Дарко наблюдал, как вспыхивает на горизонте за глыбами туч золотисто-бурый свет. Восход только занимался, обливая холмы ещё тусклым, возрождающимся к жизни светом. Ночь была зябкой, поэтому воины кутались в меха и гнали лошадей средь редких пролесков, прячась от порывистого ледяного ветра. И только слышно было, как шумят, словно бушующее море, кроны, как скрипят деревья, будто надломившиеся ладьи. Это не в стенах города, в открытом поле для оказавшихся на дороге в ненастье идёт вечная битва со стихией за тепло, за сухость. Последние дни осени были жёсткими, как морозная вода, холод проникал к телу через толстые кожухи, остервенело кусая, что голодный волк, за открытые руки и лица.

Только к обеду тепло немного разгулялось по полю, и ветер уже не так свирепо бушевал, поднимая сухую траву в небо, взбивая гривы коней. Путники решили сделать привал прямо на открытом месте, разведя сноровисто кострища, что буйно полыхали под резкими промозглыми порывами ветра. От земли ещё тянуло сыростью, потому мужчины расстелили плащи и кожухи, дабы разделить сварганенную на кострах трапезу. Ели, неспешно переговариваясь меж собой, откинувшись на расстеленные подстилки, отдыхали.

Полад всё утро не решался вступать в разговор с помрачневшим чернее туч другом. Да и что говорить? Всё что случилось, было таким нелепым. Драка с Волотом вызывала в Дарко бешеную злость. Разбитые кулаки болели, нагнетали ещё большего буйства. Но как бы ни метались внутри чувства, разрывая княжича на части, а принять неизбежное придётся. Волот и так все соки выпил из него, оставив ни с чем, к чему теперь сокрушаться.

 Волынянин всё же решился разбавить напряжённую тишину. Оставив Вавила, подсел ближе к костру, на плащи, где Дарко сидел в одиночестве, неподвижно, что каменная глыба.

– Охолонись, хватит уже лютовать.

Княжич свирепо глянул на друга. Полад с холодной твёрдостью встретил его взгляд, потом мельком обернулся на своих людей, убеждаясь, что их никто не подслушивает.

– Я хорошо тебя понимаю. Но подумай лучше, – продолжил он, подкидывая в костёр веток и сухой травы. – Волот тебе родной брат, ну вспылил, болтнул малость, накипело, да и Венцеслав его натаскал так, что он ничего не видит. Может, помиритесь ещё.

Дарко побледнел и, пребывая и без того в скверном расположении духа, вовсе изменился в лице.

– Нет. Он поступил по-скотски, вконец борзость свою выпустил, и пора бы поставить его на место.

– И как ты собираешься это сделать? – спросил Полад, будто и ждал мига, когда сможет задать именно этот вопрос, что верно мучал его всю ночь и утро.

Дарко поёжился, передёргивая плечами. К Волоту, конечно так просто не подберёшься, тем более у него есть надёжный тын – отец. Но плевать, до весны он должен вернуться в Дольну и забрать своё. После похода поедет к князю Избору в Волынь, там и осядет, а к теплу приедет за Росьей. Только вот тошно делалось от одного представления о том, чего придётся ей до того времени натерпеться.

– Может, всё же вернуться и поговорить с Волотом?

– Не получится, – бросил Дарко, откидываясь на шкуры, глядя в клубы серых туч, что ворочались в небе, тесня друг друга.

Точно так же было у Дарко на душе – тесно и хмуро. Полад больше не тревожил его, сидел погрузившись в молчание.

Княжич сомкнул веки, бессонная ночь дала о себе знать. Слушая шум ветра и обрывистые разговор воинов, которые изредка уносил ветер куда-то в сторону, он провалился в дремоту. Но неожиданно сквозь полусон пробились другие звуки, ощущаемые телом от земли. Дарко вскочил на ноги, тревожно вглядываясь вдаль. И в самом деле, на отряд неслись со стороны городища всадники. Воины вмиг подобрались с земли, тоже начали вглядываться, хмурясь.

– Свои, – сказал кто-то из них.

– Никак случилось что?

