Дарко шёл быстрым шагом прочь от крепостных стен, от тех чувств, которые сплетались в узлы и не давали вздохнуть, но от самого себя не сбежишь. Не нужно было приходить к Росье и тревожить её, а надо было оставить в покое, ведь теперь он ничего не сможет сделать. Желание увидеть внучку Бреславы за эти дни изъело всю душу. А когда увидел, больше всего растревожило то, что он всё знал, но ничего не мог поделать, и вот уже злость — не злость, а боль — не боль, пойман и подвешен. За эти два дня он несколько раз заходил в истопку к Хайде, узнавая о самочувствии Росьи, но старуха только роптала, прожигая негодующим взглядом, не давала внятного ответа, что с девушкой, а попытки вызываться помочь в чём-либо отметались напрочь. С самого начала она была против замысла Мирогоста. Слишком рано разыскали новую супругу для Волота, а когда старуха выведала, что и провести обряд венчания этой осенью замыслили, так вовсе взбунтовалась, зарёкшись верно не разговаривать не только с волхвом, но и с княжичами.

Все эти дни, хоть и шла подготовка к отъезду, но занимали мысли не о предстоящем походе, где ждёт неизвестность в чужих землях, а только о Росье. Дарко огромными усилиями сдерживал себя, но, как ни старался, не смог заставить себя остановиться. О чём же думал, когда пошёл к ней? Все стены, которые он так тщательно воздвигал всё это время, вмиг обрушились. Когда увидел её в саду, хрупкую и нежную, тогда овладел им бешеный, неподвластный порыв взять и увести Росью из сада, увезти прочь от города, подальше от Волота, от того, какое проклятие, уже загубившее одну жизнь, ждёт её, от всего того, чему он вольно или невольно подверг её, привезя сюда, будто ягнёнка — на убой. Чувства хлестали внутри и бушевали, что морские волны в шторм, а злость и ярость на самого себя душили, разрывая на части.

«Росья — невеста Волота, не моя», — единственная мысль, которая могла отрезвить.

Но невозможно было не коснуться её гладкой кожи, не заглянуть в дымчато-зелёные, как глухая сердцевина древнего леса, глаза, и уж куда сложнее было не коснуться её сочных губ…

Дарко тряхнул головой. Всё уже решено, и ничего не попишешь. Отец дал согласие на отъезд. Волот пришёл в себя, правда поговорить толком с ним ещё не довелось, да и не хотелось. Не хотелось видеть его, смотреть в замутнённые надменностью глаза и испытывать удушье от собственного бессилия. Теперь Дарко понимал, насколько глубоко, залезла эта неприязнь занозой, а теперь вышла на поверхность, и ничего сделать нельзя: ни отпустить, ни ополчиться.

На дворе образовалась толкотня и шум. Дарко, очнувшись от раздумий, не сразу заметил прислужников нежданного гостя, что вели себя борзо и расхлябано, словно не у князя в чертоге, а у прилавка постоялого двора, где можно пощупать и пощекотать баб, чем собственно и занимались они, пока ждали этого сукина сына — своего хозяина. Дарко мгновенно вскипел от подобной непотребщины. Хоть сборщик и заезжал каждый день, но всё равно не переставал удивлять своим тошнотворным постоянством. Княжич сжал кулаки и, отвернувшись, поднялся на крыльцо, поспешив войти внутрь горницы, чувствуя, что и внутри его не ждало ничего хорошего.

Опасения его оправдались, едва Дарко взошёл на порог, как тут же услышал заливистый девичий смех.

Венцеслав неизменно занимал место рядом с Волотом, который зажимал беспутно ластившуюся к нему уже знакомую блудницу. Другая же, рыжеволосая, обхаживала Венцеслава, кладя тому в рот чищенные орехи. Оглушенный гневом, Дарко медленно прошёл средь столбов, за которыми его ещё никто не успел заметить.

Чернавка, что примостилась на коленях у Волота, склонилась, княжич что-то шепнул ей на ухо, и та вновь зашлась смехом откровенно и раскованно. Волот припал устами к выемке между ключицами девки, бесстыдно прошёлся широкой ладонью по талии, жадно смял грудь.

— И что ты делаешь, Волот? А как же твоя новоявленная суженая? Как её там величать, Роська? — спросил сборщик.

— А что она? Пусть сидит ждёт своей очереди.

Венцеслав загоготал, как конь. Волот, опустив ладони на бёдра девки, придвинул её плотнее. Та, нисколько не робея, позволяла себя щупать везде.

Когда вошёл младший княжич, Волот только тут его заметил, нехотя откинулся на спинку резного кресла, вся весёлость с его лица слезла. Девка, что сидела сверху, чуть повернулась, тут уж застыдилась, слезла. Старший смерил младшего ленивым и тяжёлым взглядом, выказывая всё своё недовольство тем, насколько тот ему помешал. Дарко повёл плечами — так скверно сделалось ему на сердце.

