Адам

Всю первую половину дня я провел как на иголках, нервничая от предстоящего разговора с невестой. Тимур с раннего утра уехал навестить отца, но обещал, что обязательно вернется к тому времени, как мы поедем в гости к Маринэ. А Ольгу взяла в оборот моя мама и повела показывать ей свой цветник и розарий. Вот так и получилось, что все утро мне пришлось без дела слоняться по дому в гордом одиночестве. Выматывающее чувство ожидания раздражало меня просто неимоверно, надо было хоть чем-нибудь себя занять и отвлечься, но, как на зло, ничего подходящего под руку не подворачивалось. Так я и прошатался, бездумно переходя из комнаты в комнату до самого обеда, и от этого так устал, что мне все время казалось, будто сейчас не середина дня, а уже поздний вечер. Поскорей бы уже отмучиться!

К обеду вернулся Тимур. И мама с Олей тоже отвлеклись от копания в цветочных грядках, так что стало повеселее. После обеда мама вознамерилась и дальше забрать Ольгу с собой на полевые работы, но я этому решительно воспротивился:

— Мам, ну хватит эксплуатировать мою подругу! Она не для того сюда приехала, чтобы копаться в твоем цветнике. Я у тебя ее забираю, потому что мы сейчас идем в гости, и Оля тоже приглашена.

Мама огорченно вздохнула:

— Жаль, сынок, мне так понравилось ухаживать за цветами не в одиночестве. Ну почему у меня не родилась дочь? Женился бы ты, что ли, поскорее. Может хоть невестка тогда мне дочь заменит.

— Не расстраивайтесь, Елена Максимовна — принялась утешать маму Оля — Я же еще не уехала. Может, я еще в другой день вам помогу. Хорошо?

— Конечно, милая — ласково улыбнулась ей мама — Как появится желание, ты знаешь, где меня найти.

Мы с Тимуром удивленно переглянулись: и когда только эти две особы успели так сдружиться? Определенно чувствовалось, что за полдня возни с цветами они успели чуть ли не породниться…

Как бы там ни было, пообедав, мы быстро собрались и поехали в сторону дома Шагировых. На этот раз нам пришлось добираться своим ходом, но это было даже хорошо: удалось выполнить свое обещание и показать Оле, как у нас люди живут. Погода была замечательная: солнце светило вовсю, было очень тепло, но не жарко, так как на улице был легкий ветерок. Самая подходящая погода для прогулок. И я бы был безмерно счастлив вот так гулять с любимой девушкой по родному городу, если бы не то, что мне предстояло сделать в скором времени.

Во время нашей замечательной прогулки время пролетело незаметно, так что мы немного опоздали к назначенному часу. Маринэ выбежала к нам навстречу, едва мы появились у ворот — видно, она давно высматривала нас в окно. Встретив нас, девушка с ходу предложила:

— А давайте сейчас все поедем кататься на лошадях? Смотрите, какая отличная погода!

Я сосредоточенно посмотрел на нее:

— Послушай, Маринэ, ты помнишь, что обещала со мной поговорить?

— Конечно, помню — лукаво улыбнулась мне невеста — я знаю одно замечательное место, где мы можем поговорить. Там так красиво! Оль, тебе точно понравится. Но туда удобнее всего добираться на лошадях. Так что давайте поедем туда все вместе. Пока мы, Адам, разговариваем, ребята смогут полюбоваться прекрасным видом. Идет?

— Нет, я не поеду — тут же возразила Оля — Маринэ, я же уже говорила, что не умею кататься на лошадях. Я буду постоянно вас отвлекать и задерживать, так что вы рискуете добраться до своего замечательного места только к вечеру. Давайте вы поедете без меня, а я вас в доме подожду. Договорились?

— Да брось, Оль, что ты там будешь делать? — не согласилась Маринэ — Ну как можно сидеть в четырех стенах, когда такая погода? Это же просто преступление ее упускать! Я подберу тебе самую смирную лошадку, ну, или кто-нибудь из парней возьмет тебя на свою лошадь, и мы быстро доедем. Вот увидишь, тебе там понравится!

— Не сомневаюсь, Маринэ, но как-нибудь в другой раз. Вы поезжайте и за меня не волнуйтесь, я найду, чем заняться. В конце концов, я уже давно мечтаю прошерстить библиотеку твоей прабабушки. А тут такой прекрасный повод… — хитро усмехнулась моя подруга.

На лице моей невесты тут же появилась понимающая улыбка. Судя по всему, она вспомнила с каким трудом оттаскивала Ольгу от эзотерического стеллажа и, хмыкнув, произнесла:

— Хм, ну тогда ладно, оставайся. Мы поедем втроем. Мальчики, за мной! — весело скомандовала девушка и летящей походкой направилась к конюшне.

В итоге, нам с Тимуром ничего не оставалось, как последовать за ней. Уходя, я обернулся и посмотрел на свою любимую девушку. Она ободряюще мне улыбнулась, махнула рукой и скрылась в доме. А мне вдруг почему-то стало не по себе оттого, что она останется здесь совсем одна, если не считать экономки. Однако это странное ощущение было совершенно необоснованным и нелогичным, поэтому я отмахнулся от него. Ну что тут может с ней случиться? Наоборот, хорошо, что здесь никого нет — никто не будет мешать Ольге ковыряться в ее любимых книгах. Успокоив себя этой мыслью, я припустил за друзьями, уже почти успевшими дойти до конюшни.

Маринэ быстро подобрала нам с Тимуром подходящих коней, и поспешила вывести из стойла Али-Абая, приговаривая:

— Ах, ты мой хороший, соскучился здесь без меня, да? Ничего, сейчас мы с тобой проветримся! — конь, словно все понимая, радостно фыркнул девушке в ухо, и она засмеялась — Ой, щекотно же!

Я хотел последовать за Маринэ, которая уже почти вывела своего скакуна на улицу, но Ибрагимов со своим конем встали так, что загородили весь проход и не двигались с места. «Что это с ним?» — подумал я и кинул внимательный взгляд на Тимура — он как завороженный пялился на мою невесту. Пришлось ткнуть его локтем в бок, чтобы очнулся. Друг непонимающе посмотрел на меня растерянным взглядом, и я кивнул ему на коня, мол, «Что встал? выводи его давай». Парень вздохнул и направился вслед за Маринэ, и мы, наконец-то, покинули конюшню.

Едва мы оказались на улице, как девушка легко взлетела на своего любимого Али-Абая, весело крикнув «Э-ге-гей! Мальчики, догоняйте! Кто последний доскачет до вон того дуба — тот будет сегодня помогать нашему конюху чистить стойло моего Али!» и умчалась, словно горный ветер. Мы с Ибрагимовым радостно переглянулись в предвкушении соревнования. Одновременно вскочив на коней, мы мигом перемахнули через заграждение вокруг конюшни и помчались догонять наш энерджайзер.

Что это была за скачка! За два с половиной года, проведенных в Москве, я успел позабыть, какое небывалое чувство свободы дарит быстрая верховая езда. У нас тоже раньше была конюшня, хоть и не такая большая, как у Шагировых. До того как уехать из отчего дома я довольно часто ее посещал, а когда первый раз приехал домой на каникулы, узнал, что отец уволил конюха за какую-то «непростительную» провинность и продал всех лошадей. Когда я ворвался к нему в кабинет выяснять, зачем он это сделал, то дорогой родитель с взбесившей меня невозмутимостью ответил: «На них катались только вы с Джамсуром. Вы оба уехали, и их содержание стало лишь бесполезной тратой наших финансовых средств. К тому же, сын, ты должен понимать, что коней надо периодически выгуливать, иначе они застоятся и начнут болеть. А выгуливать их было некому. Или ты хотел, чтобы я этим занимался? Так у меня и других дел предостаточно. Так что не обессудь». Я надолго запомнил то чувство беспомощной злости и скуки, которое преследовало меня в течение тех неудачных летних каникул. А вот теперь полузабытое ощущение полной свободы и восторг от бешеной скорости снова проснулись во мне, заставив выкинуть из головы все тревожные мысли и сомнения и просто наслаждаться текущим моментом. Я просто мчался вперед и ни о чем не думал, и это было так здорово, что невозможно описать словами! Это было незабываемое удовольствие, и я был благодарен Маринэ за то, что она вытащила нас на эту конную прогулку.

До указанного дуба мы с Ибрагимовым доскакали одновременно, так что получилась ничья, и конюх лишился своего временного помощника. Довольная Маринэ все это время на своем коне нарезала круги вокруг дуба, нетерпеливо поджидая нас. И едва мы доскакали, девушка нас проинформировала:

— Молодцы! А теперь поедем вон за тот ручей, но уже не так быстро. Следуйте за мной — и она легким аллюром поскакала в указанную сторону. А мы послушно направили своих коней по ее следам.

Ольга

Пронаблюдав из окна дома Шагировых, как мои друзья ускакали на конях словно лихие казаки-разбойники, я, как и пообещала Маринэ, собралась направиться в библиотеку. Но прежде я заглянула на кухню попить воды, а там наткнулась на экономку. Женщина была удивлена, увидев, что я не поехала вместе со всеми, и я поспешила объяснить ей ситуацию. Удовлетворившись моим объяснением, она вновь занялась приготовлением ужина, а я пошла удовлетворять свою жажду знаний.

Покопавшись на нужном стеллаже, я вытащила три наиболее заинтересовавших меня печатных издания и отправилась с ними на небольшой мягкий диванчик, расположенный рядом с низким журнальным столиком и торшером почти в центре библиотеки. Уютно устроившись там и быстро пролистав первые две книги, я сконцентрировала свое внимание на третьей, поскольку она оказалась наиболее интересной. Вдруг я услышала чьи-то шаги и, удивленно подняв голову, узрела в дверном проеме Измаила.

— Привет, — поздоровалась я — Ты что тут делаешь?

— Да вот зашел отдать Маринэ ее концертное платье — широко улыбнулся он мне — Оно каким-то неведомым мне образом оказалось среди моих костюмов, в которых мы выступали в субботу — в доказательство он протряс перед собой раздутым полиэтиленовым пакетом, в который, видно, и было упаковано указанное платье. Глаза парня любопытно сверкнули — А ты что тут делаешь? И где остальные?

— Они уехали на конную прогулку. А я кататься на лошадях не умею, вот и осталась здесь почитать. Интересно, как ты узнал, что я здесь?

— Так мне экономка сказала. Она, когда открыла мне дверь, сразу поставила в известность, что в доме нет никого кроме вежливой девушки с нечеченской внешностью, и я сразу понял, что это ты. Так что я решил тебя проведать.

— Понятно — ответила я, досадливо подумав, что если бы знала, чем все обернется, лучше бы на кухню и не заходила, обошлась бы как-нибудь и без воды. Будто оправдывая мои опасения, Измаил оглядел меня с ног до головы уже порядком надоевшим мне заинтересованно-хищным взглядом и, поставив пакет у входа, бодро заявил:

— А знаешь что? Давай я составлю тебе компанию. Чего ты будешь здесь скучать одна?

— Да мне совсем не скучно! — принялась убеждать я его — Тебе вовсе не нужно со мной нянчиться. Я обожаю читать. Так что единственная компания, которая меня сейчас устроит — это компания мягкого кресла и горячего чая.

Но парень пропустил все мои слова мимо ушей и целенаправленно двинулся в мою сторону:

— Вот и отлично. Компания мягкого кресла у тебя уже есть, значит, я буду горячим чаем — пошутил он, но ухмыльнулся при этом так предвкушающе, что мне стало как-то не по себе — за этим высказыванием мне почудилась какая-то двусмысленность. Измаил плюхнулся рядом со мной на диван и приобнял одной рукой за плечи. Я внутренне поморщилась — опять он бесцеремонно вторгся в мое личное пространство и оказался слишком близко. Безмерно раздраженная тем, что он отвлекает меня от любимого занятия и не желает оставить в покое, я постаралась отодвинуться и вежливо произнесла:

— Слушай, Измаил, я благодарна тебе за твою готовность развеять мою скуку, но, поверь, пожалуйста, мне это совсем не нужно. Меня вполне устраивает одиночество. А у тебя, наверное, еще сегодня много дел, да? — я попыталась тонко намекнуть ему, что пора бы и уйти. Но наглый парень не прислушался к моим намекам:

— Да нет, у меня как раз весь вечер свободный — он снова придвинулся ко мне поближе и, внезапно положив мне руку на бедро, жарко зашептал в ухо — Оль, а почему бы нам не развлечься? Как раз никого нет, никто не помешает…

Я вскочила с дивана как ошпаренная и возмущенно крикнула:

— Измаил, прекрати немедленно!! За кого ты меня принимаешь?! Что тебе вообще от меня надо?!!