Внутри Дарко кровь оледенела, когда он узнал среди всадников Венцеслава. Княжич сжал кулаки, лицо его побледнело. Какого беса этому ещё тут надо?

Спешившись, поборщик стремительно приблизился к отряду.

– Ты посмотри, успел нагнать, – встал рядом Полад, скрестив руки на груди. – Неужели Волот одумался?

Дарко хмуро глянул на него.

Венцеслав остановился в двух шагах. Скотина всем своим видом показывал свою брезгливость.

– Меня послал Волот, – произнёс он, щурясь от ветра.

Дарко непроизвольно качнулся, сдерживаясь от грубого высказывания. Поборщик от чего-то медлил, оглядывая княжича.

– Князь Мстислав…

Он не договорил, но внутри уже продрало льдом.

– Что?

– Умер.

Воины, что стояли за спинами, окружив их, переглянулась. Дарко же помертвел, не веря в то, что только что услышал, в груди камнем забилось сердце.

– Лжёшь, паскуда! – шагнул он к поборщику, схватив того за грудки. – Зачем?! – прорычал он, встряхивая худощавое тело Венцеслава.

Тот попытался смахнуть руки Дарко, но ничего не вышло.

– Дарко, – потянул Полад друга в сторону, отрывая от Венцеслава.

Люди поборщика тоже спохватились, но вмешиваться поостереглись, к княжескому сыну идти на рожон побоялись.

– Зачем лжёшь, тварь?!

– Это правда, – прошипел Венцеслав. – Княгиня нынче с утра прибежала к Волоту, известив об этом, она и просила вернуть тебя. Мстислав не проснулся поутру.

Последние слова хлестнули, что плетью по сердцу. Дарко ослабил хватку, отпихнул Венцеслава сам. Тот, взъерошившись, бросил остервенелый взгляд. Пошёл к оставленной лошади, взобрался в седло.

– Зря я вызвался помочь! – крикнул он с безопасного расстояния и с яростью пнул лошадь пятками, разворачивая и пуская её вниз по склону в обратный путь, следом едва поспевали его прихвостни.

Побратимы стояли молча, с хмурыми лицами, верно никто не ждал такой лихой вести. Дарко, дыша глубоко, всё пытался осмыслить сказанное Венцеславом. Как такое может быть? Отец был ещё крепок, как железо. Ладонь Полада легла на плечо княжича, оглушительный порыв ветра разбросал волосы по лицу Дарко, рванул полы плаща Валуя, что стоял поодаль.

– Нужно возвращаться, – нарушил первым тишину волынянин.

Дарко сжал зубы.

«Вернуться», – отдалось эхом в ставшей вдруг пустой голове.

Вернуться – это значит быть снова на побегушках у Волота, это значит выполнять его прихоти, из кожи вон лезть, чтобы не расстраивать мать и точно так же подчиняться её велению.

– Я не поеду обратно, – ответил, наконец, княжич, переводя застрявшее в груди дыхание.

Побратимы вскинули взгляды, в недоумении смотрели на младшего сына князя.

– Не дури, Дарко, – стиснул его плечо Полад.

– Я сказал, не вернусь, – смахнул он руку друга и широким шагом пошёл прочь от остальных.

Но куда там, одного волынян его явно не хотел оставлять, настиг быстро.

– Послушай! – окликнул он. – Да постой же!

Рванул, вынуждая остановиться.

–Я бы, наверное, на твоём месте поступил так же, но, поверь, потом ты будешь себя винить за горячность и глупость, которую совершил, не проводив в последний путь своего отца. Я знаю, о чём говорю, – въелся он в друга взглядом, замолк, дыша часто и глубоко Лицо его стало белым, лёг на него след глубокой горечи.

Дарко припомнил, что отец Полада погиб пару вёсен назад, погиб вдали от дома.

– А ещё ты должен вернуться и помочь Росье, если она так тебе дорога. Сам подумай, сколько воды утечёт, когда вернёшься за ней. Навряд ли ты увидишь ту Росью, которую знал.

Дарко вытянулся, слышать об этом не было никаких сил.

– Я не смогу ничего сделать.

