Когда Марибор сошёл с лестницы терема, на острог уже опускался сумрак. Хлынул ветер, подобрав жухлые листья и серебристую золу с крады, развеял по двору. Вглядываясь в густеющую темноту, разбавленную всполохами факелов, Марибор поднял ворот кожуха и направился к дружинной избе, где его должны были ждать. Выйдя из-за ворот, он увидел, как и предполагал, что из окон уже сочится оранжевый свет лучин.

Едва Марибор переступил порог горницы, Гоенег встретил приветствием.

— Рад видеть тебя, князь, в добром здравии, — сказал волхв. Положив ладони на стол, он спокойно смотрел со своего места и был невозмутим в отличие от воевод Зарубы и Стемира, которые сидели на взводе.

Пройдя вглубь избы, Марибор сбросил с плеч кожух и опустился во главу стола, окидывая присутствующих долгим взглядом.

— Один из гонцов, которых я посылал ещё утром в дозор, прибыл, — перешёл сразу к делу Заруба, сдвинув белёсые брови.

— Младший, Велеба, донёс, что степняки разбили лагерь вблизи деревни Кривицы, и похоже, становище там образовалось надолго. Триян остался следить, донесёт, коли те тронутся с места.

Марибор глянул на волхва. Сыновья Гоенега лучше всех знают окрестности, потому Заруба поступил разумно, послав их.

— Значит, степняки не станут нападать сразу, — понял князь. — Поэтому, нанесём удар первыми.

— Горячие мысли у тебя, княже, — отозвался волхв. — Людей в остроге не больше горсти зерна. Одолеешь ли?

— Одолею, если достану вождя. Без предводителя степняки не полезут, разбегутся, как крысы из затопленного погреба.

— Дружинники уже готовы к бою, — вспыхнул Заруба, кипя яростью, хоть сейчас пускай в атаку.

— Сколько человек?

— Семьдесят воинов.

— Семьдесят против четырёхсот — слишком неравны силы, — покачал седой головой Гоенег. — Мне остаётся только молить богов.

— Этого больше, чем достаточно, если подходить с умом, — возразил Стемир.

— И ещё, — вмешался Заруба. — Велеба сказал, что среди них есть женщина.

Марибор напряжённо сцепил в замок пальцы. Насколько он помнил, степняки своих женщин не берут в походы.

— Может, пленница?

— Может… — буркнул мрачно Заруба. — Вон они сколько деревень разгромили по пути, поди взяли кого…

Воцарилась давящая тишина, и воздух стал густой и неподвижный, как над болотом.

— Есть один выход, чтобы обезопасить себя, — сказал вдруг Гоенег, опомнившись первым, и хмуро глянул на Марибора. — Я вот что помыслил. Можно попытаться объединить силы с берлогами?

Марибор фыркнул — и волхв туда же.

— Я об этом слышал, но как их найти и уговориться?

— Уговориться почти и невозможно, — разочарованно опустил взгляд Гоенег, сдвигая на переносице густые брови. — Берлоги — вольное племя, у них достаточно силы, чтобы не зависеть ни от кого, к тому же их охраняет сам Велес — хозяин леса.

— Не ходи вокруг да около, отец, — перебил его Марибор, начиная раздражаться. — Говори яснее, раз начал. Как можно их перетянуть на нашу сторону?

Волхв вскинул глубокие, до речной синевы, глаза на князя.

— Я-то скажу, да только согласишься ли? — продолжил он плести домыслы, словно сети. — Берлогам нужны женщины, чтобы продлевать свой род. Они согласятся, если отдать им в качестве платы одну...

— Это хорошо, — хмыкнул Марибор, выслушав Гоенег до конца, осознавая к чему старец его склоняет. — Потребности их можно понять, но где же мы возьмём её? Сдаётся мне, добровольно никто не пойдёт из острога к чужакам... Или хочешь, чтоб я силой кого отправил, приказом?

Послышались глухие шаги за дверью. Мужчины разом повернулись в сторону выхода. На пороге к глубокому удивлению князя появился Всеволод.

