Холодная тишина окутывала, погружая Дарко в вязкий кисель безмолвия. Время тянулось слишком медленно, мучительно тягостно было считать, как мгновения проходят за мгновениями, а он не в силах что-либо сделать. Княжич сидел на бочке, прислонившись спиной и затылком к стенке, вдыхая запах плесени и сырости. Голова раскалывалась от ушиба, и мысли, как вражеское полчище, осаждали, пронзая острыми копьями. Думал Дарко и о том, что будет, если не станет их обоих — Волота и Росьи, или уйдёт кто-то один — и то, и другое доводило до безумия. Потерю Росьи он себе не простит. А Волот… Его жизнь изначально висела на волоске, и уж давно бы пора было свыкнуться с тем, что рано или поздно проклятие подкосит его. Впрочем, думать об этом тоже было больно. Да и что будет с княжеством, если уйдёт ещё и Волот? Как выстоять, вытянуть это всё? А мать…

Дарко выдохнул, поворачиваясь на свет, что бился через щели всё тусклее, верно вечереет. Никто его здесь не станет искать, разве только Полад, с которым он заручился собраться ныне в путь. Только найдёт ли тот его здесь? Дарко поднялся, прошёл к двери. Глубокий вдох, медленный выдох, но каждая часть тела всё равно была напряжена до такой степени, что он не смог сдержать всплеск бешенства. Саданул кулаками в дверь — защёлка только брякнула, но створка не сдвинулась с места. По пальцам густо и горячо потекла кровь из разбитых костяшек. Бесполезно, всё бесполезно. Сколько раз он вспоминал слова Полада о том, что не нужно привозить невесту в Дольну, сколько раз корил себя, что не послушал, но теперь ничего не вернуть. Ничего. Дарко запустил пальцы в волосы, он уже ничего не чувствовал, кроме поднимающегося со дна души отчаяния.

И тут он замер, мгновенное онемение прошлось холодными глыбами по всему телу, остановилось и толкнулось в сердце. До слуха Дарко донеслись откуда-то сверху глухие крики, а следом повеяло гарью. Сбросив оцепенение, княжич метнулся к двери, безустанно толкая её. Всё отчётливее веяло дымом. Оставив бессмысленное занятие, Дарко рванулся к бочкам, схватил то, что попалось под руку, с размаху бросил в створку тяжёлый короб, но без толку — короб разлетелся на щепки, раскатились по полу клубни репы.

— Открой! — крикнул он.

Чья-то тень мелькнула в щели. Княжич попытался высмотреть хоть что-то, но увидел только всполохи зарева, и они не были похожи на закат — горел храм. Внутри всё упало.

— Будь ты проклят, волхв, — прошипел Дарко.

Но тут же за дверью послышалась возня, а следом брякнула щеколда, и княжич, оторвавшись от стены, кинулся к выходу. Полад подхватил его на пороге.

— Я уж думал, что Мирогост принёс в тебя в жертву. Обыскал всё, — говорил на ходу волынянин.

Только тут княжич заметил, что друг был вымазан в саже и взъерошен, словно за ним гналась орда татей.

— Там уже всё занялось, Дарко, я не смог. Он запер…

Дарко его не слушал, да и не понимал, ослеплённый гневом, о чём тот говорит. Взбежал на пригорок, и взору его открылся полыхающий во всю мощь храм. В багряном зареве тонуло за окоёмом светило, такие же красные лучи обливали весь холм и горстку людей, слепили глаза. Огонь уже жрал крышу и стены, коньки с головами чудищ тлели, озаряя потемневшее черней смолы небо.

Не верилось в то, что он опоздал. Безумие охватило Дарко, он сорвался с места, ринулся к храму, где толпился вокруг народ, что успел сбежаться сюда, и верно эта беда стала для людей плохим знамением. Кто-то ещё пытался потушить пламя, плескал воду, таская с колодцев и рвов, другие отстранённо смотрели, женщины подвывали, кусая кулаки, наблюдая за обезумившими жрецами.

— Как это произошло? Как?!

— Говорят, видели женщину, она подожгла хозяйскую клеть, а там и недолго, как занялись стены. Я сам поздно прибежал, тогда только, когда стража увидела пожарище, пропустил всё, в путь своих воинов собирал. Не углядел, да не думал, что тебя запрут. Ждал, дурак.

— А Росья, Волот?