– Сможешь, если попытаешься миром поговорить с Волотом. Без отца и тебя ему туго будет. Не руби с плеча. Если ты сейчас не вернёшься, то потеряешь всё. Венцеслав, будь уверен, преподнесёт это в нужном ему свете.

Дарко долго смотрел на Полада, а в грудь что молотом били, раздавливая его, раздалбливая на части.

– Подумай, – побратим выпустил княжича. – Я вернусь с тобой, если ты позволишь.

После некоторого молчания, он развернулся и пошёл прочь. Дарко мрачно проводил его взглядом. Если бы был обрыв, то сиганул бы с него в ледяную воду, но кругом темнела равнинная даль. Он рванул из ножен меч, со всей дури стал сечь воздух, выпуская весь свой гнев и разлившуюся по телу свинцом боль, что рвала его на куски.

«Всё прахом. Всё. Что же за гадство!»

Выдохшись, Дарко воткнул остриё меча в землю. Так и стоял, не выпуская рукояти из ладони, пока клокотавшее в горле дыхание постепенно не выровнялось, а слепота гнева не спала с глаз. Бушевала горячим сплавом по телу кровь. Как бы он ни бился, а побратим прав, нужно возвращаться.

Вложив оружие в ножны, Дарко вернулся к становищу. Собрав с земли подстилки и затушив костры, дружина вновь водрузилась в сёдла, поворачивая коней обратно в городище.

Возвратились только к ночи. Посад встретил путников шумом. Здесь даже поздним вечером кипела жизнь, и слух о том, что Мстислав нынче умер, ещё не тронул умы и языки люда, потому проехали они без всяких задержек. За воротами отряд встретила княгиня. В свете множества огней, что были зажжены по всему двору, лицо матери белело мелом, глаза, припухшие от слёз, преисполнились тоской и горем. Дарко покоробило, когда мать приблизилась к нему, плотно сжала подрагивающие белые губы.

– Вернулся, – шепнула она.

– Что с ним произошло? – хотя спрашивать не было смысла, он и так понял причину смерти отца.

Он глянул в сторону терема, где за толстыми каменными стенами сидел в горнице по вечерам князь со своими ближниками, а теперь уже не выйдет к нему навстречу. Горечь сжала горло.

– Это ты виноват, – просипела княгиня.

Дарко даже опешил, сверху тяжело глянув на мать. Полад, собрав свои вещи и отдав конюхам лошадь, отправился к хороминам, смерив Дарко хмурым взглядом, видно слышал всё.

– И в чём же моя вина? – снова посмотрел Дарко на мать, которая в последнее время во всём его винила.

– В том, что ты слишком долго вёз невесту. Если бы поторопился, могли бы успеть и раньше всё устроить, а теперь он забрал жизнь близкого человека, – голос её дрогнул, оборвался, подступающий ком задушил княгиню, а потускневшие глаза замутились слезами.

Княжич сжал зубы. Усталость дня, скверная весть и всё то, что случилось с ним за последнюю седмицу вконец сломили.

– Где Волот? – спросил он бесцветно.

– Лучше не приближайся к нему. Не трогай, не смей.

– Ты что, меня теперь за врага считаешь? Зачем тогда посылала за мной? Чтобы я слушал твои обвинения, для этого ты меня звала? – Дарко колотило изнутри, не выпускал княгиню из-под своего давящего взгляда, требуя ответа.

Та вздрогнула и сделала такое лицо, будто её ударили. Больше не в силах терпеть её истерики, княжич махнул Миряте, который топтался возле дружинников, не решаясь приближаться. Тот сорвался с места. Отдав отроку вещи, Дарко, больше не взглянув на мать, пошёл к терему.

Никак не мог понять, чего она добивается. То зовёт, то наказывает своей отчуждённостью. И выходит, сын не сын, а неизвестно кто для неё. Но с другой стороны, можно было её понять. Все силы свои отдала Волоту, борясь за его положение. А с ним, со своим младшим сыном, как с выродком вымещает всю свою злость. В горнице стояла такая тишина, что пробежался по плечам холод, челядинцы, что сновали по всяким поручениям, ходили как в воду опущенные. Дарко прошёл вглубь.