— А ты не догадываешься? — вкрадчиво спросил он, с грацией профессионального танцора перетекая из сидячего положения в стоячее — У меня еще никогда не было русской девушки. Я хочу посмотреть, чем ты отличаешься от остальных, и почему твои друзья так с тобой носятся — парень плавно двинулся в мою сторону, а я бессознательно попятилась назад, чувствуя, как в душе поднимается волна паники «О, Господи! Только не это! Только не опять этот кошмар!!!» — с ужасом пронеслось в моем мозгу. А этот ненормальный продолжал говорить негромким и вкрадчивым голосом, все больше сокращая расстояние между нами и обжигая меня горящими черными глазами — Ну же, не будь такой недотрогой. Ты ведь им давала? И я тоже хочу тебя попробовать…

Сознание парализовало от ужаса, остались лишь голые инстинкты. И инстинкт самосохранения приказал мне немедленно спасаться бегством. Запустив в озабоченного парня книгой, которая все еще была у меня руках, я стрелой вылетела из библиотеки и побежала, как я думала, в сторону лестницы на первый этаж. Но к несчастью, я от страха перепутала направления и вместо вожделенной лестницы увидела в конце коридора небольшую гостиную, оканчивающуюся тупиком. Поскольку у меня не было выбора, я вбежала в нее и попыталась забаррикадировать дверь, но не успела: дверь резко распахнулась с такой силой, что с громким стуком впечаталась в стену, попутно больно треснув меня по лбу. Вскрикнув от боли, я упала, на миг потеряв ориентацию в пространстве, и этого мгновения хватило, чтобы Измаил налетел на меня и придавил к полу:

— Ну же, крошка, не надо убегать — услышала я жаркий шепот — Или ты решила поиграть в кошки мышки? Что ж, так будет даже интереснее…

— Измаил! — взмолилась я — Прошу тебя, не надо!.. Ты совершаешь огромную ошибку!.. Я не такая, как ты думаешь. Умоляю, отпусти — упрашивала я, беспомощно придавленная весом его тела и с отвращением ощущая его слюнявые губы на моей шее.

— Разве? А по-моему именно такая — с непонятным мне удовлетворением ответил этот маньяк — Думаешь, я не видел, как ты переглядывалась с этим идиотским психом Идолбаевым? Да у тебя на лице было написано: «Возьми меня! Я вся горю!». Думаешь, я не заметил, какими глазами он и твой второй дружок Тимур на тебя смотрят? Уверен, ты — их подстилка и они не раз тобой пользовались. Так почему я не могу? — и он впился в мои губы мерзким поцелуем. Меня замутило от отвращения. В отчаянье я попыталась вспомнить, как же я спаслась в прошлый раз и память выдала всего три слова: глаза, горло, пах. Но эта информация мне ничем не помогла, так как гадкий Измаил так оседлал меня и зажал руки, что я не могла дотянуться ни до одной из уязвимых точек. Мне ничего не оставалось, как продолжать беспомощно вертеться под ним и плакать:

— Послушай меня, ты ошибаешься: я никакая не подстилка! Прошу, Измаил, остановись! Адам тебе все кости переломает, когда узнает!

— Ха, вот напугала! Если ты проболтаешься про наше маленькое развлечение, тогда Маринэ узнает, какие ветвистые рога навесил ей ее женишок и, уж поверь, крупные неприятности этому уроду обеспечены! — я почувствовала, что Измаил ненавидит Адама всеми силами своей души, но сейчас мне было как-то не до этого, потому что этот гад выпустил мои руки и принялся расстегивать мои штаны. Я резко села и попробовала ткнуть его пальцами в глаза, но он увернулся, дернувшись в сторону. При этом он уже не так прочно сидел на моих ногах, и я попыталась воспользоваться моментом и сбросить его с себя, но он оказался слишком тяжелым. Внезапно парень схватил меня за горло и опять завалил на спину:

— Лучше не дергайся, а то пожалеешь! — злобно прошипел он. При этом ему пришлось слегка приподняться надо мной и, хотя у меня потемнело в глазах от нехватки воздуха и от боли в спине и затылке, я резко согнула колени, надеясь стукнуть его побольнее. Удар пришелся прямо в зад, и Измаил, не удержав равновесие, грохнулся на меня всем весом, приложившись лбом об пол. Мне показалось, что я сейчас задохнусь, и воля к жизни заставила меня рвануться из-под неподъемного тела изо всех сил. Парень скатился с меня, держась за лицо и подвывая:

— О-о-о, мой но-о-о-ос!

Я его не слушала. Не теряя времени, я кое-как приняла вертикальное положение и снова попыталась дать деру, но этот психованный схватил меня за ногу и дернул на себя. Я с размаху грохнулась об пол, едва успев прикрыть голову руками. Парень по-прежнему крепко держал мою лодыжку, но вторая нога была у меня свободна, и я принялась пинаться ей куда попало. Видно, все же один из ударов достиг цели, потому что Измаил внезапно выпустил меня, издав болезненный стон. Вставать вертикально уже не было сил, поэтому я отползла подальше на четвереньках и, передвигаясь этим способом, вскоре достигла выхода из злополучной гостиной. Под грязные ругательства и проклятия Измаила, я, опираясь на косяк, поднялась на ноги и как смогла, побежала к лестнице. Вдруг сзади я услышала злобное пыхтение бешеного парня, который, судя по всему, вознамерился меня догнать и либо прикончить, либо продолжить начатое (не знаю, что хуже!). Страх погнал меня вперед, и я полетела вниз по лестнице как сумасшедшая. Перепрыгивая через три ступеньки, я за пять секунд достигла первого этажа и побежала, куда глаза глядят. Ноги вынесли меня в фойе, из которого был выход на улицу. Давясь слезами, я бросилась туда, крича, что было силы:

— Адам!!! Помогите кто-нибудь!!! Адам!!! — не представляю, зачем я его звала, ведь не было никаких шансов, что он меня услышит. И тут что-то сильно меня толкнуло, и я снова упала на пол. Оказалось, Измаил меня все-таки достал в прыжке, а потом поднял за одежду и так сильно припечатал к каменной стене, что у меня в голове помутилось.

— Кричи сколько угодно, с… (непечатное слово)! Никто тебе не поможет!!! — прошипел он, тряся меня как грушу, и так сильно дернул за мою блузку, что она разорвалась, повиснув на мне бесполезными ошметками. Маньяк принялся противно шарить руками по всему моему телу, и это вызвало во мне такое яркое чувство дежавю, что моя коленка рефлекторно дернулась, пытаясь попасть по болевой точке. Но Измаил ловко пропустил удар мимо себя:

— Э нет, дорогая, со мной этот номер больше не пройдет!! — и снова изо всей силы приложил меня об стену, после чего меня внезапно поглотила тьма.

* * *

Очнулась я от резкой боли в промежности. Оказывается, я лежала на диване и была уже без штанов, а этот гад запихивал мне свои пальцы, куда не надо, готовясь запихнуть туда кое-что еще. Меня обуял дикий животный ужас, и конвульсивно забившись под этим подонком, я кубарем скатилась с узенького диванчика вместе со своим мучителем. Но убежать мне не удалось, он больно дернул меня вверх за волосы и снова припечатал к стенке, оказавшейся камином, рядом с которым и стоял диван. Каминные кирпичи больно царапали и холодили мне спину, чужие руки противно ерзали по всему моему телу. Я все еще пыталась инстинктивно отбиваться, но это, разумеется, не приносило результатов. Мозг заволокло туманом, и я закрыла глаза, чтобы не видеть опротивевшего мне, перекошенного злостью и похотью лица, молясь всем кому могла, чтобы потерять сознание и ничего не чувствовать, но спасительное забытье все не приходило…

Вдруг какая-то неведомая сила оторвала от меня обезумевшего Измаила. Послышались крики, ругань, но я не понимала, кто кричал и зачем. Сил не осталось ни на что. Ноги у меня подкосились, и я съехала по стене вниз. Моя правая рука наткнулась на какую-то металлическую палку, и я машинально зажала ее в кулаке, не открывая глаз. В пустом и отрешенном мозге промелькнула единственная усталая мысль: «Если этот урод еще раз посмеет ко мне приблизиться, то ему крупно не поздоровится».

Адам

Мы неторопливо ехали вдоль ручья, следуя за моей невестой в ее «замечательное место». Я всеми силами пытался настроиться на предстоящий разговор и повторял в уме заготовленную речь, но получалось не очень-то хорошо. Меня беспокоила смутная тревога, и чувствовалось, что дело вовсе не в нелегкой беседе с Маринэ, которая мне предстояла, а в чем-то еще. Странное беспокойство становилось все сильней по мере удаления от дома, и было как-то связано с Олей. Я пытался избавиться от навязчивого ощущения, но оно никак не проходило: я сердцем чувствовал, что с моей подругой что-то не так. Устав бороться с собой минут через пятнадцать, я догнал свою невесту и сказал:

— Маринэ, слушай, вы с Тимуром поезжайте вперед, а я вас потом разыщу, хорошо? Мне надо ненадолго вернуться в дом и кое-что проверить.

— Это что же ты собрался там проверять? — спросила она, подозрительно сощурив глаза — Что-то я тебя не понимаю. Ты уже второй или третий день просишь, чтобы я с тобой поговорила, и вот когда уже практически все состоялось, ты вдруг куда-то собрался неизвестно зачем. Скажи честно, ты вообще-то хочешь со мной разговаривать или нет?

— Да, — неодобрительно взглянув на меня, поддакнул девушке Ибрагимов, услышавший окончание ее речи — Куда ты собрался? Может твое важное дело подождет хотя бы полчаса?

— Нет, я не могу ждать. Маринэ, я очень хочу поговорить с тобой, и я вас скоро догоню, обещаю. Но сейчас мне надо срочно попасть в дом — я попытался собраться с мыслями и подобрать такие слова, чтобы внятно объяснить друзьям то, что и сам до конца не понимал — Вы, конечно, можете подумать, что я чокнулся, но мне кажется, с Олей что-то не в порядке. Я должен проверить. У меня какое-то очень нехорошее предчувствие. Я только проверю, как она там и сразу вернусь, ладно?

— Блин, Идолбаев, не ерунди — недовольно проворчал мой друг — Ну что там с ней может случиться? Небось, закопалась в свои книжки с головой и о нас даже не вспоминает. Кончай страдать всякой фигней и поехали дальше!

— Адам, — успокаивающе обратилась ко мне Маринэ — Ты, наверное, чувствуешь себя ответственным за Олю, потому что она гостит в твоем доме и, поэтому беспокоишься. Но поверь, у нас ей ничто не угрожает. В нашем доме она в полной безопасности. Мы ведь уже почти приехали — вон, видишь ту рощу? За ней и есть то место, о котором я говорила. Неразумно возвращаться, когда мы проделали такой длинный путь. Поедем дальше, а? — девушка умоляюще заглянула мне в глаза. Тимур тоже выжидательно смотрел на меня. Но я все медлил с ответом: с одной стороны я не хотел обижать друзей, а с другой — за Ольгу я правда сильно беспокоился. Видя, что я никак не соглашаюсь, Тимур вдруг усмехнулся:

— Адам, перестань, что ты в самом деле? Ничего с твоей драгоценной Олей не случится. Ты только представь: вот примчишься ты туда на всех парах, а там тишь, да гладь, да Божья благодать… Подумай, кем ты себя выставляешь из-за того, что тебе там что-то показалось! Тебе оно надо?

Я представил, каким идиотом буду выглядеть, если вариант Ибрагимова реализуется, и тяжело вздохнул:

— Ладно, проехали. Двигаем дальше.

Друзья радостно заулыбались и направили коней в сторону рощицы. А у меня на душе стало почему-то еще муторнее и, не успел я проскакать и несколько метров, как мне почудилось, будто Оля меня зовет. Я тут же тормознул лошадь, не в силах больше подавлять нарастающую тревогу. Мои спутники это заметили и развернулись ко мне с немым вопросом в глазах.

— Слушайте, ребята, извините, но я так не могу! — выпалил я — Я чувствую, что с ней стряслась какая-то беда! Мне кажется, она меня зовет! И пусть я буду полным идиотом, но я лучше все проверю, потому что уж если я чему и научился у этой девушки, так это прислушиваться к голосу интуиции! Вы как хотите, а я поворачиваю назад!! — и не тратя больше ни секунды, я развернул коня на сто восемьдесят градусов и помчался в сторону дома Шагировых.

— Эй! Подожди, я с тобой! — услышал я сзади голос Тимура.

— Ребята, куда вы? Подождите меня!!! — крикнула Маринэ и тоже поскакала за нами.

Да уж, по сравнению с этой невообразимой скачкой, предыдущее соревнование с финишем у дуба было просто черепашьим шагом! Я несся вперед бешеным галопом, так что друзья едва поспевали за мной, и все равно чувствовал, что безнадежно опаздываю. Преодолев разделяющее меня с домом расстояние в рекордно короткий срок, я перемахнул через ограждение, на ходу соскакивая с коня и, не останавливаясь, помчался к дому.

Первое, что я увидел, когда ворвался в дом, это как какой-то полураздетый гаденыш прижал мою девушку к камину и делает с ней то, что мой мозг отказывался понимать. И все это в полной тишине. Мое тело среагировало быстрее, чем мозг: огромная волна бешенства затопила меня с ног до головы, приводя все мышцы в полную боевую готовность. От ярости, я лишился дара речи, поэтому без предупреждения оторвал этого урода от Ольги, бросил на пол и принялся молотить, что было сил. Тут и дар речи вернулся:

— Ах ты, сволочь! Не смей ее трогать!!!

Я не видел ничего вокруг кроме кровавого тумана, застилающего мой разум, но смутно услышал, как женский голос вроде бы крикнул:

— Тимур, сделай что-нибудь!! Он же его сейчас убьет!!! — и тут же почувствовал, как кто-то сзади схватил меня за руки и завел их мне за спину, не давая пошевелиться.

— Пусти!!! — прорычал я, пытаясь вырваться — Я прикончу эту сволочь! — держали достаточно крепко, но бешенство придало мне дополнительные силы, и я ощутил, как под моим напором чужие тиски ослабевают.