— Ты меня не слышишь, Дарко, старик там заперся, в храме. Волота вытащили, его уже понесли в детинец, а Росья… Мирогост не отдал её, оста…

Княжич не дослушал, кинувшись к стенам. Промчался сквозь толпу, некоторых отталкивая, а другие, видя его, сами отшатывались. Дарко быстро оказался перед воротами и, не раздумывая, нырнул в них. Горячий воздух плеснул в лицо, опутал сетями грудь, но даже тогда княжич не остановился, ворвался в распахнутые двери. Всё полыхало: и крыша, и длинные дубовые чуры, горела трава, которой был выстелен пол. Жар мгновенно въелся в кожу, слишком горячо и дымно. Глаза застелило слезами, и накалённый воздух быстро высушил горло. Дарко бросился к дверям, вламываясь в них, но куда там, заперты.

— Будь ты проклят, Мирогост! — сорвался на крик Дарко, но по ту сторону уж ничего не было слышно, только гудение огня и вихри всполохов от новых очагов.

Что-то сверху надломилось, правый угол покосился, рухнула балка, сбивая изваяние, владыка грозы и молний с тяжёлым гулом рухнул наземь, вздрогнула под ногами земля, свергнутый истукан сбил алтарь.

Дарко закашлялся. Охваченный отчаянием, он вновь толкнул дверь плечом. Горячая смола брызгала искрами, и рукава рубахи задымились, схватились огнём быстро, потянуло палёной плотью, и ком тошноты подкатил к горлу. И как бы разум ни толкал Дарко отступить, он бился о дверь вновь и вновь. Из последних сил, разъярённый безнадёжностью, ударил плечом, боль стрельнула куда-то в лопатку, потемнело в глазах, и вместе с тем что-то надломилось по ту сторону. Не выдержав веса его тела, створка поддалась. Дарко буквально ввалился в горящее море. Воздух от накала дрожал, сушил губы и кожу. Сквозь заволокшую глаза влажную пелену он пытался хоть что-то рассмотреть, пока не увидел среди горящей утвари Мирогоста. Волхв будто и не заметил княжича, склонялся над распластавшейся на лежанке Росьей, а она, взмокшая от нещадного жара, раскрывала губы, словно пытаясь что-то сказать.

В один прыжок Дарко перемахнул через стол, что разделял его с Мирогостом, схватил волхва за шиворот, вздёрнул на ноги, отрывая от девушки.

— Ты что творишь? — потребовал ответа у старца, да видно напрасно.

Искалеченное лицо волхва исказилось болью, и верно сам он был уж в полубреду, глаза его закатывались, а потрескавшиеся губы, покрытые коркой засохшей крови, всё вышёптывали слова. Дарко тряхнул его, призывая очнуться, но тот только обмяк в его хватке.

— Ангар, его имя А…

Земля вздрогнула с таким гулом, словно каменный кулак великана ударил о твердь с мощью грома. Дарко пошатнулся, волхва отбросило в сторону, и его княжич уж больше не видел, поглотило старика пламя, срывая одежду с него, съедая поседевшие волосы и бороду, волчью шкуру. Внутри Дарко дрогнуло «вытащить!», но огонь и удушье беспощадно выедали, жгли кожу, забивал глаза пепел, что сыпался с потолка. Дарко отвернулся и уже не видел, что было дальше со служителем. Теряя воздух и разум, бросился к лежанке, подхватил хрупкую и истерзанную девушку на руки.

Дарко не помнил, как выбежал на улицу, как тут же его кто-то подхватил и увел в сторону, подальше от глаз, в другой проход. Позже он понял, что это был Полад. Росья, казалось, вовсе не дышала, бледная, с посиневшими губами. Дарко положил её наземь, рухнул на колени рядом, гладил её щёки, растирал кожу, призывая очнуться.

— Сними эту дрянь, — указал Полад на обручье.

Княжич с остервенением сорвал с тонкого запястья проклятое украшение, но Росья по-прежнему не приходила в себя, и показалось на миг, что нить жизни оборвалась, и девушка безвозвратно уходит за грань, Дарко подхватил её, прижимая груди, шепча что-то, призывая пробудиться. Кто поможет ему? Мирогост остался в пепелище. Хайда? Но и она неизвестно где теперь. После того, как Мстислав объявил о венчании, женщина больше не показывалась. Мирята! Послать бы его за лекаркой, но отрока рядом не было, да и слишком долго, а Росья так и не дышала.

