Едва Влада открыла глаза, как Купава стащила её с лежанки и вместе с Кветой и Младой, тихо смеясь, чтобы никого не разбудить, вытолкнула на задний двор. Плескаясь и обливаясь студёной водой, девицы визжали и шутили. Влада после вчерашнего пути чувствовала себя на диво хорошо. Любясь на зарю, она отстранённо наблюдала, как Купава веселилась, окатывая девок из корчика студёной водой, те визжали, норовили поймать лисицу и отплатить тем же. А взгляд Влады стал блуждать по вехам леса. В молчаливых еловых кронах ещё таился туман, а сине-лазоревое небо, будто глаза русалки, было таким глубоким и прохладным, что Владе отчаянно захотелось обратиться птицей, воспарить над лесом и хотя бы на миг окунуться в родниковую чистоту.

Так её потянуло в чащобу, что сил просто нет! Как давно она не гуляла по лесу и не вела разговоры с деревами, не дышала росой да мхом? Будто в другой жизни было всё это.

Игравшие девки не приметили, как Влада, отерев рушником лицо и шею, тихонько скользнула к высокому частоколу и незаметно нырнула за ворота постоялого двора. Оказавшись под сенью лиственниц, Влада неспешно пошла неприметной тропкой. Ночью не рассмотрела, что терем стоял на высоком берегу, а в низине пролеска виднелись срубы из восьми дворов. Люди с высоты казались что муравьи, спозаранок трудились на земле. Пройдя каменистый обрыв, углубилась в сумрак леса, который через пару саженей сменился дремучей глушью, и Влада ступала то по колючей хвое, то по мягкому мху, вдыхая полно сырой, пропитанный папоротником воздух. Утро выдалось на удивление тёплым, и ледяная вода только разгорячила кровь. Да и спала Влада нынче сладко, и снились ей родные берега и русалки. Белокожие, одна краше другой, с длинными золотистыми волосами, с синими, как озёра, и малахитовыми, как чешуя ящерицы, глазами. Они всё манили Владу за собой, всё тянули в омут, звали… Влада даже приостановилась, неожиданно припоминая, что ей виделась бабка-русалка. Кажется, она о чём-то предупреждала и упомянула о ведьме… Ясыне. Влада напряглась, лихорадочно вспоминая сон, но так и ничего не прояснила путного. Подивилась тому.

«Надо ж? Всего раз приснилась, и то не запомнила!» — уколола досада.

Так и не вытянув из памяти прорицание, Влада бросила эту затею. Это всё сказались переживания, коих за последнее время накопилось на душе девицы слишком много, чтобы справиться с ними. И нежданная весть о сватовстве, и прощание с матушкой. И отец, который продал её за пуд золота. И проклятие княжича. А Грефина… И уж что говорить про обручение и Полелю, да про отъезд в Кавию… И всё это обрушилось потоком, не позволив Владе вздохнуть полной грудью, оглядеться, осознать.

Влада задумалась о ведьме. Надо бы проверить, как чувствует себя Мирослав, не уменьшилась ли чёрная воронка, поглощающая его жизненные токи? Вчера он приходил к ней, но Влада не почувствовала ничего опасного, как это было в день обручения, когда её едва ли не смела с земли Навь. Неужели напасть отступила?

Ели вскоре сменились высокими буро-красными стволами, что были широки и громадны и заросли у земли плющом. Они величаво поднимались в небо, пронзая синие просторы вехами. Влада, миновав бурелом, облепленный мхом и лесными грибами, осторожно ступала по влажной земле, но всё глядела вверх, и чудилось, будто порхает меж крон. Так шла долго, вглядываясь в разлапистые вейи, пока не упёрлась в громадный, в три обхвата, дуб.

«И как вырос тут такой великан?» — подивилась Влада, обходя и осматривая древо с раскидистой тяжёлой поветью из молодых листьев. Приблизившись ещё, Влада ощутила такую мощь и волну тепла, что её ударило в грудь, едва не оттолкнув невидимой рукой, пронзая тысячами иголок. Перетерпев, она ощутила, как по телу раскатывается и заплетается чудными узорами сила.

Если бы Оногость видел его, то обязательно сделал бы это место священным, выложил бы и алтарь, преподнёс бы дары. Больше не медля, Влада скоро стянула рубаху, бросила на куст ежевики и, встряхнув волосами, подступила к древу, обхватила руками. Прижалась всем телом, чувствуя грубую шершавую, но тёплую кору. Прохлада леса обнимала приятно её голые плечи и бёдра, а к животу начали стекаться тугие потоки жизненной силы, пробуждая в ней былую мощь. Влада закрыла глаза, позволяя прохладным ручейкам бежать сквозь неё и уходить в землю через корни дуба и одновременно вверх, через ветви — в небо. И сделалось ей так хорошо и упоительно, что замерла, в потоке блажи позабыв, где она и куда следует. Губы сами собой зашептали заветные слова, которым учила её матушка.

