Адам

Мы с Рустамом и Али сидели в нашей студенческой закусочной. Была большая перемена, так что народу было предостаточно. В последнее время, я редко с ними общался, так как сидел теперь за одной партой с Олей. Мы с Рустамом и Али приехали из одной страны, поэтому оказавшись в одной группе сразу после поступления в налоговую академию и окруженные со всех сторон лицами русской национальности, сразу же сдружились и сплотились. У нас даже получилось нечто вроде братства — мы все эти два года были не разлей вода и в академии, и в общежитии. А вот теперь я как-то самопроизвольно откололся от нашего братства из-за Соколовой, и моим друзьям, похоже, это не понравилось. Во всяком случае, они сегодня притащили меня в нашу закусочную, чтобы, как они выразились, «поговорить по-мужски, без бабских ушей». Оля, услышав от них это выражение (потому что стояла рядом со мной и собирала вещи в сумку, планируя покинуть аудиторию), сказала, что «с радостью избавит свои бабские уши от мужских разговоров» и предупредила меня, что идет в читальный зал доделывать какой-то доклад, так что я, мол, могу не торопиться.

Друзья мои были не из болтливых людей, поэтому разговор как-то не клеился. Они явно что-то хотели мне сообщить, но не знали, как сказать. Интересно, чего это они сегодня такие нерешительные?

Али у нас был наделен большой физической силой, но часто страдал от недостатка ума и всегда предпочитал решать все свои проблемы кулаками, зачастую наживая их от такого способа еще больше. Особым красноречием он не обладал, но был бесхитростным как пятилетний ребенок и всегда прямо говорил, что думает. В нашем братстве Али был тяжелой артиллерией и часто был задействован в операциях, когда требовалось грубое физическое вмешательство (читай: в драках).

Рустам, наоборот, физически был худощав и жилист, смотрелся на фоне накаченного Али довольно хило, казалось, что с ним легко справится. Но это было обманчивое впечатление: его организм обладал невероятной выносливостью, он мог не напрягаясь идти трое суток по горным тропам практически без сна, отдыха и пищи. Мы с Али сами в этом убедились, когда на прошлогодних летних каникулах ездили все вместе домой и ходили в поход. Али и я, не смотря на свою силу и тренировки (у меня бокс, а у Али — спортзал) не могли угнаться за Рустамом (хотя он нигде не тренируется, просто любит много бегать и гулять пешком). К концу третьих суток мы с Али чуть ли не падали от усталости, а Рустаму хоть бы что! Казалось, он мог еще столько же пройти и даже не запыхался бы! Но это было не главное его достоинство. Рустам был скрытен и молчалив, но обладал пытливым умом и хитростью. В нашей компании он был стратегом и мозгом всех проводимых операций.

А я был нечто среднее между этими двумя противоположностями и можно сказать уравновешивал их, проявляя свои лидерские качества. В братстве я обычно исполнял роль руководителя. И всех нас это полностью устраивало до последнего момента. Я в общем-то догадывался, о чем друзья хотели со мной поговорить: благодаря Ольге наше братство лишилось лидера и осталось, так сказать, без головы. Вряд ли их это устраивало. Я понимал, что надо больше времени уделять своим старым друзьям и как-то по-братски разделить его между ними и Олей, но ничего не мог с собой поделать: с ней было так интересно!

Чем больше я ее узнавал, тем больше она мне нравилась. Она так сильно отличалась от всех этих пустоголовых раскрашенных и расфуфыренных дурех, на которых я успел насмотреться за два года своего пребывания здесь. Почти все девять дней, что я провел за ее партой после нашего перемирия, я заваливал ее вопросами о ее жизни и о ней самой, пытаясь разобраться, что она из себя представляет. Правда спрашивать приходилось в основном на переменах — во время пар Соколова не отвлекалась от учебы и мне не позволяла это сделать. Сначала она отвечала на мои вопросы односложно, общими фразами и как-то не очень охотно. Но постепенно я ее разговорил, и ответы стали более содержательными и информативными. С каждой новой фразой или наблюдением она удивляла меня все больше.