Полад сосредоточенно наблюдал со стороны, даже теперь он выказывал спокойствие и холодность ума. И как только удаётся? Дарко не мог понять, как и не мог видеть того, что в голубых глазах его уж давно не тлеет призраком надежда. Княжич вновь положил Росью на землю, нащупывая жилку, цепляясь за надежду, что не всё напрасно, но под пальцами был лёд и никакого движения. Он это понимал, но никак не мог оторваться от неё, точнее, отсечь частичку себя, которую Дарко давно отдал ей. Осколками впивалась страшная правда, от которой остывала в жилах кровь и накатывала глыбами отрешённость. Вокруг стало совсем темно, лишь из окоёма ещё тянулись оранжевые лучи солнца, касаясь русых волос девицы, оставляя золотистые переливы.

За спиной трещали брусья и ревело пламя, но Дарко и этого не слышал, не слышал, как народ гурьбой сходился на пожарище. Княжич поглядел в лицо Росьи. Она сильно исхудала за последние дни. Всё так же висели на груди обереги, блеснула слеза в уголке её ресниц. И Дарко хотел уже сорваться в чёрный омут, что почти накрыл его с головой, как вдруг Росья вздрогнула. Грудь девушки поднялась и опала. Дарко стиснул её плечи, но вовремя опомнился, ослабил хватку. Полад, увидев, как Росья начала приходить в себя, торопливо скинул с себя кожух. Дарко бережно закутал её, приподняв с земли, и держал в руках, как драгоценность.

— Ты вернулась. Вернулась… — шептал он, оглаживая её волосы, лицо.

Дарко не видел, что происходило вокруг, мир сузился до одного лишь хрупкого создания в его руках. Росья была жива, пусть ещё и не открывала глаз, но дышала, пусть и оставалась ещё болезненная бледность, но румянец постепенно окрашивал щеки, а губы розовели.

— Всё хорошо, — твердил он, зная, что она его слышит. — Не уходи больше, слышишь?

— Я всё приготовил, наши люди ждут, — вмешался Полад, и все звуки хлынули в голову, выводя Дарко из оцепенения. — Никто не видел, как ты вышел…

Только тут до княжича дошёл смысл сказанного.

— Решай, — с твёрдостью посмотрел на друга волынянин.

Дарко обратил взор на Росью, которая тихо дышала в его объятиях, и растерянно шарил взглядом по её лицу. Что ж, он так хотел уехать и начать новую жизнь, а теперь и стало для кого, в Дольне его уж ничто не держит.

— Тут ещё кое-что произошло, пока тебя не было.

Дарко вновь перевёл взгляд на побратима, думая, что могло ещё случиться, но верно самое страшное теперь позади.

— Жена Волота вернулась.

Дарко показалось, что он ослышался, и разом померкло всё кругом, верно волынян что-то перепутал.

— Града?

— Да, она пришла со старухой, лекаркой вашей, Хайдой и… с сыном… ему только год…

Дарко перебрал всё в голове, сопоставляя услышанное с прошлым, но не укладывалось ничего — она же умерла, и погребение… хотя… Дарко глянул на Полада.

— Всё подстроено. Она рассказала, что её пытались отравить, и эти сны, в общем, Града была уже тяжела и, чтобы сохранить дитя, ушла.

Дарко, вконец очнувшись, повернулся, выглядывая из-за своего укрытия. Люди всполошились, бегали, кричали, верно его уже и никто не ждал, погребли под завалами. Граду он так и не увидит, всё давно разрушилось для него, и его уж тут не должно быть с тех пор, как забрал невесту у родичей.

Дарко ощутил на своём плече тяжесть руки побратима. Полад поднялся.

— Я позову людей, нужно поспешить, пока они все не опомнились.

Княжич поднял голову, вглядываясь в лицо Полада. Так вышло, что волынянин стал куда роднее Волота.

— Спасибо.

— Как иначе, своих не бросаю, — сказал он и, развернувшись, скользнул за постройку, чтобы вернуться уже с Валуем.

Дарко задумчиво посмотрел ему вслед. Росья пошевелилась. Княжич перевёл на неё взгляд. Из раскрытых губ девушки вырвался тихий вздох. Он прижал её к себе, касаясь губами горячего лба.

Всю жизнь он был верен отцу и своему роду, и будет хранить память о них, покуда жив, ведь как бы мать ни относилась к нему, а дала жизнь и попытку испытать всеобъемлющее великое чувство единства, что никак не вмещалось внутри и уходило за грани тела и души, а ведь многие, чтобы испытать хотя бы раз это чувство, идут в бой, кладя головы на поле брани.