Гадёныш Венцеслав сидел расслабленно и раскрепощённо, нисколько не проявляя какой-то неловкости, будто всё было в порядке вещей — это взъярило ещё больше. И как бы ни расплылось в дружелюбии лицо Венцеслава, Дарко не собирался присоединяться к ним. Но Волот вдруг поддался вперёд.

— Ну и где ты был? — спросил он стальным тоном.

Дарко остановился, повернулся. Волот, положив локти на стол, сжав пальцы в кулаки, въедливо глянул на брата. Чернавки, почуяв дым разгорающейся ссоры, быстро подобрались, пошли прочь.

— Где ты был? — повторил он резче, поворачивая голову, глянув остро. — Только успел приехать, а уж бегаешь в женскую половину. За кем подглядываешь, а? Или же уже испробовал малину?

Гнев обжёг Дарко, как будто на него хлынул поток пламени, он сощурил глаза и сам не помнил, как в два шага оказался рядом с Волотом. Венцеслав, который сидел до этого как варёный, заметно подобрался, заёрзал на лавке.

— Ты что городишь?

Волот небрежно хмыкнул:

— Павду.

Дарко обдало кислым запахом браги.

— Я за правду, слишком много лжи вокруг.

Младший опустил взгляд и только теперь увидел чары, полные питья, да скудели.

— Дарко, да ты не слушай его, он перебрал малость, — вдруг вмешался Венцеслав, пытаясь развести братьев. — Мы просто выпили за его здоровье да за невесту. Садись, раздели с нами праздность, — продолжал петь соловьём сборщик. — Я слышал, что ты собираешься в поход к Ставгони? И не останешься на обряд венчания?

Дарко оставил сборщика без ответа. Не обязан он ни с кем делиться своими чаяниями и поступками, а уж оправдываться — тем более.

— Обряд венчания через седмицу решили провести, — оповестил Волот, обращая на брата тёмные, как дёготь, глаза, продолжил насмехаться, заставляя младшего ходить по острию ножа. — Оставайся, может, и тебе что перепадёт.

Дарко глянул на Волота люто, выискивал и не мог найти причин его речам. Неужели догадывается о чём-то? Как бы там ни было, а терпению пришёл конец.

— Чего так глядишь волком? Я тоже не рад такому исходу, правда. Коли что случится, кто станет помогать мне и мчаться по первому моему зову?! — бросил старший.

А вот это уже было слишком, открытая насмешка, да перед этим прихвостнем! Этого Дарко не приемлет, уж какой бы ни была поганой его участь.

Схватившись за столешницу, прошипел сквозь стиснутые зубы Волоту в ухо:

— Если бы ты не был моим братом, я бы снёс тебе башку.

Не получив ответа, он развернулся и пошёл прочь.

— Ну, как знаешь, потом не жалуйся, что не делюсь с тобой! — догнал ответ Волота, ударив в спину.

Это было за граню дозволенного, хотя этот прохвост, верно, догадывался обо всём.

Дарко поспешил побыстрее уйти и избавиться от вылившейся на него грязи, завернул в полутёмный переход. Всё же недаром сомневался в потугах Венцеслава вести дружбу с Волотом. Ещё не разгорелось утро, а тяжесть дня легла на плечи неподъёмным грузом. Хотелось покоя.

Но не тут-то было, не успел княжич подняться к себе, его нагнал Волот. Брат, тяжело дыша, остановил его прямо на пустующей лестнице. Тёмные глаза беспокойно шарили по лицу Дарко.

— Мне ведомо, какие были отношения у тебя с Градой. Знаю, что ты дышал в её сторону неровно, верно и сейчас всё повторяется?

Братья некоторое время смотрели друг на друга в молчании, и каждый думал о своём, не находя ни в чём согласия, как было это всегда, сколько помнил себя Дарко.

— Мне передали, что ты ходил в сад. И не говори, что ты по чистый случайности туда забрёл, — прохрипел он. — Отираешься рядом с невестой? Моей невестой.

Каждая мышца младшего княжича напряглась, рубаха липла к спине, а в глазах потемнело от смятения и тесно сделалось в груди. Всё же, какие бы меж ними ни были тягостные отношения, совесть его колола остро и метко. Прикасаться к Росье он не имел никакого права, а тем более, подвергать её всякого рода сомнению и подозрению со стороны не желал. И больше всего переживал за неё, сознавая, какие ошибки успел наворотить.

— Росья юная ещё совсем, и отцу я её обещал, что жить она у нас будет до следующей осени, и что не тронет её никто, покуда девка в возраст не войдёт. А ты что же делаешь? Не успел отойти, как… — Дарко замолк, сжимая зубы, вскипая вновь. — Если она твоя невеста, то ты и веди себя как подобает… — стиснул зубы.

Впрочем, он ничего не сможет сделать, даже если что-то случится.

— Ты борзость свою поумерь. Завидуешь, что не первым родился?

