Адам

Этот выходной мы с Олей совместно проводили в моей общаге. При этом я чувствовал себя так, будто всю жизнь жил с ней бок о бок, до того комфортно и уютно было мне в ее присутствии, хотя каждый из нас после умывания и завтрака занимался своими делами. Сначала я сел за ноутбук писать ответ на очередное послание Маринэ: девушка писала, что очень соскучилась и ждет не дождется лета, когда я снова приеду домой на каникулы. Как ни странно, я тоже немного скучал по ней, но, разумеется, совсем не так сильно, как по Оле, когда ездил домой на новый год.

Кстати, последняя все то время, что я заседал за ноутбуком, проводила какую-то медитацию, сидя по-турецки на моей постели. Сложив пальцы рук в какой-то хитрой комбинации, она с отрешенным лицом застыла неподвижно, словно изваяние. Хотя подруга и рассказывала мне, что в течение дня обычно тратит несколько минут на медитацию и расслабление, раньше она при мне не медитировала, уж и не знаю почему: может ей было не до того, а может просто стеснялась. Так что ничего удивительного не было в том, что время от времени я кидал на нее любопытные взгляды, но ничего необычного так и не увидел.

Надо сказать, что с тех пор как в прошлую пятницу к Оле благодаря дельфинам вернулся ее дар, она снова стала сама собой и очень быстро восстановилась, перестав чахнуть и засыпать на каждом шагу. Я не мог нарадоваться этой благотворной перемене и чувствовал себя до невозможности счастливым от того, что мы оба справились с последствиями аварии и у нас, наконец-то, все наладилось. Поскольку с чемпионатом я пролетел, у меня появилась куча свободного времени, большую часть которого я и посвящал любимой девушке, наверстывая упущенное за последние два месяца.

Мы снова ходили вместе на каток, в кино, на выставку фотографий (о существовании которой, как выяснилось позже, Ольге стало известно благодаря Тимуру) и получали немалое удовольствие от этих совместных походов. Погода тоже способствовала романтическому настроению: снег растаял, солнце усердно пригревало, птички чирикали громче обычного, а деревья начали покрываться зеленью. Девушки отреагировали на перемену погоды не хуже птиц и деревьев — стали одеваться более ярко и броско, открывая то, что раньше было закрыто. Мы, как представители противоположного пола, не смогли не заметить эти природные изменения и стали более заинтересованно поглядывать в их сторону… В общем, в воздухе чувствовалась весна. Странно, но весна еще никогда раньше не ощущалась мной так сильно как в этом году — видимо, всему виной присутствие Ольги в моей жизни и те чувства, что я к ней испытывал.

— Адам, не отвлекайся — вдруг проговорила Оля, не открывая глаз и не меняя позы — Хватит на меня глазеть, твой взгляд мешает мне полностью расслабиться.

Оказывается, я так сильно задумался, что напрочь забыл о письме своей невесте и все это время непроизвольно разглядывал Ольгу. А она, выходит, почуяла… Впрочем, как всегда. Усмехнувшись, я ответил:

— Ладно, я больше не буду. Кстати, я уже почти закончил. Скоро твоя очередь ей писать — проинформировал я подругу и заметил, как та тревожно нахмурилась.

Надо сказать, что это выражение лица теперь появлялось у любимой каждый раз, когда я упоминал Маринэ. А в последние дни я замечал его гораздо чаще. Я специально не расспрашивал ее ни о чем, чтобы не касаться неприятной темы: зачем портить себе нервы и зря расстраиваться, если мы все равно сейчас ничего сделать не можем? Но это не означает, что я не видел, как моя подруга мается из-за нерешенности данного вопроса. Я ее прекрасно понимал, но помочь ничем не мог, я уже и сам порядком устал от недосказанности между мной и невестой. Мне не хотелось выглядеть в ее глазах обманщиком и предателем (хотя строго говоря, я Маринэ не предавал — я ведь не клялся ей в вечной любви). Но я не видел другого выхода, как дождаться лета и все ей объяснить с глазу на глаз, поэтому я старался не заострять свое внимание на данной ситуации.

Дописав письмо и сохранив его на флешку, я уступил ноутбук Оле, которая к тому времени уже закончила свою медитацию, и решил поваляться на кровати и послушать аудиокнигу на плеере, пока она пишет. Мой блуждающий взгляд время от времени натыкался на девушку и, хотя она сидела ко мне в профиль, я видел, как с каждой минутой ее лицо хмурится и мрачнеет все больше. Ольга пыталась что-то печатать, надолго зависая в неподвижности после каждого предложения, но невооруженным глазом видно было: то, что она пишет, ей совсем не нравится.

