече с сестрой не сможет справиться с волнением. А это чревато приступами, белыми всполохами, провалами в глубокие подвалы сознания. Но теперь, когда Майка назвала ее имя, он вдруг почувствовал необыкновенный покой. Сладкий, умиротворяющий покой.

Разыскать фирму не составило никакого труда. В справочной телефонной службе ему выдали и адрес, и аж три номера телефона. Он боялся этой встречи, очень боялся, но медлить больше не хотел. Вечером вспомнил всю свою жизнь: час за часом, минута за минутой. Все свои сны безумные, все свои надежды, на маленькую девочку возложенные. Никак ему было без Даши – совсем никак.

Утром Волк проснулся раньше будильника, умылся, побрился, что делал крайне редко, и отправился по указанному адресу…

«Ты, Дашка, тоже будешь такой же красивой, когда вырастешь. Только жить будешь со мной, на земле. Почему я так уверен? Да потому что на небе уже все места заняты. Правда, правда! Видишь, снег идет? Это мамины перышки летят. Да не хватай ты их руками, дуреха. Тают, правильно… Они ведь, пока летят, в снежинки превращаются. А сначала – были перышки. Ложись-ка ты лучше спать. Мама накроет тебя своим крылом белым, тут и сон придет. Не-на-гля-я-я-я-дна-я.

Теперь ты выросла. Интересно, стала ты такой же, как мама? Интересно, кто-нибудь тебя любит? Конечно, любит. Ты ведь у меня такая… самая-самая. Но никто тебя так не любит, как я. Никому ты так, как мне, не нужна. Ненаглядная.

Что с того, что я не видел тебя вот уже скоро век? Разве ты изменилась, моя хорошая? Разве люди меняются? Нет, ты все та же беспомощная девочка, которую некому больше любить, кроме меня. Ненаглядная».

Нева несла свои темные воды как-то уж очень сонно. Некуда ей было спешить. А его сердце подпрыгивало всякий раз, когда у подъезда тормозила очередная машина. Из машин выходили женщины. Разные – красивые и некрасивые, худые и толстые, смешные и жалкие, молодые и старые. Но не было ни одной, похожей на Дашу… Он уже занервничал, испугался. А вдруг… он ошибся, и она проскочила мимо.

Красная машина развернулась боком к нему, замерла. За рулем сидела женщина. Наклонившись, возилась с ключами. Черт возьми! Поднимешь ты наконец голову?! Нет. Женщина повернулась к нему спиной и стала подниматься по ступенькам. Он смотрел ей в спину, уже предчувствуя, но все еще не смея поверить… Это она. Это может быть только она. «Дарья Марковна», – окликнула ее подбежавшая девушка.

И там, стоя на самой верхней ступеньке лестницы, как на пьедестале, в сиянии солнечных лучей, она обернулась, и перед тем, как зажмуриться от слепящего света, он успел мысленно снять отпечаток с ее лица и сравнить с тем, что носил в себе уже многие годы, – материнским. Ради этой драгоценной минуты стоило жить. Отпечатки были идентичны…

– Да, Зоя…

Слова зазвенели серебряным колокольчиком и звонко разлетелись вдребезги, как рассыпавшиеся по полу монетки разбегаются в разные стороны, подпрыгивая.

Волк уже шел по набережной, куда-то навстречу сошедшему с ума питерскому солнцу, делающему сегодня всех одинаково слепыми. Шел и щурился от яркого света. Он нес в себе слезы. И боялся пролить их на пыльный асфальт.

 

3

Волк вернулся домой и замер на пороге. Комната, в которой он прожил столько лет, изменилась до неузнаваемости. Старые потертые обои и там, и здесь клоками свисали со стен, потолок стал серо-желтым, пропитавшись табачным дымом, смятая постель, наспех покрытая серым солдатским одеялом, завершала картину. Отвратительная берлога! Надо бы привести ее в порядок.

Но заняться этим ему теперь было некогда. Он взял отпуск на работе за свой счет и каждое утро в одно и то же время приходил на набережную. Через неделю он уже знал наизусть все ее привычки: как поправляет непослушный локон, как машет знакомым рукой… На пальце поблескивает тонкое обручальное колечко… Значит, она замужем. Хорошо бы посмотреть на того счастливца, который проводит с ней вечера. Однажды Волк поймал машину и отправился за Дашей. Так он отыскал ее дом. Несколько дней дежурства – и она наконец появилась перед окном.

Волк чувствовал себя необыкновенно счастливым. Жизнь его, зыбкая и беспросветная, обрела и опору, и смысл. Ощущение было новое и приятное. Оставалось только сделать последний шаг – выбросить наконец газету, которой он каждый раз прикрывался, и шагнуть ей навстречу. Но где-то в глубине души Волку хотелось, чтобы она сама почувствовала, что он рядом, чтобы сама отыскала его глазами в толпе.

Он все стоял у реки, отвернувшись от окон, глядя на воду. Солнце скатилось за горизонт, разливались сумерки. Но куда, собственно, ему спешить? Домой? Он не любил теперь проводить вечера дома… В его сердце закрадывались сомнения. «А обрадуется ли она? – шептала зловеще темнота за окном. – С чего ты взял, что она сумеет хотя бы немного разделить твою радость? А ведь неразделенная радость – это смерть. Когда ее очень много и не с кем разделить – она убивает…»

Жизнь – не сказка. Счастливый конец – не для всех. Жажда любви обманула тебя не однажды. И как доказательство, как неоспоримый аргумент, темнота подсовывала ему образ Жанны, которую он повстречал год назад случайно… Растолстевшая клуша с жирными полуседыми волосами, свисающими на лоб, она давно позабыла, что такое любовь.

Увидев Волка, Жанна задрожала как осиновый лист, попятилась было назад, но уперлась в дерево и остановилась. Глаза были полны ужаса, она даже руку с сумкой подняла немного, словно приготовилась к удару.

– Жанна, – сказал Волк тихо и улыбнулся. – Неужели это ты?

Женщина безвольно уронила руки, закусила губы, чтобы не заплакать.

– Не бойся, – успокоил он. – Чего разнюнилась? Пойдем, что ли, прогуляемся?

И они пошли по бульвару в толпе, где и слово-то не скажешь лишнее, не то что пускаться в откровения…

– Как ты?

– Так.

– Как Кирилл?

Испуганный взгляд:

– Хорошо.

– Он с тобой?

– Нет. Он решил пожить отдельно.

Жанна знала, кто вызвал у него такое желание, и терпеть не могла Майку заранее за то, что увела у нее единственного сына.

– Пусть, – сказал Волк. – Это хорошо.

Жанна покосилась на него.

– Что ж хорошего?

– Взрослеет! Посмотреть то на него можно?

Жанна молчала, поджав губы.

– Да я только одним глазком, – пообещал Волк. – Ни к чему ему знать, кто я.

– Хорошо, – сказала Жанна и назвала адрес.

А потом, когда Волк уже скрылся в толпе, все стояла и думала, какая же она дура. Ну зачем нужно было адрес давать? Кто ее за язык тянул? Идиотка!

 

4

Дара сидела на подоконнике. У нее еще было море времени до вылета. Она с грустью посмотрела в окно. Над Смоленкой кружили чайки. В голове кружился недавний разговор с мужем.

– Ты?!

– А почему тебя это так удивляет?

Действительно – почему?

– …у меня хватает единомышленников.

Здорово они поговорили. Дара задернула занавеску и направилась к мужу.

– Сереж, – ласково сказала она, – прости меня.

– Да ладно, – буркнул он. – Я и сам собирался…

– А знаешь, что я придумала? Пойдем погуляем!

Он удивленно поднял брови.

– До залива, а? Посмотрим, как солнце садится в воду. Мы так редко бываем вместе…

Сергей усмехнулся и решительно встал.

– Ну давай, уговорила.

…Волк уже собирался отправиться домой, как из-под арки вышли мужчина и женщина. Он быстро отвернулся и, нагнув голову, прижав щеку к плечу, поглядывал через дорогу. Что за черт? Неужели муж? Даша шагала с мужчиной рядом, держа его под руку, все время наклонялась к нему и что-то говорила. Одеты они были в одинаковые спортивные костюмы, по-домашнему. Волк остолбенел. Не может быть! Это ее муж? У Волка была изумительная зрительная память. Раз увидев человека даже мельком, он запоминал его лицо на всю жизнь. Где-то он уже видел этого типа, точно. Он еще тогда не понравился Волку почему-то. Волка словно обдало ледяной водой, потому что он вспомнил…

Ресторанчик на набережной. Тот самый, где посудомойкой работала одна его пассия, каждый раз встречавшая его с распростертыми объятиями. В тот раз пассия оказалась сильно простужена и просипела только, что никак не может сегодня принять его. Волк расстроился и по этому поводу выпил больше обычного. А тут еще эта девчонка Сонька – «дочь полка», как ее прозвали здесь. Они сидели за столиком у окна, тут-то Сонька и возникла. Подкралась незаметно, села рядышком, попросила угостить. «И не думай, мала еще!» – отшил ее Волк. Но Сонька выбрала момент, когда он отвернулся, и залпом выпила его рюмку.

А обернулся Волк, потому что почувствовал, как кто-то сверлит его глазами. Обернулся и встретился взглядом вот с этим, с которым Даша идет под руку. У него тогда рожа была такая, словно он в штаны наложил от страха или под стол залезть собрался. Тип этот поперхнулся, закашлялся, загремел своим стулом. Все посмотрели на него, а Волк потянулся к своей рюмке. «Ой, – сказала рядом Соня. – Я его знаю…»

И направилась в сторону противного типа. Волк заглянул в пустой свой бокал и на дорожку звонко шлепнул Соньку по заду под хохот друзей.

– Вот дрянь!

– С этой держи ухо востро, шустрая девчонка, все вылакает, – смеялись друзья.

Волк снова обернулся. Соня шла к столику своего знакомого, а тот шарил глазами вокруг, отчего-то отчаянно смотрел на официантов.

– Привет! – сказала ему Соня.

– Привет!

– Помнишь меня?

– Ну конечно, – Ковалевская!

Соня залилась звонким смехом.

Волк шел к метро и лихорадочно думал. Теперь он припоминал, что видел Соню с этим типом еще раз – совсем недавно. А девчонка-то непростая. Взять хотя бы ее последнюю шуточку с матерью. Волк с самого начала понимал, что ничего у нее не выйдет, но позвонить и приглушенным голосом сообщить матери, что дочь задолжала кое-кому, – согласился. Деньги тогда были нужны позарез.

Он быстро добрался до ресторанчика. В зале Сони не было. Тогда он отправился на кухню к своей бывшей пассии. Та всплеснула руками, обрадовалась, пыталась подластиться. Но Волк отстранил ее, спросил про Соню. Пассия вытаращила на него глаза, которые тут же злобно засветились.

– Кого тебе?

– Да Соньку, помнишь? Все время раньше здесь ошивалась.

– На молодух потянуло? – кинула грязную тряпку в тазик с водой женщина, – Катись-ка ты…

Волк сжал ее запястье.

– По делу, – опалил взглядом. – Мне она до зарезу нужна…

– У Стаса спроси, – подумав, подсказала женщина. – У того, что с травкой…

Стас был на месте. Сидел в компании молодых ребят, хохотал громче всех, но, в отличие от остальных, пил только «колу». Значит, сегодняшний запас еще не продал. Волк поманил Стаса пальцем.

– Сколько, – спросил тот, выйдя к Волку.

Не раз тот у него отоваривался на полную катушку.

– У меня сегодня один коробок только остался. Хватит тебе?

– Мне Соня нужна, – сказал Волк.

– Зачем?

– Предложить ей хочу кое-что.

– Не знаю, – протянул Стас. – Забегай завтра, а?

– Не могу, дружок, дело спешное. – Волк посмотрел на часы. – Ну ладно, передай, что тысчонки три от нее уплыли…

Волк направился к выходу.

– Подожди, – окликнул его Стас, – сейчас что-нибудь придумаем.

Они подошли к телефону-автомату в фойе, Стас, заслонив кнопки с цифрами от Волка, набрал номер.

– Катюха, здорово, Стас. Соньку позови. Привет. Слушай, тут тебя ищут.

– Кто? – с испугом спросила Соня.

Несколько секунд Стас молчал, не зная, всем ли позволено называть горбуна Волком. Он закрыл трубку ладонью, зашептал:

– Как представить?

– Волком.

– Волк тебя спрашивает.

Соня облегченно вздохнула:

– Давай его.

– Сонечка. – Волк быстро соображал, с чего бы начать. – А у меня к тебе дело. Да. Тысячи на три потянет. Что ты! Стал бы я тебе звонить, если бы так… Все чисто. Только хвостиком вильнуть. Угу. Прилетай к метро, ко мне поедем. Так и быть, на такси домчу, хотя, знаешь, в мои края на метро быстрее.

Он снова зашел на кухню, попросил подружку завернуть с собой кое-какой жратвы и пирогов побольше.

– Ребята придут, – соврал он.

Ребят его она страшно боялась…

Соня пришла нечесаная и заспанная.

– Только проснулась? – оглядев ее, хмыкнул Волк.

– А чего? – покосилась на него Соня.

Ей было немного не по себе с Волком. После его звонка она трижды прокляла тот день, когда обратилась к нему за помощью. Теперь она, стало быть, его должница и отказать просто так не может. Соня решила съездить к Волку и под каким-нибудь предлогом отказаться от его предложения. Только уголовщины ей не хватало.

В такси она искоса поглядывала на него. Вид у него был… Соня поежилась. Он был чисто выбрит, пах одеколоном, рубашка наглажена. «Мамочка! – подумала Соня, – уж не собирается ли он ко мне клеиться? Разоделся, как на Пасху. Прямо красавчик!» Соня сидела и смотрела в одну точку. Она понятия не имела, как отделаться от Волка, если он начнет к ней приставать. Это был тупик. Дорогой она ничего так и не придумала. Только повторяла, как маленькая, про себя: «Чур меня, чур!»

Дома Волк достал из пакета две бутылки вермута и заливную рыбу. Вытащил из холодильника кусок вареной колбасы, принес стаканы и широким жестом пригласил Соню к столу. Она вздохнула, но покорно села. Волк разлил вермут – себе полстакана, Соне полный. «Точно, – решила она, – охмурить собрался». Вздохнула, но выпила до дна, чтоб не так противно было… Причмокнула губами, поставила стакан и посмотрела на Волка тоскливо, подняв бровки домиком.

– Ты на овцу похожа, – предупредил Волк. – Как будто тебя резать собираются.

Соня попробовала сменить выражение лица, но ей это не удалось.

– Ладно, – сказал Волк, – чтобы не томить тебя долго, давай сразу перейдем к делу.

Он снова налил полный стакан, на этот раз только Соне, потому что к своему он еще не притронулся. Соня залпом выпила и этот стакан, страх потихонечку отпускал, сменяясь безразличием.

– Меня интересует один человек – твой знакомый.

Соня, сообразив, что Волк, кажется, и не собирался к ней приставать, по крайней мере сейчас, оживилась:

– Кто?

– Я тебя с ним видел несколько раз, может, хахаль? – осторожно начал Волк.

– Антошка? – обрадовалась Соня. – Что же тебя интересует?

– Нет, – сказал Волк, – не он. Его я знаю.

Если бы кто сказал Волку в тот момент, чтобы он не очень торопился со своими вопросами, чтобы не перебивал Соню, то минут через пять он узнал бы много интересного и про своего отца, и про Регину, и про то, что Антошка, с которым он совсем недавно сидел в машине, доводится ему братом…

– Другой, – сказал он Соне и пригубил вино.

Соня опустила глаза.

– Не знаю, про кого ты…

– Знаешь, – спокойно сказал Волк. – Или напомнить? Он постарше и тебя, и твоего Антошки будет. Такой – в очках, с портфельчиком.

– Зачем тебе? – спросила Соня.

– А это уж, голуба, мое дело – зачем.

Волк снова взялся за бутылку и потянулся к Сониному стакану.

– Ну, хахаль это мой.

– Давно его знаешь?

– Да лет сто уже.

– Хорошо знаешь?

– Лучше не бывает, – зло усмехнулась Соня.

– Тогда – расскажи. Только подробнее, в деталях.

Соня подумала, покрутила стакан в руках, попросила сигаретку.

– Это все, что тебя интересует? – спросила она на всякий случай.

– Все.

– Ну тогда слушай…

Полтора часа Соня, запивая раздражение сладким вермутом, рассказывала Волку о Сергее. Все рассказала, с того первого их знакомства в ресторане, когда они с подружкой попали на банкет к каким-то грузинам. Соня рассказывала зло, смакуя подробности. Она поглядывала на Волка: с каждым поворотом рассказа его лицо становилось все пасмурнее. Может быть, Волк – это ее шанс освободиться от ненавистного рабства?

Сергей распоряжался ею, как своей вещью. Она ехала к нему по первому зову, делала все, что приходило ему в голову. Он осточертел ей. Она ненавидела ту минуту, когда, заставив ее в который раз воплотить его отвратительные сексуальные фантазии, он, блаженствуя с расстегнутыми еще штанами или вообще без них, гладил ее по голове и что-нибудь вещал. Столько высокомерия было в нем тогда, столько отвратительного самодовольства. «Ты – моя рабыня», – говорил он ей и долго потом смотрел в глаза. Ей надоели до смерти и его фантазии, и эта игра в гляделки, и то, что он считал ее своей вещью… Но Сергей оформлял документы, чтобы открыть наконец свое дело, где Соне отводилась важная роль. Он хотел, чтобы она стала его помощницей. Зарплату обещал такую, что она решила потерпеть его еще немножко. Ну хотя бы до тех пор, пока Антон не вытянет из матери достаточно денег, чтобы махнуть с ней куда-нибудь на Кипр и оттуда уже никогда назад не возвращаться. Лежать на пляже круглосуточно, слушать плеск воды…

– Волк, а Волк, ты меня слышишь? – спросила Соня, закончив, потому что тот смотрел в стену и не шевелился.

– Да.

У него в голове не укладывалось, как могло такое произойти… Как могло случиться, что его сестра выбрала себе такого муженька.

– Так он женат, говоришь?

– Женат. Только я ее никогда не видела. Даже не знаю, как зовут. Знаю, что она у него деловая.

– Что?

– Ну, бизнесом занимается, деньги зарабатывает. И отец у нее богатый. Он им квартиру купил, продукты возит. Они уж дома явно соленую рыбу сладким вермутом не запивают…

Соня налегала теперь на рыбку. Волк думал.

– Так говоришь, дело свое он открывает?

– Угу

– И ты веришь, что он тебя туда возьмет?

– Куда? – Соня прилично опьянела и, оторвавшись от рыбы, не сразу поняла, о чем идет речь.

– В дело.

– Да, обязательно.

– Почему ты так уверена?

– Потому что – кто ему еще поможет? Кому он нужен-то? Таким не помогают!

– Вот что я тебе, Соня, скажу. – Волк был до того серьезен, что она перестала жевать. – Ты теперь будешь держать меня в курсе его дел, поняла?

– Кинуть его собираешься? – поинтересовалась Соня.

– В каком-то смысле…

– Ну вот – только у меня работа наклюнулась!

– Тебя это не коснется, обещаю.

 

5

На прием к Сумароковым Максим явился при полном параде: черный костюм, отутюженная белая рубашка, галстук. С каменным от волнения лицом он позвонил в дверь, и ему тут же открыла хозяйка. Луиза Ренатовна внутренне содрогнулась при виде молодого человека. Выглядел он совсем не раскованно и не по возрасту серьезно. Пришел бы в джинсах, в футболке. К чему вся эта торжественность? Вряд ли Ладе это придется по вкусу.

– Здравствуйте, Максим. – Она подавила вздох. – Давно ждем вас.

Молодой человек протянул ей цветы в вытянутой руке.

Луизе захотелось плакать – вся ее затея летела к чертям: парень двигался как деревянный, руки и ноги у него от волнения не гнулись. Луиза, закусив губу, рассмеялась и тихо сказала:

– Да не волнуйтесь вы так.

И потянула его за руку в комнату.

– А вот и Максим…

Гости зашумели, кто-то подошел поздороваться.

– Я о вас только что рассказывал, – сказал ему Феликс Николаевич, пожимая руку. – Пойдемте, я познакомлю вас с Григорием Петровичем, его очень интересует наш будущий проект.

Максим с видом утопающего оглядел комнату. Лада сидела в углу на диване. Она равнодушно посмотрела на него, кивнула холодно, отвернулась. «Все пропало», – отчаянно подумал Максим, невпопад отвечая Григорию Петровичу.

За стол никто не садился. Гости разгуливали по комнатам с расстегайчиками и пирожными, которые великолепно пекла бабушка Максима. Все были заняты разговорами. Только Лада сидела неподвижно на диване, слабо улыбаясь на обращенные к ней реплики. Максим был на грани отчаяния.

Луиза сердилась. От этого и смеялась громче обычного, и съела три пирожных подряд, чего себе никогда не позволяла. В разгар вечера Максим неожиданно пропал. Луиза поморщилась: «Ну его». Она почувствовала и досаду, и облегчение: не нужно поминутно посматривать, чем занимается он и чем – Лада. Ох и молодежь пошла!

Через десять минут Лада лениво поднялась и направилась к себе в комнату. «Не получилось», – грустно решила Луиза и потянулась за четвертым пирожным. Блюдо опустело, и она понесла его на кухню. Там почему-то было темно. Луиза нащупала выключатель. Марья Александровна, охнув, отпрянула от окна. Несколько секунд Луиза удивленно смотрела на нее, потом прищурилась, что-то сообразив, выключила свет, подошла к окну. У подъезда, опустив голову, стоял Максим. Луиза краешком глаза посмотрела на Марью Александровну – ишь как переживает за внука. И снова – вниз. «Может быть, спуститься к нему, поговорить», – подумала Луиза и собралась уже отойти, как Максим вдруг поднял голову и сам пошел к подъезду. «Одумался», – вздохнула Луиза. Но Максим, не торопясь, шел куда-то в темноту наступающего вечера. Рядом с ним шла Лада. Марья Александровна облегченно вздохнула…

– Нет, Максим, ты совсем ненормальный, – говорила ему девушка через четверть часа. – У меня все это в голове не укладывается! Мы же не дети, в конце концов. Так нельзя.

Это она отчитывала его за горячие и сумбурные признания, сделанные только что.

– Я даже не знаю, что тебе сказать. Все это нелепо, нелепо…

Она не договорила, взглянув на Максима.

Он низко опустил голову, будто собирался вот-вот расплакаться. И что она, собственно, раскипятилась? Он ведь не сделал ей ничего плохого. Сказал только, что любит ее. Любит и просит ее руки. А она кричит на него. А ведь это так отвратительно, так…

Лада вспомнила, как кричали на нее. Кричал человек, которого она боготворила, за которого готова была в огонь и в воду. «Идиотка! Да я тебя… Я тебя с такой формулировкой уволю к чертовой матери, никуда никогда на работу не устроишься!» Как она ревела тогда. Разве можно, чтобы человек, которого ты так любишь, так любишь…

Лада осторожно заглянула в лицо Максиму. Вот, значит, все повторяется. Значит, ее сердцу нанесли такую глубокую рану только для того, чтобы оно потеряло чувствительность, чтобы ранило другие сердца. Он ей, она Максиму, он еще кому-нибудь. Цепная реакция! Нет уж, она положит этому конец. Пусть никто больше так не мучается, как она. Нужно его как-нибудь успокоить, предложить дружбу. Ну не дети же они, в конце концов!

И она заговорила иначе. Спросила, давно ли Максим не был у родителей в Энске. Рассказала, как была у них в гостях, на даче, на рыбалке. Молодой человек потихонечку оживал. Ему не верилось, что его красавица вдруг на полуслове так переменила тон. Он все понимает. Она погорячилась, а теперь успокоилась, идет рядом и весело смеется, совсем как его мама. «Милая моя, – думал он, – выходи скорее за меня замуж, я ведь все понимаю. Мы ведь уже совсем не дети!»

