Стражники, завидев Марибора издалека, поспешили открыть ворота. Странно было то, что их здесь находилось больше, чем обычно.

"Видно, Заруба выставил".

Косматый муж, заросший бородой, улыбался — рад был видеть князя, да только от Марибора не укрылась тревога во взгляде.

— Кто приказал усилить стражу?

— Заруба, княже, — отозвался привратник и хотел ещё что-то добавить, но не возымел наглости.

И верно поступил, хоть что-то и знал, но лучше обо всём выспросить лично у воеводы.

Марибор свободно прошёл на площадку, где его встретили отроки, коих намедни он выбрал в детинец. Послав их к воеводам с повелением прийти терем, князь поднялся по лестнице и взошёл в пустеющую горницу. В воздухе витал запах ржавчины. Марибор оглядел стол, на котором стояла деревянная плошка с зерном для домашних духов, и уже успокоился бы, но запах, который был хорошо знаком, так и въедался. Взгляд случайно зацепился за сложенную на лавке одежду. Подойдя к ней, он подобрал кожух и расправил. Широкий в плечах, с мехом у ворота, явно мужской. Видно, здесь был кто-то, пока он пребывал у Чародуши. Марибор смял одёжу и бросил обратно. От скверных дум его отвлёк шум за дверью. Первым зашёл Стемир, взволнованный и в приподнятом духе. Впрочем, у тысяцкого имелась это черта в крови — пусть хоть гром грянет, у него найдётся повод, чтобы поёрничать.

— Вернулся! Мы уж и не чаяли тебя видеть! — раскинул он руки, словно для объятий.

Следом в дверях показался Заруба, угрюмый и хмурый.

— Рад видеть тебя, князь, в добром здравии, — прогромыхал он.

— Выкладывайте, что стряслось, а то на тебя больно смотреть, воевода, — обратился к нему Марибор. — Зачем лишних стражников на ворота поставил?

— Весть плохая.

Ступни князя будто в пол вросли, и сам он ненароком напрягся весь.

— Ну так говори.

— Отряд степняков идёт в нашу сторону, княже, — отчеканил Заруба.

Марибор сглотнул, снова страшно захотелось пить.

— Весть и впрямь неважная. Сколько же их, не выведали? Как далеко?

— А как же,— подхватил Стемир, — выведали.

— В три дня от нас пути, — перебил его Заруба. — Их четыре сотни.

— Четыре, — Марибор удивлённо приподнял брови. — Откуда?

— А кто их, бесов, знает, — отозвался воевода.

— Против стольких нам не выстоять, — пробубнил Стемир, но князь его не услышал.

Он задумчиво побарабанил по столу пальцами.

— Видимо, прознали об остроге. Иначе как можно объяснить их скопище в такой глуши, где раньше их и духу не было? — недоумевал Стемир.

— Нужно подумать, — наконец, сказал Марибор. — А те, что в дружину вступили, как они?

— Умелые воины, достойные, — отозвался Стемир. — За каждого поручиться могу.

Князь обвёл воинов взглядом.

— Дозорных ещё посылали?

— Посылали, к закату должны вернуться с доносом.

— Хорошо.

Заруба пожевал губами. Ясно, что ничего хорошего не намечается, но бывший тысяцкий терпеливо молчал, да и что тут скажешь? Угроза серьёзная, тем более, когда людей нет, воинов умелых мало, кому защищать острог?

— К вечеру сход собирайте и Гоенега зовите, — сказал, наконец, Марибор.

Заруба, хмуро проследив за князем, подобрался.

— Одолеем ли? — спросил он, въедаясь в него взглядом.

—Я хорошо их знаю. Ради наживы они тут… — сказал князь, видя напряжённое лицо воина, что продолжал буравить его стальным взором. — У меня с ним давние счёты, если помнишь. Я знаю их силы, и сдаётся мне, что они просто пускают туман в глаза.

— Я верю тебе. Сделаю всё, что скажешь, — сказал воевода и, выпуская Марибора из внимания, шагнул в сторону двери, но тот успел его задержать.

— Заруба! Спасибо.

Воин выждал, обдумывая сказанное, кивнул.