— Мать Сыра Земля, уйми тоску кручинную, — Влада ступила по земле, обходя дерево, подступая с другого бока.

— Род-отец, поглоти ты чёрную силу в бездну кипучую.

Прошла к другой стороне, где мха на дубе было больше, обратилась:

— Макошь-матушка, утоли ты ненастье, уйми напасть.

Ещё шаг.

— Дерево-дуб, забери слово злое колдовское, возврати доброе родное.

Влада остановилась, погладила грубые и рыхлые борозды коры, вдыхая слегка горьковатый запах желудей. Закинула голову. В густой кроне мелькали лесные птицы. На Владу снизошла такая благодать, что, коснувшись губами коры, она прошептала горячо:

— Макошь, не раз обращаюсь к тебе, не раз совета прошу. Не оставь и теперь. Скажи, да весь путь мой покажи, имя врага мне укажи, кого бояться, кого остерегаться, с кем дружбу водить, а кого за дверь спровадить. Как зло утопить и жизнь чужую возродить.

Влада замерла, дыхание затаив. Шелестела мокрая от росы листва, изредка потрескивали вековые стволы. Дремучий лес безмолвно окружал и глушил слух, что осталось только биение собственного сердца. Влада вслушалась в глухие удары его и простояла так незнамо сколько.

— И как звать тебя?

Распахнув ресницы, Влада ахнула. Разомкнув руки, отпрянула от ствола дуба. Перед ней на бугорке стояла зеленоглазая дева с длинными волосами цвета лесного ореха, в светлой до щиколоток рубахе, подпоясанная веревкой, а на поясе гребень костяной и рог. В том, что пред ней стояла лесная берегиня, Влада не сомневалась, глаза те имели особое зелёно-голубое, как у смарагд-камня свечение.

Придя в себя, Влада преклонила голову.

— Владиславой матушка-Омелица нарекла.

— Раньше не видела тебя, — оглядела её дева с пристальным вниманием.

— Издалека я пришла, с Зеленолесья, там моя родина и дом.

— А сюда как забрела? — забеспокоилась хозяйка леса.

И понятно, почему, оберегает свои владения от чужаков.

— Не одна я, — призналась Влада. — На отшибе, на дворе постоялом, дружина княжеская заночевала. С ними я пришла. Путь держим в Кавию, он пролегать будет через острог Аксель, что в пятидесяти верстах отсюда будет.

Лесные берегини — не русалки, в омут не утянут. Считалось большой удачей встретить такую. Знать приглянулась ей чужеземка, теперь покровительствовать станет.

— Про Аксель знаю — это владения мои, и до самой реки Солки они простираются. Только не вовремя вы в путь-дорогу отравились, — нахмурилась берегиня.

— Почему?

— Душегубы ныне в лесах таятся, кровью землю поливают да деревья зелёные. Ты просила показать на врагов, вот и упреждаю. Уж как только не гоню их — не уходят, проклятые, всё не одолеть мне их, чёрным колдовством те защищены. Какая злая сила привела их, разведать бы мне… Знаю, что охоту ведут, а на кого — не ведаю, это в тайне держит вожак…

Влада сглотнула, а внутри так и заворочалась колючая тревога. А ведь сказывали, что путь безопасный. Может, берегиня попутала что?

— А я слышала, что враги на реке Сегенее таятся.

— Здесь татей тоже тьма, — отрезала берегиня.

Влада, осмелев, подступила к деве ближе.

— Как бы точно узнать мне, где именно они таятся?

— А как тут узнаешь? Ныне они у озёр, через миг в чаще лесной, на месте не сидят окаянные, всё костры жгут, зверей да птиц губят, белорыбицу из рек вылавливают без чина, без спроса да подношения жертвенного. Вольничают, поганые, уж не чаю, когда сгинут они в болотах.

Влада досадливо прикусила губу.

— Но коли надо, могу упредить, — отозвалась берегиня, наблюдая на лице Влады хмурость.

— Спасибо тебе, отблагодарю за помощь твою.

Только улыбка скользнула на устах берегини.

— Ничего мне не надо. Кровь в тебе древнего рода, а своим детям мы помогаем.