— Зачем пришёл? — гаркнул Марибор быстрее, чем смог задушить всплеснувшийся гнев.

Все в глубоком недоумении уставились на своего правителя. Всеволод хоть и оторопел на миг, но на лице его и мускул не дрогнул. Князь гневно сощурился, едва сдерживаясь от того, чтобы взять его за грудки и встряхнуть хорошенько, чтобы тот отвечал, как подобает.

— Остынь, Марибор, — осадила колдунья князя, взойдя в избу вслед за парнем. — Ты мыслишь не о том.

Заруба со Стемиром с почтением преклонили головы, приветствуя Чародушу. Верно, никто из них не ждал столь уважаемую гостью, хоть и знали все, что колдунья объявилась в остроге. Она обвела непроницаемым взглядом воинов, задержалась на своём воспитаннике. Оставалось догадываться, что привело её на сход, знать, разгадала что-то... Марибору пришлось смириться с тем, что мальчишка тут, хоть присутствие Всеволода и злило его страшно.

— Важная весть у меня, — объявила Чародуша. Глаза её сверкнули жёлтым огнём, что волчьи — в ночи, не знал бы князь её, так и впрямь подумал бы, что ведьма. — Под стены острога вместе со степняками пришла Вагнара.

Челюсти Марибора сжались, да так, что хрустнуло за ушами — он не ослышался. Какого лешего сарьярьской княженке нужно здесь, в землях вергенов?! Рвался немой вопрос, но ответ пришёл сразу же — не иначе, как довершить начатое.

"Конечно, как же тут не догадаешься! Поди прознала, что живой и невредимый…"

В грудь мгновенно ткнулась слепая ярость, заныли болью зарубцевавшиеся раны на боку, напоминая о забытой скверной расправе. Всё хуже некуда, уж Вагнару он меньше всего хотел видеть. Проклятая блудница, не успокоится никак.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Всеволод знает дорогу к берлогам. Он покажет, — Чародуша поманила парня подойти ближе.

Медленно поднявшись со скамьи, Марибор приблизился к юнцу.

— Значит, ты берлог?

Взгляд Всеволода бесстрашно въелся в князя.

— Не совсем, — ответил он. — Моя мать из этого племени.

— И почему же ты до сих пор жив? Разве у вас не принято уничтожать… таких как ты?

Зеленоватые глаза Всеволода подёрнулись пеленой растерянности, но он не отвёл взгляда, выдержал.

— Мой отец спас меня, расплатившись за то своей жизнью.

Краем глаза Марибор заметил, как руки Зарубы мелко задрожали, верно, от гнева — кому как не ему были хорошо знакомы переживания мальчишки.

— Значит, ты сможешь отвести нас к вождю?

Он кивнул.

Князь и рад был бы внять ему, но глупая ревность затмевала разум. Задушив её, он попытался разумно осмыслить происходящее. Конечно, отправить Всеволода в логово зверей, равно приговорить к смерти. Прознай о нём берлоги, тут же растерзают парня, и брать его было бы сущей глупостью. Но тот, похоже, отважился всерьёз, готов помочь. Марибор почти укорил себя за то, что зря накинулся на парня.

— А платой станет Сарьярьская княженка, — утвердительно заявила колдунья, разрывая затянувшееся молчание. — Она, родом из племени берлогов. И пора бы ей вернуться к своим.

Князь медленно повернулся к Чародуше, проваливаясь в чёрную пропасть, даже оглушило на короткий миг.

— И давно ты знала об этом? — спросил он, пытаясь унять поднявшийся шквальный ураган внутри себя.

— С того мига, как почувствовала, что она где-то рядом.

Чародуша никогда не ошибалась и всегда предсказывала всё как на духу. В горнице воцарилась тишина, и каждый думал о своём. Воздух загустел, дышать становилось нечем.

— Если это так, то для них она станет ценным трофеем, — задорно присвистнул Заруба, разрывая давление.