Вдруг она в сердцах хлопнула ладонями по столу, на котором стоял ноут, и спрятала лицо в ладонях, прерывисто вздохнув. Вид у любимой при этом был крайне расстроенный, и мне даже показалось, что она сейчас заплачет.

— Оль, что случилось? — обеспокоился я, выключая плеер.

— Адам, нам надо поговорить — глухо пробормотала девушка, не отнимая ладоней от лица.

— Говори, я слушаю — отозвался я, чувствуя в глубине души, что этот разговор добром не кончится. Как выяснилось, предчувствия меня не обманули. Следующая ее фраза вызвала во мне решительный протест:

— Я считаю, что нам надо перестать так тесно общаться до тех пор, пока ты не объяснишь все Маринэ — кое-как выдавила из себя Оля после довольно продолжительного молчания.

— Нет. Об этом не может быть и речи — твердо ответил я, удивляясь про себя, как такое вообще могло прийти ей в голову. Разве она забыла, как нам было плохо, когда по милости Рустама и Али нам пришлось недельку посидеть отдельно друг от друга? Или она уже не помнит, как мы скучали друг без друга, когда я уезжал домой на новый год? Ей что, мало этих двух раз? Эти свои мысли я и выразил вслух, поинтересовавшись в конце — Скажи, с чего ты вдруг решила тесно со мной не общаться? Какая муха тебя укусила? Или это Маринэ опять что-то не то накалякала в своем письме?

Любимая девушка устало вздохнула и наконец-то осмелилась посмотреть на меня:

— Нет, Адам, она здесь ни причем. Точнее не так. Она повлияла на мое решение, но лишь косвенно. Прости меня, любимый, но я так больше не могу: я устала писать полуправду и притворяться, то между нами ничего нет. Разве ты не видишь? Этими письмами мы пудрим ей мозги уже второй месяц, она нам верит все сильнее, и получится так, что в итоге мы причиним ей огромную боль — проговорила Оля расстроенно — Это не может остаться безнаказанным. Ведь, как известно, на чужом несчастье счастья не построишь. В общем, я не хочу больше участвовать в этом обмане. Давай пока побудем просто друзьями.

«Она что это, серьезно? Вот угораздило же меня влюбиться в такую честную девушку! Ее паталогическая честность когда-нибудь меня убьет!» — раздраженно подумал я. Пришлось подняться с кровати и подойти поближе. Присев перед девушкой на корточки, я заглянул ей в глаза и постарался сказать как можно более проникновенно:

— Послушай, хорошая моя, не делай этого с нами. Я же обещал тебе, что поговорю с ней, как только доберусь до Чечни. По-моему расставаться сейчас крайне глупо: этим ты Маринэ никак не поможешь, только нам навредишь. Осталось подождать не так много: всего лишь два с половиной месяца. Ну, неужели ты не можешь еще немножко потерпеть, а?

— Два с половиной месяца это не немножко, Адам. За это время может случиться все, что угодно. Я не могу так рисковать и подвергать нас опасности на столь длительный срок.

— Не понял. О чем это ты? — нахмурился я, удивившись той уверенной интонации, с которой это было сказано.

Оля опять тяжело вздохнула и медленно произнесла:

— Если я скажу, боюсь, ты сочтешь это бредом сумасшедшей…

— А ты попробуй. Я не такой уж тупой, постараюсь понять — серьезно глядя ей в глаза попросил я.

Девушка посмотрела на меня в ответ с большим сомнением, но все-таки начала свое объяснение:

— Понимаешь, у меня какое-то смутное интуитивное предчувствие, что из-за нашего неправильного, точнее нечестного поведения по отношению к Маринэ, мы попадаем в разные неприятные ситуации. Мы сами их к себе притягиваем, потому что совесть не чиста. Думаешь, та авария была случайностью? Нет, не была. Не зря же мне столько раз снился предупреждающий сон, где ты был без лица — это Вселенная меня предупреждала, что мое ошибочное поведение может привести к трагическим последствиям. А недавно мне приснился еще один сон, где вы с Маринэ женитесь, а потом ты уходишь со мной и она кричит нам вслед страшные проклятия… Не знаю насколько этот сон был пророческим или предупреждающим, но я теперь с большим опасением отношусь ко всем более менее ярким и запоминающимся снам и не могу так просто их игнорировать. Понимаешь меня? Я не хочу, чтобы с тобой еще что-нибудь случилось…

Я задумчиво нахмурился. По правде говоря, мне вся эта теория показалась притянутой за уши, но я видел, что Оля в нее верит и будет отстаивать свою точку зрения до последнего. Однако, я все же попытался ее переубедить:

— Оль, со мной ничего не случится, если ты будешь рядом. А вот если ты будешь избегать меня два с половиной месяца, вот тогда действительно с мной может произойти все, что угодно. Ну сама подумай: в прошлом нам с трудом удавалось не общаться друг с другом максимум неделю, а ты сейчас предлагаешь нам разделиться на десять недель! Это же уму не постижимо! Ты просишь невозможного. Я не могу на такое согласиться, извини.