Они шли по городу в эту белую ночь и изображали из себя взрослых. У них были планы, привязанности и убеждения. У них были собственные взгляды на вещи. Удивительно только, как каждое слово одного было другому знакомо, как совпадали их мнения буквально по каждому поводу, буквально по каждому…

Ах какими они были детьми! Через час Лада уже забыла и про свою несчастную любовь в Энске, которую поклялась носить в памяти до конца своих дней, забыла, как только что отчитывала молодого человека, когда он попросил ее выйти за него замуж.

И он все позабыл. Позабыл, что знаком с Ладой уже целых два года, целых два года любовался ее фотографией, которую выкрал у бабушки. Позабыл, что это Луиза попросила его непременно прийти и «развеять» Ладочкину тоску по какому-то там типу из Энска. Он тоже все позабыл. Только дети могут так все забыть вдруг, когда рука случайно касается другой руки и сердце сладко замирает невесть почему. Только дети могут так быстро простить всему миру его обиды и наслаждаться выпавшим случайно счастьем. Только дети могут поверить в сотый раз там, где их уже девяносто девять раз обманывали. Они готовы строить свой мир снова и снова, как строят песчаные замки на радость набегающей волне…

Они зашли так далеко, что заблудились и впервые заспорили. Она говорила, что нужно свернуть налево, а он – что непременно нужно идти вдоль реки. Река – хороший ориентир, обязательно куда-нибудь выведет. Она удивилась. Ну не мудрость ли это, скажите? Ведь действительно, река должна куда-нибудь вывести. Река, наверно, и выводила их, только места были все равно незнакомыми, и чем дальше они уходили от дома, чем меньше прохожих попадалось им по пути в столь поздний час, тем ближе они жались друг к другу. Они были совсем как дети.

И под сорок восьмым фонарем – он считал, точно под сорок восьмым, – под фонарем, который не горел, потому что ночи были удивительно светлыми в начале июня, он все-таки решился.

Он остановился под пятнадцатым фонарем, по ее счету – под пятнадцатым, ведь она тоже считала эти фонари и думала только о том, что все любовные романы обязательно предполагают поцелуи под фонарями. Но он все шел и шел, и она принялась считать. И вот под пятнадцатым фонарем, когда уже бесконечное касание рук во время этой затянувшейся прогулки становилось более чем откровенным, под пятнадцатым фонарем он остановился и посмотрел на нее.

Она немного испугалась. И подумала, что никогда не целовалась с мужчинами. И с мальчишками она тоже не целовалась. Еще совсем недавно решилась плюнуть на свою девственность и сказать о своей любви заведующему отделением, где проходила практику, а теперь вот боится, и едва ноги не подкашиваются, когда думает о том, что Максим ее сейчас поцелует. И самое страшное, что он тоже стоит и смотрит на нее, не зная, как быть. Боже, какой он милый, интересно, он когда-нибудь целовался с другими девушками? От этой мысли, от гнева, что могли быть еще какие-то там девушки, вот так же, как она, считавшие фонари, у Лады по щекам поплыли пятна едва заметного румянца. Ей стало дурно от мысли, что на ее месте могла бы стоять сейчас другая. Или стояла? Или…

Сорок восьмой фонарь дался ему с трудом. Он больше не мог считать, хотя сначала решил сосчитать до пятидесяти, но теперь – не мог. Голова совсем закружилась. Последнее касание ее руки показалось ему легким пожатием, исполненным ободрения. Он остановился и смотрел на нее, как слепой котенок. Неужели можно поцеловать девушку? Вот так просто взять и поцеловать? Ту самую девушку, которую вознес на заоблачный пьедестал? Именно ее – и вдруг поцеловать? А почему нет? Он ведь собирается жениться на ней, а значит, сможет целовать ее в любое время дня и ночи. Может запереться с ней в комнате, отключить телефон и целоваться целую неделю, отрываясь только для того, чтобы вдохнуть поглубже. Он наклонился к ней, и лицо Лады слегка раскраснелось. Он улыбнулся и поцеловал ее.

– Ты целовался с другими девушками? – спросила она, сразу же оторвавшись от него, глубоко вдохнув и тревожно заглядывая ему в глаза.

Он покачал головой и снова шагнул к ней.

– Мы совсем как дети, – сказала Лада полчаса спустя.

Только она не знала, что прошло полчаса. Для нее за это время промелькнула эпоха. Прильнув друг к другу губами, они затем встрепенулись и огляделись. В мире ничего не произошло. Никто не смотрел на них осуждающе, на улице никого не было. А сладость, оставшаяся на губах, властно требовала чего-то… Они уютно устроились на парапете, рискуя свалиться-таки в воду. Посудите сами, такое головокружение способно свалить в воду кого угодно! Это было уникальнейшее занятие – поцелуи. Они открыли его для себя впервые и уже не могли думать ни о чем другом. Да разве есть на свете что-нибудь более всепоглощающее, более интересное?

Когда гости разошлись, уже за полночь, Феликс Николаевич спросил жену:

– Луиза, а где Лада? Я видел ее сначала. Неужели ушла спать так рано?

Луиза вытянула губки вперед и опустила глаза.

– Ты знаешь, – начала было она и замолчала, размышляя, сказать мужу правду или…

– Лу, – он притянул жену к себе поближе, – ты сегодня такая красивая.

Луиза вздохнула – наконец-то заметил – и отправилась в спальню вслед за мужем, думая о том, какой сегодня удивительно романтический день.

Напольные часы пробили час ночи, когда Феликс, помолодевший и слегка взъерошенный, вернулся из душа в махровом банном халате и взял за руку жену.

– Так где наша дочь?

– Наша дочь в надежных руках, – успокоила Луиза.

– Ты думаешь, она с Максимом? А вдруг она катит в поезде в Энск к своему донжуану?

– Фу! Конечно с Максимом, где ж ей еще быть. Это ведь моя дочь! – гордо сказала Луиза и отправилась в ванную.

– Ну в общем-то да, конечно, – пробормотал Феликс, откидываясь на подушки.

Когда Луиза вернулась из ванной, он промычал ей сквозь сон что-то неразборчивое.

– Спи, солнечный мой! – Она поцеловала его в висок.

У дома, когда из-за соседней новостройки уже показался наполовину огромный солнечный диск, они обсуждали свои, теперь уже общие, планы.

– Нет, нет. – Он снова казался ей взрослым. – Ты ничего не должна говорить родителям. Я должен прийти к ним с официальным визитом и попросить твоей руки.

– Глупый, – она наклоняла голову все время к правому плечу, за сегодняшнюю ночь у нее появилась такая вот странная привычка, – глупый, к чему все эти церемонии?

– Это не церемонии. Мы не должны никого обижать. Ты думаешь, они будут против?

– Нет, конечно, – засмеялась она. – Они будут «за»!

– Тем более. Представь себе, у нас с тобой родится дочь, мы ее вырастим, пушинки будем с нее сдувать, а потом вдруг явится какой-то там тип и уведет наше сокровище, не спросив…

Она снова и снова наклоняла голову к правому плечу. Он ей ужасно нравился. Ей нравилось, что он собирается сдувать пылинки с их еще не рожденной дочери, что называет ее заранее сокровищем. Ей даже захотелось, чтобы эта дочь у них поскорее родилась. Или – нет, всему свое время. Сначала они поженятся и поедут куда-нибудь на необитаемый остров, как он говорил. Снимут там хижину, закроются в ней и выбросят ключ. И весь медовый месяц будут целоваться…

– Хорошо, но сейчас они еще спят, не будить же их.

– Я приду к обеду.

– Нет, – смеялась она, – ты не выспишься до обеда. Обед уже скоро.

– А я и не собираюсь спать… Спать будешь ты, а я буду охранять твой покой…

– Где же?

– Да здесь, под окнами. Я буду ходить туда-сюда, туда-сюда, как караульный…

Лада смеялась.

– Нет, – она толкала его в сторону остановки. – Ты поедешь домой и будешь там спать до вечера, а вечером явишься к нам. И вот тогда…

– Отдайте мне вашу дочь! – Максим театрально упал на колено посреди дороги и приложил руки к сердцу. – Я жить без нее не могу!

– Глупый, глупый, – смеялась она.

И столько неподдельного счастья было в ее смехе. Столько жизни и радости.

Расставшись наконец с Максимом и условившись встретиться вечером, ровно в семь часов, и даже поцеловав его на прощание в подъезде, Лада поднималась к себе на четвертый этаж. У двери она остановилась и задумалась. Ключей-то нет, придется будить… Она вздохнула, но тут же легкомысленно разулыбалась во весь рот и потянулась к кнопке звонка. Но дверь неожиданно открылась. Мария Александровна приложила палец к губам: тише. На лице у нее была точно такая же улыбка, как и у Лады. Лада обняла ее за шею и поцеловала.

 

6

После смерти отца Дара никак не могла прийти в себя. Что-то погасло, какой-то маленький, но незаменимый источник света, отчего все вокруг стало серо и уныло. Она сообщила о его смерти Регине и потом чуть ли не силой удерживала ее дома, потому что ма рвалась ехать в Энск, разбираться с этой… какими только слонами она не крыла Ольгу. Наконец она обмякла как-то, расплакалась было, но тут же замолчала и посмотрела на Дару:

– Ведь теперь уже все равно, правда? Теперь он насовсем наш. И какая разница, что она там теперь делает…

А сделать Ольге предстояло немало. Во-первых, она все время держала руку на Валерином пульсе – вдруг взбрыкнет ее козлик и белом халате, вдруг заартачится. В течение недели нужно было держать ухо востро, поэтому Ольга каждый день бывала в больнице.

Валера понимал, что эта женщина, в принципе довольно симпатичная, в любой момент готова раздвинуть для него ноги, готова раскрыть кошелек и достать пачку купюр любой ценности, в любой валюте, хоть в мексиканской. И первое время он порывался этим воспользоваться. Но чем дольше Ольга находилась с ним рядом, тем лучше он понимал, что она за человек. А точнее, что она и не человек вовсе. Нет в ней ни человеческих слабостей, ни женственности – все игра. И сыграть она может все что угодно. Лицо ее было похоже на маску, застывшую в ожидании… Как будто сейчас появится сигнал, и маска станет злой или доброй – как придется. Ольга постоянно улыбалась, но и улыбка ее была такой же двойственной: то ли добрая волшебница, то ли злая фея. Улыбка плавала. Валера потихонечку впадал в панику. Кто стоит за спиной этой женщины? Вряд ли она всю эту кашу заварила самостоятельно. Скорее всего, какие-нибудь ребятки стоят за ее спиной. А что, если вслед за ней придут к нему эти ребятки и потребуют деньги назад? Или, скажем, попадет он случайно под машину. Где гарантии?

Но отступать было поздно, и Валера терпеливо ждал, когда же этой афере придет конец. Ольга дала ему инструкции на случай любых непредвиденных обстоятельств, даже записку для Марка, заранее заготовленную, сунула в карман.

Он прочел ее потихонечку, отлучившись в палату к больным. Ну и пишет эта стерва! Сначала шли уговоры выполнять все рекомендации врача, обещания «прорваться к любимому мужу завтра», так как в больнице сейчас якобы карантин, никого не пускают, но она уже нашла главврача – он обещал пустить ее, в виде исключения. А теперь пусть Марк будет умницей, пусть позволит этим извергам хоть немного себя полечить. А дальше на половине страницы шло такое, чего Валера сам никогда не делал с женщинами и даже не подозревал, что есть такие женщины, которые все это вытворяют, да еще и мечтают об этом. Ему захотелось тут же вернуться в ординаторскую и попросить Ольгу показать, как она это себе представляет. Он решительно направился в сторону кабинета и как раз в этот момент наткнулся на Ладу.

Девушка, как всегда, смотрела на него сумасшедшими глазами. К этому он привык достаточно быстро. Сумасшедшие глаза означали готовность героически отдаться ему по первому свисту, похерив удручающую до сих пор девственность, и даже не проситься замуж после этого. Сначала Валера отнесся к ней весьма снисходительно. А почему бы, собственно, нет? Девушка была молодая и спелая. Однажды они вместе ехали в лифте. Валера, две старенькие врачихи и Лада. Их груди соприкасались, и ее при этом ходила ходуном – так тяжело она дышала. Валера посмотрел ей вслед с улыбкой и уже решил было про себя, что стоит заняться просвещением этой малолетки в области сексуальных утех, как одна из врачих бросила как бы невзначай:

– А вы знаете, кто ее отец?

– А при чем тут отец? Какой отец? Кто отец?

– Ее отец – сам Сумароков.

– Да бросьте, Сумароков может быть только ее дедушкой.

– Правильно. Николай Сумароков – дедушка, а Феликс Николаевич – отец.

– Да-а-а… – протянул Валера и вообще перестал смотреть в сторону Лады.

Только неприятностей с начальством ему не хватало. Лишить невинности дочку самого Сумарокова! Нет, он не герой, он хочет спокойной жизни, особенно сейчас, когда у него будут для этого еще и средства.

Но теперь Лада шла прямо на него, и губы у нее дрожали.

– В чем дело? – немного раздраженно спросил Валерий.

– Там, там больной… я случайно прозевала… а он… или доза неправильная, только он…

– Да что он? Кто он?

– Из пятой палаты, – промямлила Лада, и Валерий облокотился о стенку.

– За мной, – крикнул он девушке через минуту и понесся по коридору. – Жди здесь, – приказал он, скрывшись за дверью палаты.

Валера выглянул в коридор через десять минут, втащил вздрагивающую Ладу в палату. Потом, подумав, что вряд ли она в таком состоянии найдет вену, взял у нее из рук шприц, жгут и улыбнулся Марку во весь рот…

Марк откинулся на кровать, когда Валера еще не закончил вводить лекарство. Бездна жадно принимала его в свои объятия… Валера вытер пот со лба, подошел к Ладе, посмотрел на нее ненавидящим взглядом.

– Идиотка! – Его голос неожиданно для него самого сорвался на визг. – Да я тебя… Я тебя с такой формулировкой уволю к чертовой матери, никуда никогда на работу не устроишься! Чтобы не смел глаза открыть! Через каждые пять часов колоть, заруби себе это на носу, Лада…

Он произнес ее имя, словно грязное ругательство. Девушка захлебывалась слезами.

Валера стремительно вошел в кабинет, с грохотом захлопнув дверь.

– Все в порядке? – От неожиданности Ольга уронила сигарету на пол, осыпав себя пеплом.

– Да, – выдохнул Валера, – пришлось отдать записку, иначе…

Валера с наслаждением смотрел, как дрожат ее руки. Несколько секунд они напряженно молчали.

– Сильный мужик, я не ожидал. Не так-то просто с ним справиться.

– Сколько? – сразу же спросила Ольга, закусив губы.

Ему хотелось заорать ей: «Ты, дрянь, хочешь собственного мужа укокошить, меня подставить, еще торгуешься здесь! А ну-ка на пол, на пол, сучка, и покажи мне на деле все то, что обещала в записке мужу. Ему это уже не нужно. Давай, давай, тварь подлая!» Но перед глазами снова возникли бритоголовые откормленные мальчики с жировыми отложениями в области шеи и затылков, которые, возможно, стоят за ее спиной, и он, сдерживаясь из последних сил, произнес сквозь зубы:

– В два раза больше.

– Хорошо. – Она без разговоров достала из сумочки портмоне, принялась отсчитывать деньги.

Валера завороженно шевелил губами, считая вслед за ней.

– Сейчас только треть. Треть – когда вывезете его. Треть – через два месяца, перед моим отъездом.

– А что с ним будет?

– Не твое дело! – Ольга впервые перешла на «ты».

Она встала, ее глаза оказались точно на уровне его глаз.

– Потом главное, чтобы ни одна живая душа, никогда… Слы-шиш-ш-шь?.. – прошипела она.

Глаза ее полыхали смертью.

– Слышу…

И только когда она выходила, к нему вернулось мужество. Мужество и оскорбленное самолюбие.

– А записку твою он не дочитал.

«На тебе, змея, получай!»

Она презрительно улыбнулась и вышла, бесшумно закрыв за собой дверь.

 

7

В тот самый вечер, когда Дара все шла и шла по дороге к заливу, сжимая в кулаке известие о смерти отца, и стук ее туфель громко отзывался на пустой улице, именно тогда, когда большой тускло-красный солнечный шар спускался на ее глазах в воду, именно в тот самый вечер Марк вдруг понял, что бездна снова вытолкнула его на поверхность.

Трудно сказать, как это произошло. То ли сестричка позабыла сделать укол вовремя, то ли ввела не ту дозу, но вечером, когда солнце клонилось к закату, он вдруг понял, что слышит пение соловья. Сначала это показалось ему еще одним наваждением, иллюзией, которые ему бесконечно подсовывало сознание. Но соловей все пел, и Марк открыл наконец глаза.

Больничная палата, десять коек. Люди лежат неподвижно. Живы ли они? Марк прислушался и уловил чье-то дыхание. Значит, живы. Значит, это больница. Самая обыкновенная больница. Он пошевелил руками. Никаких ремней не было. Его лечат здесь.

И теперь, когда он пришел в себя, нужно сказать об этом кому-нибудь. Обязательно нужно сказать.

Он уже собирался встать, когда услышал душераздирающие крики, несущиеся по коридору. Марк оторопел. Решил подождать немного. Через мгновение дверь распахнулась, и он прикрыл глаза. Дна огромных санитара с дебильными лицами втащили щуплого человека, продолжавшего орать что есть мочи. Повалили на кровать. Медсестра, вошедшая за ними следом, никак не могла поймать его руку. Санитары навалились на извивающегося мужчину, медсестра вогнала в вену иглу, и он моментально замолчал.

Когда все разошлись, Марк поднялся на локтях и внимательно оглядел больных. То, что он увидел, произвело на него сильное впечатление. Очевидно, полный распад личности наполовину стирает и лицо. Он увидел наполовину стертые лица. Словно художник сделал карандашный набросок, а потом провел по нему резинкой. Удивительно.

Голова работала почти ясно. «Это сумасшедший дом, ни много, ни мало», – понял он. И если он здесь, то, стало быть… Марк достал из-под одеяла руку, посмотрел на нее. Что же с ним такое? Повернул руку и разглядел следы многочисленных уколов. Обследовал другую руку – то же самое. Ему колют наркотики. Или нет? Или у него действительно бред и галлюцинации, а здесь его лечат. То есть здесь – ему самое место.

Марк глубоко задумался. Что он, собственно, помнил? С чего все началось? Он помнил доктора с засаленными волосами. Что он там такое говорил? Что Марк был в коме, что у него были галлюцинации… Обещал вылечить, потом вошла заплаканная девочка со шприцем, и доктор сделал ему укол. После этого Марк ничего не помнил. Он еще раз посмотрел на свои руки и понял, что с того момента прошло уже много дней. Он был без сознания. Иначе бы обязательно пришла к нему Ольга. И еще тогда, когда он говорил с врачом, была другая палата. А сейчас… Где он сейчас? За окном качались ветки елей. Только что, надрываясь, пел соловей. Неужели он где-то за городом? В городе уже много лет не поют соловьи. Марк пошарил в тумбочке рядом с кроватью. Она была пуста. Не похоже, чтобы Ольга приходила сюда или что-нибудь передавала. Где же она?

Он попытался вспомнить, что же было до того, как он в первый раз потерял сознание. Голова раскалывалась от боли. Снова распахнулась дверь, и вошла медсестра. Она уверенно двинулась к нему со шприцем в руках. Марк понял, что сейчас снова провалится в бездну и, возможно, уже никогда не вернется оттуда. Первым его движением было – оттолкнуть женщину, но он тут же вспомнил здоровых санитаров. Нет, это ничего не даст. Как только игла вошла в вену, он дернул слегка рукой, и лекарство пошло мимо, под кожу, на руке расплылось большое синее пятно.

– Тьфу ты, не попала, – вслух сказала медсестра.

В дверь заглянула девушка помоложе.

– Там сериал начинается, пошли.

– Валюх, я в вену промазала…

– Да брось, завтра вколешь. Этот спокойный. Спит все время.

– Да ты посмотри на него – здоровый-то какой! А вдруг буянить начнет?

– Да не бойся ты, я один раз как-то Семина буйного уколоть забыла, и то ничего. Пойдем скорее.

Они вышли из палаты.

Марк не знал, насколько успешным окажется его финт, подействует или нет лекарство, введенное подкожно, но на всякий случай заставил себя думать быстро и четко, не расплываясь в воспоминаниях. Когда он в последний раз был дома и что запомнил?

В тот день было жарко. Очень жарко. Один из первых летних дней. Какое же это было число? Нет, не вспомнить. Ольга сделала ему укол. Она уже не в первый раз колола ему витамины. Может быть… Фу, какая глупая мысль! Но все-таки, может быть, витамины были какие-нибудь старые. Минутку. Она собралась сделать укол и разбила ампулу… «Господи, все из рук валится из-за этой жары. Пойду возьму другую в холодильнике». Говорила она как-то нервно. Впрочем, она, кажется, поранилась, разбив ампулу. Она пошла на кухню и вернулась уже со шприцем, заполненным… тем самым витаминным раствором. Разумеется! Потом она ушла на рынок и сказала ему: «Не жди меня скоро».

Какое-то время он еще смотрел телевизор, а вот потом… Потом в памяти ничего не осталось. Полный сумбур. Мелькали лица Ии, Сашки. Почему, интересно, не Регины? Ни в страшных, ни в прекрасных видениях ее не было. Только Ия, она одна. Как это там говорится? Только первая жена от Бога. Вторая – от людей. А про третью что?.. Марк интуитивно чувствовал, что разгадка его болезни где-то совсем рядом. Но все, о чем он еще не смел сказать самому себе, все его догадки были чудовищны. Третья жена – от черта.

Марк шумно выдохнул воздух. Каждый раз, когда возникала необходимость поехать в Санкт-Петербург, разобраться с делами, Ольга всегда была тут как тут, с удовольствием собиралась и ехала. А с самого начала? Она ведь непременно хотела работать вместе с ним. Правда, тогда ему казалось, что она страшно ревнует его и боится, что он вернется к Регине. Он всегда считал ее дурочкой, свою Олю. А деньги, разве ей не нужны были всегда деньги? Разве не про эти самые деньги она и говорила с ним? Дочке угрожают. Кто? Покажите. А показать-то оказалось некого. Так кто кого хотел кинуть: дочка маму, или они обе – Марка? С больничной койки сумасшедшего дома Ольга уже не казалась ему такой дурочкой, как тогда, когда находилась рядом.

Марк был человеком проницательным и дальновидным. Иначе он не сколотил бы состояние. Но что-то такое сломалось внутри, чего-то не хватало в последнее время. Или, может быть, что-то казалось лишним из того, чем он обладал. Как только он понял, что Ольга может иметь какое-нибудь отношение к его заключению в этот дом страданий, воспоминания, подтверждающие эту догадку, посыпались одно за другим.

«А теперь я хочу домой». – «Через два дня, – легко обещает врач. – А пока, извините, поколем вас немного». – «Тогда – телефон, срочно». Хмурится, достает из кармана листок, протягивает: «Это вам»… Почерк Ольги, крупные буквы пляшут:

«Мой дорогой, любимый, единственный! Эта чертова клиника и мне ужасно надоела. Третий день сижу под дверью главного врача, и только сегодня удалось его поймать. Здесь у них карантин, но завтра меня непременно пустят к тебе, сам главный обещал. А пока, умоляю тебя, слушайся этих извергов. Дай им себя полечить немного, окаянным. Ты чуть не умер, Марк, чуть не оставил свою маленькую девочку одинокой и безутешной… Потерпи пару денечков хотя бы ради того, чтобы потом мы снова могли заняться любимым своим делом. Я буду лежать на полу, а ты…»

Дальше читать Марк не стал.