Например, ей было не интересно обсуждать модные тряпки, слезливые сериалы и всякие сплетни — короче все то, о чем беседуют остальные девчонки. Теперь я понял, почему Соколова держится как бы в стороне от всех, и у нее нет близких подруг — ей просто не о чем с ними разговаривать. Еще Оле не нравятся дискотеки и клубы — говорит, что там ей «плохо становится от сильного шума, сигаретного дыма и общего эмоционального фона». Большие тусовки и компании она тоже не любит, видимо опять же из-за шума. Не имеет никаких вредных привычек и старается заботиться о своем здоровье (это я узнал, когда она как-то обмолвилась, что делает зарядку по утрам. Интересно, в наши дни хоть кто-нибудь еще кроме нее из всего студенческого братства делает зарядку, или она единственная в своем роде?) Она никогда ни с кем не жеманничает и не кокетничает, абсолютно самодостаточна.

По-моему самое большое Олино увлечение — это книги. Если бы у нее выпала такая возможность, она бы читала целыми днями напролет. Как выяснилось, среди мира литературы у нее есть свои предпочтения, но она почему-то стесняется о них рассказывать. Во всяком случае, когда я застал ее как-то раз с очередной книжкой и попросил показать, что она читает — она долго отнекивалась и только под угрозой лишения данного печатного издания показала мне обложку. Ничего запретного я там не увидел. Имя автора — Элизабет Клэр Профет — ни о чем мне не сказало. Название: «Фиолетовое пламя для исцеления тела, ума и души» — показалось странным, только и всего. Рисунка как такого на обложке не было — просто переплетение разноцветных линий. И совершенно не понятно, почему так долго она упрямилась и не хотела показывать? Пришлось спросить прямо.

Забавно, оказалось, что дело было не в книге, а в жанре, к которому она относилась. Слово «эзотерика» я где-то слышал, но толком не понимал, что оно означает, пока Оля мне не разъяснила: этот жанр в литературе посвящен всяким мистическим и магическим событиям, практикам и медитациям, нетрадиционной медицине и целительству и прочей экстрасенсорике. Соколова опять преподнесла мне сюрприз: вот уж не думал, что она любит читать про всяких колдунов и экстрасенсов — я так ей и сказал. А она засмущалась и ответила, что «не надо весь эзотерический жанр сводить к колдунам, экстрасенсам и всякой мишуре, которую показывают по телевизору. В этом плане литература — намного более широкий и достоверный источник, если знаешь что ищешь и как надо искать!». Потом она долго и пламенно рассказывала о своей любимой эзотерике, приводила примеры из прочитанных книг — в общем прочитала мне целую лекцию. И надо признать, благодаря своей начитанности, рассказывать она умеет действительно интересно. Я, конечно, не верю во всю эту чушь про магию и колдовство, а про эзотерику только сейчас и узнал, но даже я заслушался — так у Ольги складно получалось про всякие невероятные теории рассказывать.

Однако, эзотерика была не единственным любимым жанром Соколовой. Еще она увлекалась фантастикой и фэнтези. Это я мог понять. Сам я такого не читал (я вообще-то читать не любитель, предпочитаю подождать пока выпустят фильм, а если надо добыть какую-то информацию — копаюсь в интернете), но у меня есть пара хороших знакомых, кто тоже этим увлекается.

Еще за эти девять дней я успел заметить, что Оля очень наблюдательна (хотя я это уже и раньше замечал, когда издалека ее исследовал), на все имеет свое суждение и мнение (обычно безошибочно верное), но не торопиться его высказывать, если ее не спрашивают. Как я отметил, для девушки у нее хорошо развито логическое мышление и анализ, и в то же время там, где они ее подводят, она умело пользуется пресловутой «женской» интуицией. Сочетание этих двух качеств позволяет ей видеть и знать то, чего не замечают другие. Теперь я начал понимать, почему окружающие (например, наши одногруппницы) девушку уважают и стараются прислушиваться к ее мнению (даже не смотря на то, что не дружат с ней в полную силу).