Подруга опустила глаза и печально произнесла:

— Я знала, что ты меня не поймешь… Конечно, тебе сложно в это поверить. Хоть ты и хороший аналитик, вряд ли ты раньше пытался докапываться до истинных причин различных событий и сути явлений, как это постоянно делаю я — внезапно синие глаза пронзительно посмотрели в мои, и Оля вкрадчиво произнесла — Адам, ты меня любишь?

— Ну, люблю — вынужден был согласиться я, отлично понимая, куда она клонит.

— Тогда поставь себя на мое место, представь на секунду следующую ситуацию: ты чувствуешь, что мне угрожает опасность и знаешь, что можно ее избежать, изолировав меня от себя на некоторое время. Неужели ты не сделаешь все возможное, чтобы меня обезопасить? Даже если для этого потребуется побыть в отдалении от меня два с половиной месяца? Поверь, я сама в ужасе от подобной перспективы, но уж лучше так, чем я еще раз испытаю нечто подобное той аварии. Пойми, любимый, я не смогу себе простить, если с тобой случиться что-то непоправимое из-за того, что я вовремя не предприняла меры предосторожности. Понимаешь? — девушка продолжала тревожно всматриваться в мое лицо. Я бы может и согласился с ней, чувствуя в глубине души, что где-то она, несомненно, права, но стоило мне вспомнить о десяти неделях, как все внутри меня протестовало от одной лишь мысли об этом:

— Нет, дорогая моя, я не могу на это пойти. Это же десять недель! Я с ума без тебя сойду за это время. Я даже обсуждать это не хочу.

— Но, Адам…

— Я сказал: нет! Я не дам тебе от меня отгородиться и сам от тебя не отстану, и не надейся! — более резко, чем намеревался, сказал я. У Оли на лице появилось обиженное выражение, а глаза подозрительно заблестели. «О нет, только не плачь!» — мысленно обратился я к ней и постарался смягчить свой голос, попробовав объяснить ей свою точку зрения — Слушай, мне кажется, ты преувеличиваешь. Твой сон еще не известно сбудется или нет. Ты даже сама не уверена, что он пророческий. Та опасность, о которой ты мне говоришь, больше похоже на мнимую, чем на реальную. А вдруг ничего не случится, а мы по твоей милости зря промучаемся друг без друга столько времени? Кто потом мне компенсирует мои истраченные нервы? — попытался улыбнуться я, хотя сейчас мне было не до смеха.

Но любимая не оценила моей попытки разрядить напряженную обстановку. Вскочив со стула, она сжала кулачки и крикнула:

— Блин, Идолбаев, я не преувеличиваю, ясно?! Ну почему ты такой упрямый! Я же ради нас стараюсь. И не только из-за «мнимой опасности», как ты выразился. Тебе же самому потом будет психологически легче разговаривать с Маринэ, если ты будешь знать, что делал все возможное, чтобы ее не обманывать! — Олин гнев быстро испарился, и она снова плюхнулась на стул, а из глаз беззвучно потекли слезы — Как ты не понимаешь, у меня и так язык с трудом поворачивается такое предлагать. Самой тошно. Ну почему ты просто не можешь меня поддержать?

«Так не честно! Это удар ниже пояса!» — удрученно подумал я, уже понимая, что в этом споре мне не выиграть и Ольгу переубедить не удастся. К тому же на аргумент по поводу разговора с Маринэ, мне возразить было нечего. На душе сразу стало как-то холодно и тоскливо. Обойдя стул, на котором плакала моя подруга, я обнял ее со спины и, уткнувшись лицом ей в шею, глухо произнес:

— Оль, чего ты от меня хочешь? Я бы поддержал тебя, ели бы мог. Я вообще готов ради тебя сделать что угодно. Но только не это! Я хорошо себя изучил и знаю, что не смогу продержаться без тебя столько времени. Это просто физически невозможно — у меня непроизвольно вырвался безнадежный вздох.

Ольга прижала к себе мои руки, которые ее обнимали, и умоляюще произнесла:

— Но ты хотя бы попробуй. Я знаю, что это будет для нас очень тяжело и трудно. Но, по крайней мере, мы попытаемся, и потом нам не в чем будет себя упрекнуть. Пожалуйста!

