Едва Влада сомкнула глаза, как ощутила лёгкое касание: тёплое, будто луч солнца. Она разомкнула ресницы, выныривая из глубокой дремоты. Мерно вздымалась и опускалась грудь Мирослава — крепко и глубоко он спал. Влада огляделась. Черно было кругом и тихо, только красные, будто зарницы, угли тлели на краде, тускло освещая суровое древнее божество. По всему образ идола олицетворял бога Велеса. От него, как круги на воде, отходили волны, что пронзали тело, мягко встряхивали. Но попривыкнув, Влада более не почувствовала этого. Чур питал здешние места немеряной силой. Хотя Влада не была в храме Акселя, ей вдруг стало жаль, что люди забыли путь сюда, перестали приносить дары, проводить ритуалы и обряды. А место было сильным, потому что много полегло здесь народа, они и хранят лес. Влада это ощутила по запаху крови, ею была напитана здешняя земля.

Едва слышимый шорох донёсся до слуха Влады. Она мгновенно поднялась и села. Огляделась, всматриваясь в темень зарослей, слыша лишь стрекотание сверчков, а более ничего.

«Знать, зверёк какой», — успокоилась.

Прилегла обратно, рядом с Мирославом.

Он снова хмурился. Верно опять сны тревожные видит. Как же напугал княжич, когда всерьёз захотел клятву принести. И напугалась не потому, что пролилась бы кровь-руда. А потому, что ритуал этот только вычерпнул бы из него и без того обмельчавший родник жизни. А силы ему беречь нужно, не проливать напрасно. И так верила она ему. Поверила потому лишь, как смотрел он на неё, как обнимал и целовал…

Влада не решилась сказать Мирославу, что видела в тот миг, как заглянула в покои его. Вспомнила девку голую с чарой в руках и как Мирослав гладил её по щекам, да в глаза заглядывал.

Обожгла боль и тут же стихла. Влада придвинулась ещё ближе, ощущая горячее прикосновение кожи. Любовно перебрала русые с янтарным отливом пряди, нежно погладила по скуле, провела пальцем по сильной шее, ладонью — по твёрдой груди, положила руку в область живота. Глаза закрылись сами.

Вобрав полную грудь воздуха, задержала его на мгновение. На выдохе решительно, но плавно погрузилась в бурлящий поток жизненной силы Мирослава. И сразу понеслась по быстрому течению, прочь от яви, всё больше удаляя свою душу от тела, и, наконец, оказалась в прохладе и покое. Влада сперва даже не поверила — подозрительно казалось ей, что всё так мирно и тихо. Никакого движения и затягивающего чёрной воронкой водоворота. Никакой пронизывающей тело боли, ядовитых игл и шипов. Попала она в тихую заводь, полнившуюся кристально-чистой водой. Сделалось страшно от грозящей беды — вдруг проклятие уже в сердце? Буйно загудели удары его. Влада силилась сама продолжить путь, рванулась было вперёд, как тут — резкий рывок, и она ушла вглубь, в толщу вод.

Не успев испытать потрясение, Влада кинулась назад, но руки и ноги не подчинились ей. Невиданная сила скрутила, стала утягивать на самое дно. Паника и страх забурлили внутри, пронзая холодом до самых костей. Отчаянно извиваясь, Влада заставила себя во чтобы то ни стало вырваться, изворачиваясь и дёргаясь, но её, наоборот, завертело. Она кувыркнулась в недрах, потеряв всякую опору, и уже не могла распознать, где дно русла, а где небо. И в какую сторону грести? Стало так холодно, что, казалось, бесплотное тело её покрылось ледяной коркой, вытягивавшей тепло, забивавшей дыхание. Влада почувствовала, что захлёбывается, истончаются последние остатки силы. Никто уж более не вытянет её из пучины. Проклятие тянуло вниз, во тьму, в ворота чертогов мрака. И где-то на краю Нави Влада увидела бурлящую воронку, которая наматывала, как на крутящееся веретено, нити жизни Мирослава. И тут-то Влада и узрела всё. Над круговертью этой возвышалась сидящая женская фигура той, кто так беспощадно тянет жизнь Мирослава. Очертания её становились явней: женщина с длинными космами с проседью, с непокрытой головой. Как бы Влада ни пыталась, а лица той не разглядела, зато увидела жилистые руки её, ловко скручивающие белую нить, что тянулась из без того скудной кудели, находящейся прямо под сердцем Мирослава. Уж и не много силы-то осталось.