Как только ушли воеводы, Марибор, бросив мрачный взгляд на чужой кожух, прямиком направился в женскую сторону.Челядь не встречалась по пути. Князь миновал лестницу, взошёл в горницу чернавок, где было светло, душно и пахло жимолостью и рябиной. Постояв немного и не дождавшись, пока к нему кто-то выйдет, он зашагал к клети, чтобы окликнуть кого из девок и велеть позвать Зариславу, но едва взявшись за ручку двери, услышал тихие девичьи голоса.

— …Марибор только за порог, а Зарислава уже молодцев водит в терем.

— Узнает Малютка, уж точно не останется рядом, она вон как пригрелась подле её юбки.

— Вот теперь пусть знает, поделом ей. Думала, в хорошее место пристроилась, теперь же горько плакать будет…

Пальцы Марибора, что сдавили ручку двери, свело судорогой, и дыхание из груди пропало.

— Да и Всеволоду мало не покажется, коли князь прознает. Взашей выгонит, если не прибьёт.

Пол под ногами качнулся, будто в него ударилось что-то огромное. Марибор отворил дверь и вошёл внутрь.

Девицы испуганно повскакивали со своих мест, побледнели и, поняв всё, опустили взгляды. Князь осмотрел одну, а затем другую.

— Сегодня чтобы здесь я вас не видел, — сказал он сухим, безжизненным голосом.

Девки понурили ещё пуще головы, и ни одна из них не осмелилась и глаз поднять. Оставив их, Марибор глянул в сторону лестницы, что вела в покои Зариславы.

«Как он посмел войти сюда без моего позволения!»

— Нет, остановись, сейчас нельзя. Нельзя, — Марибор тряхнул головой, призывая разум, но его неумолимо глушила ярость.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Под рёбрами бешено колотилось сердце, будто сдавленное раскалёнными клещами.

"Не смей!" — приказал он себе. Проклятые сплетни! Но как не верить? Ведь в том, что Всеволод был тут, он не сомневался, и запах этот знакомый, Марибор отчётливо запомнил его. И кожух тоже Всевлода. Что тут делал этот юнец? К бесам эту умение, что было у него с рождения — слышать самые тонкие веяния запахов. К бесам всё!

Мысли пронзали, жалили одна больнее другой, разжигая неуёмное пламя бешенства. Марибор сжал зубы и, смяв бессильно кулаки, отвернулся, направился обратно в общую горницу. Не видя ничего перед собой, вышел на крыльцо. Никуда не хотелось идти и делать ничего — тоже. Мысли стали вязкими и липкими, что смола, утягивали вглубь черноты. Выходит, напрасно он доверился Всеволоду. Найти паскуду и шею свернуть!

"Леший его подери!"

На мгновение Марибор представил, что Зарислава предпочтёт другого, и мир раскололся надвое. Всё показалось вдруг бессмысленным — эта твердыня, народ, земля. Князь тряхнул головой. Народ ему поверил. Заруба, Стемир, Вратко, Будевой пошли за ним, их он не мог оставить, своих братьев по оружию. А теперь ещё и степняки — всё из рук вон плохо. Внутри закипел вулканом гнев, в глазах потемнело.

— Марибор!

Князь резко выдохнул, словно ему вонзили нож под рёбра. Он остановился и с великим усилием заставил себя разжать сведённые от напряжения судорогой кулаки, обернулся.

Зарислава торопливо спустилась вниз. И Марибор, если раньше хотел бежать прочь, то сейчас возжелал сдавить её в объятиях и доказать, что она должна принадлежать ему и больше никому. Но лучше ему держаться подальше от неё, особенно сейчас.

— Ты уходишь? — растерянно спросила она, беспокойно разглядывая его лицо, убирая за ухо выбившуюся светлую прядь волос.

И этот невинный жест заставил гнев скорчиться в болезненных судорогах. Сверкнуло обручье на запястье, будто нарочно дразня. Боги, что она делает с ним, что вытворяет?

— Мы ждали тебя.

Марибор фыркнул. "Мы"? Почему не "я"? Но он промолчал, вглядываясь в её черты, плавные, мягкие. За то время, что он был у Чародуши, Зарислава изменилась, взгляд стал твёрже, и волевая осанка появилась, но она была всё ещё той девицей из Ялыни. Она не стала его, с сожалением понял князь. И тем, что спал с ней, не сделал её ближе к себе. Она рождена для воли. Из неё бы вышла преданная жрица, верная богам. Может, и не следовало брать её с собой? Соперничать с силой, которая не вровень ему. Какой-то чужой показалась в этот миг, и он едва сдержался, чтобы с губ не сорвались жестокие слова.