Хоть слова были от слепой ревности сказаны, а ударили, что ножом под рёбра. Волот пыхтел, меряя брата ненавистным взглядом, всё больше погружаясь в ярость, глаза же потемнели пуще самой долгой ночи в году, что два бездонных колодца, верно, долго он смотрел во мрак, что ещё толком не воспрянул духом к жизни.

«Лучше уж последним, но не такой неблагодарной скотиной», — едва не сорвались с языка слова, но вовремя одёрнулся себя, вспомнив о Росье, которой предстоит ещё жить с ним, и вслух сказал другое:

— Иди, проветрись.

Отлепив, наконец, от него пристальный взор, Дарко пошёл дальше. Больше говорить было не о чем, всё и так стало ясно. Долго же держал в себе Волот чувство ревности к Граде. Что ж, отчасти брат был прав, но только отчасти. Дарко и в самом деле дышал неровно к ней, тут не поспоришь, но держал все свои желания в узде. Как же повезло Волоту с ней, та была верной и слишком доверчивой. Как, впрочем, повезло и с Росьей. А он, паскуда, не ценит ничего.

Дарко остановился перед дверью, дыша прерывисто и глубоко, чувствуя, как темнеет всё внутри. Волот всё же зацепил за живое. Что нашло на брата? Зачем вспомнил про Граду? Ведь это забыто, уже оговорено не один раз. Зачем ворошить прошлое? Это всё Венцеслав, тварь, всё в уши дует!

Дарко перевёл дыхание, но гнев накалился до такой степени, что казалось, пепел взметнулся по сторонам. Сжав кулаки, княжич шарахнул о дверь, да так, что треснуло где-то в петлях. Боль пронзила руку, но он остался глух к ней. Хватит с него!

Мужчина влетел в опочивальню, громко хлопнув дверью. Заметался, что ястреб в клетке, готовый перевернуть всё вверх дном. Стены давили, как и всё то, что так опостылело ему. Впрочем, чего ждать, коли так складывается, то лучше скорее уехать.

— Мирята! — крикнул княжич, распахивая дверь, зазывая отрока.

Тот проворно выскочил прямо из-за угла. Подслушивал знать. Хотя неудивительно, слишком тихо было в палатах, верно затаилась вся челядь, прислушиваясь к спорам княжичей. Хорошо, что матушка уехала гостить к родственникам, уже прибежала бы.

— Слушаю, — в глазах мальчишки мелькнуло сильное волнение вперемешку с растерянностью, верно никогда не видел своего хозяина таким взбешённым.

— Прикажи коня седлать, в Изгорь мне надо.

Парень кивнул, выждав немного — ещё какие указания будут, но Дарко кивнул, подавая знак, чтобы поторопился.

— Иди.

Тот уже припустился по лестнице.

— Постой! — Дарко задержал дыхание. — Полада найди и скажи, чтобы собирался в дорогу, завтра поутру выезжаем. Теперь иди.

Мирята поморгал, замялся было, верно не ожидал такого известия, но послушно кивнул, метнулся с лестницы.

«Чем скорее уеду, тем лучше, тогда и Волот поумерит свой пыл, раз встал я ему костью поперёк горла».

Осталось ещё кое-что сделать для Росьи. И нужно очень сильно постараться, чтобы вернуть Воицу в детинец…

Путь в ближние веси был недолгий, Дарко успел приехать в деревеньку до обеда. Изгорь была обширным селением. Серые кровли, вымокшие от ночного дождя, терялись в грязно-коричневых, скудеющих с каждым днём кронах деревьев, и разбросаны были по всему берегу вплоть до первой излучины. Там терялись где-то в сизой дымке последние срубы.

Проехав небольшую отару пасущихся за околицей овец, Дарко миновал ряды заготовленных на зиму стогов сена. Средь домов пронизывающий ветер стих, только легонько трепал ленты на бледной молоденькой берёзке, что ещё летом в Купалову ночь нарядили девицы. Плечистые парни таскали со двора нарубленные дрова в клеть, смеривая всадника спокойными взглядами, пригибая кудрявые головы, верно знали, кто к ним явился в такое время да по какому случаю. О Воице все наслышаны, что прибыла она два года назад вместе с Градой из княжества Логови, и что жила при княжеском дворе, но ушла, когда княжны не стало. Дарко, рассматривая окрестности, подумал, что теперь верно прижилась она здесь, срастаясь с землёй да людом. На родину не вернулась, видно не к кому было, а тут ей по душе пришлось, вот и осталась. Вдруг взяло сомнение — согласится ли вернуться вновь? Должна. Вот только где её изба находится, Дарко не знал. Подъехав к работающим у поленницы парням, княжич остановил коня.

— В какой стороне Воица живёт? — обратился он к юношам.

— Так тут недалеко, вон, за изгородью, — тут же отозвался старший из них.

Дарко глянул в ту сторону, куда было указано.

— Дома ли она?

— Утром видел.

