Ольга

День начался необычно. Утром, еще до начала первой пары (пока Адам не пришел) ко мне вдруг подошел Никита и очень смущаясь, вручил мне плитку пористого белого шоколада со словами:

— Слушай, Оль, ты меня так выручила в среду, а я тебя даже толком не поблагодарил. Вот, это тебе. Я, правда, не знал какой ты шоколад любишь, поэтому выбрал на свой страх и риск.

Я ничего подобного не ожидала. Особенно спустя двое суток после происшествия. Наоборот, у меня все мысли были заняты предстоящим походом в кафе с Идолбаевым, так что Ник со своей шоколадкой преподнес мне большой сюрприз. У меня даже язык отнялся от удивления и глаза, наверное, стали по пять копеек (или теперь правильнее говорить по пять рублей?). Надо же! Я Никиту так близко за все предыдущие два года ни разу не видела. Вблизи он оказался еще лучше, чем я могла предположить, наблюдая издалека. Даже с видом шоколада он угадал: белый пористый — мой любимый.

Молчание затягивалось. Никита совсем сконфузился. Я тоже застеснялась и почувствовала себя неловко. Поэтому, чтобы как-то разрешить этот непростой момент, я смущенно улыбнулась и молча взяла шоколадку (про себя подумав, что если за каждое спасение от Идолбаева мне будут дарить по шоколадке, то я очень скоро невероятно растолстею!). Наконец, справившись со смущением, я вежливо произнесла:

— Спасибо, Никита. С шоколадкой ты угадал. Но на самом деле дарить ее мне было вовсе не обязательно, я просто рада, что смогла помочь.

Никитино лицо прояснилось, и он мне так обворожительно улыбнулся, что у меня сердце замерло:

— Еще как обязательно! Если бы не ты, я бы этот проездной нашел бы не раньше через полгода — по правде говоря, я очень редко копаюсь в своем рюкзаке так тщательно. Да и ненормального Идолбаева ты быстро успокоила. И как только это у тебя получается? Кроме тебя он никого не слушает. Так что ты — молодец, и подарок ты заслужила. Жаль только, что сейчас кроме простой шоколадки я ничего не могу тебе подарить — и Никита смущенно замолчал.

Своей похвалой парень окончательно вогнал меня в краску! А для меня это было крайне неприятно, я терпеть не могла краснеть. Вот везет же смуглым людям — на них румянца почти и не видно, не то, что на мне! Не придумав, что можно сказать, я просто кивнула и, чтобы скрыть свое красное лицо, полезла в сумку убирать шоколадку. Мне казалось, что исполнив свой долг благодарности, Никита сразу развернется и уйдет, но, как ни странно, этого не произошло. Посмотрев на меня как-то нерешительно, он вдруг сказал:

— Оль, а ты бы не хотела сходить со мной в кино сегодня?

Я приросла к стулу, от изумления кровь сразу отлила от моего лица. Как? Он меня приглашает в кино? Да быть не может, я наверное ослышалась! Или может быть он так шутит? Я повнимательнее вгляделась в лицо парня. Ник выжидательно смотрел на меня, похоже он вполне серьезно предложил… Вот это да! Я и представить себе не могла, что он когда-нибудь куда-нибудь меня пригласит! Кто бы мог подумать, что и от Идолбаева с его психозами бывает польза! Я так обрадовалась, мне совсем было неважно куда с ним пойти, хоть на детские качельки, лишь бы с ним. Я уже открыла рот, чтобы согласиться, когда остатки разума вдруг очнулись ото сна и напомнили мне, что вообще-то на сегодня я уже занята и отказаться от своего обещания никак не могу (иначе Адам голову мне оторвет, он и так уже последние два дня смотрит на меня как волк на овечку). Какое разочарование! Пришлось наступить на горло своим желаниям и сказать:

— Извини, Никита, я бы с удовольствием, но сегодня я никак не смогу — у меня уже есть свои планы, отменить или поменять их никак не получится. Может сходим в кино на следующей неделе? — с надеждой спросила я. Парень, услышав мое «извини» сразу погрустнел, но потом приободрился и согласно кивнул:

— Конечно! Давай после выходных договоримся, когда пойдем и на какой фильм, хорошо?

— Да, разумеется. — радостно отозвалась я и только тут заметила недовольное лицо Адама у Никиты за спиной.

— Горчеев, что ты тут застрял? Дай пройти! — невежливо буркнул парень и, грубо ткнув зама старосты ладонью в плечо, чтобы тот подвинулся, плюхнулся на свое место.

Ник от неожиданности чуть не упал, но вовремя успел удержать равновесие и, повернувшись к Идолбаеву, недовольно пробурчал:

— Эй, аккуратнее! Что за манеры: вежливо попросить, язык отвалится?

— Это у тебя он отвалится, если ты еще хоть что-нибудь вякнешь в том же тоне! — ответ моего соседа прозвучал очень тихо, но от того еще более угрожающе.

Назревающую ссору надо было гасить в зародыше и я вмешалась:

— Адам, перестань, пожалуйста. Ругаться не нужно. Никита уже уходит, да Ник?

— Ухожу, ухожу — сказал парень, презрительно взглянув на Идолбаева. И развернувшись, двинулся к своей парте.

К счастью Адам его взгляд не заметил, занятый извлечением тетради из своего пакета и последующим поиском ручки. Найдя все это, он вдруг внезапно повернулся ко мне и подозрительно спросил:

— Что этому хлыщу от тебя понадобилось? — и остро взглянул на меня.

Я пожала плечами:

— Поблагодарить хотел за то, что проездной нашла. А что? И не надо называть его хлыщом, просто он хорошо воспитан.

— Угу, воспитан, как же — пробурчал парень себе под нос — Как проездные терять — так он тут не причем, а как поблагодарил разок — и уже воспитанным считается!

В этот момент парень выглядел так комично, что я улыбнулась:

— Адам, ну что ты разворчался? Не выспался что ли, или встал не стой ноги? Все же закончилось хорошо, проездной нашелся и давай забудем эту историю.

Но Идолбаев мою улыбку не поддержал, только сильнее нахмурился:

— Оль, мне кажется, ты слишком лояльно к нему относишься — и пронзительно посмотрел на меня — по-моему он только с виду белый и пушистый, а внутри — трусливое ничтожество.

Тут уже я не смогла спокойно слушать, как хорошего человека оскорбляют почем зря и возмутилась:

— Никита не такой! Не надо принимать вежливость за трусость. И хватит говорить о нем гадости! Ты тоже не подарок. Но он ведь мне про тебя ни чего плохого не сказал. Так что давай не будем обсуждать его в таком тоне!

Адам в ответ наградил меня своим фирменным внимательным взглядом и медленно произнес:

— Я видел, как ты на него смотрела: как маленькая девочка на большую сладкую конфету. И мне это совсем не понравилось. Твоя хваленая интуиция здесь явно не работает. Он вовсе не такой хороший, как тебе кажется, Соколова. Он — слабак. И рано или поздно тебе придется в этом убедиться. Я не говорю о нем гадости, я просто предупреждаю тебя, чтобы ты была не слишком разочарована, когда узнаешь правду.

