Адам

Я сидел и скучал на лекции по менеджменту и маркетингу. С тех пор как мы с Ольгой больше не общались, дни тянулись ужасно медленно и нудно. Время будто изменило свои свойства: там, где раньше было пять минут стало полчаса, там, где час — три часа. Без Соколовой мое присутствие в академии стало каким-то бессмысленным: все те же лекции и семинары и раньше-то не слишком увлекательные, превратились в сущее мучение! Я и не думал, что, не смотря на непродолжительные разговоры, которыми мы обменивались на переменах, ее молчаливое присутствие в моей жизни так много для меня значило. Я по ней ужасно скучал. Мне так не хватало внимательного взгляда синих глаз и спокойной сосредоточенности, которая ее окружала словно облако! Так странно: никогда не задумывался, что можно так скучать по человеку, которого видишь каждый день и с которым по полдня проводишь вместе в одном помещении. Это же абсурд! Ну что в ней такого особенного, что я так на ней зациклился? Я ни на чем не мог сосредоточится и постоянно ловил себя на том, что тоскливо смотрю ей в спину вместо того, чтобы слушать препода или писать лекцию или хотя бы думать о чем-то своем.

А Ольга меня не замечала. С той злополучной среды я будто перестал для нее существовать. Раньше она каким-то образом чувствовала мой взгляд и оборачивалась, но не теперь. Я для нее словно превратился в пустое место — ни намека на взгляд в мою сторону. Первые три дня я еще как-то мирился с этим, надеясь, что со временем привыкну, перестану замечать ее безразличие и сам буду к ней относиться точно так же. Но дни шли, а мне становилось только хуже — с каждым днем я все острее ощущал как мне ее не хватает и злился на нее, что она этого не замечает и не чувствует тоже самое. Хотя если трезво рассудить, с какой стати она должна это делать? Мое поведение даже мне самому кажется навязчивым сумасшествием, а Ольга всегда отличалась спокойствием и рассудительностью и сумасшедшей явно не была. Понять бы еще, что со мной происходит? Раньше же я так сильно ни к кому не привязывался. Неужели Рустам был прав, и я в нее втюрился? Да нет, не может быть… Просто у меня раньше никогда не было такого понимающего и преданного друга как она. Она практически единственная из моих друзей, кто не только понимала меня, но и принимала таким, какой есть. Неудивительно, что я не хочу с ней расставаться.

С Рустамом и Али я уже неделю был «на ножах». Я ненавидел их всеми фибрами души за то, что из-за их дурацкой заботы Оля не желает со мной общаться. Я ведь не шутил, когда сказал, что эти олухи мне больше не друзья. Да только они не хотели этого понимать и все пытались со мной помириться. Сначала Рустам пытался читать мне нотации, но был послан в грубой форме в очень далекие края. Потом Али пробовал вытащить меня в какой-то кабак, но был отправлен по тому же адресу, что и Рустам. Тогда эти придурки наконец поняли, что я на них серьезно обиделся. Поэтому они решили вместе прийти ко мне извиняться, но я не собирался их прощать и популярно объяснил, куда они могут засунуть свои извинения. Ну как можно быть такими тупыми идиотами? Неужели не ясно, что я больше не желаю иметь с ними ничего общего? Мне до сих пор хочется переломать им все кости, но я как могу борюсь с этим желанием, понимая что это ни к чему хорошему не приведет и вернуть Ольгу мне не поможет. Скорее наоборот, она решит, что все чеченцы — агрессивные маньяки и постарается держаться от меня подальше. Хотя куда уж дальше?

В субботу я видел, как после учебы она куда-то пошла с Горчеевым. Меня это ужасно взбесило, но что я мог сделать? Я ведь обещал оставить ее в покое и обязан был выполнить свое обещание. Так что у меня не было никакого права вмешиваться в ее личную жизнь и я даже не мог спросить куда они идут. Мне очень хотелось незаметно проследить за ними и все выяснить, но я не мог себе этого позволить, так как опаздывал на тренировку, а прогуливать ее было никак нельзя. Тренер до сих пор недовольно поглядывал на меня из-за прошлой моей выходки, и давать ему повод выгнать меня из секции я не собирался. Только благодаря боксу я еще каким-то чудом держал себя в руках и не сорвался на первом встречном. Я старался выместить на грушах всю накопившуюся злость на себя (за свою беспомощность), на Ольгу (за ее безразличие), на бывших друзей (за их кретинизм и идиотизм) и на весь несправедливый мир в целом. После тренировок я чувствовал себя выжатым лимоном, но мне хоть немного становилось легче. К сожалению, ненадолго.