Княжич тронул мерина, оставляя парней, которые озадаченно смотрели вслед, позабыв о работе. Спеша ко двору бывшей наставницы Грады, Дарко всё больше терзался сомнениями. А ну как погонит прочь с порога?

Воица знала всю правду о Волоте и о его проклятии, Града ей рассказывала обо всём, ни в чём не таясь. Дарко преисполнился к этой девке уважением, до самого конца она хранила и хранит семейную тайну, дав на то обещание упокоенной невесте.

Из дымохода валили белые клубы, значит, дома хозяйка. Избёнка её была старой, с ссохшимися на солнце брёвнами, покрывшимися в некоторых местах бледно-зелёными плешинами мха. Однако всё вокруг было опрятно, низкая крыша хоть и стара была от времени, но без дыр, порог чист, и прибрано в сенях, в которые Дарко вошёл без всяких препятствий. Внутри тепло и наведён порядок, но всё говорило о том, что женщина так и осталась вдовицей: не было среди развешенного на верёвке белья ни портов, ни на петлях кожуха мужского. Из горницы послышались торопливые шаги, дверь скрипнула, и на пороге замерла невысокая фигурка худощавой женщины, которую и не назовёшь таковой — красавицей была, и от пронизывающего взгляда её земля косилась под ногами.

Долгое время они смотрели друг на друга.

— Княжич, — выдохнула, наконец, Воица, но в серо-дымчатых глазах не вспыхнула радость встречи, угрюмо сжались и губы.

Наскоро вытерев руки о передник, она поправила узел платка на затылке, робко тронула рукой подвески на груди, прихорашиваясь. Как и прежде, выглядела Воица хорошо, даже слишком для женщины, живущей без мужа, несущей на себе целое хозяйство. А хозяйство немалое было, кудахтали куры за стеной, блеяла со двора и коза.

— Проходи, чего же на пороге стоишь, — пригласила она впопыхах внутрь, отступая к печи.

— Спасибо, — Дарко снял шапку, разметав волосы пальцами, шагнул в небольшую горницу.

Пахло влажной духотой, на полу стоял ушат, верно только вымыла доски хозяйка.

— С какими же ты вестями заглянул ко мне? — не стерпела она, стягивая с головы платок. — Присаживайся, — поманила на скамью, сама подхватила с печи горшок.

Зачерпнув горячего варева, по запаху — сбитня, поставила перед дорогим гостем.

Дарко принял питьё, вдыхая его аромат.

— За тобой приехал.

Воица так и замерла с полотном в руках. Дарко, отпив немного сбитня, глянул на неё. В глазах её густо завихрился страх и растерянность.

— За мной?

— Садись. Поговорить нам нужно. С просьбой я приехал большой, — поспешил успокоить её княжич.

Женщина послушно присела напротив, всё ещё беспокойно и ожидающе смотря на Дарко. И он мог свободно рассмотреть её затмевавшую глаза красоту, верно данную богами, чтобы посмеяться над ней, забрав у той так рано мужа. Её тонкие брови были изогнуты полумесяцами, глаза, отливавшие сталью, обрамляли длинные тёмные ресницы, делая взгляд глубже, а расширенные зрачки утягивали в самую хлябь, где верно дна нет, так и тонешь. Прямой нос, красивые губы, щёки, раскрасневшиеся от проделанной работы. Пущены по плечам две тёмно-медные гладкие косы, что змеями скользят до пояса. Одета она была тоже просто, в льняной навершник, крашенный голубым и подвязанный длинным вышитым бурым поясом. Всколыхнулись позабытые воспоминания, и верно не ко времени. Женщина робко отвела взор от излишнего внимания со стороны Дарко.

— Слышала, наверное, о том, что Волот невесту себе нашёл?

Воица медленно и как-то с печалью опустила взгляд, будто ждала услышать другое.

— Слышала, как же, — сказала она, схватившись зачем-то за полотно, что лежало рядом на столе.

Дарко заметил, что порозовевшие от холодной воды пальцы её подрагивали.

— Хочешь, чтобы я с ней была?

Он кивнул.

— Кроме тебя, мне не к кому обратиться, — ответил Дарко, чувствуя, как Воица напряглась вся, вздохнула туго, будто с горьким разочарованием. — Знаю, что прошу о невозможном, но Росье, невесте Волота, нужен пригляд и помощь… Она ещё юная… Не знает ни о чём… Обряд венчания через седмицу… — невпопад проговорил он, — я бы не тревожил тебя, но в поход собираюсь и…

Взгляд Воицы обжёг. Так посмотрела, будто враг перед ней. Она поджала губы, смяли тонкие пальцы полотно так, что костяшки побелели, но тут же разжались, и рука её скользнула по столу. Воица чуть наклонилась вперёд, накрывая руку Дарко своей холодной ладонью. От этого прикосновения обожгло всё внутри, разгоняя по телу кровь, пробуждая в нём всякие чувства: и страсть, и вожделение, и горечь — многое было между ними, когда она жила при княжьем дворе, но Дарко не хотел этого вспоминать и чувствовать. Теперь уже нет, сердце желало другую, ту, что была под запретом для него, пусть тело и говорит сейчас об обратном, верить тому нельзя. И ради Росьи он тут.