При упоминании о конфете, я опять неудержимо начала краснеть. Неужели Идолбаев догадался, как я отношусь к нашему заму старосты? Откуда у него такая проницательность? Но дальнейшие его слова заставили меня задуматься. Парень сказал их так спокойно, без всякой агрессии или злости, что мне стало не по себе: а вдруг я ошибаюсь, а Адам прав?.. Да нет, не может быть. Просто Идолбаев до сих пор обижается на Никиту из-за проездного. Да и вообще они слишком разные, чтобы понять друг друга.

Никак внешне не отреагировав на его слова и скрытое в них предупреждение, я сосредоточилась на преподавателе по налоговому праву, который только что вошел в аудиторию. Сегодня в расписании было всего 3 пары: одна по налоговому праву и две по математическому анализу. А уж потом долгожданный выходной! Но до него еще надо дожить…

Адам тоже, похоже, решил не продолжать обсуждение никитиной персоны, и в какой-то степени я была ему за это благодарна: мне не хотелось с ним ссориться из-за Горчеева (а если бы мы продолжили в том же духе, то непременно бы поругались).

В последние два дня мы с Идолбаевым мало разговаривали, предпочитая выяснить все наболевшие вопросы в индивидуальном порядке на встрече в субботу. Но, не смотря на то, что парень ни о чем меня не спрашивал и сам ничего не рассказывал, его присутствие рядом со мной ощущалось достаточно мощно. Такое ощущение как будто этого человека окутывало сильное электрическое поле, напряжение в котором в зависимости от настроения то возрастало, норовя прорваться маленькими молниями, то опадало, становясь мягким и уютным, словно любимое одеяло. Я и раньше могла чувствовать других людей, их эмоции и настроение, но так сильно как с Адамом у меня ни с кем не получалось. Это одновременно и радовало (отличный экземпляр для тренировок по эмпатии) и пугало (почему именно его я так хорошо чувствую, а ни кого-то другого?). Наверное, все дело в сильной ауре: сразу видно, что Адам по натуре лидер, обладает сильной волей, привык все решать сам, и не лишен обаяния и некоторой харизмы. У таких людей обычно очень сильное аурическое поле, которое непроизвольно притягивает к ним других людей, послабее. Вот я и попала в притяжение этого поля. Только вот плохо это или хорошо? Время покажет.

Адам

Я ждал субботы с двойственным ощущением: с одной стороны непонятно о чем Ольга хотела меня спрашивать и неизвестность вызывала определенные опасения; а с другой — меня замучило любопытство по поводу ее семьи. Поэтому, когда наконец наступила суббота, я в первый раз в жизни без проблем вовремя поднялся с постели и стрелой помчался в универ.

Первое, что я сделал, войдя в аудиторию — отыскал глазами Олю. Но тут меня ждал неприятный сюрприз: возле нее топтался Горчеев и они о чем-то разговаривали. При этом Соколова вся разрумянилась и так мило ему улыбалась, что у меня стало как-то очень неприятно на душе. Не припомню, чтобы она когда-нибудь так смотрела на меня и мне она уж точно так не улыбалась! Интересно, о чем они так увлеченно беседуют? Обычно девушка сразу замечала, когда я входил в аудиторию и здоровалась, а сейчас все ее внимание поглощено этим очкастым ботаником, так что она меня в упор не видит! Неужели этот бесхребетный очкарик ей нравится?! Вот уж не ожидал. О чем она только думает? Он же ей совсем не подходит…

Устав ждать, когда же они обратят на меня внимание, я почти вплотную подошел к заму старосты, и только тут Оля, наконец, меня заметила. Улыбка сразу же сползла с ее лица и мне стало абсолютно ясно, что сейчас она меня видеть совсем не рада. Это окончательно испортило мне настроение. Не понятно, почему внутри стало так горько и досадно? Ужасно хотелось схватить Горчеева за шкирку, дать ему пинка под зад, а потом популярно объяснить этому трусливому зануде, чтобы держался от Соколовой подальше. Да что со мной творится?!

Пинок под зад пришлось отложить до лучших времен, так как разумом я понимал, что моя злость ничем не обоснована. Поэтому я ограничился простым тычком в плечо, чтобы Горчеев почувствовал, что ему здесь не место и освободил мне наконец-то доступ к моему стулу. Тычок получился сильнее, чем я ожидал — зам старосты чуть не растянулся на полу. И что Ольга нашла в этом хлюпике? Только умный вид и умеет делать, а у самого ни силы, ни ловкости. Разумеется, Горчеев возмутился моему грубому поведению да еще и вздумал учить меня хорошим манерам. Я ответил ему пока довольно вежливо, что разговаривать со мной в таком тоне для него крайне не желательно. Но злость во мне потихоньку закипала и начала требовать выхода наружу. Моя соседка сразу это почувствовала и развела нас по разным углам. Но от этого гнев совсем не уменьшился. Чтобы как-то его погасить, я решил разузнать зачем Горчеев к ней подходил и раздраженно спросил что этому хлыщу от нее понадобилось.

Ольга удивленно взглянула на меня, но честно призналась, что зам старосты просто выражал благодарность за помощь в поисках пропавшего проездного. Я чувствовал, что для моей злости нет особых причин: ну поблагодарил, ну сказал ей пару приятных слов — вот она и разрумянилась, разулыбалась. Ничего предосудительного в этом не было. И чего меня так переклинило? Однако не смотря на все доводы рассудка, эмоции не желали успокаиваться и я понял причину: ольгино поведение отчетливо показало мне, что Никита ей не безразличен. Но я знал, что он не заслуживает ее внимания, хрупкости и очарования, не сможет защитить и сберечь ее в случае опасности, потому что Горчеев, не смотря на весь свой ум и прочие достоинства, всего лишь трусливый слабак и у него не хватит сил создать для Оли те условия, которых она заслуживает. Моя прямая обязанность как ее друга была в том, чтобы предупредить ее на счет Горчеева и тем самым спасти от дальнейшего разочарования, поэтому я попробовал достучаться до ее разума и открыть ей глаза на очевидные недостатки данного конкретного представителя сильной половины человечества. Но девушка не пожелала прислушаться ко мне, а принялась его горячо защищать, да еще и указала, что нехорошо нелестно высказываться о Горчееве у того за спиной и ее разлюбезный Никита никогда до такого не опустится.

«Да, какой запущенный случай» — подумал я. Конечно же Горчеев не посмеет «говорить обо мне гадости» даже за глаза — он же трус и прекрасно понимает, что если я узнаю, то надаю ему по шее. Неужели Ольга не видит, какой он на самом деле? Где ее наблюдательность и куда подевалась ее интуиция? Или когда она предвзято к кому-то относится, интуиция не работает? Я изучающе посмотрел на Соколову. Она насупилась и, кажется, собралась защищать своего ненаглядного Никиту до посинения. Тогда мне стало ясно, что спорить с ней сейчас бесполезно, но я все-таки попробовал еще раз объяснить, где она ошибается и спасти от дальнейшего разочарования, показав, что ее симпатии мешают ей адекватно воспринимать действительность.

Девушка ничего не сказала в ответ, но по лицу я догадался, что она обдумывает мои слова. Учитывая обстоятельства это было уже неплохо. Я решил не выяснять к какому выводу она пришла. Главное, я ее предупредил, а значит, выполнил свой дружеский долг. В конце концов, не маленькая уже, сама со временем разберется.