— Но разве отец Вагнары из этого племени? Разве князь Светозар — берлог? — вскинул Марибор взгляд на колдунью, сопоставляя всё воедино.

— Нет, он нет…

А кто? Его жена? Всё, что он помнил из рассказов княженки, что матери Вагнары давно не было в живых. Едва девочке исполнилось семь зим, княгиню убили тати в лесу. Впрочем, тогда его мало волновала судьба Вагнары. Знал только, что князь Светозар взял другую жену.

— Двадцать три зимы назад в Сарьярьком княжестве ходили слухи, что жена Светозара изменила ему. Вагнара — внебрачная дочь, — заключила Чародуша. — Однажды я говорила тебе, что в этой девице много силы, но тогда я не могла увидеть, откуда она её берёт. Теперь же ясно.

— Женщины беров наделены огромной мощью, — вмешался Заруба, который был неплохо осведомлён о своих предках.

— Для простого смертного эта мощь может оказаться разрушающей, — Чародуша бегло глянула на Марибора, — Женщина-бер может легко подчинить себе любого обычного мужчину с помощью…близости.

— Выходит ты, Марибор, знаешь эту княженку? — спросил Гоенег, потеряв нить понимания. — Но почему она у степняков? Как она там оказалась?

— Это долгая история... сейчас нет времени говорить об этом, важно другое, — помрачнел князь, пытался вызвать в памяти образ Вагнары, но лик её расплывался перед глазами, и он всё никак не мог чётко представить её. Надо же, едва ли не каждую ночь любовался ей, теперь же напрочь забыл, остались в памяти лишь злые, полные ненависти, как ядовитые змеи, огни в её глазах при их последней встрече.

Стемир, что молчал всё это время, участливо кашлянул в кулак. Марибор ощутил на себе давящие взгляды воевод. Они ждали решения. И одно князь осознал отчётливо — Вагнару нужно остановить.

Больше не раздумывая, повернулся к Всеволоду.

— Собирайся. Покажешь дорогу к берлогам.

Глаза Всеволода сразу вспыхнули.

— Хорошо, — отозвался он и развернувшись, поспешил покинуть горницу.

Один за другим подобрались воеводы. Гоенег приблизился к Марибору.

— Жду вас у храма, чтобы дать благословение богов.

Марибор кивнул, и старец вышел вслед за воинами. Оставшись с Чародушей, князь обратился к ней.

— Ты всегда приходишь, слишком поздно.

Она улыбнулась слегка.

— Я всегда прихожу вовремя.

— Ты же знаешь что-то ещё, да?

— Я сказала то, что ты должен узнать. Всему своё время.

Ответ колдуньи не утешил.

— Я хочу, чтобы ты осталась здесь с Зариславой, пока меня не будет.

Чародуша тяжело выдохнула, и только теперь Марибор заметил усталость, что укрыла её лицо тяжёлым платом. Видно, её тоже измотала вся эта неразбериха со степняками.

— Если ты просишь, я останусь.

— Да, я прошу, — Марибор, оторвав пристальный взгляд от колдуньи, подобрал кожух и накинул его на плечи, бросил на наставницу хмурый взгляд, прощаясь, и вышел из избы. В который раз он осознал, что обязан колдунье по гроб жизни — сколько она сделала для него, не прося ничего взамен. И он всё не знал, как отблагодарить её.

Возвращаться в терем он не стал, чтобы не тревожить Зариславу. Когда он покинул травницу, та крепко спала, так зачем будить её и заставлять лишний раз беспокоиться. А потому он направился прямиком в детинец. Необходимо как следует снарядиться в дорогу, которая обещала быть долгой. А потом ещё и заглянуть в храм к Гоенегу. Чем закончится поход, не хотелось думать. Ко всему ещё ничего не известно с берлогами, согласятся ли они объединиться? Вагнара, конечно, хоть и ценная добыча для них, но блудницу ещё нужно поймать, хотя Марибор не сомневался, что та сама настигнет его прежде, чем он появится у Кривицы, а посему нужно быть готовым и к такому. Убивать, пусть она и много зла причинила не только ему, он не хотел. Ещё чего не хватало, марать руки и гневить богов, хоть она этого вполне заслужила. Если она окажется у берлогов, её участь и так будет незавидной. Те с ней, поди, церемониться не станут, и против них её чары бессильны.