Кто это были «мы», Влада не решилась спросить и оставила эту затею.

Дева вдруг встрепенулась, округлила и без того бездонные огромные глаза и шепнула:

— Прячься скорее, — и тут же растаяла, оставив после себя зеленоватый туман, который быстро развеялся по воздуху.

Сердце Влады зашлось от удивления и страха, она скользнула за дуб, тесно прижавшись к стволу, затаилась, всё своё существо обращая в слух. А может, просто девки ищут её, небось спохватились уже давно.

«Рубаха!» — опомнилась Влада, но было уже поздно, послышался густой хруст веток, а потом всё разом стихло. Холодной змеёй по спине пополз страх. И кто это может быть? Если ищут её, почему молчат, не окликают?

Влада осторожно, пядь за пядью стала выглядывать из-за дерева, затаивая дыхание, боясь выдать себя. Берегиня предупредила, что тати колдовством владеют и учуять её могут вмиг, раз уже нашли след. Так и забилось под грудью отчаяние. Выхватила взглядом рыжие стволы, еловые тёмно-зелёные ветви, кусты орешника, низкие шипастые заросли ежевики и…

Влада облегчённо выдохнула. От сердца так и отлегло, что едва она не рухнула наземь, ноги сделались мягкими, и Владе пришлось опереться о дерево, держась за него. Как же напугалась.

Мирослав склонился, подобрал рубаху, смял в кулаке, поднял голову и посмотрел ровно туда, где и притаилась Влада.

— Ну, наконец-то, — выдохнул он. — Нашлась пропажа, — решительным шагом княжич направился к ней.

Влада скользнула обратно за дерево, вспыхивая, что лучина. Совершенно раздетая. Но не успела она об этом подумать, Мирослав обошёл дуб и, найдя её под кроной, схватил за плечи, грозно навис над ней, пронзая взволнованным взглядом.

Глаза его полнились сурьмяным блеском, пряча мучительную боль. Это совсем сбило с толку и обескуражило Владу.

— Почему ты всё время сбегаешь!? — спросил он, дыша глубоко и прерывисто, и Влада поняла, что он не шёл за ней по пятам, а бегал, искал её по всему окружению, выдавала это испарина на висках и скулах.

Влада растерянно смотрела на него, не в силах вымолвить и слова. Наверное, она глядела с виной, потому как княжич ослабил хватку.

— Я не хотела… мне нужно было…

Мирослав посмотрел на рубаху её, перевёл взор на обнажённую Владу, любопытно оглядел. Однако княжич не стал интересоваться, почему оказалась она здесь и что делала. И хорошо…

— Заведёшь ты меня однажды на калёный мост в пекло, — хмыкнул он, успокаиваясь совсем.

Однако не выпускал Владу и рубаху не отдавал, и теперь смотрел туманно, будто одурманенный мёдом.

— Не могу на тебя наглядеться, ты… красива. Обещай, что больше никогда не будешь сбегать от меня.

Во рту пересохло, Влада облизала губы, решаясь ответить княжичу, да только кивнула. Мирослав был очень близко, прикосновения его напомнили её первую ночь. Влада задрожала, вдыхая запах терпкого можжевельника с примесью пота. И от этого туман ударил в голову, и весь лес куда-то поплыл.

Мирослав коснулся её подбородка, погладил большим пальцем ямочку, губы.

— Я просто хочу, чтобы ты была… — прошептал он, склоняясь к Владе. — Вот здесь… — он взял её руку и положил себе на грудь.

Она ощутила частые удары. Подняла глаза, но не успела опомниться — огненное дыхание его обожгло её губы. Она закрыла глаза, позволяя Мирославу целовать её, и он целовал… целовал то нежно и ласково, то жадно и неистово, погружая Владу в тёплую реку забытья, где её то плавно качало на волнах блаженства, то подхватывал бурный горный поток и бросал из стороны в сторону, заставляя хвататься за княжича, как за спасительный берег. А в животе так и замирало. Влада будто падала с обрыва и вот-вот погрузится в ледяную глубину, и томление разливалось по рукам и ногам, делая её совершенно бессильной и слабой. И только сильные руки Мирослава, знающие тонкую грань между жёстким ударом и мягким касанием, подхватили её за бёдра, поднимая с земли. Он прижал жену к дереву, пылко целуя плечи и шею. Она только крепче обхватила Мирослава ногами, чувствуя налившуюся твёрдостью плоть. Выпав из яви, Влада обвила руками шею княжича, едва не застонала от желания, потом ладонями скользнула к его поясу, намереваясь развязать верёвки, но дрожащие пальцы её не слушались, княжич помог ей, но до чуткого слуха Влады вдруг докатились отдалённые голоса.