Три пары, которые сегодня стояли у нас по расписанию пролетели незаметно. После окончания второго мат. Анализа, я откинулся на стуле и принялся внимательно разглядывать Олю. Всю последнюю пару она искоса поглядывала на меня о чем-то напряженно размышляя. Уж не передумала ли она идти со мной в кафе? Если она посмеет так меня надуть, я тогда даже не знаю, что с ней сделаю! Девушка поежилась и, вздохнув, посмотрела прямо мне в глаза:

— Что? Что ты на меня так смотришь?

— Как «так»? — заинтересовался я.

— Так, как будто толком не можешь решить: то ли испепелить меня, то ли разложить на атомы…

Я улыбнулся — у Оли каким-то образом всегда получалось выдавать забавные, но точные сравнения моим мыслям. Вслух же я ответил:

— Да вот сижу и думаю: не надумала ли ты за это время отменить нашу встречу в кафе?

— С чего это ты так решил? — удивилась девушка вполне искренне — по-моему, это мне надо волноваться, что ты ее отменишь — ты же не хотел на мои вопросы отвечать и говорил, что я лезу не в свое дело… Так ты не передумал? — и она подозрительно заглянула мне в глаза.

— И в мыслях не было — я искренне улыбнулся в ответ. Настроение значительно улучшилось — Ну что, пойдем?

— Конечно. — Оля уже успела собрать свои вещи, и мы направились к гардеробу.

До нужного кафе, которое, кстати, называлось «Полет», было три остановки на метро и десять минут пешком. Всю дорогу мы молчали, каждый напряженно раздумывал о своем. Я время от времени присматривался к девушке: по-моему она чувствовала себя как-то неловко и старалась лишний раз не смотреть в мою сторону. Чего это она так волнуется? О семье своей не хочет рассказывать? Или такие вопросы мне придумала, что аж самой страшно задавать? К сожалению, ее настроение оказалось заразным: я тоже начал нервничать. Так что когда мы, наконец, пришли на место, молчание между нами было не дружелюбное как обычно, а скорее напряженное.

Метрдотель помог нам освободиться от верхней одежды и проводил к столику у окна. Официантка принесла меню. Оля молчала, словно воды в рот набрала. Тогда я решил немного разрядить обстановку:

— Может, закажем что-нибудь, а потом поговорим? Или ты предпочитаешь сразу узнать все, что тебя интересует, а уж потом расслабиться и перекусить?

На ольгином лице я заметил секундное колебание, но затем она твердо сказала:

— Лучше сначала закажем.

Мы синхронно открыли меню. Мне было интересно, что она выберет, поэтому я наблюдал за выражением ее лица, которое постепенно менялось от удивленного и растерянного до сосредоточенного. Наконец, она произнесла:

— Я буду салат «цезарь», жульен и мясо по-французски. А ты что выбрал? — посмотрела она на меня поверх меню.

— А я возьму шашлык из осетрины, греческий салат и суп дня.

Что мне нравилось в этом кафе — так это то, что скорость обслуживания не уступала хорошему качеству предлагаемых блюд. Мы оглянуться не успели, как официантка приняла наш заказ и умчалась на кухню. Не смотря на обеденное время, народу в этот час в «Полете» было не очень много. Видимо потому, что сегодня был выходной и в такую погоду люди предпочитали обедать дома. Между мной и Олей опять воцарилось молчание. Мне это надоело и я спросил:

— Ну хорошо, Оля, что ты хотела у меня узнать?

Девушка неуверенно взглянула на меня:

— Ты не голодный? Может, дождемся нашего заказа и сначала поедим?

— Нет. Я вообще-то сюда не есть пришел, а с тобой общаться. Но если тебе тяжело разговаривать на голодный желудок, то так и быть, я подожду.

— Не надо меня ждать — вздохнула девушка — я тоже не слишком голодная. Просто не хотела, чтобы ты отвлекался на еду во время беседы… Ну ладно. Вообще-то для меня было бы лучше, чтобы ты сам о себе рассказал, а я бы задавала уточняющие вопросы по ходу дела. Но перед этим мне хотелось бы прояснить один момент. Только ответь мне честно, пожалуйста. От этого зависит весь дальнейший разговор…

Я насторожился, но согласно кивнул. Однако все равно ее вопрос для меня стал полнейшей неожиданностью:

— Почему ты так не хочешь мне о себе рассказывать, Адам? — тихо спросила Оля прямо глядя мне в глаза.

Я растерялся. Мне казалось, что она сразу начнет расспрашивать меня о моем прошлом и я как-то не предполагал, что придется объяснять мое нежелание выдавать о себе больше информации, чем это необходимо. И что же мне ей ответить? Говорить об истинных причинах мне ужасно не хотелось, потому что я чувствовал, как глупо это прозвучит. Я не собирался выставлять себя дураком в ее глазах, просто постарался откреститься от самой идеи:

— Почему не хочу? Я же пригласил тебя сюда и готов ответить на твои вопросы.

Но Соколова не попалась на эту удочку, а строго нахмурив брови произнесла:

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, Идолбаев. Если бы ты действительно хотел о себе рассказать, то сделал бы это давным-давно, а не ждал пока я вытрясу из тебя обещание отвечать на мои вопросы. И не пытайся увиливать, а то я решу, что ты не собираешься быть со мной честным, а хочешь навешать мне лапшу на уши. Скажи мне правду! Ты мне не доверяешь? Считаешь, что я разболтаю кому-нибудь о тебе то, что не следует?

Я понял, что выкручиваться бесполезно и для моей же безопасности будет лучше говорить все как есть, хоть мне и очень не хочется это делать:

— Да нет, не в этом дело. Я знаю, что ты никому не расскажешь, если я тебя об этом попрошу. Даже не знаю, как тебе объяснить… Мы с тобой такие разные. Ты — честная, правильная девушка, всегда поступаешь так, как надо. Тебя не в чем упрекнуть. А про себя я такого сказать не могу. Я не всегда поступал правильно и о многих своих поступках теперь жалею, потому что, повзрослев, понял как глупо и по-детски иногда я поступал. Естественно, мне не хочется тебя в это посвящать. Мне кажется, ты можешь посчитать, что я страдаю редкой формой кретинизма, если узнаешь об этом и больше не пожелаешь со мной общаться. Вот поэтому я и не хотел тебе о себе рассказывать, понятно?

Признание далось мне с огромным трудом, я буквально выдавливал его из себя по частям. Не ожидал, что честным быть так сложно! На Ольгу я смотреть не мог, опасаясь увидеть на ее лице презрение моей трусости и предпочитая разглядывать свои руки на скатерти стола. Я не знал о чем Соколова думает в этот момент, и это очень нервировало и угнетало, но я так и не смог заставить себя посмотреть ей в лицо.