В общем, в этой девушке мне все нравится, даже кажется, что в ней нет никаких изъянов и недостатков — прямо чистое сокровище, а не девушка. Только одно иногда выводит меня из себя: когда у меня возникает наиболее интересующие меня вопросы вроде того как она узнала о чем-то и откуда она знает то-то или то-то, Оля обычно отвечает одно: «интуиция» и больше никак это не расшифровывает. Нет, конечно, она делает так не всегда. Иногда Соколова в виде исключения объясняет все очень понятно, четко и логично (как, например, она умудрилась рассказать мне о своем понимании смелости в ту субботу, когда мы выясняли отношения на налоговом праве). Но чаще, когда у меня доходит дело до самых интересных вопросов, девушка лишь говорит своё коронное выражение: «интуиция, наверное» и закрывает тему. Иногда меня это ужасно бесит.

Кстати, о той субботе — я до сих пор вспоминаю ее с ужасом! За все время разбирательств я пару раз точно был готов к тому, чтобы оставить Соколову в покое и забыть о ней навсегда. Но тогда я на всю оставшуюся жизнь потерял бы шанс с ней общаться и так бы никогда и не узнал, какого удовольствия себя лишаю.

Когда Оля промямлила свое признание о том, что точно не знает, хочет со мной дружить или нет и не представляет как ко мне относиться (и это после того как сама 3 дня назад согласилась на дружбу и вела себя так, что я поверил в ее искренность), я на нее ужасно обиделся. Было видно, что ей тяжело мне в этом признаваться, и я отлично понял почему: она боялась, что после того как отвергнет мою дружбу, я опять разозлюсь и порву ее на малюсенькие кусочки. В принципе, я был не далек от этого, она действительно вела себя по-идиотски (и сама это признала), обманула меня (хоть и не нарочно), заставила поверить в свою преданность и искренность, а потом пошла на попятную даже без всякой уважительной причины! Тут бы любой человек рассердился, а не только я со своей вспыльчивостью.

Даже не знаю, что меня удержало от обычного приступа бешенства. Может, хотел ей доказать как сильно она во мне ошибается? Сдерживать себя было реально тяжело, но у меня получилось — положительно, Ольга уже хорошо на меня влияет, раньше бы я так не смог.

Но какому же непосильному испытанию подверглось мое терпение в тот день! Трижды, между прочим! В первый раз когда, я задал ей прямой вопрос хочет она со мной дружить или нет, она так долго собиралась с силами для ответа, что успела меня прилично разозлить своей нерешительность. Второй — когда она пролепетала свое бессвязное признание, и я понял, что она меня боится. Как же я разочаровался в этой девушке тогда, хотел сразу бросить ее и уйти. И что меня только удержало? Может быть то, что она не стала отпираться и врать, а сразу призналась в своем страхе, да еще и объяснила почему так ко мне относится?

А потом у нас состоялся интересный разговор о смелости. Тут мне стало понятно, что раз уж она в силах мне все это аргументированно объяснить, то не так уж и сильно меня боится, а значит с ней можно наладить контакт (на это стоило потратить силы, время и терпение, ведь даже ссориться с ней было интересно, что уж говорить о нормальном общении).

Но все-таки она и в третий раз умудрилась меня чуть не довести до белого каления! Я ей, используя ее же выражения обоснованно доказал, что бояться меня, особенно ей — ужасно глупая и дурная затея. И вот что обидно: ладно бы боялась, когда я в ярости — это хоть можно понять, но когда я нормальный… Это уже полный абсурд! Я все так понятно объяснил, чуть ли не на пальцах, а она так долго это обдумывала, что я уже решил плюнуть на все и уйти, терпение мое было на пределе. Вряд ли бы после всего этого я ее простил. Но Соколова молодец, додумалась вовремя усадить меня на место. Вот я удивился! Я уже всякую надежду потерял, думал до нее никогда не дойдет весь идиотизм ее страха (совершенно необоснованного, между прочим: ведь лично ей я ничего не сделал!)