Едва он появился в гудящем мужскими голосами детинце, отроки притащили броню и оружие, тёплые вещи и походные мешки. Пока Марибор собирался, объявился и Всеволод. Одет был тепло, но совершенно не для похода, да без всякого оружия, только холодно поблескивал нож на поясе. Марибор подал знак оружейным принести парню меч и хотя бы кожаный налатник, стальную броню же надевать неподготовленному было неразумно.

Тот хоть и преисполнился восхищением, когда в его руках оказалась холодная сталь, почти не показал и вида. Марибор только теперь заметил, что кисти бера были перевязаны. Всеволод обескураженно отвёл взгляд, верно, думая, что на него падёт немилость, но князю, если немного раньше он и горел всерьёз разобраться с парнем, теперь было не до того. Хотя вопросы всё стояли клином в горле.

— Мало ли, кто встретится нам по пути, — кивнул он на клинок. — Воин без меча, что рак без клешней, но вступать в атаку без моего на то согласия не смей.

По-хорошему, парню бы пройти посвящение и освятить меч молнией Перуна при первой грозе.

— Понял, — согласно кивнул Всеволод. Глаза его горели не хуже гнева бога воны, и Марибор поспешил охладить его.

— Ты пойдёшь со мной не до самого их становища. Покажешь дорогу и назад в острог вернёшься.

— Но... — возразил было Всеволод стухнув и потеряв запал, но Марибор смерил его тяжёлым, как броня, взглядом, вынудив совсем умолкнуть.

— Тебе что, жизнь не дорога? Мне не простят, если угроблю.

Всеволод шумно выдохнул.

— Всё сделаю, как велишь, князь.

Так-то лучше. Не хватало ещё и его вызволять, уж тогда с берлогами ему и вовсе не найти примирения, коли нужно будет вступаться за мальчишку.

К храму Марибор вышел вместе с Зарубой, Стемиром и Всеволодом. Волхв, возжигая огни на краде, вознося почти невнятным бормотанием молитвы к богам, пустил братину по кругу стоящих вдоль стен воинов. Жрецы, что помогали ему совершать ритуал, окуривали воздух какими-то приторно пахнущими благовониями, забивавшими глотку. Гоенег, взяв плошку с вязкой бурой кашицей, подступил к князю. Продолжая возносить молитвы, он окунул пальцы в зелье и поднёс руку к княжеской голове. Мазнули холодные пальцы по коже, начертав на лбу что-то. Марибор ощутил, как голову мгновенно окольцевал непонятный жар. Следующая очередь была воевод и Всеволода. Надо отдать должное последнему, руки парня не ходили ходуном, как должно было быть с первым нелёгким заданием, выпавшим на его долю, а в том, что Всеволод, впервые собрался в настоящий поход не было сомнений. Держался он твёрдо, впору ставить его другим отрокам в пример. Гоенег взглянул на юнца как-то тепло и по-отечески.

— Береги себя, — сказал он и отступил.

Воеводы переглянулись.

— Эти метки — символы огня, отпугнут злую силу, — пояснил Гоенег, закончив.

"Но не отпугнут смерть", — подумал с горечью Марибор, но вслух ничего не стал говорить. В конце концов, если Маре будет нужна его жизнь, он не сможет ей противостоять, хоть Творимир и учил его этому. Вспомнил старика, и его перекосило, а дыхание стало тяжёлым, потянуло камнем. Он уже и думать забыл о волхве, некстати тот вспомнился. Марибор всё же надеялся, что старик оставил его, по крайней мере, ему так казалось.