Наконец, спустя 30 секунд, показавшихся мне вечностью, девушка нарушила молчание:

— Да, теперь мне все понятно — задумчиво сказала она и на удивление ласково добавила — Адам, я понимаю твои опасения, но, поверь, они абсолютно беспочвенны. Я знаю, что все люди несовершенны и здесь не бывает исключений. И хоть я кажусь тебе безупречной, на самом деле и мне тоже далеко до идеала. Я вовсе не собираюсь осуждать тебя за то, что ты делал раньше, обещаю. Тем более, раз ты осознал ошибочность своих действий — значит, ты уже изменился и постараешься не повторить их в будущем. К тому же не забывай: я тебя не первый год знаю. Хотя мы раньше так тесно не общались, я имела возможность за тобой наблюдать и примерно представляю, на что ты способен. Так что то, о чем ты говоришь, возможно имело бы смысл, если бы мы только познакомились и я совсем ничего о тебе не знала. А так… Я давно уже поняла, что раз уж мы друзья — придется научиться принимать тебя таким, какой ты есть. Иначе в нашей дружбе нет никакого смысла.

Откликнувшись на ласковый тон еще в начале Олиной речи, я с удивлением посмотрел в синие глаза и не увидел в них ни капли презрения или осуждения, ничего кроме спокойной доброжелательности. Я ощущал, как с каждым ее словом будто разворачивалась скрытая внутри меня пружина, которая мешала мне свободно дышать. Я и не представлял, что мне так важно было это услышать, она растрогала меня до глубины души. Я молча смотрел в глубокие и чистые, словно озера, синие глаза и чувствовал, как между нами будто натянулась тонкая, но очень прочная связующая нить. Это было так удивительно! Я никогда раньше не испытывал ничего подобного.

Но тут к нашему столику подошла официантка с подносом и принялась выставлять наш заказ на стол. Девушка переключила свое внимание на принесенные блюда, и ощущение связи пропало. А мне вдруг стало грустно, что все так быстро закончилось. Была бы моя воля, я бы смотрел, не отрываясь до конца вечера (а может быть и намного дольше), но обстоятельства требовали более подходящего поведения, которое соответствовало бы обстановке. Поэтому, чтобы скрыть свое смущение и растерянность, я принялся за еду, хотя есть в тот момент мне совсем не хотелось.

После обеда мы заказали чай, десерт и вернулись к прерванному разговору. Ольга сказала:

— Ну что, раз мы все прояснили, теперь-то ты готов мне о себе рассказывать или еще нет?

— Да, готов. Знаешь, Оль, я не предполагал, что когда-нибудь скажу это девушке, но ты, по-моему, самый замечательный друг, который у меня когда-либо был. Я с радостью расскажу тебе все, что пожелаешь. Но я не знаю с чего начать… Что тебе будет интересно про меня узнать?

Я пытливо вглядывался в Соколову, надеясь прочитать ответ на ее лице. Девушка задумчиво улыбнулась и попросила:

— Расскажи о своих родственниках, о родителях, о семье, о том, как вы живете.

— Да, глобально. Ну ладно, постараюсь. Наша семья на моей родине считается достаточно богатой и знатной, если можно так выразиться. В том смысле, что наш род уходит корнями на несколько столетий назад. Отец, сколько я себя помню, всегда был привержен традициям, чтит наших предков. Он очень ревностно относится к понятию «честь рода» и с малолетства пытался внушить моему старшему брату Джамсуру и мне, что опозорить свой род — самый страшный грех, который мы можем сделать. Он всегда старался вбить нас в свои рамки и понятия что есть «хорошо», а что есть «плохо». Джамсуру доставалось от отца за «недостойное» поведение больше, чем мне, так как он был старшим. Наверное, поэтому он рано женился и уехал жить в Румынию к своей жене и ее родственникам.

Тогда отец переключился на меня и попытался воспитать из меня достойную замену старшему сыну. Но здесь он просчитался. Джамсура он подчинял своей воле с самого младенчества и поэтому, наверное, он во всем слушался отца. Я до сих пор удивляюсь: как ему хватило решимости жениться на Лайме и уехать — ведь, разумеется, его выбор отец сразу не одобрил и запретил этот брак. На моей памяти это, пожалуй, единственный случай, когда Джамсур воспротивился воле отца и поступил по своему. Отец до сих пор не может ему этого простить и почти не разговаривает с ним. Что до меня, то у меня была некоторая свобода выбора в своих действиях, пока я был под прикрытием брата. Но как только Джамсур уехал, ни на какую свободу не осталось даже намека. Чтобы я ни делал, как бы ни старался — все критиковалось и высмеивалось отцом. Ему совершенно невозможно было угодить! Только сейчас я начинаю постепенно понимать, что он пытался со мной сделать: отец хотел вылепить из меня такую же послушную марионетку, какой считал Джамсура, пока тот не сбежал. Он не учитывал тот факт, что как личность я уже вполне сформировался и вылепить из меня уже ничего нельзя — только сломать.

В детстве я считал отца всесильным и всемогущим, чуть ли не богоподобным. Но повзрослев, я понял, что он просто обыкновенный тиран, который всех пытается заставить плясать под свою дудку. Конечно, я не собирался давать ему возможность меня сломать, и начались конфликты и ссоры. Если бы не беспокойство о матери, я свалил бы из дома намного раньше. А так у меня получилось продержаться почти два года, после чего я понял, что еще чуть-чуть и буду готов его убить. Я не пожелал стать его полной копией и подобием, не захотел заниматься семейным бизнесом (у нас на родине есть сеть автомастерских), а предпочел уехать учиться сюда. Для меня это было лишь поводом убраться подальше из Чечни и видеться с отцом как можно реже. А для него это стало страшным оскорблением и крахом всех его надежд на достойную замену в совете директоров. Вот такая у нас семейка.

За время рассказа я пытался определить какие эмоции вызывают у Оли мои слова, но на ее лице я не смог заметить ничего кроме предельного внимания. Она вся как будто обратилась в слух и впитывала каждое мое слово. Это меня даже немного смущало — не помню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь так внимательно меня выслушивал. Я привык к тому, что обычно люди либо не хотят со мной разговаривать из соображений личной безопасности, либо не воспринимают меня в серьез.

Увидев, что я остановился, девушка прикинула что-то в уме и с жадным любопытством спросила:

— А мама? Почему ты о ней ничего не рассказываешь?

Вспомнив о маме, я ностальгически улыбнулся:

— Мама у меня замечательная. Между прочим, она родом из ваших краев. Только вот родители ее погибли в автокатастрофе, когда ей едва-едва исполнилось восемнадцать лет. А больше у нее здесь никаких родственников не осталось. Мне до сих пор жаль, что не довелось познакомиться со своими бабушкой и дедушкой по материнской линии. Особенно с дедушкой: в детстве мама рассказывала мне про него и говорила, что я на него очень похож…

Ну, что еще сказать о ней? По характеру мама — полная противоположность отцу. Только благодаря ее пониманию и заботе мы с Джамсуром не выросли моральными уродами. Мама всегда поддерживала нас с братом, стремление учиться и познавать новое мы унаследовали от нее. Но у нее слишком мягкий и незлобивый характер. Маме никогда и в голову не приходило выступить против воли отца, она во всем его слушается и прощает любое его самодурство. По-моему она почти святая, что живет с ним под одной крышей так долго и сбегать не собирается. Мне, конечно, тяжело думать, что я, по сути, сбежал и бросил ее одну отцу на растерзание, но по другому поступить тогда было никак нельзя. Одна надежда, что он не будет срывать на ней свое зло, так как по-своему ее любит и вряд ли способен причинить ей вред осознанно.