— Маринэ, я не могу его удержать! Позови кого-нибудь на помощь! — этот мужской голос был мне смутно знаком. Поднапрягшись, я признал Тимура:

— Ибрагимов, немедленно отпусти меня! Ты видел, что он сделал?! Я раскатаю этого урода по полу тонким слоем! — еле сдерживая ярость пообещал я, а в ответ услышал:

— Идолбаев, довольно. Ты уже измолотил его до бессознательного состояния. Если ты его убьешь, то этим Оле не поможешь, а только себе навредишь. Приди в себя! Ты нужен Оле. У Маринэ не получается до нее достучаться, помоги ей. А я пока этого урода посторожу. Идет?

Его слова были для меня словно ушат холодной воды: сообщение Тимура о том, что Ольге плохо, привело меня в себя быстрее, чем что-либо другое. Я перестал вырываться и принялся глубоко и медленно дышать, утихомиривая свою ярость и расслабляя мышцы. Сделав пять — шесть глубоких вдохов-выдохов, я почувствовал, что уже могу себя более-менее контролировать и огляделся: двери приемной были нараспашку и качались туда-сюда от сквозняка. Слева, у камина, полностью обнаженная сидела моя любимая девушка с белым, как мел лицом и закрытыми глазами. В руках она крепко сжимала каминную кочергу и выставила ее перед собой словно самурайский меч. Рядом растерянно и обеспокоенно топталась Маринэ, явно опасавшаяся подойти к ней ближе и оказать хоть какую-то помощь. Сзади в меня мертвой хваткой вцепился Ибрагимов. А подо мной лежало окровавленное бездыханное тело, в котором я с некоторым трудом признал Измаила. Когда я его узнал, ярость снова вскипела во мне с удвоенной силой, но мне невероятным волевым усилием, удалось запихнуть ее подальше вглубь своей души — я постарался сосредоточиться на Оле, она была важнее всего. Через полминуты мне это удалось. Устало выдохнув, я попросил:

— Тимур, отпусти, пожалуйста. Я в норме. Пойду, проверю Олю — я услышал, как друг облегченно выдохнул и выпустил меня из своего стального захвата — А ты уж, будь добр, присмотри за этим ничтожеством и проследи, чтобы не сбежал. Ты головой за это отвечаешь! Понял?

— Да, понял, понял, не волнуйся. Никуда он от меня не денется — пообещал парень с ощутимой угрозой в голосе — я бы тоже ему навалял, да только благодаря тебе на нем уже живого места не осталось… Ладно, иди, помоги нашей подруге, а я за ним прослежу.

Я встал с Измаила и направился к камину. Маринэ встретила меня настороженным взглядом, но, видя, что я не крушу перед собой все подряд, расслабилась и обеспокоенно сказала:

— Адам, я не знаю что делать. Она не подпускает меня к себе, не слышит, что я говорю, а когда я пытаюсь приблизиться — сразу этой кочергой размахивает! Она меня этой дурацкой кочергой чуть не прибила! Я даже не представляю, как к ней подступиться. Попробуй ты, может, у тебя получится.

Я посмотрел на Ольгу — она так и продолжала сидеть нагая на холодном продуваемом полу с закрытыми глазами и каким-то отрешенным выражением на бледном заплаканном лице. Кочергу она по-прежнему держала прямо перед собой. Мне было невыносимо больно видеть ее такой. Жалость и чувство вины железными тисками сдавили мне сердце: я не смог ее защитить. Какой же я дурак! Я должен был прислушаться к себе и приехать раньше!! От собственного бессилия и безысходности мне хотелось орать матом на всю округу и крушить, все что под руку подвернется. Но я понимал, что криком делу не поможешь и, подойдя поближе, склонился над девушкой и тихо спросил:

— Оль, ты как? Пожалуйста, посмотри на меня. И дай-ка мне сюда эту штуку — я потянулся к кочерге, но едва успел уклониться и отдернуть руку, потому что металлический прут вдруг просвистел в сантиметре от моего носа.

— Не подходи. А то пожалеешь — сказала подруга каким-то механическим голосом и снова превратилась в статую.

— Ты что?! Это же я, Адам! Открой глаза! — возмущенно выкрикнул я. Ноль реакции.

— Вот то же самое она и мне сказала, когда чуть не пристукнула этой кочергой — пожаловалась сзади Маринэ — Почему она нас не узнает?

— Не знаю — растерянно пробормотал я и помотал головой — Так. Ладно. Сейчас я что-нибудь придумаю.

Я еще раз оглядел комнату в надежде, что меня осенит какое-то решение. Тут мой взгляд упал на окно: сквозь него было видно, как на лужайке Шагировых гуляют наши лошади, которых мы в спешке бросили у входа в дом. В этот момент Али-Абай, видно, почувствовав мой взгляд, поднял голову и вопросительно посмотрел на меня. И я вдруг подумал: раз Оля не слышит обычную человеческую речь, то может, стоит поговорить с ней телепатически? Не теряя времени, я присел перед девушкой на корточки и, постаравшись передать ей всю свою любовь, сочувствие и внимание, послал ей образ самого себя с одной лишь фразой: «Я здесь!». Почти в ту же секунду девушка открыла глаза и наши взгляды встретились. В потемневших как штормовое море синих глазах до сих пор плескались дикий ужас и страдание, от которых в моей душе все перевернулось. Потом она меня узнала, и ужас мгновенно сменился огромным облегчением. Раздался звон упавшей кочерги, выскользнувшей из Олиных ослабевших пальцев, а сама девушка подскочила с пола и бросилась мне на шею:

— Адам!!! Ты пришел! Слава Богу!

Бедная Оля вцепилась в меня, как в спасательный круг, да так сильно, что я чуть не потерял равновесие. С трудом сохранив устойчивость, я выпрямился и крепко прижал ее к себе, чувствуя, как все ее тело начинает сотрясать мелкая дрожь.

— Ш-ш-ш, родная моя, тише. Все хорошо. Не бойся, я с тобой — ласково прошептал я, осторожно прогладив ее по спине. Но любимая от моего прикосновения вздрогнула всем телом и прижалась ко мне еще теснее. От близости ее обнаженного тела у меня закружилась голова, и гормоны дали о себе знать. Надо было как-то справиться со своей физиологией и, чтобы отвлечься, я спросил у Тимура:

— Этот урод все еще без сознания?

— Да — тут же откликнулся друг — ты его так отделал, что думаю, он придет в себя не скоро. Может, через час или полтора.

При воспоминании об Измаиле, во мне снова вспыхнуло бешенство, заглушая все другие желания — хоть какая-то польза от этого подонка. Но я уже вполне себя контролировал и не дал гневу перерасти в неуправляемую ярость. У Оли уже давно зуб на зуб не попадал, и с каждой секундой ее трясло все сильнее. Я посмотрел на Маринэ, нерешительно топтавшуюся рядом. Девушка смотрела на нас с Олей широко открытыми глазами, в которых застыли тревога и растерянность:

— Адам, что нам делать? Скоро должны вернуться мои родители! Как я все это им объясню? — и девушка нервно обвела рукой всю нашу живописную компанию и кровавые подтеки на полу.

Я собрался с мыслями:

— Так, Маринэ, где у вас ванная? Пожалуйста, проводи нас туда.

Девушка с готовностью развернулась и пошла к лестнице, а я, подхватив Олю на руки, последовал за ней. Как только мы оказались в нужном месте, я скомандовал:

— Набери в ванну воду погорячее — моя помощница быстро справилась с заданием и тут же получила следующее — А теперь поищи для Оли большое полотенце, какую-нибудь одежду и выпить что-нибудь крепко-алкогольное… Ах да, закуску тоже не забудь.

— Сейчас, я мигом! — не успел я оглянуться, как Маринэ уже и след простыл. Едва за ней захлопнулась дверь, я подошел к ванне и осторожно начал опускать Олю в воду, начиная с ног. Но девушка взвизгнула, тут же поджав ноги:

— Горячо!

— И хорошо, что горячо. Ты должна согреться. Давай я осторожно, потихонечку буду тебя опускать, и ты постепенно привыкнешь к температуре. Начали.

Подруга молча подчинилась, опустив в воду ноги и закусив губу. Постепенно я засунул ее в ванну целиком и только тогда позволил себе немного ослабить тиски самоконтроля, в которые сам себя зажал. Оля не отпускала мою руку, и мне пришлось ногой подтолкнуть поближе какой-то пластмассовый ящик и сесть рядом с ванной. Лицо девушки постепенно обретало нормальный цвет, чему я в душе очень порадовался. На лбу была здоровая шишка, и это навело меня на мысль, что надо осмотреть подругу на предмет повреждений. Я вгляделся сквозь прозрачную воду… Лучше бы я этого не делал!

— Любимая, что он с тобой сделал?! — с тихим ужасом вырвалось у меня, когда я разглядел, какие синяки и царапины покрывают все ее красивое тело. Оля кинула на меня испуганный взгляд, но промолчала, лишь сильнее стиснув мою ладонь. А мне жутко захотелось пойти обратно в приемную и доделать с подонком Измаилом то, что я не доделал раньше! И если бы этот гад в данную секунду оказался в пределах моей видимости, никакой Тимур уже не смог бы меня остановить! Но я не мог уйти и бросить свою девушку, когда она за меня так отчаянно цеплялась. Я вообще был не в состоянии сейчас ее оставить. Не в силах оторвать взгляд от уродливых синяков и царапин, я горестно простонал:

— Прости меня, родная… Я обещал себе, что буду всегда тебя защищать. И не смог. Я обещал твоей маме, что верну тебя домой в целости и сохранности, и не сдержал своего обещания… Прости, я ужасно виноват перед тобой. Я вообще не должен был оставлять тебя одну.

— Перестань, любимый — я едва расслышал Олин шепот — Никто не мог предположить, что он придет. Ты сейчас здесь, и это для меня самое главное. Если бы ты не появился, все могло кончиться еще хуже. Только, пожалуйста, не оставляй меня одну, ладно? — жалобно попросила девушка.

— Не волнуйся, моя хорошая, я больше не отойду от тебя ни на шаг. Клянусь! — моя клятва шла от самого сердца. Наверное, Оля это почувствовала, так как она сразу расслабленно вздохнула и закрыла глаза.

Тут в ванную вернулась Маринэ, притащившая все, что я заказал. Я взял из ее рук стакан, бутылку виски и, вспомнив прошлый раз, налил не полстакана, а одну треть, а затем протянул его Оле. Девушка поморщилась, увидев «лекарство», но стакан взяла и молча протянула вторую руку за закуской. Я тут же спросил:

— Маринэ, ты принесла что-нибудь закусить?

— А? Да, вот — и невеста вложила в мою руку китайскую деревянную палочку, на которой был наколот длинный кусочек сыра, красиво и аккуратно завернутый в ветчину.

— Это что? — спросил я.

Помощница засмущалась:

— Ну, наверное, это что-то вроде канапе, только больше размером. Понимаешь, я же учусь на дизайнера, и когда я нервничаю, у меня руки действуют автоматически. Я хотела сделать бутерброд, а получилось вот это — вздохнула невеста, расстроенно глядя на свой шедевр. Ее признание вызвало у меня невольную улыбку:

— Спасибо, это подойдет. У тебя отлично получилось — похвалил я ее и сразу развернулся к Ольге, вкладывая в ее протянутую руку «канапе». Подруга удивленно повертела в руках палочку, но никак не прокомментировала дизайнерский порыв Маринэ, а просто собралась с силами и залпом выхлебала весь стакан с виски, как я ее учил, закусив съедобным шедевром. Молча вернув мне стакан и деревянную палочку, она снова закрыла глаза и расслаблено вздохнула. Я подумал, что она запросто может отключиться прямо в ванне, поэтому сказал:

— Оль, не засыпай, нам еще тебя из ванны вытаскивать. Маринэ, у тебя есть свободная кровать, где мы можем ее разместить?

— Э-э-э, да. Мы можем положить ее в моей комнате — тут же сориентировалась девушка и, замявшись, несмело спросила — Адам, откуда ты знаешь, что нужно делать? Вдруг мы что-то делаем неправильно… Нужно вызвать врача.

Я испытывающе взглянул на собеседницу:

— Я знаю, что делаю, Маринэ, потому, что с ней такое уже было однажды. Правда, не в такой запущенной форме. Я делаю то, что помогло в прошлый раз. Но ты права, надо, чтобы врач ее осмотрел, так что вызывай.

Услышав мой ответ, девушка изумленно вытаращила глаза:

— Как было?! Когда?!

— Ну, где-то несколько месяцев назад — вздохнул я, бросив грустный взгляд на притихшую подругу — Парни почему-то очень странно реагируют на Ольгу, им там будто медом намазано… Ну, ладно, пора по-моему ее вытаскивать, давай полотенце — я буду ее вытирать.

— Э-э-э, Адам — опять замялась моя помощница — А может, я это сделаю? Все-таки она же совсем голая… — пробормотала она, и на смуглых щеках выступил легкий румянец — А ты нас снаружи подожди. Потом поможешь донести ее до моей комнаты. Да?

Почему-то при мысли о том, что придется выпустить Олю из своего поля зрения (пусть даже ненадолго, пусть даже зная, что она в ванне с Маринэ), во мне поднялся резкий протест:

— Нет, я сам!

В то же время Оля, до этого полутрупиком лежавшая в ванне, вцепилась в мою ладонь обеими руками и в панике зашептала:

— Нет, Адам, не уходи! Не оставляй меня одну!

Видя такую реакцию, девушка примирительно подняла ладони вверх:

— Ладно, я все поняла. Не надо нервничать, я же просто предложила. Ну что ж, тогда ты ее из ванны вытаскивай, а я пойду позвоню врачу — и развернувшись, она сразу покинула ванную комнату. Я тут же обратился к Оле, взяв полотенце:

— Хорошая моя, ты сможешь сама встать?