Когда они вышли из храма, была уже глубокая ночь, тускло и холодно, как искры снега, блестели в глубине черноты звёзды. Воздух заметно остыл, даже пар выходил из уст, клубился сизым кружевом в воздухе. Глубокая осень подкралась незаметно, того и гляди ударит мороз поутру, покроется земля белым искрящимся платом, обездвижив время, остудив и кровь, обратив всё вспять. Втянув в себя студёный воздух, Марибор окинул острог взглядом. У дальних ворот, мелькали факелы, там их ждут выведенные отроками лошади. Стражники застыли на постах, да и люд не спал в это время, горели повсюду лучины в рубленых оконцах построек.

— Пора, — нарушил Заруба холодную тишину.

Марибор глянул на воина.

— Со мной поедет Стемир, а ты выводи войско, у леса на Лысом перевале встретимся.

— Как же… — растерялся было Заруба, явно не готов к такому повороту.

— Не вынуждай и с тобой спорить, воевода, — огрызнулся Марибор. — Если я лишусь тебя, кто будет воевать со степняками?

Этим было всё сказано. Лицо Зарубы потемнело, он задумался.

— Сколько идти до этих берлогов? — спросил Марибор, поворачиваясь к Всеволоду.

— К заре должны уже вернуться обратно, если всё сладится.

— Вот и хорошо. Пошли.

Покинув двор храма, они вернулись к острогу. Им подвели осёдланных лошадей, и всадники тронулись в путь. Марибор погнал вороного вперёд, только и успел услышать, как скрипнули тяжёлые створки, да как прозвучало негромкое распоряжение Зарубы стражникам запирать ворота крепче. Агдив во мгновение ока остался позади.

Встречный порыв ветра оглушил, и Марибор лишь видел краем глаза мчавшихся тенями Стемира и Всеволода. Последний гнал мерина чуть вперёд, показывая путь. От холодного воздуха быстро занемели руки и лицо, остыла грудь и голова. Стало легче.

Сначала всадники держались кромки Денницы, потом Всеволод, взяв немного левее, отклонился к лесистому косогору, и вскоре тёмные воды реки скрылись из вида.

Молодой лес, что мелькал с обоих сторон, стремительно сменялся старым, загрубевшим и потемневшим от времени, и лошадям стало ещё труднее.

Всеволод напряжённо всматривался в дрогу, иногда пускал гнедого вперёд, снова возвращался, указывая путь дальше. Похоже, он и впрямь знал эти места, а ну как не раз наведывался.

— Откуда ты знаешь дорогу? — поравнялся с ним Марибор.

Лица парня в лесной темноте почти не было видно, но князь ощущал, что Всеволод напрягся, видно, разговаривать о том не хотел.

— Когда мне исполнилось тринадцать зим, моя мать неожиданно решила покинуть острог. Отец мой не один раз ловил её по пути и уговаривал вернутся назад. Тогда она много плакала и говорила, что ей нужно возвращаться к своим, что берлоги требуют вернуться в свой род, что грозят, если она не сделает этого, расправиться со мной и отцом. Тогда мать, подгадав время, снова покинула дом. Я проследил за ней, хоть отец мне и велел носа не казать за стены острога. Сам он был в то время на берегу реки. Узнав, где их логово, я поспешил домой, но меня нагнали почти у берега. Едва не убили, подоспел отец…

Всеволод замолк, но продолжать и не требовалось, и так стало ясно, что было потом.

— Отца растерзали, а матушка так и не вернулась… — всё же пояснил парень. Голос его стал сдавленным и глухим. — Гоенег и Пригода взяли меня под свою опеку.

— Да, суровый народец, — вздохнул Стемир.