Не знаю, сколько я еще смогу выдержать в таком режиме. Понятия не имею, сколько мне потребуется времени, чтобы отвыкнуть от Соколовой. Да и случится ли это когда-нибудь вообще? Ответ на этот риторический вопрос был мне неизвестен.

Ольга

Неделя после разговора с Идолбаевым прошла для меня как-то странно. С одной стороны, я наконец-то вздохнула с облегчением — все чеченцы от меня отстали, и шестое чувство подсказывало, что больше никакой опасности мне не угрожает. Но с другой стороны, я почувствовала себя в полной изоляции. Казалось бы: живи да радуйся, ведь в общем-то я этого и добивалась… Но нет, без Адама мне было как-то дискомфортно и одиноко. Не знаю как так получилось, но за эти полтора месяца я успела настолько к нему привыкнуть, что сейчас мне постоянно чего-то не хватало. Даже любимые книги мне не помогали так, как раньше. Одно радовало: синяк на лице полностью прошел, и нога почти совсем зажила — я отлично потренировалась на себе в целительских практиках. Так что из последствий общения с лицами чеченской национальности остался только моральный ущерб.

Одиночество окружало меня со всех сторон. Мало того, что с Идолбаевым я больше не общалась, так еще и одногруппницы как-то незаметно исключили меня из круга своего общения, видимо потому, что я слишком мало уделяла им внимания, предпочитая общаться с чеченскими парнями. Так что я понятия не имела как теперь восстанавливать с ними отношения.

Да что там подруги, даже любители списать на контрольной или зачете теперь ко мне не подсаживались! Причина такого игнорирования оставалась для меня загадкой. Единственное, что я могла предположить — одногруппники не хотели связываться с Идолбаевым в случае если вдруг он решит снова ко мне подсесть, ведь им неоткуда было знать, что вероятность такого события теперь близка к нулю.

В целом, как ни крути и мне и Адаму тяжело далось это расставание. Я старалась не обращать на него внимания и не смотреть лишний раз в его сторону, чтобы зря его не обнадеживать, но это не означает, что я совсем перестала его замечать. Наоборот, моя чувствительность обострилась до предела, и я могла ни разу не взглянув на него за весь день, точно сказать сколько раз и с каким настроением он посмотрел на меня. Настроение у него в основном было грустное и подавленное, хотя внешне это почти не проявлялось. А может мне это только кажется? Может это у меня грустное настроение, и я невольно проецирую его на Адама, выдавая желаемое за действительное? Я совсем в себе запуталась.

Оказывается, я себя совершенно не знаю и не понимаю, что мне нужно на самом деле. Взять хотя бы Никиту. Два месяца назад я думала, что буду на седьмом небе от счастья, если вдруг мне нечаянно так повезет и он куда-нибудь меня пригласит. И что в итоге? В прошлую субботу мы с Ником сходили в кино на романтическую комедию, название которой я даже не запомнила. Я люблю комедии, особенно романтические, но в этот раз все было как-то не так: приколы меня не смешили, актеры — раздражали своей наигранной игрой. С Никитой я чувствовала себя как-то скованно и неловко, стеснялась своего синяка и вынужденного прихрамывания на левую ногу, не знала о чем с ним разговаривать. Плюс ко всему, я видела, что и Горчеев меня почему-то стесняется и никак не может подобрать подходящую тему для разговора. Вот странно, с Адамом у нас таких проблем в общении никогда не возникало, мы всегда могли свободно разговаривать практически обо всем и обоим было интересно. А если даже мы не разговаривали, то все равно чувствовали себя комфортно в обществе друг друга. С Ником же все было не так: общие темы для разговоров быстро кончились, и между нами повисло неловкое молчание, потому что на личные темы говорить мы стеснялись. Это так напрягало и выматывало, что через полчаса подобной «беседы» я уже мечтала, чтобы это свидание поскорее закончилось и больше никогда не повторялось.