Подруга неуверенно кивнула, оперлась на мою руку и медленно, слегка пошатываясь, поднялась из воды. Я тут же накинул на нее полотенце, закрывая потемневшие синяки и в душе проклиная Измаила на чем свет стоит. Стараясь не касаться лишний раз синяков и царапин, я попытался как можно осторожнее промокнуть воду с ее тела, но Оля все равно после каждого моего движения вздрагивала и закусывала губу, и я пообещал себе, что ублюдок Измаил ответит мне за каждый ее синяк и каждую царапину отдельно! Едва тлевшая во мне ярость неожиданно вспыхнула с новой силой, и я замер пытаясь справиться с этим внезапным приступом злости.

— Адам, холодно — напомнила Ольга о себе, заставив меня встрепенуться и отвлечься от мрачных мыслей.

— Сейчас посмотрим, что там Маринэ для тебя принесла — я развернул сверток с одеждой. Там оказалась длинная сиреневая юбка с желтыми цветами и кофта с длинным рукавом такого же оттенка. Натянув все это на девушку, я вытащил ее из ванны и присел на пластмассовый ящик, служивший мне табуреткой, усадив ее к себе на колени. Любимая обняла меня за шею и доверчиво прижалась, вызвав эти простым действием в моей душе нестерпимое желание оказаться с ней где-нибудь далеко-далеко в океане на необитаемом острове. Тут в ванну заглянула Маринэ:

— О, вижу, вы уже готовы. Идемте за мной.

Девушка провела нас в свою комнату и расстелила кровать, на которую я аккуратно и опустил свою драгоценную ношу. Оля выпустила из своих объятий мою шею, но тут же опять схватила за руку, будто опасаясь, что я куда-то от нее уйду. Зря она так думала: меня от нее теперь невозможно было оттащить ни танком, ни бульдозером. Но естественные потребности давали о себе знать, пришлось наклониться поближе к ее уху и прошептать:

— Оль, отпустишь меня на две минуты? Мне надо в туалет.

Синие глаза мгновенно распахнулись и испытывающе вгляделись в меня:

— Ладно, иди — прошептала подруга, неохотно отпуская мою руку — но возвращайся поскорее.

— Не волнуйся, я быстро — пообещал я и повернулся к Маринэ, которая, оказывается, все это время внимательно за нами наблюдала, напряженно хмурясь — Слушай, ты не побудешь с ней пару минут?

— Да, конечно, побуду — откликнулась девушка, все также задумчиво хмурясь.

— Спасибо — поблагодарил я и выскочил за дверь. Пока я быстрым шагом шел до нужного места, в моей голове промелькнула шальная мысль: «А не навестить ли мне Тимура и то, что он охраняет?», но я постарался выкинуть ее из головы, понимая, что тогда моя отлучка двумя минутами точно не ограничится. Так что пришлось утешиться мыслью, что наведаться в приемную можно будет и попозже, когда Оля уснет.

Ольга

Адам убежал по своим срочным делам, и мне сразу стало одиноко, тоскливо и как-то зябко. Про себя я принялась отсчитывать секунды, отмеряя время до его возвращения. Вдруг в мои мысли ворвался голос Маринэ:

— Оля, ты не спишь?

— Нет — откликнулась я, не открывая глаз.

— Как ты себя чувствуешь? — заботливо поинтересовалась девушка, но мне почему-то показалось, что на самом деле она хотела спросить совсем другое.

Я замешкалась с ответом, пытаясь определить степень своей разбитости и разобраться во внутренних ощущениях, да и вообще восстановить в памяти события последнего часа хотя бы для собственного успокоения. Получалось, что последнее, что я запомнила — это как Измаил прижал меня к камину во второй раз, а дальше в моей памяти сохранился лишь белый туман. Я абсолютно не помнила, когда пришла помощь, и что происходило потом. Видно, я так старалась ничего не чувствовать и отключиться от происходящего ужаса, что под конец это мне все-таки удалось. Я как будто частично отсоединилась от своего тела, заблокировав все каналы восприятия и, тем самым, почти полностью отсекая себя от ужасной действительности. Благословенная бесчувственность окутала меня со всех сторон, вызывая во мне призрачные подобия облегчения и радости — ведь в таком состоянии я даже эти эмоции не могла толком ощутить.

От этого странного оцепенения меня отвлекло знакомое ощущение приятного согревающего тепла, которое волной прошлось по всему моему измученному телу. Я узнала это тепло: оно появлялось всякий раз, когда Адам ласково смотрел на меня своими зелеными глазами. В моем мозгу вяло шевельнулась мысль: «раз тепло здесь, значит и Адам должен быть здесь» и будто в подтверждение, я вдруг увидела его четкий образ, мгновенно заставивший меня сбросить с себя тяжелое покрывало бесчувственности и распахнуть глаза. Невозможно передать словами, какое облегчение обрушилось на меня, когда я вместо опротивевшего Измаила увидела перед собой своего любимого! А после, понимание того, что теперь я спасена и в безопасности, окончательно лишило меня сил и остатков самообладания, и я позволила любимому позаботиться обо мне и делать со мной все, что угодно, беспрекословно выполняя все его просьбы-требования, не анализируя и не задумываясь насколько это правильно, разумно и этично. Единственное, что меня по-настоящему беспокоило — это то, что я от ужаса могла слегка (а может и не очень) повредиться в уме и то, что Адам рядом — мне только кажется, а на самом деле в этот момент Измаил продолжает издеваться надо мной. Я ужасно боялась, что стоит мне отпустить руку Адама и перестать ощущать его теплое присутствие, как все исчезнет, и я снова увижу перекошенную морду безумного насильника. Поэтому, понятно теперь каких немалых трудов мне стоило перебороть себя и позволить Адаму отлучиться, пусть даже он уверял меня, что это только на две минуты.

Закопавшись в воспоминания, я совсем забыла про Маринэ, которая не преминула тихо о себе напомнить:

— Оль, тебе плохо? Может, что-нибудь принести?

— Нет, ничего не надо, спасибо — устало вздохнула я — Мне просто нужно прийти в себя.

Я услышала, как у девушки вырвался облегченный вздох, и она повеселевшим голосом сказала:

— А я уж подумала, что ты больше со мной не разговариваешь. Слушай, ты можешь оставаться здесь сколько захочешь. Если тебе что-нибудь понадобится — только скажи, и я принесу… Извини, что так произошло. Не представляю, что такое случилось с Измаилом. Я и представить себе не могла, что он может так набрасываться! За все почти семь лет, что я его знаю, он был очень терпеливым, сдержанным и никогда не распускал руки. По крайней мере, по отношению ко мне — растерянно проговорила девушка, а потом осторожно спросила — Оль, что между вами произошло?

— Я не хочу об этом говорить — резко сказала я.

— Хорошо — тут же согласилась Маринэ — А как он вообще очутился в доме?

— Он просто пришел отдать тебе твое концертное платье, которое по ошибке засунул в свои костюмы после субботы. Наверное, оно до сих пор так и валяется в пакете в библиотеке…

— Ясно. А когда он пришел? Сразу как мы уехали?

— Ну, почти сразу. Где-то минут через десять-пятнадцать. А почему ты спрашиваешь? — вяло поинтересовалась я.

— Да просто так странно получилось… Понимаешь, если бы не Адам, мы бы ни за что так быстро не вернулись. Мы ведь даже до моего места доехать не успели, а он вдруг начал убеждать нас с Тимуром, что тебе угрожает какая-то опасность и он слышит, как ты его зовешь… И потом развернулся и сразу поскакал назад так быстро, будто за ним гналась стая волков. Мы с Тимуром едва могли за ним угнаться.

Я удивленно распахнула глаза:

— Что, правда? Как интересно…

— Да. И мало того, мы ведь, дураки, сначала ему не поверили и пытались его переубедить, чтобы он зря тебя не тревожил и не отвлекал от чтения. Как хорошо, что он нас не послушал! Страшно представить, что могло случиться, если бы мы не вернулись!..Знаешь, мне все-таки кажется, что вы очень тесно связаны, раз он смог на расстоянии ощутить, что с тобой твориться что-то неладное…

— Ты права — признала я — мы очень тесно связаны — и замолчала, не зная, что еще к этому добавить и чувствуя, что сейчас — самый подходящий момент, чтобы рассказать ей правду. Но у меня не осталось душевных сил, чтобы разбираться еще и с этим. К тому же, мне казалось, что Адам сам должен ей все рассказать, ведь как-никак это он ее жених, а не я.

— А ты правда его звала? — нарушила затянувшееся молчание девушка.

— Да, кажется, звала, но я вообще-то не надеялась, что он услышит. Просто, он — единственный, кому я полностью доверяю и знаю, что он всегда мне поможет. Я звала просто от безысходности. Так что для меня то, что он услышал такая же неожиданность, как и для тебя.

— Понятно. А Адам сказал, что это он у тебя научился прислушиваться к своей интуиции.

— Ну, значит, он научился у меня гораздо большему, чем я ожидала и могла предположить — слабо улыбнулась я, чувствуя, что алкоголь подействовал, и глаза у меня начали слипаться.

Тут в комнату вошел Адам. Я смогла бы ощутить его приход даже не открывая глаз, поскольку сразу почувствовала себя намного спокойнее и защищенее. Окинув нас с Маринэ цепким взглядом, он обратился к невесте:

— Ты знаешь, во сколько вернутся твои родители?

Девушка бросила взгляд на настенные часы:

— Могут вернуться в любой момент, если не задержатся по дороге.

— Тогда я бы посоветовал тебе попросить Тимура перетащить этого … — Адам замешкался, подбирая подходящее слово — ну, в общем, ты поняла кого, в другое место и убраться в приемной, хотя бы на скорую руку. А то у твоих предков может возникнуть много вопросов… Я бы помог тебе, честное слово, но сейчас не могу от нее отойти. Однако, думаю, когда Ибрагимов перетащит тело, ты можешь с ним договориться, и он тебе поможет.

— Хорошо, я поняла. Ну, тогда я пошла, да?

— Иди — разрешил Адам и добавил ей в спину — И, Маринэ… Спасибо за все.

— Да ну, о чем ты говоришь — отмахнулась девушка — тут и благодарить не стоит — и быстро упорхнула за дверь.

Когда мы остались одни, мой друг взял себе табуретку, стоящую у письменного стола и сел со мной рядом. Я тут же схватила его за руку, с облегчением чувствуя, как приятное тепло окутывает меня со всех сторон. Он очень ласково и нежно провел свободной рукой по моей щеке и руке, вызвав у меня слабую улыбку. Мне очень хотелось спать, и, почувствовав себя в безопасности, я позволила себе полностью расслабиться и заснуть.

Мне казалось, что я проспала всего несколько секунд, как вдруг услышала над свои ухом голос любимого:

— Оль, проснись, пожалуйста — я с трудом разлепила глаза — Тут врач пришла. Надо чтобы она тебя осмотрела.

При мысли о том, что кто-то чужой и незнакомый опять будет вторгаться в мое личное пространство, тянуть ко мне руки и трогать меня, я ощутила как все внутри меня сжалось, и из глубин разума накатила волна паники:

— Нет! Мне не нужен врач! Со мной все в порядке, просто надо отдохнуть… — я оглядела комнату. Кроме нас с Адамом тут еще была Маринэ и какая-то незнакомая женщина лет сорока с небольшим, темноволосая и кудрявая, в белом халате. Не трудно было догадаться, что это и есть врач. Маринэ встревоженно переглянулась с Адамом. И друг шепотом обратился ко мне:

— Оль, послушай, это необходимо. У тебя все тело в синяках и царапинах…

Но я, не дослушав, перебила его и ответила таким же шепотом:

— Адам, синяки — это ерунда. Я быстро их залечу. Через два дня от них и следов не останется… ну, или они будут едва видны, вот увидишь! Не стоило ради этого вызывать врача.

— Да, возможно, ради этого не стоило. Но мы ведь не знаем насколько у тебя серьезные повреждения. Вдруг он тебе что-то растянул или сломал, а ты из-за шока пока не чувствуешь? А врач — профессионал, она это сразу увидит. Так что, пожалуйста, позволь она тебя осмотрит — уговаривал меня друг.

Я, конечно, понимала, что он, наверное, прав, но все равно не могла заставить себя согласиться на осмотр. Жалобно посмотрев на него, я проныла:

— Адам, я боюсь. Я не хочу, чтобы меня трогали чужие люди. После сегодняшнего кошмара для меня это ужасно противно и унизительно. Пожалуйста, не заставляй меня иди на это.

Парень беспомощно посмотрел на меня, потом тяжело вздохнул и повернулся к врачу:

— Простите, мы, кажется, напрасно вас вызвали. Боюсь, осмотр не состоится. Извините нас, пожалуйста.

Женщина вдруг послала нам широкую улыбку:

— Что, девушка не хочет меня к себе подпускать? Я ничуть не удивлена. Не волнуйтесь, молодой человек. По роду работы мне приходилось сталкиваться с жертвами насилия и то, что после всех перенесенных издевательств они бояться подпускать к себе других людей — вполне естественная реакция. Вообще-то я удивляюсь, как эта девушка так спокойно переносит ваше близкое присутствие: обычно, в первые несколько часов или даже дней пострадавшие от насилия люди забиваются в какой-нибудь угол и отбиваются от любого, кто желает оказать им помощь… Так что у вас, как я погляжу, все еще не так плохо — уверенно проговорила врач и дружелюбно обратилась ко мне — Девушка, не надо меня бояться. Я не буду лишний раз вас трогать, обещаю. Я ощупаю вас только там, где это необходимо. И это не займет много времени. Максимум, десять минут.