Беспокойство за маму заставило меня нахмуриться. Чтобы как-то его заглушить, я посмотрел в окно: там моросил мелкий осенний дождик, голые деревья на фоне серого неба тоже не добавляли радости. Официантка принесла заказанные чай и десерт. Только тогда я услышал олин голос:

— Знаешь, мне кажется, тебе было бы намного проще, если бы ты чаще звонил маме. Тогда бы ты так сильно за нее не беспокоился и не чувствовал себя виноватым. К тому же, уверенна, это доставило бы ей радость.

Девушка явно мне сочувствовала и пыталась помочь. Я благодарно улыбнулся — может она и права. Но вряд ли это решит проблему — отцовский дурной нрав только могила исправит. Соколова заглянула мне в глаза и с добродушной полуулыбкой произнесла:

— Я вижу, я тебя не убедила. Но ты все-таки попробуй. Попытка же — не пытка. А вдруг лучше станет… Хорошо, с семьей мне все белее менее понятно. Теперь мне бы хотелось узнать про твои увлечения. Чем ты занимаешься в свободное от академии время?

— Ну так, ничем особенным — я пожал плечами — в последнее время увлекаюсь боксом. В свободное от тренировок, спортивных сборов и соревнований время общаюсь с друзьями, посещаю разные вечеринки. А если мне общения не хочется, то просто копаюсь в интернете, фильмы смотрю. В общем и целом все как у всех.

— Да, про бокс я уже догадалась, когда ты рассказал, что с тренером поссорился. Тебе, похоже, нравится заниматься, раз ты тратишь на него столько времени. А ты мне можешь рассказать, почему он тебе так нравится? И почему именно бокс, а не прыжки с парашютом или панкур или еще что-нибудь экстремальное? — девушка любопытно смотрела на меня.

Я задумался. Мне раньше не приходило в голову копаться в себе и выяснять, почему мне нравиться делать то или другое. Мне просто хотелось это делать и все. Но теперь, задав себе вопрос, я понял, что выбор этого вида спорта был вовсе не случайным и медленно произнес:

— Знаешь, я как-то раньше не задумывался над этим. Хотя на счет прыжков с парашютом ты угадала — всегда мечтал попробовать, просто руки еще не дошли. А бокс мне нравится, наверное, потому, что помогает сбросить лишнюю злость без особого вреда для окружающих. Я за двадцать лет себя неплохо изучил и знаю, что время от времени во мне накапливается определенный заряд гнева, который, если не выплеснуть его наружу может разорвать меня изнутри. Тогда мне очень хочется что-нибудь разбить в дребезги или с кем-нибудь подраться и переломать ему все кости. Раньше, до бокса, так и происходило и часто приводило меня к ужасно неприятным последствиям.

Но как-то раз один мой хороший друг, с которым я познакомился уже здесь, в академии, затащил меня в спортзал. Тимур убедил меня записаться с ним на бокс, так как ему одному лениво было регулярно посещать тренировки. Сначала я ходил с ним просто за компанию, но потом мне самому понравилось. И постепенно я заметил, что гнев уже не так быстро скапливается во мне как раньше. Так что, можно сказать, бокс для меня — это еще один способ научиться себя контролировать.

— Понятно — откликнулась Оля — я почему-то что-то такое и предполагала. Если честно, мне, как девушке, сложно понять этот вид спорта и для меня там слишком много агрессии. Однако я вижу, что тебе он и вправду подходит. Может быть, если бы ты боксом уже не занимался, я бы посоветовала тебе найти для себя нечто подобное.

— Приятно слышать — улыбнулся я, очень довольный в душе, что она именно так расценила мое увлечение — вот если бы и мой отец считал так же как ты, жить было бы гораздо проще!

— А что, он против? — удивилась Ольга.

— Да не то слово! Он считает, что я подвергаю себя и свое здоровье ненужному риску. Говорит, мол, если уж мне так приспичило заняться спортом — ходил бы на тренажеры или бегал по утрам. И ему не понять, что простой бег и таскание тяжестей мне никак не помогут. Вот грушу отдубасить — совсем другое дело: и злость ушла и груша цела.

— Адам, а как же люди, с которыми ты тренируешься? Они тоже остаются целыми и более менее невредимыми после тренировок с тобой? — обеспокоенно спросила девушка.

— Разумеется. — улыбнулся я — Во-первых, в боксе существует такая вещь как шлем. Он защищает голову — одну из самых уязвимых частей тела, сильное повреждение которой может привести к трагическим последствиям. Во-вторых, я участвую в спаррингах не с беззащитными заморышами — это достаточно тренированные парни, которые могут за себя постоять. А в третьих, за нами постоянно приглядывает тренер, чтобы не сломали друг дружке больше, чем нужно. Видишь, все намного безопаснее, чем обычные уличные драки.

— И почему тебе не попробовать объяснить все это отцу? — спросила Соколова, мягко улыбаясь.

— Потому, Оль, что он не станет меня слушать. Ему абсолютно без разницы какие доводы я приведу и насколько они разумны. Главное для него — что это был мой личный выбор без его участия и одобрения, а значит, никакие оправдания не заслуживают его драгоценного внимания. Да и не хочу я перед ним оправдываться, больно надо! Я уже взрослый и сам могу решить, что для меня лучше! — раздраженно ответил я.

— Ладно, ладно, не заводись. Я же просто спросила. Вижу, что это больная тема, не будем больше ее трогать. А вот скажи, у тебя на родине были какие-то увлечения, раз уж боксом ты занялся только здесь? — постаралась перейти на другую тему девушка.

— Нет, не было. В основном гулял с друзьями: летом ходили в походы в горы, зимой — катались на лыжах с отвесных спусков, в хоккей играли. Но чаще всего мы просто дурачились, слонялись без дела.

— Угу, ясно — задумчиво пробормотала Соколова и надолго замолчала, позабыв про свой остывший чай и яблочный пирог. Я решил вернуть ее к реальности и спросил:

— Оль, о чем ты думаешь? У тебя есть еще ко мне вопросы?

— Да так, раскладываю по полочкам полученную информацию — шутливо улыбнулась она мне — вопросы, конечно, еще остались. Но сейчас я не могу их толком сформулировать… Может попозже задам.

— Отлично! — обрадовался я — моя очередь. Ты помнишь, что обещала рассказать мне о своей семье?

— Помню, конечно — вздохнула Оля и сразу напряглась — что ты хочешь узнать?

— Все — просто ответил я и приготовился слушать.

— Нет, ты поточнее сформулируй — запротестовала девушка — а то мне придется рассказывать начиная с рождения моих бабушек и дедушек. Или и это тебя тоже интересует? — лукаво спросила она.

— Нет, пожалуй, это оставим на потом — сбавил я обороты — расскажи про вашу семью в настоящее время. Какие у тебя родители, как вы живете?

