— Отныне место сие считается священным. Богами Светлыми благословлённое, — седовласый волхв, воздел руки к лику Макоши и склонился до земли в поклоне. — Отец небесный, Род, оберегает нас. Земля-матушка держит. Пусть будет так вечно! Слава Богам и народам земель лесных!

— Слава!!! — вторили собравшиеся в храме.

Другой волхв, пышнобородый, долговязый, но широкоплечий, пустил чару по кругу.

Влада подняла взгляд на дубовое изваяние. Богиня судеб нынче нарядна была — в венке из трав, пусть и сухих, в стужу цветов-то не набрать, зато украшениями обвешана щедро: на челе обруч золотой, подвязана рушниками красочными, вышитыми кудесницами умелыми, лентами увешана да драгоценностями богатыми. А по стенам, по всему периметру просторного храма, голые ветки берёзы были воткнуты прямо меж брусьев. Густо пахло сладостным мёдом с примесью пряного дыма и древесной смолы.

Храм Макоши поставили из брусьев сосны, венчали двускатной крышей и резными коньками. В лесу он возвышался, что крепостная твердыня, не обойдёшь и не сокрушишь просто так, одни махом. Массивный и величественный он был, как и хотела Влада...

Княжне очень понравилось желание Мирослава переселиться в Аксель, да под сень леса. К тому же место это очень напоминало родной острог Калогост. Здесь они и обосновались, обжились уже. Да и акселевцы их приняли с радостью. После того, как князь судил старейшину Всебора, народ-то остался без покровителя и присмотра. Поэтому, поразмыслив, Мирослав решил всё же от Святослава отделиться да расширить Аксель, пусть не до города, потому как вдали от реки, а до крепости — вполне. Однако оказалось, что место это людное. Уже и срубы новые поставили, и посад понемногу, но расселялся — жизнь забурлила не хуже, чем в Кавии.

За чуром Макоши возвышался другой, более древний истукан — его плотники не тронули. Так и остался он. Взирал с высока Велес — хозяин леса. Остался у его подножия и каменный алтарь, где Мирослав после дня венчания с Владой намеревался клятву верности принести...

Влада вздохнула. Как давно это было, кажется, что из другой жизни. Времена те уже и забываться стали, из памяти уходить. Уже как девятый месяц минул после того.

«Вот я и исполнила обещание».

Обещание, данное Владой богине судеб — воздвигнуть храм в залог своему горячему желанию. С того момента жизнь её сильно поменялась, потому-то и казалось Владе, что это было так давно… Но за всё, что с ней было, Влада теперь преисполнялась одной лишь благодарностью и была счастлива своему новому пристанищу, потому как и лесная берегиня покровительствовала не только месту этому, но и самой Владе…

Детский плач раздался от входа, выводя Владу из задумчивости.

Любомила склонилась над дитём, стала покачивать, убаюкивая. Дарён виновато поглядел на волхвов, но те только улыбнулись. Вскоре младенец затих. Влада скользнула взглядом по собравшимся. Князь Святослав держался, как каменная гора, Митрица рядом с ним была словно ива — тонкая и немного печальная. Влада скользнула взором и по остальным — многие пришли в распахнутые двери храма обряд исполнить.

Взгляд её остановился на подруге и застыл. Залюбовалась открывшемуся ей виду. Купава нынче была подле Добрана особенно красива: в венце свадебном и в бирюзовом опашне, струившимся до земли. Выглядела она расслабленно, и в глазах синих так и полыхали отблески огня от крады. Добран же бережно придерживал её за талию, и в руках его Купава была как драгоценность.

Забухали тревожные удары бубна, взывая собравшихся к вниманию, но тут же оборвалась дробь. И каждый преклонил голову в знак почтения и уважения богам. Когда же волхвы закончили обряд, а жрицы вознесли на краду щедрые подношения, Влада высвободилась из объятий Мирослава. Крепко сжимая в руке полотно кружева, прошла к алтарю, склонилась — теперь это делать ей с каждым днём становилось всё тяжелее, бережно положила на каменное дно полотно. Жрецы тут же задвинули тяжёлую крышку.

«Вот теперь всё», — выдохнула Влада и подняла взгляд на лик Макоши.

В груди разлилось горячее пламя, душа её в который раз преисполнилась неимоверной благодарностью. Сколько же ей пришлось пережить за любовь свою. Думала ли Влада, когда загадывала желание своё, что Макошь такие испытания на её душу отмерит? Нет, не думала. А зря, ведь сама она не готова была в то время на сильные чувства. Теперь же, стоя перед богиней, она узнала цену им, и любовь её была глубокой — всю жизнь держать будет, во времена недоли — так и особенно. В дни тёмные — освещать. Позволит видеть за закатом новый рассвет. Жизнь-то, она не замирает ровно, как в Нави, а течёт быстрой речкой, меняет направление, то виляет, то катится ровно, а где и крутые повороты, и камни подводные. Но главное — полыхает в ней любовь, которая и будет в сердце её твердыней.

Влада глянула на Мирослава. Тот стоял посерьёзневший, но вместе с тем долго и нежно смотрел на Владу, в уголках красиво очерченных губ его легла едва заметная улыбка и хмурость понемногу рассеялась.

Влада поторопилась к нему назад, ступила было рядом, да так и застыла, не в силах вдохнуть свободно. В глазах потемнело, а жар от лица хлынул вниз круглого живота, простреливая резью.

Влада оглядела присутствующих, которые теперь смотрели только на неё. Княжна выпрямилась, делая усилие, будто бы ничего не произошло, прижалась к Мирославу.

Он стиснул её плечо, спросил встревожено:

— Что случилось?

Влада подняла на него глаза и тихонько оповестила.

— Началось…

КОНЕЦ