Я повнимательнее присмотрелась к врачу: лицо у нее было открытое и дружелюбное. Такое лицо вызывает доверие.

— Ну ладно — вздохнула я — Десять минут я потерплю. Приступайте.

— Да, сейчас начну — отозвалась врач, открывая свой чемоданчик и доставая оттуда медицинские перчатки — Только пусть молодой человек выйдет.

— Нет! Если он уйдет, то никакого осмотра не будет — отрезала я, покрепче вцепившись в руку Адама.

Врач удивленно замерла на месте, а Маринэ неодобрительно нахмурилась и попыталась меня образумить:

— Оль, но неудобно же! Он же — парень! Как ты не понимаешь? Тебе же придется раздеваться. А парень не должен видеть девушку раздетой, если только они не муж и жена. По крайней мере, у нас так принято. А у тебя дома разве не так?

— Так — вынуждена была признать я и упрямо добавила — Но он все равно останется здесь, или осмотра не будет. И это мое последнее слово.

Маринэ нахмурилась еще сильнее и неодобрительно поджала губы, а потом открыла рот, собираясь мне что-то сказать, но Адам ее опередил:

— Девочки, не ссорьтесь. Эта проблема легко решается. Я просто буду рядом сидеть, но отвернусь и не буду смотреть, вот и все. Такой вариант всех устроит?

— Да — тут же отозвалась я.

— А вдруг ты будешь подсматривать? — подозрительно прищурилась адамова невеста.

— Да не буду я подсматривать, честное слово. За кого ты меня принимаешь? — проворчал Адам и добавил едва слышно, видимо для себя — И к тому же, чего я там не видел? Я же собственноручно сегодня засовывал ее в ванну и доставал оттуда… — Но Маринэ, кажется, его услышала, и щеки у нее слегка порозовели.

Тем временем, врач оглядела смеющимися глазами нашу живописную троицу и спросила:

— Итак, что же вы решили?

Мы все выжидательно посмотрели на Маринэ. Та раздраженно выдохнула и неохотно ответила:

— Ладно, что ж теперь поделаешь, пусть остается.

— Спасибо — хором поблагодарили мы с Адамом, вызвав этим удивленную улыбку у врача.

Потом Адам отвернулся к двери. Мне пришлось раскрыться, стащить с себя всю одежду и ровно улечься поближе к краю кровати, чтобы доктору удобнее было меня осматривать. Я старалась смотреть исключительно в потолок и расслабить тело, чувствуя, как кожа покрывается мурашками от холода и ожидания неприятной процедуры. Но все оказалось не так уж страшно: врач почти меня не трогала, ощупала лишь ребра и ключицы, велела перевернуться на живот, быстро осмотрела спину и легонько провела рукой по позвоночнику. Я уж было обрадовалась, чувствуя, что осмотр подходит к концу. Но, видно, рано: женщина велела мне снова перевернуться на спину и, ловким движением раздвинув мне ноги, полезла туда, куда не надо. Я рефлекторно дернулась и зажалась, возмущенно крикнув:

— Нет, туда нельзя!

— Маринэ, что там такое? — сразу отреагировал Адам.

— Э-э-э, я не могу тебе сказать — неловко пробормотала девушка, и, кинув на нее взгляд, я увидела, что она стоит вся пунцовая, даже не смотря на смуглую кожу.

Врач принялась меня уговаривать:

— Послушайте, Оля, да? Здесь тоже необходимо проверить. На самом деле именно здесь и надо проверять в первую очередь, но, поскольку для пострадавших это больная зона, приходится оставлять ее под самый конец. И именно потому, что знаю, как остро реагируют жертвы насилия на этот участок тела, я и приступила к его осмотру без предупреждения. Не надо зажиматься, расслабьтесь, я ничего плохого вам не сделаю — увещевала меня женщина, но у моего тела уже не было к ней доверия, оно все сжалось и теперь воспринимало ее как врага. И как я ни старалась последовать рекомендациям доктора, мышцы отказывались мне подчиняться.

Адам, наверное, догадался, что за зона имелась в виду, потому что вдруг тихо попросил:

— Оль, пожалуйста, делай, как она говорит.

— Я пытаюсь, но не получается — беспомощно пожаловалась я ему — Тело меня не слушается!

— Так. Сейчас подумаем… О, слушай, а может ты попробуешь то упражнение тренера, которое я делал, когда лежал в больнице с переломом? Вдруг поможет.

— Ты про какое говоришь: про первое или про второе? — поневоле заинтересовалась я.

— Вообще-то про первое. Но можно и второе попробовать. Или сразу оба. Главное, чтобы помогло — отозвался друг.

— Ну ладно, сейчас. Дайте мне две минуты — обратилась я к врачу — я скажу, когда можно.

Закрыв глаза, я принялась глубоко и медленно дышать, представляя вокруг океан энергии и чувствуя, как энергетические потоки текут, пульсируют, скручиваются, расплетаются вокруг меня со всех сторон и пронизывают все пространство. Достигнув нужной концентрации, я принялась собирать доступную энергию и распределять ее по телу, уделяя особое внимание участку с зажатыми мышцами. Энергия легко текла по рукам, ногам и большей части туловища, но вот когда она достигала нужного мне места, то будто упиралась там в какой-то барьер и застревала, так и не проникая куда надо. Но я не сдавалась. Продолжая нагнетать все больше энергии к зажатым мышцам, я представила, как она тоненькими струйками вливается в заблокированный участок и свободно протекает по всем каналам, восстанавливая поврежденные структуры. Через несколько секунд я почувствовала, что мышцы начали постепенно расслабляться, и, спустя еще несколько секунд, очень осторожно (чтобы не сбить концентрацию), привела физическое тело в нужную позицию.

— Давайте — медленно выдохнула я. И тут же снова ощутила прикосновение резиновых перчаток к коже. Тело рефлекторно дернулось, но я уже взяла его под жесткий контроль и не дала ему закрыться, намертво зафиксировав в нужной позиции и отсчитывая про себя секунды неприятной мне процедуры. Через пятнадцать секунд, врач, наконец-то сказала:

— Ну вот и все, можете одеваться.

— Доктор, что там? — тут же спросил мой друг напряженным голосом.

— Ну, если не считать царапин, вроде бы все в порядке. Вы, Оля, можете не волноваться — обратилась она ко мне — Судя по всему, нападавший не смог или не успел довести дело до конца, поскольку, как вы были девушкой, так и остались.

Со стороны Адама послышался судорожный вздох, похоже, он даже дышать перестал от напряженного ожидания ответа. Я тоже восприняла эту новость с облегчением. Врач попрощалась с нами и вышла из комнаты вместе с Маринэ, которая отправилась ее проводить. А Адам внезапно очутился рядом с кроватью и, обняв меня, уткнулся лицом мне в шею, глухо прошептав:

— Я так боялся за тебя. Ты представить себе не можешь, как я рад, что с тобой все в порядке.

— Ну почему же не могу? — слабо усмехнулась я, погладив его по густым волосам — Отлично представляю. Я чувствовала себя точно так же тогда, в больнице, когда ты очнулся после аварии.

— Да, наверное — искренне улыбнулся он и очень неохотно отлепился от меня — А теперь тебе самое время поспать, а то из-за визита врача мне пришлось тебя разбудить всего лишь через полчаса, как ты уснула.

Я ласково погладила его по руке:

— Ладно, попробую. Только ты никуда не уходи.

Парень усмехнулся:

— Да не волнуйся, никуда я от тебя не денусь.

Едва он это произнес, как в комнату вернулась Маринэ и озабочено сказала:

— Слушай, Адам, там Тимур тебя зовет. Говорит, что Измаил уже двадцать минут как очнулся и ругается как ненормальный. Твой друг не знает, что с ним делать. У меня тоже вопрос: как ты планируешь с ним поступить?

— Еще пока не знаю — медленно проговорил парень, сурово сдвинув брови — Но, думаю, узнаю, когда его увижу — он взглянул на меня — Оль, пожалуйста, побудь с Маринэ минут десять-пятнадцать. Я все улажу и сразу вернусь.

— Ты же обещал мне, что никуда не уйдешь! — возмутилась я.

— Да, обещал — признал он — Но ты же понимаешь, что с этим типом надо что-то решать. И желательно это сделать до возвращения родителей Маринэ — озабоченно проговорил мой друг, взглянув на часы. А потом снова посмотрел на меня и ободряюще улыбнулся — Подруга, ты же сможешь без меня продержаться десять минут или чуть больше, а? Попытайся за это время уснуть. А я постараюсь долго не задерживаться. Договорились?

— Ну ладно, иди, что ж с тобой поделаешь — скрепя сердце согласилась я — Только, прошу, держи себя в руках. Я сейчас не в том состоянии, чтобы тебя останавливать.

— Так уж и быть, постараюсь его не убить — мрачно сказал Адам и с этими словами покинул наше женское общество.

Маринэ испуганно взглянула на меня:

— Оль, как ты думаешь, он правда способен убить Измаила?

Я помолчала, взвешивая и анализируя про себя свои ощущения от настроения своего друга, потом тихо ответила:

— Да, если тот очень сильно выведет его из себя. Адам и так все это время ходит по краю пропасти. Я чувствую, как в нем все клокочет при одном лишь упоминании… об этом человеке. Он, конечно, будет сдерживать себя сколько сможет, но не думаю, что сейчас его выдержки хватит надолго. Убить-то, может, и не убьет, но изобьет так, что мама родная не узнает. Так что, чем скорее Измаил исчезнет из его поля зрения, тем лучше.

— Э-э-э, Оль, ты не будешь против, если я тоже покину тебя ненадолго? — быстро спросила девушка, потихоньку пятясь к двери — Понимаешь, Измаил — мой друг, мне он ничего плохого не сделал. И я не хочу, чтобы его пристукнули в моем доме, пусть даже он это заслужил. Можно я пойду? — спросила девушка, взявшись за ручку двери, и едва дождавшись моего кивка, пулей вылетела за дверь.

В принципе, я ничего другого от нее и не ожидала. Конечно, ее тоже можно понять: бедная девушка оказалась между двух огней — старый друг стал враждовать с ее новыми друзьями, и она не знает, чью сторону принять. С одной стороны, друг был не прав и поступил плохо, но с другой — она ведь дружит с ним, как она сама сказала, почти семь лет. Да к тому же не просто дружит, а занимается с ним совместным творчеством. От этого факта нельзя так просто отмахнуться и сделать вид, что ничего не было. Так что я нисколько не винила Маринэ, что та побежала на выручку Измаилу. Вполне вероятно, что на ее месте я поступила бы так же.

Так я размышляла, лежа в кровати и пытаясь не думать о том, чем сейчас занят Адам. Но чем больше я так лежала, тем сильнее чувствовала, что сейчас я должна находиться вовсе не здесь, а совсем в другом месте. Внезапно проснувшаяся интуиция во весь голос вопила, что мне срочно нужно оказаться там, где сейчас происходят основные события, а не трусливо отсиживаться в комнате Маринэ, изображая из себя беспомощную кисейную барышню… Я изо всех сил старалась игнорировать недвусмысленные сигналы своего шестого чувства, потому что мне ужас как не хотелось опять столкнуться нос к носу со своим обидчиком, но внутренний голос оказался невероятно сильным и настойчивым. Он все-таки заставил меня подняться с кровати и кое-как, по стеночке, поплестись в сторону выхода из комнаты.

Оказавшись в коридоре, мне не составило труда определить направление своего дальнейшего движения: из дальней комнаты в конце коридора слышались крики и ругань. Заставив себя идти в ту сторону, я одновременно прислушивалась к долетавшим до меня фразам.

— Ну, давай же!! Чего ты медлишь? Ударь меня еще раз!!! — орал Измаил — Это же так благородно, бить безоружного человека, который даже ответить тебе не может, потому что твой прихлебатель держит меня сзади!! Ты, Адам Идолбаев — ненормальный псих! И мы все об этом знаем после того безобразного побоища, которое ты устроил зимой на улице!.. И подружка твоя такая же чокнутая!!! О-о-о… — послышался стон после смачного звука удара. Я в недоумении остановилась: «Не поняла. Он что, совсем больной? Зачем он его злит? Он ведь не может не понимать, как плачевно это может для него закончиться!»

— Не смей даже думать что-то в ее сторону, гаденыш! — это уже Адам — Ты даже кончика ногтя ее не достоин, урод. За каждую ее царапину или синяк ты мне отдельно ответишь по полной программе!!! — прорычал мой друг сдавленным от ярости голосом. «Ой-ей, дело совсем плохо!» — подумалось мне и я поспешно поковыляла в нужную сторону.

— Адам, не кипятись — я услышала недовольный голос Тимура — А то Маринэ опять придется полы отмывать от его крови… Хватит, я тебе говорю!

Я как раз успела добраться до места событий и, осторожно выглянув из-за дверного проема, увидела, как Адам пытается попасть по окровавленному Измаилу, словно по боксерской груше, а Тимур тягает его из стороны в сторону, заставляя Адама промахиваться. Маринэ стояла чуть в стороне, прикрыв ладошками рот, и кажется, пребывала в глубоком шоке от происходящего. Я ее отлично понимала. Никто не заметил моего появления, и я пока что не спешила обнаруживать свое присутствие, предпочитая наблюдать с безопасного расстояния. Ибрагимову скоро надоело уворачиваться с грузом на руках, поэтому он бросил Измаила на диван, словно тот был не человеком, а мешком с картошкой, и принял какую-то боевую позицию, видно, готовясь отразить удары уже не совсем вменяемого Адама.