* * *

Росья очнулась от того, что рядом где-то трещали поленья, и только потом она ощутила жар с левого бока. По телу прошлась горячая волна, пробуждая девушку окончательно. Она разлепила ресницы и тут же отвернулась, растерянно вглядываясь в ночную чащобу. Не почудился ли ей вновь сидящий возле костра Дарко? И мужские голоса, что доносились со стороны леса? Росья вспомнила всё то, что с ней стряслось, и её накрыла беспощадная боль. Больше она этого не вынесет, нет. Но тут же появилось лицо Руяны, взволнованное, но вместе с тем сияющее тихой радостью. Уж её Росья не ждала увидеть. Чернавка тепло улыбнулась, и весь скопившийся страх мгновенно спал.

— Очнулась, — полился ручейком голос девки, и вместе с ним звуки леса хлынули на Росью, приводя в чувства.

— Вот, испей, — подала Руяна глубокую плошку с отваром.

Росья, превозмогая тяжесть, будто вместо костей было железо, что сковало всё тело до ломоты, приподнялась, поглядывая в сторону княжича. В руках у Дарко были нож и сук, он что-то с твёрдой сосредоточенностью выстругивал, но, услышав Руяну, тут же поднял голову. Росья быстро отвела взгляд, сама не понимая, от чего, но волнение охватило всю её. Выныривая из-под шкур, приняла питьё.

— Где мы? — спросила, отпивая горячего травяного взвара, обжигая язык.

Без покрова под открытым ночным небом было прохладно, оглаживал спину холодок. Делая маленькие глотки, она осторожно оглядывалась. Чуть в стороне сидел Полад, рядом у другого кострища разместились остальные дружинники, некоторых из них Росья помнила. Поток воспоминаний накрыл лавиной, и она едва не поперхнулась, припомнив и Мирогоста, и Ангара, и огонь, и то удушье, которое испытала, когда волхв вытягивал её из нави.

Руяна раскрыла губы, чтобы говорить, но вдруг кто-то на миг заслонил тепло костра. Росья подняла взгляд, смотря снизу на Дарко. Чернавка торопливо подобралась, пошла к волынянам, оставляя их наедине. Княжич опустился рядом, долго посмотрел на Росью. Сейчас глаза его были потемневшими, в глубине их притаилась и боль, и сожаление, и беспокойство. Нестерпимо потянуло коснуться его, утешить, но Росья сдержалась, смотря на Дарко с затаением.

— Мы уже далеко от Дольны, — сказал он сухо. — Направляемся до Межны, а дальше сядем на ладью, путь возьмём до Ставгони, там и остановимся.

— А Волот? Что с ним?

— Он жив.

— Мирогосту удалось изловить Ангара?

Дарко с растерянностью посмотрел на Росью.

— Я не знаю. Волхв сгорел… Как и весь храм. Туда я больше не вернусь.

Спину Росьи от услышанного продрал мороз. Последнее, что помнила Росья, это требование Ангара остаться с ним, а потом… духота и огонь. Тут же её прострелило понимание — пожар. Она поёжилась, испытывая глубокое потрясение. Потерять свою родину и земли, богов — хуже и не представишь.

Росья опустила взгляд, увидев в руках Дарко вырезанную им фигурку обережного щура. Княжич ниже опустил голову, вся усталость и утраты отразились в этот миг на его лице. Чувства Росьи вспыхнули, смешались и обожгли, она не стерпела, подалась вперёд и обняла Дарко, утешая. Он же будто этого и ждал, верно думая, что она прогонит его, воспротивится ехать с ним в чужие земли, прижал к себе.

— Прости меня, я не хотел тебя подвергать такой пытке. Я желал помочь всем, но…

— Больше не говори ничего, — прошептала Росья, уткнувшись его в шею, вдыхая тёплый, отдающий дымом и хвоей запах Дарко. — Не надо. Давай забудем это.

Дарко застыл, гулко билось его сердце, мгновение-другое осмысливал сказанные слова. А потом Росья ощутила касание горячих губ княжича на виске, щеке, он отыскал её губы, прильнув к ним в долгом поцелуе, в котором было всё: и отчаяние, и радость, и горечь потерь.

— Всё будет хорошо, — сорвались с её губ слова. — Мы сумеем построить новое.

В глазах княжича отсветами забилось пламя.

— Спасибо богам, что оставили мне тебя, — тихо произнёс Дарко.