А потом было самое интересное: ей пришлось извиняться. Да еще и в письменном виде. Я тот листок сохранил на память — как символ начала нормальных дружеских отношений между нами. Как все-таки приятно, когда не я вымаливаю прощение у кого-то, а кто-то другой передо мной извиняется и смотрит умоляющим взглядом. Я хотел насладиться этим чувством сполна, к тому же: должна же была Соколова на своей шкуре почувствовать как трудно, когда долго молчат и не отвечают на заданный вопрос! Вот и помурыжил ее немножко. Зато я увидел, как сильно девушка обрадовалась, что я ее простил! Эта радость мне была как бальзам на сердце, я сразу же перестал на нее обижаться за ее глупое поведение. Видно было, что Оля и вправду меня больше не боится. Давно бы так.

Сильно задумавшись, углубившись в воспоминания, я совсем забыл про своих друзей, которые продолжали подозрительно переглядываться и подпихивать друг друга локтями в бока — явно не могли решить, кто первый начнет со мной разговаривать. Я сидел с отрешенным видом и не замечал их активности, пока Али вдруг не выдержал и не заявил как всегда прямолинейно:

— Слушай, Адам, долго ты еще будешь клеиться к Соколовой? Конечно, о вкусах не спорят, но ты мог бы себе и посимпатичнее найти. Зачем тебе эта мартышка? Ты протираешь штаны возле нее целыми днями, старых друзей совсем забросил! — и Али неодобрительно засопел, показывая свое возмущение моим пренебрежением к нему.

— Так. Али, я не обязан перед тобой отчитываться, поэтому скажу только один раз и больше повторять не буду. Я к Соколовой не клеюсь, усёк? Это совсем не то, что ты думаешь. Мы с Олей просто друзья. Она мне такой же друг как ты или Рустам. А еще раз обзовешь ее мартышкой — в лоб получишь, понял? — я произнес это спокойно и тихо, но угрозу в моем голосе даже глухой бы услышал. И друзья знали: эта интонация означает — тему лучше не продолжать. Про себя я удивился, что Ольга опять оказалась права: она недавно говорила мне, что Али и Рустам без меня скучают и скоро попробуют отвоевать свой дружеский статус обратно.

Обычно Али было достаточно одной фразы в таком тоне, чтобы он все понял правильно и замолчал, но сегодня, как ни странно, он на этом не успокоился, сжав свои пудовые кулаки и засопев теперь уже обиженно он продолжил:

— Идолбаев, а ты мне рот не затыкай! Как ты мог нас променять на какую-то бабу? И вообще как может баба быть другом? Она же баба! А они, как ты знаешь, нужны только для одного. Так и сделай с ней все, что захочешь по-быстрому, чего возиться-то? Потом мы все втроем как в старые времена куда-нибудь сходим и отметим это событие, идет? — и Али потянул мне руку, чтобы скрепить этот договор.

Я и не думал подавать ему в ответ свою руку, а наоборот сжал кулаки. Во мне вскипел гнев на тупого Али, который сам не понимает о чем говорит, да еще в таком оскорбительном тоне. Но я постарался сдержаться, что ж поделать — когда Создатель ум раздавал, Али где-то в другом месте гулял. Однако, в душе я удивился его поведению: обычно Али двух слов связать не может, а тут такая речь: видно и впрямь обиделся, что его якобы променяли на девушку. В слух же я ответил:

— Если я еще раз услышу от тебя оскорбительные выражения в адрес Соколовой, то не посмотрю, что ты мой друг и выбью тебе зубы. Так что закрой рот и спрячь свой поганый язык, тебе же лучше будет. Наверное, у тебя сегодня с соображалкой совсем тяжело. Поэтому повторяю специально для тебя, Али: мы с ней друзья. А с друзьями не делают тоже, что и со всеми остальными «бабами», как ты выразился. Никуда мы не пойдем и ничего отмечать не будем, все понятно? — и я угрожающе уставился на этого оболтуса, зло сощурив глаза.