Все их разговоры вдруг предстали для него совсем в другом свете. «Четырнадцать лет назад у меня погиб муж… Мне почудилось, что я спасаю не вас, – его…» А ее бедро тем временем все плотнее прижимается к его ноге. От бедра веет жаром. Да еще эта полупрозрачная рубашечка… И никак не оторваться от этих ножек в прозрачных чулочках. Что это она там ему рассказывает? Что-то печальное о злодеях, которые требуют с нее денег. Она – о грустном, а ему хочется ее… Господи, давно с ним таких приключений не было. Внутри дрожит каждая жилочка. А она все говорит… Да, ей угрожали и даже стукнули как следует о стенку. Она оттягивает с плеча шелковую материю и показывает синяк, синяк и половину маленькой, насмешливо торчащей груди. Он потрогал синяк. Нет, день сумасшедший, ему хочется хохотать, как малому ребенку. А чуть позже, уже совершенно голая: «Ты поможешь мне?» – кокетливо спрашивает Оля. «Ты еще спрашиваешь», – он стаскивает ее со стола. «Но мне нужно очень много денег», – успевает сказать она, прижатая грудью к столу, когда он уже тяжело дышит ей в затылок и держит крепко за бедра…

Целую неделю она потом просилась на работу к нему в фирму. Странное желание для чувственной дурочки, у которой в голове одни сексуальные игрища. Тем паче, что Ольга пожелала быть ни много ни мало – его заместителем.

«Я пригласила сегодня к нам на ужин Равиля». – «Зачем? Я его терпеть не могу!» – «Я думала, он твой друг», – надув щечки, обиженно тянет Ольга. «Да, разбираешься ты в людях, нечего сказать…» – «Но я не умею притворяться… Будь с ним полюбезнее, ладно?»

А как здорово она подловила его с замужеством. Все-таки она гениальная женщина, его Оля.

На ней тогда было желтое короткое платье, и они собирались в ресторан. Через два квартала она говорит: «Останови. Иди сюда, что покажу!» – и тащит его в подъезд. «Ты с ума сошла!» Они успели привести себя в порядок за секунду до того, как распахнулись двери лифта… «Говори – чего ты хочешь больше всего на свете». – «Замуж».

Третья жена – от черта. Складывая мозаику разрозненных воспоминаний и глядя на нее теперь под другим углом, Марк достаточно быстро все понял. Но это было не важно. И то, что это было не важно для него, и было самым важным из того, что произошло. Вот такая странность. Его не волновало то, что Ольга упрятала его в сумасшедший дом. А теперь он именно так расценивал свое здесь пребывание. Он догадывался, что для нее смысл всей этой затеи – в деньгах. Дурочка. Все-таки она дурочка.

А в чем смысл – для него? Смысл всей его жизни, этих бесконечных блужданий в черных пространствах между жизнью и смертью? Кажется, он кое-что знал теперь. Распахнувшаяся ли бездна открыла ему это, воспоминания ли о сыне, о Ие – Бог весть. Только смысл теперь был очерчен совершенно ясно. Он чувствовал себя пушинкой, перышком, качающимся на волнах судьбы.

И в этом тоже был смысл, может быть, самый глубокий смысл и был в именно в этом. «Дашенька. Нужно обязательно рассказать Дашеньке», – подумал он, засыпая.

 

8

Смешно, но ей не было ни до чего больше дела. Дара чувствовала себя маленькой беззащитной девочкой. Ей не хотелось ни с кем воевать, не хотелось принимать решений ежеминутно, поэтому в конце лета она взяла отпуск и совсем перестала появляться в фирме, оставив все дела на своих помощниц.

Целыми днями она лежала на диване, листая старые журналы.

– Ты чего лежишь? – спрашивала ее иногда Катька.

– Мама устала, – отвечала она.

– Почему? – не по-детски хмуря брови и подозрительно глядя на нее, спрашивала дочь.

– Просто так: жила-жила – и устала.

– От этого не устают, – немного подумав, изрекала Катька.

Ей пора было в школу. Катька с отвращением поглядывала на свои косички, которые мама поклялась ей отрезать, как только она пойдет в первый класс. Большие девочки не ходят с косичками, Катя давно заметила это. А Дара надеялась, что она одумается, не пожелает резать такую красоту. Но Катька была неумолима.

– Скорее бы!

Вот и сейчас она стояла у зеркала, дергая себя за волосы. Потом вдруг перестала дергать, замерла и уставилась на собственное отражение. «Совсем как я когда-то», – с нежностью подумала Дара. Но Катька поморщилась и отошла от зеркала. Что-то ей там не понравилось. Интересно, что?

Периодически Дара проваливалась в сон. И тогда ей снова снилось, что кто-то спасает ее. Непонятно было, правда, от чего, но ясно, что от чего-то страшного. От чего-то такого страшного. Ей нравился этот сон. Она укладывалась теперь спать по ночам и, обращаясь к кому-то, кто предположительно был там, наверху, гораздо выше, чем непосредственные соседи, просила: «Давай сегодня покажем мне снова этот сон, а?» И тот, кто сверху, показывал ей этот сон снова и снова.

Сергей теперь ее немного раздражал. Его деловая активность была похожа на бесконечное хвастовство. Он ходил по комнатам, высоко подняв голову.

– Все лежишь?

– Ага.

– А у меня сегодня…

Он уже оформил документы на открытие частного предприятия. Долго листал словари в поисках подходящего названия и не придумал ничего лучше, чем назвать свое детище «Тигром».

– Интересно, как ты будешь объяснять это?

– Хозяин ничего не должен объяснять. – С упором на слове «хозяин».

Дара морщилась.

Однажды днем кто-то позвонил в дверь. Она, не спеша, спустилась со второго этажа. Ну кто еще там? За дверью никого не оказалось. На полу перед порогом валялась газета. Дара подняла ее, и оттуда посыпались оранжевые цветы. Дара закрыла глаза. Это были такие же цветы, какие ее бабушка сажала всегда перед домом, – ноготки. Дара схватила цветы в охапку и побежала к окну.

«Господи, Сережа, – она чуть не приплясывала от счастья. – Прости меня, идиотку. Ты действительно любишь меня, ты даже помнишь…» Машины Сергея она за окном не увидела и поругала себя за нерасторопность. Решила позвонить ему позже на работу, но там все время было занято.

Вечером, открыв Сергею дверь, Дара хотела тут же высказать ему свою благодарность, но, вглядевшись внимательнее в его лицо, поняла вдруг – это не он. И действительно, войдя в зал и небрежно бросив свой дорогущий кожаный портфель на пол, он уставился на хрустальную вазу.

– Не могла ничего лучше придумать? Ну и странный у тебя вкус!

Дара ломала голову над этой загадкой битый час, потом хлопнула себя ладонью по лбу: ну конечно, как она могла забыть?..

Позвонила.

– Кирилл?

Здравствуйте, Дара.

– Как успехи?

Пока вроде неплохо.

– Хотела поблагодарить вас…

– Меня? – В его голосе звучало неподдельное удивление. – За что же меня? Это я должен звонить вам каждый день и благодарить.

Дара помолчала. Похоже, он действительно понятия не имеет об этих цветах. Или притворяется?

– Поблагодарить за то, что вы согласились преподавать. Кстати, вы любите ноготки?

– Это что такое?

– Цветы, – упавшим голосом сказала Дара.

– Не знаю, если объясните мне, как они выглядят, может, и скажу, люблю я их или нет.

– Это моя дочка спрашивает, ко всем сегодня пристает по этому поводу. Ну ладно, всего доброго.

Катька сердито посмотрела на мать.

– Не прикрывайся мной!

– Котенок мой, понимаешь…

Дара замолчала. Если Кирилл тут ни при чем, тогда – кто?

Через два дня случилось еще более странное происшествие. На этот раз не было никакого звонка в дверь, но, когда Дара вышла из дома, собираясь забрать Катьку из садика, на пороге снова лежала газета. Сердце у Дары запрыгало. Она двумя пальцами подняла газету. Но никаких цветов там теперь не было. Дара стояла и смотрела на нее как полная идиотка. «Кто? Кто?» – стучало в висках. Ничего не понимая, Дара стала спускаться по лестнице, чтобы выбросить газету в мусоропровод. И в тот момент, когда уже готова была разжать пальцы, вдруг увидела, что одно из объявлений обведено красным фломастером.

Дара прочитала коротенькое объявление: «Российская компания „Тигр“ объявляет дополнительный набор сотрудников. Требования к претендентам: свободный английский, компьютер, права класса „В“, высшее гуманитарное образование, приветствуется преподавательский стаж. Софья Алексеевна – только днем: тел.…».

Сначала Дара растерялась. Кому пришло в голову совать ей под нос объявление ее собственного мужа, тем более что она неоднократно уже читала его. Смешно, ей-богу! Зачем, например, преподавателю права? Глупая шутка, решила она, но все-таки вырвала из газеты клочок с объявлением перед тем, как выбросить ее.

Вечером она начисто забыла об этом объявлении, потому что, вернувшись из садика, Катя незаметно пробралась в ванную комнату и отчекрыжила себе одну косичку под самый корень.

– Мамочка! – завопила она, влетая в зал. – Получилось!

Дара чуть не упала в обморок. Косичка с заплетенным в нее бантом, которую ей протянула счастливая Катька, показалась ей живой. Она решила, что дочь ненароком отрезала себе какую-то часть тела. Дрожащей рукой Дара взяла косичку, а потом бросилась к Катьке – возможность сделать хоть какую-нибудь сносную стрижку казалась теперь невероятной. Дара кинулась звонить Регине. Регина обещала немедленно приехать и привезти свою парикмахершу. Она была такой кудесницей, что сумеет спасти положение.

Приняв сигнал «SOS», Регина вытащила бедную парикмахершу прямо из-под душа и привезла к Даре еще не обсохшую. Потом они принялись охать и ахать, усадили девочку на высокий компьютерный крутящийся стул перед зеркалом, и через час она сияла счастливой улыбкой, а мама и бабушка облегченно вздыхали: обошлось. Возможно, стрижка с чуть выбритым затылком и длинными прядями, закрывающими лоб, и была несколько экстравагантна для семилетнего ребенка, но красота Катерины, за которую они так упорно боролись, была спасена.

Потом четыре женщины пили вместе чай и весело болтали о чем-то чисто женском. Дара расслабилась и позабыла обо всем на свете, пока Регина не подошла к вазе с цветами.

– Это ты купила? – спросила она тихо, поглаживая букет.

Дара задумалась. Сказать ей – или не стоит? Регина резко повернулась к ней, будто что-то почувствовала.

– Сережа? – спросила она и сама же себе ответила. – Нет, конечно. Даша, почему ты молчишь?

И Дара ей все рассказала. Опустив только свое подозрение относительно Кирилла и телефонный разговор с ним. Регина разволновалась.

– Это как привет с того света, – сказала она с чувством. – Только вот от кого из них?

– Ма, о чем ты говоришь? Цветы-то настоящие. Их принес живой человек!

– Знаешь, Даша, я последнее время много читаю всяких мистических книжек, это может быть вовсе и не живой человек…

– Ма-а! От таких книжек можно сойти с ума, тебе не кажется? Все должно быть гораздо проще.

– Даша, даже если представить, что у тебя появился неизвестный воздыхатель, вряд ли он стал бы дарить тебе любимые цветы твоей бабушки. По крайней мере он должен был ее знать…

Регина вдруг села и закрыла глаза.

– Ма, тебе плохо? – подскочила к ней Дара. – Валидол? Ну не молчи, ма, может, «скорую»?

Регина взяла ее за руку, удерживая от попытки схватить телефонную трубку. Потом подняла глаза, полные чего-то такого, о существовании чего в душе Рины Дара даже не подозоевала. Дара села с ней рядом.

– Ты что, ма?

Но Регина не желала расставаться со своей тайной. Не желала рассказывать Даре, как когда-то стала виновницей… Никем она не стала! Но… Даже если с отцом Дара никогда не говорила на эту тему, почему же она, Регина, должна… Внутренняя борьба продолжалась недолго. Регина сильно сжала руку Дары.

– Так, ничего, голова закружилась…

«Бедная моя девочка, тебе придется выпить эту чашу до дна самостоятельно…»

– Теперь лучше?

«Неужели ты и вправду думаешь, что мертвые посылают нам цветы…»

– Уже лучше, – слабо улыбнулась Регина.

– Ну и слава Богу!

…Дара проснулась оттого, что кто-то изо всех сил тормошил ее. Открыла глаза и тут же получила крепкие дочерние поцелуи в обе щеки.

– Пора вставать, труба зовет! – проорала ей в ухо Катька те слова, которыми она сама поднимала ее ежедневно.

– Ты уже встала?

– Ага! Пошли скорее в сад!

Похоже, Катька встала давно. Ей не терпелось похвастаться перед подружками новой стрижкой. Всю дорогу она подпрыгивала от нетерпения, готовая пуститься вскачь, как только Дара выпустит ее руку из своей. Но вокруг сновали машины, и Дара крепко держала дочку за руку. Однако перед крыльцом детского садика Катя заметила девочку из своей группы и тут же перестала скакать. Она шла теперь медленно и степенно.

– Отпусти меня! – со свистом, кривя губы и прикрыв их ладошкой, прошептала она. – Я сама…

Катя делала вид, что не замечает девочку, до тех пор пока буквально не столкнулась с ней нос к носу.

– Катька! Это ты? – вытаращила глаза девочка.

– Да, – небрежно сказала Катя.

– Катька, а чево ты с собой сделала?

– Мы вчера парикмахершу вызывали, чтобы привела меня в порядок.

Катя с некоторым презрением поглядела на косички подружки, давая понять, что та – вовсе не в порядке. А потом, очевидно сомневаясь, поняла ли та ее намек, покрутила изящно ручкой у плеча и сказала:

– Вот это (небрежный жест) уже не носят!

Дара вернулась домой в приподнятом и несколько игривом настроении. Уморительная церемония, которую Катька устроила в садике, довела ее до слез. Даре тоже захотелось стать маленькой и точно так же легкомысленно расхваливать себя. Она нащупала в кармане куртки вчерашнее объявление. «Не знаю, кто ты и что тебе надо, – весело подумала Дара, – но если ты решил пошутить, посмотрим, кто из нас умеет шутить лучше». Дома она сняла телефонную трубку и попросила Софью Алексеевну.

– Але-у. Я слушаю, – жеманно ответила женщина.

Дара слегка опешила. Опытные менеджеры по подбору кадров не говорят «але-у».

– Я звоню по объявлению, – сказала Дара.

– Ну?

Дара едва сдерживалась, чтобы не засмеяться, но сохраняла любезный тон:

– Что вы имеете в виду?

– Ну и как у вас с этим, с английским?

– У меня все прекрасно, а как у вас? – спросила она по-английски, но собеседница, похоже, языком не владела.

– Ну ничего, – сказала та. – А как с компьютером?

– Ворд, пэинт-браш, эксель, – перечислила Дара компьютерные программы, но Софья Алексеевна, очевидно, понятия о них не имела.

– Да что вы мне все английский демонстрируете? – спросила она нетерпеливо. – Я ведь про компьютер спросила. Умеете?

– Да.

– Насколько хорошо?

– В полном объеме.

– Вы так уверенно говорите, – обиделась женщина. – А ведь мы проверим.

– Конечно, конечно. – Дара испугалась, что та вдруг обидится по-настоящему и повесит трубку.

Ей хотелось довести свой розыгрыш до победного конца. До того о самого момента, когда ее как лучшего кандидата представят наконец владельцу фирмы с громким названием «Тигр». Вот уж он удивится. А Дара скажет ему: чего там, давай я тебе помогу.

– Права есть? – продолжала допрос Софья Алексеевна.

– Да.

– И давно? – снова в ее тоне прозвучали подозрительные нотки.

– Пять лет.

– А сколько же вам тогда?

– Тридцать пять.

– Ну ладно. Образование у вас какое?

– Высшее.

– А поточнее?

– Университет, филфак.

– Философский? – разочарованно протянула женщина.

– Филологический, – поправила Дара.

– А-а-а. Тогда ладно. Учителем когда-нибудь работали?

– Да.

– Где?

– На курсах языка.

– Мне нравится все это, – резюмировала Софья Алексеевна. – Давайте встретимся с вами сегодня вечером, тогда и решим окончательно.

– То есть как это окончательно?

– Ну, вы расскажете о себе подробнее, а я запишу ваши паспортные данные. Кстати, паспорт захватите. А потом представлю вас нашему генеральному директору.

Дара мысленно потирала руки.

– Жду вас сегодня по адресу…

Дара начала быстро записывать адрес, но тут поняла, что речь идет о ближайшем универсаме.

– Это же магазин, – удивилась она.

– Вы не дослушали, – строго сказала ей Софья Алексеевна. – Там есть небольшое кафе. Я буду ждать вас за столиком ровно в шесть вечера. И пожалуйста, я вас очень прошу, не забудьте паспорт. И еще, как зовут-то?

– Аня, – соврала быстро Дара. – А как я вас узнаю?

– В шесть часов в этом кафе никого нет. Так что вряд ли кроме меня там будет еще какая-нибудь одинокая женщина с чашкой кофе.

«Значит – в шесть. Нужно будет забрать Катьку пораньше. Так, прическа сойдет, одеться, – она распахнула шкаф, – как-нибудь поскромнее, чтобы не вызвать подозрений». Она осторожно закрыла шкаф и села на кровать. И все-таки любопытно, что же ей хотел сказать незнакомец, подчеркивая это объявление?

 

9

Во дворе деревьев не было. Но зато сразу за высоченным глухим деревянным забором стеной стоял лес. И не просто лес – сосновый бор. Марк глубоко вдохнул воздух, напоенный запахом хвои.

– Здорово как, – сказал он тихо.

– Молчите, слышите, вы же клялись.

Женщина стояла к нему спиной и нервно поглядывала на окна большого деревянного дома. Она была огромного роста – метр восемьдесят. Именно этот рост и загнал ее в такую глушь. Здесь было где спрятаться.

Лет десять назад случилась в ее жизни несчастная любовь. А любить она тогда не умела. Вот сейчас бы… Да куда уж там! И потому что не умела любить, то есть не то чтобы любить, а таиться, скрывать свои чувства, испытала она самое страшное разочарование в этой жизни. Парень, тот самый, по которому она сохла, быстро обо всем догадался и однажды, когда она провожала его молящим взглядом, громко, так, чтобы все слышали, сказал: «Чего уставилась, шпала?»

Ребята вокруг разразились оглушительным смехом, а Валя стояла и глупо улыбалась ему вслед. Тем же вечером она пыталась покончить с собой, благо жила одна, без родителей. Проглотила шесть таблеток димедрола и уснула. Но не навсегда – как хотела. А только на пятнадцать часов. А когда проснулась – заплакала.

Недели через две она придумала новый способ, как свести счеты со своей горемычной жизнью, – решила уйти в монастырь. Узнала адрес, поехала. Ничего не скрыла перед настоятельницей, обо всем рассказала. Та решительно ей отказала в постриге. «Ты от любви бежишь, и куда бежать – тебе все равно. За Бога не спрячешься». Но, глядя на несчастное Валюхино лицо, оставила ее пожить при монастыре, а потом посоветовала устроиться работать в дом для умалишенных. «Там тебе и одиночество, и помощь душам заблудшим оказать сможешь. А через некоторое время посмотрим, куда тебя клонить будет: к людям или к Богу. Проверь себя!» И с тех пор вот уже восемь лет Валентина работала в «лесном доме», как его все называли. Тихо здесь было, красиво. И она до того привыкла к такой жизни, что другой больше и не хотела. Чем не монастырь?

Но молитвенник, который ей настоятельница подарила, стал ее настольной книгой. Каждое утро вставала она на час раньше всех, ждала, пока мысли не затихнут в голове, не оставят земные заботы, а потом без поспешности и с выражением искренним читала нараспев все утренние молитвы: молитву предначинательную, Святому Духу, Трисвятое, тропари троичные и так далее. А на сон грядущий читала другие молитвы: святого Макария Великого к Богу Отцу, святого Антиоха ко Господу нашему Иисусу Христу, кондак Богородице и исповедание грехов повседневное.

В посты к скоромному не притрагивалась, отдавала санитарам, которые очень ее за это любили. А не любили ее за то, что строго проверяла порции, которые разносились больным.

– Все равно он все по полу разбросает, – горячились санитары.

– А это мы еще посмотрим, – качала головой Валя и шла кормить больного сама.

При ней даже злая на язык Зинка больных не звала дураками. И даже Михалыч, больной, знающий только матерные слова, пытался перейти на нормальный человеческий язык:

– Ы-ы-ы… – мычал он. – Это… Поклон вам, мать… ой… с утречком.

– Нужно говорить: «Доброе утро», – поправляла его Валентина, как малого ребенка, глядя сверху вниз.

– Ага, ыгы, – радостно скалился Михалыч беззубым ртом.

А вот если Зинка дежурила, то не успевала она войти в палату, как он крыл ее матом, вспоминая за несколько секунд весь свой лексикон.

– Ща Валюхе расскажу, – отмахивалась она, и Михалыч прятался под одеяло, продолжая бранить ее оттуда, но уже совсем тихо…

Теперь Валентина стояла спиной к Марку и говорила:

– Вы же обещали!

Потом она взяла лопатку и принялась перекапывать клумбу.

– Значит, окончательно решили? – спросила она, по-прежнему не глядя на него.

– Окончательно, – тихо сказал Марк. – Сердце часто прихватывать стало. Да и дочку бы мне перед концом увидеть, поговорить с ней…

– Любите ее?

– Очень. Родной мой человек.

– Хорошо. Окно крайнее, то, что ближе к Михалычу, оставлю открытым. Ребята спирт пьют по субботам, так что путь будет свободен. А Зинку я на себя возьму. Заговорю – не услышит. А по силам ли вам семь-то километров лесом переть? Не заблудитесь?

– Нет, не заблужусь. Да и что такое – семь километров? Я еще мужик крепкий. Да и родные это для меня края.

– Жаль мне с вами расставаться, – грустно обернулась к нему Валя. – Растревожили вы мое сердце…

Три недели назад они с Зинкой посмотрели сериал, та передала ей дежурство и отправилась в свою комнату спать. Весь персонал жил здесь же, в лесном доме. Кто-то уезжал иногда на выходные, а Валюха всех подменяла. Здоровая она была – как мужик, да и ростом Бог не обидел. Так что и за санитаров оставалась, и за медсестру. Утром, прочитав молитвы положенные, Валя пришла в палату и стала просматривать Зинины записи. Ах да, Ковалеву ведь нужно укол сделать. Она поднялась, взяла лекарство, приготовила шприц, подошла к Марку и стала рассматривать синяк на его руке.

– Пожалуйста, – вдруг отчетливо проговорил он, – я вас умоляю, вы только не кричите.

Валюха обмерла и подняла на него глаза.

– Только вы можете мне помочь. Я не болен, я…

– Вы не волнуйтесь, – Валя погладила Марка по руке, – конечно, не больной, конечно, я вам помогу, – заговорила она с ним как с малым ребенком.

Марк усмехнулся.

– Не верите. Я что, очень похож на ваших пациентов?

То, что он совсем не похож на остальных больных, Валентина заметила сразу. Красивый мужчина. Такой… ухоженный, что ли? Красивый. Увидела бы где в другом месте – загляделась. Она знала также, что у людей со сдвигами в психике бывают просветления, однако верить им никак нельзя – они хитрые, в этом она убедилась не раз и не два. Только вот в лесном доме таких совсем не было. Здесь были те, кто уже окончательно потерял человеческое лицо. Многие не поднимались с постели никогда. Другие поднимались лишь для того, чтобы принять какую-нибудь вычурную позу и замереть в ней на несколько часов. И никто, никто из них никогда не говорил так связно. Может быть, он… Нет, Валя решительно потянулась к его руке.

– Успокойтесь, сейчас все будет хорошо!

– Одну минуту, только одну, прошу. Вы можете делать свой укол, пожалуйста. Только выслушайте сначала. Меня упекла сюда жена. Но у меня есть дочь от первого брака. Позвоните ей. Запишите номер. Ее зовут Даша.

– Я запомню, – пообещала Валя.

Марк продиктовал ей номер телефона, а Валентина вкатила ему укол.