В горнице в полном одиночестве сидел Волот. Черные тени исчертили его лицо до неузнаваемости. Брат с каждым днём менялся, становился тенью. Казалось, что и не дышит вовсе, но завидев вышедшего на свет Дарко, пошевелился, поднимая на него тяжёлый взор.

– Где он? – спросил Дарко с порога.

– Отнесли в храм. Мирогост обряд проводит со жрецами завтра поутру…

– Я не понимаю… – Дарко запнулся – перед братом снова стояла крынка с брагой. Браниться из-за питья у него не было сил, а спросил о главном, что его всю дорогу тревожило:

– Это он сделал?

Волот застыл, плотно сжал губы, но, пересилив своё упрямство, ответил:

– Я не знаю, наверное.

– А Мирогост что говорит?

– Ничего.

– Не понимаю, почему отец? Зачем Хозяину понадобился он?

– Он требует её, – прошипел Волот, налил себе ещё питья.

– Я и так слишком долго терпел, – прозвучал чужим голосом брат.

Всё это походило на кошмарный сон. Дарко качнулся, осознавая, что всё ещё стоит в паре шагов от брата. Боль потери затаилась где-то внутри, скрываясь под тонким слоем наледи, что заковала на время все его чувства. Княжичу вовсе не нравилось, что она засела в нём слишком глубоко, готовая в любой миг вырваться наружу. Впрочем, на сегодня с него хватит. Он развернулся и, оставив Волота сидеть одного в горнице, отправился к себе наверх. В холодные толстые стены. Хотелось спать.

По пути Дарко чуть задержался, глянув невольно в прорубленное окно, выходившее прямиком на задний двор. Отсюда хорошо виднелся яблоневый сад, который уже поглотила ночь, но среди ветвей пробивались огоньки зажжённых лучин в оконцах женского терема, рождая в нём другие чувства. Хотелось увидеть Росью. Безумно хотелось. До такой степени, что всё тело заломило. Была бы его воля, он бы забрал её в охапку, принёс сюда, зацеловал бы всю, утонув в зелёно-серых глазах, рассыпал бы по постели волны русых с серебряным отливом волос. От подобных помыслов его пробил озноб. Это было невозможным, и лучше отказаться от подобных мыслей. Достаточно, что она просто есть. Рядом. От этого светлело на душе.

Скинув с себя тяжёлую и влажную одежду, Дарко плеснул в лицо ледяной воды. Мирята, что бесшумно хлопотал в покоях, стараясь не мешать хозяину, вскоре сам прилёг на лавку к дальней стене. Он и поведал о том, что произошло тут за время его отсутствия. Рассказал и об обручье, которое Волот успел вручить невесте. Или не успел, тут уж как поглядеть. Лютует дух в нём, лютует и требует жертвы. Как бы ни смаривал сон, а спать не было времени, нужно было подготовиться к завтрашнему ритуалу. Да и народу будет столько, что тут уж не до себя. Но как бы он ни ждал, что в дверь постучат, его так никто и не побеспокоил, потому Дарко не заметил, как провалился в сон.

Разбудил его Мирята поутру, принеся известие о том, что пора идти к святилищу. Второй раз за год он идёт туда не для того, чтобы отблагодарить дарами богов за помощь и достаток, а напротив, предать огню самое ценное, оторвать от сердца частичку себя, своей души, оставляя в ней только дыры.

Народу собралось целая туча, шумел он, что раскаты грома на небе. Люди недоумевали, что случилось с их князем-вождём, что держал город уж много зим. Дарко всё время, что жрецы возносили молитвы богам, пребывал словно в как-то ином мире, мысли, что кисель, перетекали из пустого в порожнее. Мать и Волот, которые стояли поодаль, были как тени. Княгиня сейчас походила на столб божества, прямая, с плотно сжатыми побуревшими губами, смотрела прямо и гордо на то, как возжёгся костёр и пламя с жадностью поглотило помост, где лежал князь. Волот стоял с опущенной головой, верно чувствуя за собой вину, но его вины было здесь мало. В конце концов, он бы жертвой Хозяина и не виноват, что гнев того пал именно на Мстислава. Перед глазами Дарко всплыло в памяти погребение жены Волота. Граду провожали совсем по-иному, и то благодаря упорству целительницы Хайды – пустили молодую невесту по реке.