— Марибор, что с тобой? — спросила тихо Зарислава, приблизившись. Кутаясь в шерстяной платок, она протянула руку, погладила по щеке, так искренне, заботится о нём.

— Не пугай меня.

Дышать стало труднее, взорвавшийся было гнев рассеялся, словно туман, от её близости, покоряющего невинного взгляда. Марибор коснулся округлого подбородка, провёл ладонью вверх по мягкой щеке, обхватывая лицо возлюбленной. Чувствуя тепло ладонью, он склонился, с жадностью впиваясь в её губы, прохладные, но нежные и податливые. Зарислава ответила на поцелуй мягко, покорно.

— Я скучала, — прошептала она едва слышно, и слова её врезались клином в голову.

Одним резким движением он подхватил Зариславу на руки, что та не успела толком ничего осознать, и широким шагом направился в свои покои.

Марибор, как одержимый, опрокинул травницу на постель. Не отрывая от неё взгляда, он сорвал с себя верхнюю одежду. Зарислава, пребывая в лёгком недоумении, молча наблюдала за ним. В её глазах не было испуга — это главное, ведь он не может больше сдерживаться, она живое пламя, самое одурманивающее, поглощающее, она для него всё — свет, без которого он не сможет существовать. И хоть в голове до сих пор слышны грязные слова чернавок, он не остановится, особенно сейчас, когда она такая горячая, пахнущая медовым цветом, когда в глазах её полыхает огонь желания, а пухлые губы едва заметно подрагивают от напряжения. Марибор потянул ворот платья с её плеч, оголяя грудь, полную, опускающуюся вниз при выдохе и плавно поднимающуюся вверх при вдохе. Он огладил её с упоением, чуть сжимая, красивую, мягкую и упругую, предназначенную только для того, чтобы ласкать.

— Смотри на меня, Зарислава, — сказал он, и лишь немного спустя понял, что это прозвучало приказом.

И она смотрела, глаза в глаза. Сердце забилось галопом, а кровь начала скапливаться внизу живота тугим напором. Глаза Зариславы стали ещё ярче и были похожи на искрящийся под солнцем лёд. Обласкав её набухшие, затверделые соски, он поочерёдно вобрал их в рот, чувствуя на языке сладковатый вкус, вбирая одурманивающий чистый запах, вбирая в самую глубь обоняния тонкие веяния, но этого было недостаточно.

Его никогда не прельщало, что те женщины, которые были в его постели, сами отдавались ему, показывая все своё искусное мастерство, соблазняли и ублажали. Ведь им нужен был не он, а его тело, его положение, пусть оно и было не главным в роду. Едва ли не каждая хотела прилипнуть к нему. Его раздражало видеть их по утрам.

С Зариславой было всё по-иному. Она другая, нежная и чистая, что речная лилия, и если о ней не заботиться, она закроется и больше не покажет себя настоящей, не явит ему свою сводящую с ума красоту и нежность.

Не в силах больше сдерживать распирающее изнутри возбуждение, Марибор подтянул Зариславу к себе. Какая же лёгкая, как лебяжий пух! А он, верно, задушит её, если будет наваливаться — он слишком здоровый, а она едва достигает макушкой его плеча. Но Зарислава подалась навстречу, обняла за шею, приоткрыв губы. Смесь дразнящих ароматов — её и его собственного — тут же обдала, вызывая новую мощную волну жара в паху до болезненного тугого напряжения. И не было никаких чужих запахов, только их. В голову порывом ветра ударил дурман, как если бы он стоял на горной вершине. Дыхание шумно зашелестело, вырываясь из его груди неровным потоком, когда нежные руки оказались на его бёдрах, скользнули вверх к животу, тонкие пальчики развязали тесьму на портах. Она желает его прямо сейчас. Прижимаясь к её горячим губам, он огладил её бёдра. И когда добирался до влажных лепестков, Зарислава вздрогнула под его касанием. Прикрыв блаженно ресницы, она прижалась к его в губам, оглаживая спину, каждую напряжённую мышцу, разжигая и без того огненное дыхание, тело. Обвив ногами его бёдра, Зарислава прильнула к его тугой налившейся горячим огнём плоти. Он едва не тронулся умом.