— Ну ладно, слушай — видно было, что девушка сосредоточилась — В нашу семью кроме меня еще входят мама, ее родители и моя младшая сестра Надя. Мы все живем дружно и практически никогда не ссоримся. А если возникает спорный вопрос, пытаемся как-то договориться и найти компромисс. Все у нас кроме меня и Нади работают, мама так даже на трех работах. Мое обучение родня тоже считает за определенный вид работы. Самая большая проблема нашей семьи — это то, что Надя — очень больна. — Ольга печально вздохнула — короче, она инвалид. По состоянию здоровья ни в какой детский садик, школу или прочие подобные заведения для детей она ходить не может. Поэтому нам приходится подстраиваться друг под друга и согласовывать наши графики работ, чтобы дома все время кто-нибудь оставался с Надей. Вот такая вот история… — вымученно улыбнувшись, подвела итог своему рассказу девушка и принялась за свой пирог.

Я задумчиво разглядывал Соколову. Ей было явно неуютно под моим взглядом. Интересно, почему она так нервничает, когда рассказывает о своей семье? Наверное, ухаживать все свободное время за сестрой-инвалидом не очень-то приятно, скорее даже наоборот. Но почему она так стесняется об это рассказывать? Ей-то это идет не в минус, а в огромный плюс: ко всем достоинствам прибавим еще и сострадательность, ответственность, терпение и умение ставить интересы других выше своих собственных. Прямо не девушка, а настоящие сокровище!

Тут Ольга оторвалась от размазывания пирога по тарелке (бедный пирог!) и посмотрела мне в глаза:

— Спрашивай дальше, Адам. Я же вижу, у тебя еще остались вопросы, не так ли?

Я решил не ходить вокруг да около и спросил прямо:

— Почему ты стесняешься рассказывать о своей сестре?

— Я? Я не стесняюсь — запротестовала Соколова и покраснела — Просто не считаю нужным посвящать всех и каждого в проблемы нашей семьи. К тому же, кого волнуют наши трудности? У всех своих забот хватает.

— А по-моему все-таки стесняешься — подразнил я ее — Но это ты зря. Ты же не виновата, в том, что она — инвалид. И то, что ты за ней ухаживаешь вовсе не недостаток, а достоинство, по-моему.

Глаза девушки расширились от изумления:

— Ты правда так думаешь?

— Конечно, — удивился я — не может быть, чтобы ты этого не знала!

— Да я-то знаю, но по-моему наши сверстники так не считают. Просто у меня и до рождения Нади было не очень много друзей, а уж после — их осталось раз, два и обчелся. Я не могу их пригласить к себе домой, так как Надин вид приводит их в уныние. И не могу сама ходить в гости или выбираться на какие-нибудь мероприятия, потому что должна сидеть с сестрой. В результате такого положения вещей, книги заменили мне друзей и живое общение. Но я не жалуюсь, потому что по природе не слишком общительная. И меня все устраивает. И то, что почти все друзья меня покинули, меня нисколько не волнует. Наверно, так должно было быть. Только потом, когда поступила в Академию, у меня, как и у всех, сначала появилось много новых знакомых. Жизнь стала не такой монотонной, и я поняла, чего сама себя лишаю. Но я не знала как им объяснить, что из меня не получится беззаботной подруги, готовой радоваться жизни и веселиться ни на что не обращая внимания. Да и сама я уже изменилась: мне было не интересно обсуждать то, о чем обычно говорят сверстники, потому что я знаю, что в жизни есть вещи и поважнее, чем одежда, тусовки, машины, квартиры… В общем, новым знакомым стало скучно со мной и они оставили меня в покое. Жизнь вошла в привычную колею и все пошло по-старому.

Так бы и шло до конца института, если бы ты вдруг не решил сделаться моим другом. Я должна была тебя сразу предупредить, что со мной дружить не слишком весело и интересно. Так было бы честно. Но я промолчала. Я не думала, что все зайдет так далеко, и ты так надолго возле меня задержишься, да еще и пригласишь в кафе для разговора по душам. — девушка невесело улыбнулась — И вот теперь передо мной снова встал вопрос: как совместить желание общаться с друзьями с чувством долга пред сестрой и родственниками? А я понятия не имею как его решать. Одно я знаю точно: сестру и родственников я бросить не могу. Они ничем не заслужили такое мое предательство.

Но с другой стороны, не могу же я вечно им помогать? Когда-то же свою жизнь налаживать придется. И может быть сейчас для этого самое подходящее время. Вот такая вот дилемма у меня.

Оля устало замолчала. Видно было, что ей давно хотелось выговориться, и теперь, сделав это, она заметно расслабилась. Только синие глаза настороженно наблюдали за мной, проверяя мою реакцию на ее слова и выдавая ее волнение. Нет, все-таки Соколова с каждым днем поражает меня все больше и больше. Сплошные положительные качества, а самооценка — нулевая. С чего она взяла, что с ней скучно? Да мне еще ни разу в жизни не было так интересно как сейчас! Даже смешно: похоже, она боится, что узнав о ее сестре, я пойду на попятную и решу с ней больше не общаться. Да с чего она это взяла? Не того ей надо бояться: после всего, что я о ней узнал и всего, что о себе рассказал — меня теперь от нее и за уши не оттащишь — такой отличный друг из нее получился! Не знаю как другие, а я такими друзьями разбрасываться не намерен. Теперь осталось только убедить ее в этом:

— Оль, то, что ты рассказала, конечно, многое объясняет. Но все равно мне не понятно, почему ты решила, что это может стать помехой нашей дружбе? Те знакомые или так называемые «друзья», которые посчитали, что с тобой не интересно и бросили тебя — были дураками. Скатертью дорога, тебе же без них лучше будет. Я же восхищаюсь твоей ответственностью и чувством долга — не всякая девушка способна отдавать все свободное время младшей сестре, вместо того чтобы веселиться с подругами. Я не собираюсь терять такого друга как ты, по-моему это было бы величайшей глупостью! И заставлять тебя выбирать между дружбой со мной и долгом перед сестрой, мне кажется жестоким и несправедливым. На самом деле, Оля, я тебе очень сочувствую: видно, ты сильно любишь сестру и очень беспокоишься за нее. Уверен, ей повезло, что у нее есть такая сестра как ты и что она вообще родилась в вашей семье. Честно говоря, я был удивлен, когда ты рассказала, какие у вас в семье взаимоотношения. Я тебе даже немного завидую — не думал, что такое бывает. У нас в семье под всех подстраивалась только мама, а остальные всегда делали только то, что им хочется. Сейчас при воспоминании об этом мне становится неловко — ведь ее интересы совсем не учитывались и все считали, что так и должно быть. Все к этому привыкли, даже она сама, и изменить порядок вещей практически невозможно. Да и вряд ли кто-нибудь кроме меня захочет его менять.

Так что зря ты, по-моему, волновалась и не хотела рассказывать мне о семье — тепло улыбнулся я ей — Кстати, почему я ничего не услышал о твоем отце? Или ты о нем ничего не знаешь?

За время моей тирады Оля заметно приободрилась и повеселела. Широко мне улыбнувшись, она ответила:

— Почему не знаю? Знаю. Папа с мамой разошлись когда мне было десять лет. О причине развода меня не известили, но они сделали это так незаметно, без ссор и скандалов, что я далеко не сразу поняла, что произошло. И еще долго про себя удивлялась, почему папа теперь живет отдельно от нас. Только перед тем как Надя родилась я набралась смелости и спросила у мамы, почему папа теперь не с нами, хотя видно, что он сейчас нам очень нужен. И ей пришлось сказать мне правду о разводе. Для меня это стало шоком, поскольку у мамы с папой сохранились прекрасные дружеские отношения, он иногда нас навещал, и ничто не говорило о том, что мы уже не семья.