Дарко вздрогнул, когда на его плечо легла чья-то тяжёлая ладонь. Он чуть обернулся. Совсем забыл, что волынянин стоит рядом. Надо отдать ему должное, не бросил в беде.

Справили тризну прямо на берегу. Нынче было много люду, и много костров разбросано вдоль холмов. Ближе к ночи всё чаще на угрюмых лицах появлялись улыбки, а глаза загорались каким-то глухим всполохом живого огня. Воины устроили ристалище, вскоре затянулся настоящий пир с проводами и почестями, как подобает. Весь вечер Дарко избегал мать и Волота, старался обходить их стороной, не хотелось затевать ссору с братом, на которую тот был способен в любой миг. А тем более, когда эти его прихвостни с самого утра уж возле княжича околачиваются. Венцеслав, будто вторя мыслям Дарко, обернулся, скривился в неприязни, верно всё ещё держал обиду.

– А быстро он тебя в свои враги причислил, – сказал вдруг Полад.

– Понял, что со мной не получится договориться, вот и обозлился.

Дарко, отпив кислой браги, почувствовал, как на его плечи и спину навалилась ледяными глыбами усталость.

– Выходит, венчание откладывается? – Полад тоже прильнул к чарке.

Как бы Дарко этого хотелось… Но уход отца только ещё больше подстегнёт Волота. Вчера он убедился, что брат с каждым мигом теряет власть над собой, и непонятно было, кто в нём говорит – сам он или дух, что сидит в нём. Верно Дарко давно его потерял, а даже не заметил. И как позволить этому чудовищу забрать Росью? Уму непостижимо.

Дарко почувствовал, как вновь грудь сжимают тиски отчаяния. Как изловить его? Как вытащить из брата? Тот, верно, за многие годы уже сросся с ним, и как бы с мясом не пришлось выдирать. Злость от бессилия затмила ум. Дарко глянул в толпу, выискивая взглядом Мирогоста. Волхв до сих пор ничего не придумал, хотя обещал, что изловит гада.

Сжав кулаки, Дарко поднялся с земли. Полад не стал его останавливать, и княжич быстро покинул берег, вернулся в детинец.

Подниматься в пустые стены хоромин не было никакой мочи. Так и умереть можно с тоски одному. Да и голова от выпитого шумела и болела нещадно. Нужно развеяться. Он повернул к лестнице, что вела на вежу. Но замер как вкопанный, услышав от раскрытых ворот ласкающий до дрожи слух голос Росьи.

Ему следовало бы уйти прочь, заткнуть уши, а не поворачивать в сторону сада, но ноги несли его уже по направлению к женскому двору.

Дарко, выйдя за ворота, неспешно прошёл под пологом сплетённых яблоневых ветвей. Голос больше не звучал. Может, показалось? Ослышался? Но нет, снова тот полился, как ручеёк, тихо и легонько. Дарко невольно улыбнулся, приближаясь к источнику, словно лесной кот, тихо и мягко. И вскоре из-за деревьев забрезжили огни, в свете которых показались тёмные силуэты – это сидели на лавке девицы. Княжич замешкался. Пугать он их не хотел, но и подслушивать разговор – тоже. Говорили они о чём-то с тревогой. Дарко не вслушивался, рассматривая хрупкие плечи Росьи, завёрнутые в суконную накидку от холода. А ночи теперь были леденистые. И остро княжич захотел согреть Росью, сжать в руках и не отпускать.

Чернавка неожиданно поднялась, и Дарко шагнул в густую тень, оставаясь незамеченным. Зашуршала листва, и когда он выглянул вновь, лавка уже пустовала. Он сделал глубокий вдох и выдох, находя в себе силы, чтобы смириться и уйти. Но сделал совершенно другое. Выйдя на свет пламенников, осмотрелся. Стояла тишина, пустой двор, погружённый в полумрак, не выпускал никого. Вся челядь была там, на берегу, варганя снедь, для собравшихся. Дарко нагнал девушек на лестнице.

Росья, шедшая позади Руяны, первая услышала приближающиеся шаги, обернулась. Так и застыла, сжимая перекладину пальцами.