Как только Марк отключился, ее охватили сомнения. А вдруг он говорит правду? Да нет, чего только эти психи не придумывают. Наверно, у него мания преследования. Она размышляла и автоматически водила ручкой по листу бумаги, выписывая цифры. Ага, приехали! Телефон дочки записала. Только этого не хватало. Валя скомкала листок и бросила его в корзину для бумаг.

На всякий случай она открыла его историю болезни. «Ковалев Марк Андреевич, – значилось там. – Столяр-судостроитель. Холост. Тяжелая форма шизофрении». Валя с раздражением захлопнула историю болезни. Поверила! Вот дура-то!

А через два дня, в следующее свое дежурство, когда делала ему укол, он снова открыл глаза. Взгляд был блуждающим, бессмысленным. Потом на минуту остановился на ее лице, губы слегка зашевелились. Валя даже наклонила голову. Нет, глаза снова закрылись, Марк уснул.

Вечером, перед вечерней молитвой, она никак не могла сосредоточиться. Все не шел из головы этот человек, так не похожий на остальных пациентов. Тогда она неожиданно для себя решительно встала и направилась в ординаторскую. Корзина для мусора была пуста. Валя расстроилась, снова достала папку с его историей болезни. На картоне сверху были выдавлены цифры. Она пригляделась, переписала их на клочок бумаги, сняла телефонную трубку и снова положила ее на рычаг.

«Это уже ни в какие ворота не лезет. Один дурак просит позвонить, а другая идиотка выполняет просьбу. И чью? Слабого на голову человека! Дура, ей-богу. Круглая дура, кругом – дура…» И, продолжая ругать себя на чем свет стоит, она набрала код Санкт-Петербурга и номер телефона, который ей назвал Марк.

– Ковалеву, – попросила она решительно.

На том конце провода молчали. Валя снова чертыхнулась про себя и собралась уже повесить трубку, когда женщина все же ответила:

– Ковалева – моя девичья фамилия.

– Вы Даша?

– Да, – спокойно ответила женщина, – Дарья Марковна.

Валя набрала в легкие воздуха и спросила:

– Дарья Марковна, не могла бы я переговорить с вашим отцом?

Снова – молчание. А потом:

– Папа умер седьмого июня, извините.

Женщина положила трубку.

Валентина снова ничего не поняла. Конечно, странно говорить о человеке, что он умер, когда он живой. Но если твой отец в сумасшедшем доме, да еще и в интернате, то есть – навсегда, то какой смысл объяснять это всем подряд. Единственное, что смутно Валентину, так это то, что она назвала точную дату – седьмое июня. Где-то она уже наталкивалась на это число… Да и голос у нее был по-настоящему грустный. Не похоже, что притворяется. Хотя… Валентина снова пролистала папку с историей болезни Марка. В глаза бросилась дата его поступления в лесной дом – седьмое июня.

Она не стала больше делать Марку уколы и старалась все время быть поблизости. Когда он открыл глаза, она спросила:

– Помните меня?

– Помню, – отозвался Марк.

Он еще не совсем пришел в себя.

– Я позвонила.

Марк наморщил лоб.

– Она сказала, что вы умерли.

– Бедная девочка.

Через некоторое время Марк спросил:

– Вы мне поверили?

– Не совсем. Расскажите-ка мне все по порядку.

И он целую неделю рассказывал ей о себе. Рассказал все, начиная с самого детства. Про мать, и про Ию, и про Сашку, и про Регину. Про Ольгу он рассказывал скупо – в общих чертах. Валентина слушала его и дивилась: что за странная жизнь была у человека, с ума сойти. Разговаривали они тихо, чтобы никто их не слышал из персонала. Марк опасался, что здесь Ольга кого-нибудь подкупила.

– Да что вы! – отмахивалась Валя. – Я их давно знаю всех.

Однажды дверь быстро распахнулась, и старик в обтрепанном галстуке-«бабочке» и в оранжевой вязаной шапке на голове хмуро уставился на них.

– Кто это? – прошептал Марк.

– Не бойтесь, это Михалыч.

– А вдруг скажет кому?

– Нет, – засмеялась Валентина, – не скажет. Эй, Михалыч, скажи что-нибудь человеку, – она ткнула пальцем в Марка, – а я пока выйду.

Михалыч за одну минуту обложил Марка матом так, что тот не выдержал и впервые за последние недели расхохотался.

…Они с Валей говорили о побеге. Это она подала такую мысль.

– Нужно вам отсюда выбираться. Нельзя эту вашу… безнаказанной оставлять.

– Да ничего у нее не выйдет.

– Почему?

– Потому что – дурочка.

– Вы уже на этом раз погорели, – напомнила Валя.

– Погорел ли? Может, именно это мне было и нужно…

Валя зарделась. Хотелось бы ей, чтобы последние слова Марка как-то относились и к ней. Нравился он ей. По-хорошему, спокойно так нравился. Как отец.

 

10

В огромном здании, которое раньше занимал какой-то то ли рыбный, то ли океанический институт, Сергей довольно дешево снял себе офис. Теперь он сидел среди голых стен и репетировал свои беседы с кандидатами, претендующими на вакансии в его фирме. Стол должен быть завален бумагами. Вот так: Сергей водрузил на него папки с диссертациями своих бывших аспирантов, которые принес из университета. Но все должно быть в полном порядке. Три аккуратные стопочки папок – этого достаточно. Жаль, еще не подвезли мебель: шкафы и компьютеры придавали бы ему больший вес. Ну ничего, он будет делать вид, что все это – техника, сотрудники, секретари – в соседней комнате. Периодически он будет выходить и возвращаться с такой, например, фразой: «Извините, сами понимаете – глаз да глаз за всем нужен».

Первым на его объявление откликнулся совсем молодой человек – вчерашний выпускник педагогического вуза. Соня провела с ним первый отборочный тур. Паренек не совсем подходил им: у него не было машины, а педагогический стаж ограничивался учебной практикой. Когда он осторожно заглянул в дверь, Сергей сидел с задумчивым видом над бумагами. «Ага, студент. Ну с такими мы запросто», – решил он.

– Входите, не стесняйтесь, – он старался не показаться излишне высокомерным, но сразу же определить дистанцию, на которой молодому человеку предстояло держаться в будущем. – Одну минуточку, мне необходимо срочно просмотреть отчеты. Присаживайтесь.

Сергей поправил очки и принялся внимательно что-то изучать. Иногда он вскидывал глаза на парня и внутренне негодовал: тот и не собирался «стесняться», а развалился на стуле, как у себя дома.

– Так, – потирая руки, великодушно сказал Сергей, закрыв папку, с кем мы сегодня имеем дело?

Молодой человек молча протянул ему резюме, отпечатанное на компьютере, и уставился в потолок. Сергей прочитал половину листочка.

– Все это, конечно, замечательно, – сказал он, двумя пальцами откладывая листочек. – Но давайте перейдем к делу. Расскажите мне о себе.

Молодой человек вздохнул и заговорил.

– Нет, нет, – перебил его Сергей, – все это я только что прочитал. Но вы же понимаете – это лишь формальности. И по формальным показателям вы нам вполне подходите. Но работать в нашей фирме – значит работать в команде. А знаете ли вы, что такое команда? Это когда все вместе вдыхают и выдыхают, когда все усилия отданы общему делу, когда…

– Я понимаю, – вставил молодой человек небрежно.

– Хорошо, тогда я вас слушаю, начинайте. – И он устроился в кресле поудобнее, снял очки и подпер подбородок рукой, располагая к откровенной беседе.

– Да рассказывать, собственно, нечего. Ищу работу с достойной оплатой – вот и все. А остальное в резюме.

– Ну хорошо, – вкрадчиво сказал Сергей, – давайте дадим волю нашей фантазии. Как вы представляете себе будущую работу?

– А чего ее представлять? Буду преподавать английский. Существует масса разных методик. Вы, кстати, какую предпочитаете? – немного раздраженно спросил молодой человек.

– Об этом мы поговорим немного позже, – Сергей назидательно поднял палец вверх. – А как у вас складываются отношения с людьми?

– Нормально.

– Вы конфликтный человек?

– В меру, как все. Только мы еще не выяснили главного: сколько вы платите в час преподавателям? Ваша барышня, – Сергей поморщился при этих словах: не смогла Сонька произвести подобающего впечатления, – наобещала золотые горы, но конкретно цифру не назвала.

Сергею не понравилось то, что молодой человек сразу решил говорить о деньгах, но, подумав немного, все же ответил:

– Вообще-то, пока кандидат не прошел систему тестов в нашей фирме, я не говорю с ним об оплате. Ведь неизвестно еще, выдержите ли вы конкурс. Но думаю, вам сказать могу, вы мне понравились, и я надеюсь, что вы легко пройдете все тесты. После испытательного срока я буду платить вам сто пятьдесят долларов. – Он взглянул на молодого человека с улыбкой благодетеля.

Но тот даже не улыбнулся, а ждал, что Сергей что-то еще добавит.

– Вы чего-то не поняли? – удивился Сергей.

– Сто пятьдесят – за что? Сколько часов в неделю нагрузка?

– Как сколько? Обычный рабочий день. Восемь или шесть, скажем.

Молодой человек поднялся.

– Меня это не устраивает.

– Одну минутку. Сколько же вас устроит? – не удержался Сергей, разочарованно поднимаясь со своего кресла.

– За эти деньги я согласился бы работать один час в день. Знаете, сколько стоит хороший репетитор сейчас? Семь долларов в час. Вот и считайте.

– Тогда нам с вами не о чем разговаривать, – отчеканил Сергей.

– Я тоже так почему-то подумал, – с улыбкой сказал молодой человек и закрыл за собой дверь.

Сергей от досады пнул стол. Черт! Нет, не нужны ему молодые-смышленые. Пусть Соня подбирает каких-нибудь замшелых безработных. Семь долларов в час! Вы только подумайте! Сколько же составит прибыль директора фирмы, если он начнет разбрасываться такими деньгами? Он взял карандаш, калькулятор и принялся быстро считать. «Наглец! – решил он, закончив свои подсчеты. – Просто наглец!»

Настроение было испорчено. Сегодня больше никаких кандидатов не намечалось. Соня отправилась на собеседование с какой-то мадам и обещала приехать после семи. Придется ждать ее здесь несколько часов. Можно пока сходить перекусить. Он уже запирал кабинет, когда услышал телефонный звонок. Может быть, кто-то решил записаться на курсы? Ему уже звонили несколько человек. Мало, конечно. Он поскупился на рекламу в газете и заставил Соню пройтись по городу и расклеить рекламные листочки, красиво написанные от руки, на столбах и остановках. Соня при этом все время скулила и требовала оплаты. Она работала уже почти месяц, а кормил он ее одними обещаниями и ежедневными тренировками по сексуальным многоборьям. Соня повзрослела, поправилась и была теперь, что называется, женщина в самом соку. Сергея тянуло к ней постоянно. Как только она приходили в офис, он тут же запирал дверь на ключ.

– Что, опять? – причитала Соня, но, как всегда, была покорна его воле.

От этого-то, может быть, свою волю он трижды переоценивал.

Провернув наконец ключ в замке, Сергей подбежал к телефону и поднял трубку.

– «Тигр?» – спросил приглушенный мужской голос.

– Да, вас слушают.

– Мне нужен ваш директор.

– Вам повезло, вы случайно попали на меня, – радостно сообщил Сергей.

– Слушай внимательно…

Сергей похолодел. И как он мог позабыть, что существует на свете рэкет? Кто, кроме этих бандитов, будет разговаривать с ним в таком тоне?

– …сейчас твоя любовница сидит в ресторанчике с твоей женой и что-то горячо с ней обсуждает. Адрес ты знаешь.

В трубке давно раздавались гудки, а Сергей все держал ее около ухи. Лучше бы это был рэкет. Ноги перестали слушаться. Он с трудом, держась за стол, добрался до своего кресла и тяжело опустился в него. Сергей никогда не задумывался о том, что будет, если Даша обо всем узнает. Он был уверен, что надежно защищен от таких сюрпризов. Неужели это Сонька нашла ее? И о чем она сейчас ей рассказывает? О том, чем они с ней занимаются ежедневно? Так вот о какой встрече она ему говорила. Вот с кем она встречается сегодня в шесть. Это, кажется, какой-то ресторанчик при универсаме. Ну конечно, он же около его дома. Нужно торопиться. Он еще может спасти положение, пока она не рассказала слишком многого. Даша поверит ему, а не этой девке. Какая дрянь, какая дрянь… Он выбежал из кабинета, позабыв закрыть дверь. Вспомнил об этом уже внизу, махнул рукой – что там красть? Сел в машину. И все-таки в голове не укладывалось, как Сонька, при всех разворачивающихся теперь перед ней перспективах, могла на такое решиться…

Сергей развернул машину и поехал на Васильевский остров. Он ничего вокруг не видел. Не заметил он и горбуна, одиноко стоящего неподалеку от входа в бывший институт. А горбун удовлетворенно хмыкнул при виде его, перешел дорогу и не спеша направился к автобусной остановке…

 

11

Ольга расплатилась с Валерой сполна, но все-таки они расстались недовольные друг другом. Ему все время мерещились бритоголовые мальчики, которые, не ровен час, могут нагрянуть, а ей казалось, что он не сумеет выждать два-три месяца, а начнет тратить деньги завтра же.

Ольга съездила на два дня в Питер, утрясла кое-какие вопросы с главным бухгалтером. Ей нужны были деньги, и как можно скорее. Он ломался. Говорил, что те магазины, которые они открыли совместно с Ольгой, только-только начали приносить прибыль.

– Так купи их у меня сам! – предлагала Ольга.

– На какие шиши? – прибеднялся бухгалтер, откровенно рассматривая ее ноги.

– Ты должен мне помочь. – Ольга села ему на колени.

Его руки побежали по ее телу под одеждой.

– У меня нет таких денег, ты же понимаешь. А наследство ты получишь не ранее чем через полгода. К тому же завещание…

– Разве было завещание?

– Наверно, было, я не знаю.

– Мне очень нужны деньги. Сделай что-нибудь.

И он сделал. Прямо в кабинете: быстро и просто.

– Послушай, – сказал он ей, отдышавшись. – Думаю, выход найти можно. Ты хочешь купить крупную вещь, насколько я понимаю. Правильно?

– Угадал.

– Из какой области?

– Из области недвижимости. За пределами…

– Это правильно, – одобрил бухгалтер и внимательно пригляделся к Ольге.

Да, он был слабым человеком, кто отрицает. Женщины и деньги были основными его слабостями, что тут поделаешь. Но чего он больше всего терпеть не мог, так это женских хитростей. Дурочек обожал, одаривал их, не скупясь, не сожалея потом, а вот таких проныр, как эта Ольга… Надо же, кто бы мог подумать.

– Купи в кредит, – посоветовал он наконец. – На первый взнос я тебе наскребу, а потом буду выплачивать частями.

– Составляй договор.

Уезжать нужно было срочно. Времени оставалось в обрез. Родственники могли нагрянуть в любой момент.

– Завтра, – пообещал бухгалтер. – Встретимся завтра.

В Энск Ольга вернулась во всеоружии. Первый взнос за дом в Финляндии был внесен, договор о продаже магазинов с полным расчетом в течение трех месяцев получен. Теперь нужно было окончательно избавиться от Марка.

Осуществить план оказалось гораздо сложнее, чем придумать. С раннего утра ее обуял беспричинный страх. То казалось, что кто-то ходит по дому. Она прислушивалась, ей чудилось, что скрипят половицы. Ольга несколько раз обошла дом на всякий случай. Конечно, никого в нем не было. У старухи такая система безопасности, что, шевельни кто-нибудь хотя бы ставни снаружи, тут же оглушительно ревела сирена. Отделение милиции находилось достаточно далеко от дома, но соседи сразу высыпали на улицу.

В конце концов собственные страхи рассмешили Ольгу. И чего она боится, какой такой грех на душу берет? Кому нужны эти люди? Недаром их выселили из города подальше, за тридцать километров – в чащу леса. Не станет их, никто и не заметит, только вздохнут с облегчением – нету, и слава Богу. Да и кому ее искать потом? Кто будет разбираться?

Но все-таки то, что предстояло совершить этой ночью, ввергало ее в панику. Все, что она до сих пор уже сделала, не оставляло ей никаких надежд. Она жгла за собой мосты, навсегда. Она теперь могла двигаться только вперед, навстречу своей финской мечте. Туда, где нет неблагодарной дочери, где нет отвратительных пьяных мужиков, где прошлое стирается из памяти под шум ветра.

До ближайшего поселка она добралась на попутной машине. Дальше – километров пять – прошла пешком. Обратного маршрута она не продумала заранее. Собиралась вернуться на проселочную дорогу и поймать попутку до города. Торопиться ей будет не нужно. Никто не сможет ее догнать. Ведь она собиралась спалить этот лесной дом дотла.

А что? Полыхающий летом лес – по телевизору каждый день говорят об этом. Лето стоит жаркое. С середины мая дожди прекратились. Пожар – это ерунда. Кто будет разбираться? Ольга шла по лесу и пыталась унять бурю, разыгравшуюся у нее внутри. Все было запланировано заранее, кроме этой бури. Она шла как-то непривычно быстро для себя, дыхание сбивалось, и ей приходилось останавливаться, чтобы отдышаться. «Это воздух такой тяжелый, хвойный, – пыталась успокоить себя Ольга. – Здесь дышится трудно…»

«Как чудесно дышится», – думал Марк, выбираясь из окна. Он с трудом дождался темноты, а когда стемнело, стал считать про себя от волнения и досчитал уже до трех тысяч пятидесяти восьми, когда в палату вошла Валентина.

– Ну вот и все, – сказала она. – Помните, минут через десять ходьбы будет развилка. Сворачивайте там налево. Если свернете правильно, после развилки идти вам еще километров пять до проселочной дороги. Там ночью фуры ездят. Подвезут. Вот. – Она протянула ему деньги.

– Это еще зачем? – удивился Марк.

Валя покачала головой.

– Бесплатно сейчас никто не возит. Ну, может, кто и возит, но к чему вам ждать. Заплатите и быстро доедете. А потом позвонить, может быть, захотите Даше своей. Берите, мало ли что.

– Спасибо, – сказал ей Марк.

– Вы бы сообщили мне потом, что ли, – попросила Валя. – Как там все обернется?

– Давай я тебе адрес Даши запишу, может быть, заедешь как-нибудь.

– А вы приглашаете? – спросила Валентина.

– Приглашаю, – улыбнулся Марк. – Хотя, знаешь, приглашать-то мне тебя пока некуда…

– Ну прощайте.

– Ну прощай. – Он пожал ей руку

Выбравшись из окна, Марк нагнулся и под окнами, прижавшись к деревянной стене дома, прошмыгнул к воротам. Открылись они легко, без скрипа. Молодец Валюша, ее работа. А то раньше так скрипели, что он в палате вздрагивал. Ну вот и все. Он зашагал по дороге. От свежего воздуха кружилась голова. Сердце купалось в какой-то старинной мелодии его молодости – не то «брызги шампанского», не то «рио-рита». Он закурил. Темнота – хоть глаз выколи. Ставишь ноги в темноту – как в пропасть.

И все-то вокруг ему нравилось. Все-то его радовало, как малого ребенка. И как-то совсем незаметно для себя он проскочил развилку и пошел совсем не по той дороге.

На той же развилке, где еще не остыли следы Марка, Ольга появилась спустя всего несколько минут. Если бы светило солнце, они непременно увидели бы друг друга. Дорога просматривалась далеко. Но опустившийся занавес темноты не дал им встретиться.

Оставшуюся часть пути она почти бежала. Все нужно было поскорее закончить. Поскорее, иначе она сойдет с ума, – ей так казалось. Она подошла к воротам, посмотрела в щель. Один только огонек горит, да и тот, похоже, оставляют на ночь. Окна темные… Неожиданно Ольга покачнулась и налегла на ворота. Они оказались не заперты. Вот так подарок. Ее трясло как в лихорадке.

Ольга скользнула во двор. Нет, вы только подумайте, дверь, входная дверь, открывалась внутрь. А рядом, вы только представьте себе, лежало несколько металлических палок. Ольга хохотала про себя. Сейчас, сейчас… Она бесшумно втиснула металлический прут в массивную дверную ручку: «А ну-ка выберись теперь, дорогой!» Быстро смочив куски ветоши бензином, поджигала их и забрасывала на крышу, приплясывая при этом.

Так, наверно, чувствовали себя ведьмы…

Первым почуял пожар Михалыч. Он открыл глаза и жалобно заскулил на кровати. Ему совсем недавно сделали успокаивающий укол на ночь, поэтому сил подняться не было. Он посмотрел на кровать Марка, которая стояла рядом с ним. Что-то его там не видно. Михалыч снова заскулил.

Валентина не стала плакать после ухода Марка. Очень ей хотелось, но она не стала. Зинка еще вчера уехала в город, к сестре. Братья-санитары напились до бесчувствия и храпели в ординаторской. Валя закрылась в своей комнате, вытащила молитвенник, перечитала все, что положено, и легла. Стараясь отрешиться от земных мыслей, она тотчас уснула. Бывает такая особенность у людей. Когда они волнуются – засыпают быстрее обычного: кончается запас жизнеспособности, что ли, жизнестойкости.

Вой Михалыча становился все громче. Валентина проснулась и не сразу поняла, что случилось. А когда поняла – метнулась к входной двери. Пелена дыма в коридоре ела ей глаза, жгла легкие. Валя билась всем телом в дверь, а та почему-то никак не хотела поддаваться. Она побежала в ординаторскую, за санитарами. Но что-то рухнуло в этот момент, задело ее голову Сверху сыпались горящие деревяхи. Ординаторская была охвачена огнем. Михалыч все еще выл в палате, но уже как-то тихо, без всякой надежды. Валентина снова бросилась к входной двери и изо всех сил навалилась на нее. Никакого эффекта. «Окно, – вспомнила она наконец, – одно окно не заперто». В расплавленном воздухе она пробиралась в сторону палаты, закрывая лицо от огня. Она даже не заметила, в какой момент потеряла сознание…

Сколько, интересно, он идет по этой несчастной дорожке, думал Марк. Вроде бы Валентина говорила о какой-то развилке. Он присел на корточки, закурил, задумался. Нужно возвращаться. Не то можно заблудиться. Да и ушел-то он еще совсем недалеко…

Над головой поднялся диск луны. А там, откуда он только что пришел, взметнулись вверх языки пламени…

От быстрого бега кололо в боку. Ворота были по-прежнему открыты. Марк подбежал к двери, потянул ее на себя и заметил металлический прут. Он вытащил его, отшвырнул, распахнул дверь. Валя лежала на полу в коридоре. Марк схватил ее, поволок к выходу, и как только вытащил на крыльцо, потолок в коридоре обрушился.

Марк стал тихонечко бить Валю по щекам. Она застонала. Через долгую-долгую минуту открыла глаза. Посмотрела на Марка. Лицо ее вдруг скривилось, и она заплакала:

– Михалыч…

Валя не договорила, ее скрутил приступ кашля. Казалось, сейчас ее вывернет наизнанку. Марк обежал дом, вот и окно, из которого он полчаса назад вылез. Михалыч стоял у окна и плакал. Сзади него клубился черный дым, стрелял огонь. Он понятия не имел, что окно открыто. Он только разбил стекло, чтобы легче было дышать.

– Мать твою, – жалобно сказал он, увидев Марка.

– Вылезай.

Марк распахнул решетку и потащил Михалыча на себя. Длинный больничный халат на его спине потихоньку тлел. Марк сорвал халат и стал затаптывать ногами. В эту секунду крыша с грохотом рухнула…

Переступив порог дома, Ольга упала в коридоре как подкошенная и залилась смехом. Нервы сдали. Из глаз катились слезы… Смех прекратился так же неожиданно, как начался. «Я не владею собой. Вот что значит – не владеть собой. Кто же владеет мной? Бред какой-то. Скоро я сама сойду с ума. Нужно взять себя и руки». Некоторое время она в растерянности просидела на полу, а потом решила: «Бежать, бежать отсюда немедленно. Не завтра утром, как собиралась. Сейчас, сию минуту. Через Энск идут десятки поездов».