Внезапно в наш диалог вмешался Рустам:

— Адам, не сердись на Али, ты же знаешь: он у нас умом обижен. Но он в чем-то прав. Мне тоже не понятно чем тебя привлекает эта девушка. Что в ней такого особенного? Внешность и впрямь заурядная, средненькая, да еще и русская к тому же. У нас что мало красивых девушек вокруг? А если дело не во внешности, то будь осторожен, так и влюбиться недолго. А оно тебе сейчас надо? Я твой друг и обязан тебя предостерегать от опрометчивых поступков. И не надо злиться на Али, он тоже за тебя беспокоится. Ты ведешь себя в последнее время странно, ты стал сам на себя не похож. Перестал ходить с нами на вечеринки, в компаниях нас уже спрашивают куда ты запропастился, думают — ты домой уехал. Не планируешь с нами никаких походов и шалостей, а нам одним без тебя ничего делать не хочется. Мы подыхаем от скуки уже вторую неделю! Жила же как-то Соколова без тебя целых два года? И еще обойдется. К тому же сам подумай, на что ты ей сдался? Она же русская! Русские не любят чеченцев, они считают нас агрессивными и тупыми негодяями. Думаешь эта девушка считает иначе? Небось, смеется про себя над тобой и твоим глупым поведением. Оставь ты ее, возвращайся к нам. И уж тогда мы отметим твое возвращение, да блудный брат? — Рустам хитро улыбнулся.

Речь Рустама прозвучала намного более цивилизованно, чем речь грубого Али, хоть и несла в себе тот же смысл. Рустам не хамил и не оскорблял никого, но почему-то его слова прозвучали намного более обидно. Интересно, они заранее спелись или это случайность? Судя по тому, как долго они мялись и подталкивали друг друга, все-таки заранее. Значит это спланированная акция возвращения в семью блудного друга. Инициатором явно был Рустам, Али бы до такого не додумался. Рустам просто взял его в довесок, чтобы иметь численное превосходство. Значит дело серьезнее, чем я предполагал, с Рустамом нельзя не считаться. Надо постараться его убедить, что Соколова — мое личное дело, их никак не касается и на нашу дружбу ни в коем случае не влияет.

С Рустамом нельзя было разговаривать так, как с Али. Агрессивные намеки не были для него аргументом в споре, а вот если удавалось разумно и логично обосновать свое решение или действие, то поддержка Рустама была обеспечена. Я попробовал объяснить почему дружба с Ольгой так важна для меня:

— Мы обязательно куда-нибудь сходим все втроем, друг мой Рустам, причем в самое ближайшее время, обещаю. Не думайте, что я вас бросил и переметнулся к Соколовой, вовсе нет. Я знаю, что в последнее время вы часто видите нас в месте, но это не означает, что я в нее влюбился или что там еще вы себе напридумывали. На самом деле мы просто общаемся, разговариваем. Ты прав, Рустам, дело не во внешности, хотя на самом деле с этим у нее все в порядке, вы просто не приглядывались. Все дело в том, что мне с ней интересно. Она иногда так нестандартно мыслит, что заставляет взглянуть на мир по-новому, с другой точки зрения. И я многому у нее учусь, хоть вам и сложно это понять. Конечно, дружить с девушкой, а не делать с ней то, что мы обычно делаем, кажется вам странным. Я это понимаю. Но в этом-то и вся соль! Раньше я с девушками не дружил, потому что все они были тупые коровы. А Соколова не такая, она умная и на других совсем не похожа. Можно же попробовать и подружить ради эксперимента? И причем здесь русская она или нет? Разве национальность влияет на ум и характер, Рустам? Ты же понимаешь, что это генетически закладывается. Друзья мои, простите, если я мало с вами общался в последнее время. Это вовсе не означает, что я о вас забыл. Но у меня есть еще одна уважительная причина быть поближе к Соколовой. Помните, как пару недель назад она остановила мой приступ ярости, когда я напал на нашу старосту? Я пытаюсь разобраться в том, как она это сделала, и она помогает мне научится контролировать свой дурной нрав. Вам, наверно, этого не понять — у вас же нет таким проблем с самоконтролем как у меня. А для меня это важно. Так что с Соколовой в ближайшее время я расставаться не собираюсь, уж извините. Но не волнуйтесь, мы все равно куда-нибудь сходим, вспомним старые времена, согласны?