– Дарко… – выдохнула она чуть слышно, но чернавка услышала тоже, остановилась.

Росья обернулась на неё, и та всё поняла без слов, скрылась за дверью, оставляя их одних.

– Пройдёмся, – предложил он, ощущая внутреннюю дрожь, и с чего бы?

Росья спустилась, и тут уже Дарко, потеряв ум, стиснул девушку в объятиях, целуя лицо, вдыхая запах, который расшатывал последние остатки самообладания. Он накрыл её губы своими, согревая их, целуя с жадностью и каким-то отчаянием, не позволяя больше ни дышать, ни говорить.

– Я хочу остаться с тобой, – прошептала Росья, когда Дарко оторвался от её губ.

Через туман, что заполнил его голову, он попытался понять, о чём она говорит.

– Прямо сейчас… с тобой, – повторила она.

И только тут до его помутнённого разума достучались слова и понимание того, о чём она его просит. Дарко погладил её плечи, стиснул лопатки, сжимая девицу в руках, как расписную дорогую чашу. Она теснее прижалась к нему, глядя снизу в глаза.

– В тереме никого нет…

Дарко уже её не слышал, вновь прильнув к её губам. Росья задышала горячо, потянула за собой обратно на лестницу. Руяна встретила их на пороге. Посмотрела на Росью с каким-то одобрением. В светлице было натоплено и тепло, после улицы – благодать. Дарко только успел скинуть кожух, как заметил, что чернавки уже след простыл. Росья тоже скинула накидку, а за ней и полушубок. Приблизившись к девушке со спины, Дарко поймал её за запястье, подставляя к свету поблёскивающее серебром обручье. Захотелось немедленно сдёрнуть его и выбросить к лешей матери. Росья, заметив его напряжение, повернулась, оказавшись заключённой в его объятиях. И не было ничего слаще её близости, её горячих губ, хотелось вдыхать запах волос и купаться в её чистоте, как в роднике. Дарко огладил спину девушки, ощущая через платье и сорочку её плавные изгибы спины, узкую талию, накрыл ладонями небольшую грудь. Росья перевела дыхание, затаилась, но отстраняться не стала, позволив Дарко касаться её откровенно и бесстыдно, только ещё теснее прижалась к нему, и горячая волна прокатилась по всему его телу, вынуждая трепетать, словно он был ещё не познавшим женского тела юнцом. И как бы не сделать ей больно, не быть слишком грубым, в руках не раздавить.

Росья, дрожа, потянула его к лежанке. Видя в глазах девушки решительность, он погладил её по щеке.

– Впервые… это может быть не столь приятно…

Но по губам Росьи скользнула едва уловимая дрожь, затаился в уголках трепет.

«Касался ли её Волот? Мирята сказал, что он звал её к себе», – кольнула шипом ревность.

– С тем, к кому тянется так душа, не может быть плохо, – она потянула его ворот, растягивая на широкой груди петли кафтана.

Ещё прохладные пальцы обожгли кожу, прикосновения вызвали бурный приток крови. Дарко сдёрнул кафтан, скидывая на пол, следом и исподнюю рубаху. Росья смотрела чуть смущённо, а белых щёк коснулся румянец.

Подхватив девушку, Дарко бережно опустил её на лавку, неспешно развязав тесьму на вороте, стянул платье, а следом и белую, длинную, до икр, рубаху. Золотистый тягучий свет любовно обливал её стройное, красивое и упругое тело, и это зрелище напрочь вышибло все мысли из его головы. Росья, ощущая неловкость, заёрзала под его взглядом. Как бы ни осмелела, а внутреннее волнение всё же плескалось на донышке её зелёных глаз. Она ждала его. А он всем существом тянулся к ней. Но теперь его ничто не вытолкнет отсюда, никто не посмеет вырвать из его объятий Росью.

– Не отдам. Никому, – прохрипел он, покрывая её шею и грудь поцелуями, оглаживая живот и бёдра.