Она встала. Ноги плохо слушались. Руки не просто дрожали – тряслись так, что она все время роняла на пол вещи. Защелкивая замки чемоданов, Ольга услышала, как кто-то тихо стучит в дверь. Она замерла. Кого это еще черт принес? Доченька явилась? Слишком поздно. Ночь.

Ольга на цыпочках подошла к двери.

– Кто там?

– Марк Андреевич дома? – спросил мужчина.

Ну сейчас она ему покажет! Уже все в округе знают, что Марк умер в больнице. Так нет, ходят все… Ольга распахнула дверь, набрала в легкие воздуха. И – задохнулась. В лицо полыхнули синие, такие знакомые глаза. Она попятилась, упала, поползла на спине, выставив вперед руку. Хотела закричать, позвать на помощь, но… лишилась чувств.

 

12

В ресторанчике действительно было пусто, поэтому Дара сразу заметила девушку, одиноко сидящую за столиком. Перед ней стояли маленькая чашечка кофе и бокал вина. «Удивительные пошли менеджеры», – весело подумала Дара и, приняв самый серьезный вид, скромно подошла к девушке.

– Софья Алексеевна? – спросила она несколько заискивающе.

– Ах, это вы, Аня? Присаживайтесь, не стесняйтесь. – Девушка рассеянно рассматривала зал.

На сцене за роялем молодой человек что-то небрежно наигрывал. Импровизированная мелодия плавно перетекала из одной тональности в другую, вплетались знакомые мотивчики, тянулись долгие паузы.

– Заказать вам кофе? – спросила Софья.

– Гм-м, может быть, я лучше сама? – вежливо предложила Дара.

– Пожалуйста. – Девушка, похоже, даже обрадовалась. – Я бы хотела послушать ваш английский.

– Сколько угодно, – тут же перешла на английский Дара.

– Нет, вы что-нибудь подлиннее скажите, – хитро сощурилась девушка.

– Ну что вам сказать? – продолжала Дара по-английски. – Вы очень, очень молоды. У вас голубые глаза и курносый носик. Тонкие губы, гладко зачесанные волосы заплетены в косу. Единственное, что меня удивляет, так это то, что вы пьете вино во время собеседования.

– Хорошо, – протянула девушка, прихлебнув из бокала. Дара готова была поклясться, что она не поняла ни единого слова. – А что вы умеете делать на компьютере?

– Все, – ляпнула Дара.

– Минуточку. – Девушка погрозила ей пальцем. – Все никто не умеет. Меня интересует, можете ли вы составить таблицу, написать отчет, найти нужный файл?

Судя по ее тону, компьютер она никогда не видела, по крайней мере вблизи.

– Думаю, смогу, – пообещала ей Дара.

– А теперь давайте пофантазируем, – предложила ей девушка.

– С удовольствием, – от души улыбнулась Дара.

– Как вы представляете себе свою будущую работу?

Дара подробно рассказала девушке, как она это себе представляет.

Соня смотрела на женщину раскрыв рот. Вот это – кадр. Все знает. И о преподавании, и о рекламе, и о конкурентах!

– Хорошо, – сказала она, когда Дара закончила. – Хочу вас обрадовать. Мне вы очень понравились. – Девушка выдержала паузу, стараясь придать вес произнесенным словам. – А это случается нечасто. Я теперь доложу о вас нашему генеральному, и он назначит вам день и час аудиенции. Рада вас поздравить…

В этот момент двери в зал с шумом отворились, и обе женщины по инерции обернулись. И обе разулыбались, увидев Сергея.

Если бы он заметил на их лицах эти улыбки, то, возможно, притормозил бы чуть-чуть там, у порога, а потом придумал бы что-нибудь и выпутался из этой ситуации с минимальными потерями. Но он был без очков, а в зале стоял полумрак. Поэтому, заметив Дару с Соней за одним столиком, он в абсолютной уверенности, что катастрофа свершилась, подлетел неуклюже к ним.

– Сережа, я нашла… – начала было радостно Соня, но Сергей перебил ее:

– Не смей, слышишь, не смей! Не слушай ее, Даша!

– Так ты ее знаешь?! – удивилась Соня.

– Да, это моя жена, – сказал Сергей и тяжело опустился на стул. – Не верь ни единому слову. – Он посмотрел на Дару и тут только понял, насколько поспешил со своими выводами.

Все трое замерли. До Дары медленно доходила суть только что разыгравшейся сцены. Кажется, эти двое знают друг друга довольно хорошо. И как-то так получается, что они вместе, а она, Дара, отдельно. Вот так здорово! Они сидели и напряженно молчали. Подошел официант:

– Что будем заказывать?

Ему никто не ответил. Они были как бегуны на старте: выстрел и они бросятся вперед.

Способность соображать к Даре не возвращалась. «Это невозможно, невозможно, – думала она. – Чтобы мой Сережа, мой родной Сережа…»

Музыкант прекратил играть, и в ту же минуту взревел магнитофон. Сердце Дары все сжималось и сжималось, ей казалось, что сейчас она умрет, потому что такое пережить нельзя. «Так не бывает», – думала Дара, а вся ее жизнь рушилась, и обломки летели и падали у ее ног.

Протянутую ей руку она увидела как будто издалека, из другого измерения. «Рука», – подумала Дара. «…В полете воздух гнет, смыкая пальцы в чашу сна… устами детства сладкий мед… и – вкус… и – легкость… и – узнать», – подсказала ей услужливая память. Дара вспомнила сладкое чувство покоя, когда опиралась на эту руку. На эту? Вспомнила почему-то, что у нее умер совсем недавно отец. Еще секунда – и она разревется на глазах у Сергея и у его… у этой… Дара подняла голову, но не разглядела лица мужчины: в зале мигали яркие огоньки, в глазах стояли слезы.

– Можно вас пригласить?

Она быстро подала ему руку, встала, положила руки на плечи. И первые слезы упали прямо на его рубашку.

– Ого! – сказал он. – Вовремя я.

Она не отвечала. Они танцевали молча. Но слезы все капали и капали из глаз Дары.

– Осторожно, тушь потечет, – предостерег ее партнер. – Не переживайте так. Треугольник, я понимаю. Но ему так идет его жена, простите. А вам он – совсем не идет.

Дара подняла голову:

– Жена – это я!

И разглядела наконец его лицо.

– Вот это да! – присвистнул музыкант.

Он увидел Дару, как только та вошла в зал. Интересная женщина, редкая, не похожая на здешних завсегдатаев, не того сорта. А вот блондиночка, к которой она подсела, та, пожалуй, из тех, что всегда не прочь выпить, особенно когда угощают. Интересно, что у них общего?

Долго гадать ему не пришлось. Запыхавшийся мужчина, упавший на стул, как раненый селезень, разрешил его сомнения: вот что у них общее. Интересно, как они будут его делить? Может быть, пополам? Сцена заинтересовала его не на шутку. Он отлично видел лицо Дары и прочитал на нем все, что она пережила только что. На мгновение ему показалось, что она сейчас расплачется, как маленькая девочка…

Его поступок опередил его мысли, хотя соображал он всегда удивительно быстро: «Можно вас пригласить?..» Он собирался вывести ее потихонечку через черный вход, чтобы избавить от надвигающегося скандала.

Закружил ее в танце по залу в сторону кухни и на кухне с сожалением выпустил из рук.

– Где вы живете? Давайте я вас провожу.

– Спасибо, – не глядя на него, сказала Дара. – Я живу в соседнем доме.

Он открыл ей входную дверь.

– Ну пока!

– Спасибо, – сказала она и вышла.

Он остался стоять на пороге. Смотрел ей вслед и думал: «Ну почему если и случается в жизни что-нибудь хорошее, то так ненадолго?» Еще он попробовал про себя пошутить, мол, на чужой каравай… Даже после развода с женой он не чувствовал себя таким покинутым и одиноким… «Не уходи! – крикнул он ей мысленно. – Останься». Она круто развернулась на каблуках и пошла назад. «Получилось!» – оторопело подумал он.

…Сделав несколько шагов по направлению к дому, Дара почувствовала, именно почувствовала, а не подумала, что ей не хочется туда возвращаться. Ощутила это какой-то пустотой в животе. Потому что Сергей, скорее всего, тоже сейчас туда явится. Она этого не выдержит. Нет, сейчас она к этому еще не готова. Но Катька и так уже полчаса сидит дома одна. Что же делать? Интересно, есть у них там, в этом ресторане, телефон? Должен быть…

И Дара повернула назад.

Он еще стоял и смотрел ей вслед. Вот и хорошо. Не придется колотить в дверь. Она пошла быстрее.

– Я не спросила: как вас зовут?

– Сергей.

Даша на минуту прикрыла глаза, но все-таки произнесла, через силу, похоже:

– Сергей, можно от вас позвонить?

– Конечно.

Он повел ее по узкому коридору и показал телефон.

– Мама, – решительно начала Дара. – Пожалуйста, съезди за Катей, забери ее на выходные. Что? Нет, у меня все нормально. Ну ты права, не совсем. То есть, может быть, даже совсем не… Не говори. Я ничего не хочу о нем слышать. Просто забери Катю – и все. Со мной ничего не случится. Точно. Нет, я не одна. Мама…

Первый раз в жизни она назвала ее мамой по-настоящему. Регина готова была выполнить любую ее просьбу. Даже если нужно было бы сделать что-нибудь противозаконное. Она набросила на плечи куртку, спустилась вниз, села в машину. Дара внимательно следила за набережной. Машина Регины показалась там через десять минут. Машины Сергея видно не было. Но он оставлял ее на стоянке, за домом. Музыкант сообщил, что в зале ни его, ни Сони больше нет.

Регона позвонила. Дверь ей открыли Катя и Сережа.

– Ну что, дорогая, поедем ко мне? – спросила она Катю весело.

– Почему… – начал было Сергей, но Рина удивленно посмотрела на него.

– Разве Даша не говорила? Мы с ней еще неделю назад договорились! Мы с Катериной идем в зоопарк!

– Ура! – завопила Катя и побежала укладывать вещи в новый рюкзак: зубную щетку и тапочки. – В зоопарк! Наконец-то…

– Кстати, а где Даша? – обратилась она к Сергею.

Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Не знаю, поехала на работу…

«Врет, мерзавец, – разглядывала его Регина. – Никогда ты мне, парень, не нравился. Никогда».

Увидев, как из-под арки вприпрыжку вынырнула Катька и побежала к машине, Дара облегченно вздохнула. Рядом с ней шумно вздохнул музыкант. Она посмотрела на него.

– Куда теперь? – спросил он.

– Не знаю.

Дара и вправду не знала. Мир, тот самый мир, который она знала еще четверть часа назад как облупленный, превратился вдруг в незнакомый и непонятный. Ориентиры пропали. Кругом была пустота. И в этой пустоте Даре предстояло проложить маршрут. Только вот куда податься? К маме? Чтобы поплакать у нее на груди? «Меня тоже бросили!» Она-то утешит. И в каждом ее слове Дара будет слышать отголосок одного и того же мотива: «Ну что ж – не ты одна!» Нет уж. Что-то не хочется. Да и Антона видеть нет никакого желания. В принципе можно поехать к Зое, попросить убежища, отсидеться. Нет, ни за что. Не хочет она рассказывать о себе никакой Зое. Никому она о себе рассказывать ничего не хочет.

– Можно пока посидеть здесь, – предложил музыкант. – Я сейчас должен играть. Вы любите музыку?

– Ну… – протянула Дара.

– Пошли! – обрадовался музыкант и потащил ее назад теми же узкими коридорами.

 

13

У подъезда затормозила машина, и из нее вышел высокий пожилой мужчина с палкой. Дети, возившиеся на крылечке, моментально затихли и замерли с открытыми ртами. Этот колоритный старик был похож одновременно и на Деда Мороза, и на Бармалея. Белые длинные волосы, черные широкие, сдвинутые на переносице брови, сверкающие глаза, толстая палка с головой кобры, у которой поблескивал один красный глаз, – здесь было на что заглядеться. Мужчина распрямил плечи и, высоко подняв голову, прошествовал мимо оторопевших детей в подъезд.

– Папочка. – Луиза Ренатовна поднялась на цыпочки и поцеловала отца в подставленную щеку.

Она взяла из его рук трость, поднесла ему тапочки и под руку провела в комнату.

– Здравствуйте, молодой человек…

Максим подскочил к старику, пожал протянутую руку. С лоджии вошел Николай Иванович Сумароков и обнял старинного друга. Вместе они воззрились на Максима.

– Ну что, присядем на дорожку?

Все присели, помолчали. Ренат Ибрагимович встал, откашлялся и торжественно произнес:

– В путь!

Все тут же засуетились, подхватили чемоданы, сумки, пакеты и гурьбой направились к выходу. В конце этой процессии шла Лада и демонстративно поднимала глаза к небу. Максим при этом делал ей страшные гримасы и все время толкал в бок. Марья Александровна расцеловала их и, оставшись в квартире одна, бросилась тут же к окошку – посмотреть на отъезжающих и провожающих, столпившихся возле машины.

Когда Максим попросил руки Лады, а произошло это ни много ни мало на следующий день после их прогулки под фонарями по ночному городу, то есть сразу после того, как ЛуизаРенатовна попросила Максима помочь Ладе развеяться и позабыть свои печали, Сумароковы рты раскрыли от удивления. Феликс молчал и отчаянно поглядывал на жену. А Луиза осторожно спросила:

– Не слишком ли вы мало знакомы для того, чтобы решиться на такой ответственный шаг?

– Вот мы и собираемся узнать друг друга получше, – сказал Максим. – Поэтому и решили пожениться.

– Но… вы не хотите подождать немного, только ради бога не подумайте, что мы с отцом против…

– Так вы «за»? – прищурившись спросила Лада, высунувшись из-за плеча Максима.

– Да я не о том. Я имею в виду подождать, чтобы, как это говорится, проверить свои чувства.

– Зачем? – спросил Максим. – Наши чувства ничто теперь не изменит.

– Всякое бывает, – вставил Феликс.

– Только не с нами, – решительно заявила Лада.

Луиза с удивлением смотрела на дочь, которая еще два дня назад страдала по какому-то врачу из Энска.

– Что до меня, то я полюбил Ладу с первого взгляда, и случилось это два года тому назад, – сообщил Максим.

– А я все равно не передумаю, – уперлась Лада. – Так вы «за»? – спросила она, поджав губы.

– Мы «за», – быстро нашелся Феликс, – но в семье такие важные вопросы решает исключительно твой дедушка. Ренат Ибрагимович прекрасный специалист в этом деле. Поэтому давайте-ка познакомим с ним Максима.

– Ладно, – махнула рукой Лада. – Дед – это человек, – сказала она Максиму. – Тем более что все равно придется знакомиться.

На следующий день Максим имел долгую беседу с Ренатом Ибрагимовичем с глазу на глаз. Лада изнывала с бабушкой на кухне, поедая сладкий хворост.

– Ну что же они так долго, а, ба?

– Ай, нетерпеливая какая! Мужской разговор уважать не умеешь!

В конце концов решили так: жениться, не представив невесту родителям жениха, никак невозможно. Нужно сначала съездить познакомиться. Это не важно, что они хорошо знают Ладу Она приходила к ним как гостья, а теперь она невеста, что не одно и то же. Но ехать с женихом одна Лада не может. «Да и не принято так!» – сказал дед. Поэтому он лично берется сопровождать их в славный город Энск к будущим родственникам.

– Хочет на твоих родителей посмотреть! – шепотом предупредила Лада Максима.

– Мне скрывать нечего! – гордо ответил он ей.

Как только родители вернулись с юга, Максим позвонил им и поставил в известность, что едет домой с невестой и ее дедушкой.

– А дедушка зачем? – поинтересовался Андрей.

– Вы будете смотреть невесту, а дедушка будет смотреть вас, – предупредил Максим.

– Мать, – закричал Андрей жене от телефона. – Он нам, кажется, тоже смотрины устроил!

– Не смейся, папа. Во-первых, у них в семье так принято испокон веков. Во-вторых, знаешь, кто ее дедушка? Ренат Ибрагимович Алтаев.

– Тот самый?

– Тот самый. А второй дедушка – Сумароков, ты знаешь. Тоже тот самый. А отец – тот самый тоже Сумароков, который берет меня к себе в экспериментальную лабораторию.

– Сынок, – засмеялся Андрей, – я и не думал, что ты у меня такой пробивной…

– Папа, я же не виноват, что Лада оказалась их дочкой. А наша бабушка оказалась их домработницей…

– Ладно, приезжайте. Не волнуйся, постараемся соответствовать…

Степенность и важный вид Ренат Ибрагимович сумел сохранить в течение часа по прибытии. Но веселый тон Андрея быстро сбил с него налет показной спеси, и спустя полтора часа они уже наперегонки упражнялись в остротах. После застолья сели играть в шахматы. Максим был секундантом, потому что мужчины не столько играли, сколько спорили о политике.

Нина неплохо знала Ладу. Она встречала ее, когда та приехала на практику в Энск, помогала устроиться в комнате, которую той дали, звонила иногда Луизе, рассказывая о дочери. И весной ходила в больницу по ее просьбе посмотреть на одного из врачей. Он произвел на нее удручающее впечатление.

Теперь Нина показывала Ладе семейный альбом. Вот Максиму годик, вот он делает первые шаги, вот это – уже в садике, вот – в десятом классе.

– А ваши фотографии? – спросила Лада.

– Тебе интересно? – обрадовалась Нина и притащила еще два толстых альбома.

– Это маленький Андрей.

– Не смей показывать мою фотографию в неглиже, мы еще не женаты!

– Это я с мамой. Это – лучший друг Андрея Марк. У них тогда была здоровенная собака. Вот она, рядом. Смешные мальчишки – не разлей вода были. Вот им уже по семнадцать. Вот – по двадцать пять. Вот наша с Андреем свадьба. Вот свадьба Марка – мы у них были свидетелями, а они у нас. Ия его – красавица. Жаль, умерла совсем молодой… Это мы строим дачу, а это Андрей с Марком снимались совсем недавно…

– Подождите-ка, можно я поближе посмотрю? – сказала вдруг Лада.

– Конечно. Это они специально обнялись, как на той детской фотографии…

– Его фамилия не Ковалев случайно?

– Ковалев. Слышала про него? Он у нас в городе был знаменитостью!

– А сейчас? – спросила Лада, всматриваясь в лицо на фотографии.

– Он умер, – сказала ей тихо Нина. – Мы узнали об этом, когда вернулись. Два месяца назад умер.

– Надо же. А я его видела в больнице, – сказала Лада.

– Когда?

Андрей тут же повернулся к ней, и все теперь смотрели на девушку.

Ей совсем не хотелось вспоминать тот несчастный эпизод, разрушивший ее надежды на любовь… Да и какая это была любовь? Так, заблуждение, странная глупость. Но не рассказывать же им сейчас об этом…

– В больнице, на практике.

– Но ведь ты была на практике в… – Нина не договорила. – Почему же тогда? Я не понимаю, постой…

– В психиатрическом отделении.

Нина и Андрей молча переглянулись.

– Не может быть. Ты ошиблась.

– Нет, я делала ему внутривенные инъекции, видела историю болезни. Ковалев – помню точно, а вот имени не запомнила. Собственно, после того, что случилось тогда, я и уехала из Энска, – добавила Лада, покраснев и посматривая на Максима.

Ему-то она давно все рассказала, и теперь он лихорадочно восстанавливал в памяти ее рассказ.

– Лада, – сказал он ей, – расскажи им. Расскажи им все… про Марка. Все по порядку.

– Он был без сознания, когда его привезли. В карте было написано – тяжелая форма шизофрении под вопросом. Я должна была сделать ему укол в час, но закрутилась и пришла только в три, а он… он уже пришел в себя, снял ремни, которыми был привязан к постели…

– Где я?

– В больнице, – Лада с ужасом смотрела на пациента, который, судя по записи в карте, мог выкинуть сейчас все что угодно.

Она чувствовала, что сейчас упадет в обморок. Мужчина повернул голову набок и снова спросил:

– Что со мной было? – А потом еще: – И почему ты так на меня смотришь?

Лада не могла вымолвить ни звука. Мужчина покачал головой:

– Ладно, позови главного.

И она побежала по коридору…

– Это невероятно, – прошептала Нина, когда Лада закончила свой рассказ. – Этого не может быть.

– Почему же она нам не сказала? – удивился Андрей.

Все замолчали. Ренат Ибрагимович, с его профессиональным журналистским нюхом, понял что-то, засыпал Андрея с Ниной, и Ладу вопросами. Что за человек был Марк? Кто его родные? Ах, вот как? А она кто? Только год?

– Так когда вы уехали на юг?

– Первого. У нас была путевка.

– Вы видели его перед отъездом?

– Конечно. Он ведь нас провожал. Жалел еще, что не может поехать с нами.

– Когда, Лада, говоришь, произошел у тебя конфликт с врачом?

– Восьмого июня.

– Это невозможно, ты что-то путаешь, – быстро заговорила Нина. – Дело в том, что Марк скончался седьмого…

Она расплакалась.

– Лада? – Ренат Ибрагимович строго посмотрел на внучку.

– Я никогда не забуду этот день. Это было восьмого июня.

Дед поднял брови.

– Может быть, вы ошибаетесь? Вас ведь не было в городе?

Нина всхлипывала теперь еще громче, а Андрей сказал:

– Эта дата стоит на памятнике – седьмое июня. Я записал.

– Может быть, ошиблись на кладбище или те, кто изготовил памятник?

– Если бы вы знали, что это был за человек, – сказал Андрей, – то поняли бы – он мог умереть только от разрыва сердца…

– Вы, Андрей, поэт, – ласково сказал Ренат Ибрагимович. – Это очень хорошо. Но сейчас нужно мыслить трезво. Попробуйте позвонить его последней жене и узнать, как он попал в сумасшедший дом. Это ведь просто, не правда ли?

– Да, – сказал Андрей. – Пожалуй, вы правы.

Он набрал номер телефона Марка. В трубке плыли и плыли длинные гудки. Он продолжал звонить снова и снова.

– Никого нет дома. Похоже…

В этот момент трубку сняли, и мужской незнакомый голос глухо сказал:

– Я слушаю.

Андрей растерялся:

– Кто это?

– Саша.

– Извините, видимо, я не туда попал…

Он повесил трубку. Достал из пачки сигарету, закурил, чего не делал вот уже лет пятнадцать. Он что-то вспоминал, посмотрел на номер телефона, который только что набирал и который до сих пор светился на телефонном табло. Нет, он правильно набрал номер, он не ошибся. И этот голос, так похожий на голос Марка…

Затем он встретился взглядом с Ниной, посмотрел на сигарету, которую держал в руках, сломал ее в пепельнице. Снова повернулся к Нине:

– Я, кажется, тоже сейчас сойду с ума!

– Что случилось? – Она напряженно смотрела на мужа. – Кто там был? – спросила она с расстановкой и потянулась к нему, переставая верить в реальность происходящего. – Кто? Марк?

– Нет, – покачал головой Андрей. – Не Марк. Саша.

Нина молча всплеснула руками…

 

14

Дара сидела за угловым столиком на отшибе. Сергей что-то наигрывал, народу с каждой минутой прибавлялось. Ее столик стоял у сцены, и она хорошо могла разглядеть его лицо. Пока в уголках глаз не загорались озорные огоньки, лицо оставалось серьезным, спокойным, дышало уверенностью. Неожиданно он хитро посмотрел на Дару и заиграл «Я встретил вас», делая ей при этом смешные гримасы. Даре очень хотелось поплакать вволю, но не получалось сосредоточиться на своем горе. Мир рухнул, и теперь не о чем было больше жалеть.