— Хорошо… Я попытаюсь — с огромным трудом выдавил я из себя — Но не обещаю, что смогу провести в таком режиме все десять недель. Имей в виду: я против этой затеи и понятия не имею, во что это выльется… Мне теперь даже не понятно, как нам по отношению друг к другу себя вести.

— Так же как и раньше, до того как полюбили — тихо и грустно ответила Ольга — Можно разговаривать и общаться, но мы не будем после учебы гостить друг у друга и не будем ночевать вместе. И особенно, мы не будем друг к другу прикасаться. Надо сохранять дистанцию.

— Это самое сложное — констатировал я.

— Да, но придется постараться. И в связи с этим, чтобы нам было легче не поддаваться соблазну, видно опять придется сидеть по раздельности.

Все мои чувства восстали и воспротивились при этой мысли, но я заставил себя промолчать, понимая, что здесь она права: если я каждый божий день буду чувствовать ее поблизости от себя и не буду иметь возможности к ней прикасаться, то точно сойду с ума быстрее, чем закончатся первые две недели.

Ольга вдруг высвободилась из моего объятия, вскочила со стула, крепко обняла меня, прижавшись всем телом, и всхлипнула:

— Прости, что ради меня тебе нужно будет вытерпеть все это. Но это же не навсегда. Только два с половиной месяца и все. А потом ты поговоришь с Маринэ, и все закончится — пробормотала она, похоже, больше для себя, чем для меня.

Я поцеловал ее в макушку и прижал к себе изо всей силы, догадываясь, что еще очень не скоро смогу ее вот так обнять. Оля придушенно пискнула, пришлось ослабить свой захват. Любимые синие глаза ласково и грустно посмотрели на меня, а Олина рука легонько пробежалась по моим волосам:

— Знаешь, я, наверное, сейчас поеду домой — мои руки непроизвольно вцепились в нее еще крепче, но я заставил их разжаться и потянулся за своей курткой, собираясь ее проводить, но девушка меня остановила — Нет, не надо меня провожать, я сама доберусь. Допишу свое письмо дома и скину тебе на почту, как раньше. Договорились? — не дожидаясь моего ответа, девушка в мгновение ока собрала свои вещи и оделась — Пока, любимый. Увидимся в академии — попрощалась она и выскользнула из моей комнаты.

А я так и остался тупо стоять, смотреть на закрывшуюся дверь и думать, как же мне теперь просуществовать без нее целых десять недель.

Ольга

Я ехала домой в крайне подавленном и угнетенном настроении. Вот вроде бы поступила честно, так, как правильно, а душа все равно болит и ноет. Стоило мне только вспомнить Адама, когда я в спешном порядке покидала его комнату, как к глазам сразу подкатывали слезы — до того он выглядел растерянным и расстроенным.

Я очень долго собиралась с силами, чтобы провести с ним этот серьезный разговор, даже моя утренняя медитация была направлена на то, чтобы настроиться на нужный лад и успокоить свои нервы. Но все равно я оказалась не готова к тому, что это будет так тяжело. Конечно, как я и предполагала, мой друг не воспринял всерьез мои доводы об опасности нечестного поведения. И даже мой сон его не впечатлил. Конечно, это же не ему приснилось! Он не слышал, какими страшными проклятиями осыпала нас Маринэ, и не видел, какое при этом было у нее лицо!

В общем, как я и думала, Адам уперся и ни в какую не хотел соглашаться на мое предложение. Самое печальное, что я его прекрасно понимала, мне стоило огромных трудов произносить нужные слова, поскольку в душе я была с ним абсолютно солидарна. У меня будто случилось раздвоение личности: одна моя часть старалась поступить правильно и объяснить другу, зачем все это нужно, в то время как другая мысленно плакала и сопротивлялась этому решению из всех сил. В моей душе воцарился хаос и внутренний разлад — крайне неприятное и непривычное для меня состояние. Вынести это было тяжело само по себе, а тут еще и Адам подливал масла в огонь, постоянно повторяя, что не сможет без меня обойтись эти десять недель… Десять недель… Какой ужас! Это же так долго! Когда говоришь два с половиной месяца, вроде бы звучит не так страшно. Но когда переводишь месяцы в недели — это просто какой-то кошмар! А уж если в днях посчитать… Нет. Лучше уж этого не делать. Как я смогу это выдержать?!

Как-как, не знаю как, но я должна. От этого зависит наше будущее. Все мои интуитивные способности говорят, что именно сейчас мы формируем свою дальнейшую судьбу и от того, как мы себя поведем, зависит, как сложится вся наша будущая жизнь.