Росья прикрыла ресницы, наслаждаясь его прикосновениями. Она обвила его шею руками, призывая поторопиться. Дарко, вобрав губами затверделый маленький сосок, обхватил её талию. Ладони Росьи в ответ прошлись вдоль спины, потянули с бёдер штаны. Княжич освободился от них, и некоторое время они лежали, сплетясь телами, дыша глубоко и часто. Дарко наблюдал, как в зелёных глазах мерцают золотистые искры, разжигая в нём огонь дикого, необузданного желания. Всё тело горело, налилось свинцом. И вот уже последняя грань обрушилась.

– Ты готова? – коснулся он легко и воздушно её раскрасневшихся горячих губ.

Росья, стараясь спрятать волнение, кивнула, пододвинулась плотнее, но вместе с тем её пальцы на его плечах чуть дрогнули.

Больше не имея над собой никакого терпения, Дарко рванулся, туго входя в неё, одновременно ощущая, как судорожно вдавились её пальцы в плечи, оставляя отпечатки ногтей. Но сама она не издала ни звука. Слыша бешеный стук сердца и сбившееся дыхание Росьи, он покрыл её лицо поцелуями.

– Сейчас пройдёт, – прошептал он, успокаивая, обхватив её затылок, но Росья только уткнулась в плечо, и Дарко все бы отдал, чтобы как-то облегчить первую боль девушки.

Испытывая бешенный приток сил, медленно, осторожно и размеренно стал двигаться в ней. Постепенно Росья расслабилась и уже сама поддавалась его напору, впуская глубже, толкая в бездну удовольствия, что дрожью растекалось по всему телу, вынуждая дыхание обрываться. Как сильно он хотел этого с того мига, как увидел её. Ещё тогда, в лесу, невидимые нити сплелись, и Дарко даже не мог предположить, что завяжутся они в такие крепкие узлы. Движения стали резче, а прикосновения обжигали до боли, испепеляли остатки благоразумия и душу. Захлёбываясь от накатившей на него волны истомы, он обхватил Росью за плечи, впиваясь поцелуем в её губы, дыша с ней одним дыханием. Девушка отвечала с таким же пылом, с каким она позволила ему взять её. Поддавалась ему, требуя не останавливаться, принимала его уже полнее, стремясь стать единым целым. И он отвечал этому стремлению, опираясь о лежанку, врезался ещё быстрее, что доски под мощью и напором его тела заскрипели. Тела вмиг покрылись испариной, заблестела ложбинка между грудей Росьи, её лицо отразило наслаждение. Дарко пронизал пальцами её разметавшиеся по постели длинные волосы, что успели выбиться из косы, до упора толкнулся в неё, погружаясь целиком. Она выдохнула через губы, крепче оплетая его ногами. Он мог дать ей ещё больше, чем это, намного больше – своё сердце и душу отдал бы. Росья хватанула воздуха, откидываясь на постель, Дарко, подхватив её за бёдра, медленно и плавно заскользил, горячая руда всплеснула в венах, вышибая его из собственного тела, растворяя где-то на грани миров. Сминая её бёдра, он совсем остановился и замер.

– Росья… – прошептал Дарко, приникая губами к её взмокшему виску, шее, собирая проступившую влагу, как росу, вдыхая её запах, словно аромат полевых цветов.

Росья тяжело дышала, ероша его волосы пальцами.

А после пришло запоздалое осознание случившегося. Дарко сжал зубы, чувствуя, как острые осколки злости безжалостно вонзаются в самую душу один за другим.

«Как после всего её можно отдать Волоту? Немыслимо».

Росья, ощутив его напряжение, заглянула в глаза, гладя его по скулам, щекам.

– Не отдам, – проговорил он с хрипом.

Она улыбнулась, ещё оставаясь разгорячённой, улыбнулась яркими от поцелуев губами. Такая чистая это была, открытая, как у ребёнка, и красивая, как у богини, улыбка, от которой пронизывало всё тело дрожью, и он весь в её плену плавился, как свинец под лучами солнца. Дарко уловил, что в её взгляде таилось теперь что-то большее, чем было до близости, но понять не мог, что именно.

– Я уже твоя, – проговорила она чуть слышно.

Дарко серьёзно глянул на неё, ясно осознавая, что с братом её делить не намерен.