Каждый погрузился в свои мысли. Когда Марибор очнулся, понял, что воздух потеплел и стал влажным, запахло болотной тиной. Туман окутал незаметно, размывая очертания деревьев, а дальше сажени так и вовсе ничего не разобрать. Знать неподалёку были топи. И в самом деле земля стала мягкой, и копыта лошадей начали вязнуть в земле. Путники задеревенели, когда из глубины леса раздался протяжный вой то ли волка, то ли ещё какого зверя, сразу не разобрать, но от такого крика холодок прокатился вдоль спины, опоясывая, хотя Марибору всякое приходилось слышать и видеть. Лошади забеспокоились, пыхтя и фыркая, затопали копытами. Терять их было немыслимо, иначе застрянут надолго — до зари им нужно успеть вернуться. Выругавшись, Стемир достал факел и с помощью Всеволода кресалом поджёг его. Ночь сразу отступила, и лошади поутихли.

— Нечистая сила, — сплюнул наземь тысяцкий.

Только спустя время, Марибор ощутил, что лоб жжёт, будто в рану насыпали перца. Верно, знаки, нанесённые Гоенегом, так отзываются на нежить.

Душераздирающие звуки так больше и не повторились, путники тронулись дальше. Стемир поторапливался, ехал немного впереди, освещая дорогу, которую всё больше развозила влага. Вскоре она превратилась в грязь. Лошади скользили копытами, оступались, фыркали. Стемир ругался на чём свет стоит. Всеволод совсем притих, его словно и не было с ними, всё его внимание было обращено в окружение. Чащоба редела, её уже и лесом не назовёшь, вместо пышных сосен, обступали трухлявые хлипкие осинки, хилые берёзки с подгнившими от неотступной сырости корнями.

— Далеко ещё? — окликнул Марибор парня, сознавая, что тот завёл их дальше, чем достаточно. Князь нутром чуял звериное племя, затерянное среди болот где-то рядом, поди, они уже тоже заметили чужаков.

— Впереди топь, — отозвался Всеволод сухим и тихим голосом, будто боялся, что его услышат. — За ней начинается скальный вал — земля племени берлогов, — юноша замолк, уставившись на Марибора просящим взглядом. — Княже, дозволь идти с тобой.

— Опять ты за своё?

Света от факела, что падал на одну сторону его лица, хватало для того, чтобы увидеть в глазах парня тусклый огонь и страха, и какой-то непонятной жажды. Князь вполне мог понять парня, ведь сам он точно так же искал ответы, жаждал истины, копаясь в своей памяти неустанно.

— Зачем тебе туда? — спросил он, хоть и знал ответ.

— Я проделал весь этот путь не для того, чтобы вернуться назад. Я хочу увидеть мать.

— Почему сейчас?

— Один боялся, — ответил он честно.

— Ну нет уж, — возмутился Стемир. — Гоенег нам голову открутит, коли с тобой что случится.

Парень резко дёрнул головой в сторону тысяцкого.

— Гоенег мне не отец, — огрызнулся он.

— Довольно! — оборвал его Марибор, вскипая. — Хватит. Вижу, что ты ещё не готов ступать на тропу воина, мужчины повзрослевшего. Ты мне нужен живым. И с тобой я ещё поговорю. Кажется, сегодня ты забыл кое-что у меня в тереме.

Марибор не хотел этого говорить, но парня нужно было как-то призвать к разуму. Всеволод и впрямь охолонул, виновато моргнул, видно, снизошла догадка, к чему князь его склоняет. Так пусть подумает теперь.

— А к старику имей совесть проявлять уважение. Пусть он тебе не отец, но воспитал и оберегал.

Последние слова, видно, больно ужалили, Всеволод стиснул челюсти, заходил кадык на горле.

— Развели тут спор, только время теряем. — Марибор зло откинул повод, ухватившись за луку седла, спешился. — Через топь на лошадях не пройти. Ты остаёшься, Всеволод, и присмотришь за ними, и если я тебя тут не найду, когда вернусь обратно, испытаешь мой гнев на себе, — он кинул на мшистый сук лысой ели повод.

— Сделаю всё, князь, — понурился парень.

— Вот и ладно, — хохотнул Стемир, спрыгивая с коня. — И в самом деле, если беры тут, то не думаю, что в таких болотах находится их обжитая деревня, скорее всего, военный пост, — попытался он по своей мягкой натуре сгладить острые углы, вручив Всеволоду факел.