Не в воле вдохнуть и высвободиться, Влада потянула руку к ведьме, чтобы толкнуть, выбить из рук веретено, остановить кощунство, да только невидимую руку обожгло болью. Стук сердца стал громче, но теперь уже не её, а Мирослава. Содрогание отдавалось повсюду, словно стучало само ядро земли, сотрясая плотные воды. Влада ощутила, как силы оставили её и душа медленно поплыла в воронку. А тонкая нить, связывающая её с телом, стремительно истощалась и таяла. Медленно провалилась Влада в кромешную, ледяную тьму, но не успела она ничего толком понять, как вдруг ярая сила вытолкнула её душу обратно в явь…

Влада отдёрнула похолодевшую руку от Мирослава, отшатнулась, упала в траву. Впиваясь закаменевшими пальцами в землю, пыталась ухватиться за расколовшийся привычный мир — дух слишком долго парил в недрах Нави и, оказавшись закованный в тело, панически цеплялся за Явь. Владу жёстко придавливало к земле, трясло, ломило кости. Грудь на вдохе и выдохе наполнялась нестерпимой болью, тяжелела, трещала, будто освобождалась от панциря льда. Заново училась дышать. Сердце стучало, казалось, в самом горле. С хрипом и жадностью вбирая в себя воздух, Влада ещё некоторое время силилась вспомнить, где она и с кем. Но помалу возвращалась она в лес, в своё тело… Вскоре унялась круговерть, и всё встало на свои места: чащоба, чур, рядом Мирослав, который так и не проснулся.

Влада вскочила и кинулась к нему, схватила за руку, но та была как лед. Страх проскрёб спину.

— Мирослав, — позвала она, сжимая его руку.

— Не пытайся. Ты ему не поможешь, ведьму тебе не одолеть. Сильная она.

От внезапности Влада встрепенулась с травы, но тут же спохватилась и закрылась руками. Однако опасности не было. Берегиня медленно зашагала к капищу, пересекая его границу. Она, как и при первой встрече, вселяла спокойствие и чистоту.

— Скажи спасибо батюшке Велесу. Он защитил тебя, вытащил, — сказала дева, встряхнув волосами, посмотрела вверх, на идола.

Унимая сердцебиение, Влада, как могла, пыталась взять себя в руки, не зная, что потрясло её больше — слова берегини или внезапность её появления.

— Одевайся, Влада, и беги. У тебя ещё есть время. Враги уже окружили Аксель, и вот-вот явятся сюда.

Влада смотрела на лесную деву и не верила своим ушам.

— Тати? Как же… А Дарён, Любомила? Купава… Где Купава?! — лютый ужас, предчувствие несчастья охватило её, пронзая ледяными копьями.

Не дожидаясь ответа, Влада кинулась к Мирославу, упала на колени, поцеловала в губы, заставляя его очнуться от сна.

— Мирослав, просыпайся, — судорожно трясла его.

— Не старайся. Его опоили.

— Как?! — резко обернулась на берегиню Влада.

Но, вспомнив чашу в руках акселевской девки, заледенела.

«Что же получается? Предали?!»

— Помоги мне его пробудить! — взмолилась Влада.

— Не могу. Ты уж прости и не серчай. Проклятие на нём чёрное, бессильна я перед ним. Ты поспеши, не то поздно будет, — только и сказала лесная дева, как сверкнули на прощание смарагдовые зелёно-голубые глаза и тут же потухли в ночи.