Мирослав их тоже услышал, Влада это поняла по тому, как закаменели его мышцы. Он опустил её обратно на землю, поднял с корней рубаху. Влада неуклюже просунула голову в ворот, быстро оделась, перекинув через плечо волосы. Мирослав ловко затянул пояс, подобрал с земли меч.

— Влада! — послышался голос Купавы.

— Влада!! — на этот раз прозвучал голос Любомилы.

«Вот же дурёха, заставила кого беспокоиться больше всего!» — укорила себя Влада.

Любомила о ней тужилась, пришла в опочивальню, чтобы утешить. А Влада о ней даже не помыслила, ушла без предупреждения.

— Если они будут так и дальше кричать, то созовут всех татей с округи, — фыркнул Мирослав, унимая сбившееся дыхание.

Он увлек Владу за собой, направляясь в ту сторону, откуда доносились голоса.

Успокоившись, княжна вспомнила о предупреждении берегини, но сказать об этом Мирославу ей не дали — окружили Квета и Млада. Купава же сопела от гнева, смеривая подругу тяжёлым взглядом. Любомила тихо улыбалась, и только в глазах гуляла ледяная тревога.

— И где же ты пропадала? Только с нами стояла, глядим, а тебя и след простыл, весь постоялый двор облазили, все закоулки, клети, нигде тебя нет. Уже и Святослав дружину отправил лес прочёсывать, — отчитывала сердито Купава.

Влада опустила виновато глаза. Не думала она, что её станут искать всеми. Да разве она долго была в лесу? Но когда они вышли к отшибу, поняла, что солнце уже вступило в зенит. Из-за неё пришлось задержаться. Влада помыслила, что нужно бы извиниться перед князем, однако его не выискала взглядом.

У частокола постоялого двора было настоящее столпотворение. Восседавший на мерине Дарён, по-видимому, только что вернувшийся с леса, спешился и пошёл навстречу.

— Нашлась, слава богам! — воскликнул он.

Влада густо покраснела, покаянно опустила взгляд в землю.

— Цела, невредима — и хорошо, — сказал старший княжич, напряжённо улыбаясь.

Любомила увлекла Владу за собой.

— Пойдём, нам нужно поспешить собираться в путь.

— Постой, мне нужно сказать…

— Скажешь по дороге, до заката к Акселю нужно нам добраться, чтоб в лесу не заночевать, — они вступили на двор.

Гридни, что взнуздывали коней, смеривали Владу пристальными и восхищёнными взглядами, от чего ей сделалось неловко, и она пожелала скорее оказаться в клети, пошла быстрее. Хорошо, что с Митрицей не довелось столкнуться, та, наверное, со своими боярынями ожидала под кровом.

Квета и Млада принялись собирать припаздывающую Владу, предлагая наряды богатые. Но та надела льняное простенькое платье без украшений, повязалась поясом кожаным с мехом — так она всегда одевалась на родине. Купава же нарядилась в бархатный опашень, не забыв повязать на голову венец из бирюзового бисера. На медных волосах он смотрелся броско. Любомила, проследив за сборами, пошла было из клети, но Влада, вовремя опомнившись, успела окликнуть.

— Это важно. Прошу, присядь и послушай, — всё же Влада попривыкла к княжне за эти дни, да только ещё не узнали они друг друга, как следует.

Любомила откликнулась и присела, как просила её Влада, намереваясь выслушать. И пока Квета заплетала волосы, продирая гребнем, Влада поведала о том, что рассказала ей берегиня. Любомила слушала внимательно и молча, однако побледнела, с сомнением спросила:

— А не напутала ли лесная дева?

— Я тоже не поверила, но она сказывала о вожде. Ни этот ли… Бату? — припомнила Влада подслушанный разговор княжичей ещё тогда, у бани, перед обручением.

И при воспоминании этом на грудь легла ледяная глыба, пробуждая стихшую обиду.

Тут уж княжна совсем побелела. Влада решилась уж было справиться о её здоровье, да только та резко поднялась.

— Я сейчас приду, — проронила она и вышла.

Вернулась, как и обещала, быстро и уже не такой бледной, однако по-прежнему тревожной.

Квета на концы кос повесила кованные накосники-обереги. Теперь при каждом движении они легонько позвякивали — с ними уже не схоронишься, выдадут. Купава, верно, тоже так подумала, усмехнулась за спиной. Влада поднялась, и все вместе они спустились на порог.