Марибор  посмотрел в мрачные заросли багульника, окутанные туманом. Доля правды в словах тысяцкого имелась. Поправив  оружие на поясе, предчувствуя совсем не дружеский разговор, князь, глянув на Всеволода, повторил:

— Я на тебя надеюсь, — и шагнул в сторону топи.

Стемир поравнялся с Марибором, взявшись за рукоять меча. Шли молча, всё дальше удаляясь от места, где остался Всеволод. Туман густел, и казалось, что можно пропустить его сквозь пальцы. Почва под ногами становилась всё более мягкой и вязкой, вскоре в насквозь промоченных сапогах зачавкала вода, потяжелела одежда, а шерстяная накидка, напитавшись водой, сдавила плечи и спину. В мутной дали одна за другой появлялись лысые ветви ольхи и почерневшего ясеня.  Наконец, великому благу путников, земля под ногами начала твердеть, и воины вышли на опушку леса. Седой туман расступился, открывая скальные утёсы, похожие на корму ладьи, поросший богато ельником.

Раздался треск сучьев. Мужчины резко обернулись на звук. Марибор и не заметил, как похолодела сталь в стиснутой ладони, так и казалось, что в затылок ему кто-то смотрит, а затем послышалось чьё-то тяжёлое дыхание, но к путникам так никто и не вышел.

— Похоже, князь, мы тут не одни.

 Даже сквозь темноту Марибор увидел, как лицо Стемира побелело, в глазах блеснул страх.

— И… уже давно.

Мелькнул средь деревьев факел, потом ещё один и ещё, и можно было подумать, что это хищные глаза огромного матёрого бера, который был вдвое больше Марибора.

Но огни разъединились, и князь свободно выдохнул — ещё не хватало с медведем сражаться. Из мрака вышли двое мужчин, облачённых в волчьи шкуры, каждый под три аршина ростом. Светловолосые и совершенно не вооружённые. Один из них шагнул чуть вперёд. Марибор смог лучше разглядеть резкие черты лица, массивную нижнюю челюсть, заросшую русой бородой. Цепкий взгляд блуждал по чужакам и не был дружелюбным, скорее, хищным. Без сомнения, чистокровный бер. Но, как ни странно, князь не уловил никаких запахов, пахло только лесом, диким, дремучим.

— Кто такие? И зачем пришли? — зычно спросил бер.

Марибор коротко переглянулся со Стемиром и не успел ответить, как из леса вышла ещё целая толпа воинов.

— Я, Марибор Славерович, князь Агдива. Приехал, чтобы переговорить с вашим вождём.

Воины внимательно оглядели его, оценивая вид. Главарь перевёл взгляд на Стемира, задержал на нём взгляд чуть дольше.

— За мной, — наконец выдавил он.

Марибор повернулся к тысяцкому, тот помрачнел, сжав челюсти, кивнул, проследовав за князем. Цепочку завершили остальные воины. Шли долго в гору, поднимаясь по склону, поросшему папоротником и островерхими соснами. Ноги отяжелели быстро, и, не смотря на то, что спина взмокла от непрерывного подъёма вверх, ступни начали мёрзнуть, но Марибор почти этого не замечал, осматриваясь, вдыхая ставший по-зимнему холодный и тяжёлый воздух. С высоты он окинул местность взглядом. Где-то на дне ложбины остался Всеволод, погружённый в белёсый туман. Марибор теплил надежду, что отроку не придёт в голову следовать за ними, и он благоразумно останется ждать.