Влада так и опешила. Вздрогнула, повернулась к княжичу, склонилась, погладила по щеке.

— Мирослав, просыпайся же.

Тот не отозвался.

Как только ни толкала Мирослава, ни хлопала по щекам, а всё напрасно, не пробуждался он. Но как же так? Он же был с ней столько времени. Любил её…

«Тати!» — опомнилась Влада, оглядела себя. Судорожно сгребла рубаху, сунув в ворот голову, наскоро оделась, одёрнула подол.

«Нужно что-то придумать».

Но мысли только лихорадочно, в беспорядке кружились в голове, путались. Страх перед неизбежной бедой мешал думать, забирал все силы. В конечном счёте Влада поняла — всё напрасно. Одной ей не справиться.

— А князь Святослав… — Влада замотала головой, отказываясь верить в то, что сделала: выходит, она его отправила другим путём, тем самым подвергнув опасности остальных.

«Что же натворила!»

— Макошь-матушка, помоги, заступись, не оставь в беде. Выручи, — шептала сбивчиво Влада, опасливо озираясь по сторонам — ждала меткой стрелы.

Но тати не спешили показываться. Глушь окутала, даже сверчки стихли. Просто спал Мирослав подле неё, а казалось, будто и не живой. Влада бросила на него взгляд, так и остолбенела. Губы княжича побелели, сам он бледен стал, что снег. И тут Влада ощутила, что на неё смотрят из теней, щупая взглядами, жадно и голодно обгрызая её с ног до головы. Влада обречённо осознала — за ней уже давно наблюдают из дебрей лесных. С готовностью выпрямилась и посмотрела ровно туда, откуда следом внезапно донёсся хруст ветки, а потом с той же стороны послышались шорохи тяжёлых, мохнатых вей, хруст сучьев под тяжеловесными шагами. Они пришли. Влада сглотнула, готовясь к самому худшему, что может случиться, не в силах ни пошевелиться, ни закричать. Дышит, а задыхается, смотрит, а не видит ничего. Холодная пустота легла на её душу. Не успела сделать шаг назад, как чья-то сильная рука обхватила за пояс, другая зажала рот, дёрнула назад, Влада ударилась о каменное тело.

— Попалась рыбка, — прошипел сипло враг над её ухом.

Влада так и не смогла его увидеть — стиснули её крепкие и грубые руки, заставляя прижаться к аршинному телу татя. Чувствовала лишь грузное, хриплое дыхание, а на коже — колючую щетину. Как бы ни билась — не вырваться. Никто не придёт на выручку, ни акселевские предатели, ни боги…

Из чащи одна за другой стали показываться тени. Их насчитала с полдюжины — приманкой были, чтобы отвлечь её внимание от того, кто подкрадывался со спины. Молча окружили. Облачённые в броню и вооружённые до зубов веренеги, все как один — с плоскими и широкими лицами, раскосыми чёрными глазами и волосами цвета вороного крыла, со скрученными в косицы усами и бородами. Они пускали на Владу хищные, сверлящие взгляды. Не способная и слова сказать, смотрела она сквозь застилающую глаза пелену слёз. Вот и пришёл конец её счастью. Ноги стали бессильно подгибаться.

Тот, кто был шире всех в плечах, вышел вперёд. Кожа его настолько смуглая, выжженная солнцем, что белки глаз под густыми тёмными бровями его и видно только. Он подступил к пленнице, протянул мускулистую руку, медленно провёл по груди шершавыми пальцами. Влада зажмурилась, но тать не спешил и, к удивлению, не собирался щупать. Рывком сорвал с неё обереги. Открыв глаза, Влада столкнулась с совершенно чёрными, сливающимися со зрачками глазами, что откровенно оглядывали её сверху донизу, так липко и сально, что к горлу подкатила тошнота. Сухие потрескавшиеся губы врага скривились в ухмылке. Душегуб с силой сжал в пудовом кулаке оберег.