Я посмотрела на Измаила. Выглядел он, мягко говоря, паршиво. Лицо было все в крови, глаза заплыли, нос скособочен (сломан?), растрепанные длинные волосы торчали во все стороны и тоже были измазаны в крови, одежда местами порвана и запачкана. Парень свернулся калачиком на диване, куда его так бесцеремонно бросили, и держался обеими руками за живот, не делая никаких попыток убежать с места происшествия или хотя бы подняться. При этом он наблюдал за моими дерущимися друзьями с непонятной удовлетворенной ухмылкой на разбитых губах, а потом кинул быстрый взгляд в сторону Маринэ, которая тоже наблюдала за дерущимися и ничего не заметила. Парень тут же отвернулся от нее, но на его лице я успела заметить странное выражение: какая-то дикая смесь обожания, тоски и обреченности промелькнула так быстро, что мне показалось, будто мне почудилось. «Да ладно! Не может быть!» — изумленно подумалось мне. Но додумать мою мысль и вытянуть за хвост едва забрезжившую догадку о причинах происходящего, мне не дали. Измаил вместо того, чтобы тихо лежать в сторонке и приходить в себя, вдруг оскорбительно крикнул моим друзьям:

— Эй, петухи! Мне вот интересно, вы за свою курицу, когда она у вас появилась, так же дрались, выясняя, кто первый ее оприходует или вместе ее топтали?

«Да он же специально их провоцирует!» — осознала я — «Зачем?! Чего он добивается? Он что, хочет, чтобы его убили?!». Мои друзья тем временем синхронно развернулись в сторону безумного самоубийцы и дружным строем двинулись к дивану с самыми недружественными намереньями.

— Стойте! Прекратите! — вдруг очнулась Маринэ — Ребята, ну что вы как какие-то звери? Давайте разберемся, как цивилизованные люди! — но парни и не подумали ее слушать. Они с двух сторон схватили Измаила как пушинку и поставили его на ноги. А тот, нисколько не задумываясь о последствиях своих слов, продолжал надрываться:

— Вот-вот, дорогая, ты абсолютно права — это не люди, а дикие звери! Посмотри, какие у тебя теперь друзья! Какой гадюшник ты пригрела у себя на груди! Думаешь, твой женишок или этот красавчик Тимур с твоей драгоценной Олей просто дружат? Как бы не так!

— Заткнись!!! — хором воскликнули мои друзья и с двух сторон весьма чувствительно пригладили его своими кулаками. Парень закашлялся, изо рта у него что-то потекло, но он и не думал останавливаться, продолжая что-то невразумительно булькать.

Маринэ сердито топнула ногой, и глаза у нее засверкали:

— Немедленно перестаньте!!! Вы не имеете права устраивать такое безобразие в моем доме! Измаил, ты, верно, от ударов по голове, совсем повредился в уме. Думай, что говоришь! А вы, олухи, прекратите его дубасить, а не то выбьете ему последние мозги, и он вам еще и не такое скажет!

— Нет, он нам за все ответит — лицо у Адама превратилось в суровую маску.

— Да, Маринэ, ты что, не видишь? Он же сам нарывается! — поддержал его на этот раз Тимур.

Измаил успел к этому моменту прокашляться и снова принялся за свое:

— Вот именно, Маринэ, ты ничего не видишь! Удивляюсь, какой ты стала слепой и наивной дурехой с тех пор как познакомилась с этим своим так называемым женихом! Эти козлы, что меня держат, видите ли, сказали тебе, что с своей шлюхой просто дружат, а ты и поверила, развесив уши! Кхе-кхе-кхе — снова закашлялся Измаил, потому что Тимур внезапно скрутил его в бараний рог, а Адам ударил в живот изо всей силы.

— За козлов и шлюху ты получишь отдельно! — прошипел он — Тимур, ну-ка выпрями его как следует, сейчас он мне за все ответит!!!

А придурок Измаил все не замолкал:

— Да они уже раз пятьсот друг с другом переспали и, наверняка смеются над тобой и твоей доверчивостью у тебя за спиной!! Маринэ, не будь дурой, очнись, у тебя рога невиданных размеров! А ты ни сном ни духом…

Тут одновременно произошло сразу несколько событий. Маринэ грозно нахмурилась, ткнула изящным пальчиком в своего партнера по танцам и указала ему на дверь:

— Измаил, замолчи сию же секунду! Ты врешь!! Убирайся из моего дома, чтобы духу твоего здесь не было!!! И не смей больше мне звонить, ты мне больше не друг!

На лице парня промелькнуло растерянное выражение, сменившееся безысходностью, болью и всепоглощающей тоской. Эти внезапно проявившиеся эмоции очень много мне о нем рассказали, и я, наконец-то, осознала причины странного поведения безумного Измаила. В то же время Тимур так сильно стиснул этого идиота, что едва не расплющил, а Адам замахнулся для удара, явно метя в голову, так что даже мне, полному чайнику в драках, стало ясно: этот удар может стать последним.

Интуиция сказала мне всего одно слово: «Сейчас!». Я выскочила из-за спасительного дверного косяка, успешно прикрывающего меня все это время и, в одно мгновение преодолев разделявшее нас расстояние (откуда только силы взялись?!), врезалась в Адама со спины, вереща как ненормальная:

— Адам, стой! Нельзя!!!

Мой друг явно не ожидал такого подвоха, и его удар не достиг цели, просвистев в миллиметре от Измаиловского уха. Парень развернулся и схватил меня за плечи, грозно рыкнув мне в лицо:

— Ольга! Что ты тут делаешь?! Ну-ка немедленно возвращайся в постель!

— О-о-о, а вот и наша подстилка пожаловала! — издевательски пропел Измаил. Я теперь понимала, что им движет, и не обратила на эту фразу никакого внимания, но Адам дернулся назад, собираясь, судя по всему, завершить начатое. Я схватила друга за рубашку:

— Адам, послушай, разве ты не видишь, что он вас провоцирует? Он ведь и добивается того, чтобы ты избил его до полусмерти. Ты не догадываешься зачем? — Друг непонимающе захлопал глазами, и я поскорее продолжила, пока его недоумение не прошло — Окажи мне услугу, дружище. Отойди в сторону и не вмешивайся в то, что будет происходить, чтобы не случилось. Даже если тебе покажется, что мне что-то угрожает, все равно не вмешивайся. Я сама с ним разберусь. Понял?

Любимый изумленно оглядел меня с ног до головы, быстро что-то прикинул в уме и зеленые глаза с тревогой заглянули в мои:

— Оль, ты уверена? А вдруг ты не справишься с ним?

— Верь мне. Я знаю, что делаю — твердо сказала я, спокойно и решительно глядя в любимые зеленые глаза. И я действительно знала: в то мгновение, когда я отлепилась от дверного косяка, чтобы остановить смертельный удар своего друга, мою голову вдруг осенил четкий план дальнейших действий. Ситуация была критическая, так что я не стала тратить время на обдумывание и анализ его реалистичности, а сразу приступила к практической реализации.

— Ой, посмотрите, как наши голубки милуются! — с мерзкой интонацией воскликнул Измаил — Вы еще поцелуйтесь!

— Не обращай внимания — спокойно улыбнулась я другу, предотвращая его очередную попытку прибить этого болтливого идиота — Пожалуйста, дай я сделаю то, зачем пришла. Ты скоро все поймешь.

Адам прочитал в моих глазах уверенность в своих силах и догадался, что я что-то задумала. Пожав плечами, он выпустил меня из своих крепких рук и сказал безразличным тоном, за которым я без труда прочла жгучее любопытство:

— Ладно, он — твой. Делай с ним, что хочешь. Но если у тебя ничего не выйдет, то я повыдергиваю ему все лишние части тела. И даже ты не сможешь меня остановить — серьезно глядя мне в глаза, предупредил мой друг.

— Хорошо. Только не мешай мне и ни в коем случае не вмешивайся — повторила я. Парень кивнул и, отойдя к стене, встал там, неподвижно скрестив руки на груди.

Я собралась с силами и развернулась к своему обидчику, мысленно прося Светлые Силы помочь мне настроиться на нужную волну и подобрать правильные слова. Преодолевая отвращение и брезгливость, я посмотрела Измаилу в лицо и успела заметить удивление в его глазах — видно он не ожидал, что Адам так быстро поддастся на мои уговоры и так спокойно уступит мне место, отойдя в сторону. Но удивление парня тут же сменилось издевательской улыбкой:

— Ну, шлюшка, с чем пожаловала? Что, тоже не терпится поучаствовать в моем избиении?

Я пропустила его слова мимо ушей и продолжала внимательно вглядываться в злые черные глаза. Я слушала себя, пытаясь отбросить или как-то отключить свои негативные эмоции, связанные с этим человеком и увидеть за внешней разбитой оболочкой его душу. Не скажу, что у меня сразу это получилось, но продолжая смотреть не на поверхность, а как бы вглубь Измаила, я вдруг ощутила, как ему больно и одиноко. Это мне подсказало, что какой-никакой контакт с его душой установлен. Парню явно стало не по себе от моего взгляда, он занервничал и опустил глаза, злобно буркнув:

— Чего уставилась?! Нравлюсь, да? А может ты соскучилась и пришла продолжить то, что твои друзья-идиоты не дали нам закончить?

— Измаил, Измаил, я понимаю, чего ты добиваешься, но, поверь, это не поможет — тихо и сочувственно произнесла я, стараясь вслушиваться в этот момент не в злые слова, а в боль души, скрытую за ними.

— Да? И чего же я добиваюсь? — саркастично ухмыльнувшись, спросил Измаил.

— Ты специально выводишь моих друзей из себя, чтобы они тебя избили до полусмерти на глазах у Маринэ, потому что ты хочешь, чтобы она тебя пожалела и, наконец-то, заметила. Ты хочешь показать ей, что они — изверги и не достойны ее дружбы. А все потому, что ты ревнуешь, Измаил. Ведь ты…

— Замолчи!! — перебил меня он — Заткни свой поганый рот, а не то пожалеешь!!! — он больше не ухмылялся, наоборот, я без труда почувствовала его изумление и страх, что правда выплывет наружу.

— Ты сам спросил, вот я и отвечаю — спокойно ответила я, продолжая удерживать его взгляд — К тому же, остальным пора узнать правду. Ты все это делаешь только потому, что любишь Маринэ, причем давно и безнадежно. Ты совсем измучился от этой безответной любви. И я не могу тебя винить, ведь это очень тяжело, когда объект твоей любви не отвечает тебе взаимностью, не замечает твоих чувств и вообще почти не обращает на тебя внимания.

Парень уже не кричал, а молча уставился на меня, прожигая черными глазами, в которых бушевала буря эмоций. Там были и отчаянье, и смятение, и злость, и страх, и стыд и Бог знает, что еще. Этот взгляд был таким красноречивым, что даже до Маринэ, наконец-то, дошла вся критичность ситуации:

— Ах, не может быть! Измаил, это правда?! — пораженно воскликнула девушка. Тот в ответ повесил голову и глухо признался:

— Да. Правда. Я влюбился в тебя сразу, как только увидел. Но мне было ясно как день, что тебе не нужна эта любовь, у тебя и так поклонников всегда было предостаточно. Тебе нужен был только хороший и надежный партнер по танцам, с которым у тебя были бы чисто деловые, ну, в крайнем случае, дружеские отношения. Ты сама мне так сказала еще в самом начале, помнишь? Если бы ты узнала, как я на самом деле к тебе отношусь, то просто сменила бы партнера. И я бы больше тебя не увидел. А мне не хотелось тебя терять — едва слышно произнес бедный парень, и я вместе с Измаилом ощутила, какой огромный груз свалился с его души, когда у него вырвалось это признание. Все в крайней степени удивления застыли на своих местах, переваривая полученную информацию. Я отметила это какой-то маленькой частью своего сознания, но основное свое внимание я концентрировала по-прежнему на Измаиле:

— Вот видишь, Измаил, давно надо было ей сказать. Я чувствую, что тебе стало легче на душе после этого признания. Зачем ты так измучил свою душу и довел себя до такого ужасного состояния? Ведь как так получилось? Пока Маринэ была в основном с тобой и ее подругами, ты еще как-то мирился с ее безразличием. Но вот на сцене появился Адам, и ты заметил, как он понравился Маринэ. Естественно, ты начал ревновать и возненавидел его всеми силами души, но даже не мог никак проявить свою ревность, ведь девушка о твоих чувствах ничего не знала. Ты не мог показать Маринэ, как тебе больно от того, что она все свое внимание направляет на другого человека, вот ревность и копилась в тебе, разъедая твою душу, словно серная кислота. А в следующий раз Адам не только сам приехал, но и захватил с собой симпатичного друга и подружку. Мало того, что из-за Тимура конкуренция за благосклонность девушки увеличилась, так еще она и львиную долю своего внимания стала уделять ничем не примечательной подружке жениха, то есть мне, а про тебя совсем забыла. Конечно, ты разозлился. И решил отомстить. Причем всем и сразу. Ты напал на меня, как на самую слабую, зная, что я не смогу отбиться, и тем самым мстил мне за то, что я «украла» у тебя внимание Маринэ. Кроме того, ты знал, что Адам и Тимур очень бережно ко мне относятся, и, надругавшись надо мной, ты одновременно мстил им за то, что Маринэ проводит теперь с ними больше времени, чем с тобой. Я думаю, ты действовал по принципу «око за око, зуб за зуб»: если Адам украл у тебя Маринэ, то ты считал себя вправе украсть у него меня, хоть замена и не равноценная. Все это ты сделал под влиянием ненависти и ревности. Но первопричиной была и остается любовь к этой девушке, в которой у тебя не хватило духу признаться. А вот сейчас ты от отчаянья пытаешься вызвать в Маринэ жалость, видимо надеясь, что со временем она когда-нибудь перерастет в любовь. Но ничего не выйдет, Измаил — тихо и устало вздохнула я, сочувственно глядя на его опущенную голову.