 Вскоре завиднелось множество тусклых огней, замелькали тени. Лес расступился, и путники вышли к укреплённому высоким частоколом тыну. Стемир едва слышно присвистнул. Он оказался прав, это был лагерь, никаких обжитых мест. Даже не расчищены от дремучих зарослей земли вокруг тына, ни сеновалов, ни дорог. Голые стены из бревен толщиной в обхват рук с щерящимися оскалом невеликими воротами. Пройдя сквозь них, путники сразу вышли на крытую площадку, по обе стороны которой тянулись грубые из необтёсанных брёвен постройки, видно, жилища самих беров. Духом женщины и не пахло — здесь жили только воины. Хоть Марибор и слышал, что с девами у этого народа не сильно густо, но не думал, что настолько. Хотя бер поднимается на поиски самки только по весне… Что ж, всё только на руку. В середине горела крада, над ней возвышался почерневший от копоти истукан бога Велеса. Огромный, почти в пять аршинов высотой, потемневший то ли от времени, то ли от копоти — поди, приносят тут жертвы, воздают хвалу, значит, человеческое что-то есть в этом народе.

Через пелену дыма показалось мужская фигура. Марибор напрягся, рука невольно опустилась на меч — хорошо, что стражники не изъяли, всё же с острым клинком поспокойнее, пусть даже кругом одни берлоги, которым с их толстой шкурой подобная железяка, что укус комара.

Берлог, поравнявшись с истуканом, остановился. Хоть Марибор и сам на рост и крепость свою не жаловался, но что и говорить, вид бера был внушителен — рослый, аршинный в плечах, с покатой грудью, с такими же, как и у других, светлыми волосами до плеч. Половина лица его тонула в ночной темноте, другая освещалась светом от крады, и были хорошо видны жёсткие, плотно слепленные губы, обрамлявшие их усы и короткая русая борода. Черты лица были суровы, а тени только углубляли их, делая ещё грознее, как этот самый лик божества. На груди внушительная связка оберегов из кости и железа. Брони и оружия, как и на других, на вожде не было. Одет был легко, в налатник нараспашку, суконные штаны и кожаные сапоги. Видно, холода им нипочём.

— Значит, вот кто осмелился перейти топь. В наших землях люди не появлялись уж поди как зим пять. Я Рагдар, вождь племени берлогов. Зачем пожаловал ко мне, правитель Агдива Марибор, сын волдаровского князя Славера?

"Значит, упредили уже", — оглянулся Марибор коротко на стражников, что встали за их спинами по обе стороны.

Князь решительно сделал шаг вперёд. Хоть и понимал своё уязвимое положение, должен был показать, что он тоже является хозяином своего народа, в конце концов, он так же опасен, как и любой бер, и сила его, хоть и скрытая, но куда могущественнее любых других чар.

— Рад встретиться с великим племенем, которое, как оказалось, живёт по соседству, — начал он говорить дружественно, но твёрдо. — Слышал ли ты, Рагдар, о степняках, что надвигаются в сторону Денницы? Я пришёл к тебе просить помощи.

— Всё, что происходит вокруг, мне известно, — ответил он, выслушав. — Но до них мне нет дела, сюда они не доберутся.

Рагдар нахмурился, жилы на его толстой шее натянулись.

— Я слышал, вам не хватает женщин…

Вождь заинтересованно сощурился.

— Среди степняков есть девица, она берлог...

Даже издали князь заметил, как сверкнули голодно глаза Рагдара, и, не упуская мига, продолжил:

— Степняки её так просто не отдадут. А я только  недавно прибыл из Волдара и не успел собрать столько дружинников, чтобы полностью разбить врага. Пришёл, чтобы объединить силы спалить лагерь и уничтожить до последнего супостата, чтобы впредь они забыли дорогу сюда.

Воцарилась тишина. Марибор ощутил спиной волнение Стемира — что, если вождь разозлится на подобное предложение, посчитав за унижение?

— Девица эта не из простых кровей, мать её — сарьярьская княгиня, отец — бер… но о нём никто не узнали.

Рагдар помолчал, и не было понятно, о чём он помышляет.

— Мне нужно подумать, — ответил, наконец, вождь.

Он подал знак воинам увести чужаков.

— Только думай недолго, — сказал Марибор, отрывая твёрдый взгляд от Рагдара, отступил в сторону ворот.