— Я хан Бату, — голос загрохотал где-то в глубине его груди, гулкий и холодный до ледяной мерзлоты. — Теперь ты будешь принадлежать мне, — сказал он властно.

Воины его шарили по телу Влады, и она ловила их жадные и одичало сверкающие взгляды. Сжавшись, не ведала, чего теперь ожидать…

Но тут, послышался невнятный девичий возглас. Влада хотела было глянуть, но не смогла — руки держали крепко. Вскоре увидела, что к остальным примкнули ещё трое, и волокли они за собой связанную молодую девицу. Внутри всё упало, когда Влада узнала в ней Купаву, лицо которой было зарёвано, и завязаны толстым лоскутом сукна уста так, что и вдыхать она толком не могла.

Влада дёрнулась, но куда там — не вырваться.

— Ещё одна пташка попалась, — довольный добычей, отозвался один из троих.

— Я предупреждал, чтобы никого более не трогать, — гаркнул Бату, обращая свирепый взгляд на воинов.

— Так сама попалась. Видела нас. Выдала б, коли отпустил бы, — проговорил решительно тот. — Да и хороша, лиса. Чтоб такую не продать? — по-хозяйски ощупал он грудь Купавы.

Бату помолчал, а затем внимательно оглядел Купаву.

— Одета как княжна, — заключил он.

— Всебор сказал, что это девка деревенская, с князем Святославом прибыла, так что пропажи никто не заметит.

«Значит, не ошиблась — предали».

Влада сжала трясущиеся руки в кулаки. Купава, успокоившись, глянула на Владу — узнала. Застыли её опустошённые синие глаза.

— Уходить пора. Чтобы никаких следов не осталось, — приказал вождь.

Бату опустил взгляд вниз, медленно подошёл к беспробудному Мирославу, пнув его в бок сапогом. Нагнулся, подобрал меч, примерился к его весу.

— Здоровый, — отозвался кто-то.

Вождь бросил на того уничтожающий взгляд, подхватил одежду Мирослава и бросил её на тлеющую золу. Рубаха быстро занялась, задымилась и полыхнула. Повернувшись к своим воинам, велел:

— Вяжите его. А вы двое, — указал он на тех, кто пленил девиц. — Кур этих в лагерь везите, — безразлично добавил он, направился к лесу, а следом и часть его отряда.

Дальше Влада не видела, что было с Мирославом. Тать потащил княжну через капище и выпустил только лишь для того, чтобы рвануть за волосы, поволок в чащобу. Следом другой веренег тянул за собой упирающуюся Купаву.

Ноги отнимались, так трудно было поспевать за татем. Ветки скребли по лицу, больно дёргали волосы. Влада то и дело спотыкалась о корни и кусты дикой малины, что царапали лодыжки и кололи ступни. Душегуб с силой тащил её, испуская проклятия — Влада ничего не чувствовала. Ждало их рабство, или же станут они прислуживать веренегам, ублажать их. Если с ней и Купавой было всё понятно, куда их ведут, то с Мирославом что будет? Ясно одно — убивать его не станут. Но что будет дальше? Выкуп? Колючая дрожь встряхнула.

Тать, наконец, остановился, толкнул к другому, тот перехватил Владу за шею, сжал крепко — не вздохнуть. Сняв с седла верёвку, душегуб забрал Владу обратно. Завёл руки её за спину, быстро связал, не забыв закрыть и рот сальной и потной тряпкой. В стороне всхлипнула Купава.

«Как же она попала им в лапы? Где был Добран? Купава же с ним была».

В голове Влады путалось всё, и как ни старалась, не понимала, как могло случиться такое, не укладывалось в голове.

«Неужели убили сына боярина?»

Влада не успела подготовиться, как жилистые руки подхватили и грубо перекинули через седло, прямо на колени татя. Она больно ударилась рёбрами и животом о тупые углы луки седла. Вскрикнула, но получилось только невнятное мычание.

— Тише ты, кобыла. А не то косу отрежу, — пригрозил тать.