Рустам и Али переглянулись. За время моей речи выражение их лиц постепенно менялось от скептических до растерянных. Я их явно удивил. Наконец, Рустам, сказал:

— Ладно, мы поняли, что для тебя Соколова не просто какая-то девушка, а друг. А она относится к тебе так же?

— Ну раз со мной общается, да еще и помогает мне, думаю, что да.

— Адам — вздохнул Рустам — ты же понимаешь, что наши собратья, которые живут здесь, да и на родине, ее не примут. Все-таки не понятно мне, зачем тебе такая возня? Ну, ладно, допустим, хочешь ты дружить с девушкой. Так выбрал бы чеченскую девушку! Никто бы и слова поперек не сказал. Ты ведь не можешь не понимать, что какая бы она ни была умная и хорошая, вы все равно слишком разные, потому что у вас разный менталитет. Так что мой тебе совет: не надо к ней слишком привязываться. Не надо общаться с ней слишком много и слишком долго, а то потом не отвяжешься.

— Ты, Рустам, все время забываешь один важный момент. Она помогает мне с самоконтролем. И никто кроме нее не может справится с этой задачей. Если бы такая девушка родилась и жила в Чечне, разве я был бы против? Да я был бы счастлив! Но в Чечне таких нет, по крайней мере, я не встречал. Да и здесь, вдали от родного города, одна лишь отыскалась. Может таких девушек вообще в целом мире одна на миллион! А ты предлагаешь мне отказаться от этого шанса.

— Нет, ты точно влюбился! Тоже мне сказанул: одна на миллион. Незаменимых людей не бывает. И в Чечне, наверняка, есть не хуже — ты просто плохо искал — с вызовом произнес Рустам. Народ потянулся к выходу из нашей студенческой забегаловки — большая перемена заканчивалась и пора было вновь идти «грызть гранит науки». Я почувствовал, что как я ни старался, Рустама убедить не удалось, а я так надеялся, что мои аргументы на него подействуют! Жаль, мне так не хотелось опускаться до угроз, а видимо придется:

— Ребята, я благодарен вам за вашу заботу, но не надо так меня опекать. Я сам в состоянии определить с кем мне дружить, а с кем нет, ясно? Рустам, я знаю, что ты против этой дружбы. И Али настроил точно так же. Я принял это к сведенью. Но я пока по-хорошему предупреждаю вас: не надо вмешиваться в мои отношения с Соколовой. В противном случае, боюсь, наша дружба окажется под угрозой. Уяснили? Вы мне друзья, и я вас уважаю. Так не потеряйте мое уважение. Все, время вышло. Пошли в аудиторию, а то на пару опоздаем.