Перед ней на столике стояла бутылка французского сухого вина, виноград, салат из кальмаров и зелени. Но есть совсем не хотелось. Пить – тем более. Она лениво пощипывала виноград и никак не могла погрузиться в свои мысли, чтобы обдумать наконец свое плачевное положение. Все время ей что-нибудь мешало. То какой-то негр подошел, предложил перейти за свой столик. «Я не одна», – объяснила ему Дара, и он тут же откланялся. То вошла с хохотом шумная компания молодых ребят… Потом Дара подумала, что, может быть, и не было горя? Действительно, почему, собственно, горе? Ведь недаром говорят: все, что ни делается, – все к лучшему… И все-таки кому же понадобилось подбрасывать то объявление? Сначала ведь были цветы. Почему-то Даре вдруг показалось, что тот, кто прислал цветы, кто хотел, чтобы она узнала про Сергея правду, тоже любит ее. Как брат, что ли? Дара быстренько отогнала эту сумасшедшую мысль. Нужно все-таки все обдумать. Куда теперь деться? Где ночевать? Где жить? Как жить – это тоже не мешало бы решить заранее…

Но в этот момент молодой парень из шумной компании – здоровый такой, с бычьей шеей, на которой болтался огромный стилизованный крест, – подошел к эстраде и поманил пальцем Сергея. Тот свесился к нему.

– Давай душевное что-нибудь, – парень протягивал Сергею пачку денег. – Чтобы меня пробрало. И – на весь вечер. Понравится – еще заплачу.

– Хорошо, – пообещал Сергей, – сделаем. Что предпочитаете? Джаз? Рок? Народное?

Парень слегка сдвинул брови.

– Ты че, не понял? Подушевнее, говорю! И пой, а то скучно.

– Я не пою, – попытался отделаться от него Сергей. – Не умею, понимаете? Голоса нет.

– Ты че, мужик? Тебе деньги дали? Дали. Вот и отработай так, как я говорю, а не то…

Парень был уже достаточно навеселе. Но вид у него был такой, как будто он сегодня с утра еще никого не убил и очень мается по этому поводу. Он взял Сергея за ворот рубашки и слегка потянул к себе. Тот чуть не кувыркнулся со сцены…

– Дак ты… – Шея у парня налилась кровью, он собирал пальцы в кулак.

Вдруг на плечо ему легла легкая женская рука. Он обернулся.

– Я тебе спою, – пообещала Дара, отрывая пальцы парня от рубашки Сергея. – Отпусти его.

– Не врешь? – Парень прищурился. – Смотри!

Дара поднялась на эстраду по боковой лесенке.

– С ума сошла? – прошептал Сергей. – Даже если ты умеешь петь, ему все равно не понравится. Ты посмотри на его рожу… Спускайся налево, там есть дверь, и драпай.

– А ты?

– Я выкручусь. Сейчас тезка мой придет, наш охранник.

– Я тебя не брошу.

Она спустилась к столику, налила полный фужер вина, выпила залпом и почувствовала, как голосовые связки разогреваются. Парень с крестом следил за каждым ее шагом. Он даже привстал со своего стула, когда Дара сошла с эстрады. Поставив пустой бокал на стол, Дара помахала парню рукой и снова поднялась к Сергею.

– Ну что? Готов? Главное – не отставай.

«Так дымно, что в зеркале нет отраженья…» Он не отставал. Хотя сначала слегка обалдел и замешкался с вступлением. С таким голосом в оперный театр нужно, а не в пьяный кабак. В зале перестали жевать. Здоровяк с крестом сидел с открытым ртом. Дара плакала в голос. Это была песня про нее. Не про глупую измену Сергея, не про безысходную тоску и печаль покинутой женщины. Про нее – настоящую. Про нее, которая с первых же нот почувствовала, какая сладкая истома овладела сердцем, про нее, которой всю жизнь так хотелось петь. Только петь, ничего больше, больше совсем ничего. И если бы не этот страшный день, не этот дурацкий случай, она никогда, никогда бы не позволила себе. Она, быть может, так и умерла бы, не испытав больше ни разу этого блаженного чувства, когда душа вылетает вслед за звуками и кружится где-то далеко в космических неземных пространствах… Господи, как хорошо!

Переведя дыхание и не заметив оцепенения зала, она снова запела: «Без запретов и следов, об асфальт сжигая шины…» Она пела все подряд целый час. Глядя стеклянными глазами в зал, умирала и рождалась заново. Стоя на маленькой эстраде и видя, как полупьяная публика отбивает ладони, Дара разговаривала про себя с отцом…

«Что же ты мне не сказал, папа? Что же ты мне не сказал, что смерти нет, совсем нет. Я-то, дурочка, плакала… Мы теперь всегда будем вместе, я чувствую тебя рядом, мы теперь никогда не расстанемся…»

– Подожди, – говорил ей музыкант, когда уже под утро они сидели на берегу залива в ожидании рассвета. – Откуда ты это знаешь?

– Не знаю, не могу сказать. Только я чувствую, что существуют тысячи параллельных миров. Тысячи, понимаешь? И в каждом из них есть я, есть ты. Мы живем там совсем по-другому. Почему человек тоскует о счастье? Чего ему не хватает? Он чувствует, что где-то там, в параллельном мире, есть подлинное счастье, такое, какого он не нашел здесь, на этой земле. То, что со мной случилось сегодня, – это переход. Я проскочила в параллельный мир, я стала другой.

– Но почему именно сейчас? Ты ведь рассказывала, что и раньше чувствовала это…

– Не знаю, может быть потому, что я стала взрослой. Я теперь одна в мире. Отец умер – и я осталась одна.

– А дочка?

– Не то, не то. Нет больше людей, которые больше меня, старше меня, которые любили бы меня. Теперь я старшая, понимаешь? Моя очередь любить, беречь. Поддерживать небесный свод – это теперь моя задача.

Дара дрожала.

– Тебе холодно?

– Нет, это нервное. Мне страшно. Ты не представляешь, как мне страшно. До тошноты страшно оттого, что все это – случайность. Что этого могло не произойти. И я бы осталась в том сером мире навсегда.

– Этого не могло быть.

– Почему?

– Жизнь – только большое кармическое путешествие. С тобой должно было это случиться. Потому что все это – твоя судьба. Тебя всю жизнь только готовили к ней. Не важно, какой случай заставил тебя петь. Не этот – так другой, не другой – так третий. Но тебя заставили бы, понимаешь. Это твоя судьба. Ты ведь и в детстве чувствовала это, правда?

– Теперь я знаю, что правда. Но вчера? Скажи ты мне это вчера, я бы только посмеялась.

– Поэтому мы и не встретились вчера, – тихо сказал Сергей и протянул руку к ее лицу.

Дара подняла плечи.

– Подожди. Не надо. Я еще не привыкла к этому новому миру Я еще не освоилась здесь. Мир как-то слишком быстро рухнул и уж как-то совсем непростительно быстро выстроился заново. Мне кажется, так не бывает, так не должно быть.

– Так бывает только один раз в жизни, – сказал Сергей, наматывая на палец ее локон. – Нам повезло.

– Почему нам?

– Потому что мы вместе сейчас встретим рассвет в этом новом мире! Смотри!

Над заливом скользил первый солнечный луч. Слепо шаря по воде, золотой луч, казалось, прокладывал путь для встающего светила. Солнце вставало быстро. И их новый мир распахнул объятия ему навстречу.

 

15

Они сидели еще долго и смотрели, как догорает лесной дом. Валентина плакала, Михалыч жалобно поскуливал, Марк молчал. Он все еще не мог поверить в такую страшную развязку. Где-то в глубине души он понимал, что, если Ольга замышляла избавиться от него, она могла бы и… Но он не мог в это поверить. Все что угодно – но не это. Здесь же были люди. Нет, она не могла. Но кто же тогда? Кому пришло в голову забраться в глухой лес, закрыть дверь и запалить этот дом?

– Скоро сюда приедут, – всхлипывая, сказала Валентина. – По утрам привозят продукты.

Марк снова погрузился в раздумья. Что ему теперь делать? Если Ольга объявила всем о его смерти, стоит ли воскресать? Он настолько изменился за последнее время, что не чувствовал в себе сил вернуться к прежней жизни. Она была не нужна ему. Неужели после всего, что он пережил и понял, он теперь поедет спокойно домой? Для чего? Чтобы разобраться с Ольгой? Чтобы вернуть себе свою прежнюю жизнь?

– Да гори она синим пламенем, – подумал он вслух. – Правда, Михалыч?

Михалыч встрепенулся, покосился на Валю, потом нагнулся к самому уху Марка и радостно выдал нецензурную тираду.

– Правильно, – сказал Марк, внимательно выслушав его. – Молодец. Дай пять.

И они ударили по рукам.

Марк еще не решил, что ему делать дальше, когда на дороге послышался шум мотора.

Что-то слишком рано, – заметила Валентина. – Слишком рано, слышишь, Марк, машина так рано не приезжает! Уйдем, уйдем отсюда. Ведь кто-то же спалил этот дом! Пошли, скорее!

Она потащила Михалыча за полу халата в заросли малины. Марк подбежал к догоравшему пепелищу, взял на всякий случай металлический прут и присоединился к ним.

Пока Нина и Андрей обалдело смотрели друг на друга, Ренат Ибрагимович схватил телефонную трубку и нажал повтор. На этот раз трубку никто не взял.

– Едем, Андрей! – твердо сказал он. – Максим?

– Я готов!

К одиннадцати вечера они подъехали к дому Марка. Выскочили из машины, вбежали на крыльцо. Ренат Ибрагимович взялся за ручку двери:

– Подождите, здесь сигнализация…

– Какая сигнализация! Дверь открыта!

Они вошли в дом и долго бродили среди разбросанных вещей. Все было перевернуто вверх дном. Вещей Ольги нигде не было. Только вещи Марка.

– Она не говорила, что собирается уезжать…

– Да она, я вижу, многого вам не говорила, – сказал Ренат Ибрагимович. – Ладно, здесь больше делать нечего. Пошли.

Из ванной вышел Максим.

– Там…

И Андрей с Ренатом Ибрагимовичем ринулись туда. На полочке в ванной лежал собранный бритвенный прибор, им явно совсем недавно пользовались. Помазок остался мыльным. Андрей пощупал полотенце – оно тоже еще не успело высохнуть.

Домой ехали молча. Андрей все еще слышал голос, ответивший ему с полчаса назад по телефону, а Ренат Ибрагимович разрабатывал план на завтра.

Следующим утром главврач психиатрической клиники был приятно удивлен известием о том, что его с раннего утра дожидается в приемной известный журналист. Он только что вернулся со съезда психиатров в Москве и на работу забежал просто так, чтобы забрать кое-какие бумаги. Фамилию Алтаев он хорошо знал. Его разоблачительные статьи в период ранней перестройки каждый раз становились сенсацией. Приятное удивление сменилось неприятным волнением, когда седой старик с тростью попросил показать ему одну из историй болезни.

– Мы не вправе…

– Вы хотите, чтобы все было по закону? У меня достаточно оснований пригласить сюда прокурора.

– Так объяснитесь хотя бы.

– Не могу, – сказал старик и, перегнувшись через стол, добавил тихо: – Не имею права.

– Ну хорошо, – сдался главврач, – хорошо.

Пролистав историю болезни, Ренат Ибрагимович ткнул пальцем в последнюю строчку.

– Что сие означает?

Главврач быстро пробежал глазами последнюю страницу и сообщил:

– Это означает, что пациент страдал тяжелейшей формой шизофрении и был переведен в специальный интернат для душевнобольных.

– А с родственниками согласовано?

– Да, его жена подписала все необходимые документы. Вот, вот и вот…

– Где находится это заведение?

– В лесу, в тридцати километрах от города.

– Рисуйте план.

Главврач вытащил из стола карту, на которой синим фломастером обозначил маршрут.

– Я позвоню вам сразу же, как только доберусь туда, – предупредил Ренат Ибрагимович. – Будьте готовы к содействию.

– Хорошо. – Главврач побледнел от одной мысли, что на днях станет героем статьи известного журналиста. – Вы собираетесь писать об этом? – спросил он без всякой надежды.

– Нет, не собираюсь. Но если вы будете чинить мне препятствия, обязательно напишу. Вынужден буду написать.

– Никаких препятствий. Я искренне готов помочь вам и сам хочу разобраться в этом деле…

Ренат Ибрагимович закрыл за собой дверь.

– Только вот не совсем понимаю, в чем оно состоит, – сам себе сказал главврач, листая историю болезни пациента. – Ничего особенного, все законно.

Несмотря на то, что Андрей рвался ехать немедленно, Ренат Ибрагимович уговорил его все-таки поехать завтра с утра.

– В лесу темень. Собьемся с дороги – кому это нужно? А потом, кто нас туда пустит? Там все уже спать будут, когда мы доберемся. Потерпи до завтра.

И поставил будильник на восемь утра.

Ночью Андрей на цыпочках встал и переставил стрелки будильника на два часа вперед. Ему не терпелось встретиться со старым другом.

– Я и не думал, что в вашем Энске в восемь утра такая тьма стоит, – сокрушался Ренат Ибрагимович до тех пор, пока не посмотрел на наручные часы.

Сначала он обиделся на Андрея за обман, но тут же простил его: «Хороший человек, что с него взять?» – и прикорнул на заднем сиденье. Максима они оставили охранять Ладу и Нину. Ренат Ибрагимович считал, что оставлять женщин одних, когда мужчины лезут в такие дела, небезопасно.

В какой-то момент Андрей почувствовал запах гари.

– Ренат Ибрагимович, чувствуете?

Старик подскочил, протер глаза, принюхался.

– Вы чувствуете, дымом тянет?

Ренат Ибрагимович втянул воздух полной грудью.

– Да, кажется, мы опоздали…

К запаху дыма примешивался еще один страшный запах. Запах паленой человеческой плоти. Последний раз он чувствовал его давно, очень давно, в Центральной Африке, во время разборок местных жителей. Тогда спалили целую деревню.

Андрей остановил машину у распахнутых ворот. Ветра не было, забор остался невредим. А во дворе светились красные зловещие угли. Они открыли дверцы машины, но выйти не торопились.

Потом Андрей тяжело выбрался из машины, сел на бревно, закурил. В глазах его стояли слезы.

– Отдай-ка мне свою сигарету. Ты же не куришь! А я два часа уже мучаюсь, – раздался голос сзади.

– Марк!

И тот чуть не раздавил Андрея в своих крепких объятиях.

– Можно вас пригласить?

Дара встала порывисто и повернулась к незнакомцу. Сергей перевел дух. Пауза, повисшая за их столиком, слишком затянулась.

– Ну и дрянь же ты, – прошипел он Соне, как только они остались одни.

– Да я и понятия не имела, что это твоя жена! – воскликнула Соня. – Она пришла по объявлению…

– Что ты ей наговорила?

– Ничего! Это ты прилетел как идиот и все испортил! Кто тебя сюда звал? Ты же собирался ждать меня в офисе!

Сергей вспомнил анонимный звонок. Значит, кто-то все-таки знал о них с Соней, кто-то все это подстроил. Только вот кто? Голос был мужской. Может быть, этот кто-то и увел сейчас Дашу? Сергей огляделся. В зале уже никого не было. Он поднялся, вслед за ним встала Соня, и тут же к ним подошел официант.

– Хотите рассчитаться?

– Да, – сказала Соня и полезла в сумочку за деньгами.

– Здесь только что танцевала пара. Вы не видели, куда они делись?

– Вероятно, вышли, – пожал плечами официант.

Сергей побежал к выходу, Соня помчалась за ним. На улице никого не было. Он сел в машину и поехал домой. Соня зло посмотрела ему вслед и пошла к телефону-автомату.

– Привет, это я!

– Наработалась? – спросил Антон, ухмыляясь.

– И не говори!

– Увидимся?

– Да, я скоро приеду.

– Дуй быстрее!

 

16

Оставив машину на стоянке, Сергей поднимался домой. Он не стал вызывать лифт, а пошел пешком, пересчитывая зачем-то ступеньки. Его потряхивало немного от предстоящих объяснений с Дарой. Он выкрутится, он обязательно выкрутится. Ведь ничего не произошло. Совсем ничего. Пытаясь успокоиться, он постоял немного у двери. Лоб покрылся испариной. Сергей поискал носовой платок в кармане и не нашел. Отер лоб ладонью. Ладонь тоже оказалась потной и липкой. Он открыл дверь.

– Папа! Ну наконец-то! – бросилась к нему Катя. – Мама сказала, что придет через час. Стрелочка должна вот сюда дойти, пойдем я тебе покажу. – Она потащила его к часам.

Значит, Даши нет еще. Ну и хорошо, вот и хорошо. Сергей переоделся и заставил себя пойти на кухню и включить чайник.

Сейчас она вернется домой и застанет его спокойным, сидящим у телевизора. Он повернется к ней и удивленно вскинет брови: «Дара, ты ведешь себя как малый ребенок! Это непростительно». Так, так. Именно так. Лучшая защита – нападение. Что она ему скажет? Что все поняла? «Что ты поняла, глупенькая? Что ты себе придумала?» – здесь нужно будет рассмеяться. Он хихикнул.

– Папа, что с тобой? – Катя смотрела на него во все глаза.

– Катенька! – наконец-то он обратил на нее внимание.

Вот он, его спасательный круг, – Катя. Она ведь не сможет при Кате выяснять с ним отношения. Она ведь… Он ходил по комнате кругами, не зная, чем же заняться до тех пор, пока не вернется Даша.

– Папа, чайник отключился! – крикнула ему Катя, и в тот же момент раздался звонок в дверь.

Сергей шел к двери и повторял про себя: «Все будет хорошо, все будет хорошо!» Катька все-таки опередила его в последний момент и первая прорвалась к двери.

– Чур, я, чур, я открываю!

На пороге стояла Регина.

– Ну что, дорогая, поедем ко мне? – спросила она Катю весело.

– Почему… – ничего не соображая, начал было Сергей, но Рина удивленно посмотрела на него.

– Разве Даша не говорила? Мы с ней еще неделю назад договорились! Мы с Катериной завтра идем в зоопарк! И вообще – у нас большая программа на выходные.

– Ура! – завопила Катя и побежала укладывать вещи в новый рюкзак: зубную щетку и тапочки. – В зоопарк! Ну наконец-то…

– Кстати, а где Даша? – спросила Рина.

И Сергею показалось, что она уже все знает. Он замялся.

– Не знаю, может быть, поехала на работу…

Регина пожала плечами и отвернулась к Катьке.

– Говорила матери, чтобы купила тебе кроссовки на липучках. Ты теперь всю жизнь со шнурками провозишься…

А когда Дара не явилась ночевать, Сергей забеспокоился. Утром он позвонил Регине.

– Как там Катенька?

– Хорошо.

– В зоопарк сегодня собираетесь?

– Да.

– Вдвоем?

– Ты хочешь присоединиться?

Регина не хотела ему помочь. Не спрашивать же было прямо – ночевала ли у нее Дара. Ладно, сама объявится. Дара не объявилась ни в субботу, ни в воскресенье. К вечеру Сергей начал потихоньку паниковать. Вечером позвонила Регина и сладким голосом сообщила:

– Сережа, собиралась вернуть вам дочь, но она уснула у меня на диванчике. Я, пожалуй, не буду ее будить. Пусть погостит у бабушки, а в садик я позвоню.

– Хорошо.

Как она сказала: «вернуть вам дочь»? Значит, предполагает, что он дома не один. Значит, у нее Даши нет. Хорошенькая новость! Он растерялся.

В понедельник утром он позвонил ей на работу.

– Зоя, Дарья Марковна не заходила?

– А разве она собиралась?

Понятно. Там ее тоже не было.

Сергей поехал в офис. На утро у него была назначена встреча с кандидатами. Нужно успеть перед этим поговорить с Соней. Нужно сказать ей, чтобы она все отрицала, если Даша вздумает ее допрашивать. Дверь офиса была заперта. Он удивленно посмотрел на часы и открыл ее своим ключом. Странно, Соня должна давно быть на работе. Может быть, проспала? Он набрал ее телефонный номер, никто не взял трубку. Значит – едет. Хорошо.

Кандидаты, которых отобрала Соня, оказались никчемными. Зря потратил на них такую уйму времени. Один из них умудрился удивительно долго вешать ему лапшу на уши, пока не выяснилось, что английского языка он совсем не знает. В три часа дня Сергей снова позвонил Соне. Трубку взяла подружка, у которой она жила последний год, и сонным голосом спросила:

– Ну кто еще?

– Извините, будьте добры Софью Алексеевну, – официальным тоном попросил Сергей.

– Нет ее!

– Это с работы беспокоят, – быстро вставил Сергей, испугавшись, что девушка положит трубку. – Вы не знаете, где ее найти?

– Ах, с работы, – протянула она ехидно. – Так я вам вот что скажу: она себе другую работу нашла…

В трубке раздались гудки. Сергей, сдерживая ярость, положил трубку на рычаг. Он в миг забыл о своих неприятностях с Дарой. Его интересовала теперь только Соня. «Да как она посмела? – думал он. – Как она посмела не прийти? Как посмела рассказать этой дуре, своей подружке?» Дара могла делать все, что ей заблагорассудится, но Соня не смела вот так просто взять и исчезнуть из его жизни.

Сергей позвонил на всякий случай домой и, убедившись, что никто не снимает трубку, поехал к Соне. Дверь ему открыла та самая подружка, с которой он час назад разговаривал по телефону.

– Вам кого? – От нее разило перегаром.

– Соню.

– Ее нет. – Девушка попробовала закрыть дверь, но Сергей оттолкнул ее и вошел.

Он молча заглянул в каждую комнату и прошел на кухню.

– Вы чего это? Говорю – нет ее! Чего это вы? – Девушка ходила за ним по комнатам.

Сергей схватил ее за грудки и прошипел в лицо, выплескивая все раздражение последних дней:

– Где она?

– А вы, значит…

Сергей тряхнул девушку изо всех сил.

– Где она? – закричал он во все горло.

И тут же отпустил, испугавшись самого себя.

– Хорошо, – сказала вдруг девушка. – Я скажу, скажу! Чтобы ко мне вот так врывались… Я все скажу.

Она принесла записную книжку и вырвала из нее страницу.

– Вот, там вся их компания снимает квартирку. Там они.

– Кто они? – Сергей почувствовал, что ему дурно.

– Да Сонька с хахалем своим…

Сергей сел в машину. Он никогда не был решительным человеком, никогда не был смелым. Но сейчас он точно знал, что намерен делать. Он был намерен ехать по указанному девушкой адресу, разыскивать свою беспутную любовницу. Уличить ее, устроить скандал, избить до полусмерти. А потом, потом… Потом – все разом простить, заставить тут же, в той же самой постели, где ублажала любовника (нелепость, нелепость, он ведь не оскорбленный муж, значит, тот, другой, – не любовник!) ну не важно, на том же не остывшем еще ложе доказать ему свою преданность, свою любовь.

Машина катилась неровно и тряско. Он пересчитал все трещины в дороге, которые раньше старательно объезжал. Он всю дорогу думал о том, что скажет Соне, что напомнит ей, как будет убедителен. Она должна содрогнуться от того, что сделала. Она станет раскаиваться в тот же момент, как увидит его. Она не смеет!..

В таком состоянии здравые мысли обычно не приходят людям в голову. Так и Сергей ни разу не подумал о том, куда же денется пресловутый любовник? Не бросится же он бежать, как только увидит Сергея? К чему ему выпрыгивать в окно? Он ведь не спит с чужой женой, грозный и разъяренный муж которой только что вернулся из командировки. Он ни разу не подумал о том, что этот самый любовник может оказаться выше его ростом и шире его в плечах… В таком состоянии люди становятся полными ослами. Ими движет логика обманутых ожиданий и призрачных надежд на благополучный исход. Логика обреченных, которые не могут и не хотят верить в то, что все на свете когда-нибудь кончается. Непримиримая логика надежды на несбыточное…

У дома не смог сразу выбраться, пытаясь отстегнуть ремень безопасности. Давно нужно было отремонтировать эту штуку, заедает. Потом звонил в дверь, готовясь тут же устроить отеческий разгон своей Соне, готовясь тут же обрести доказательства ее прежней любви и покорности. Ему никто не открыл. Тогда он нажал пальцем на кнопку звонка и решил, что простоит так до тех пор, пока не получит все, за чем пришел.