— Почему? — глухо спросил он, подняв взгляд и с безумным отчаяньем посмотрев мне в глаза.

— Потому что любовь не может родиться из жалости. Наоборот, жалость может разрушить все то хорошее, что испытывала к тебе Маринэ до этого случая. Посмотри на нее — я указала парню рукой на Маринэ и он послушно перевел взгляд — Сейчас ей тебя жалко. Видишь, ты добился, чего хотел. Но разве этого ты хотел на самом деле? Разве ты хотел, чтобы она смотрела на тебя такими глазами? Мне почему-то кажется, что ты добивался совсем другого…

Внезапно Измаил рванулся из ослабевшего захвата Тимура, который, судя по всему, заслушался моей речью и перестал следить за происходящим. Прежде надежно скрученный Ибрагимовым, он вырвался на свободу и, бухнувшись мне под ноги, обхватил руками мои колени, уткнувшись в них лбом:

— Ты, видно, ведьма! Ты все про всех знаешь! Заклинаю тебя, заставь ее полюбить меня! — упрашивал он меня, ни на кого не обращая внимания.

Я пошатнулась, с трудом удерживая равновесие и спиной чувствуя, как Адам рванулся мне на выручку, а Тимур бросился ловить сбежавшего подопечного. Но их вмешательство могло только все испортить, поскольку я точно знала, что со стороны Измаила в данный момент никакая опасность мне не угрожает. Пришлось отвлечься на секунду, поднять руку и выдать предупреждение:

— Не подходите. Стойте на месте. Адам, ты обещал мне не вмешиваться, помнишь?

— Но он же на тебя напал! — возмущенно воскликнул мой защитник.

— Нет. Это не то, что вы думаете — отозвалась я и, почувствовав, что они остановились, снова вернула все свое внимание Измаилу, как можно более ласково попросив его — Слушай, отпусти, пожалуйста, мои тощие коленки, а то мне так стоять неудобно.

Парень послушался, но тут же схватил меня за край юбки и зашептал, умоляюще заглядывая мне в глаза:

— Оль, пожалуйста, помоги мне! Я знаю, ты можешь! Я все тебе отдам, все, что угодно для тебя сделаю, только, пожалуйста, сделай так, чтобы она меня полюбила!!! — умолял он меня, униженно глядя снизу вверх. «Ой-ей-ей, как все запущено!» — мелькнуло в моей голове. Мне стало его жалко, но жалости нельзя было поддаваться, так что я вновь постаралась сосредоточиться на его душе. Присев перед ним на корточки, я осторожно погладила его по спине и с сожалением произнесла:

— Измаил, прости, даже если бы захотела, я не смогла бы тебе помочь. Никому не под силу заставить одного человека полюбить другого…

— Неправда! — перебил меня парень, и в глазах у него светилась безумная надежда и сумасшедшая решимость заполучить Маринэ во что бы то ни стало — Есть же разные колдуньи и прочие экстрасенсы, которые делают привороты-отвороты всякие. Разве ты так не можешь? Я же вижу, твои друзья от тебя без ума! Ты точно их приворожила!

— Нет, Измаил, ты ошибаешься. Во-первых, я не ведьма. «Всякие привороты-отвороты», как ты выразился, не моя стихия. Так что между мной и моими друзьями настоящая дружба, без всякого колдовства. А во-вторых, я кое-что знаю про привороты и расскажу тебе, чтобы ты понял, как опасно делать то, что ты предлагаешь. Приворот не вызывает любовь. Он всего лишь делает энергетическую привязку объекта любви к любящему человеку, вызывая в нем психологическую зависимость. Наверное, его действие можно сравнить с наркотиком: привороженный понимает, что тот, кто делал приворот, ему не нужен, но когда этого человека нет у него перед глазами, то начинается ломка. То есть, если ты ее приворожишь, Измаил, она тебя не полюбит. У нее просто появится зависимость на тебя, похожая на наркотическую. Она будет рядом с тобой, но при этом будет мучиться от своей зависимости и болезненной привязанности, организованной против ее воли. Ты сразу это почувствуешь и поймешь, что ты хотел совсем не этого. Все, кто использовал приворот, рано или поздно это понимают и пытаются его снять, да только такие действия никогда не обходятся без последствий: судьбы уже разрушены, психика искалечена. Неужели ты этого хочешь для себя и Маринэ?

— Нет — выдавил Измаил, обреченно опустив голову, и я ощутила, как его целиком охватывают беспросветная тоска и безнадежность. Я, едва касаясь, провела рукой по его спутанным и испачканным волосам:

— Ну-ну, не надо так расстраиваться. Вот что я тебе скажу. Любовь — это дар свыше. Она либо есть, либо ее нет. Но люди по глупости своей чаще всего превращают этот дар в проклятие, намертво соединяя саму любовь с объектом любви и страдая от отсутствия взаимности. Лишь немногие догадывается, какая это огромная сила и сколько пользы она может принести, если перестать концентрировать свое внимание на том, кого любишь и просто пребывать в состоянии любви… Но я вижу, что тебе это сейчас недоступно, слишком уж ты зациклился и измучался — я осторожно положила руки парню на плечи — Послушай, не в моих силах сделать то, что ты просишь. Но я могу помочь тебе понять, где ты запутался и осознать свои ошибки, чтобы ты больше их не повторял. Ты согласен принять мою помощь? — искренне сочувствуя, спросила я, пытаясь поймать его потухший взгляд. Измаил в ответ безразлично пожал плечами, и я восприняла это как знак согласия — Так вот. Как ты уже понял, никакая девушка не сможет полюбить парня из жалости, потому что своего избранника она должна уважать, а жалкого человека уважать невозможно. Мало того, чтобы завоевать любовь девушки, ты должен вызывать в ней восхищение и безграничное доверие к себе. Ты должен показать ей, что достоин ее любви, но не путем унижения других, а за счет своих личных качеств. И не стоит забывать о том, что и ей тоже требуется твое уважение. Она должна быть абсолютно уверена, что ты никогда не поставишь ее в унизительное положение и не предашь. Видишь теперь, насколько это идет вразрез с тем, что ты только что делал? Ты оскорбил и унизил Маринэ, засомневавшись в ее умственных способностях, заставил тебя стыдиться и краснеть перед гостями. Так что неудивительно, что она разозлилась и не хочет больше иметь с тобой ничего общего.

Парень посмотрел на меня смертельно усталым взглядом:

— Значит, она меня никогда не простит?

— Ну, я этого не говорила — медленно ответила я, пытаясь оформить в слова смутную подсказку Высших Сил, которая проявилась в моей голове, как только я услышала его вопрос — Все можно попытаться исправить. Если ты все еще хочешь с ней общаться, то придется постараться, чтобы вернуть утраченное уважение и доверие. Не факт, что это будет легко, но шанс есть. Для этого тебе нужно будет разобраться в себе, выкинуть все лишнее и научиться понимать, что Маринэ и твоя любовь к ней — это не одно и то же. Конечно, сейчас тебе кажется, что эта девушка — совершенно необходимая составляющая для твоего выживания, которая дает тебе силы жить и определяет весь твой смысл жизни, но это не так. Твои чувства к ней — вот необходимая составляющая, а Маринэ — всего лишь объект, через который они проявляются. Раздели их. Твоя любовь — это твой двигатель, твой личный источник вдохновения и силы, но нужно понимать, что двигателем является именно она, а вовсе не Маринэ. Наверное, осознать это будет непросто и на это может потребоваться время. Теперь вместо того, чтобы тосковать и чахнуть по девушке, которая тебя не замечает, тебе придется научиться быть ей благодарным за само ее существование и за то, что благодаря ей, твоя любовь может проявиться. Когда ты освободишь себя из того капкана безответности и обреченности, в который сам себя загнал, то перестанешь чувствовать себя таким потерянным и сможешь распространять силу своей любви не только на Маринэ, но и на другие живые объекты и вообще на весь мир в целом. Ты изменишься, твоя сила не будет уходить в холостую как сейчас, а будет светить вокруг тебя, словно маяк. Поверь, люди сразу это почувствуют и тоже изменят к тебе свое отношение. И Маринэ в том числе, она ведь тоже человек. Конечно, такая работа над собой не дает гарантий, что девушка тебя полюбит, но, думаю, хорошие дружеские отношения удастся восстановить и сохранить. Это понятно?

Парень медленно кивнул, зачарованно глядя на меня, и в черных глазах зажегся огонек интереса. Я слегка ему улыбнулась, почувствовав, что он меня действительно услышал и теперь обдумывает, как применить все то, что я рассказала на практике. К тому времени от усталости и пережитых волнений, я уже едва могла удерживать вертикальное положение (силы, так внезапно проявившиеся во мне в критический момент, покинули меня также внезапно), поэтому я решила поскорее заканчивать сеанс психотерапии:

— Измаил, думаю, сейчас будет лучше, если ты пойдешь домой и там все как следует обдумаешь. Только не выходи на улицу в таком виде — я обернулась к ребятам и попросила — Люди, кто-нибудь, пожалуйста, проводите его в ванную — никто не двинулся с места. Все стояли и завороженно смотрели на нас, как на восьмое чудо света. Это вызвало у меня невольную улыбку — Эй, друзья, отомрите. Уже все, представление закончилось.

Ребята тут же зашевелились и неуверенно заулыбались, кидая удивленные взгляды на Измаила и восхищенные — на меня. Я скромно опустила глаза и спросила еще раз:

— Ну что, проводит кто-нибудь Измаила в ванную или нет?

— Я провожу — откликнулась Маринэ, вызвав этим удивленно-радостную улыбку своего партнера по танцам.

— Я тебе помогу — тут же откликнулся Тимур. Девушка благосклонно кивнула, и улыбка Измаила сразу погасла. Он встал с пола, но прежде чем уйти, обернулся ко мне и, серьезно глядя в глаза, попросил:

— Ты прости меня за все, что я сделал. Поверь, я в этом раскаиваюсь. Теперь я — твой должник, и если тебе когда-нибудь потребуется помощь, можешь смело на меня рассчитывать… А знаешь, Ольга, ты совершенно необыкновенная девушка — вдруг усмехнулся он — Уверен, тебе не раз об этом говорили…

Я засмеялась:

— Ну да, ты прав, в последнее время я часто это слышу.

— Потому что это правда. И я очень рад, что судьба предоставила мне шанс с тобой познакомиться. Ну ладно, мне уже давно пора домой. Надеюсь, еще увидимся — и с этими словами он отвернулся от меня и, прихрамывая, поковылял в сторону Маринэ и Тимура.

Как только эти трое покинули комнату, Адам молниеносно оказался рядом, подхватил меня на руки с пола и поцеловал так крепко, что у меня сразу все поплыло перед глазами, и я совсем перестала соображать. Он застал меня врасплох, поэтому вместо того, чтобы отодвинуться, я обвила руками его шею, прижалась потеснее и, забыв о совести и приличиях, самозабвенно целовала его в ответ, вкладывая в этот поцелуй всю свою душу и любовь. Любимый от меня не отставал, и я чувствовала, как его любовь окутывает меня со всех сторон, согревая и снаружи, и изнутри. Разум вернулся ко мне, когда нам пришлось прерваться на две секунды, чтобы перевести дыхание. Я осознала, где нахожусь и поняла, что поддаваться чувствам сейчас — чистейшее безумие. Увернувшись от очередного поцелуя, я спрятала лицо у Адама на плече:

— Хватит, мой дорогой, это неправильно. Мы же сейчас в доме твоей невесты. А вдруг нас кто-нибудь увидит?

— Да, ты права — вздохнул мой любимый, и я почувствовала, каких трудов ему стоило заставить себя просто меня держать и ничего больше со мной не делать — Прости, не смог удержаться. Ты была просто великолепна! Ты представить себе не можешь, как я восхищаюсь и горжусь тобой!

— Спасибо — скромно поблагодарила я, в душе ужасно довольная столь высокой оценкой моих действий с его стороны. Мне было так уютно у него на руках, что глаза у меня стали закрываться сами собой — Слушай, дружище, ты не мог бы отнести меня обратно в кровать? А то у меня сил нет самой дойти.

— Конечно, отнесу, о чем ты говоришь. Я вообще удивляюсь, как у тебя хватило сил сюда добраться, да еще и вправить мозги этому чудику, после всего, что он с тобой сделал — ответил Адам, неся меня к указанному месту — Кстати, как ты узнала, что он влюблен в Маринэ? Никто же ведь не догадывался, даже она сама.

Я кривовато усмехнулась:

— Ну, ты же знаешь мой ответ: интуиция подсказала.

— О, ну вот так всегда! Вечно ты увиливаешь от прямого ответа — с улыбкой сказал мой друг.

— Но это правда. Я просто понаблюдала за вами из-за двери во время ваших разборок и увидела, какие странные взгляды Измаил кидает на Маринэ, вот и догадалась. Хотя, по-хорошему, мне следовало догадаться еще раньше, когда он мне сам про нее рассказывал, но я была так занята другими проблемами, что не обратила внимания на особые интонации в его голосе.

Адам донес меня до комнаты своей невесты и уложил в постель, заботливо укрыв одеялом, но вопросы у него явно не закончились:

— А вот скажи, что такое ты с ним там проделала, что он перестал кричать как полоумный и сам все рассказал? — любопытно сверкая зелеными глазами, спросил парень.