Ольга

После второй пары к нашей с Идолбаевым парте подошли его чеченские друзья и заявили, что хотят «поговорить с ним по-мужски, без бабских ушей». Я расценила это как выпад в мою сторону, тем более что в последнее время замечала, как они недовольно косятся на меня. Особенно, когда Адам не видит. Это мне ничего хорошего не сулило, ссорится с чеченцами не хотелось. Поэтому я как-то раз попробовала намекнуть Идолбаеву, что его друзья по нему соскучились и надо бы их проведать. Но он мой намек, по-моему, пропустил мимо ушей. Зато теперь ребята сами дозрели до того, чтобы взять инициативу в свои руки. Что ж, пусть пообщаются, может после этого хоть перестанут так злобно на меня зыркать — рассудила я. Вообще-то их даже можно понять: Адам их совсем забросил с тех пор как пересел за мою парту, никому бы такое не понравилось. Жаль только, что виноватой они, похоже, считают меня. Но не объяснять же им сейчас, что он тут не привязан и волен идти на все четыре стороны, просто почему-то сам уходить не хочет! Пусть Идолбаев сам с ними разбирается, я же его предуперждала. Сообщив Адаму, что мне нужно в читальный зал из-за доклада по философии, я покинула живописную троицу.

По дороге в библиотеку меня поймала Лена Нестерова и, отведя к окошку (где уже стояли Лиля и Катя), попыталась выведать в каких я с Адамом отношениях:

— Слушай, Оля, мы вот смотрим на тебя и удивляемся: чего это вы с Идолбаевым в последнее время вместе сидите и всюду парой ходите? Нам не понятно, чего это он к тебе приклеился? Даже странно, что его сейчас поблизости не видно. Может объяснишь нам, своим подругам, почему вы все время вместе?

— Да, — поддержала ее Лиля — нам отлично видно как он словно кот вокруг сметаны, вокруг тебя увивается. А ты сидишь и делаешь вид, что так и надо. Он что, тебе нравится?! — и все три одногруппницы жадно уставились на меня, боясь пропустить хоть слово из моего объяснения своему странному поведению.

— Девчонки, это не то, что вы думаете. Мы просто дружим, общаемся, разговариваем и больше ничего — попыталась я погасить их жадный интерес, но не преуспела.

— Как это — дружите? — подозрительно спросила Лена — Да о чем можно с ним разговаривать? И вообще как ты его приручила? Он же чеченец, бешенный к тому же! Разве тебе не страшно все время рядом с ним находиться?

— Лена, ты предвзято к нему относишься. Нет, мне не страшно — он совсем не такой как вы думаете. На самом деле он вполне нормальный парень, особенно если его не злить. С ним весело и интересно. Но я понятия не имею, почему он со мной сидит. Уж поверьте, я его к себе не звала — он сам пришел. Если хотите, можете сами у него спросить, вдруг ответит?

— Нет уж, увольте — пошла на попятную Нестерова — Оля, мы просто хотим предупредить тебя: будь с ним осторожна. Эти чеченцы все ненормальные: вроде тихие, спокойные, а потом вдруг раз — ни с того, ни с сего зарезать могут и скажут, что так и было! И попробуй разберись потом, какой твой косой взгляд послужил поводом для мести. А про Идолбаева я вообще молчу — набрасывается без предупреждения! Ты же помнишь, что он сделал с моими руками? Силищи вагон, а мозгов — ноль. Только-только все зажило. Это я к тому, что ты играешь с огнем. Зачем тебе такой придурочный друг нужен? Уж лучше никакого, чем этот.

Я вздохнула, не зная как им объяснить, что Адам уже не тот, что был раньше. Вряд ли они бы мне поверили, но я интуитивно ощущала, что с каждым днем он постепенно, по чуть-чуть меняется и становится если и не более спокойным, то хотя бы менее агрессивным что ли. Я не могла понять, чем это вызвано, но чувствовала, что это так. И я точно знала, что он ничего плохого мне не сделает. Однако эти изменения были незаметны для посторонних и доказать их наличие я ничем не могла. В слух же я сказала:

— Спасибо за предупреждение. Я его учту. Вы — хорошие подруги, раз так заботитесь обо мне. Но это лишнее, мы с Адамом — друзья, и я уверенна, он не причинит мне вреда. Лен, мне вообще-то пора идти, а то скоро перемена закончится, а я хотела доклад успеть доделать. Так что я пойду, да?

— Ну иди — ответила Нестерова — Но помни: мы тебя предупреждали.