Дальше — больше. После Надиного рождения папа второй раз женился и навещает нас уже со своей новой женой. Со стороны, конечно, это может показаться дикостью, особенно когда мы все вместе пьем чай. И поначалу всем было неловко. Но потом все как-то привыкли. Мама подружилась с тетей Лизой, которая теперь иногда привозит нам лекарства для Нади, так как работает в аптеке. В общем дружная у нас семья. А с папой я в прекрасных отношениях, я всегда была его любимицей. И он очень волновался, когда знакомил меня с тетей Лизой: а вдруг она мне не понравится? Так что с родителями мне повезло, тут не поспоришь.

— Да, дела… — я покачал головой в крайней степени изумления — если бы это не ты мне рассказала, а кто-нибудь другой — я бы ни за что не поверил, что так бывает. Это надо же! Дружить с бывшей женой, да еще и познакомить ее с нынешней супругой — твой папа просто уникум, как я погляжу. А почему твои родители развелись ты так и не узнала?

— Нет. Зачем мне это? От знания причины ничего же не изменится. Развод все равно уже состоялся, так какая разница почему? В общем, я решила не заморачиваться на эту тему.

— Ясно — подвел я итог нашему разговору — про семью ты мне рассказала. Теперь я хотя бы понимаю, откуда в тебе столько необыкновенного — наверное, это в крови — твои предки тоже, похоже, весьма нестандартные люди — шутливо подразнил я Олю.

Она опять порозовела и, скромно улыбнувшись, пожала плечами. А я решил уточнить:

— Ну что, ты еще не надумала о чем хочешь меня спросить?

— Нет пока, мне надо обдумать то, что уже узнала — отозвалась она.

— Ну что ж, тогда давай завершать наш обед — я попросил у официантки счет — здорово мы тут с тобой посидели. Надо будет как-нибудь повторить, да?

Мне так понравилось беседовать с Ольгой в непринужденной обстановке, что я решил закинуть удочку на будущее. С ней было так легко и уютно. Под нее не надо было подстраиваться и что-то из себя изображать, а можно было оставаться самим собой. Почему-то от этого было очень приятно на душе. На Олином лице играла задумчивая полуулыбка:

— Да, пожалуй было бы не плохо. Мне здесь понравилось.

Я расплатился по счету, оставив щедрые чаевые, мы быстро оделись и направились к выходу из кафе. Я предложил Оле проводить ее до дома, но она сказала, что в этом нет особой необходимости, так как по дороге ей надо заскочить на рынок и кое-что купить по просьбе мамы. В итоге мы как обычно расстались в метро весьма довольные друг другом.

Ольга

Я отказалась от галантного предложения Адама проводить меня домой не только потому, что мне надо было на рынок (и это было правдой), но еще и потому, что хотела по дороге обдумать наш разговор без пристального наблюдения с его стороны за моей скромной персоной. Мне нужно было проанализировать все, что случилось, потому что шестое чувство мне подсказывало, что сегодня между мной и Адамом произошло нечто необычное, что перевело нашу дружбу на какой-то новый уровень. Симпатия и доверие, возникшие между нами, просто поражали! Подозреваю, что для моего друга, это было столь же неожиданно и необычно, как и для меня. И я хотела понять, как это случилось…

Всю последнюю пару я искоса поглядывала на Адама, пытаясь понять, помнит ли он о нашей договоренности на счет кафе или нет. Идолбаев заявился сегодня в институт в таком скверном настроении и ни словом не обмолвился о предстоящем мероприятии, что я заподозрила его в раннем склерозе. С каждым моим взглядом парень почему-то мрачнел все больше, так что под конец учебного дня, он опять прожигал во мне дырки своими зелеными глазищами. Не выдержав, я прямо спросила, что ему от меня надо? А все оказалось до смешного просто: оказывается, Адам тоже сомневался в моей памяти и думал, что я забыла про встречу в кафе — вот и злился.

Выяснив это недоразумение, мы поехали в назначенное место. Мне было как-то не по себе: я еще ни разу не ходила пообедать с симпатичным парнем по его приглашению, пусть даже это чисто дружеское свидание. Я чувствовала себя скованно и не знала как расслабиться. А ощущение, что Адам наблюдает за мной, тоже не добавляло мне уверенности.

Когда мы подошли к кафе и нас усадили за столик, я никак не могла себя заставить сказать что-нибудь простое и непринужденное — от этого молчание между нами становилось все тягостнее. И что за наваждение на меня нашло?! Почему я так нервничаю, он же мне всего лишь друг! Я чувствовала себя настолько не в своей тарелке, что даже не могла толком рассмотреть в какое замечательное место привел меня Идолбаев. К счастью, парень не растерялся и предложил что-нибудь заказать. Я ухватилась за это предложение обеими руками, надеясь, что переключившись на что-нибудь еще, почувствую себя свободнее. Это и вправду помогло: пока я копалась в меню, удалось на время позабыть, зачем мы здесь. Но как только мы сделали заказ, тягостное молчание вернулось. И тут уже Адам не выдержал и поинтересовался, что я хотела у него узнать.

Вообще-то, мне казалось, что нам обоим будет спокойнее беседовать на сытый желудок, поэтому я настроилась разговаривать после обеда. Но Идолбаев заявил, что «он сюда не есть пришел, а со мной общаться». Так что мне пришлось собраться с силами и приступить к тому, для чего все и было затеяно, а именно к сбору информации.

Помня о том, как этот человек постоянно советовал мне не лезть не в свое дело, я для начала решила выяснить, почему он так не хочет мне рассказывать о себе, ведь я уже не раз доказала, что мне можно доверять. И хорошо, что спросила. Мне и в голову не могло прийти, что самоуверенный и решительный Адам опасается, что я плохо о нем подумаю за его прошлые поступки! Вот уж точно чего бы я никогда не сделала, ведь что было — то уже прошло. Значение имеет лишь то, что происходит сейчас, но прошлое влияет на текущий момент и поэтому о нем мне тоже необходимо узнать.

Видно было, что бедному парню тяжело признаваться в своих опасениях. Он опустил голову, разглядывая свои руки на столе так, как будто это центр мироздания, говорил тихо и напряженно. Это мне о многом сказало: во-первых, сейчас он со мной действительно честен; во-вторых, считает меня достойной уважения, раз не пытается уклоняться от вопросов и выкручиваться; а в третьих, похоже, для него важно мое мнение, раз он так хочет сохранить о себе благоприятное впечатление и не уронить себя в моих глазах. Если честно, его искренность меня и подкупила. Я наконец-то перестала нервничать и стала сама собой, увидев в Адаме человека, который нуждается в моей поддержке и одобрении, а не просто симпатичного парня. Постаравшись, чтобы мой голос звучал убедительно, я посочувствовала ему и мягко объяснила, что его опасения беспочвенны.