Влада затихла. Более уже и не видела ничего окромя травы.

Ехали они через лес неимоверно долго. Всё тело Влады одеревенело, ног она уже давно не чувствовала, как и рук, что стягивали тугие путы. Попыталась ими шевелить, сжимая и разжимая пальцы, чтобы хоть как-то разогнать по жилам кровь. Голова начала раскалываться, стучало в висках, но путь их так и не кончался. Влада проваливалась в темноту, или ей казалось это, и она просто теряла сознание. Но когда открывала глаза, всё ещё стояла ночь. Вдохнув запах конского пота и сырой земли, ощутила, как сильно замёрзла.

«Знать утро близится…»

И снова дорога да беспроглядная тьма.

Очнулась Влада от бурлящего шума и сквозь боль в голове различила клокочущие звуки воды. А затем чувствительность прихлынула к ней, и Влада ощутила, как лицо обдало свежей прохладой. С трудом разлепила ресницы. Белый свет тут же ударил в глаза, что она вновь зажмурилась, часто и быстро поморгала. И, превозмогая резь в глазах, разглядела восходящую зарю над быстротечной рекой с пологими каменистыми берегами, поросшими ельником. Влада обнаружила, что сидит прямо на земле, на клочке травы, привалившись к холодному камню. Дёрнула плечом — за спиной руки всё ещё связаны путами, а на лице всё та же зловонная повязка. Её затошнило, страшно хотелось пить. Пошевелилась, но каждая часть тела лишь отдалась тянущей болью, шея затекла, как и ноги. Влада застонала тихо.

«Купава!»

Вспомнив о подруге, заозиралась в поисках и нашла.

В белёсой мгле тумана Влада разглядела, как здоровенный тать навалился на Купаву сверху, пытаясь усмирить брыкающуюся девку. Влада подалась вперёд, но только повалилась на бок — ноги её не послушались. Она подняла голову, снова посмотрела в ту сторону, слыша от земли скрежет щебня. Река шумела, и ветер порывами доносил крики Купавы. Подруге всё-таки удалось высвободиться — руки той, слава богам, были распутаны. И Купава, растрёпанная, в порванном, когда-то нарядном опашне стремительно ускользала к реке. Сердце Влады возликовало, она хотела было прочесть заговор, чтобы помешать татю догнать подругу, да повязка не позволила чётко проговорить слова. Но душегуб, и без того неожиданно споткнулся, кувыркнулся и с воплями скатился в воду. Тогда раздался гогот другого, и Влада вздрогнула от неожиданности. Только сейчас заметила, что второй веренег, который вёз Владу, мирно сидел подле небольшого костра, поджаривая на ноже жирного окуня.

Купава тем временем всё глубже уходила в воду. Течение, было, понесло её в сторону, но веренег неумолимо настигал девицу.

— Хватит терзать девку! — крикнул со смешком душегуб, переворачивая шипящую на костре рыбу. — Нам ещё в лагерь её надо доставить.

В груди так и оборвалось, когда тать всё же настиг-таки Купаву, окунул в воду, мол, чтоб неповадно было сбегать. Влада отчаянно забилась в путах — ведь не поможет никто, не остановит.

Затрясшись от бессилия и безысходности, Влада закрыла глаза и отвернулась, всхлипнула, а когда повернулась обратно, Купавы уже и не было, и где-то в потоках мелькнули рыжие локоны. А душегуб медленно выходил из воды. Не поверив глазам, Влада, всё неподвижно смотрела, умоляя Купаву вынырнуть, но та так больше и не появилась. Глаза жгли слёзы и ветер, и, если бы не повязка, завыла бы в голос от всеобъемлющей тоски, что поглотила её целиком. Влада повалилась на камни и беззвучно зарыдала.

— Унур, мы тащили её столько времени, чтобы утопить её? Хороший бы с неё барыш взяли. А теперь что? — спросил равнодушно тать, впиваясь зубами в горячую, исходившую паром мякоть рыбы.