— Тебя так долго не было, — опалил висок её шёпот.

— Прости, — Марибор обхватил её талию, такую узкую. Да он просто дурак, что покинул её, не сказав ни слова. Зариславе, по-хорошему, нужно его прогнать, а не дарить ему наслаждение. — Я должен был... предупредить.

— Не оставляй меня больше, — прошептала она с каким-то отчаянием, от которого под рёбрами сжалось всё в терновый узел.

Терпение покинуло его, он подался вперёд, скользнув в её тело до самого упора. Она вздрогнула, выгнулась, впиваясь ногтями в кожу, от чего внутри всё сотряслось. Он желал владеть ей и делал это чуть резче и жестче, слыша через грохот сердца её всхлипы, что срывались с влажных раскрывшихся губ. И заводился ещё больше, не мог иначе, слишком истосковался, слишком безумно хотел её. В остывших за время его отсутствия покоях быстро стало душно, и прохладная испарина покрыла его спину, плечи. К лицу Зариславы липли рассыпавшиеся по постели золотисто-светлые волосы, мерцание которых завораживало. Она испытала наслаждение быстро, испустив тихий стон. Марибор, шумно дыша, сквозь грохот слушал сбивчивое дыхание Зариславы. Прижав её к себе, он излился. На короткий миг она замерла в его руках, а потом её тело обмякло, растаяло, как масло на огне. Он не отстранился, продолжая быть в ней как можно дольше — никогда ей не насытится. Её присутствие само по себе будоражило.

Немного спустя, не выпуская её из объятий, он отстранился.

— Ты был у Чародуши? — её голос прозвучал свежо и живо, как ручей по весне, а дыхание стало тише и ровнее.

Марибор повернул голову. Пасмурный день бросал на лицо Зариславы густые холодные тени, так же прохладно дрожал в её глазах огонёк пламени. Зацелованные губы горели на бледном лице, как калина на снегу. В этот миг, после близости с ним, она была ещё краше.

— Да. Нужно было кое-что выяснить.

— Выяснил? — спросила она, укрывая оголённое плечо покрывалом.

Марибор шумно выдохнул, с тяжестью посмотрев в потолок. Выяснил ли? И да, и нет, теперь казалось, что просто бессмысленно поднял ил со дна. Так же муторно и тяжело было на душе. Зарислава ждала ответа. Марибор запрокинул руку под голову травницы, та, устроившись удобно, прильнула теснее.

— Выяснил, — прошептал он сухо и тихо, и голос его был как осенний ветер, шелестевший в кроне пожухлой листвы. Марибор поцеловал её во влажный висок. Прижал крепче. Кто знает, что ждёт его завтра. Чем закончиться встреча со степняками?

— Завтра мы выдвигаемся к вражескому лагерю.

Зарислава перестала дышать, а потом пошевелилась, приподнимаясь. Её глаза беспокойно шарили по его лицу, пытаясь выискать что-то.

— Как? — дрогнули её губы.

Зачем он это говорит? Явно была не готова к такому, и Марибор пожалел, что сказал об этом. Её беспокойство пронзало, разрывая, будто сотня пущенных лучниками стрел.

— Идти к ним всё одно, что идти на смерть, — с отчаянной тоской сказала она.

Тёплые глаза совсем уж превратились в льдинки. Неужели волнуется за него? Вспомнив недавний приступ ревности, он проклял себя за подобную глупость. Просто не может её потерять, мысль о том, что она вдруг предпочтёт ему другого, раздавила, стирая в прах до последней частички, а сердце будто живьём выдернули из груди.

Не дождавшись ответа, Зарислава села, и Марибор смог сполна насладиться её красотой: плавными изгибами тела, шёлком волос, что покрывали плечи и падали на спину холодной волной ковыля. Рука сама потянулась. Он погладил её бедро, чувствуя бархат кожи, прохладную мягкость волос, наслаждаясь потоками её тепла, что проникли под самую кожу. Он задрожал от того, что к телу мгновенно прихлынула сила, как вода к высохшей земле.