В избе они были совершенно одни, и зайти сюда никто не решится, пока княжич не покинет порог. Наблюдая распаляющиеся жаром желания глаза Воицы, что замерцали жидкой сталью, Дарко высвободил руку, погладил по коже, которая не успела огрубеть от тяжёлой работы, кою несла на себе она весь этот год. Обхватив тонкое запястье женщины, притянул её к себе. Теперь всё сложил воедино, и стало ясно, как белый день, откуда такое снисхождение к нему при встрече, ласковые взгляды и безропотное угождение, которое воспринял как заботу. А после — это разочарование во взгляде, верно, ждала его, он приехал, только не затем, о чём помыслила. Неужели поселилась поблизости, не уехала обратно Лаговь из-за него?

— Я знала, что ты придёшь, — шепнула она.

Дарко раздумывал недолго, поднялся и прошёл к двери. Женщину на короткий миг взяла оторопь — уйдёт?

Княжич дёрнул задвижку, запирая дверь. Молча приблизился к Воице, взгляд которой оттаял, и поселились в нём тепло и ласка. Женщина была такая маленькая, что едва затылок доходил до подбородка Дарко. Проведя кончиками пальцев по её щеке, он, обхватив шею, погладил большим пальцем выступ ключицы, накрыл ладонями небольшую грудь, сжал неистово.

Воица прикрыла глаза, вдыхая глубоко — вот она вся его. Ощутив прихлынувшее возбуждение от такой покорности, подхватил за бёдра, отнёс на лавку, повалил, дёрнув шнуровку на её вороте, приник губами к тонкой шее, целуя едва ли не до боли. Воица охнула, но истосковавшееся по мужской ласке тело женщины само отдавалось на малейшее прикосновения Дарко, вздрагивало.

Уже торопясь, она рванула с плеч юноши налатник, подобрав полы рубахи, нашла тесьму его портов, дёрнула.

Навалившись на неё, Дарко подобрал влажный подол платья, откинул к поясу, оголяя стройные ноги, раздвинул их, разместился меж её бёдер, приспуская штаны. Соприкосновение разгорячившихся тел напустило ещё больше тумана в голову, и здравомыслие покинуло княжича без остатка. Он сжал её плечи, истлевая желанием взять её, но Воица сама подалась вперёд, пронзая пальцами волосы княжича, крепче обхватывая его бёдрами. Дарко, погружаясь в тёплую глубину, заскользил сначала плавно и неспешно, давая Воице привыкнуть к себе, но нетерпение вдовицы возбуждало, толкало вперёд. Он задвигался жёстче, делая резкие толчки, пока дыхание не сбилось, а шея Воицы не покрылась испариной, наслаждался гибкостью женского тела, принимающего его так легко и с жаждой, будто земля — проливной дождь. Достигая слишком быстро вершины наслаждения, он склонился, накрывая её раскрывшиеся, изголодавшиеся по поцелуям губы своими губами, продолжая вторгаться в неё, проникая почти беспрерывно. Воица вскрикивая и упираясь руками в лавку, стала сама подаваться ему навстречу, принимая целиком, жадно вбирая его рвавшуюся наружу силу, а потом вдруг откинула голову, толкнувшись навстречу, с нажимом сдавив его бёдрами, задержала дыхание где-то в груди. Дарко, накрутив на кулак её гладкие косы, потянул назад, продолжая двигаться до полного исступления, и, рванувшись в последний раз, выплеснул, наконец, наружу огонь, на миг задохнулся от нахлынувшего обессиливающего до самого дна блаженства, остановился, выпуская женщину.

Воица, выдохнув, откинулась без сил на скомканную постель. Некоторое время Дарко слушал переплетающийся грохот сердец, клокотавшую в висках кровь. Всё ещё оставаясь в ней, он пошевелился, слизав капельки пота с шеи Воицы, чувствуя горько-солёный вкус на языке. Поцеловав в её сухие горячие губы, отстранился и сел рядом, оставив девку так и лежать с голыми согнутыми в коленях и раскиданными в стороны ногами.

В горнице повисла тишина, только витал в воздухе запах случившейся в порыве страсти близости. Унялось и дыхание, и только потом, где-то на донышке разума, Дарко понял, что поступил не совсем честно. Однако времени на раздумья не было, ещё нужно было до темна переговорить с отцом и волынянином. Приподнявшись, завязал штаны.

Воица тоже пошевелилась. Легко, как дуновение ветерка, прошлась её уже горячая ладонь по предплечью, напряжённой спине, она склонилась к самому уху и шепнула:

— Ступай. Я приеду. Завтра.