Во дворе их ждали осёдланные лошади. Влада прошла к своей молочного цвета кобылице, воин тут же помог подняться в седло. Но, не ожидая того, налетела княжна на тягучий взгляд Мирослава, внутри так и всколыхнулось волнение, от чего к лицу поднялся жар, приводя Владу в онемение. Попыталась придать своему виду уверенность, да не вышло ничего. Робко опустила ресницы, сжав в подрагивающих руках повод. Вспомнила случившуюся у дуба встречу…

— Влада, что с тобой? — спросила Купава, выдернув подругу из задумчивости.

Ещё пуще краснея, Влада встрепенулась. Но Купава быстро поняла, что могло так взволновать её, осеклась и потупила взгляд. От Любомилы ничего не ускользнуло, и княжна только участливо улыбнулась. Влада от излишнего внимания совсем было растерялась. Придав своему виду твёрдости, погнала со двора кобылу вперёд девиц. Ноги уже не так болели и начали привыкать к верховой езде, благо кобыла попалась спокойная, и Влада легко с ней справлялась.

Дружина по обычаю ушла вперёд, забирая на север, справно погоняя коней, но на этот раз стяги не стали поднимать — в глуши это без надобности. Мирослав был где-то впереди с Дарёном и князем Святославом. Пробрало любопытство — Любомила, должно быть, поведала о берегине, как они восприняли слова её, узнать бы.

«Может, высмеяли? Тоже возомнила о себе ведунью! С духами лесными разговаривать».

И Влада едва не пожалела, что сболтнула про берегиню, но лучше предупредить о беде, нежели в молчанку играть и опасности всех подвергать. К тому же, что ещё бы придумала иного? Откуда узнала о тайне сей в пуще лесной? Вот тогда бы точно от души посмеялись над ней.

Мирослав… он нашёл её. Именно он, никто другой. Совпадение ли, или услышал русалью кровь? Если и почуял, то наверняка не сознал того…

Влада припомнила и Грефину — первое знакомство с ней и то, как она желала спровадить сестру обратно в Калогост, а сама в постель легла к княжичу. Яд ревности мгновенно отравил, парализуя чувства, что даже во рту горько стало. Не верилось — пусть и не родная, но всё же по отцовой крови сестра залезла в постель к княжичу, который, по сути, стал Владе в ту ночь мужем? А Мирослав… после того, как был с ней на реке, обнимал пылко, ласкал, шептал горячие слова, как мог взять княжну той же ночью? Сделалось не сносимо отвратно. Влада крепко сжала в кулаке холодные обереги.

— Всё хорошо? Как чувствуешь себя?

Влада вздрогнула и оцепенела. Рядом мерно ехала княгиня Митрица Светозаровна, которая давно поравнялась с ней.

— Я… справлюсь… — ответила невпопад Влада, борясь с неловкостью.

Прежде Митрицу доводилось видеть издали, на обручении во время благословления и то не успела толком разглядеть княгиню, однако поняла сразу — в отличии от вспыльчивой Агнии, от Митрицы веяло спокойствием и доброжелательностью.

— Правду сказывала Любомила, что ты с лесной берегиней разговор вела?

— Верно, — не стала отрекаться Влада.

Дружина уже давно углубилась в тень леса, спеша, понукая лошадей. Чуть позади держались следом Квета, Млада и Купава. Ещё дальше боярыни. Замыкали цепочку холопы и часть дружины.

— Мне тоже хочется получше узнать, — по другую сторону примкнула Любомила. — Я только в отрочестве наслышана о них, да от людей, что живут рядом с лесом. В стенах княжества не узреть дива сего. Ты же дочь Омелицы. О ней много наслышаны мы — чудотворница и знахарка сильная. А вот что дочь растила, мало кто сказывал о том. Да и обавница, в чём сила твоя? — огорошила Владу княжна.

Она глянула на Митрицу, которая одобрительно кивнула Любомиле и обратила на Владу ожидающий взгляд, требующий всех разъяснений. И тут-то стало понятно, что попалась.

Сложно объяснить неведомое другим, только душа знает ответы, а в слова обличить бессильна Влада. Мало нынче людей, что в силе могут душами прикасаться. А для веданья разве многое надо? Только открыться и зреть не поверх, а в самую глубь, цепляясь за нити, из коих соткан воздух. У Любомилы нити вокруг справные, без узелков, без путанных клубков, золотисто-медовые. У Дарёна нити алые, что руда, сильна в нём кровь рода, поредки его покровительствуют внуку своему, под защитой он небывалой. Мирослав же, не ведая рода своего, легко дался проклятию: опутан что паутиной липкой, не пробиться сквозь неё, не коснуться ни умом, ни сердцем… Только ждать и остаётся да снова и снова пытаться расплести клубок заклятий, ослабляя их. И не смотря на тьму его, душу всё равно не обманешь, она лучше очей зрит.