— Это бешеная лисица. Едва руку мне не откусила. Кому будет нужна зараза такая? — ответил со злом Унур, стягивая мокрый зипун, долго ковыряясь в мешках, извлекая сухую одёжу.

Облачившись и подпоясавшись, присел на бревно рядом с костром. Соплеменник только скосил на него недовольный взгляд, хмыкнул и протянул рыбу. Унур схватил нож, жадно оттяпал кусок белорыбицы, стал жевать, обжигаясь. Потом вдруг опомнился, вернул окуня и, обтерев руки о штанины, медленно поднялся. Прямо смотря на пленницу, зашагал к ней. Влада быстро села, стала отползать, пока не упёрлась в холодный камень, подобрала ноги.

Приблизившись, тять навис сверху, смотрел долгим взглядом, пока глаза его не полыхнули вожделением.

— Белые женщины очень хороши, — он потянул блестевшую от жира руку к растрёпанным волосам Влады.

Она шарахнулась от него, как от аспида.

— Унур! — окликнул его друг, поднимаясь. — Свою добычу ты сгубил. Так что жди очереди, я первый.

Рослый тать приблизился, толкнул Унура, тот встрепенулся, но понял свою оплошность, бросил на Владу горящий взгляд, нехотя поплёлся к костру.

Черноусый душегуб присел на корточки и, заглядывая Владе в глаза, спросил:

— Ты же спокойнее? Шуметь и баловать не станешь. Так?

Влада, подавляя страх и бившую её дрожь, кивнула. Тогда тать одним рывком сорвал с лица повязку, схватил за волосы всей пятернёй, рванул к себе. Тут же прижался к её шее влажными и одновременно твёрдыми губами. Целовал грубо, царапала кожу щетина, тать вдыхал тяжело с сопением, шаря руками по всему телу Влады. На одном выдохе вырвались слова заклятия, казалось, из самого сердца:

— Будет сила моя в отцах, сынах, дочерях и матерях. Ясна-зорюшка, силой награди — татей ей рази. Заклинаю, пронзи лучом того, кто с мечом, — с хрипом прошептала она, подавляя кашель, что царапал горло.

Мгновение — и веренег замер, перестал дышать. Оторвавшись от Влады, душегуб посмотрел на свою добычу непонимающими глазами. Так и не успев ничего уразуметь, схватился за сердце, стал заваливаться набок. Чёрные глаза потухли и закатились. Тать медленно рухнул на камни, быстро синея. Больше не мешкая, Влада извернулась, выхватила связанными руками нож из-за пояса веренега, зажав лезвие между пятками перерезала верёвки.

— Эй, Ягтан, ты чего там? — подскочил Унур, узрев неладное. — Ты чего? — подбежав, он опрокинул Ягтана на спину.

К этому времени душегуб уже был весь сливового цвета.

Унур округлил глаза и, схватившись за меч, яростно дёрнул из ножен.

— Ах, ты ведь…

Он не договорил. Влада, крепко сжимая рукоять ножа за спиной, мгновенно выбросила вперёд руку, ударив лезвием душегуба под рёбра.

— Ведьма… — всхрапнул он.

Сомкнулись узкие глаза — Унур лёг рядом со своим собратом.

— Это тебе за Купаву, — произнесла она холодно.

Влада подняла голову, выронив нож, побежала к реке, высматривая в тёмных, неспокойных водах подругу, но как ни ждала, не показалась медная коса Купавы, да белое тело. Поток ветра разметал чёрные волосы Влады, обдул разгорячённые от слёз глаза, забил дыхание. Влада вздрогнула, бессильно рухнула на колени, пригнулась к земле, закрыв лицо трясущимися руками. Встряхнула головой, сжала зубы до скрипа — лишь бы не разрыдаться. Но куда там — слёзы душили несметно.

— Как же так, боги? За что погубили?

Через боль потери в туман её мыслей пришёл образ Мирослава.