Дверь распахнулась, и Сергей от неожиданности попятился.

– Ты? – удивленно спросил его Антон. – Что случилось?

Сергей поедал его глазами. Антон стоял, слегка покачиваясь, без майки, в одних джинсах. Из комнаты выпорхнула Соня, завязывая пояс халатика:

– Кто там?

Сергей вошел в коридор, не отрываясь глядя теперь на Соню. Антон несколько раз перевел взгляд с Сони на Сергея и хлопнул себя по лбу:

– Так это ты – Сережа! Вот это да! – Он захохотал. – Вот это действительно не пришло бы мне в голову. Ни-ког-да! Познакомься, Соня, примерный муж моей родной сестренки!

– Уйди, Антон, мне нужно поговорить с Соней.

– Да, – присвистнул он. – А Дара, интересно, знает о твоих нуждах?

– Уйди, прошу тебя!

– Антон, не уходи! – подлетела к нему Соня и вцепилась в руку. – Не уходи, я боюсь его!

– А я и не собираюсь. Давайте, валяйте, выясняйте отношения, а я посмотрю. Ты, Серега, не дрейфь, я про тебя все давно знаю. Сонька мне чуть ли не с детства про тебя все уши прожужжала…

Сергей смотрел на Соню. Соня – на Антона. Антон – на Сергея. Так они и стояли втроем, пока Соня не выскочила из комнаты.

– Подожди, – ринулся за ней Сергей.

– Эй, полегче. – Антон ухватил его за рукав. – Со мной не хочешь поговорить?

– Нет…

– А зря. Я тебе много сказать могу. Иди-ка ты, братец, к… сестричке. Соньке ты хуже горькой редьки надоел. Не знает, куда сбежать от тебя!

Сергей все рвался в комнату, но Антон держал его крепко.

– Ну куда ты рвешься? Не веришь мне?

Сергей взглянул на Антона. Тот говорил спокойно, держался мирно. Сергея это сбивало с толку. Неожиданно он почувствовал страшную слабость. Она накатила как-то внезапно, все тело обмякло, в груди слева скрипнуло что-то, отяжелело, как будто дверью защемили сердце, сжали тисками голову.

– О-о-о! Ты чего-то того… – Антон не договорил.

Сергей медленно стал оседать по стенке.

– Сонька, иди сюда! – заорал Антон. – Да иди же сюда, дура, тебе говорю.

Перепуганная, Соня выглянула из комнаты. Антон ткнул пальцем в Сергея.

– Тащи валидол какой-нибудь, что ли!

– Да откуда здесь валидол? Спятил? Его в больницу срочно надо.

Сергей становился белым как полотно.

– Ты на машине? – спросил у него Антон. – Да не молчи же, отвечай что-нибудь. Ну кивни хоть…

Сергей чуть качнул головой.

– Куртку дай, – крикнул Антон Соне. – Вставай, приятель. Лечиться поедем. Не то ты нам тут дуба дашь…

Он осторожно поднял Сергея и прислонил к стене. Соня принесла из комнаты куртку. Антон быстро накинул ее, застегнул «молнию» и успел подхватить падающего Сергея.

– Ну дела!

Он осторожно повел его вниз по ступенькам. Ноги у Сергея не слушались. Правую он практически не чувствовал. Антон вытащил у него из нагрудного кармана ключи, открыл машину, втиснул его кое-как на переднее сиденье, сам сел за руль.

– Только Да-а-е е-го-ори. – Язык во рту у Сергея ворочался с трудом, но Антон понял.

– Хорошо, хорошо, ты только…

Но Сергей откинул голову на спинку сиденья и потерял сознание.

– Господи! Этого мне не хватало!

Антон понятия не имел, какие больницы существуют в Питере и где они расположены. На Васильевском кругом одни роддомы. Туда везти бесполезно. Знал лишь больницу Мечникова, там у него друг как-то лежал. Туда и повез безжизненное тело Сергея. Глядя, как синева расплывается вокруг его глаз, Антон гнал машину со скоростью под сто километров. На набережной, обгоняя автобус, он вдруг почувствовал, как руль вырвало из рук. В считанные мгновения машину повело, и, пробив укрепления, она сорвалась в воду. Глядя через лобовое стекло, как в черной Неве отражаются облака, Антон лихорадочно пытался отстегнуть ремень безопасности…

 

17

От гостиницы «Прибалтийская» плавно отчалил пепельный «мерседес».

– Юра, мы не успеем, – хмуро посматривая на часы, говорил маленький щуплый господин с портфельчиком из натуральной крокодиловой кожи.

Говорил на родном английском.

Он торопился закончить дела в отвратительном сером городе и вернуться в Сидней, к родным пенатам. Там без него сохли омары, кисли вина и вообще, как ему мерещилось, творилось что-то невообразимое. И кто это придумал, что бизнес в России – интересное и прибыльное занятие? Кроме дешевой рабочей силы ему ничего здесь не приглянулось. Продукты! Может быть, здесь и дешевые продукты, но русские – совершенные варвары и абсолютно не умеют с ними обращаться.

Перелистывая еженедельник, он причмокнул, наткнувшись на удивительный рецепт, который поразил его в самое сердце. «Окрошка»… Салат, плавающий в настое квашеного хлеба. Если заменить несколько ингредиентов…

– Приехали!

Юрий первым выпрыгнул из машины. Маленький господин проворно огляделся: ресторанчик – так себе, дыра. Но сколько отличных машин стоит возле него: пять, семь, десять… Он сбился со счета.

В меню, наученный горьким опытом русской кухни, господин отметил лишь салат из зелени и картофель-фри. Бифштексами в маленьких ресторанчиках здесь называли самые отвратительные мясные изделия. Сделав заказ, он огляделся: похоже, здесь совсем нет русских. Вон его земляк с тринадцатого этажа. Того, черномазого, он тоже встречал в холле гостиницы, а этот в гараже пытался продать ему какие-то финские акции. Что они здесь делают? Может быть, здесь кухня какая-то особенная?

– А-а-а, – протянул он, – Юрий…

В этот момент все разом замолчали, и голос господина прогремел на весь зал. На него зашикали. Он втянул голову в плечи и посмотрел туда, куда были устремлены взгляды. На сцене стояла молодая женщина в черном длинном платье, с шеи спускался белый газовый шарф.

После первой же песни маленький господин послал Юрию воздушный поцелуй.

– Юрий, место главного маркетолога ваше. Сегодня же подпишем контракт. – Тут он прищурился и добавил: – Сразу после того, как вы подпишете контракт с ней, – и ткнул пальцем на сцену.

Потом он подпер голову локтями и больше не шевелился. Даже тогда, когда Дара начала петь по-английски…

– Контракт? Какой контракт? – После выступления она еще не совсем пришла в себя.

– Там за дверью стоит человек. Он предлагает нам с тобой контракт на три месяца в Австралию, в какой-то то ли клуб, то ли ресторан, но уверяет, что это самое респектабельное место в Сиднее.

– Ничего не понимаю.

– Да что тут понимать? Нас приглашают на гастроли. Проезд, проживание в лучшем отеле – за их счет. Предлагает владелец отеля и ресторана… или клуба… Ну, в общем, чего-то среднего между рестораном и клубом. Его представитель уверяет, что эти рестораны выше среднего класса.

– Ты знаешь, когда я согласилась петь здесь, – Дара обвела руками комнату, – я думала о неделе выступлений – не больше.

– Ну хорошо, а что дальше? Вернешься снова на любимую работу да к любимому мужу, так, что ли? Ты ведь сама говорила, что провалилась в параллельный мир, что твоя жизнь изменилась. А теперь удивляешься этим самым переменам!

– Мне и в голову не могло прийти, что это повлечет за собой. А потом, у меня Катька в школу идет…

В Сиднее тоже есть школы и, я думаю, ничуть не хуже. А потом – не забывай, это только на три месяца.

– Мне нужно подумать…

– Подумай. Но мой тебе совет – решай сейчас. Не то прошлая жизнь снова засосет тебя.

– Хорошо, я решила. – Дара снова чувствовала себя новорожденной в этом мире. – Зови «человека за дверью».

Юрий вошел с огромным букетом и с красной папкой, которую ловко раскрыл перед Дарой, как только та освободила его руки от цветов…

Не смея предложить Даре поселиться временно у него, Сергей отвез ее в квартиру своих родителей, пока те развивали трудовую активность на садовом участке под Выборгом, и сказал, что она может оставаться здесь сколько захочет, пока не разрешит семейные проблемы. Оставив ее одну, он отправился к себе. Поскольку расстались они ранним утром, хорошо было бы выспаться до вечера, до начала работы.

Он так и не смог уснуть. Закрывал глаза и сразу видел перед собой Дару… Что это? Любовная загадка? Романтический сплин?

Нет уж, спасибо. Все это он уже пережил лет этак …мнадцать назад. Какую бы загадку ни обещали женские глаза, какую бы тайну не скрывали нежные губы, в постели все женщины становились одинаковыми. Недаром он горько повторял каждый раз: «В постели все женщины на одно лицо. – И добавлял грустно: – И все – серы».

Грезя Дарой, он приказывал своему воображению молчать. Заткнуться и не высовываться. Однако воображение было своенравно. Тем более что после развода с женой он довольно долго – Господи, неужели целый год? – вел пуританский образ жизни, решив обойтись без женщин вообще. И вот теперь воображение рисовало ему Дару. Трепетную, с закрытыми глазами и полуоткрытым ртом. Эта картинка прокручивалась, словно рекламный ролик с текстом: «Пить по капле мед с твоих губ, да не иссякнет эта живительная влага». Или еще – Дару Страстную, с распущенными волосами, смело протягивающую руки к нему. Или – Дару Умиротворенную, над челом которой расплывался ореол божественной радости… Если они сблизятся и его постигнет привычное разочарование, трехмесячная сказка в Сиднее превратится в ад. Лучше держаться от нее на расстоянии. Почтительно и вежливо. В конце концов, для этого есть хороший предлог – она замужем. Хотя какой же это предлог?..

– Пока, – сказал он, проводив ее до входной двери вот уже в четвертый раз. – Жду тебя завтра. Держи – твоя копия контракта.

Сергей… Ну почему его зовут Сергей? Нет, не отличались его родители фантазией. Теперь ей придется называть его именем, которое она старалась изо всех сил выбросить из головы. «Есть женщины, которые во сне называют имена своих любовников. Для них было бы счастьем, если бы эти имена совпали», – пронеслась в голове нелепая мысль. «Эй, – закричала как бы вдогонку этой мысли Дара. – Что такое?! Никаких любовников! Бред!»

А кем он ей будет? Неужели только аккомпаниатором? Он, который снился ей последние несколько месяцев. Теперь она была уверена, что снился именно он, она узнала его безошибочно с первого же взгляда. И еще она знала главное – он теперь всегда будет рядом с ней. Почему? А это известно одному Богу.

И теперь она непременно будет счастлива. По-настоящему. Наконец-то будет счастлива.

– Ты уже уходишь?

Ну что ей ответить? «Да, я уже ухожу, мадам. Я страшно боюсь разочарований, я ужасно боюсь близости непосредственно с вами, мадам, поскольку всегда результатом такой близости с женщинами для меня становится вселенское, глобальное разочарование. Разочарование, принимающее размах космической катастрофы».

– Я…

Воображение его живо откликнулось на слова Дары и принялось за работу. «Ну давай, скажи, скажи ей, что ты с удовольствием выпил бы на ночь глядя чашечку чаю или чего-нибудь покрепче. Там, у мамы, стоит на полочке самодельное винцо. Она такого никогда не пробовала, скажи же ей об этом. Вино кажется легким, но после одного бокала слабеют ноги. Обманчивое вино. А если у женщины слабеют ноги, у мужчины всегда найдется пара крепких рук, чтобы донести ее до кровати. Ну или до дивана, на худой конец. Кстати: до дивана – значительно ближе. Да и интереснее на диване. Там можно…» «Молчать!» – мысленно крикнул он своему воображению и топнул ногой. Дара удивленно посмотрела на его непослушную ногу. Затем подняла глаза.

– Я бы никогда не осмелился просить вас…

– Что?

Она и не думала, какое впечатление может произвести на нее то, что он скажет. «Лунная соната» – обычный ритм внутренней работы ее тела: тока крови, биения сердца – перешла в вариации на тему «Женитьбы Фигаро». Все гораздо быстрее, четче, веселее. Она прислушивалась к себе: какие-то неожиданно нервные пульсации, громкие отклики, горячие приливы. Раньше с нею никогда такого не было.

– Стакан воды.

Он окончательно победил свое разрезвившееся воображение.

– Только стакан воды.

– Входи.

– Ты уверена? Может быть, я тут постою?

Да уж входи, ладно.

– И все-таки…

– Ну как…

Внимание! Сейчас она скажет «как хочешь», и жить станет гораздо тяжелее! Не дожидаясь конца фразы, он вошел и захлопнул за собой дверь.

Она засмеялась и пошла на кухню.

– Тебе из-под крана? – крикнула оттуда.

– Ни в коем случае, – крикнул он ей. – Только кипяченую. Я никогда не пью воду из-под крана.

Второй шнурок на ботинках никак не хотел развязываться. Пальцы немного дрожали, поэтому…

Они столкнулись в маленьком коридорчике, соединяющем кухню с прихожей. Квартирка была крохотная. Она сделала только один шаг с кухни, он – из коридора. И тоже – только один шаг. И вот они уже стоят, прижавшись вплотную, в тесном коридорчике, не в силах что-нибудь предпринять.

– Кипяченой нет, – нашлась наконец она. – Придется подождать, пока закипит…

– Я подожду…

Они продолжали стоять. И тут она на минутку стала Дарой Трепетной, совсем как в его воображении. На ее губах что-то блеснуло. Может быть, это капелька меда? Он уже собирался проверить, так ли, как зазвонил телефон и наваждение пропало.

– Кто это, интересно? – спросил Сергей. – Моим предкам так поздно не звонят!

Дара вдруг нахмурилась:

– Я дала ваш телефон маме, извини.

– Алло?

– Доченька! Случилась ужасная вещь… Не с Катей, не с Катей, за нее не волнуйся.

– Что? – упавшим голосом спросила Дара. – Мама, с тобой? Что?

– Не со мной. Хотя и со мной тоже. Бог меня наказывает. Сергей и Антон вечером ехали в машине…

– Ну?

– Они упали в воду. Они погибли. Оба.

– Я сейчас приеду, – сказала Дара и осторожно положила трубку.

– Пожалуйста, – попросила она Сергея, – пожалуйста, отвези меня к маме.

– Что случилось?

– Мой муж погиб. И брат тоже. Они ехали в машине. Нужно успокоить маму. Мы с ней теперь одни остались. И Катька…

– Я…

– Нет, не говори ничего. Не выражай мне соболезнования, – она посмотрела на него и слабо улыбнулась. – Что-то закончилось там, совсем в другой жизни. Закончилось ужасно, закончилось трагедией. Но это произошло в другом мире, понимаешь?

– Где-то там. – Она указала пальцем вверх.

Он машинально посмотрел туда – вверху на потолке болтался оплывший пластмассовый абажур.

– Я буду рядом, – сказал он ей, оставаясь в машине, когда они подъехали к дому Регины.

– Я знаю, – уверенно и спокойно ответила Дара. – Знаю.

 

18

День, когда Валентина приехала в Санкт-Петербург, был удушливо-жарким. Все, кто мог передвигаться, двинули на пляж. Вдоль Смоленки, от метро к заливу, с самого утра шел поток людей в солнцезащитных очках, с сумками, подстилками, надувными кругами и визжащими детишками.

– Мама, а когда же мы пойдем? – Катя стояла коленками на стуле и выглядывала на улицу.

– Милая моя, мне совсем не хочется сейчас находиться в толпе…

– Почему?

– Потому что вчера только были похороны, поминки. Мне не хочется сегодня веселиться.

– А дядя Сергей меня все время смешит, – тихо пожаловалась матери довольная Катя.

– Это ничего, ты ведь ребенок, а дети должны смеяться время от времени. Иначе что же будет?

– Мне жарко, я купаться хочу.

– Катя, разговор окончен, – строго сказала Дара.

Из кухни выглянул Сергей.

– Может быть, я свожу ее ненадолго?

Дара задумалась. Катя присела чуть-чуть, собираясь выпрыгнуть до потолка в случае, если мама разрешит.

– Я даже не знаю.

– Ну, мама!

– Хорошо! – Катька подпрыгнула. – Только ненадолго.

– На часик, – пообещал Сергей.

Валентина шла по перрону и удивленно озиралась. То ли народ стал выше ростом, то ли она немного «стопталась», но ее рост ни у кого не вызывал изумления. На нее вообще никто не обращал внимания. Вот чудеса! Но как бы там ни было, она чувствовала себя не в своей тарелке. Столько лет прожить в чаще леса и выбраться после этого в столицу – подвиг не для каждого. У нее слегка кружилась голова и от жары, и от такого количества народу. Она направилась к метро, сжимая в кармане записочку с адресом Дары и подробнейшей схемой, которую нарисовал ей Марк…

После всего случившегося Марк, добравшись до дома Андрея, сразу же почувствовал себя неважно и слег. Сердце все время выходило из ритма, а правый бок болел, не затихая. Лада с Максимом рвались в Питер, сообщить Даре радостную весть, но Ренат Ибрагимович, не доверяя их повышенному энтузиазму, настоял, чтобы поехала более спокойная и рассудительная Валя. Он много часов вместе с Андреем разговаривал с Марком и потом все никак не мог успокоиться. Как профессиональный журналист, он считал, что нужно довести это дело до конца: разоблачить заговор, вернуть Марку статус живого человека, по крайней мере. Но тот даже слушать об этом не хотел, уверяя, что его вполне все устраивает. Он не собирался никого наказывать, преследовать, разоблачать. Он собирался поселиться где-нибудь в лесу и скоротать оставшиеся ему дни под шелест берез.

Два раза во время этого разговора Ренат Ибрагимович вылетал из комнаты. Все, что говорил Марк, не укладывалось в его голове. Может быть, он действительно не в своем уме? Как можно бросить дело всей своей жизни на произвол судьбы и позволить пройдошливой девке безнаказанно воспользоваться плодами своего многолетнего труда? Девке, которая чуть не отправила его на тот свет? Нет, он, должно быть, в шоке и сам не понимает, что говорит.

Ренат Ибрагимович возвращался в комнату к Марку, а через полчаса снова выбегал оттуда, чтобы выплеснуть свое возмущение в соседней комнате. Ну что ты с ним будешь делать?! Что за человек!

Андрей же слушал Марка спокойно и грустно, кивая головой. Когда тот полностью изложил ему все, что пережил, Андрей слабо улыбнулся другу:

– И не подозревал никогда, что ты философ…

– Да я им и не был. Это ты всегда жил как философ. А я слишком мало думал и слишком многое делал не думая. Пока не понял, что не живу, а просто-напросто играю в азартную игру. Позови сюда сейчас Регину, и она втянет меня в игру «Возвращение блудного мужа». Она не спросит – хочу ли я этого? Я играл в бизнесмена, соревновался с самим собой. Смогу заработать еще больше? Смогу в незнакомой области добиться успеха? Я никогда не спрашивал себя – зачем все это?..

– Вы не о том говорите, – перебил его Ренат Ибрагимович. – Зло должно быть наказано, обязательно наказано. Иначе – что же получится?

– Зло? Но все, что со мной случилось, не было для меня злом. Я стал другим, я понял то, чего мне все время так не хватало. Пусть мне осталось совсем немного…

– Марк…

– Погоди, Андрей. Я же знаю, что немного. Но сколько бы мне ни осталось, я проживу эти дни так, как я хочу. А вы мне что предлагаете? Таскаться по судам, писать заявления? Нет уж, увольте.

– Хорошо, подумайте о дочери, о внучке. Это ведь их обокрала ваша… ваша…

– Да никого она не обокрала. Может, конечно, и стащит кое-что, так, по мелочи. Не нам ее судить…

– Ну знаете… – И Ренат Ибрагимович снова вылетал из комнаты…

Дом, в котором жила Дара, Валентина нашла довольно быстро. Вошла под арку, отыскала подъезд. У дверей лифта стоял мужчина. В руках у него был газетный сверток. Они вошли в лифт одновременно.

– Мне четвертый, – сказал он, подняв на нее глаза.

Она так растерялась, что ничего не ответила, а только промычала что-то невнятное. Этого не может быть. Марк рассказывал ей, но… Нет, это наваждение какое-то. Так не бывает. Приехать в Питер и сразу же встретить… Говорят, на свете живут двойники… Одно лицо. И голос – такой же, как у Марка, голос.

Двери лифта открылись. Мужчина вышел. Валентина спохватилась и нажала наугад кнопку. Лифт двинулся дальше вверх. Опомнившись, она вытащила из кармана бумажку с адресом. «Четвертый этаж, – стояло там. – Квартира сорок пять». «Ну конечно же!» – Валентина хлопнула себя по лбу. Лифт снова остановился. Она нажала четвертый.

Дверцы лифта неожиданно распахнулись. Саша решительно шагнул внутрь и столкнулся снова с той же долговязой девицей, которая только что поднималась наверх и таращилась на него как на восьмое чудо света. Он отступил, пропуская ее. Она замешкалась в лифте, поэтому, как только вышла, дверцы за ее спиной захлопнулись. Вот артистка! Саша нажал вызов, но лифт уже плавно шел вниз – кто-то перехватил его на первом этаже. Девица стояла как вкопанная и смотрела на него. Он уже собирался сказать ей какую-нибудь грубость, даже открыл рот. Но в этот момент дверь квартиры сорок пять распахнулась…

Дара слонялась по комнатам, не зная, чем ей заняться. Она думала о Сергее, о том, сколько лет прожила с ним вместе. Ее мучила мысль, что она виновата в его смерти. Экспертиза выявила у него инсульт. Антон, по результатам той же экспертизы, был пьян в стельку. Скорее всего, Сергей поехал искать ее, встретил Антона, и тут случился удар. Антон, хоть и был пьян, сел за руль и повез его в больницу, но не справился с управлением. Единственное, чего она не понимала, – где же они встретились? Регина уверяла ее, что сама понятия не имела, где проводит время Антон. Да и Сергей ей не звонил. А Антон… Удивительно. Не стало человека – и ничего не произошло. Такое чувство, что его и не было никогда.

Дара быстро устала от своих мыслей и пожалела, что не пошла на пляж. Сидеть и думать о том, чего нельзя поправить, – самое дурацкое занятие. Нужно только надеть слаксы и захватить темные очки. Она посмотрела на себя в зеркало и замерла. Теперь она была удивительно похожа на маму. На ту, настоящую свою маму с фотографии. Теперь она действительно очень на нее похожа… Дара взяла ключи и открыла дверь.

От неожиданности Валентина и Саша обернулись. Дара остановилась. Саша резко отвернулся и осторожно стал спускаться вниз. Дара, не отрываясь, смотрела ему вслед. Валя переводила взгляд с одного на другого.

Он спускался и чувствовал затылком ее взгляд. Что в нем? Отвращение к жалкому горбуну? Равнодушие к незнакомому человеку? Нужно уйти. Он столько раз рисовал себе сцену их встречи! Все должно быть не так! Он должен был сначала позвонить ей по телефону, поговорить. «Нет, нет. Я просто хотел справиться, действительно ли у вас был брат? А вы искали его? Я, конечно, могу вам помочь…» Разговор должен был состояться не раньше чем через месяц. Сейчас у нее траур. Она ходит в черном платье. Она похоронила мужа. Ее мысли заняты совсем другим. А вдруг она любила его? Саша отгонял мысль о том, что косвенно виноват в смерти Сергея. Но эта мысль возвращалась снова и снова. Последняя ступенька. Осталось только повернуть на следующий пролет и бежать сломя голову вниз. Кажется, она что-то сказала. Нет, не ему, конечно. Наверно – той девице. Он на мгновение замер, прислушиваясь. Нет, показалось…

– Саша!