Я ничего не хочу сказать плохого о Никите. Он отличный парень и никакой он не трус, чтобы там не говорил мне Идолбаев. Просто во время этого свидания я поняла одну вещь: когда люди характерами друг на друга похожи — это не всегда хорошо. Мы с Горчеевым схоже реагировали на одни и те же ситуации и как будто блокировали друг друга, а не дополняли. Мне кажется, что и Никита тоже это понял. Так что вряд ли он еще куда-нибудь меня пригласит. Если так — я не расстроюсь, мне и одного раза хватило выше крыши.

Сегодняшний день ничем не выделялся из череды других дней и плавно слился бы со спокойными (чтобы не сказать коматозными) днями последней недели, если бы не одно обстоятельство. После последней лекции, когда я уже собиралась пойти домой, к моей парте внезапно подошли Рустам и Али. Это стало для меня полной неожиданностью (неприятной, надо сказать), ведь в последнее время эта парочка не проявляла ко мне никакого интереса. И слава Богу! Однако, вопреки моим ожиданиям, они опять стояли передо мной и явно намеривались снова портить мне нервы.

Я огляделась вокруг и отметила, что почти все одногруппники покинули аудиторию. Адам уже ушел. Так что неудивительно, что я вся напряглась и занервничала.

— Что вам от меня надо? — затравлено спросила я.

Ответил, как ни странно, Али:

— Не дрейфь, Соколова, бить не будем. Мы это… Извиниться хотели.

— Чего? — я опешила, уж что-что, а извинений я от них ожидала меньше всего.

Внезапно в опустевшую аудиторию влетел Идолбаев и, мигом преодолев разделявшее нас расстояние, сжал им шеи каким-то хитрым способом, так что ребята, по-моему, даже не могли пошевелиться:

— Вы, двое, — прорычал он, обращаясь к порядком перетрухнувшим парням — я же вам говорил к ней не приближаться ближе чем на пять метров, забыли?! Все, терпение мое лопнуло, ну-ка быстро на выход! Я там с вами разберусь! — и он усилил свой захват, вынуждая их подчиниться.

— Подожди, Адам — обратилась я к моему защитнику — пусть сначала скажут зачем пришли.

Парень удивленно взглянул на меня, но спорить не стал и слегка ослабил хватку. Поскольку одногруппники сконфуженно молчали, я решила их немного подбодрить:

— Продолжай, Али. Я не ослышалась, ты что-то говорил про извинения?

Тот недовольно засверкал на меня глазами, потом весь порозовел, но все-таки выдавил из себя:

— Ты это… Прости нас, в общем. Мы с Рустамом не хотели тебя пугать. Мы все поняли и больше не будем встревать в ваши с Адамом терки, только угомони этого долбанутого психа! Ай, отпусти, психованный, больно же! — это уже Адаму, который, видимо, обиделся на нелестный эпитет и так сдавил Али шею, что тот аж весь покраснел.

Я ушам своим не поверила, неужто до них наконец-то дошло все, о чем я раньше их предупреждала?! А я уже всякую надежду потеряла. Все это было для меня так неожиданно, что я никак не могла поверить в реальность происходящего, поэтому решила переспросить у Рустама:

— Рустам, а ты что думаешь? Ничего не хочешь мне сказать?

— Я не хочу говорить при Адаме — хмуро ответил парень — Мы можем пообщаться наедине?

— Ага, щаз! Размечтался! — прошипел Идолбаев, теперь уже Рустам морщился от боли — Если у тебя есть что сказать — говори сейчас, другого шанса у тебя не будет!

Я только и успевала переводить удивленный взгляд с одного на другого. Рустам смекнул, что приватной беседы не получится, прикрыл глаза иобратился к своему мучителю:

— Ладно, Идолбаев, ты сам напросился — а затем серьезно посмотрел на меня и постарался сказать нейтральным тоном — Я присоединяюсь к Али и тоже прошу прощения за наши действия. Ты была права на счет реакции Идолбаева — он стал совершенно невыносимым с тех пор как вы расстались. Не знаю, что ты с ним сделала, но это уже не тот Адам, которого мы знали раньше. Если с тобой он был хоть немного вменяемый, то сейчас превратился в очень неуравновешенную и неадекватную личность. Да ты сама на него посмотри! Разве сейчас его поведение можно назвать нормальным? Я по-прежнему уверен, что ваша дружба вас до добра не доведет, но если вам так хочется испортить себе жизнь — флаг вам в руки, барабан на шею и поезд навстречу! Я больше не буду вас останавливать, раз вы такие дураки. Делайте, что хотите и как хотите, а я умываю руки.