Митрица Светозаровна всё ещё смотрела на Владу, надеясь получить хотя бы какие-то ответы. И смотрела без осуждения, укора и сухости, а терпеливо и спокойно. Влада ещё на обручении приметила, как сильно она чает за сына своего младшего, и что, видно, давно поселилась в зелёных глазах её усталость. Нет, она не Агния, властная и гордая княгиня Саркила, с которой Владе по глупости своей девичьей довелось повстречаться. И узнать Митрицу ещё только предстоит ей, а потому решила выбирать слова тщательно.

— Сила в том, чтобы зло искоренять, а добро приумножать.

Губ Митрицы коснулась одобряющая улыбка.

— Слышу я мудрость в речах твоих.

— За это матушку свою благодарю и буду кланяться до последних дней за то, что мудрость мне свою передала.

— И почему боги мне не послали ещё и дочку… — отозвалась княгиня.

Влада отвела глаза. Но тут вдруг заметила впереди, как дружина встала. К горлу так и подкатил ком страха.

— Что там?

— Не волнуйся, — успокоила Митрица Светозаровна. — Раз такое дело… решил князь, что надо разделиться. Часть дружины во главе с Дарёном и Мирославом с нами останется, вместе со старшим боярином Вершей, а другая часть с князем Святославом в обгон поедет, чтобы загодя путь проведать, они-то налегке быстрее и справнее погонят коней, нежели с нами.

Дружина и впрямь начала разделяться.

— Не волнуйся, не впервой нам походы такие совершать. Всё хорошо будет. Главное, доберёмся до Акселя, а там рукой подать до дома.

Однако слова Митрицы Светозаровны не уняли волнения. Не понравилось Владе решение такое, но что может сделать она? Княжна обернулась. Купава беспокойно смотрела — слышала она, видно, каждое слово. Боярыни и холопки с частью дружины подтянулись и всеми вместе пустили лошадей вслед за княжичами, тогда как князь Святослав с боярами увёл дружину на юг.

Знать не посмеялись, послушали слова её…

— Добран с нами остался, — шепнула Купава ликующе.

Вот чего так беспокоилась — всё высматривала любимого своего.

— Ты бы показала мне его, — приглушённо шепнула в ответ Влада. — Хотя бы одним глазком взглянуть.

— Знаю я твой глаз, — посерьёзнела Купава. — Одного вида хватит, чтобы сердцем молодца завладеть.

Влада даже вытянулась — слова Купавы ударили, что копьём в сердце. Огляделась, не услышал ли их ещё кто. Но нет, Митрица увела лошадь вперёд вместе с боярынями, и вела о чём-то разговор с Любомилой.

— Да шучу я, — откликнулась Купава, дёрнув за рукав. — Ох, Влада, что-то ты какая-то серьёзная стала в последнее время. Добрана покажу опосля, отсюда всё равно не увидеть.

Влада растерялась. А ведь права подруга — раньше бы посмеялась, но нынче всё не до смеха.

— Однако и ты изменилась, никогда раньше не шутила так.

— Это Полели потому что нет рядом.

— Как она там? Добралась ли до Калогоста?

— Должна, — отозвалась с грустью Купава.

— Наверное, и с матушкой повстречалась уже, всё ей рассказала…

В груди защемило, заворочалась ежом тоска, а глазам горячо сделалось. Соскучилась по матушке. Той даже не довелось на свадьбе побывать…

Весь путь пролегал через дремучий лес. Влада смотрела по сторонам: пусть и места были ей непривычные, а всё же лес, тишина и покой. Ощущала себя как дома в нём.

Потянулись по небу облака, и солнце то скрывалось, погружая лес и войско во мрак да гулкую тишину, что даже птицы притихали, то выныривало и озаряло кроны золотистым светом, и лес снова наливался пением. Могучие вековые деревья с трухлявой корой заменялись стройными молодыми берёзами. Иногда встречались по пути истуканы, что навевали холодок на душу своей чернотой, будто обожжённые кострами. Идолы бога Велеса охраняли свои владения. И от того в лесном храме было и страшно, и спокойно одновременно. Когда Влада улавливала чутким слухом хруст веток и невнятные звуки, доносившиеся из сумрачной чащобы, вспоминала про берегиню, и тогда успокаивалась она.