Дарко вернулся дотемна, ещё только-только сгущались сумерки, мягко опускаясь на детинец вместе с влажным туманом. Едва он проехал помост, как закрапал дождь. Метались огни пламенников на воротах, и в их свете сновали по стенам стражники. Въехав во двор, Дарко выругался. Венцеслав был ещё здесь, судя по шуму, что доносился со двора. Вот же пиявка. И в самом деле, въехав во двор княжич увидел, что люди сборщика от безделья снуют по двору, отвлекая стражу разговорами. Пир был в самом разгаре, множество гулких мужских голосов выпускали открывавшиеся постоянно двери хоромин. Появилось необоримое желание вытащить этого паскуду Венцеслава за шиворот и вытолкнуть за ворота. Даже начало трясти от пробившей злости. Едва он пересёк двор, как на лестнице появился Волот, а с ним и Венцеслав. Следом шёл Горята. Ещё бы ему тут не быть, как мог пропустить очередную гульбу?! Дарко наблюдал уже целый месяц, что брат в последнее время гуляет на широкую ногу, но не до такой пьянки! Не весь белый день квасить!

Волот пока младшего не заметил, и Дарко искал взглядом среди людей Миряту, чтобы выведать, где отец и почему он позволяет такое непотребство. Ночевать ныне здесь княжич не останется. Родной стан показался как никогда чужим, да и нечего ему здесь больше делать, Дарко ощутил это так явственно только теперь.

Но мальчишки нигде не было. Княжич хотел пройти незамеченным через задний двор, но его успели увидеть.

— Дарко! — воскликнул Венцеслав, когда княжич пытался проскочить мимо.

Челядь и стража, которые были привлечены громким выкриком сборщика, посмотрели в их строну, и теперь Дарко уже был у всех на обозрении, но люди снова занялись своими хлопотами, которых к вечеру было невпроворот.

Всей гурьбой княжеская знать, шумя и смеясь, вышла на двор. Дарко сохранял хладнокровие, хоть это неимоверными усилиями давалось ему.

— Постой, — услышал он голос Волота.

Дарко аж передёрнуло от командного тона старшего. Чего ещё ему надо? Сердце уже пустилось в галоп, а ком гнева сдавил горло.

— Куда опять спешишь, не к моей ли невесте?

Дарко остановился, сжимая кулаки и каменея.

— Она ещё не твоя.

Тёмные брови Волота сошлись на переносице. Горята и Венцеслав притихли, посерьёзнели, но и не встревали, наблюдая со стороны.

— Что ты сказал?

— Что слышал.

— Волот, не надо, — вмешался всё же Венцеслав, но только ещё больше подначивая и зля.

— Отстань, — рявкнул на него Волот, вперившись замутнёнными глазами в младшего брата.

Волот хоть и был во хмелю, но держался крепко на ногах.

— Ты ничтожество, Дарко, тебе никогда не обойти меня, заруби себе на носу. Никогда не стать воином, силёнок у тебя не хватит. Думаешь, если пойдёшь на Ставгонь, сможешь обойти меня, стать мужчиной? Ты жалок.

Дарко не выдержал, с размаху ударил по лицу брата, попав в челюсть. Прихвостни, что окружали Волота, не дали упасть ему. Он встряхнул головой, очухиваясь и трезвея мгновенно. Тут уже и челядь побросала все дела, бросилась глазеть на случившуюся меж братьями стычку.

Повисло молчание. Лицо Волота менялось на глазах, сначала вытянулось и посерело, а потом на него легла густая тень злобы. Чёрные глаза холодно сверкнули, Волот с остервенением кинулся, яростно отталкивая друзей, сбивая Дарко с ног, вместе с ним опрокидываясь на сырую землю. Кто-то пытался разнять их, растащить, на миг это удалось, но куда там — братья сцепились вновь, что клещами не разожмёшь, как две громадные глыбы, катались по земле, замахиваясь кулаками. Волот всё же попал куда-то в висок, и Дарко на миг потерял зрение.

— Ты, вымесок, я тебя убью! Надо было раньше тебя выжить, тварь! — со злобой рычал он, и голос, надрывной, из груди исходящий, Волоту не принадлежал.

Он пятернёй сдавил шею Дарко, другой придавил лицо к земле.

— Зря я доверился и отправил тебя за девкой. Но ничего, я своё наверстаю, возьму, так и знай, — хрипел он в ухо.

Дарко с размаху саданул Волоту в рожу, добавил ударом локтя под рёбра, и тот вмиг слетел с него, закувыркался. Княжич одним прыжком настиг старшего, заехав ещё и в зубы.

— Только попробуй сделать что плохое ей, убью, — просипел сквозь зубы. Видя ухмыляющийся оскал Волота, залитый кровью, вовсе потерял остаток разума, замахнулся для нового удара.

— Дарко! — услышал он отголосок женского крика.

Сжимая кулак до хруста, не сразу допустил в сознание узнавание.