Я нахмурилась, не такой реакции я ожидала. Это было больше похоже на обвинение, чем на извинение, и совершенно меня не устраивало. Что это за извинение такое, где человек не осознает по-настоящему насколько неэтично он поступил и продолжает обвинять во всем меня? Я отлично понимала, что если согласиться с ним сейчас, то потом он запросто может изменить свое решение и снова испортит нам с Адамом жизнь, а второго такого кошмара я не вынесу. Поэтому я также серьезно посмотрела парню в глаза и строго сказала:

— Знаешь что, Рустам, извинения Али я принимаю, а твои — нет. Ты как всегда в своем репертуаре — опять пытаешься решить проблему чужими руками. Сам ведь Адама разозлил до невменяемого состояния, хотя я тебя честно предупреждала о его негативной реакции, а теперь предлагаешь мне его успокаивать, да? Не очень-то справедливо, ты не находишь? Так что вот тебе мой ответ: сам кашу заварил — сам и расхлебывай! Адам, — я перевела взгляд на Идолбаева, постаравшись выражением глаз передать всю степень моего сожаления — ты уж извини, я против тебя ничего не имею, правда. Но твои друзья, особенно некоторые из них, меня слишком уж достали! Прости, я не могу больше так рисковать — выпалила я, проклиная себя в душе за то, что приходится снова причинять ему боль, и схватила свою сумку, собираясь избавить колоритную троицу от своего присутствия.

Глаза у Адама печально потухли. Али наоборот вылупился на меня как баран на новые ворота. А у Рустама вытянулось от удивления лицо, он явно рассчитывал на то, что после его высочайшего соизволения продолжать нашу дружбу с Адамом, я буду прыгать от радости, и никак не ожидал от меня подобной отповеди. Увидев, что я серьезно настроена уйти и оставить его один на один с разъяренным Идолбаевым, парень забеспокоился и сменил тон:

— Э-э-э, Соколова, подожди. Признаю, я был не прав. Я виноват перед тобой. И перед Адамом тоже. Наверное, мне не стоило вмешиваться — все-таки вы взрослые люди, сами бы разобрались что к чему со временем. Но я же хотел как лучше! А получилось как всегда. Прости меня, очень тебя прошу. Не надо наказывать Адама из-за моего неправильного поведения. Я, точнее мы с Али постараемся все исправить. Если хочешь, мы можем как-то компенсировать причиненные неудобства, поможем заново все начать. Например, мы можем достать вам билеты куда-нибудь или оплатим поход в ресторан. Только скажи, что нам делать — мы все сделаем, согласна? — выдавил из себя Рустам просительно заглядывал мне в глаза.

Это было уже гораздо лучше, чем предыдущий вариант — для Рустама это была практически полная капитуляция. В душе я порадовалась произошедшей с Рустамом перемене и готова была его простить, но разумом я понимала, что показывать свою радость ему нельзя — иначе он решит, что прощение слишком легко ему досталось. К тому же, я не собиралась облегчать ему жизнь — они с Али попортили мне столько нервов, так пусть теперь сами немного понервничают! Поэтому я постаралась сохранить серьезное выражение лица и спокойно произнесла, подарив Рустаму долгий задумчивый взгляд:

— Я не могу тебе ничего обещать, Рустам. Но постараюсь серьезно обдумать твое предложение. Ответ скажу завтра. Все, мне пора, всем пока — и легко проскользнув в узком проходе между партами, быстро направилась к выходу. Спиной я чувствовала, как все трое удивленно смотрят мне в след, но оборачиваться и проверять их реакцию на мои слова даже не подумала — сейчас главное было поскорее смыться, чтобы не дать им возможности вытрясти из меня более определенный ответ.