Надо было видеть лицо Адама! Такое удивление, благодарность, признательность и смущение засветились в его глазах, что про себя я поразилась подобной реакции. Неужели никто раньше не поддерживал его, не оказывал дружеское участие? В этот момент я впервые ощутила, что он открылся мне полностью, и между нами будто промелькнула искра взаимопонимания и доверия. Это было неожиданное, но очень приятное ощущение. И самое удивительное, что это произошло не с кем-нибудь, а со мной и Идолбаевым! Скажи мне какой-нибудь предсказатель об этом месяц назад, я бы посчитала его сумасшедшим и долго удивлялась бы, как такая нелепица смогла прийти ему в голову. Как все-таки непредсказуема жизнь!

Наш разговор пришлось прервать, так как нам принесли заказанные блюда. Я все-таки решила, что мои вопросы могут подождать и отдала дань уважения прекрасной кухне данного кафе. Адам не стал меня торопить, хоть и видно было, что кушает он без энтузиазма. После, заказав чай и сладкое, я решила продолжить прерванную тему и поинтересовалась у Идолбаева не осталось ли у него сомнений в том, что он спокойно может мне довериться? Наконец-то получив утвердительный ответ и задав вопрос о семье и родственниках, я узнала так много интересного, что это еще не один день придется осмысливать.

По крайней мере, теперь в характере Адама мне стало многое понятным. Если у него такой агрессивный и деспотичный отец, как он рассказывает, то было бы странно ожидать от парня тихого и спокойного поведения — наверное, он невольно в детстве перенял отцовскую манеру общения с окружающим миром, а теперь сам мучается, бедняга. Конечно, тут и гены повлияли, а не только воспитание, но, уверенна, если бы поведение отца было бы другим — Адам был бы намного спокойнее.

А мама? Видно от нее сыну передались лучшие качества. Наверно, интересная женщина, только детей своих перед супругом совсем не защищала. Боялось его? Или просто у них так принято? Может, в Чечне такие нравы, что жена не имеет права вмешиваться, когда муж воспитывает детей? Видимо так и есть. Во всяком случае, не похоже, чтобы Адам на нее за это обижался. Наоборот, сегодня я отчетливо увидела, как он обожает свою мать и беспокоится за нее. Однако, звонить ей почаще ему в голову почему-то не приходит… Мужчины! Всегда в первую очередь думают о себе и в последнюю о женщине, кем бы она им не приходилась.

Старший брат тоже интересная личность. Похоже, и этот родственник немало повлиял на характер Идолбаева. С детства наблюдая, как отец подминает под себя брата, бедный парень подспудно ощущал, что и с ним может когда-нибудь нечто подобное случиться. Вот и пришлось ему выработать в себе такие качества как упрямство, несговорчивость, неуступчивость. Может я и ошибаюсь, но мне кажется, что это не природные качества, а всего лишь самозащита от отца. Конечно, надо учитывать, что он подобные черты характера с малолетства вырабатывал, и они за столько лет стали его неотъемлемой частью. Но все равно, если у Адама будет желание, изменить это будет чуть проще, чем в случае, если он был таким от рождения… Даже Джамсуру, который выдерживал отцовский прессинг намного дольше это как-то удалось. Да, хотела бы я познакомиться с Лаймой: какую же глобальную работу ей пришлось провести, вправляя парню мозги на место, чтобы он нашел в себе силы вырваться из-под отцовского гнета! Уму непостижимо!

Так что вовсе не удивительно, что Адам от отца сюда сбежал. И правильно сделал. У них отношения явно строятся по типу «нашла коса на камень», а это до добра редко доводит. Даже здесь, в такой дали от дома, отец умудряется достать бедного парня и всего лишь с помощью телефонного звонка так его взвинтить, что мне потом полдня приходится расхлебывать последствия! А я-то, глупая, думала: раз поссорился с отцом — это пустяки, как поссорились — так и помирятся. Ага, щаз! Блин, это что же мне работать тормозом придется после каждого их разговора?! Интересно, и как часто папенька ему звонит? Раз в неделю? Раз в два дня?!.. Ну я и влипла. Хоть бы Адам предупреждал меня что ли, когда они созваниваются, может хоть так я морально подготовлюсь. Надо будет ему сказать.

А с боксом Адам хорошо придумал. И все-таки как-то странно: если бокс ему помогает сбросить агрессию, но он все равно иногда нападает на людей, то каким же он был до того как стал тренироваться?! Я даже боюсь себе это представить. А сейчас, как назло, тренер отстранил его от тренировок на две недели, и сложно предположить во что это выльется… Во всяком случае ясно одно: придется приглядывать за Идолбаевым в оба глаза. Везет же мне! Прямо как утопленнице.

Тяжко вздохнув, я стала вспоминать дальше. К тому времени как принесли чай с пирогом, мой мозг был перегружен не столько информацией об Адаме, сколько различными предположениями о том, как она сочетается с тем, что я видела своими глазами и знаю о нем. Так что новые вопросы формироваться не желали (хотя это и не означает, что их не было совсем). Адам быстренько это подметил и, видимо посчитав свой долг передо мной исполненным, молниеносно перехватил нить беседы. Вот шустрый, даже подумать не дал! Я оглянуться не успела, как оказалась на его месте и вынуждена была рассказывать о своей семье.

Было бы нечестно и несправедливо что-то от него утаивать после того как он мне так откровенно о себе рассказал. Но, Боже мой, как же мне не хотелось, чтобы он узнал про Надину инвалидность и про то, куда уходит все мое свободное время. До сегодняшнего дня я и сама не могла толком себе объяснить, почему мне так не нравится об этом рассказывать. А уж ему и подавно. Но проницательный Адам и без меня прекрасно догадался: оказывается, по его мнению, я стесняюсь своей сестры. Да разве это правда? Я Надю люблю и делаю все возможное, чтобы она чувствовала себя хорошо. Но вряд ли нам с ней будет хорошо, если мои знакомые станут жалостливо на нас смотреть или брезгливо отворачиваться. Осознав это, я поняла, что Идолбаев все-таки прав: я стесняюсь. Но вообще-то у меня на это есть веские причины — со мной уже бывало, когда некоторые подруги приходили домой, а после наше общение резко заканчивалось (иногда по их инициативе, иногда по моей). Мне не хотелось, чтобы тоже самое случилось и с Адамом. Если уж сострадательные по природе девушки так реагируют, то что же говорить про парней! Они обычно от подобных сложностей бегут без оглядки, едва их почуяв.

Но Адам меня сегодня реально удивил: он не закрылся от меня, не сменил тему разговора, а наоборот выслушал внимательно, да еще и пропел мне хвалебную оду о том, какая я необычная девушка, что ухаживаю за сестрой. Вот уж никак не ожидала от него такого понимания. Кто бы мог подумать, что в этом парне столько чуткости и сострадания, с виду ведь ни за что не догадаешься! Конечно, мне польстило, как хорошо он отозвался о моей семье и родных. Так же про себя я позабавилась над его удивлением поведению моего отца и двух его жен. Раньше я тоже удивлялась, но быстро свыклась с их отличными от общепринятых взаимоотношениями. Не даром говорят, что к хорошему быстро привыкаешь.

За этими размышлениями я и не заметила, как почти добралась до дома. Даже чуть не забыла на рынок заскочить, как маме обещала. Так что пришлось отложить эти интересные мысли на потом и сосредоточиться на деле.