— Дарко не тронь! — кричала матушка, кинулась сзади, схватила его за шиворот, силясь оттащить, но куда ей, такую глыбу и с места не сдвинуть.

— Оставь его, не тронь! — кричала она разъярённо.

Дарко стиснул зубы, сотрясаясь от гнева, не сразу выпустил Волота, который продолжал смотреть на него, как на ничтожество. Гадко сделалось внутри. Он разжал хватку и поднялся на ноги, позволяя княгине оттолкнуть себя. Тут подоспели Венцеслав и Горята, что издали наблюдали за тем, как размахивают братья кулаками, помогли подняться другу. Женщина охала, оглаживая выпачканное грязью и кровью побледневшее лицо Волота. Дарко почувствовал, как по скуле потёк густой ручеёк. Он коснулся брови, скривился.

«Пробил всё же, сволочь», — шикнул он.

— Ого! Что тут произошло!? — Полад появился перед княжичем внезапно. И откуда только взялся? — Вот чем ты тут развлекаешься. Я так и знал, что ты наврал, будто в Изгорь поедешь. А я тебя, как дурак, жду-жду, хоть бы меня позвал — кулаки размять мне бы тоже не помешало, — ответил он в своём обыкновении, с жгучей неприязнью посматривая на сборщика.

Волынянин быстро смекнул, что к чему без, всяких объяснений.

Матушка обернулась, гневно смерив младшего сына презрительным взглядом.

— Ты что творишь!? — вскинула она руки и бросилась на Дарко, толкая его в грудь.

Тот и хотел бы разъясниться, но разве поймёт она его? Однако был изумлён, с каким пылом она кинулась заступаться за Волота. Даже побратим хмурился, наблюдая, как княгиня разгневалась на своего младшего сына.

— Он же только на ноги поднялся. Совсем очумел! Чего ты руки распускаешь, на кого?! На брата родного! Не смей его трогать! Уходи, с глаз долой уходи, и лучше уезжай, Дарко.

Княжич так и остолбенел. Мать только губы плотно сжала, выказывая волевую твёрдость. Верно, всерьёз она говорила.

— Уезжай, — сказала она и отвернулась к Волоту, который бешено зыркал на младшего, силясь верно испепелить того взглядом. Так и хотел пустить вновь в дело свой поганый язык. Дарко только этого и ждал, мало он ему рожу начистил, нужно было бы ещё. Но тот, как нарочно, молчал, гневно сопя.

— Пошли, — позвал побратима Полад. — Оставь их, не стоит он того, поверь.

Вдвоём они миновали двор, прошли в детинец, на задний двор, где и поселился Полад на время пребывания в Дольне. Но не успели подойти к низким воротам, встретила их девица. Дарко не сразу признал в ней чернавку Росьи. Полад первым прочёл вопрос по лицу друга, поспешил успокоить:

— Со мной она.

Хотелось спросить и давно, но не стал. Его всё ещё трясло от бешенства. Всё обернулось не так, как он предполагал. Отец, как только он стал ненужным, с лёгкостью отпустил и уговаривать не стал, как и не заботиться о его отъезде. Мать тоже за Волота печётся. Княжич даже приостановился, осознавая, что ему тут нет места.

«Только сейчас понял, проклятье!»

От накатившего отвращения Дарко даже замутило. Всё это время брат его просто использовал, а он, как гончий пёс, старался для него. Дарко перекосило от осознания и пронизавшей его боли. Прав был Волот, он и в самом деле жалок, коль позволил управлять собой отцу.

Руяна вскинулась, когда рассмотрела в опустившейся темноте лицо Дарко.

— Батюшки! — охнула она.

Полад по-хозяйски приобнял её и подтолкнул чернавку.

— Чего стоишь? Ступай, воды неси да полотна.

— Постой, — остановил её Дарко.

Руяна застыла.

— Позови сюда Росью, — велел он чернавке.

Та растерянно переглянулась с Поладом.

— Приведи немедленно, — повторил Дарко жёстче.

Только тут девка, спохватилась.

— И чтобы никто вас не видел, — напутственно добавил он, когда та уже скрывалась за воротами.

Полад помолчал некоторое время, потом повернулся.

— И что ты задумал? Хочешь с собой увезти? Теперь уже поздно. Говорил я тебе, Дарко, а ты не слушал.

И без того метался княжич в бешенстве от собственного бессилия, понимая, что совершил ошибку, за которую и поплатился. Тогда была ещё возможность уберечь Росью, отговориться и сказать, что внучки Бреславы заняты. Спрятать Росью как можно дальше от земель Дольны, увезти за Межну и к волхвав за крепкие стены, где бы её никто никогда не нашёл, ни лесной хозяин, ни сами боги. Теперь поздно.

Логово Полада было тесным, и везде, как у здорового холостяка, был беспорядок. Волынянин, скрестив руки на груди, опёрся на дверной косяк. По сравнению с проёмом он был на полголовы выше, и от того клетушка казалась ещё меньше. Ожидающим взглядом воин всё что-то пытался высмотреть в облике побратима.