— Да ничего особенного я не делала. Просто старалась не обращать внимания на его защитную реакцию и говорила напрямую с его душой — сонно ответила я, пытаясь подавить зевок.

— Не понял. Как это? Что значит: «говорила с душой напрямую»?

— Слушай, дорогой, имей совесть — вяло возмутилась я — Дай мне хоть немножечко поспать, а потом я отвечу на все твои вопросы. Договорились?

— Без проблем — отозвался Адам — но на этот вопрос ты все-таки ответь сейчас, а то пока ты спишь, я тут умру от любопытства.

Пришлось кое-как разлепить глаза и укоризненно посмотреть на друга, но на него это не подействовало. Надо же, а я уже успела позабыть, каким он иногда бывает настырным, если ему приспичит что-то узнать! Обреченно вздохнув, я покорно ответила:

— Это значит, что я старалась смотреть не на поверхность, а как бы вглубь него. Я пыталась увидеть самую суть Измаила, не замутненную внешними эмоциями и страстями, то есть то, чем он является на самом деле, как бы его сердцевину… Не могу объяснить точнее. Вот к этой сердцевине я и обращалась, игнорируя все остальное. Ты, наверное, раньше слышал высказывание «все мы — суть одно целое»? Вот я и пыталась своей частью целого дотянуться до его части целого. И делала я это для того, чтобы выпустить боль и страдания, которые там накопились. Сам подумай, как бы ты себя чувствовал, если бы ты меня любил, а я семь лет не обращала на тебя внимания? — спросила я и выжидательно посмотрела в его глаза. Адам что-то прикинул в уме и тут же воскликнул:

— Да я бы с ума сошел! Я и месяц-то с огромным трудом выдержал…В общем, ясно, не повезло парню. И как только у него выдержки хватило столько продержаться?

— Да, бедняга. Теперь ты понимаешь, сколько в нем скопилось горечи, неудовлетворенности и боли? Не удивительно, что в его душе назрел такой нарыв, и он на всех обозлился. Конечно, это Измаила и того, что он сделал, не оправдывает, но понять его все-таки можно. Вот я и демонстрировала его душе свое понимание и сочувствие, и своими словами старалась заставить его говорить о том, что накопилось, чтобы он смог освободиться от этого, и его душе стало бы легче. Вот и все. Могу я теперь поспать?

— Можешь. Спи — разрешил Адам и ласково мне улыбнулся. Эта улыбка была последнее, что я запомнила, перед тем как провалиться в глубокий сон.

Адам

Я сидел на табуретке рядом со спящей Олей, смотрел на нее и думал, какое же она все-таки непредсказуемое создание: нашего Ибрагимова мурыжила больше месяца, прежде чем простить, да и то сделала это только под влиянием исключительных обстоятельств, а засранца Измаила простила в тот же день, хотя, если объективно посмотреть, он причинил ей гораздо больший вред, чем Тимур. Все-таки она у меня слишком добрая. Я вот до сих пор готов придушить этого гада, даже не смотря на то, что теперь понимаю, что им двигало и то, что окажись я на его месте мог бы повести себя еще хуже. У меня до сих пор все внутри переворачивается и холодеет при мысли о том, что он мог с ней сделать, если бы я еще хоть на пару минут задержался!

Сложно передать словами, какое облегчение я испытал, когда услышал от доктора, что этот урод не успел сделать то, что планировал. Хорошо, что авторитетное мнение врача я выслушал до того, как пошел разбираться с Измаилом, а не то бы я сразу, не задумываясь, прихлопнул бы его как муху и ничуть бы в этом не раскаялся. А парень точно спятил на почве любви, это как пить дать. Ну скажите, какой человек в здравом уме будет пытаться довести меня до белого каления, зная, на что я при этом способен? Только псих. Только этим можно объяснить то, что этот больной вместо того, чтобы извиниться, попросить прощения и попытаться как-то загладить свою вину, начал обзывать меня с Тимуром и оскорблять Олю едва мы с Маринэ появились в комнате. В начале я еще как-то пытался сдерживаться, и даже был удивлен как долго это у меня получалось, учитывая обстоятельства, но потом, конечно, сорвался и, велев Ибрагимову его держать, попробовал вбить в его тупую кочерыжку, что со мной нельзя разговаривать в таком тоне. К сожалению это не помогло, а лишь еще больше обострило ситуацию. Так что, если бы Ольга не появилась, в Шагировском доме точно бы сегодня случилось смертоубийство…

За этими мыслями меня застали Маринэ с Тимуром, заглянувшие в комнату и тихо прикрывшие за собой дверь.

— Как она? — шепотом спросила девушка.

— Устала сильно, но в целом хорошо. Если честно, она держится молодцом. Намного лучше, чем можно было ожидать, учитывая прошлый опыт — я обратил внимание, как при этих словах Ибрагимов понуро повесил голову и решил сменить тему — Измаил ушел?

— Да — ответила Маринэ — мы его проводили, и, знаешь, мне кажется, он стал каким-то другим… Более спокойным, что ли… Интересно, что Оля с ними проделала? Она не рассказывала?

— Рассказала, потому что я тоже об этом спросил. Говорит, что она как-то там поговорила с его душой и вытащила оттуда все, что накопилось за те семь лет, что он сох по тебе, Маринэ — девушка сконфуженно опустила глаза, а Тимур прокомментировал:

— Не знал, что она так может.

— Мы еще многого о ней не знаем — отозвался я — Впрочем, как и она сама. Насколько мне известно, у Оли нередко бывает, что решения сложных проблем приходят к ней только когда она начинает действовать, и часто она и сама не догадывается, что будет делать в следующую секунду.

— Да, это уж точно! Одно твое воскрешение чего стоит — вдруг ляпнул ни с того ни с сего Ибрагимов.

— Воскрешение? Какое еще воскрешение? — сразу же уцепилась за эту информацию Маринэ, от удивления заговорив в полный голос.

Я посмотрел на Тимура тяжелым взглядом: вот уж у кого язык без костей, так это у него! Но этот болтун не заметил моего предупреждающего взгляда и давай разливаться соловьем:

— Да у нас не так давно был случай, когда Адам попал в аварию, и его доставили в больницу в ужасном состоянии…

— Тимур, захлопни свою варежку — хмуро перебил я и перевел настороженный взгляд на невесту — Маринэ, не обижайся, но мы не будем рассказывать про этот случай, потому что Оле не нравится, когда мы слишком много болтаем на счет ее способностей. Я обещал ей, что постараюсь не распространяться про некоторые ситуации, которые с нами происходили. И ты, Ибрагимов, кстати, тоже обещал. Забыл?

Парень, видно, только сейчас сообразил, что кое о чем в присутствии моей невесты говорить совсем не следовало. Кинув виноватый взгляд на Маринэ, он вынужден был подтвердить:

— Да, точно, я тоже обещал. И придется сдержать свое слово, а то Ольга с меня голову снимет. Прости, Маринэ, видно тебе придется у самой Оли спросить про воскрешение. Но, если честно, я хоть убей, не понимаю, что такого уж секретного содержится в этой информации! — посетовал Ибрагимов.

— Ну, ребят, ну, пожалуйста, вы хоть намекните, что за воскрешение такое — принялась упрашивать нас Маринэ — если вы не скажете, я же умру от любопытства!

За разговором мы совсем забыли, где находимся, поэтому Олин недовольный голос, раздавшийся с кровати, стал для нас всех полнейшей неожиданностью:

— Слушайте, народ, ну дайте же мне поспать! Что это за консилиум над моей кроватью вы устроили? Найдите для бесед другое место! — мы виновато уставились на девушку, у которой глаза были по-прежнему закрыты, но лицо недовольно хмурилось.

— Все-все, мы уже уходим, отдыхай на здоровье — сразу на два тона тише сказала Маринэ и жестом поманила нас к выходу. Я встал, раздумывая, касалось ли Олино предложение идти в другое место и меня тоже или нет, и все-таки решил, что касалось. Мы все втроем как можно тише вышли из комнаты в коридор. Пока девушка не вспомнила про так интересующую ее тему воскрешения, я поспешил переключить ее на другое:

— Маринэ, как нам быть: Оля спит и лучше ее сейчас не будить, но уже поздно, нам давно пора домой. Я бы уже давно уехал, да только я пообещал Оле, что не буду оставлять ее одну. Если она проснется и узнает, что я нахожусь за пределами этого дома, то очень расстроится. Так что домой мы должны вернуться все вместе. Как думаешь, сколько еще мы можем подождать, прежде чем ее разбудить? И, кстати, где же твои родители?

— О, они, наверное, решили вдвоем поужинать в каком-нибудь ресторане, вот и задержались. Но это даже хорошо, ведь мы успели выпроводить Измаила до их возвращения. А что касается вас, ребята, то вы можете сегодня переночевать у нас, тогда и Олю будить не придется — дом-то большой, все поместятся. Только мне надо договориться с папой — озабоченно проговорила девушка, спускаясь вместе с нами по лестнице на первый этаж — А знаете что? Давайте чего-нибудь съедим, а? А то с этой беготней я что-то совсем проголодалась! — разумеется, нас не пришлось упрашивать и мы с энтузиазмом совершили налет на шагировскую кухню, где и застали неожиданно маму Маринэ. (Судя по всему, пока мы совещались в комнате моей невесты, ее родители успели вернуться домой.)

Женщина удивленно взглянула на нас, ставя на стол кастрюлю, из которой что-то аппетитно пахло:

— О, Маринэ, что ж ты не предупредила, что у нас будут гости? Мы с отцом пораньше бы приехали… А то я только сейчас накрываю на стол.

— Ой, мам, да ничего страшного. Понимаешь, наши гости не собирались оставаться допоздна, однако обстоятельства сложились так, что моей подруге, которую они сопровождают, стало плохо. Она сейчас спит в моей комнате, и будить ее очень нежелательно, а без нее они не могут уехать. Можно они у нас переночуют в гостевых комнатах, а?

— Ну, ты же знаешь, это у папы надо спрашивать, а не у меня — ответила родительница Маринэ, с сомнением нас рассматривая. Ко мне она пригляделась получше — Ты ведь Адам Идолбаев, да? Я бы с удовольствием оставила вас ночевать, но не могу решать такие вопросы без мужа. Вы присаживайтесь, поужинаем вместе. Эльдар Наумович сейчас машину в гараж поставит и придет. А вы пока помойте руки.

— Хорошо, мам — покладисто согласилась невеста и махнула нам с Тимуром — Пошли, ребята.

Помыв руки, мы вернулись на кухню, но там никого не было — супруги Шагировы уже сидели в столовой. Мы официально поздоровались с родителями Маринэ и заняли свои места. Едва мы расправились с вкуснейшим супом, и хозяйка принялась собирать пустые тарелки, отец Маринэ посмотрел на нас троих заинтересованным взглядом и спросил дочь:

— Итак, дорогая, я вижу у тебя в гостях младший сын моего старинного друга Мансура Идолбаева. Да не один, как выяснилось, а с друзьями. Может, представишь незнакомого мне молодого человека и расскажешь, что тут у вас случилось?

— Конечно, папочка! — Маринэ заулыбалась во все тридцать два зуба — Это Тимур Ибрагимов, он здесь родился, но живет в Москве. Они с Адамом и еще одной девушкой, которая сейчас спит в моей комнате, учатся там в одном институте. Девушку зовут Оля Соколова, мы очень сдружились за последнее время. Оля — совершенно необыкновенный человек, тебе она точно понравится! Я вас познакомлю, когда она проснется. Я бы и сейчас познакомила, но понимаешь, пап, сейчас ее нельзя будить, потому что ей днем стало плохо из-за того, что она… упала с лошади! Да, она упала с лошади. Оля совсем не умеет кататься верхом. А мы решили устроить конную прогулку, погода ведь была замечательная. Ну, вот и не уследили мы за ней. Пришлось разместить ее в моей комнате и вызвать врача. Но, к счастью, все обошлось без последствий, только небольшое сотрясение мозга — вдохновенно врала моя невестушка, мило улыбаясь и стреляя глазками в сторону своего отца. При этом выглядела она такой невинной и хорошенькой, что он размяк, благосклонно взирая на дочь, и по глазам было видно, что он старается не улыбаться — Вот я и хотела тебя попросить, папочка, можно мои друзья сегодня переночуют у нас? Ты ведь не будишь против? — спросила эта артистка, тревожно заглядывая в глаза своему родителю. Тот в ответ постарался грозно нахмурить брови, но у него ничего не вышло: мне было отлично видно, что он обожает свою дочь и готов разрешить ей почти все, что угодно.

— Ну что ж, пусть переночуют. Только, дочка, ты уверена, что с той девушкой все в порядке? Мне бы не хотелось, чтобы у нее остались плохие впечатления о нашем доме.

— Да, пап все хорошо, ее же врач осмотрел — девушка просияла сногсшибательной улыбкой — Спасибо, что разрешил им остаться!

Эльдар Наумович благосклонно улыбнулся дочери и обратил внимание на меня. Так что до конца ужина я отвечал на его вопросы о нашей семье и своей жизни за пределами Чечни. Наконец, ужин, а с ним и вопросы главы семьи Шагировых, закончились, и я попросил Маринэ проводить меня в мою комнату — этот внеплановый допрос окончательно вымотал меня, да и день выдался не из легких, так что я ужасно устал и планировал по Олиному примеру завалиться спать до утра. Только уже засыпая, я вспомнил, что так и не удосужился поговорить с Маринэ по поводу меня и Оли. «Ну и ладно» — устало подумал я — «завтра я с ней точно поговорю» — это была последняя моя осознанная мысль, после которой я сразу же провалился в глубокий сон без сновидений.