Это – ему. Это она – ему. Дашенька, девочка моя маленькая, ненаглядная… Он повернулся и, засмеявшись, заплакал. В руках у него была газета, а оттуда падали и падали оранжевые ноготки, она протягивала к нему руки, она тоже плакала. Он бросился наверх, и последнее, что еще успел заметить, так это ревущую рядом девицу, обхватившую лицо ладонями.

– Где же ты был так долго? – причитала сквозь слезы Дара, обнимая брата. – Слишком долго, нельзя же так. Я знала, что ты есть. Я тебя помнила! Саша. Саша.

Вот теперь он ее нашел по-настоящему. Теперь он вернулся домой. Наплевать, что это совсем другой город и что его Даша стала на тридцать лет старше. Разве это имеет значение? Он вернулся. Она не забыла его. Она его любит. Она его не покинет.

– Никогда больше так не делай… – Дара оторвалась от брата, стала жадно всматриваться в его лицо.

– Ты стала похожа на маму, – сказал ей Саша.

– А ты… Господи, как жаль, что папа не дожил…

– Что? – Белое марево угрожающе нависло плотной волной. Только не это!

Он так долго играл и прятался. Он так долго готовился к встрече, он и не думал о смерти… Отец должен был дожить до глубоких седин, ходить по дому в очках и в тапочках, читать газету… Он не мог умереть таким молодым!

– Нет… – Он закрыл глаза.

«Нет» – прозвучало откуда-то слабо. Они повернули головы. На полу на корточках сидела та самая долговязая девица.

– Вы что-то сказали? – спросила у нее Дара. – Вы, кажется…

– Я из Энска, – глупо улыбаясь, ответила девица. – Я от Марка. Вот. – Валентина совала им записку с адресом, размазывая слезы по лицу.

– Он дал вам мой адрес? Он что-то хотел передать?

– Он хотел передать, что он жив, Дара.

– Вы, может быть, еще не знаете. Он умер совсем недавно…

– Мы познакомились с ним после этого…

Что тут началось! Хотя началось или кончилось – сказать трудно. Много было пролито слез, много сказано слов. Когда Сергей с Катей вернулись с залива, они застали дома странную компанию – улыбающуюся Дару с распухшим от слез лицом, горбуна с полыхающими синими глазами и великаншу, что-то шептавшую себе под нос.

– Ух ты! – обрадовалась им всем Катька. – Это что, гости?

Ее познакомили с родным дядей, и она поинтересовалась, останется ли он жить с ними. Потом – с высокой женщиной, и Катька чуть не свалилась, задрав голову вверх, чтобы разглядеть ее лицо. Женщина перекрестила Катю, та испугалась, замахала на нее руками и спряталась за спину Сергея. Дара представила своих гостей Сергею. «Это Саша – мой брат, помнишь, я тебе рассказывала? Это Валя, она говорит удивительные вещи… Она говорит, что мой отец жив, ты представляешь себе, жив! А это Сергей. Он… мой…» Дара не находила нужного слова, а Сергей сознательно не стал ей помогать. Интересно, как она выкрутится? «…Мой друг», – Дара вздохнула. Брат удивленно посмотрел на нее. Дара смутилась и стала теребить Катьку:

– Слышала, слышала, дедушка не умер. Он жив, представляешь, жив! Произошла ошибка…

– А может, папа тогда тоже потом оживет? – с надеждой спросили Катька.

Но ей никто не ответил. Все, как по команде, отвели глаза. Только Сергей улыбнулся и сказал:

– То, что случилось с твоим дедушкой, бывает раз в тысячу лет.

– А-а-а… – протянула Катька.

Они просидели до поздней ночи и рассказали друг другу все, что помнили, все, о чем старались забыть эти долгие годы. Рассказали, как жили, о чем думали, о чем мечтали. В два часа ночи спохватились, что не уложили ребенка. Дара побежала к Кате, но та уже давным-давно спала на диване рядом с включенным телевизором. Потом кто-то сказал, что нужно срочно собираться в Энск, к Марку. Все снова оживились, заговорили хором. Сергей пытался вставить, что никуда не поедет, что он не из этого муравейника, что у него работа, с которой его обязательно выгонят, если он исчезнет куда-то, но его никто не слушал. Дара сунула ему персик, Валя потрепала по плечу, а Волк только махнул рукой. Поняв, что ему не отвертеться, Сергей стал потихоньку грызть заледенелый фрукт.

Дара отвезла Катю к Регине на следующий день, расцеловала в обе щеки, рассказала о Марке. Регина хотела собираться тоже, но, узнав о Саше, внезапно села и обняла Катю.

– Поезжайте, с Богом.

И только когда Дара подошла к двери, она вдруг сказала:

– Передай ему…

Дара обернулась.

– Что?

– Нет, ничего. Ничего. Главное – возвращайся. Я буду тебя ждать.

Дара вернулась и тихо сказала Регине:

– Мама, ну о чем ты говоришь!

Поцеловала и быстро вышла.

 

19

Через два дня Дара сидела у ног отца на даче Андрея. Дом стоял на краю садоводства, кругом шелестели мелкие березовые листочки.

– Вот видишь, как все просто. Мое путешествие подходит к концу.

– Замолчи, – мурлыкала Дара.

– Но это не страшно. И ты, пожалуйста, не плачь, когда я умру во второй раз, ладно? Сколько же можно плакать? Знаешь, я все-таки понял, в чем смысл…

– Смысл чего?

– Да всего этого. – Он обвел руками небо, березы, дома. – Смысл в том, чтобы найти выход. Найти ту дверь, которая ведет туда, – он поднял глаза к небу. – Мы ведь устаем, ты пойми. То есть не мы, конечно, душа наша. Она из другого мира, хочет туда вернуться. Вот и ищет тот самый выход, ту самую дверь. Представляешь, как трудно ей открывать эти двери. Ведь неизвестно – та ли… Откроет – и снова здесь на земле, откроет – и снова жизнь. Ну сколько же можно? И вот однажды, когда выход все-таки найден, она открывает дверь и попадает наконец домой. Так что запомни: все, что происходит с тобой, – это только поиск выхода. Ошибешься – расплатишься новой жизнью, новыми страданиями. Так что ищи…

– Папа, – шепотом сказала Дара, глядя куда-то сквозь березовые стволы. – Я сейчас отойду на минуту. Ты только не волнуйся, ладно, папа? Только не волнуйся!

Она уходила как-то боком, Марк продолжал держать ее руку в своей, вот рука оторвалась, Дара ушла, зашла в дом. Марк посмотрел туда, куда только что смотрела дочь. На фоне белых стволов он разглядел силуэт человека. Тот приближался медленно и, казалось, тоже так же внимательно вглядывался в лицо Марка. Уже на пороге догадки Марк почувствовал, что ему не хватает воздуха, попытался встать. Проклятая почка тут же ответила острой болью. И душа наполнилась такой же острой болью, только боль эта походила на самое большое счастье.

Поздним вечером, когда его сердце снова не на шутку расходилось, а Валентина бегала с корвалолом по веранде, Марк держал Сашу за руку и повторял, глядя в сторону Дары:

– Если что со мной, вы все-таки не плачьте, слышите? Я получил все, что хотел, в этой жизни. Теперь уже все. – Он посмотрел на Сашу. – А Ию я встречу там…

По участку кругами осторожно выхаживал Михалыч. Все, что происходило вокруг, ему очень нравилось. Он мало понимал, что здесь творится, но гулять мог сколько захочет, и на окнах не было никаких решеток. Увидев, как Нина копается в саду, он взялся за лопату и вмиг перекопал ей весь участок.

– Валя, а ему не вредно столько работать?

– Не вредно. Полезно даже. У него силища-то – дай Бог!

Соседка-пенсионерка все заглядывала через низкий заборчик со своего участка к Андрею. Ей сразу приглянулся дедок, который приехал к ним погостить. А уж когда она увидела, как он за полчаса вспахал огород, то не выдержала и попыталась завести с ним беседу через забор. Однако Михалыч, которому крепко-накрепко запретили выражаться, смотрел на нее молча и улыбался. Тогда соседка, захватив банку с вареньем, пришла к Нине и как бы между прочим спросила про деда. А когда узнала его историю, принялась охать и ахать на все лады так, что насилу ее удалось домой спровадить. Через два дня соседка подошла потихоньку к заборчику и поманила Михалыча, который полол грядки:

– Ты слышь, старик, не век же у них жить будешь? Сдадут они тебя обратно.

Михалыч удивленно посмотрел на соседку, пригорюнился.

– Я вот что думаю, переходи-ка ты ко мне. Готовлю я – пальчики оближешь, а ты – вон какой работник, загляденье! И непьющий, говорят… Ну как, согласен?

– …твою мать! – радостно просиял Михалыч.

Соседка обрадовалась и побежала к Нине за его вещами. Нина стала хватать ртом воздух и махать руками Валентине. Та прибежала и, узнав в чем дело, удивленно посмотрела на соседку:

– Вы что? Ему же в больницу надо. Он сумасшедший.

– Да где это видно, что он сумасшедший? – обиделась на нее за Михалыча соседка. – Не пьет, работает! Мой вон супружник, пока жив был, все пил как последняя сволочь и тунеядствовал, а никому в голову его сумасшедшим назвать не пришло! А такого хорошего мужика обижаете!

– А может, так и лучше, – задумчиво протянула Валентина. – Я вам кое-какие рецептики дам. Купите на всякий случай. Если что – я пока здесь, а там видно будет.

И теперь каждый день Михалыч улыбался обитателям дачи из-за забора. Иногда он заходил к Марку, иногда – к Валентине. Сашку он ужасно боялся и, как только тот появлялся, тут же убегал. Через две недели он впервые сказал им через забор «здрасьте».

– Вот, – выглянула соседка, она старалась переорать работающую на соседнем участке бензопилу, – научила! Теперь с ним и в гости можно…

Марк умер через два месяца все там же, у Андрея на даче. Врач предупреждал – почки могут отказать в любой момент, нужно в больницу. Он прогнал врача. Он не боялся смерти. Да и что нового она могла открыть ему? Ведь он нашел дверь, нашел выход. Он уже не вернется сюда больше… Так почему бы не послушать, как шелестят листья берез, продолжительный гул… Это ведь в последний раз…

Саша с Валей переставляли мебель на веранде. Андрей с Ниной вот-вот должны были вернуться из леса. Марк сидел в шезлонге под березами, прикрыв глаза. Неожиданно он встал – Валя видела из окна, – словно его позвал кто-то, протянул руку вперед, потом оглянулся и упал. Когда Саша с Валентиной подбежали к нему, сердце его уже не билось. Рядом, трогая Сашу за плечо, слабо скулил Михалыч…

Собираясь в Энск, Дара заехала к Кириллу, хотя обещала Саше, что не будет торопить события…

– Сегодня умер твой дед, – объявила она ему мрачно с порога. – Я еду на похороны, вы как с Майей?

Кирилл смотрел на нее, словно на безумную, даже попробовал проверить, не пахнет ли от Дарьи Марковны алкоголем.

– У меня нет деда, – осторожно возразил он. – И потом, откуда вы знаете?..

Дара подошла к нему, обняла, положила подбородок на его плечо и развернула к Майке:

– Ну как?

– Я не понимаю, – пролепетала та, бледнея.

«Так и знала, что этим кончится, так и знала, что она уведет его…»

– Да смотри ты лучше! Мы ведь с ним похожи!

– Ну и что?

– А то! А то, что я его родная тетка!

Повисла пауза. Потом Дара рассмеялась нервно, и вслед за ней расхохоталась Майка. Они хохотали так до слез, показывая друг на друга пальцами, не в силах остановиться…

На кладбище было столпотворение. Здесь собрались все: Дара с Сергеем, Рина с Катей, Андрей, Нина, Валя, Саша. Из Санкт-Петербурга приехали неожиданно все Сумароковы во главе с Ренатом Ибрагимовичем. Кирилл крайне удивился, встретив здесь и Рената Ибрагимовича, и мамину давнюю приятельницу Луизу Ренатовну.

– Это тот мужик, который нас с мамой из Америки вытащил, помнишь?

– А почему он здесь? – спрашивала Майка.

– Не знаю, – пожимал плечами Кирилл.

Больше всего его интересовало, кто же его отец. Он подозрительно поглядывал то на Андрея, то на Феликса.

– Кирюша, – подошел к нему после панихиды Ренат Ибрагимович. – Вырос-то как! Ты с кем?

– Я с отцом… – схитрил Кирилл.

– Понятно, – протянул Ренат Ибрагимович и посмотрел на Сашу.

– Ну не расстраивайся ты так, – утешала его Майка спустя час. – Ты ведь не знаешь, какой он человек.

– Мне он не нравится! И потом – он меня сам бросил…

– Да нет, не бросил… – Майка осеклась.

– Майя! Майя! Ты что, тоже за них, да? Тут сговор какой-то, ей-богу. Дара моя тетка, Ренат Ибрагимович друг моего деда, а ты… Ты что-то знаешь и молчишь?! Ты?!

Майка закрыла ему рот руками, чтобы не перебудил всех, потом виновато обвила его шею руками и принялась рассказывать.

– И ты молчала все время? – вставлял сокрушенно Кирилл одну и ту же реплику – на другие не хватало воображения.

– Но он просил… Ты знаешь, я, кажется, поняла. Он ведь и Дару нашел только потому, что я тогда сказала о ней. Видел бы ты его лицо! Вмиг стало спокойное – как в церкви. «А что, говорит, Дарья Марковна – очень редкое имя?» И странно так улыбался…

Они шептались часов до трех утра. Потом Майка уснула, а Кирилл, повертевшись еще полчаса с боку на бок, нашарил на тумбочке сигареты и вышел на улицу. Там, у дома, уже курил кто-то.

– Спичек не найдется? – спросил Кирилл.

– Держи, – повернулся к нему Саша.

Кирилл столкнулся с Майкой, когда та шла умываться утром.

– Ты не спал всю ночь? – спросила она.

Кирилл смотрел на нее, смотрел, а потом схватил в охапку и сказал:

– Ненаглядная моя, знаешь, пожалуй, придется на тебе жениться!

– Что это с тобой случилось? Ты ведь борец за свободную любовь!

– А вдруг ты потеряешься? Знаешь, в этом мире, оказывается, так просто потеряться…

Позже всех проснулся Ренат Ибрагимович. Проснулся, и тут же к нему вернулось вчерашнее возмущение. «Безумные люди! Совершенно безумные эти Ковалевы! Говорят о чем угодно, только не об Ольге. Как будто живут в лесу, а не в человеческом обществе». Он, закаленный в газетных баталиях боец, не мог оставить это загадочное происшествие. Поэтому, вернувшись после первой своей поездки в Энск, активно взялся за дело. Он довольно быстро выяснил, что Ольга давно уже прикарманивала деньги Марка. Что на эти деньги прикупила себе три магазинчика, которыми владела совместно с главным бухгалтером фирмы. К нему Ренат Ибрагимович и направился.

– Ну что, брат?

Но «брат» уже знал, что Марк Андреевич оказался жив. Он всегда читал статьи Рената Ибрагимовича с внутренним содроганием. Поэтому, не заставляя себя долго ждать, рассказал обо всем, что знал, всячески умаляя свое участие в этом довольно гнусном деле.

– Но о том, что она объявит живого человека умершим, я понятия не имел, уверяю вас!

– Так где она теперь?

– В Финляндии. Собиралась покупать там дом. Деньги на первый взнос я ей был вынужден дать. Остальные обещал высылать частями. Но теперь, разумеется, даже не подумаю!

«Разумеется, продувная ты бестия. Ты, пожалуй, и так ей ничего бы не выслал».

– Что меня теперь ждет? – покорно спросил бухгалтер, а рука проворно легла на ручку выдвижного ящика: «Интересно, сколько он запросит?»

– Тебя теперь ждет Страшный суд! – сверкнув на него глазами, ответил Ренат Ибрагимович.

Очень уж ему не хотелось говорить этому пройдохе о том, что Марк всем все прощает и желает здравствовать.

– Вы… вы имеете в виду… наш суд? – Рука потянула ящик на себя.

Ренат Ибрагимович решил бороться самостоятельно. Если эти глупые Ковалевы не хотят за себя постоять, он им поможет.

– Вернешь все деньги – до копеечки. Отчеты я проверю. Попытаешься удрать – из-под земли достану. Понял?

– И все? – Похоже, давление у бухгалтера резко упало: мышцы лица расслабились и оползли. Он слабо улыбнулся.

– А если пташка эта появится на горизонте…

– Тут же звоню лично вам! – отрапортовал бухгалтер, ловя на лету визитку Алтаева.

Ренат Ибрагимович за эти месяцы успел познакомиться и с Валерой, которого сняли с должности заведующего отделением и потом уволили. Он знал даже то, что Ольга столкнулась перед отъездом с Сашей. Тот, разыскивая отца, зашел в бабкин дом. Ему открыла женщина и страшно закричала. Он испугался, как бы она не перебудила весь район, нырнул в темноту. А через несколько минут увидел, как она бежит с чемоданом…

Тогда он вернулся, удивился, что двери стоят нараспашку. Посидел, решил принять душ с дороги, побрился. А тут раздался странный звонок. «Это кто?» – спросили его. Сначала голос показался ему знакомым, и он ответил «Саша». Но на том конце провода бросили трубку, и он решил, что ошибся, что отец здесь больше не живет, что женщина побежала заподмогой и что звонили только что из милиции. Тогда он осторожно вышел и уехал в Санкт-Петербург той же ночью.

Все эти истории Ренат Ибрагимович аккуратно записал и составил полный отчет на тот случай, если кто-нибудь из родственников Марка заговорит об Ольге. Он бы достал свой отчет и зачитал им вслух, может быть, последнюю свою статью. Но никто ничего не сказал. Как будто ее и не существовало. «Безумные люди!» – возмущался Ренат Ибрагимович, перечитывая в сотый раз свою статью. Напечатать ее, что ли, где-нибудь? Нужно поговорить с главным редактором «Огонька». Хотя… Нет, не будет он этого делать. Ведь первое, что он узнал об Ольге, была ее девичья фамилия. Сумарокова. Видано ли? Жена старшего сына Николая. Чего только в жизни не бывает…

 

20

Осень у Дары ушла на то, чтобы передать дела Регине. Сначала ма только плакала, просила Дару остаться, не ехать в Австралию или оставить ей Катьку. Но Дара терпеливо уговаривала:

– Ма! Я уезжаю только на три месяца. У нас на руках две фирмы. Кто-то ведь должен!

– Ты не вернешься! – кричала ма. – Я знаю, у тебя же такой талант! Тебя пригласят еще куда-нибудь, и ты не вернешься никогда!

– Я вернусь, – пообещала ей Дара. – Я обязательно вернусь… Мне нужно, чтобы летом шелестели листья берез, понимаешь? Я без этого не смогу.

Регина оказалась не только способной, но и гораздо более способной руководительницей, чем Дара. Она долго проработала секретарем Марка, была в курсе всех его дел и быстро взяла в руки правление фирмы. Во главе Дашиной фирмы теперь стояла Зоя. Ей как исполнительному директору вменялось в обязанность отчитываться перед Региной каждые десять дней. Зоя была на седьмом небе от счастья. Она заказала себе тысячу визиток и раздаривала их теперь своим знакомым, как цветы…

Саша после смерти отца долго собирался в Санкт-Петербург и все время находил какие-то предлоги для того, чтобы задержаться. Конечно, он привык каждый день проводить рядом с Валентиной, но так и не решился поговорить с ней об этом. Он мучился последнее время, не спал ночами, но в конце концов пришел к выводу, что у нее еще все впереди и ни к чему портить ей жизнь таким карикатурным спутником. И потом – где бы ни поселилась такая странная пара, везде на них будут глазеть люди, везде будут показывать пальцами. А что это за жизнь? Загнанный в угол своими же рассуждениями, Саша все-таки купил билет на поезд.

Валентина целый день пропадала где-то, а к вечеру вернулась уставшая и, похоже, очень довольная.

– Уезжаю, – сообщил ей Саша. – Завтра.

Она подождала немного, но он ничего не добавил, ушел курить. Кажется, это третья пачка за сегодняшний день. Валя вышла за ним, села рядом на ступеньки и стала рассказывать:

– А я работу нашла.

– Правда?

– Угу. В лесном хозяйстве. Им егеря нужны.

– Здорово. – Сашка быстро что-то соображал.

– Было бы здорово, – продолжала Валя, глядя перед собой, – да только не берут женщин. Вот если бы, говорят, с мужем…

Сашка набирал воздух в легкие слишком долго. Валентина посмотрела на него:

– Ты бы поехал со мной?

– А не пожалеешь?

– Посмотрим, когда состаримся.

Глаза у Саши вдруг стали совсем синими, взгляд сделался немного диким, он взял ее руку, прохрипел:

– Я все время хотел…

– Подожди. – Валя вырвала руку, отвела глаза. – Только у меня одно условие.

– Какое? – Саша напрягся.

– Мы сначала распишемся.

Он рассмеялся.

– Ты как маленькая…

– Нет, понимаешь, я в Бога верю. Это меня от смерти спасло. А ты? – спросила она совсем уже тихо.

– Я? Да я теперь, знаешь, во все верю!

Сергей так и не решился сказать Даре о своих чувствах. Слишком много событий навалилось перед отъездом. Они репетировали новую программу. Дара собиралась везти в Австралию русские романсы. «Ну ничего, я скажу ей об этом там, – повторял каждый день Сергей, как заклинание. – Сразу, как только сойдем но трапу, как только ступлю на австралийскую землю». А Дара недоумевала, почему же он молчит. Почему по вечерам спокойно желает ей спокойной ночи и уходит домой. Может быть, у него есть кто-то? Он ведь был женат…

Сидней встретил их палящим солнцем. Первой по трапу вниз сбежала Катька. За ней сошла Дара. А Сергей почему-то замешкался и остановился на последней ступеньке.

– Даша, – замахал он руками, – Даша, вернись!

Она побежала назад, не понимая, что случилось. Толпа пассажиров за спиной Сергея недовольно гудела.

– Что? Что случилось?

Сергей сделал шаг и оказался на земле.

– Я тебя люблю!

…Через три месяца они возвращались морем. Стоя на палубе, Катя внимательно слушала маму и Сергея. Они рассказали ей, что собираются теперь жить вместе, что любят друг друга и хотят пожениться. Катька ковыряла носком ботинка палубу.

– Ладно, – сказала она грустно. – А я тогда как?

– А ты с нами. То есть нет, мы с тобой.

– Да вы все равно вместе, – сказала она, а потом нагнулась к Даше и добавила шепотом: – Но папу я никогда не забуду! – и побежала по палубе.

– Катя!

– Оставь ее, я все слышал.

– И что же делать?

– Да ничего. Это уже совсем другое кармическое путешествие. Не наше…

Вот и все, собственно. Хотя… Кармическое путешествие бесконечно. Все мы странствуем в поисках выхода. Все мы связаны друг с другом тонкими ниточками судьбы. Но если хотя бы одному удалось отыскать этот выход, значит, у нас есть шанс. Надежда – не толкаться снова и снова в одну и ту же дверь.

Да, вот еще… Спустя полтора года Дара получила телеграмму от Саши. «Нашем полку прибыло», – стояло там. Кто бы мог подумать? И ведь ни словом не обмолвились за последние девять месяцев, черти. Она отменила выступления, поехала в Энск. Саша заставил ее позабыть о машине, усадил на лошадь. Весь следующий день она училась ходить заново…

Родился мальчик, Дара это предчувствовала. Разумеется, назвали его Марком. Вон он там, у дома, в большой плетеной корзине. Марк. Марк Александрович на этот раз. С Валентиной они уже расцеловались, оставалось только заглянуть в корзинку. «Ну же», – подбадривала себя Дара, но никак не могла решиться. И конце концов она набрала воздуха в легкие, словно это могло помочь, и взглянула на младенца. Мальчик был похож на Валентину: ее нос, ее глаза. Дара шумно выдохнула, посмотрела вверх. Значит, он все-таки нашел выход. Значит, он уже не вернется. «Папа?» И, словно в ответ ей, зашелестели листья берез…

1999г.