— Ты не стой, собирайся в дорогу, — подтолкнул его Дарко.

Полад только лишь сокрушённо качнул головой, тягостно вздохнув.

— А мне и собирать нечего, как видишь. Хоть прямо сейчас в седло.

И Дарко не собирался тут больше оставаться, теперь уже незачем, раз всё стало таким прозрачно понятным, нечего наводить ссору, и чем скорее покинет Дольну, тем лучше. Ожидание затягивалось и Дарко взяло сомнение в том, что Росья придёт. Но вскоре за дверью послышались шаги. В дверях возникла чернавка, первая вошла в помещение, а за ней и Росья. Пришла.

Она вмиг побледнела, когда в свете лучины увидела лицо княжича, но ничего не сказала, только встревоженно и бегло оглядела присутствующих мужчин и ещё больше оробела, ничего, видно, не понимая.

Полад, тронув чернавку, повлёк её за собой, та опустила на лавку ушат воды и полотно, и оба быстро оставили Дарко и Росью наедине.

— Что случилось? — спросила девица, придвигая ушат к себе и обмачивая в нём полотно. Приблизилась, поднимая руку, чтобы стереть с лица успевшую подсохнуть кровь.

— Оставь, — сказал Дарко, забрав полотно и бросив его в воду. — Я уезжаю, — сказал он.

Росья растерянно моргнула, и серо-зелёные глаза заблестели.

— Как? — выдохнула она. — А как же… — она смолкла, бледную кожу тронул румянец.

И Дарко всеми силами старался держать себя в руках. Он встал, и Росья, хоть и вздрогнула, но осталась стоять на месте.

Он должен узнать, прямо сейчас. Спросил:

— Я тебя пугаю?

— Нет, — качнула головой девушка.

И Дарко, скользнув руками по её предплечьям, легонько сдавил. Щёки Росьи ещё больше загустели краской, но глаз она не опустила, смотрела прямо и не собиралась его отталкивать, ждала. Больше не в силах сдерживаться, он обхватил её лицо ладонями и, не позволив опомниться, приник губами к её губам, нависая. Тёплые уста Росьи раскрылись, позволяя себя целовать. Дарко мгновенно накрыла горячая волна жара, будоража до глубины души. Он старался целовать её осторожно, но верно плохо у него получалось. От её нежности и мягкой отдачи в животе свернулась в узел истома, прокатываясь по всему телу слабостью. И всё забылось: и недавняя стычка с братом, и жестокие слова матушки. Дарко пошатнулся, давая глотнуть воздуха Росье, та, опалив своим дыханием, положила ему руки на грудь, испытывая и неловкость, и смятение, и страх.

— И как же мне быть?

— Я не могу тебя сейчас взять с собой, — поспешил он с ответом, сглатывая, ощущая на языке сладость её губ. — Волот не позволит уйти далеко, едва мы окажемся за стенами.

Росья слушала внимательно, едва заметно кивнул. Но испуга в глазах уже не было, а только ожидание, спокойное, как река.

— Что я должна делать?

И княжич готов был отдать всё, чтобы прямо сейчас увезти её. Но нельзя, слишком опасно, если поспешит, то совершит ошибку и Росью уже никогда не увидит.

— Ты не представляешь, во что я тебя втянул, — признался он, оглаживая её плечи, лопатки, спину. — Прости, я не должен был тебя привозить. Я виноват, — шептал он, удерживая себя, чтобы вновь не прикоснуться к распухшим и побагровевшим от поцелуя губам.

Росья слушала внимательно, ловила каждое его слово и готова была делать всё, он это видел и проклял себя за то, что не понял раньше, что произошло меж ними ещё задолго до сего дня, ещё когда он только въехал в Елицу. Ладно Росья, она неопытна и невинна, но он?!

— Жди меня, как только всё устроится, я приеду за тобой. Обещаю, что скоро. Вернусь и заберу, даже если ты… выйдешь за Волота, украду.

Росья смотрела на него неотрывно, осмысливая сказанное, но и это готова была принять.

— Остерегайся Мирогоста. Завтра придёт Воица, будь у неё на виду постоянно и не отходи, пусть с тобой на ночь остаётся, это важно. И ничему не верь, никому.

— Хорошо, — выдохнула она.

Чтобы выпустить её, Дарко пришлось приложить усилие. Да и как отпускать? Немыслимо. Но рисковать он не мог. И лучше ей поскорее вернуться, не дай боги, ещё прознает, что была здесь.

— Иди, — сказал он, глядя ей в глаза, отнимая руки, зная, что если ещё задержит её, то уже не выпустит.

Росья опустила взгляд и, развернувшись, прошла к двери, не задавая никаких вопросов, только на пороге задержалась, обернулась, задумавшись над чем-то, но, верно, передумав, качнула головой и выскользнула в темноту.

Дарко ещё некоторое время смотрел ей вслед, а внутри сгущался мрак.