Я пошла дальше по коридору и задумалась над тем как сильно наши предубеждения влияют на наш разум и мешают нам разглядеть истинное лицо человека. Подумать только, ведь раньше я думала так же как они. Вот глупая! И все потому, что принято считать будто «чеченцы все — ненормальные», как выразилась староста. Кто это придумал? Пообщавшись с Адамом поближе, я поняла что он был намного более нормальный, чем принято считать. Ну да, темпераментный и временами слишком эмоциональный (что свойственно людям, родившимся на юге), но в остальном — совершенно нормальный. И даже в чем-то симпатичный, причем как внешне, так и внутренне. В нем чувствовалось мужество и сила. Он мог быть очень обаятельным, если хотел. По крайней мере, я сполна ощутила на себе его обаяние, когда после злополучной субботы он пересел ко мне за парту.

Очень сложно было соблюдать внутреннюю дистанцию, когда он с таким детским любопытством и живым интересом расспрашивал о моей жизни. Адам бомбардировал меня вопросами, не упуская ни одной детали из моих ответов и все фиксируя в своей памяти. Я буквально видела, с какой огромной скоростью крутятся шестерёнки в его голове, когда Адам анализировал то или иное мое высказывание. Вначале я не хотела слишком много о себе рассказывать и впускать его в свое личное пространство. Я же понимаю, Идолбаеву просто хочется поиграть в исследователя, но скоро я ему надоем, он переключит свое внимание на что-то другое и оставит меня в покое. Поэтому вовсе незачем тратить силы и раскрываться перед ним полностью. Но его любопытство было просто неиссякаемым, живой интерес в глазах блестел так заразительно, что я сама не заметила, как выложила ему все, что знаю о себе. Адам задавал очень правильные и точные вопросы, на которые было интересно отвечать. А уж когда он умудрился раскрутить меня на лекцию по эзотерике(при этом выслушал все с серьёзным видом, не посмеявшись на до мной, хотя заметно было, что он далек от этой темы и ни во что подобное не верит) — я растаяла и начала общаться в полную силу.

Мне с ним было как-то удивительно легко и комфортно, он принимал почти все, что я говорила, не осуждая и не оспаривая. Хотя мне в начале казалось, что он все время будет либо прикалываться надо мной из-за того, что я сижу с книжками и не хожу на дискотеки, либо сразу потеряет ко мне интерес. Однако этого не произошло. Напротив, Адам стал расспрашивать меня еще интенсивнее, а слушать еще внимательнее. Этот парень был очень умен (но не в смысле интеллекта или начитанности, а скорее в смысле анализа и логического мышления). Общаться с ним было одно удовольствие: он все схватывал на лету и для парня был очень наблюдательным. Темы для разговоров у него не иссякали. Я даже предположить не могла, что у него их так много. И чувство юмора присутствовало, когда это было необходимо. Во всяком случае, Адам мог вызвать у меня улыбку всего лишь парой слов, особо не напрягаясь. И это выходило так естественно, словно мы давным-давно знакомы. Я чувствовала, что постепенно начинаю ему все больше доверять, для меня это было так странно! Я редко когда так близко подпускаю к себе сверстников, предпочитая открывать душу только родственникам.

В общем эксперимент с дружбой вполне удался. Однако не известно как все обернется, если мы опять попадем в кризисную ситуацию, где мне придется спасать его от собственной же ярости. Пока опасных случаев не возникало. Адам пребывал все это время в хорошем расположении духа и ни на кого злиться не собирался, но не будет же так постоянно? Все меняется. Одна надежда, что теперь, когда мы дружим ему психологически будет намного труднее причинить мне боль, чем раньше, когда мы были едва знакомы. Может все обойдется?

За этими размышлениями я незаметно на автопилоте дошла до читального зала. Времени осталось всего ничего, пришлось срочно переключить мысли на философию и доклад. Интересно, как там Адам общается со своими друзьями? Надо будет его потом порасспросить.