— Я же пойду не один, со мной будут опытные воины.

Марибор, погладил её колено.

— Слышал ты про племя берлогов, что живут в этих землях? — вдруг спросила Зарислава.

Князь замер, припоминая разговор с Зарубой, случившийся ночью, перед тем, как Творимир явился к нему впервые. Рука так и застыла на колене.

— Слышал. Только откуда тебе это ведомо?

— Всеволод оттуда родом. Он знает путь к их убежищу.

Ладонь будто лизнул огонь, и он отнял руку. Что ж, Марибор догадывался, что парень не прост. Выходит, он, как и Заруба, потомок беров, и в другой раз князь бы удивился. Ему не нравилось, что она говорит "он", каждое слово о других мужчинах, сказанное Зариславой, оставляло только горечь и колючий ком, что подпирал к горлу. Впрочем, ей не понадобился его ответ, она сама обо всём догадалась.

— Всеволод был в тереме? — спросил Марибор стальным голосом, хоть и хотел сделать это мягче.

Зарислава потянула на себя покрывало, словно желала спрятаться.

— Он подрался с местными парнями. Они позавидовали ему, что он попал в дружину. Ему была нужна помощь. Я травница и обязана помочь — этому меня учила волхва Ветрия, — выдохнула она.

Потом опустилась рядом, ладонь её легла на его пальцы.

— Не ходи один. Ради богини-матери прошу.

Марибор вернул на неё взгляд, сжал тонкие пальцы, склонился, заглядывая в глаза.

— Пока ты рядом, со мной ничего не случится, обещаю, — прошептал он, покрывая её щёки поцелуями.

На лицо Зариславы легла тень печали, и взгляд её сделался отчуждённым.

— Не бойся, — прошептал Марибор, вытягивая её из раздумий.

Зарислава, к его удивлению, вдруг вскинула руку и быстро стянула с запястья обручье, вложила в его ладонь.

— Я буду молить богов. Будь осторожен. Я знаю, что долго тянула и должна была сделать это сразу, но боялась… И только боги знают, чего именно. Как-то всё навалилось сразу, но теперь я точно знаю, что хочу связать себя узами с тобой. Только возвращайся, — Зарислава прикусила губы. Помолчав, добавила: — Надеюсь, боги не прогневались за это на меня, и всё образуется.

Марибор слышал её через туман. Это было лучше, чем полёт беркута, чем бешеный бег… Так долго его выспрашивал, что эта вещь теперь казалась самым ценным, что у него есть. Сжав девичье украшение, нагретое её телом, он, задумчиво покрутив его в руке, глянул на Зариславу. Теперь она предстала перед ним совершенно другой. За короткий миг она будто повзрослела, став опытнее, сильнее. Отложив обручье в сторону, князь притянул возлюбленную к себе.

— Обещаю, — сказал он, огладив её хрупкие, что у птицы, лопатки.

— Позволь мне… — едва слышно промурлыкала Зарислава.

Откинув покрывало, без всякой робости она села сверху. Мягкая сладкая девочка, что ждала его всё это время, доверяет ему, желает его так же сильно, как он её, и это последние осознание сорвало все препятствия, как поток воды — плотину. И от этого он просто рехнулся.

Склонившись, накрыв волосами его грудь, будто воздушным облаком, Зарислава оставила на губах сладко-тёплый след губ и горячее дыхание, плавно опустилась. Марибор погрузился в глубину, по телу прошла волна дрожи. Зарислава, ощутив это, приподнялась, но только для того, чтобы опуститься вновь, заставив его вновь утонуть, напрячься и возбудиться до последней частички. Позволив ей плавно покачиваться вверх-вниз и ласкать его, он любовался ей. И стало невыносимо мучительно слышать её прерывистое дыхание, нежный едва слышный стон, ощущать себя в ней. Он скользнул руками по её раскрывшимся медленно двигающимся бёдрам, приласкал гладкий живот, накрыл ладонями подрагивающие белые груди с порозовевшими, заострёнными сосками, и больше ни о чём не смог думать, растворившись в блаженстве. Выдохнув сквозь стиснутые зубы, ощущая сполна всю её, Марибор откинулся на постель от разрывающей на части волны удовольствия. Его больше нет.