Войско двигалось быстро, и до назначенного места прибыли затемно. Острог Аксель, утопающий в желтовато-белёсой мгле, был обнесён высоким частоколом с дубовыми башнями из цельных брёвен. Увидев путников, местные кмети собрались у главной вежи: замелькали факелы, загудели грубые голоса, и вскоре ворота, увешанные черепами лошадей, волов и коз, распахнули. Вся княжеская свита оказалась на широком дворе.

Изнутри острог Аксель напомнил Владе Калогост по своему строению: так же избы возвышались по кругу, замыкались в кольцо, потом следующий ряд и так же по кругу, а в самой середине — капище священное или храм. Влада подняла голову. Не ошиблась — прямо из глубины хоромных построек поднимался густой дым.

Народ потянулся к прибывшим, оглядывали княжескую дружину и женскую половину отряда, переговаривались между собой. Влада чувствовала множество взоров на себе, особенно мужчин, даже захотелось плат покрыть, чтобы не видели её лица. Не к добру это всё. Старалась не смотреть в глаза, сдерживая свою силу — не помогало. Ловила всё больше горящих глаз. Хорошо, что Дарён подоспел, дал указания рассёдлывать коней. Гридни один за другим стали спешиваться. Влада облегчённо выдохнула, когда вновь оказалась на земле.

Толпа горожан расступилась, и вперёд вышли седовласые старцы, крепкие и широкие в плечах: дай только меч, пойдут они в бой сечь врага. С ними и молодые, некоторые даже безусые, наверное, сыновья и внуки. Все они имели оружие при себе. Влада поняла, что воеводы у них нет: своими силами народ защищается. Обычный ремесленник мог быть и пахарем, и кузнецом, и воином, коли враг нападёт. По всему было видно, что припозднившуюся знать местные давно ждали, поэтому, переговорив быстро с княжичами, стали расходиться.

Владу, Купаву и девок разместили в хоромине у одного из старейшин. Хозяйка дома, Денница, вполне молодая женщина, ответила девиц через полутёмные коридоры в уготовленное заранее пристанище. И оказалось оно богаче клети постоялого двора: с лежанками широкими, окном большим, ставнями закрытыми, тут и сундуки, и стол берёзовый, и сухо, и тепло, и пахло приятно: чабрецом и земляникой. Девицы не сдерживали радость свою, стали споро разбираться. А когда зашла хозяйка и предложила в баньке попариться, так и вовсе развеселись.

— Только поторопитесь до полночи, а то ж у нас банники злючи.

В самом деле, баня стояла на отшибе под сенью леса да у тихой заводи, обросший ельником, и не одна — белые срубы так и тянулись вдоль речки неширокой. Потому духи и хозяйничали люто — на их земле бани стоят. И все они ныне топились жарко, ведь мужам тоже с дороги хотелось помыться, смыть пыль и грязь дорожную. Однако судачили, что ночевать не останутся в остроге, а караулить будут вокруг него.

Влада в изнеможении лежала на лавке, лицо и всё тело покрылось испариной, блаженно закрыв глаза, она тяжело и глубоко вдыхала. Пар оставлял на языке кислинку. Уже и невмочь, но уходить не хотелось, держалась до последнего.

— Вот бы в запруду ледяную.

— Ага, — хмыкнула Купава. — И прямо какому-нибудь молодцу в руки! Их нынче на берегу вон сколько.

— Дурная ты, Купава. Всё мысли у тебя не о том, — нахмурилась Влада.

— Да ну тебя, скучная ты какая-то, — фыркнула подруга. — Млада, давай-ка веничком меня!

Млада подхватила зелёный пучок и, обмакнув его в вареве, стряхнула да по спине захлестала. Молодые листочки так и зашуршали, погружая Владу в дремоту. Едва не уснула, как неожиданно дверь предбанника распахнулась, и на порог влетела холопка Любомилы. Влада дрогнула, поднимаясь с лавки.

— Владислава Будевоевна, тебя княгиня звать к себе велела.

Наскоро одевшись в рубаху ночную, поспешила за холопкой, по дороге пытаясь заплести влажные волосы. Пройдя потаёнными закоулками бревенчатых строений, вышли к высокому порогу с резными столбами и балками. Взошли в сени, миновали пустующую горницу, направились вверх по сумрачной лестнице. Запахло душно хлебом и молоком. Вскоре Влада оказалась в простой хоромине, освещённой восковыми свечами. Статная фигура княгини Митрицы замерла у распахнутого окна, а на низком ложе сидела Любомила, которая удивлённо смотрела на свою ятровку.