– Моя, – сказал он, поцеловав её пальцы, приникая губами к сухим и таким сладким губам, будто с жажды испивал воды, такие они были желанные.

Вся она была ему необходима, чтобы вот так касаться её везде, вдыхать запах. Внизу живота вновь разлилась истома, но лучше подождать, пока она не привыкнет к новым ощущениям, к нему.

– Как случилось так, что он завладел Волотом? – выдернул из потока неги вопрос Росьи.

Дарко вскинул на неё взгляд.

– Кто тебе сказал?

Росья повела плечами, чувствуя неловкость.

– Воица.

Княжич долго посмотрел в её румянившееся лицо, вконец возвращаясь к яви, которая была слишком недружелюбной и холодной. О вдовице он и думать забыл. Однако не мог предположить, что та расскажет об этой тайне невесте. Его Росье.

Девушка коснулась виска Дарко там, где подсохли ссадины от ударов Волота.

– Может, я смогу помочь, – вдруг сказала она, ещё больше вгоняя в гнев.

– Нет, – твёрдо ответил Дарко и, отстраняясь, сел. – И думать не смей. Я найду способ, как вывести тебя из города.

– Князь Мстислав из-за этого… умер, из-за него?

При упоминании об отце боль вернулась сторицей и ударила в грудь мощным молотом, поднимая со дна всю горечь. Дарко опустил ноги на пол, намереваясь подняться, но Росья опередила его, вжалась в спину, обхватывая.

– Прости, – ладони её скользнули по груди, не давая сдвинуться с места, и вся она приникла к его спине, прижимаясь распалённой щекой к плечу княжича.

– Это я должен у тебя просить прощения, – повернулся он.

Однако долго наслаждаться друг другом им не дали. Послышалась возня за дверью. Росья вздрогнула, и Дарко, быстро укрыв её покрывалом, поднялся сам. Подбирая с пола разбросанную одежду, под смущённым и беспокойным взглядом девушки он споро оделся, подпоясавшись в тот миг, когда раздался скрежет в дверь, и та раскрылась, только так никто и не вошёл.

– Ну, входи же, – позвал чернавку Дарко.

 В дверях и впрямь появилась Руяна, но следом в светлицу скользнула и Воица. Увидев княжича рядом с Росьей, застыла, побелела, что снежная баба, а потом глаза её вспыхнули и обожгли злостью Росью, затем холодно прошлись по Дарко, когда тот взял кожух.

– Не ожидала тебя здесь увидеть, – голос Воицы прозвучал со скрежетом.

– А ты что здесь делаешь? – прошипел он, шагнул в её сторону, сжав локоть, подтолкнул к двери, выходя за порог вместе с ней, оставив девушек наедине.

И как только затворилась дверь, Воица только тут как будто опомнилась, вырвала руку из стальной хватки.

– Как ты можешь?! – воскликнула она, сдавливая голос. – Что, по-твоему, сделает Волот с ней, когда узнает?

От её слов всё внутри взорвалось вулканом и перевернулось верх дном. Он угрожающе шагнул к ней, сдавил горло Воицы.

– Ничего он не сделает. Если не откроешь рот, он и не узнает.

Воица отпрянула, будто от пощёчины. И Дарко всё никак не мог понять, из-за чего она так взъярилась.

– Значит, я не ошиблась, это твой оберег у неё на шее?

Тут-то всё встало на свои места. Дарко выдохнул, остро пожалев, что позвал наставницу Грады в детинец. Но теперь-то уже ничего не попишешь – дело сделано, и от своего он не отступит.

– Мой.

Серые глаза вдовицы сверкнули сталью, зазвенел в них блеск дикой ревности. Вот она вся, как на ладони, а он-то думал, что может положиться на неё. Видимо, ошибся. Впрочем, не ждал такой рьяной бури от неё.

– Дарко, я не понимаю, мало тебе Грады было? Снова всё повторяется.

– Что именно?

Воица тряхнула головой, верно понимая, что сболтнула лишнего. Топот на лестнице заставил обоих оцепенеть. Показалась белокурая голова Миряты, юнец явно был взволнован и запыхался.

– Княгиня ищет тебя, – обратился он к Дарко. – Волот, он… снова.