— Влада, проходи, — поманила её княгиня, как только заметила.

— Зачем было волновать? — виновато отозвалась Любомила, видимо, не ожидая появления Влады.

Но Митрица не позволила договорить княжне.

— На боли жалуется. Так долго в седле, а теперь вот мается.

— А что же знахарку не позвали? Ведь поди есть тут целители умелые, — оторопела Влада.

— Ты же тоже кудесница. Зачем нам чужие глаза? — тут же возразила княгиня. — Попробуй ты унять боли, а коли не получится, позовём местную бабку.

Влада сглотнула — неловко стало, что Митрица удостоила её позаботиться о своей снохе. Пройдя к Любомиле, опустилась на краешек деревянного настила, застеленного периной мягкой. Княжна была переодета на ночёвку в просторную рубаху и, простоволосая, выглядела как девочка-подлеток. Однако на лице вымученная улыбка, и глаза уставшие.

— Не волнуйся, чародейка. Бывало не раз со мной такое, — утешила она скорее себя, нежели Владу. Видимо, давно мучается.

— Могу я…

— Спрашиваешь ещё, — оборвала Любомила.

Влада протянула руку, положив ладонь на место чуть выше живота. Мгновенно погрузилась она в поток тёплой золотистой реки, такой приятной и тягучей, не имеющий ни холодных родников, ни острых подводных камней, не спадов и подъёмов. Только небольшой затор, который был и причиной боли, застой руды. А ещё… Ещё светящийся клубочек, сердце которого билось чаще, нежели у матери.

— Двигаться тебе нужно побольше, — сказала Влада улыбаясь.

Хоть не имела Влада в том опыта, чтобы рожениц исцелять, но чувствовала, будто делала это много раз.

— Как доберёмся, так последую твоему совету, — улыбнулся в ответ Любомила.

Влада немного склонилась, не выпуская из своего внимания Митрицу — это сбивало, но, взяв себя в руки, зашептала, чётко проговаривая каждое слово, намереваясь уговорить боли уйти.

— Мать Рожаница, Рода сестрица, даруй здраву, верни славу.

Подхватив свечу со стола, поводила ей над княжной у груди и живота.

— Батюшка ты, Семаргл-Огнебог, ты всем Богам Бог, всем ты огням огонь! Как ты жжешь и палишь в поле травы-муравы, чащи и трущобы, у сырого дуба подземельные коренья, семьдесят семь кореньев, семьдесят семь отраслей, так и спали хвори явные и неявные.

Оставив свечу, снова коснулась легонько области сплетения токов жизненных и не нашла более заторов. А на лице Любомилы проступил здоровый румянец. Княжна помолчала, а потом промолвила, взяв за руку Владу.

— Спасибо. Как благодарить мне тебя?

Влада только улыбнулась и головой покачала.

— Считай, что разошлись мы… — только и ответила она, и княжна прекрасно поняла её.

— Я пойду, устала с дороги… — отстранилась Влада, слукавив: всё же не по себе ей было рядом с княгиней.

Митрица проводила Владу до порога, окликнула холопку, велев отвести до хором, напоследок сказала:

— Завтра спешить не будем, так что выспись хорошенько. А к вечеру уже дома окажемся.

Влада кивнула, пошла с порога за холопкой.

И как только оказались у знакомого сруба, отпустила девку, сама зашла на крыльцо высокое, задержалась и задумчиво поглядела в темно-синее жаркое небо. На стене тына так и мелькали гридни с факелами, но тут взгляд Влады скользнул понизу. У частокола двора старейшины приметила двоих. Всмотрелась. Рыжеволосая девка с лазоревым венчиком на голове страстно прижимается к чернокудрому гридню, облачённому в кольчугу.

«Купава?»

Хотела уже окликнуть подругу, но вовремя спохватилась — пускай…

Опасаясь внимания лишнего, Купава с Добраном побежали со двора, да всё в тень.

На сердце от чего-то неспокойно стало. Влада спохватилась — Мирослав так и не зашёл. Знать не пожелает доброго сна. Наверное, тоже с дружиной на дозоре будет стоять, пыталась оправдать его Влада, но сама не успокоилась на том, ступила с порога. Сжала кулаки, повелевая себе вернуться в клеть, однако сошла ещё на порог вниз, потом ещё, всё отчаянно заставляя себя одуматься, да куда там — теперь уже не остановить.